Формула неверности

Глава тринадцатая

Саша со Светланой выскочили навстречу, едва Михаил стал открывать ворота, чтобы Таня заехала во двор на Машиной автомобиле.

— Жива! — крикнула Света и кинулась на шею подруге. Александра тоже толкалась между ними, обнимая любимую тетушку.

— Чего это вы на меня накинулись? — Маша на некоторое время даже вышла из своего приторможенного состояния. — Ну пришла домой позже обычного, так это же не повод!

— Повод! — не согласилась Александра. — А мы уж тут чего только не передумали. Боялись, вдруг ты в автокатастрофу попала.

Маша, разом все себе представив, обеспокоено оглянулась на Таню.

— В обморок падала, — понизив голос, сообщила ей Светлана.

— Это плохо, — пробормотала Маша, но тут же надрывно громким голосом распорядилась: — Всем отдыхать! Дела и вопросы оставляем на завтра. Всем Карпенко — спокойной ночи. — И Светлане: — Пошли!

А сама, будто показывая пример, быстро направилась вперед к своей двери. Света шла следом.

Таня с Мишкой задержались у калитки, когда она решила его проводить. Себе объяснила: «Надо же кому-то закрыть на ночь калитку. В коттедже — ни одного мужчины!» В связи с этим у нее было возникла некая мысль, но Таня тотчас постаралась от нее избавиться. Тоже, нашла сторожа. Этак он возомнит…

— Как ты думаешь, — спросила она Михаила, который не спешил уходить, словно надеялся, что она решит его оставить на ночь, — Каретникова ударили ножом случайные бандиты или…

Почему-то вдруг она, как и Шурка, назвала мужа по фамилии.

— Думаю, ИЛИ, — сказал Мишка.

— В каком смысле? — встрепенулась Таня.

— Ты спросила — я ответил.

— Нет, ты не увиливай. Поясни, что ты хотел сказать.

— А что ты имела в виду под своим ИЛИ? — не хотел идти навстречу он.

— Я думала, может, Леонид сцепился с кем-то из крутых. Из тех, кому он дома строит. Чего-то не так сделал или нагрубил. У Леньки-то язык злой…

— Вот видишь, ты и сама все знаешь, — усмехнулся он, идя к машине.

— Карпенко, так нечестно! — выкрикнула ему вслед Таня.

— А я вообще аморальный тип, — ехидно откликнулся он, — разве это тебе неизвестно?

Тане хотелось пойти к Маше, обнять ее, расспросить обо всем и о том, почему плакала… Чтобы она чувствовала, что рядом с ней есть близкие люди, готовьте разделить ее ношу… Но что-то мешало ей это сделать. Какая-то неуловимая нотка отчужденности в Машином поведении. Показалось даже, раздражения…

В конце концов, рядом с ней Светлана, успокоила себя Таня. Ей нужно было остаться одной, чтобы привести в порядок свои мысли и вообще перевести дух.

Решила для себя, что с утра она, конечно же, пойдет в больницу к мужу, загодя приготовит ему что-нибудь вкусненькое… Раз Маша сказала, что ничего страшного с ним не случилось…

— Мама, вы так и будете скрывать от меня, как от маленькой девочки, что все-таки произошло.

— А что бы ты хотела услышать? — рассеянно спросила Таня, опять погруженная в свои мысли.

— Какие-то неприятности у Каретникова? — продолжала допытываться Александра.

— Если ножевое ранение можно отнести просто к разряду неприятностей…

— Ножевое ранение? — эхом повторила дочь. — А кто его ранил — хулиганы?

— Я и сама не знаю, — задумчиво проговорила Таня; в памяти опять встало бледное, заплаканное лицо сестры. Она же Каретникова терпеть не могла. — Тетя Маша сопровождала его в больницу. Вряд ли она его ранила, не правда ли? А больше я ничего не знаю.

— Как-то странно, — согласилась с ней Александра. — Вы с тетей Машей не поругались?

— Нет, с чего ты взяла.

— Прямо детектив какой-то, — рассердилась дочь. — Приезжают все всклокоченные, раздраженные, даже папа мне ничего не сказал. Я вам тоже ничего рассказывать не буду! Я уже и так пожалела, что рассказала вам всем о нечаянно подслушанном разговоре. Просто меня всегда раздражало, что ты так с Леонидом возишься. Папе ты никогда столько внимания не уделяла.

— Тебе это только кажется. Что ты можешь помнить?

— Мне было тринадцать лет, мамочка, не притворяйся, будто я уже не могла сложить два и два.

— Надо ли тебе в отношениях взрослых что-то складывать? И вообще, что дозволено Юпитеру… Саша, ты есть не хочешь? — спросила Таня.

— Съем что-нибудь, — удивленно согласилась дочь, — ты же обычно ругаешься, когда едят на ночь.

— Представь себе, что я недавно прочла: если выбирать из двух зол — ложиться на пустой желудок или на полный, — то лучше второе. А я отчего-то ужасно проголодалась. И даже выпила бы чего-нибудь. У нас где-то было легкое сухое вино. Вот, пожалуйста: «В сетях любви». Выпьешь с матерью?

— Мама, — Александра просто слов не находила, — ты же всегда как ястреб… зорко следишь, чтобы алкоголя — ни-ни!

— Но с девчонками-то вы пьете?

— С девчонками пьем.

— Вот видишь, кому нужен такой… ястреб, который дальше своего носа, то есть клюва не видит?

Наверное, это прозвучало у нее слишком печально, потому что Шурка, споро помогавшая матери накрывать на стол, встрепенулась:

— Что ты, мама, строгость в таких делах не мешает. И я не обижаюсь, понимаю, что ты у нас справедливая…

— Ко всем остальным, кроме себя самой, — тихо буркнула Таня.

— Что ты сказала?

— Это я так, мыслю вслух.

— Знаешь, мама, — ностальгически проговорила Александра, — я всегда мечтала, что мы вот так с тобой сядем рядышком и будем рассказывать друг другу свои секреты. Как две подружки. У нас в группе одна девушка учится — Зося Коломийцева. Так она своей маме все-все рассказывает… Между прочим, я тебе сколько раз говорила, что я уже взрослая, больше года совершеннолетняя. Если я, к примеру, убью кого-то, мне в суде никакой скидки по возрасту не будет. Я получу тот же срок, что и все остальные.

— Что ты такое говоришь? — испугалась Таня.

— Это я так, к примеру. Мама, а как получилось, что тетя Маша…, вроде она при всем присутствовала?

— Не при всем. Леонид, твой отчим, когда его ранили… наверное, оказался поблизости от тетушкиной клиники, вот она и отвозила его в больницу.

— Тетя Маша? Значит, она свидетельница?

— Нет. Говорит, она вышла из клиники, а он у ее машины без сознания лежит.

— Что-то в этом объяснении не вяжется, ты не находишь? — задумчиво проговорила девушка. — Чего бы ему у машины лежать?.. Кстати, а где она ее ставила? Перед воротами?

— Нет, почти у дверей клиники.

— Вот видишь, ему пришлось бы как минимум на территорию клиники пройти, дойти до корпуса…

— Честно говоря, Саша, я стараюсь об этом не думать, — опять вздохнула Таня, — ведь тогда получается, что тетя Маша меня обманывает, а я не могу понять, зачем ей это надо. Наверное, твой папа прав, если считает, что все выяснения надо отложить на завтра. Тетя Маша выглядит такой измученной. И этого я тоже понять не могу. Ведь не делала же она Каретникову операцию! У нее совсем другой профиль.

Шурка внимательно выслушала мать, пригубила рюмку с вином и несколько более взволнованно, чем следовало, предложила:

— А хочешь, я все узнаю и тебе расскажу?

— Ты узнаешь? — изумилась Таня. — Но откуда… Я хочу сказать, как ты это сделаешь?

— У меня есть знакомые ребята. Следователи.

— Ничего не понимаю!

Александра замешкалась и покраснела. Это у нее от мамы: румянец сразу все выдает.

— Мама, я собиралась тебе рассказать, но как-то все откладывала, боялась, что ты ругаться начнешь. В общем, так получилось, что я перешла с экономического факультета на юридический.

— Что значит — получилось? Тебя кто-то заставил? У вас на юридическом недобор и тебе предложили на него перейти?

— Просто ты не очень интересовалась моими желаниями, когда выбрала мне экономический факультет.

— Но ты ведь не возражала. Когда я тебя спросила, кем ты хочешь стать, ты только плечами пожала: «Не знаю». Вот и пришлось мне выбирать за тебя. Экономист — чем не женская работа?.. И много вас таких, перебежчиков?

— Только я. Мои однокурсники еще и думать не думают о специализации… Подозреваю, большинству все равно, кем стать.

— Может, еще надумают, ведь только на третий курс переходят.

— А я вот поняла, что хочу быть хорошим юристом, — упрямо сказала Александра и тихо добавила: — Может быть, и следователем. Знаешь, как у ребят в милиции много бумажной работы! Они просто завалены ею! А мне в деканате дали направление. Вроде как на практику.

— Боже мой! — схватилась за голову Таня. — И я узнаю об этом только сейчас? Так это и есть твой факультатив? Неужели я выгляжу такой идиоткой, что даже в нашем дворе буквально все считают своим долгом меня обманывать?

Саша смутилась и опустила голову. Таня невольно повысила голос:

— Тогда что ж, тогда без вопросов. Тебе не только надо вина налить, тебе нужно побыстрее к нему привыкать. Говорят, менты пьют по черному, а ты ведь теперь с ними не только общаешься, а хочешь быть, так сказать, полноправным представителем?

— Мама! Как ты можешь так говорить? — Александра в негодовании встала из-за стола и направилась к двери. Впрочем, не дойдя, она остановилась и горячо продолжила: — Ты даже не представляешь, какие в милиции работают люди. Я не говорю, что все без исключения, но есть такие… Они любят свою работу, хотя и получают за нее копейки, и сутками занимаются таким неблагодарным делом, как защита таких, как мы с тобой, от бандитов и прочей мрази…

— Ладно, — махнула рукой Таня, — не обращай на меня внимания. Тем более что в последнее время на меня внимания и так никто не обращает. Хотя не могу не заметить, что ты слишком близко к сердцу принимаешь работу нашей милиции.

— Папа на тебя внимание обращает, — стала успокаивать ее Александра. — Когда я сказала, что тебе плохо, знаешь, он как разволновался!

— Что-то по нему не очень видно было, — хмыкнула Таня.

— Просто ты жена другого человека, и он считает безнравственным переходить границы благопристойности или, например, делать тебе комплименты.

— Что ты такое говоришь? — возмутилась Таня. — Еще скажи, что замужним женщинам вообще не делают комплименты!

— Замужним вообще делают, а бывшим женам… наверное, это не очень легко говорить.

— Много ты понимаешь!

Только вот непонятно, чего она на девчонку злится? По сути дела, Александра все время предоставлена самой себе. Не назовешь же сопричастностью вопросы типа «Как дела в институте» или «Ты не заболела»? За что боролись… Сама во всем виновата. Упустила дочь. Хорошо хоть, та ее в известность поставила, а то окончила бы университет, а Татьяна так и не узнала бы, что за специальность теперь у единственного отпрыска!

Александра посмотрела на мать, что-то про себя прикинула и вернулась к столу.

— Решила на меня не обижаться? — усмехнулась Таня. — Хотела бы я посмотреть на этого молодого милиционера. Или немолодого?

— О чем ты говоришь, мама? — прикинулась удивленной девушка.

— О тех, настоящих, милиционерах, честных и преданных делу, которых ты так горячо защищала. А ты о чем подумала?

Она подняла бокал с вином и чокнулась с Александрой.

— Давай за здоровье Леонида Сергеевича.

— Давай, — согласилась Саша, весьма довольная тем, как она удачно выбрала время для своего сообщения — ни тебе угроз, ни истерик. И без смакования некой пока неудобной для девушки темы, которую она предпочла бы не развивать…. Раз так, Александра согласна выпить за кого угодно.

Она с сочувствием посмотрела на усталую и какую-то поникшую мать: сколько на нее всего свалилось! — и сказала с жаром:

— Я тебя так люблю, мамочка!

— Я тоже люблю тебя, Сашенька, — улыбнулась она. Аппетит, вспыхнувший было у Тани, сошел на нет, едва она съела пару кусочков голубца. Зато Шурка — что значит молодой организм! — расправилась с тремя голубцами, куском холодной свинины, салатом из огурцов и помидоров и запила все любимой пепси-колой.

— Я пойду спать, мама? — полувопросительно сказала Саша уже несколько сонным голосом.

— Конечно, иди, — спохватилась Таня. У двери дочь опять приостановилась:

— Между прочим, мама, с этой стрижкой и макияжем ты помолодела лет на десять.

— Спасибо, дорогая, — улыбнулась Таня. — Спокойной ночи, пусть тебе приснится… кто-нибудь хороший, а я сейчас со стола приберу и тоже лягу.

Лечь-то она легла, а вот сна все никак не было. Какое-то странное чувство не давало уснуть. Что-то она не поняла, что-то важное не узнала. Словно окружающие ее люди сговорились не волновать ее и потому скрывали от нее нечто важное, а из-за незнания его Таня вела себя не так, как надо, и делала совсем не то, что должна была бы делать. И это ощущение незнания и непонимания нисколько не делало ее жизнь легче, то есть давало противоположный результат от задуманного ее близкими.

К примеру, не сказала Маша, что Каретников к ней приходил. Себя предлагал. Это на поверхности. Но что-то в этом было еще, Саша говорила… нет, наверное, девчонка что-то не так поняла. Рассказала неправильно. Не может же быть, что Маша… что у нее с Леонидом… Вот и получается, что из-за недостатка информации она додумывает события, и от этого становится еще хуже.

Не думать! Просто запретить себе размышления на эту тему. Завтра утром можно будет пойти к Маше и все узнать. Маша никогда не была врушей…

Не была, да вот стала!

Таня вся извертелась на их с Леонидом двуспальной кровати. Не будь так поздно — Маша со Светланой, наверное, давно уже спали, — она побежала бы к сестре, чтобы та ее успокоила. Развеяла ее сомнения… Маленькая девочка ждет, чтобы ее погладили по головке. Она не готова к кардинальным переменам в своей жизни, которые вполне могут произойти, узнай она всю правду.

Таня не знала, что в другой половине коттеджа не спали.

Стороннему наблюдателю, точнее, слушателю или той же Тане, если бы она все же надумала проведать сестру, открылась бы истина. Но вряд ли она дала бы ей спокойствие.

Маша со Светой вовсе не спали. Они лежали рядом на такой же двуспальной кровати, просто каждая под своей простыней, и негромко разговаривали. Не потому, что их мог кто-то подслушать, а по извечной привычке людей ночью невольно понижать голос.

— Представь себе, — говорила, всхлипывая, Маша, — он появился на пороге моего кабинета. Бледный. Руку к себе прижимает. Я еще хотела съехидничать, что Леонид из себя Наполеона изображает, а он вдруг стал падать лицом вниз. Хорошо, Майечка встала из-за стола — ей в регистратуру выйти понадобилось, — успела его подхватить. Позвали Вадика, хирурга, оказали первую помощь, а там и «скорая» подъехала.

— И ты вместе с ним на «скорой» поехала?

— Конечно. Во-первых, я врач, а во-вторых, родственница…

— Машка, ну что ты передо мной-то выделываешься! Без тебя бы его до больницы не довезли!

— Я подумала: он в машине очнется и подумает, что его все бросили. Его и так никто не любит. Он, конечно, храбрится, говорит, что ему все по фигу, но я-то знаю… Ты не представляешь, какой он уязвимый!

— Он подумал бы, что его ТЫ бросила, — с нажимом подсказала Светлана.

— Не дави на меня, Светка, я и сама не пойму, что в нем нашла. Сравни их хотя бы внешне: Валентина и Леонида. Один — красавец мужчина, высокий, стройный, положительный…

— Потому и от семьи гуляет.

— Погоди, не ехидничай. А другой — тот, кто никогда не будет моим. Муж сестры, ради которой я не только мужчину, жизнь отдам!

— Умоляю, Маруся, только без патетики. По мне, так она всегда смахивает на истеричку. И вы все с ней носитесь: бедная Таня! Я видела, как твоя младшая сестра на своего бывшего мужа смотрела!

— Ну и что, — пожала плечами Маша. — Любит одного, живет с другим. Разве для нашей жизни это редкость?

— Тем более поговори с ней…

— Никогда в жизни! — вскричала Маша. — Я бы скорее сказала Тане, что Ленька ко мне пристает, этим и себе, и ему бы все пути отрезала. Пусть бы за ним последила, скандальчик устроила, может, он от меня бы и отстал.

— Говоришь, а сама в это не веришь, — усмехнулась Света.

— Поверишь тут! Ну почему я такая невезучая?

— Вот-вот, поразмышляй, почему ей все, а тебе — ничего.

— Какое там — все? Бедная девочка очень несчастна.

— О бедной девочке потом. Он приходил в себя или нет?

— Лучше бы не приходил, — опять заплакала Маша. — Попросил, чтобы я его за руку взяла, и стал говорить, что он умирает, а перед смертью люди не лгут…

— Он действительно так плох?

— Выживет. Крови много потерял, но мы привезли его вовремя.

— И что он говорил?

— Бормотал: «Машенька, я плохой человек. Я много чего в жизни делал не так. Никого не любил… Просто не знал, что это такое. А с тех пор, как тебя узнал, покой потерял. Засыпаю — о тебе думаю, просыпаюсь — ты перед глазами стоишь…» В общем, говорил всякую сентиментальную ерунду.

Маша резко оборвала себя.

— Все, давай спать. Мне завтра на работу к восьми часам — я должна выспаться.

— Может, тебе снотворного дать?

— Еще чего, организм баловать! Заснет как миленький.

— Тебе видней, — улыбнулась Светлана. — Надо же, и со своим организмом разговаривает по-военному. Нахваталась у друзей в мундирах. Валентина теперь восвояси отправишь?

— Пусть пока покрутится возле меня. Если, конечно, не будет докучать предложениями руки и сердца.

— Другие женщины любовников поедом едят: женись да женись, а эта…

Светлана вздохнула по-бабьи.

— У меня такое предчувствие, что мы на пороге великого перелома.

— Типун тебе на язык, — нарочито сонно отозвалась Маша.

Она представилась подруге засыпающей, хотя вряд ли Свету это могло обмануть. Ей больше не хотелось говорить о том, что и так терзало ее, как коршун мультяшного Прометея. Она не догадывалась, что одновременно с сестрой пытается приказать себе: «Не думать! Больше об этом не думать!»

Но разговора сестры с подругой Таня слышать не могла, как и мыслей Маши, но заснуть все-таки смогла, а проснувшись утром, первым делом стала упаковывать пакет с продуктами для раненого мужа.

После перенесенных волнений пробудилась она довольно поздно и Машу дома уже не застала. Та ушла на работу. Почему-то и машину она оставила во дворе.

Машина оказалась незапертой, и Таня при ярком солнечном свете еще раз обследовала ее салон на предмет наличия пятен крови. И ничего подобного не нашла. Но Маша так красочно живописала: весь салон в крови! Кто ее тянул за язык?

Конечно, она может теперь сказать, что все вымыла с утра пораньше, а на утверждение, что чехлы вовсе не были мокрыми, станет утверждать, что высушила их с помощью фена.

Но Таня не станет ловить ее на лжи. Значит, у Маши была какая-то причина, по которой она не сказала правду. И наверное, впопыхах выдумала эту историю, где концы с концами не сходятся. Пусть ее. Так ли уж важно, каким образом доставили в больницу Леню и как он возле Маши оказался. Странно другое: почему она плакала? А еще точнее, не тo, что она именно плакала, а КАК плакала. Отчаянно. Безнадежно. И при том уверяла, что рана Леонида не смертельная.

С другой стороны, если она увидела Каретникова раненным, в крови, без сознания, могла и заплакать. Наверное, боялась, что ее младшая опять без мужа останется. На этот раз, будучи вдовой…

Ответить на эти вопросы самой себе сейчас Тане все равно бы не удалось, но Маше она таки позвонила. Спросить, что можно нести Леониду, есть ли ограничения, и на ее вопросы сестра коротко ответила:

— Ему можно все.

— Маша, можно, я возьму твою машину? — спросила Таня.

— Во-первых, она вовсе не моя, а во-вторых, возьми, конечно. Техпаспорт лежит на журнальном столике. Да, а у тебя ведь нет доверенности.

— Я напишу ее сама, а твою подпись подделаю. Если что, скажешь, что это ты написала?

— Конечно, скажу!

И повесила трубку. Тане показалось, что она чем-то озабочена. Наверное, сестра как раз вела прием пациентов.

Но она ошиблась, потому что телефон зазвонил тут же, на этот раз звонила ей Маша.

— Прости, забыла спросить: у тебя нет запасных ключей от Лениного «форда»? А то надо бы его отогнать домой. Он стоит под зданием клиники. Вчера охранники разрешили его поставить, но сегодня главный уже намекал мне, что машину пора убрать.

— Хорошо, — сказала Таня, — вначале я заеду к Лене в больницу, а потом завезу тебе ключи. Ты можешь сама пригнать машину к дому.

— Сделаем лучше так, — предложила Маша, — ты пригонишь мою… вернее, твою машину, а домой поедешь на «форде»…

— Не хочу и слушать, — рассердилась Таня, — твои оговорки, чья машина. Твоя, поняла? Если это тебя так напрягает, когда-нибудь потом отдашь мне за нее деньги. Мы же договаривались!

— В самом деле, не будем спорить, — согласилась Маша; машину ей хотелось иметь. — Раз уж мы все равно ее купили.

Вот только, как она объяснит то, что Ленина машина оказалась возле здания клиники? Может, сказать, что к зданию ее подогнал кто-то из охранников по ее просьбе? Тогда как Ленька оказался у Машиной «десятки»? Поставил рядом свою и упал возле Машиной? Попятно, Таня повторяется, но она все равно готова утверждать: Каретников не знал, что его жена купила машину сестре!