Экзамен для мужа

Глава 9

Отец Бассет не настолько был поглощен содержимым кубка, чтобы не заметить взглядов, которыми обменялись граф и монахиня перед тем, как встать на колени. Священник тяжело вздохнул. Наверное, это плохой знак. Любезная сестра будет не первой, кого совратит с пути истинного и обманет знатный господин. Даже некоторые кардиналы обращались с ними так, будто сестры всего лишь посвященные наложницы. Кругом срам, вожделение, пагубные страсти… Не донеся кубок до рта, Бассет взглянул на хозяина, который заметно опечалился, когда «Знаток мужчин» ушла к себе в комнату.

Впрочем, кое-что он может сделать. После недолгого размышления священник встал и направился к графу.

— Знаете, милорд, сестра Элоиза не слишком высокого мнения о вашем поместье. — Перил презрительно фыркнул, но когда потянулся за своим кубком, стало ясно, что он внимательно слушает. — Зато она вполне осведомлена о ваших прекрасных мужских качествах. Говорят, медом больше мух наловишь, чем уксусом, милорд.

— Проклятие, Бассет! Я тебя задушу, если ты не перестанешь утомлять меня своими поговорками. Хочешь что-то сказать, так говори, и дело с концом.

Священник подавил желание осенить себя крестом.

— Если бы вы постарались подружиться с сестрой Элоизой… возможно, она согласилась бы помочь вам навести порядок в вашем доме. Она умеет командовать людьми и вести дела. Может быть, при ее содействии вы бы поправили свое положение? Сестра не только помогла бы вам выбрать невесту, она бы посчитала это одним из ваших достоинств, тем более что вы сами обратились к ней с этой смиренной просьбой.

Надежда теплилась в душе Бассета до тех пор, пока граф молча смотрел перед собой, — и тут же умерла, когда хозяин, бросив на него свирепый взгляд, грохнул кубком о стол.

— Просьба? Смиренная? — Граф вскочил и, сметя Бассета с пути, ринулся к выходу.

Маленький священник упал на ближайшую скамью, а оправившись от неожиданности, облегченно вздохнул. Похоже, граф принял к сведению его предложение.

— Смелый. Уверенный. Внимательный… Твердо держит слово, — загибала пальцы Элоиза, сидя на подоконнике в заброшенной часовне. — Да, еще способен к состраданию. Пожалуй, это наиболее важная черта его характера. Умный? Неопровержимых доказательств пока еще нет. Целомудренный?

Покраснев, Элоиза разжала пальцы. Итак, четыре положительных качества, одно под вопросом и одно весьма сомнительное. Это она делает успехи или граф?

Хорошо, что она уединилась сегодня в безлюдной, всеми забытой часовне — лучшего места, которое могло бы напомнить ей о выполнении священного долга, просто не найти.

Благочестивый? Нет. Терпеливый? Не очень. Упорный?

Безусловно.

Пять достоинств. А сколько их должно быть у хорошего мужа? У приемлемого? У сносного? Дюжина? Две дюжины? Три? Но ведь следует принимать во внимание и прочие достоинства! Разве не имеют значения энергия, красота, ширина плеч…

Элоиза тут же прогнала эти мысли.

А как насчет умения поддерживать беседу, поведения за столом, манер? Приличные манеры были в списке, она совершенно в этом уверена! Элоиза нахмурилась, вспоминая, как он ест, однако все, что ей удалось припомнить, это как блестели у него губы, когда он…

Она раздраженно скрестила руки на груди.

Как насчет клятвы защищать слабых, усердного исполнения своего долга? Благородство. Перед лицом опасности — да. А перед лицом искушения? Он целовал ее, прикасался к ней, обнимал в лесу и почти…

Элоиза спрыгнула с подоконника и начала ходить взад-вперед, ощущая возрастающую тревогу. Хорошо, а как насчет честности? Он говорил правду. Обычно. В конечном счете. Почти всегда.

Почему он настолько труден в общении и противоречив? Отчего не может хотя бы притвориться, что страстно мечтает о невесте и хорошей жене? Почему, отбросив личные переживания, не способен быть просто вежливым, не покажет себя с лучшей стороны, как делают все мужчины, когда ухаживают за дамой? Она резко остановилась, испуганная недостойной мыслью: ее раздражает то, что он не «ухаживает» за ней. Точнее, не добивается ее расположения.

Быстро и виновато поклонившись кресту, висящему в пустом алтаре, Элоиза выбежала из часовни и направилась прямо в главный зал, чтобы проведать Мэри-Клематис и взглянуть, пришли ли в себя люди после вчерашнего празднования. Кое-кто действительно продрал глаза, остальные все еще мирно спали. Надо же, стоило в Уитморе произойти чему-то хорошему — и глядите какие перемены! Вместо того чтобы, по своему обыкновению, затевать драки после неумеренных возлияний, пьяные спокойно храпят в зале!

Пробравшись между спящими, Элоиза поднялась по лестнице к себе в комнату. Мэри-Клематис, завернутая в одеяло, с красными глазами, сидела на решетке жаровни.

— Как ты себя чувствуешь? Получше? — спросила Элоиза. Подруга отрицательно покачала головой и распахнула одеяло, показывая расчесанные голые руки и шею.

— Я думаю… в новом одеяле, которое они принесли мне, полно блох.

Все, хватит! Элоиза в ярости промчалась через зал и громко постучала в дверь комнаты графа. Кругом беспорядок, грязь! Собаки и то живут чище! Когда его сиятельство не ответил на стук, она решила, что он тоже храпит пьяный, и влетела в его спальню. Но огромная кровать была пуста. Элоиза выскочила из комнаты и бросилась на поиски графа.

Снаружи, за дверями главного зала, она увидела с полдюжины вооруженных людей, окружавших блестящего рыцаря на гнедом коне. Он удивленно взглянул на нее и улыбнулся.

— Доброе утро, сестра. — Рыцарь галантно склонил голову. Элоиза кивнула в ответ, подумав о следах крови, которые ей так и не удалось смыть с апостольника. — Не скажете ли, где я могу найти графа? Я слышал, он вернулся, у меня есть новости для него.

— Я сама ищу его и с радостью передам ему, что вы здесь… сэр…

— Ренфроу, граф Клэкстон, — представился рыцарь. — Один из его соседей.

— Милорд. — Она учтиво присела. — А теперь прошу меня извинить.

Единственным местом в Уитморе, находящимся в относительном порядке, были конюшни. Предположив, что графа скорее всего можно найти именно там, Элоиза отправилась в ту сторону. По пути она представила, что их сосед вошел в главный зал, где на столах, лавках и полу валялись десятки людей, где были грязь и запах, словно из выгребной ямы. Какой позор, какое унижение для графа!

Возле конюшни Элоиза обнаружила стоявших на ногах, однако еще связанных, переругивающихся друг с другом конюха и главного пахаря. Когда она спросила про его сиятельство, вчерашний мальчик указал ей на дверь в дальнем конце. Войдя в помещение, где хранились упряжь и седла, она увидела графа, сэра Майкла, сэра Саймона, Теда и его отца. Мальчик взахлеб рассказывал взрослым о своем похищении.

— Я услышал треск веток, когда они подкрадывались ко мне, но только я хотел убежать, как меня кто-то схватил. Я брыкался, отбивался. — Тед показал, как героически он себя вел. — Потом стало темно и запахло так, как будто мне на голову надели мешок из-под зерна.

Взяв руки мальчика и указывая на ссадины, граф проворчал:

— Злые духи не нуждаются в веревках. Или мешках из-под зерна.

Остальные согласно закивали.

— Но ведь когда мы тебя нашли, ты не был связан. Как ты освободился? — спросил граф.

— Меня оставили лежать на земле. Потом появилась старая ведьма и сняла мешок. Напугала меня… у нее волосы в носу и на голове. Она разрезала веревки, схватила меня, — Тед показал, как она его схватила, — и потащила с собой. Когда мы немного прошли, она меня отпустила, сказала, чтобы я бежал домой и не возвращался. Я побежал. — Мальчик взглянул на отца, который ободряюще сжал его плечо. — И налетел на кабана.

— Ты храбрый парень, Тед. Молодец. Спасибо тебе, Сэм. — Граф кивнул и, после того как они ушли, сказал: — Его в самом деле похитили. И спасли не один, а два раза.

— Его спасла ведьма? — с усмешкой поинтересовался Майкл.

— Не похоже, — ответил Саймон, задумчиво гладя подбородок. — Когда дети начали исчезать, родители перестали пускать их в лес, запугивая живущими там ведьмами, демонами и злыми духами.

— И все же кто-то похитил его. Страшные истории здесь ни при чем, — вслух размышлял граф. — Его похитили, но почему-то оставили на земле связанным, как гуся. К тому же эта история про старуху. Раз мальчика связали по рукам и ногам, кто-то же должен был его освободить. Но я сомневаюсь, что она была ведьмой. Тед умирал от страха, когда мы его нашли, он и меня запросто мог принять за демона. — Граф криво усмехнулся. — Бог знает, что он подумал о монахине. Огромная ворона? Все засмеялись.

— Или, возможно, гонец?

Вскочив, мужчины оглянулись и увидели Элоизу, стоявшую у двери конюшни.

— Принесший дурную весть, — гневно проговорила она. — К вам гости, ваше сиятельство. Один из ваших соседей. Граф Клэкстон. Он дожидается в главном зале… вместе с вашими перепившимися и спящими мертвым сном людьми.

Элоиза повернулась и направилась в зал, чтобы стать свидетельницей его унижения. Майкл с Саймоном уставились друг на друга, ожидая реакции Перила, которая не замедлила последовать:

— Черт побери!

Сцена, какой Перил ее и представлял по описанию сестры Элоизы, действительно была ужасающей. Кроме того, Клэкстон привел с собой шестерых людей, двое из которых оставались в седлах, двое ждали у дверей, а еще двое стояли на верхней площадке лестницы, ведущей в главный зал. Движением руки Майкл и Саймон, идущие рядом с графом, расставили своих людей, чтобы те не спускали глаз с незваных гостей. Сам Клэкстон сидел за одним из длинных столов, а неподалеку храпели арендаторы и пьяные вилланы графа. Клэкстон, как всегда, был в красивой черной бархатной тунике, коротком плаще на золотистой атласной подкладке, в черных штанах и черных сапогах, вышитых золотом. Выбранный им черный цвет должен был оттенять его светлые волосы и холодные серые глаза, однако на самом деле делал Клэкстона бесцветным даже при дневном свете. Он отсалютовал Перилу хлыстом.

— Что ты здесь делаешь?

Граф остановился в дверях, широко расставив ноги и по привычке уперев кулаки в бедра. Майкл с Саймоном заняли позицию рядом с охраной Клэкстона у входа в зал.

— Разве так приветствуют ближайшего соседа? — вкрадчиво спросил гость. — Судя по всему, здесь у вас какое-то празднество? Свадьба или похороны?

— Ни то ни другое. Спасение.

— Спасение? — удивился Клэкстон, потом изучающе оглядел Перила, обратив внимание на повязку, видневшуюся в открытом вороте его рубашки. — Кто-нибудь, кого я знаю?

— Сомневаюсь. — От напряжения у графа свело челюсти.

Отвернувшись, Клэкстон прикоснулся кончиком хлыста к голове одного из спавших людей.

— Крестьяне. Разве они не милы, когда спят? — Он вдруг сморщил нос. — Только воняют они, словно выгребная яма. О! — Клэкстон с притворным беспокойством огляделся вокруг. — Или это твой зал?

Граф покраснел от унижения.

— Тебя сюда не приглашали, Клэкстон. Очень прошу, уходи. Немедленно. — Перил так сдерживал себя, что у него заболели мышцы.

— Какая неблагодарность. — Клэкстон направился к нему, демонстративно переступая через лежащие тела. — А ведь я хотел предупредить тебя о скором визите королевского казначея лорда Бромли. Он намерен осмотреть твои владения и собрать налоги, которые ты до сих пор не удосужился заплатить. Вроде бы его представителя, две недели назад посетившего Уитмор, твой управляющий ошибочно принял за попрошайку и велел убираться вон. Я это знаю потому, что от тебя он явился прямо ко мне, возмущенный поведением твоего человека.

Седжвик. Боже правый! От него и так никакой пользы, а теперь он еще больше осложняет ему жизнь.

— Сознавая, насколько трудно в это опасное время и урожай вырастить, и денег прикопить, я решил напомнить тебе о своем предложении насчет тех сорока акров земли вдоль границы наших владений.

— Убирайся к дьяволу со своим предложением! — У графа чесались руки от желания стереть усмешку с лица этого ублюдка. — Да я скорее заживо сгнил бы в темнице у турок, чем отдал бы тебе хоть что-то из своего имущества.

— Не будь дураком, Уитмор. — Обходительность Клэкстона вдруг исчезла, уступив место откровенной злобе. — Ты не можешь заплатить королю и знаешь это. Он уже в ярости… Он заберет в качестве оплаты не только эти сорок акров, но и гораздо больше. Король выжмет тебя досуха. Продай землю мне. Заплати свои проклятые налоги, а на оставшиеся деньги вычисти зловонный свинарник, в котором ты живешь.

— Убирайся! — Перил толкнул его плечом. — Проваливай с моей земли!

Двое на лестнице хотели было кинуться на помощь своему лорду, но Майкл с Саймоном быстро их утихомирили. Столкновение вызвало реакцию за дверями и во внутреннем дворике, где на удар тут же отвечали ударом, а сила встретила твердый отпор.

Клэкстон удержался на ногах и злобно смерил графа убийственным взглядом, оценивая свои шансы. Нет, имея при себе всего несколько человек, он не справится с Пери-лом в его собственном замке, хотя тот и ранен.

— Ты еще пожалеешь об этом, Уитмор, — прошипел он.

Граф шаг за шагом теснил его к двери, однако на площадке лестницы, прикрытый своими людьми, Клэкстон прорычал:

— Земли не долго останутся твоими! Уж король об этом позаботится. Тогда я непременно окажусь здесь, чтобы посмотреть на тебя голого, безземельного и нищего.

— Убирайся к дьяволу, Клэкстон! Уверен, дорогу ты знаешь.

Перил смотрел, как сосед выбежал из зала, вскочил на коня, огрел его хлыстом и понесся к воротам. Когда негодяй скрылся из виду, граф направил весь свой гнев на себя.

Он ведь знал о грозящем несчастье… о долгах… о том, что нельзя оставлять Седжвика на хозяйстве в свое отсутствие… Король, осведомленный о бедственном положении Уитмора, ждал, что он сможет поправить дела поместья. Но минуло целых два года, а, несмотря на все его усилия, тут ничего не изменилось. Он также знал, что Клэкстон связан с Бромли и что король прислушивается к мнению своего казначея. Ему следовало трудиться день и ночь… решить что-нибудь по поводу Седжвика… он должен был сам надзирать за пахотой и севом, за стадами овец… за соответствующим хранением семян… лично отобрать несколько лошадей для работы в поле… Должен был проследить, чтобы после долгой зимы убрали вонючие отходы из главного зала… и поменяли наконец сгнившую посуду…

Элоиза стояла в двух шагах от него, поэтому видела, как его гнев перешел в отчаяние, плечи опустились, голова поникла. Ощутив свинцовую тяжесть в желудке, она представила, как должен чувствовать себя граф. Неприятности с королем. Абсолютное безденежье. Куда ни глянь, везде разложение, нищета, покорность судьбе. Жесткое давление со стороны алчного, злого соседа. Беспомощность, трусость и лень живущих в замке.

Горло у Элоизы перехватило, кулаки сжались.

Одинокий, несчастный, пытающийся бороться в одиночку человек… Не невеста ему нужна, а волшебник.

Или аббатиса.

— Вы могли бы избавить себя от многих неприятностей, ваше сиятельство, продав ему землю, а на вырученные деньги заплатить налоги королю и перестроить свой дом, — проговорила Элоиза, подходя к нему.

Перил нахмурился.

— Продать этому ублюдку самую плодородную землю Уитмора?! Вы могли бы избавить меня от лишних хлопот, сестра, если бы держали свое мнение при себе. Особенно когда вы не знаете, о чем говорите. — Он с трудом сдерживал ярость и отчаяние.

— О, к сожалению, я знаю, ибо уже две недели знакомлюсь с вашим поместьем… запущенным, грязным залом и замызганной кухней… оскудевшими кладовыми и развалившимися амбарами… пустой ткацкой и холодной кузницей. А вот чего я действительно не знаю, так это того, что вы делаете, чтобы исправить столь удручающее положение.

Граф покраснел от злости.

— Я не домашняя прислуга и не кухарка, чтобы отвечать за…

— О, именно вы отвечаете, сэр, за все это.

— Я — лорд, а не управляющий, который должен за всем следить.

— Будь вы управляющим, это не составило бы вам особого труда. Но ваши люди много не наработали. Они даже не пытаются что-то делать.

— И вы смеете считать меня ответственным за их лень?

— Конечно. Ведь по вашему приказу управляющий должен покупать, продавать и контролировать всю продукцию, экономка — руководить прислугой, старший конюх — отбирать, скрещивать и торговать лошадьми, а ткачи — прясть и ткать. Если ничего этого не делается, значит, вы не отдали нужных приказов.

— По-вашему, стоит отдать приказ — и все будет в порядке? — грустно засмеялся он.

— По крайней мере что-то изменится. — Элоиза подавила желание прикоснуться к нему. — Ваши люди нуждаются не столько в невесте, сколько в вас.

Резкие черты его лица вдруг смягчились, глаза потемнели и странно блеснули, как будто внутри у него лопнула натянутая струна.

— Я — воин… а не пахарь, не кузнец и не пастух.

До тех пор пока он так думает, вздохнула Элоиза, все останется по-прежнему.

— Вы никогда не станете настоящим хозяином Уитмора, если не будете тем, другим или третьим. Быть хозяином своих владений — означает быть частью их жизни. И если вы намерены возродить былое могущество, приведите сюда жену, наполните дом радостью, процветанием, детьми… У вас впереди много работы, милорд.

— Это что, ультиматум? — рявкнул он, разозлившись.

— Скажем… очень настойчивый совет.

Что ж, она сделала все, чтобы заставить его наконец заняться решением неотложных проблем, а не продолжать бездействовать, что привело Уитмор, его отца да и его самого в столь незавидное положение.

«Пожалуйста, — умоляла она всех святых на небесах, — помогите ему. Помогите ему сделать правильный выбор. Помогите ему сделать Уитмор своим домом».

Это и было сутью экзамена, ради которого она сюда приехала. Испытание мужчины. Испытание сердца. Испытание его характера.

Она затаила дыхание. Ожидая. Надеясь.

Когда он устремил на нее изучающий взгляд, Элоиза стала молить Бога о том, чтобы граф не заметил следы переживаний на ее лице, ибо в этот момент ему требовалась хладнокровная аббатиса, а не влюбленная в него женщина.

Молчание затянулось.

— И если я приму ваш совет, — наконец чуть слышно произнес он, — с чего мне следует начать?

Она глубоко вздохнула.

— Думаю, с поиска управляющего, который знает, какое сейчас время года на дворе, и хранительницы ключей, помнящей, от какой они двери.

Седжвик, с полнейшим равнодушием выслушав сообщение, что он больше не управляющий, повернулся на другой бок и громко захрапел. Зато мадам не пожелала открыть дверь, разговаривала через служанку и не хотела отдавать ключи. Но Элоиза настояла на том, чтобы ее пустили в комнату, мотивируя это тем, что ей надо поговорить с мадам лично. Переступив наконец порог, они с графом онемели от изумления при виде королевской роскоши, в которой жила экономка. Великолепные гобелены на стенах, резные кресла и стол, позолоченная кушетка с подголовником, бархатные подушки, стеганые одеяла, набитые гусиным пухом, резные гребни и щетки из слоновой кости, серебряный кувшин и кубки, чеканный медный кувшин для воды и таз. Каменный пол безукоризненно вымыт, а высушенные розы, клевер и гелиотроп в медных проволочных футлярчиках наполняли воздух нежным ароматом.

Мадам сидела на своей кушетке, но, увидев графа, смутилась и попыталась встать. Но тот остановил ее и молча сел на скамью рядом с кушеткой.

— Откуда все это, мадам? — удивленно спросил он.

— Ваша матушка, сеньор. Она была настоящая леди. А ваш отец… — Мадам Флермор отвернулась и сплюнула, как будто даже упоминание о нем осквернило ее рот. — Когда она умерла, он приказал выбросить из замка все ее вещи. Я принесла сюда ее самые любимые и с тех пор их храню.

Перил растерянно осмотрел комнату. Что заставило вконец свихнувшегося отца выкинуть из дома прекрасную мебель, которая делала его милым и уютным?

— Вы добросовестно выполнили свою обязанность, мадам, — хрипло произнес он. — Теперь я хочу освободить вас от тяжелой связки ключей, чтобы вы могли спокойно отдыхать.

Взглянув на него со слезами в выцветших от старости глазах, экономка поманила скрюченным пальцем служанку, и та принесла огромное кольцо с ключами. Правда, на вопрос, что каждый из них отпирает, мадам лишь недоуменно пожала плечами. В результате удалось определить назначение лишь трех ключей, блестевших от частого употребления. Она вспомнила, что они от кладовой с продуктами, коптильни, а «сладкий ключ» — от помещения, где хранились мед и несколько брусков прессованного сахара.

Когда они вышли за дверь, Перил остановился, изучая тяжелое железное кольцо.

— Вот, теперь ключи у меня, и что я должен с ними делать?

— Пользоваться ими, ваше сиятельство, — ответила сестра Элоиза и спрятала руки в рукава. — Узнайте, что они открывают, и тщательно осмотрите свои владения. И первым делом найдите в Уитморе что-нибудь такое, что вызовет интерес у жадного короля.

Все утро они подбирали ключи к замкам, осматривали запущенные сараи и нежилую часть дома, но ничего не нашли. Многие кладовые вовсе не имели замков — если там и было что-то ценное, оно давным-давно исчезло. Замки, которые еще остались, настолько проржавели, что их не брал ни один ключ, и чтобы открыть дверь, их пришлось бы выбить из створки зубилом.

Около полудня они наскоро перекусили, и Элоиза предложила графу исследовать корзину с пергаментными свитками, которые он вынес из комнаты Седжвика. В них были указаны расходы на каждую необходимую покупку для домашнего хозяйства, продуктивность каждого участка возделанной земли и каждого стада. К счастью, престарелый Седжвик обладал кое-какими познаниями в бухгалтерии, и, несмотря на его неразборчивый почерк, Элоиза смогла представить, а затем объяснить Перилу, каким образом за последние двадцать лет пришло в упадок его хозяйство.

В общем, все выглядело так, как граф и предполагал. Каждый год становилось все меньше овец, телят, жеребят… меньше шерсти на продажу… меньше овса, ржи, пшеницы… и все больше сокращались охотничьи угодья.

Просматривая записи, Элоиза обратила внимание на таинственные пометки — вопросы Седжвика к работникам, оставшиеся без ответа.

— Ну что же, — заявила она, — теперь самое время эти ответы получить.

Они направились в поле, чтобы поговорить с пахарями и сеятелями.

Пахари Нед, Хайрам, Гилли, Хыо сначала были угрюмы, осторожны и немногословны, но в ответ на хорошую осведомленность Элоизы, подкрепленную ее улыбками, постепенно начали откровенно рассказывать о трудных условиях, о бесконечных разглагольствованиях бейлифа Хедрика, о падении урожаев. Они ежегодно следовали испытанной временем практике, веря, что урожай должен увеличиться. Но перед жатвой созревшие колосья вдруг начинали гнуться, ломаться и даже исчезать… словно какой-то проклятый дух бродил ночью по полям, губя урожай. Каждый работник знал, о каком злом духе идет речь, однако никто вслух не произносил это имя, хотя все прекрасно знали его.

Любовница Энн.

Граф тяжело вздохнул, Элоиза сердито прищурилась.

Потом они верхом поскакали на дальние выгоны к пастухам, где услышали истории о волках, которые таскают ягнят, а иногда даже овец. Но после осторожных расспросов пастухи вынуждены были признаться, что сами не видели ни волков, ни следов крови или борьбы и, только проснувшись, обнаруживали пропажу. И странно, даже пастушьи собаки не находили исчезнувших овец! По мнению пастухов, этому могло быть единственное объяснение — призрак волков, вызванный проклятием.

Молочницы и птичницы не заставили себя долго упрашивать и охотно рассказали, что коровы и домашняя птица показывают хорошие результаты, когда получают достаточно корма и воды. А если их кормят все хуже и хуже, тогда не стоит требовать от них ни молока, ни яиц.

Перил с Элоизой осмотрели сыроварню и кладовые, оценили коровники, амбар и курятники. Везде порядок, все основательно построено, находится в рабочем состоянии. Эта часть поместья имела реальные возможности для успешной работы, однако тут не было ничего такого, что могло бы прельстить казначея или успокоить раздражительного короля.

На обратном пути они увидели мальчика, бегущего к ним и зовущего графа.

— Что случилось? — с тревогой спросил Перил, но потом узнал парнишку, которого оставил сторожить конюха и главного пахаря.

— Милорд, они мочатся! — задыхаясь, сообщил тот. Подняв юбки, Элоиза бросилась за ними к конюшням, где теперь стояли конюх с пахарем, все так же спина к спине, но сейчас оба выглядели несколько расслабленными. Граф остановился перед ними и, скрестив руки, по очереди оглядел их.

— Итак, кто сдался первым?

— Никто из нас, милорд, — заявил конюх.

— Мы сдались одновременно, — не поднимая глаз, пробурчал пахарь.

Перил взглянул на огорченные лица зрителей, среди которых были и его солдаты. Значит, свое пари они проиграли. Он улыбнулся. Даже наказанные, люди все же находят общий язык, чтобы спасти гордость друг друга и расстроить планы державших пари. Граф вытащил кинжал и разрезал веревку.

— Ну, и кто берет лошадей?

— Он, — сказал конюх, глядя на бывшего противника.

— А что ты собираешься делать с этими лошадьми? — спросил пахаря граф.

— Я не буду впрягать их в одно ярмо с быками, — ответил тот. — Их будут содержать и кормить отдельно. И он сам будет за ними ухаживать.

Перил пожал обоим руки и повел в конюшню выбирать лошадей для пахоты. Направляясь к замку, Элоиза поймала себя на том, что улыбается. Возможно, этот упрямый, несговорчивый граф — самый подходящий человек для этих упрямых, несговорчивых людей.

Когда Перил вернулся в главный зал, у него болели не только раны, но и голова. Он мечтал о холодном эле, теплом, только что испеченном хлебе и свежем сыре. Но ему пришлось удовлетвориться кислым элем, обугленным хлебом и сероватой похлебкой, на которую он даже побоялся смотреть. Он взглянул на сестру Элоизу: та, скрестив руки, наблюдала за ним.

— И что? — спросил он, чувствуя себя так, будто его оттаскали за волосы.

— А то, что хозяина оценивают по его хлебосольству. Когда вы потчуете своих людей и гостей подобной дрянью, это сказывается на вашей репутации у соседей. Их отношение к вам, признаться, меня не удивляет. — Элоиза многозначительно взглянула на серую жидкость, стоявшую перед ним.

— У меня есть более важные дела, чем…

— Отравиться несъедобной похлебкой? Знаете, такое не будут есть даже свиньи.

Граф со стуком поставил кубок на стол. Он сыт по горло своей покорностью и всеми этими советами!

— Ладно, сейчас проверим.

Схватив ее миску, он направился к лестнице. Элоизе пришлось бежать, чтобы не отстать от него, когда он стремительно шел по двору, мимо конюшен и маслодельни в самую дурно пахнущую часть Уитмора — к свинарнику.

С мстительным торжеством граф вылил содержимое миски в старую деревянную кормушку, наполненную остатками неведомо чего, скрестил руки на груди и самодовольно ухмыльнулся, когда молодые свиньи ринулись к нежданному подарку судьбы. Одна за другой они нюхали и пробовали добавку к их корму, потом, также одна за другой, уходили и оставляли ее не съеденной. Граф побледнел, осознав ужасную правду: он пытался съесть то, от чего отказались даже свиньи!

Элоиза не сочла нужным объяснять ему, что это просто зимний помет — молочные поросята, — не привыкшие к грубому корму, а потому более разборчивые.

Когда они вошли в кухню, их, как обычно, встретил отвратительный запах подгоревшей еды, и это вызвало гневный румянец на лице графа и окончательно испортило ему настроение.

— Вон отсюда! — рявкнул он, и повара и работники в ужасе бросились наутек. — И чтоб ноги вашей тут больше не было! — Когда они исчезли за дверью, он повернулся к Элоизе: — Полагаю, у вас есть наготове очередной совет?

— Разумеется. — Она не смогла сдержать улыбку. — Только я не уверена, что вы захотите это сжечь и начать все сначала.