Из дневника Захарии Лэнгтри:
«В форте, наблюдая за Клеопатрой, прислуживающей в таверне отца, я был обеспокоен тем, что она вынуждена находиться в обществе женщин сомнительного поведения. Однажды я вернулся с охоты и увидел нежную шейку моей леди в петле палача. Клеопатру могло спасти только золото и замужество, сказали мне, потому что, защищая свою честь, она убила человека.
Это был трудный шаг – вновь сделать выбор: на одной чаше весов лежали мечты моего отца о восстании Юга и моя мужская честь, на другой – жизнь женщины, которую, как я подозревал, я полюбил всем сердцем. И я отдал пять монет, надеясь, что смогу вернуть их, когда моя возлюбленная будет в безопасности. Я смог купить ей жизнь, но я не завоевал ее сердце. Мне тяжело вспоминать о том, как она убежала от меня и я поймал ее, мою пленницу-невесту. Клеопатра вынуждена была выйти за меня замуж и сделала это до того, как палач снял петлю с се шеи.
Я решил завоевать необыкновенную женщину – женщину огня, сильную сердцем. Но мне было очень нелегко позволить ей установить отношения между нами на ее условиях».
– Это работа. Я возьмусь за нее. Для всех было бы легче, если бы ты просто зашел и прежде всего предложил мне работу, – сухо и кратко заявила Микаэла, бросив в портфель свое резюме, на которое Харрисон даже не удосужился взглянуть.
Лучи майского солнца скользили через оконное стекло за спиной Харрисона, задерживаясь на его волнистых волосах и обрисовывая контур плеч, слишком широких для «клерка». Губы Харрисона слегка дернулись в улыбке и снова сжались в строгую линию. Микаэла не ожидала увидеть Кейна с ночной щетиной на щеках и с таким изнуренным выражением лица.
– Ты не из тех женщин, которые выбирают легкие дороги. А я не люблю, когда мне отказывают.
– Ну, Харрисон, ведь все, что мне нужно, – это работа в городе. С какой же стати я буду отказываться? – спросила Микаэла с нарочитым дружелюбием.
Харрисон холодно взглянул на нее:
– У тебя могут быть и другие, более заманчивые предложения.
– Других предложений пока не поступало, и, честно сказать, я ничего не искала.
В Шайло не было другой работы, которая бы подходила Микаэле, только здесь, на еще не начавшей трансляцию студии Харрисона. Зарплата была гораздо ниже той, что она получала, но ведь и жизнь в маленьком городке обходилась дешевле, чем в Нью-Йорке.
Сейчас Микаэла нуждалась во встряске, ей было совершенно необходимо погрузиться в возбуждение творческого процесса, в работу, чтобы стереть мысли о том, как много она потеряла.
Харрисон вкратце описал Микаэле ее основные обязанности.
– Ты можешь начать сегодня же. Мы выходим в эфир в следующем месяце. Вот контракт.
Микаэла принялась изучать документ.
– Он на четыре года, – нахмурила она брови. – Сделай на шесть месяцев.
– Два года.
Харрисон был готов к тому, что Микаэла выдвинет свои условия. Он знал, что она не согласится на длительные отношения, но не мог позволить ей просто так впорхнуть в Шайло, а затем с легкостью покинуть его. Фейт нуждалась в ней на более длительное время.
Микаэла резко подвинула контракт назад через стол.
– Один.
Харрисон узнал этот взгляд и понял, что с этой точки Микаэла уже не сдвинется. Отыскав в документе нужный пункт, Харрисон зачеркнул слово и написал «один год».
– Ты должна подписать первый экземпляр.
С тяжелым вздохом Микаэла быстро поставила свою подпись.
– Я не неудачница. Ты даже не открыл мое резюме, хотя ты и так все обо мне знаешь, не правда ли?
– Я всегда был близок к семье Лэнгтри, а ты член этой семьи.
– Все это больше напоминает вторжение в личную жизнь, а не привязанность к моей семье.
– Давай относиться к этому как к части дела, хорошо? – устало предложил Харрисон, в мрачноватых интонациях его голоса чувствовалось раздражение.
– Давай. Мне не нравится, когда меня изучают без моего согласия.
Невозмутимый вид Харрисона вывел Микаэлу из равновесия. Ей страшно не хотелось приходить к Харрисону и показывать ему свое резюме. Его беспорядочно загроможденный кабинет на новой телевизионной студии был совершенно не похож на его прилизанный кабинет в банке. В небольшой новенькой телестудии с высоко вздымающейся башней пахло свежим деревом и краской. Нераспакованные коробки стояли в проходах. Павильон звукозаписи, который Харрисон только что показывал Микаэле, был небольшим, хорошо и удобно устроенным. Две камеры и подвесные микрофоны были самого высокого качества. Несколько разных размеров принимающих тарелок находились позади студии, а еще одна башня для исходящего сигнала была расположена выше в горах. Спутниковый ретранслятор направлял сигнал на станции, с которыми был заключен контракт.
– Дикторский стол и место ведущей метеовыпуска можно подстроить под тебя. Большую часть работ в самой студии, помещении для новостных программ, режиссерской и аппаратной выполнили обычные подрядчики, а остальное было спроектировано и создано лучшими специалистами. Эти две камеры в студии стоят безумно дорого. И тем не менее мы еще маленькие и худенькие, но с помощью стажеров мы можем… почему ты так пристально смотришь на меня?
Он пожал плечами, и в раннем утреннем свете стали заметны темная щетина на подбородке и щеках, усталые глаза. И несмотря на это, Харрисон выглядел слишком сильным, слишком мужественным, слишком опасным.
– Знаю, я, наверное, выгляжу ужасно, но у корпорации, которой я руковожу, есть и другие интересы. От меня зависят инвесторы, и мне всю ночь пришлось работать над проектом. Чрезвычайные ситуации время от времени случаются в бизнесе.
– Я понимаю.
Микаэле хотелось пригладить волосы Харрисона, которые он только что взъерошил, нервным движением пропустив их сквозь пальцы – жест разочарованного и усталого человека. Она напряглась, сопротивляясь своему, страстному желанию провести рукой по непослушным волнистым прядям.
– Тебе заплатят сверхурочные за обоснование этого проекта. Если тебе нужен помощник, я подумаю над этим.
Харрисон встал из-за своего загроможденного стола, обошел вокруг него и, подойдя к Микаэле, встал над ней, сложив руки на груди.
– У нас очень скромный бюджет. Каждый расходуемый доллар должен быть согласован со мной, и иногда нам придется вместе пользоваться этим кабинетом. У тебя не возникнет проблем с ведением новой программы, но с местным прогнозом погоды придется подождать – главным образом потому, что мы пока не можем выделить тебе средств. Какое-то время прогноз погоды будет ретранслироваться с других каналов. Мне необходима полная общественная поддержка, а твоя задача – вызвать интерес и привлечь средства, ведь ты знаешь всех в округе и в городе. Выстраивай наши программы с учетом их интересов, но также учитывай интересы и других округов. Собери идеи – для начала просто схему программ – и составь список всего необходимого. Разумеется, на твое имя будет открыт представительский счет. И я хочу, чтобы ученики старших классов и студенты колледжа, интересующиеся средствами массовой информации, участвовали в обучающей оплачиваемой программе. Ты проведешь интервью с желающими. Вопросы есть?
– Нам понадобится режиссер и кто-то, кто будет писать текст новостей, кроме того, нужны несколько ассистентов телеоператоров, пленка для монтажа и освещение. Я считаю, что местный прогноз погоды – необходимость, но это может и подождать. Однако мне нужен будет компьютер для подготовки графиков и дистанционное управление для фона с цветовой рирпроекцией – голубая панель, на которую проецируют карты. – Увлеченность Микаэлы предстоящим делом росла, новые идеи приходили одна задругой.
Харрисон аккуратно положил на стол карандаш, который он держал в руках.
– Теперь послушай меня. Я беру тебя на работу не для того, чтобы ты вела прогноз погоды, Микаэла. Мне нужен человек, который сумеет привлечь средства – вот твоя первоочередная задача. Очень важно закончить подготовительные работы и выйти в эфир через месяц. Оборудование, которое у нас есть, – это предел. Теперь нам нужны специалисты, которые будут на нем работать, и уверенность в том, что у нас появятся заявки на рекламу и соответственно прибыль.
– Ну, конечно, ты должен доказать своим инвесторам, что ты можешь это сделать, так ведь?
– Перестань. Риск здесь очень велик, и я не хочу, чтобы Шайло и соседние районы потеряли деньги.
– Харрисон, этот проект имеет отношение к твоей основной работе? – Микаэла улыбнулась, она не могла не поддаться искушению слегка поддеть его.
– Можно сказать так: Шайло – не самое лучшее место для работы телевизионной станции, но это был мой выбор.
– И ты, старина-перестраховщик Харрисон, пошел на такой риск?
В жизни он всегда действовал осторожно, скрупулезно планируя каждый следующий шаг.
Харрисон бросил сердитый взгляд на мотки проводов и новое компьютерное оборудование, торчащее из коробок. Человек, который любил, чтобы каждая вещь была на своем месте, он явно испытывал дискомфорт из-за всего этого беспорядка.
– Значит, пришло время рискнуть. Но я не собираюсь подводить моих инвесторов. Благодаря тому, что наш передатчик находится на возвышении, мы уже заключили несколько контрактов на радиопередачи – мы вместе с тобой будем работать над реализацией проекта. Я только что завершил переговоры с филиалами национальных студий относительно их программ – новости, погода, спорт, некоторые «мыльные оперы» и развлекательные шоу-программы. На уик-энды заполним нашу сетку платными постоянными программами. Наш бюджет еще невелик, Микаэла. У нас есть год, чтобы показать, на что мы способны, или наша станция будет распродана по частям.
Невозмутимый взгляд серых глаз остановился на дорогом сером костюме Микаэлы, на ее деловой кремовой блузке. В вырезе горловины был виден медальон Лэнгтри.
– Ты уверена, что его нужно носить открыто? Ведь монета стоит целое состояние.
Микаэла с раздражением ощутила волнующую вибрацию, почувствовала, как стала твердой грудь, которой коснулся беглый взгляд Харрисона.
– Это что означает? Я должна получать твое одобрение по поводу своих нарядов?
– Это предостережение. Уверен, что одеваться ты будешь соответствующим образом. И еще одно. Иногда нам придется работать у меня дома. Если у тебя есть какие-либо возражения по этому поводу, я должен знать об этом сейчас.
Микаэла бросила взгляд на большие тонированные окна кабинета, в утреннем свете стало видно, что их еще не мыли. Особняк Харрисона располагался в горах, на некотором расстоянии от станции. Спланированный так, чтобы вписаться в окружающие скалы и сосны, его дом выделялся серебряными квадратами окон, на которых танцевал солнечный свет.
– Никаких проблем, – согласилась Микаэла.
– Хорошо, потому что я хочу пригласить тебя поужинать со мной сегодня вечером – поговорим о планах. Уверен, что к вечеру у тебя уже появятся кое-какие наметки. Я понимаю, что мы не сразу заполним сетку и с полуночи до шести утра у нас, очевидно, будет свободное время, и, чтобы заполнить его, я бы предпочел вестерны с Джоном Уэйном.
Микаэла улыбнулась, вспомнив деловитость молодого Харрисона и его позицию «ни минуты потерянного времени». В юности он никогда не тратил время на игры, неуклюжий, вечно чувствующий себя не в своей тарелке; ему мешало добиться успеха давление со стороны отца. Каждая минута у него была на счету, а свои желания он всегда отодвигал на второй план.
– Заодно можешь подумать над тем, как поставить дело Фейт на коммерческую основу. Я хочу оказать поддержку ее художественному центру, ведь она собирается постоянно выпускать модную керамику. – Харрисон внимательно и спокойно смотрел на Микаэлу. – Ну, вот и все. Увидимся сегодня вечером. Когда будешь уходить, по пути поговори с Силки, чтобы она уладила формальности с твоим представительским счетом и бланками по оплате сверхурочной работы. Она познакомит тебя с Дуайтом и Муни. Муни – наш оператор, он из Техаса. Дуайт… – Харрисон усмехнулся, окинув взглядом беспорядок на столе, – Дуайт вместе с тобой будет вести местные новости. Будь готова. Жду тебя в восемь вечера.
Микаэла поднялась, внимательно глядя на человека, уже глубоко погруженного в документы, лежащие перед ним на столе.
– Только один вопрос, Харрисон. Почему? Во всем этом для твоей корпорации нет никакой выгоды. Зачем тебе нужна эта телестудия? И именно здесь? Для местных зрителей достаточно каналов.
Его улыбка была скупой и холодной.
– Я в долгу перед этой общиной, Микаэла. Тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было. Время отдавать долги.
На мгновение перед глазами Микаэлы возник образ Харрисона, потрясенного самоубийством отца, и его трясущиеся, запачканные кровью руки.
– Ты не несешь ответственности за действия своего отца.
Карандаш в руке Харрисона с треском переломился пополам.
– До восьми вечера осталось не так много времени, подумай лучше над идеями.
Его холодный тон оскорбил Микаэлу. В прошлом она очень любила этого мальчика. Почти так же сильно, как брата.
– Позволь мне все прояснить до конца, Харрисон. Первые передачи твоей станции планируются уже через месяц. У тебя штат еще не укомплектован, нужен человек, отвечающий за звук и свет, и ты зациклился на том, как вызвать заинтересованность местных жителей. В корпорации у тебя работы под завязку, и тебе нужен кто-то, кто бы снял с тебя часть груза на студии. Я права?
Его серые глаза сузились, желваки на скулах заходили так, что Микаэле стало понятно – Харрисон не хочет признавать, что нуждается в чьей-либо помощи.
– Да. Ты права.
– Но со мной ты тоже идешь на риск – я никогда в жизни не занималась ничем подобным. Почему же именно я, Харрисон? Почему не какой-нибудь крутой профессионал-менеджер?
– Ты знаешь людей здесь. Мне известны твое отношение к делу и твои этические принципы. У тебя есть опыт работы на телевидении, и у тебя светлая голова. Нет никакой причины, о которой ты не могла бы узнать и о которой тебе необходимо бы знать. Дела ведь так и делаются, правда? Образование в области средств массовой информации и журналистики, собственный опыт и умение перенимать опыт других.
– Ну, в таком случае… – Тон Микаэлы не скрывал удовлетворения. Впервые за много месяцев она кипела энергией и возбуждением. Ей предстояла новая, требующая напряжения работа, идеи, словно молнии, так и озаряли ее, и она не могла допустить, чтобы Харрисон оказался лучше ее.
Он позволил себе следить за ее личной жизнью, за ее карьерой, он считал, что, как всегда, у него все под контролем, что он выстроил жизнь подходящим для него образом. Ну что ж, теперь и ему можно подбросить камешек, которого он не ожидает.
Микаэла улыбнулась своей лучшей, на тысячу ватт телевизионной улыбкой, испытывая заряд энергии, которую могла дать ей только схватка с Харрисоном.
– Я нужна тебе, не так ли? Мой опыт? У тебя действительно нет времени, чтобы подобрать другого подходящего кандидата? Я единственная девушка в городе, которая подходит на эту работу, верно? Это главное. Ты попал в переплет и нуждаешься во мне?
Ничто не могло сравниться с удовольствием от этого натиска, с возможностью видеть, как его лицо медленно заливается краской.
– Ты нуждаешься во мне, – повторила Микаэла, продолжая давить на Харрисона и следя за его реакцией.
– Можно сказать и так, – ответил он мягким тихим голосом, и воздух между ними завибрировал от чувств, которые были не ясны Микаэле. Они были столь интенсивны, что холодок пробежал по ее спине.
– Эй, Дуайт, если тебе непонятно, откуда этот легкий ветерок под твоим ремнем, то позволь заметить, что твоя ширинка не застегнута, – окликнула Силки мужчину, проходящего мимо конторки приемной.
Дуайт хмыкнул – небритый, со взъерошенными волосами, в потертой спортивной куртке с кожаными рукавами, натянутой поверх фланелевой пижамы. В знак приветствия он поднял свой кофе в запечатанном стакане:
– А где же пончики?
– Вот наш новый босс, Дуайт. Познакомься с Микаэлой Лэнгтри. Микаэла, вам предстоит вместе работать за одним столом в студии.
Дуайт остановился – а передвигался он полусонной походкой, шаркая ногами, – и сделал глоток кофе.
– Очень приятно, – пробурчал он и направился в студию.
Силки усмехнулась и нажала кнопку внутренней связи.
– Сейчас позвоню Муни, он тебе все здесь покажет. Дуайт – журналист. Он раньше работал на радио в Лос-Анджелесе. У него там возникла небольшая проблема с местными отморозками, когда в прямом эфире он задал вопрос о сексуальной ориентации их лидера. Харрисон его вытащил из этой передряги и отмазал от судебного преследования, теперь Дуайт залег здесь. Он нормальный парень, только с него нужно немного сбить спесь. Он хочет написать сценарий блокбастера, и Харрисон предложил ему оплачиваемый дом в городе и такую зарплату, какую ему нигде больше не предложат. У Дуайта проблема с незастегнутой ширинкой, но по крайней мере он не донор спермы для несовершеннолетних девочек, как это ничтожество, мой бывший муж.
– Как там старина Фред?
На обычно невозмутимом лице Силки проступила тень горечи.
– Живет где-то в другом месте и даже алименты дочери не платит. Но нам с Крисси без него лучше. Харрисон проявил благородство в отношении моего статуса матери-одиночки. Школьный автобус привозит Крисси на студию, здесь есть небольшая игровая комната и можно поспать. Это помогает мне сэкономить на няне. Летом Крисси будет ходить на неполный день в детский центр…
О, привет, Муни. Это Микаэла Лэнгтри, она наш новый «моторчик» на студии.
Крупный мужчина, одетый в клетчатую фланелевую рубашку и джинсы, провисшие в промежности, пристально посмотрел на Микаэлу. Она протянула руку:
– Привет, Муни. Уверена, мы отлично сработаемся.
– Вы великолепны! – напрямик выпалил Муни. – Я просто влюбился!
– Не слишком распускай язык, Муни, пока будешь ей все показывать, хорошо? – с усмешкой попросила Силки.
– Вы ведь не замужем, правда? У меня есть шанс? – Большая рука Муни больше напоминала лапу, когда он держат в ней руку Микаэлы.
– Муни из Колорадо. Он живет вместе с сестрой, она вдова и работает в магазине. Муни ест за троих, поэтому не вздумай угощать его ленчем. Но он у нас мастер на все руки – может все, за исключением работы диктора и написания текстов рекламных роликов и объявлений.
– Я не замужем, Муни, и всегда готова разделить с тобой ленч.
– Я только что встретил богиню моего сердца… Согласен работать с вами день и ночь, мэм, – нараспев произнес Муни своим грубоватым с раскатами голосом. Он открыл дверь в студию и с элегантным поклоном пропустил Микаэлу вперед.
В этот вечер Микаэла въезжала на своей машине на подъездную дорожку особняка Харрисона. Дом был большой и современный, построенный из дерева и камня, он прекрасно смотрелся на фоне сосен, и большие окна сверкали в свете фар автомобиля. Несколько испуганных оленей бросились с небольшого лужка неподалеку. Удивительно, что грунтовая дорога к дому Харрисона ничем не была отделена от основной трассы. Подъезд к старому дому Кейнов в городе, напротив, охраняли огромные бетонные львы.
Совсем скоро среди ежевики и разных трав зацветут дикие розы, а подсолнечники, мягко кивая, будут ловить летний ветерок. Высоко в горах водосбор, индийская кисть и примула окрасят суровые темные скалы, и приглушенная синь елей будет смешиваться с зеленью величественных сосен.
Микаэла вышла из машины. Первозданная красота устремленных ввысь гор, темневших на фоне чистого ночного неба. С вершин, словно подавая древний знак, шел холодный ночной воздух, вторгаясь в жизнь и маня в каньон Каттер.
На некотором расстоянии от Микаэлы возник, словно призрак, серый жеребец Харрисона – потомок Красного Апачи из конюшни Лэнгтри. Неподалеку паслось небольшое стадо осликов, на которых, очевидно, не хватило заботы Аткинса.
«Здесь так много жизни», – подумала Микаэла, и монета, которая лежала у нес на ладони, казалось, дышала теплом наследия. В старый дневник Захарии была засунута записка от Клеопатры.
«Теперь я могу читать, меня учит мой повелитель муж. Я прочитала его прекрасные слова, и они проникли мне глубоко в сердце, потому что он свет моей души. Но не подумайте, что мой любимый такой легкий человек, у него переменчивое и иногда мрачное настроение. Временами наши характеры сталкиваются, как стальные мечи, и тогда во все стороны летят искры. С первого момента моей встречи с этим очаровательным дикарем я знала, что мне придется противопоставить свою силу – его. Он отдал фамильные сокровища ради моего спасения, а я так мало дала ему, разве что ожерелье из когтей медведя, которого он убил. Мне кажется, что внутри каждого мужчины таится зверь и только нежное прикосновение может укротить дикий нрав, подобный нраву моего любимого. Он говорит, что я смелая, а сердце мое – нежное, как летняя дымка над горным лугом. Он говорит, что я пленила его. А он пленил меня. Я поклялась вернуть пять монет в его владение, и я сделаю это…»
Микаэла втянула свежий влажный ночной воздух с запахом сосны. Клеопатре удалось собрать вместе все шесть монет, но теперь не хватало двух. Микаэла положила руку на монету, которая висела поверх ее малинового в рубчик свитера. Старая детская песенка, которую сочинил Захария, вдруг послышалась в ночи, и, несмотря на толстый, с густым ворсом жакет, по телу Микаэлы пробежал холодок.
Где же находятся пропавшие монеты? Где сейчас Ссйбл? Как Мария могла похитить дитя шести недель от роду, оторвать его от семьи, которая так любила ее и которой она отвечала любовью?
Микаэла закрыла глаза, стараясь отвлечься от этих тайн, от мысли о той боли, которую испытывала Фейт и которая слишком часто читалась на ее лице.
Микаэла собралась с духом, готовясь к встрече с Харрисоном в его берлоге. Она посмотрела на необычно большой диск принимающей телевизионной антенны, расположенной недалеко от дома. Когда-то давно у Лэнгтри Харрисон смотрел игровые шоу, проверяя себя, словно ему было необходимо достичь успеха во всем, и даже в этом. Постоянно требуя от сына почти невозможного, Харрисон Кейн-старший добился того, чтобы его сын достиг успеха.
Микаэла взяла с сиденья машины свой кейс. Сегодня она провела изнурительный день за компьютером. Плечи болели, голова раскалывалась. Микаэла страшно устала, но это было приятное чувство. Она доказала себе, что может взять себя в руки, сконцентрироваться и творить. Ее концепция была довольно смелой, но стоящей. Систематизированные планы повышения зрительского интереса к телевизионным программам требовали одобрения Харрисона. Вполне вероятно, что он будет возражать против проведения светских мероприятий.
Харрисон стоял у открытой двери, и свет, льющийся из комнаты, обрисовывал контуры его фигуры: сильные плечи и длинные, широко расставленные ноги. Микаэла сделала глубокий вдох – это помогало ей держать чувства под контролем. Особенно когда Харрисон был рядом. Его присутствие пробуждало в Микаэле что-то первобытное, что не поддавалось изучению. Несомненно, это было физическое влечение. Но ни о какой близости не могло быть и речи. Только не с Харрисоном.
– Привет, – холодно пробормотала Микаэла, проходя в дом.
Она чуть нахмурилась. Харрисон принимал душ, его волосы были чуть влажными, а от кожи исходил запах мужчины. Он стоял босой на лакированном паркете холла, джинсы низко сидели на бедрах, а плоский живот подчеркивал развитую мускулатуру грудной клетки. Загорелая кожа на резко очерченных скулах блестела, словно только что после бритья.
Харрисон мельком взглянул на огненно-красное авто, припаркованное недалеко от дома.
– Крутая машина.
– Крутизна здесь ни при чем. Просто мне не на чем ездить, вот я и купила.
Микаэла отогнала прочь мысль о предстоящих выплатах по кредиту.
– Ты не тот человек, который совершает незапланированные покупки. Для этого ты излишне контролируешь себя. Ты купила то, что подходило твоим целям.
– Это я контролирую себя? – фыркнула Микаэла, начиная заводиться. Она и не предполагала, насколько хорошо ее знает Харрисон.
– Контролируешь. Тщательно. Твой созидательный разум никогда не перестает работать, взвешивая все «за» и «против».
– Вот, значит, какой ты меня видишь! – Микаэла была ошеломлена; именно таким она видела Харрисона.
– Ты идеально подходишь для новой должности. Я думаю, из нас получится отличная команда.
Харрисон закрыл дверь и помог Микаэле снять куртку.
– Ты выглядишь уставшей. У тебя темные круги под глазами. Я не хочу, чтобы ты изнуряла себя работой, Микаэла. Твоя семья будет винить меня. Кроме того, камера все это заметит.
– Спасибо. Всегда приятно узнать, что ты выглядишь не лучшим образом. Да и ты, похоже, очень устал.
Взгляд стальных глаз медленно опустился вниз по свитеру, задержавшись на груди, где поблескивал золотой медальон, затем скользнул ниже, к ногам, обтянутым джинсами. Микаэла попыталась справиться с мгновенно охватившим ее жаром и ощущением близости, пронесшимся по коже. Она спросила себя, почему присутствие Харрисона так на нее действует.
– Вижу, ты трудилась до последней минуты. Боюсь, что я припозднился, дел в офисе, как всегда, было невпроворот. Устал страшно. Устраивайся поудобнее и, пожалуйста, сними туфли, я очень забочусь о своих полах. Я сейчас.
Харрисон ушел в другую комнату, а Микаэла встряхнула головой. Крошечные водяные бусинки на его плечах, капли воды, собравшиеся внизу спины, заставили ее в один миг потерять голову. Барометр ее тела просто взлетел от желания дотронуться до него, запустить пальцы в эти блестящие волны и завитки, зажать их в кулаке. Обвить его руками и крепко прижаться к этим водяным капелькам на его спине. Впиться в его рот и забыть обо всем, но…
Микаэла крепко сжала ручку кейса и окинула взглядом большую голую комнату с нарочито грубой облицовкой и пылающим камином из камня. Ее семья уже навещала Харрисона в его доме, а она была здесь впервые. Огонь камина выхватывал из полумрака вбитые ровными рядами в широкие, покрытые лаком половицы особые квадратные гвозди, сохранившиеся с 1880-х годов. Микаэла нагнулась, расшнуровала ботинки и поставила их на старенький коврик, лежащий у входа. Эта комната очень напоминала комнату ее родителей, вот только стены были покрыты штукатуркой бледно-кремового цвета.
Три огромных холста в стиле модерн – смешанные мазки голубого, коричневого и темно-зеленого – текстура, созданная в свободной манере с помощью мастихина, – были ее юношескими работами. Микаэла перенеслась назад в то время, когда она была юной и свободной, а весь мир был открыт для нее. В картинах была какая-то дерзкая первобытность, краска, нанесенная грубыми мазками, сосредоточивалась в центре белого холста.
Микаэла пристально вгляделась в картины – девочка, которая рисовала их, была очень далека от нынешней женщины.
Она провела кончиком пальца по ряби лазурного штриха: белые линии изображали бурные водные потоки. Это была река Каттер, мастихин нанес неровные слои серого, черного и коричневого, изобразив скалистые стены каньона.
Микаэла посмотрела на другой холст: здесь преобладали зеленый и голубой – сосны, поднимающиеся в небо Вайоминга. Вот что больше всего нравилась юной художнице – дикая природа и свобода. Третий холст превосходил первые два по размерам, простые пятна природных лугов смешивались с желтыми мазками подсолнухов и обрамлялись лесами темнеющих сосен.
Микаэла не ожидала увидеть здесь и большую коллекцию вставленных в рамки фотографий, которые она снимала своим первым фотоаппаратом. Лошади Лэнгтри, стада беломордых герфордских коров, олениха с детенышем, щиплющие траву в поле, поросль молочая – вся в желтой пене с семенами, разлетающимися по ветру. Фотографии были подарены Харрисону через год после смерти его отца, когда Кейн-младший уезжал в колледж. Тогда ему было только девятнадцать – угловатый, с широкими плечами, он казался таким одиноким. Микаэла хотела, чтобы он помнил хорошую чистую свежую землю и знал, что у него всегда есть дом – дом Лэнгтри. Харрисон был тогда очень тихим, задумчивым и слишком худым, потому что все еще продолжал расти… Микаэла совсем забыла об этих фотографиях. А ведь когда-то образы, запечатленные на них, заполняли вес ее сердце. Кто она сейчас? Что она потеряла? Почему так зовут ее горы? Почему в ней шумит ветер с каньона Каттер?
В конце комнаты, между огромных окон, из которых открывался вид на Шайло, стоял длинный грубый, сделанный еще пионерами Запада стол, покрытый защитной стеклянной крышкой. Рабочее место с компьютером, заваленное документами, книгами и бумагами, мало напоминало пребывающий в идеальном порядке кабинет Харрисона в банке. По соседству со стеллажами, заставленными офисными файлами, возвышался большой, битком набитый книгами шкаф. Рядом с камином стояла застекленная витрина с монетами, сверкавшими в отблесках огня. На витрине лежала кипа самых разнообразных журналов и книг по нумизматике. Беглый просмотр названий показал, что интерес Харрисона распространялся на монеты периода Гражданской войны.
Перед камином стояла большая удобная банкетка, аккуратно прикрытая старым мягким, сшитым из лоскутов стеганым одеялом. Подушка без наволочки была покрыта полотенцем, еще хранившим отпечаток головы Харрисона. Вокруг в беспорядке лежали разнообразные журналы, тоже в основном по нумизматике, и деловые папки. На стоявшем рядом складном карточном столике находились блокноты, ручки и беспорядочные кипы бумаг.
Харрисон вновь появился в гостиной, и Микаэла повернулась к нему. После белых рубашек и деловых костюмов его непривычно было видеть в джинсах и легком свитере ирландской вязки. Но Харрисон был дома. И это стало особенно понятно, когда он наклонился и погладил большую белую кошку, которая подошла к нему и, зевнув, начала тереться у его ног, выказывая преданность хозяину.
Дома? Несмотря на дорогие сверкающие полы, языки пламени в камине и просторную комнату с грубо оструганными перекрытиями, пересекающимися по потолку, жилищу Харрисона недоставало теплоты. Ничто не напоминало здесь о семье Кейнов. По всей видимости, Харрисон-младший совсем решил отделить себя от своих родных.
– Познакомься с Мэри Белл. Она гуляет сама по себе, а сегодня ей любопытно посмотреть на тебя. Не смотри так озадаченно, Микаэла. Я предпочитаю жить так – без конфликтов и обязательств, разве что иногда приходится подмести у входа. Сейчас мы поедим и сядем работать вон за тем столом. Пока устраивайся поудобнее, а я посмотрю, как у нас обстоят дела с ужином.
Харрисон слегка нахмурился и задумчиво посмотрел на Микаэлу.
– Повар из меня никакой. У нас будут спагетти с консервированным соусом, салат из листьев латука и готовая приправа к нему.
– Меня это вполне устраивает. Я тоже повар не ахти. Я думала, что подарила эти картины Сисси Элберт на память. Я ужасно боялась, что мама повесит их, а они вот где.
Харрисон приподнял бровь, линия рта смягчилась.
– Сисси устраивала распродажу. Мне нужно было что-нибудь на стены. Все остальное было слишком маленьким и беспорядочным.
– Зачем ты их повесил? Они не стоят того, чтобы их выставлять напоказ.
– Почему? Они принадлежат мне. Могу повесить – могу снять, если захочу.
– Сними их, – потребовала Микаэла, закипая. Она не хотела, чтобы у Харрисона было что-либо из ее вещей, какая-либо частичка ее жизни. Потому что он слишком хорошо умел хранить.
– Не будь ребенком, – отмахнулся Харрисон.
Микаэла последовала за ним в просторную кухню, заполненную ультрасовременными приспособлениями из нержавеющей стали. Небольшие пластиковые упаковки легких закусок, орешков и чипсов заполняли в беспорядке картонную коробку, словно в ней кто-то рылся.
Стеклянные шкафы были пусты, дешевые разномастные горшки и сковородки живописной кучей были сложены рядом с огромной металлической газовой плитой. Бумажные стаканчики, тарелки и открытый контейнер с одноразовой пластиковой посудой говорили о том, что Харрисон не тратит время на домашние дела.
– Мне кажется, теперь их нужно промыть, – сказала Микаэла, когда Харрисон вынул из кипящей воды макароны.
– Хочешь этим заняться? – Он снова провоцировал ее.
– Нет. Давно мечтала посмотреть, как ты будешь за мной ухаживать, – парировала она.
По тому, как Харрисон плотно сжал челюсти, сдерживая дыхание, Микаэла поняла, что заработала очко. Она решила бросить еще один шар в корзину:
– Мне кажется, твой дом идеально подойдет для проведения нашей первой презентации. Небольшой коктейль в неформальной обстановке. В непривычном месте я становлюсь мастером, особенно по фаршированным грибам. А это что? – Она дотронулась до твердой коричневой массы, приставшей к сковороде. – Делаем кирпичи?
– Омлет подгорел. Забыл выбросить.
Харрисон медленно поливал спагетти подогретым соусом и с недоумением уставился на Микаэлу.
– Что ты там говорила насчет вечеринки? Здесь?
Микаэла с трудом сдержала улыбку.
– Не пугайся ты так. Твой дом для этого – идеальное место. Людям наверняка хочется узнать о тебе побольше. Мы пригласим их к тебе в дом и одновременно начнем вещание – все очень эффектно и элегантно. Мы организуем развлечение, очаруем Викторию и ее окружение. Джон на своих клавишных будет играть что-нибудь спокойное.
– Джон?..
Слово отлетело рикошетом от кухонных шкафов, скользнуло по итальянской плитке и упало у ног Микаэлы. Харрисон уставился на нее, пытаясь въехать в ее шутку.
– Джон, – повторил он и вонзил вилки в макароны. Они торчали вертикально, как будто заявляя о неприятии Харрисоном этой идеи.
Он взял две тарелки.
– Захвати вон ту бутылку вина и два стакана, мы будем ужинать в гостиной. Идея проведения какого-либо светского мероприятия здесь даже не обсуждается. Я не хочу, чтобы люди видели, как я живу.
– Понятно. Для тебя в порядке вещей исследовать мою жизнь и развешивать у себя на стенах мои картины, о которых я предпочла бы забыть. Но нельзя приближаться слишком близко к великому Харрисону Кейну-младшему. Ему это не нравится.
– Ты знаешь, что мне не нравится добавление «младший». – Харрисон склонил голову набок, глядя на Микаэлу. – Ты хочешь испортить ужин? Или все-таки будем благоразумны? Мы здесь по делу. Давай обойдемся без ссор.
– Тебе придется чуть-чуть спуститься с вершин, Харрисон. Людям интересно, чем ты занимаешься вне банка, как ты держишься, в обществе и, что очень важно, есть ли у тебя чувство юмора. Мы можем использовать это любопытство, чтобы заручиться поддержкой и пробудить интерес. Подумай только, какой ажиотаж вызовет у клана Виктории возможность побывать на «смокинговом» сборище. И кстати, Джон великолепно выглядит в своем смокинге.
Все это Микаэла произносила ровным голосом, одновременно забирая бутылку, бокалы и направляясь в гостиную. Разномастные стеклянные бокалы были дешевыми и совсем не походили на сверкающий хрусталь в особняке Кейнов.
Мрачный задумчивый тон Харрисона выдавал его отношение:
– Все знают, что Джону нравится носить женские штанишки. К сожалению, вкус у него плохой, и он покупает их в галантерейном магазине Уильярда, размер четырнадцатый, я полагаю. А их нужно шить на заказ со специальным черным кружевным поясом на подвязках.
– У каждого свои пороки. Он может заказывать их где угодно. Но не важно, что у него, под смокингом, ведь музыкант он великолепный.
Микаэла поставила вино и фужеры на пол и, не обращая внимания на хмурый вид Харрисона, начала расстилать перед камином одеяло. Пока хозяин дома стоял в ожидании – в каждой руке по полной до краев тарелке с макаронами, – Микаэла налила вино в бокалы. Харрисон поставил перед ней тарелку и сел на стул, все еще хмурясь, когда она протянула ему вино.
– Чувство юмора у меня есть. Я могу посмеяться над шуткой, – наконец произнес он.
– М-да-а, – отреагировала Микаэла с легкостью, зная, что это заденет его еще сильнее.
– Женщины…
Резкий раздраженный тон Харрисона напомнил ей тон отца и брата в те моменты, когда они сталкивались с непонятной для них логикой. Он поставил стакан с вином на пол и подцепил вилкой пасту. Затем он осторожно погрузил зубцы вилки в спагетти и повернул ее, словно выстраивая свои мысли.
– Нет. Не здесь.
– Прекрасно. Мы организуем это в студии и…
Харрисон беспомощно посмотрел на нее:
– Ты хоть представляешь себе, сколько стоит наше оборудование?
Микаэла встретила его мрачный взгляд и холодно улыбнулась:
– Представляю. И еще я представляю, что могут натворить любопытные пальчики, нажимая на все эти чертовы кнопочки и поворачивая все эти чертовы ручечки. Ну так что? Здесь или там?
– Черт возьми, – пробормотал Харрисон мрачно, затем сунул нагруженную вилку в рот и начал жевать, словно это были не макароны, а кожа. Его озабоченный вид ясно давал понять, что ему совсем не понравилось, как Микаэла приперла его к стенке.
– Терпеть не могу все эти сборища. Но в первую очередь нужно думать о запуске студии. Где там твоя концепция?
Микаэла встала, открыла портфель и достала аккуратную стопку бумаг.
– Обещай, что ты все-таки это сделаешь? – спросила она, протягивая бумаги. – Будешь хозяином общественной презентации студии? Будешь обаять, угощать вином и ужином, да?
Оскал Харрисона больше напоминал демонстрацию зубов, чем согласие.
– Это все, чего ты хочешь?
– Естественно, нет. Еще тебе нужно будет снять и сжечь мои картины.
– Нет. Мне нравится думать о той дикой, свободной, смеющейся девочке, которая писала их. О девочке, у которой на сердце лето, а в улыбке – солнечный свет. О девочке, которая плакала, когда причиняла боль, и которая любила так сильно и неистово, что ничто не могло причинить ей боль.
– Харрисон, той девочки больше нет. Умерла.
– Нет, не умерла. Ей причинили боль, и она очень устала. Но по-прежнему жива.