Глава 36

К тому времени, как мы достигли фонтана, Ниггер уже убил упыря, с которым сражался, одни только обугленные останки остались от того, которого я видела с Владом, а два безголовых тела лежали на земле рядом с местом, где стояли Горгон и Эд. Я не видела Кости, но знала, что он в порядке. Я чувствовала нашу связь, сильную как всегда — его эмоции омывали меня мощно и целеустремленно. Теперь, когда рядом со мной было достаточное количество вампиров, я отпустила Аполлиона, давая ему сильный толчок, из-за которого ему пришлось ухватиться за край фонтана, чтобы не упасть.

— Давай поговорим о том, что я с тобой сделаю, — сказала я, поднимая меч, который кто-то бросил на земле. Движение на вершине холма на мгновение привлекло мое внимание, отчего я сделала паузу, но затем продолжила: — Я думаю, что позаимствую у тебя идею отпраздновать победу экзекуцией, только с маленькой поправочкой относительно того, кто останется без головы.

Аполлион оскалился.

— Даже, если ты убьешь меня, мои люди уничтожат твоих, — прошипел он. — Твоя победа будет ничем, кроме пепла и …

Он остановился из-за моего смеха, и его лицо почти пятнами пошло от ярости. Я ничего не сказала, а вместо этого указала на холм позади него.

Он повернулся, и его рот даже немного отвис оттого, что он увидел. Кто-то — я не была уверена, кто именно — окружил оставшихся упырей и, собрав их в группу, привел в эту секцию кладбища. Навскидку их было немногим больше двадцати, и руки их были сложены за головой в универсальном жесте капитуляции.

— Похоже, твои люди знают, как проигрывать сражение, — сказала я, смакуя ошеломленный вид на лице лидера упырей. Оно быстро изменилось, когда он впился в них взглядом, гнев стал очевидным на его лице, и резкий запах донесся от него.

— Как вы смеете предавать меня так! — прогрохотал он.

Я постучала по его плечу кончиком позаимствованного меча.

— Ненавижу прерывать, — протянула я, — но нам с тобой нужно завершить еще одно дельце.

Аполлион посмотрел на меч, потом на меня, прежде чем оглянуться на сдавшихся упырей. Я не отводила от него взгляда и не ослабила хватку на мече. Я не ударю им, пока он не будет готов, но, несмотря на это, я не стану делать ему подарок, ослабив свою внимательность. Я уже знала, что Аполлион честно не боролся, иначе мы бы не были сейчас здесь.

Поэтому я была несколько озадачена, когда он протянул свои руки ладонями вверх.

— Давай, Смерть, ударь в меня огнем! Или заморозь меня своим разумом. Покажи моим людям силу, которую они так опрометчиво отказываются остановить.

Даже свои последние секунды он заполняет полной ненависти риторикой, в отвращении подумала я.

— Дай ему меч, — сказала я Кости, который вышел откуда-то сзади группы упырей вместе с Веритас. Он был забрызган кровью, одежда порвана, но двигался он со смертельной четкостью, которая ясно говорила, что он может сражаться всю ночь. Меня не должно было удивить, что он решил привести упырей сюда, дабы они засвидетельствовали падение своего лидера.

— Я не нуждаюсь ни в какой необычной силе, чтобы повергнуть тебя, — сказала я Аполлиону, как только Кости воткнул меч в землю у его ног. — У меня серебряные пули в левом боку, и он чертовски болит, но поднимай этот меч, и я все равно уделаю твою задницу, обещаю.

Аполлион посмотрел на меч, а затем на меня.

— Нет.

— Нет? — не веря, повторила я. — Я предлагаю тебе справедливую битву, болван! Ты предпочтешь, чтобы я просто отсекла тебе голову и покончила с этим?

Аполлион повернулся к Веритас, опускаясь на одно колено.

— Я сдаюсь Охранительному Совету Вампиров.

— Ты, хныкающее маленькое дерьмо, поднимай меч, прежде чем я оторву тебе голову голыми руками, — прогремел на него Кости.

Выражение Аполлиона искривилось сумасшедшим видом триумфа.

— Вы не можете убить меня, если я сдамся Хранителям. Ни один из вас не сможет!

Я изумленно оглядела его. И это был тот, кто поставил на грань войны вампиров и упырей в четырнадцатом столетии? Тот, кто предпринял чертовски серьезные усилия сделать это снова в двадцать первом?

Я видела много злодеев подстрекателей в последние секунды их жизни, но, хотя ни один из них не наслаждался собственной смертью, немногие когда-либо унижались так, как делал это сейчас Аполлион. Он даже придвинулся ближе к Веритас, подпрыгивая и подползая к ней до тех пор, пока не сжал запятнанные кровью брюки белокурой Хранительницы. Я поверить не могла, что человек, посвятивший большую часть своей жизни цели массового геноцида, мог быть настолько бесхребетным перед лицом своего собственного поражения. Это напомнило мне исторические отчеты о последних часах Гитлера. Выглядело так, будто оба в глубине души были трусами.

— И это — тот, за кем вы следовали? — спросил Влад других упырей, высказывая мое собственное внутреннее презрение. — Я на вашем месте убил бы себя от позора.

Веритас посмотрела на Аполлиона, ее абсурдно юные черты стали твердыми в выражении чистейшего презрения.

— Ты думаешь, что найдешь милосердие от меня?

Она воспользовалась единственной длинной прядью волос Аполлиона, рванув ее с лысины и используя как рычаг, чтобы наклонить его голову назад. Я почти тут же потеряла самообладание, потому что, проклятье, это было очень хладнокровно.

— Ты неоднократно стремился уничтожить моих людей, и ты думаешь, что я предоставлю тебе защиту? — почти прорычала она.

— Вы должны, — сказал Аполлион, и его голос сорвался на последнем слове.

Веритас выпрямилась в свои полные пять футов шесть дюймов роста, но с ее испепеляющей силой и императорской осанкой, ей можно было дать все девять футов.

— Малкольм Антер, называющий себя Аполлионом, за то, что подстрекал наши роды на убийство и восстание, ты приговорен к смерти.

Он издал вопль, который Веритас проигнорировала. Она наклонилась к нему, пока ее рот не коснулся его уха, и только моя непосредственная близость позволила мне услышать то, что она прошептала.

— Ты несчастный червяк. Жанна Д’Арк была моей подругой.

Затем она пнула его, увертываясь от его цепких рук, и отшагнула в сторону.

— Умри на коленях или прими сражение, которое она предложила тебе. Мне плевать, что ты выберешь, — бросила она через плечо.

Мой рот широко открылся от этой новости о моей знаменитой предшественнице полукровке, но я быстро захлопнула его. Себе на заметку: не оказываться по другую сторону баррикад от Веритас. Она помнит обиды веками.

Затем я посмотрела вниз на упыря, чувствуя, как прежняя ненависть слабеет. Пусть и учитывая все жизни, за окончание которых он был ответственен, и его слепые, длиною в столетия поиски власти, в конце концов, Аполлион оказался слишком жалким, чтобы ненавидеть его. Его даже не стоило убивать, но если я позволю ему жить, мои настоящие и будущие враги не сочтут это за милосердие. Они воспримут это как слабость, которой они могут воспользоваться. С ясностью, которой мне не хватало прежде, я поняла, почему Кости сделал то, что он сделал, с моим отцом, и почему Влад позволял своей жестокости быть заметнее, чем его более прекрасные качества. Это было не из-за садистского удовольствия или любви к сражениям. Это было для того, чтобы предотвратить их.

— Подними меч, — сказала я Аполлиону, четко проговаривая каждое слово. — Или я убью тебя там, где ты сейчас стоишь на коленях.

Я не извлеку из этого удовольствие, но я сделаю это, потому что так нужно. Веритас уже приговорила его к смерти от имени Совета Вампиров. Если я отступлю, это не спасет его жизнь. Она или кто-нибудь другой убьют его.

— Нет, — сказал Аполлион, почти хныкая. Затем он рванул вперед и попытался убежать.

Я поймала его прежде, чем он успел сделать даже дюжину шагов, позволяя ему ударить меня со всей силой, имеющейся в его коренастом теле. У него были только руки, а у меня по-прежнему настоящий длинный меч.

— Аполлион собрал всех вас, взращивая ненависть на лжи, что я стала наполовину вампиром, наполовину упырем, — обратилась я к упырям, наблюдавшим за нами с мрачной увлеченностью. — Поскольку, если кто-то необычен, вы должны бояться его, так?

Аполлион попытался прижать меня к земле, но все годы своего существования он очевидно потратил не на обучение борьбе — а у меня был адский учитель. Несмотря на боль, все еще пронизывающую мой бок, я вывернулась в последний момент, запрыгивая ему на спину, когда он по импульсу все еще летел вперед. Затем я поднесла меч к его горлу.

— Вы все хотите знать, почему у меня есть способности, которых нет у других новообращенных вампиров? — сказала, погружая лезвие в его горло. — Потому что я не питаюсь от людей; я пью вампирскую кровь.

А затем я дернула меч на себя, порезав руку, когда для максимального баланса захватила голый край лезвия. Я чувствовала большее удовлетворение скорее от публичного признания, чем от вида головы Аполлиона, отсекаемой от тела. Всю свою жизнь я должна была скрывать, кто я есть. Сначала ребенком, когда я даже не знала, почему другие дети не такие как я, затем, уже подростком, а потом и взрослой девушкой, охотясь на вампиров, и наконец, став в прошлом году полноценным вампиром со своими странностями. Все, я закончила прятать, ненавидеть или приносить извинения за ту часть меня, которую я не выбирала и изменить не могла. Если у кого-то были проблемы с моим отличием от других, хреново было уже для них.

— Все верно, я ем вампиров, — сказала я снова, громче на сей раз. Я оттолкнула тело Аполлиона и встала, стряхивая кровь со своего меча и поворачиваясь лицом к группе оставшихся упырей.

— Самая ненормальная кровопийца в мире прямо перед вами, — продолжила я. — И знаете что? Если кому-то с этим некомфортно — очень плохо. Если это напрягает кого-нибудь из вас настолько сильно, что вы хотите начать выбивать из меня дерьмо, идите сюда и посмотрим, не снямкаю ли я вас следующими!

Последнюю часть я подразумевала как угрозу, но где-то в моей страстной декларации о независимости от скрывания того, кто я есть, я забыла обдумать свое выражение. Я видела, что Кости приподнял брови, приглушенное хихиканье раздалось со стороны Яна, а Влад громко и от души заржал.

— С таким приглашением, Смерть, ты могла бы предложить им построиться в очередь по правую сторону от тебя.

— Это не… Я имела в виду, «снямкать» в плохом смысле, — пробормотала я.

— Я думаю, все поняли, милая, — ответил Кости, его лицо было совершенно ровным, хотя я и уловила слабое подергивание его губ. Затем его выражение стало твердым, когда он посмотрел на Веритас, обернувшуюся, чтобы посмотреть, как я казню Аполлиона. — И я поддерживаю это, — сказал он, и весь юмор исчез из его голоса.

Хранительница Закона уставилась на меня. Я не жалела о моменте своего публичного заявления — ну, кроме формулировки — но я знала, что ее ответ был намного весомее, чем всей моей вампирской аудитории или двадцатки сдавшихся упырей. Она по-прежнему представляла в своем лице высшее вампирское руководство.

Наконец, Веритас пожала плечами.

— Это действительно делает тебя самой ненормальной кровопийцей в мире, но нет никакого закона против вампира, питающегося от других вампиров.

А затем она отвернулась.

У меня вырвался смех, который, однако, замер в горле, как только я уловила движение позади ворот.

Мари Лавуа медленно вошла на кладбище.

Загрузка...