В последний день своего девичества Энн проснулась и увидела, что солнце подмигивает ей в окошко, а сентябрьский ветерок весело развевает занавески.
«Как хорошо, что сегодня ясный денёк», — радостно подумала она.
Она вспомнила свое первое пробуждение в этой маленькой комнатке: солнце тоже светило в окошко, пробиваясь сквозь цветущую крону Снежной Королевы. То не было счастливое пробуждение, потому что оно принесло с собой горькое воспоминание о разочаровании, постигшем ее в предыдущий вечер. Но с тех пор маленькая комнатка стала ей родной: в ней прошло ее счастливое детство, она была свидетельницей ее девических грез. Энн радостно возвращалась в нее после недель или месяцев отсутствия; у этого окна она провела ночь на коленях, терзаемая страхом за жизнь Джильберта, и здесь же сидела, переполненная счастьем после того, как они обручились. Не раз она проводила здесь ночи без сна — чаще от радости, но порой и от горя. И сегодня она покинет ее навсегда. Сюда переселится пятнадцатилетняя Дора. Энн не сожалела об этом — чердачная комнатка словно была предназначена для юности и девичества, которое для нее сегодня окончится.
Диана приехала с утра — с Фредом-младшим и Энн-Корделией, — чтобы помочь в последних приготовлениях. Дэви и Дора тут же подхватили детей и унесли их в сад.
— Только не давайте Энн-Корделии испачкать платьице, — предупредила их Диана.
— Не беспокойся — Доре спокойно можно доверить ребенка, — сказала Марилла. — Она с ними обращается лучше иной матери. На удивление благоразумная девочка. Не то что та непоседа и фантазерка, которую я воспитала до нее.
Марилла улыбнулась Энн поверх салата. Похоже, что непоседа ей все-таки нравилась больше.
— Да, близнецы — очень славные дети, — похвалила миссис Линд, предварительно убедившись, что те не могут услышать ее слов. — Дора — настоящая маленькая хозяйка, а Дэви растет толковым парнем, несмотря на все его сумасшедшие проделки.
— Первые полгода после его появления я не знала ни минуты покоя, — призналась Марилла. — А потом вроде привыкла. В последнее время он заинтересовался сельским хозяйством и хочет в будущем году работать на ферме. Может быть, я ему и позволю. Мистер Барри меня уже предупредил, что больше не будет ее арендовать.
— Что ж, Энн, денек для твоей свадьбы выдался чудесный, — сказала Диана, надевая фартук поверх своего шелкового платья. — Можно подумать, что мы специально заказали его по каталогу Итона.
— Слишком много денег уходит в этот Итон, — негодующе произнесла миссис Линд, которая не одобряла расползающуюся по стране, подобно щупальцам спрута, систему больших универмагов и не упускала случая выразить свое неодобрение. — Наши девчонки изучают каталоги товаров вместо Библии.
— Зато эти каталоги очень хороши для того, чтобы занять детей. Фред и Энн готовы разглядывать их часами.
— Я обходилась без этих новомодных штучек, — сурово произнесла миссис Рэйчел.
— Будет вам, стоит ли ссориться из-за каких-то каталогов в день моей свадьбы?! — весело одернула их Энн. — Я так счастлива, и мне хочется, чтобы все были счастливы и веселы.
— Дай Бог, чтобы тебе хватило счастья на всю жизнь, — вздохнула миссис Рэйчел. Она опасалась, что Энн испытывает судьбу, во всеуслышанье заявляя, что счастлива. Ради ее же блага Энн следует немного приструнить.
Но вот настал полдень, и по устланной домотканой дорожкой лестнице к своему жениху спустилась невероятно красивая и счастливая невеста — стройная, окутанная дымчатой фатой, с сияющими глазами и огромным букетом роз в руках. Дожидавшийся ее внизу Джильберт глядел на нее с обожанием. Наконец-то Энн будет принадлежать ему — неуловимая Энн, которой он так долго добивался и так долго ждал. Это к нему она спускается — в его объятия. «Достоин ли я ее, сумею ли сделать ее счастливой», — волновался Джильберт.
Но когда он протянул Энн руку и их глаза встретились, молодого врача покинули сомнения. Он будет ей хорошим мужем. Они созданы друг для друга, и что бы ни ожидало их впереди, ничто не сможет их разлучить. Они верят друг другу и не боятся жизненных испытаний.
Энн и Джильберт были обвенчаны в залитом солнцем саду в окружении дорогих друзей. Таинство совершил мистер Аллан, а преподобный Джо прочитал, как позже сказала миссис Линд, «самую красивую проповедь, какую я когда-нибудь слышала». В сентябре птицы почти не поют, но одна пичуга щебетала на ветке яблони, когда Энн и Джильберт клялись в верности друг другу. Энн слышала ее песенку и удивлялась, откуда взялась эта милая пташка. Джильберт тоже слышал ее и подумал, что не удивился бы, если бы им запели величальную все птицы мира. Поль впоследствии написал про это стихотворение, которое сочли лучшим в его первой книжке стихов. Шарлотта Четвертая, услышав этот щебет, уверовала, что это — доброе предзнаменование для ее обожаемой мисс Ширли. Птичка пела, пока не кончилось венчание, и в завершение раздалась звонкая трель. За свадебным столом царили радость и веселье, каких ни разу не видел старый дом. Все те слова, которые испокон веку произносятся на свадьбах, казались свежими, а шутки — безумно смешными. А когда Энн и Джильберт сели в коляску, чтобы ехать на станцию, а Поль забрался на место кучера, вслед им полетели горсти риса и заготовленные близнецами старые башмаки. Особенно в этом прощальном ритуале отличились Шарлотта Четвертая и мистер Гаррисон. Марилла стояла в воротах и смотрела вслед коляске. В конце дорожки Энн обернулась и помахала ей на прощанье. Лицо Мариллы вдруг стало серым и очень старым. Она повернулась и медленно побрела к дому, который Энн в течение четырнадцати лет — даже в свое отсутствие — наполняла светом и теплом.
Но Диана и ее детишки, мисс Лаванда с Шарлоттой Четвертой и Полем и чета Алланов провели вечер в 1 рингейбле, чтобы две старые женщины не так страдали от нахлынувшего на них вдруг одиночества. Все вместе они очень мило поужинали, вспоминая подробности минувшего дня. А в это время Энн с Джильбертом уже сошли с поезда в Глен Сент-Мэри.