5

На следующее утро я снова прогуливаю единственный семинар. Надеюсь, отцу не позвонят с кафедры. С английским у меня проблем нет. Я всю американскую попсу, начиная с конца девяностых, знаю. Вернее все тексты.

Я всегда мечтала петь. В своих детских, незнающих границ, фантазиях, я неизменно стояла на сцене перед огромным залом. На мне красивое блестящее платье, мерцающее в свете софитов. Я пою как сирена. Моя музыка — лекарство от всех невзгод. Став подростком, я представляла себя дерзкой рок-певицей в кожаных штанах с черным смоки айс.

Я слушала все подряд с тех пор, как у нас появился магнитофон. В семь я попросила маму записать меня музыкальную школу, но родители были против. В данном случае — единогласно. Нечего забивать голову ерундой, сосредоточься на учебе. Вместо музыки я получила тренировки по плаванью и легкой атлетике. Родители считали, что спорт дисциплинирует и закаляет волю. Плавать мне нравилось. Анна Петровна была хорошим инструктором и приятным человеком. А вот остальные виды спорта я просто ненавидела. До сих пор терпеть не могу. Мой предел — ходьба: приятно и здорово прочищает мозги.

Вместо юридического я хотела поступить на эстрадно-джазовый вокал, но имела глупость рассказать о своих планах. Хотя молчание бы ничего не изменило. С начальной школы я знала, что стану юристом. Мне искренне непонятно, зачем миру еще один плохой специалист? Их и так навалом в любой сфере.

Родители считают, что добиться чего-то можно только со связями, хотя сами заслужили свое место под солнцем тяжелым трудом. Если бы была жива бабушка, то она бы непременно добавила, что на сцене одни шаболды и все через постель. То, что мы живем в эпоху интернета, конечно, не аргумент.

Под гнетом чужих ожиданий, возложенных на меня без спроса, моя мечта постепенно угасала пока совсем не потухла. Остались только искорки сожаления, что все закончилось, так и не успев начаться.

Я иду по заледеневшему проспекту в сторону цветочного магазина. У меня нет плана. Ядовитая ярость прошла, осталось отвращение с примесью горечи. Что бы я почувствовала, если бы отец открыто сообщил, что у него другая? Если бы честно подал на развод?

Звон колокольчика отрезает меня от шума проезжей части. Скидываю капюшон пальто. В магазине чисто, светло и пахнет весной. Из-за стойки меня приветствует Ильяшенко Нина Шлюховна собственной персоной.

— Доброе утро, Вам помочь с выбором или хотите самостоятельно ознакомиться с ассортиментом? — на ней белое вязаное платье, слегка оголяющее плечо, и бежевый льняной фартук. Волосы снова подколоты наверх, у лица выпущены пара игривых локонов.

— Здравствуйте. Мне нужен красивый букет в пастельных тонах. — с трудом заставляю себя подойти ближе к стойке. Ноги будто приклеены к полу, каждое движение требует усилий. Сердце истерично бьётся в груди: не от волнения, а от злости.

— Давайте вместе посмотрим. — она выходит из-за стойки и идет в сторону больших вазонов с розами.

В магазине мы только вдвоём. Нет ни покупателей, ни персонала. Сверлю взглядом спину. Она осторожно перебирает нежные бутоны.

— Как Вам кремовые розы? — поворачивается с улыбкой.

Замираю и заставляю себя кивнуть в ответ. Она берет ещё несколько маленьких соцветий и возвращается за стойку. У неё ухоженные руки без украшений, длинные пальцы с бордовым маникюром. При дневном освещении я вижу зелень ее глаз. Они настолько светлые, что показались мне голубыми на фотографии.

Существует множество теорий на просторах интернета. Где-то пишут, что зеленоглазые люди обладают самой гармоничной энергетикой, а где‐то говорится о их мстительной натуре.

Мне хочется назвать ее глаза лживыми, но я почему-то вспоминаю о Грише. Передо мной возникает его лицо: прямой нос, чистая кожа, тёплый взгляд, заразительная улыбка. У него глаза матери.


Снова смотрю на ее руки и представляю, как она сжимает этими пальцами щеки отца и глубоко целует. К горлу поднимается тошнота.

Она подрезает секатором цветы, формирует букет. В движениях нет торопливости наёмных работников. Она наслаждается процессом, а затем любуется результатом.

— Вам нравится? — разворачивает букет ко мне и снова улыбается.

— Эвкалипта добавьте. — жадно продолжаю следить за каждым ее движением.

— Для кого букет, если не секрет? — она заворачивает его в крафтовую бумагу.

— Для женщины, с чьим мужем вы спите — моей матери. — она замирает, совсем как отец последний раз, и поднимет на меня глаза. Они потемнели. Стали почти изумрудными. Я с маниакальной жадностью впиваюсь взглядом в её лицо. Стараюсь рассмотреть любую эмоцию, микроскопическое изменение.

— Ты дочь Андрея?

— А Вы ещё с кем‐то спите? — меня раздражает ее растерянность.

Сейчас мне хочется биться, не щадя, до первой крови. Хочу растоптать её, но она — неравный соперник, потому что не готова держать удар.

Перед собой я вижу обычную женщину. Нина молчит. Заклеивает бумагу скотчем и снова смотрит на меня.

— Мне жаль, что все так вышло. — делает паузу и добавляет. — Я люблю его ещё со старших классов. — раздражение мгновенно превращается в бурлящую ярость. Я впиваюсь пальцами в прилавок и, как кобра, делаю бросок вперед:

— Так и женились бы после старших классов и не ломали бы судьбы. Тогда бы не родилась я, и мне не пришлось бы стать свидетелем морального разложения моего отца. — агрессивно тычу в нее пальцем. — И если бы тебе было по‐настоящему жаль, то ты бы поступила честно, а не жалась с моим отцом по углам. И моя мать не была бы смешана с дерьмом. И я бы не потеряла остатки уважения к своему отцу. Я бы… — не выдерживаю давления эмоций, рухнувших на меня, как бетонная плита, и начинаю плакать. Я ненавижу себя за это. Ненавижу за то, что это я не могу держать удар, а — не она.

— Мне правда жаль, детка. — произносит еле слышно. Я не была готова к её жалости. Это просто невыносимо.

— Да пошла ты!

На понимание, эмпатию и признание ошибок способен только сильный человек, у которого все в порядке. У Нины прекрасный сын, у которого есть Ксюша, свое дело, и чего уж таить, мой отец, который любит её. Я не слепая. То, как он защищал её, говорит обо всем.

А у меня в восемнадцать лет разбитые мечты, рухнувшая иллюзия семьи и отсутствие права выбора.

Не могу остановить поток слез. Достаю деньги и кладу на стол. Она хочет что-то сказать, но я останавливаю её жестом. Желание приложить ее о стол пропало. Ненависть затаилась и отошла немного в сторону. Забираю действительно красивый букет и стремительно выхожу на улицу. Ледяной ветер треплет волосы. Рукавом пальто вытирают нос. Сую букет в руки проходящей мимо женщины, игнорируя её недоуменный взгляд, иду в сторону набережной. Зачем я пришла? Посмотреть на неё? Посмотрела? Тебе фотографии не хватило? Что за необъяснимое желание помучить себя. Облегчения не наступило. Я иду ещё быстрее и, наконец, срываюсь на бег.

Загрузка...