Не могу сказать через какой период времени прихожу в сознание. Кисти связаны между собой. Голова раскалывается от боли и кружится словно после карусели.
Я ничего не вижу. Однако вскоре понимаю, что машина больше никуда не едет.
— Чисто? — мужской голос раздаётся совсем рядом.
— Да, — отвечают ему.
— Ну давай, прима…
Судя по звуку вроде как открывается дверь авто.
— Прошу на выход.
Меня подхватывают за подмышки, а несколько секунд спустя стопы, затянутые в тонкие капроновые гольфы, утопают в песке.
Где мои туфли?
— Идём, — чужие руки волокут вперёд.
Переставляю непослушные ноги, совершенно не понимая, куда двигаюсь. Сложно ориентироваться в пространстве, когда на глазах повязка, а мозг не в состоянии нормально функционировать.
— Ммм…
— Резче, а! Чё ты с ней церемонишься!
— Да она никакая.
— А мне плевать. Время поджимает. Её уже ищут, — меня резко дёргают за предплечье. — Шевелись!
Делаю, как говорят. Сама же параллельно пытаюсь уловить фоновые звуки.
Волны шумят. Где-то неподалёку кричат чайки, и это позволяет сделать вывод о том, что мы находимся у моря. На побережье.
Её уже ищут.
Да. Обязательно будут искать, но разве могу я ждать? А что, если эти люди хотят меня убить?
Так страшно вдруг становится. Не то, чтобы я никогда не задумывалась о смерти, но погибнуть, не поборовшись за свою жизнь, всё равно что добровольно сдаться в плен врагам.
Мотнув головой, недолго думая, имитирую обморок. Оседаю на колени, падаю на бок. Среагировать мой конвоир не успевает.
— Какого чёрта?
Пальцами левой руки незаметно загребаю в кулак порцию песка.
— Что с ней?
— Эээ, алё! — разворачивают. Получаю по щекам.
Повязка чуточку сползает, и этого оказывается достаточно для того, чтобы я решилась…
Сейчас или никогда. Второго шанса может и не представиться.
Песок летит похитителю в лицо.
Пока он шипит и прижимает ладони к глазам, я, вскочив, бегу в сторону леса. Бегу — это, конечно, очень условно. Ошущаю себя дико заторможенной и отвратительно неуклюжей.
— Лови эту дрянь! Не дай ей уйти!
К сожалению, уже через несколько метров я лечу вниз.
— Далеко собралась? — тяжёлое тело придавливает меня к земле.
— Нет-нет-нет! — пытаюсь выбраться.
— Угомонись!
— Отпусти! Отпустиии меня!
— Хватит!
— Кто вы такие? — заплетающимся языком кричу в отчаянии. — Помогите! Пожалуйста, кто-нибудь, помогите мне!
— Замолчи.
— Отпусти! Отпусти!
— Не зли его, будет только хуже!
— Что вам от меня надо? Что?
Продолжаю сопротивляться. До тех пор, пока не замечаю обувь прямо перед своим носом.
— Хочешь, чтобы я выстрелил?
По характерному щелчку понимаю, что на меня снова направлен пистолет.
Замираю, не рискуя поднять головы.
— То-то же. И не рыпайся мне больше! Поняла? Иначе будем говорить по-другому!
Киваю. Закусываю губу.
Как горько. Не состоялся мой побег. Не смогла…
— Поднимай её. Нужно валить отсюда.
Меня в очередной раз словно куклу ставят на ноги. Возвращают повязку на место, и я вновь перестаю что-либо видеть.
Молодые. Отпечатывается в мозгу.
Черты лица разглядеть не успеваю, но эту деталь выделяю точно.
— Пикнешь — и останешься тут навсегда! Шагай давай!
Выполняю требование. Вслепую ступаю по песку, но вскоре он заканчивается, и поверхность меняется. Сперва она похожа на обычную землю, потом сменяется подобием травы и мелких веточек, а после становится твёрдой и шероховатой.
— Ступеньки, — предупреждает тот, кто меня ведёт.
Однако я всё равно спотыкаюсь и удерживаюсь на ногах только благодаря ему.
— Сказали же тебе, тупица, ступеньки! — опять выходит из себя агрессор, получивший в морду порцию песка.
Куда-то заходим?
Несколько шагов. Останавливаемся.
— Открывай.
— Ключи.
Переговариваются. Гремят связкой, а потом она будто пролетает мимо.
Щелчок. Один. Другой.
Отвратительный скрежет раздражает перепонки.
Зато по эху теперь точно определяю, что мы в помещении.
— Вниз пойдём, — инструктируют меня.
— А ты толкни её. Докатится, — мерзко смеётся его подельник.
Инстинктивно крепче цепляюсь за руку парня. Ожидая, что именно это и произойдёт.
— Спускайся сама, — будто почувствовав моё волнение, говорит он.
И я спускаюсь…
Зачем-то считаю ступеньки. Да только их так много, что вскоре я попросту сбиваюсь со счёта.
Принюхиваюсь. Пахнет сыростью.
Дышать тяжелее. Кислорода как будто меньше становится.
Мы под землёй? Что это за место?
Мурашки ползут по коже, когда бесконечная винтовая лестница заканчивается.
Опять этот скрежет. Открываются какие-то двери. И не одни.
— Анастасия, добро пожаловать! — звучит издевательски-торжественным тоном. — Размещайся и ни в чём себе не отказывай! Будь, что называется, как дома!
Меня отпускают, подталкивают вперёд, но я не спешу предпринимать какие-либо действия. Ожидаю подвоха, естественно.
— Сразу скажу: глотку надрывать бессмысленно. Никто тебя здесь не услышит. Усекла?
Он явно ждёт ответа.
А я упрямо молчу.
— Усекла, я спрашиваю? — повторяет громче.
— Что вам нужно? — пытаюсь обхватить ладонями обнажённые плечи.
— А что ты можешь дать? — недвусмысленно уточняет, делая акцент на последнем слове.
— Мой отец вас уничтожит, когда найдёт, — цежу сквозь зубы.
— Да-да, пусть сначала это сделает, — давит усмешку.
— Вам нужны деньги? Выкуп? — выдаю своё предположение.
— Моя ж ты догадливая!
— Ничего вы не получите!
— Своё получим, не сомневайся.
— Вы даже не представляете, с кем связались!
— Всё, харэ трещать! Ты меня достала.
— Мы идём, нет? — недовольно подгоняет его второй. В наш диалог он до этого не вмешивался, из чего предполагаю, что главным является как раз тот, кто мне максимально неприятен. И это — плохо.
— Да. Не скучай, Анастасия, — пытается потрепать меня за щёку, и я, резко дёрнувшись в сторону, во что-то врезаюсь бедром.
— Осторожнее. Покалечишься, лебедь, — прилетает язвительный комментарий. После чего помещение снова заполняет его отвратительный шакалий смех.
Потираю ушибленное место.
Ну что за ублюдок!
Слушаю звук удаляющихся шагов. Протяжный скрип закрывающейся двери. И только тогда, когда тишина становится абсолютной, осмеливаюсь стащить повязку.
Темнота.
Ненавижу её.
Боюсь с детства.
Часто дышу, и сердце в эти секунды колотится с бешеной скоростью.
Спокойно, Насть. Спокойно.
Проморгавшись, жду восстановления чёткости зрения, но помогает это мало.
Двигаюсь влево. Наощупь. Дотрагиваюсь ладонью до стены. Бетон. Как и на полу.
Чёрт возьми, где же я?
То и дело на что-то натыкаясь, медленно обхожу просторную комнату.
По периметру обнаруживаются две двери. Одна массивная с толстой длинной выгнутой ручкой. (Похоже, та, через которую мы вошли). Вторая напоминает обычную, стандартную. Но я не готова прямо сейчас узнать, что или кто находится за ней…
Вздрагиваю, беспомощно прислонившись спиной к холодной стене.
Глубокий вдох-выдох.
Опять прислушиваюсь.
Всматриваюсь в пугающую черноту.
Мерещится всякое…
Паникую.
Утираю проступивший пот со лба.
Господи! Папочка, прошу тебя, найди меня как можно скорее!
Отвратительно, когда ты не способен хоть как-то ориентироваться во времени. Я не понимаю, прошли минуты или часы? И сколько таковых в сумме…
Головная боль усиливается. Я всё больше мёрзну. Однако это не идёт ни в какое сравнение с тем, что я чувствую, сидя в кромешной тьме.
Тревога.
Беспокойство.
Первобытный страх.
Мысли путаются. Думать о чём-либо крайне затруднительно. Мешает излишне развитое воображение, буквально кричащее о том, что мрак скрывает некие ужасные вещи.
И плевать, что давно взрослая.
Боюсь… Очень боюсь.
До дрожи в коленях. До тремора в онемевших конечностях. До гадкого приступа удушья.
Клянусь, будто чьи-то невидимые руки сдавливают горло.
Мне очень плохо.
Вот вам ещё одно доказательство того, что я так и не выиграла эту битву. Не сумела побороть свою детскую фобию. Провал. Хотя кого я обманываю? Что это была за борьба такая, если я по сей день засыпаю с ночником?
Стыдно.
Грею ледяные ладони друг о друга. Зажмуриваюсь до цветных кругов перед глазами.
Отчаянно хочется вдруг проснуться и с облегчением выдохнув, осознать, что это был всего лишь дурной сон.
Но какое там…
Я, испуганная и совершенно разбитая, лежу не в своей кровати, а на бетонном полу.
Ожидание затягивается. Моё состояние ухудшается. Все чувства восприятия действительности обостряются до предела. Оголён каждый нерв.
Что сейчас? Ночь? Утро? День?
Когда кажется, что уже никто не придёт, случается это: я слышу, как кто-то открывает тяжёлую дверь. Слышу, но насколько реально происходящее, до конца не осознаю. По крайней мере, до того момента, как в стену ударяет луч спасительного света.
— Вот дура! Так и думал, что не допрёт.
Узнаю этот голос.
— Ээ, алё! Недалёкая, тут кровать есть. Какого ляда ты разлеглась на полу?
— Девчонка выглядит болезненно бледной, — говорит второй.
— Ну так ревела-истерила. Посмотри на неё. Эу! Подъём! — тычет мне в живот носком кроссовка.
— Чё ты делаешь?
— Проверяю, не скопытнулась ли наша Настенька раньше положенного, — приседает на корточки и светит мне фонарём в лицо.
Ослепнув, непроизвольно морщусь.
— Поднимайся давай! Ну!
Принимаю сидячее положение.
— Пожрать тебе принесли, принцесса.
Вижу, как ставит что-то на пол.
Он издевается?
На самом деле думает, что у меня есть аппетит?
Отталкиваю от себя ногой лоток. Так резко, что он отлетает и переворачивается.
— Ты охренела, дрянь? — наклоняется и больно хватает меня за руку. — Будешь давиться просроченными консервами. Поняла меня?
— Отвали от неё. Чего ты ожидал? — вмешивается его сообщник.
— Собираешься с ней нянчится? Лично я — нет!
— Не хочет есть — пусть не ест.
— Ну посмотрим, долго ли протянет, — разжимает пальцы, освобождая кисть, зажатую словно в тиски.
Смотрим друг на друга. И взгляды эти выражают обоюдную неприязнь.
Всё его лицо закрыто чёрной тканевой балаклавой, но конкретно в этом случае, мне, пожалуй, достаточно видеть лишь глаза, чтобы понимать: человек меня люто ненавидит.
Знать бы за что…
— Сам, короче, с ней возись, — сплёвывает на пол и уходит.
Урод.
Поджимаю ноги к груди. Отмечаю про себя, что некогда белоснежный комбинезон безвозвратно испорчен. Грязный. Дырка на коленке.
Смешно. Это сейчас едва ли важно…
Прислоняюсь затылком к стене.
— Вы уже связались с моим отцом? — интересуюсь, когда остаёмся вдвоём с Адекватным.
— Не задавай мне таких вопросов.
— Из вас двоих ты кажешься наиболее здравомыслящим…
— Не торопилась бы с выводами, — перебивает, не позволяя закончить.
Обнимаю себя руками. Нахмурившись, внимательно его рассматриваю.
Высокий. Спортивного телосложения. Одет по-простому: джинсы, футболка, кеды. Лицо, как и у подельника, полностью закрыто балаклавой. Видно только глаза и губы.
— В шкафу есть тёплая одежда, — сообщает он.
Наверное, по моей закрытой позе определил, что мне холодно. А я и правда жутко замёрзла. Пролежала на полу энное количество времени. Зуб на зуб не попадает.
— В соседней комнате стоит кровать. Туалет и душ найдёшь там же.
Туалет. Я бы с удовольствием им воспользовалась. Давно терплю.
— Вода тут есть, с электричеством проблемы.
— Как долго вы собираетесь держать меня здесь?
— Я уже сказал тебе, не задавай лишних вопросов, — повторяет сухо.
— Имею право, — отражаю своенравно.
— О правах забудь, ты не в том положении.
— Да в каком бы положении я не была…
— Будешь злить его — сделаешь себе только хуже.
— А куда хуже? — усмехаюсь, качая головой. — Убьёте? Уже убивали кого-то? М?
Сама не понимаю, зачем его провоцирую. Глупо, да, но откуда-то во мне есть идиотская уверенность в том, что он… не обидит. Как тот, другой.
— Просто делай то, что тебе говорят. Финт с едой к чему был?
— Скажи, у тебя есть родители?
Молчит.
— Ты хоть представляешь, как сильно они за меня сейчас переживают?
— Кончай давить на совесть.
— Ничего святого! — всё же бросаю в сердцах.
— А твой отец святой, значит… — цедит сквозь зубы.
— Людей он не похищает!
— Свернём этот бессмысленный разговор. Иди проверь, что с водой.
«Иди. Проверь»
Как сидела, так и сижу. Ещё и поворачиваю голову вправо. Даю понять, что с места не сдвинусь.
— Ну ясно.
Пучок света меняет траекторию.
Он собирается уходить.
— Подожди! — кричу, испугавшись того, что снова останусь одна в темноте.
Оборачивается.
— Фонарик. Оставь его… Пожалуйста.