Фамильные ценности

Глава 32

Через час блужданий по рыночным рядам ноги Зои отяжелели, а мысли в голове затуманились. Вещи уже не притягивали её взгляд, а плыли мимо сплошным мутно-разноцветным потоком, и каждая из них по какой-нибудь причине не подходила ей. И казалось, что вот здесь, именно по этому кварталу она проходила уже множество раз…

– Ну что вы всё трогаете, всё щупаете! – горестно вскрикнул кто-то рядом. – И никто не покупает!

Оказалось, это была молоденькая продавщица из палатки с нижним бельём. Её покупательница, вертевшая в руках чёрный бюстгальтер, фыркнула и отошла прочь. Девушка кинула бюстгальтер на стопку розовых трусиков и пожаловалась Зое:

– Я пришла сюда продавать, а никто не покупает. Посмотрят, пощупают – и отходят!

У неё было румяное детское личико с белёсыми бровками и косая чёлка, выкрашенная в угольно-чёрный цвет. Она была чем-то похожа на Тонечку Федченко. Зоя сочувственно улыбнулась ей и неожиданно для себя предложила:

– А давайте… я у вас что-нибудь куплю!

– Давайте! – встрепенулась девочка и вся просияла. – Есть классные модели! Сейчас покажу… Вы носите стринги?

– Да я в общем-то… мне, наверно, лучше что-нибудь утягивающее, – промямлила Зоя, уже раскаиваясь в своём порыве.

– Ва-ам? Зачем вам утяжка?! – вытаращила девчушка подведённые чёрным глаза. – Это же нарушение кровообращения! Я ещё понимаю, у кого живот висит, а с вашей фигурой… Ну-ка, расстегните куртку! – деловито распорядилась она, и Зоя послушно взялась за молнию. – Ага, всё ясно… Одну минуточку!

Она кинулась к сумкам в глубине палатки и, яростно шурша кульками и упаковками, сообщила оттуда:

– Знаете что? Этот новый год встретите совсем по-другому! Как никогда раньше! Вот увидите!

Дальше Зоя шла, улыбаясь и ощущая приятную тяжесть пакета с обновками. Девчушка и не подозревала, как она права – этот новый год и так не похож ни на один прежний! А может, она по-своему права и насчёт её фигуры? Не модель, конечно (и к тому же, как выяснилось, никакая не дворянка), а вполне обычная, рядовая женщина за сорок… но всё-таки которую кое-кто узнаёт даже спустя тридцать лет! И даже просит разрешения ещё раз позвонить…

Пожалуй, стоит поискать платье, решила она во внезапном озарении. И, конечно, сапоги – как это она умудрилась о них забыть?

Через час руки ей оттягивали уже три пакета. В двух новых покоились старые свитер, юбка и унты, на которые парень-продавец взглянул с нескрываемым удивлением. Окутывало же её тело и ласкало душу чёрное платье – строгое и узкое, как карандаш, но с кружевным верхом и рукавами; а на ногах красовались высокие лаковые сапожки, не имеющие ничего общего с уличной грязью и слякотью. В таких сапожках возможно было двигаться лишь по строго определённым маршрутам, вроде «подъезд – машина» или «машина – театральное фойе», а может быть, «машина – ресторан». Она осознавала это, однако дальше её мысль отказывалась двигаться. Или это девочка-продавщица заколдовала её? Или, наоборот, расколдовала, так что исчезли вдруг и усталость, и сомнения, и все тревоги? Сбросив их, словно старые унты, она двинулась дальше упругим, почти танцующим шагом. Ибо ТЕПЕРЬ множество важных и увлекательных дел ожидали её, Зоиного, вмешательства!

Да, она не была дворянкой, и в жилах её не текла кровь старинного и прославленного многими заслугами рода.

Но и её близкие защищали отечество, и её предки тоже совершали свои скромные, неведомые молве подвиги – всеми забытые бабушки в платочках, вечные труженицы, и мужчины-кормильцы, не дожившие до старости, и женщины, рожавшие детей невзирая на запреты врачей. И хотелось сказать спасибо тем ещё, кто растил клубнику на даче и приносил домой в эмалированных вёдрах, и тем, кто варил из неё варенье, и солил огурцы, и записывал редкие рецепты в особые тетрадки, и водил заболевшего ребёнка в поликлинику, и отстаивал очереди, отвлекая и развлекая хнычущее дитя, и вернувшись домой, подавал обед из трёх блюд, а потом садился дотачивать рукава на детской шубке… И свои особенные фамильные ценности могли сложить все эти люди в резную шкатулку – а может быть, их набралось бы даже и не на шкатулку, а на целую комнату, на семейный музей! И как знать – быть может, и ей самой предстояло внести в этот музей что-то своё…

Внезапно подумалось: теперь, встреть она Толика с ДЕВУШКОЙ… да, пожалуй, теперь… она бы смогла это пережить. Теперь она смогла бы даже посмотреть ему в лицо без стыда и страха! Ибо теперь её охраняла новая жизнь, и новые люди, и вот это новое платье. Каким-то образом её охраняли даже новые трудности и проблемы: например, устройство синтезатора, сущность свинга и неуклюжие попытки держать квадрат!

Невольно расправила она плечи, расстегнула куртку и бросила вокруг как бы небрежный, как бы равнодушный взор… и тут же наткнулась на знакомое лицо.

– Люська! – крикнула она с облегчением и почти восторгом.

Люси кивнула и посмотрела на неё странно: с фальшиво-любезной улыбкой. И только приблизившись, ахнула:

– Зойка, ты, что ли? Обалдеть… Что это с тобой?

– В каком смысле? – в свою очередь фальшиво удивилась Зоя.

Красной перчаткой Люси начертила в воздухе нечто неопределённое, после чего объяснила словами:

– На человека стала похожа! Первый раз в жизни!

Зоя собралась было изобразить фальшивую обиду, но не выдержала и рассмеялась: очень уж простодушное удивление выражалось на кузинином лице.

– А у тебя нос синий! Замёрзла?

Люси кивнула и ещё раз обвела её сосредоточенным взглядом сверху донизу и обратно.

– Так пошли куда-нибудь кофе выпьем! – предложила Зоя.

Люси опять послушно кивнула. Кажется, новое Зоино обличье произвело на неё гипнотическое воздействие.

– Ну, рассказывай, что новенького? Как вообще жизнь?

– Нормально, – наконец-то включилась в разговор кузина и перевела взгляд на Зоины пакеты. – А… там у тебя что?

– Да так… остатки прошлой жизни!

Зоя осмотрелась и пристроила кулёк с унтами на пустой прилавок. Потом, подумав, бросила рядом и кулёк со свитером и юбкой. Люси зачарованно следила за её манипуляциями.

– Где здесь можно перекусить, ты знаешь?

– А?

– Я говорю – пе-ре-ку-сить!

Она вдруг почувствовала такой голод, как будто только что вернулась со сдвоенной физкультуры на третьем курсе училища. Как будто только что сдавала нормативы на серебряный значок ГТО. Никогда с тех пор она так не хотела есть.

– Ну, вон за теми рядами «Наша пицца», можно туда…

– Ну так пошли, пошли!

В «Нашей пицце» оказалось тепло и празднично. Красноватые светильники на стенах бросали весёлые блики на маленькие деревянные столики и стулья, на лица девушек-официанток и их длинные чёрные фартуки.

Пицца, которую им принесли, была истинным шедевром кулинарии. Чай «Липтон» в пакетиках – колдовским напитком, возвращающим силы и молодость. Через десять минут Зоя почувствовала себя волшебницей, способной изменить мир.

– У тебя кто-то появился, – утвердительно спросила Люси, пристально и как-то профессионально глядя ей в лицо.

– Именно! – подтвердила Зоя. – Электросинтезатор на пять октав.

– Чего?! Зачем это тебе?

– Решила поменять работу, – сжалилась Зоя. – Хочу устроиться в джаз-кафе. У меня там друг работает, пригласил.

– Кру-у-у-то! – восхитилась Люси. – Ты – в джаз-кафе!

Глаза её загорелись. Вот кто оценил её выбор!

– Веришь, никогда не думала, что менять работу – такое удовольствие, – поделилась Зоя. – А хочешь – попробуй сама! Всё заново, с чистого листа!

– Мне нельзя, – отрезала кузина, и лицо её посуровело.

Вообще, сегодня она выглядела как-то бледнее обычного: вся в коричнево-чёрном, и помада неопределённого оттенка… Или просто забыла накрасить губы? Хотя уж такого с ней сроду не случалось.

– Я решила взять мальчика на воспитание, – сказала она.

Зоя решила, что ослышалась. В этом тёплом, вкусно пахнущем воздухе, среди красных отблесков, да ещё в предновогодний день поистине могло почудиться всякое!

– Усыновить мальчика из детдома. А это лучше, пока я на своей работе. Настя сказала.

– Кто… сказал?

– Настя. Я к ней один раз ходила без тебя. Она сказала, что сама хочет взять ребёнка, но теперь уже не успеет. А мне можно…

Казалось, ничто в мире не изменилось. Так же позвякивала посуда вокруг, и гомонили возбуждённые голоса. Та же кузина Люси сидела напротив Зои.

– Это правильно… молодец. Конечно, надо.

– Я как посмотрю на твоего Пашку, всегда тебе завидую, – пожаловалась она. – Не сердишься?

Зоя покачала головой. Кузина ли это была? Она ли спрашивала «не сердишься»?

– Мы все хотим у тёти Лоры собраться на Новый год. Олег, Коля, тётя Таня с тётей Аллой… Приходи, а! Придёшь?

– Н-не знаю… Я бы с удовольствием, но уже своим обещала… В смысле, обещала вместе с музыкантами, в кафе. Они приглашают. Такая у них традиция.

– А-а, ну тогда конечно… Я от тебя нашим привет передам.

– Обязательно…

Они помолчали. И так легко и уютно было молчать, словно сидели не с Люськой, а с Ирусей. Или как в детстве – с Умницей Галкой в соседском саду, на тёплом бревне!

– Слушай, Люсь! Ты же в детстве часто ко мне приходила, во дворе всех знала, да?

– Ну, наверно, – удивилась она. – А кого «всех»? У вас и было-то всего: ты, Машка да Галка… ну, и пацаны, конечно. Акробат был один, мальчик, помню. Накачанный такой, всегда в джинсах… Славик, по-моему, или Марик.

– А ещё был такой… Дмитрий. Из соседнего дома. Такого не помнишь?

– Дмитрий? Да нет вроде… Димуля вот был! Светленький, скромный такой. Он же в тебя, по-моему, был влюблён? Мы ещё над ним смеялись.

– «МЫ?!» – вскричала Зоя. – Я не смеялась! Я вообще понятия не имела!

– Да? Ну, значит, мы с Машкой…

– С Машкой? Ну спасибочки! Подруги, называется! Близкие люди!