Где начинаются мечты

Глава 8

Сегодня Холли была одета в серое платье, и его унылый вид лишь слегка оживлял малиновый кант у ворота и у манжет. Такое одеяние подходило для монахини… если не считать маленького, в два дюйма, выреза впереди. Вырез этот имел форму замочной скважины и открывал кусочек нежной бледной кожи. И этого оказалось достаточно, чтобы воображение Закери разыгралось вовсю. Никогда еще женская шея не притягивала так к себе его взгляда. Мысли о нежном теле, скрытом под унылой серой тканью, были просто невыносимы.

– Мистер Бронсон, вы сегодня рассеянны, – заметила Холли, и он наконец посмотрел в ее приветливые глаза цвета виски. Невинные карие глаза… Он готов был поклясться, что она понятия не имеет о том, какое производит на него впечатление.

Розовые губы Холли изогнулись в улыбке.

– Я знаю, что вам не очень хочется этим заниматься, – сказала она. – Но вам нужно научится танцевать, и танцевать хорошо. До бала у Плимутов осталось всего два месяца.

– Бал у Плимутов… – повторил он, язвительно выгнув брови. – В первый раз слышу.

– Я думаю, что это будет прекрасный случай продемонстрировать ваши светские манеры. Это ежегодный прием, устраиваемый лордом и леди Плимут всегда в разгар сезона. Я много лет с ними знакома, это чрезвычайно любезные люди. Я сделаю так, чтобы Плимуты прислали приглашения. И в этот вечер мы вывезем Элизабет в свет, а вы… вы, несомненно, встретите много молодых и прекрасных дам, и одна из них вызовет у вас интерес.

Закери машинально кивнул, хотя и знал, что никакая женщина на свете не вызовет у него такого сильного интереса, как леди Холланд Тейлор. Возможно, он нахмурился, или вид у него стал раздраженный, потому что Холли успокаивающе улыбнулась ему.

– Это вовсе не так трудно, как вам кажется, – сказала она, очевидно, полагая, что он беспокоится насчет танцев. – Мы просто будем за один раз разучивать одно па. А если окажется, что я не в состоянии научить вас как следует, мы пригласим месье Жируара.

– Никаких учителей танцев, – проворчал Закери, уже успевший невзлюбить этого плясуна. Накануне он видел, как проходит урок танцев у Элизабет, и категорически воспротивился попытке месье Жируара распространить свои наставления также и на его особу.

Холли вздохнула с таким видом, словно ее терпение на пределе.

– Вашей сестре он, по-моему, нравится, – заметила она. – Месье Жируар очень опытный учитель.

– Он попробовал взять меня за руку!

– Уверяю вас, у него не было иного намерения, кроме как показать вам фигуры кадрили.

– Это противоестественно – брать за руку других мужчин, – фыркнул Закери. – А у этого маленького лягушатника был такой вид, точно ему это нравится.

Холли вытаращила глаза, но решила, что лучше пропустить эту фразу мимо ушей.

Они находились в. роскошно убранном бальном зале, стены которого были обиты бледно-зеленым шелком и обильно украшены вычурной позолотой. Ряды великолепных колонн из зеленого малахита, навевавшие мысль о русских дворцах, чередовались с зеркалами в золотых рамах, достигавшими восемнадцати футов в высоту. Казалось удивительным, что потолок еще не рухнул под тяжестью шести массивных люстр, сверкающих таким количеством хрустальных подвесок, что ими можно было бы нагрузить целую повозку. Место для музыкантов в противоположном конце зала пустовало. Для того чтобы Бронсон выучил основные фигуры различных танцев, музыка не требовалась.

Во множестве зеркал отражалась его партнерша. В такой пышной обстановке ее серое платье казалось нелепым. Интересно, как она будет выглядеть в бальном туалете? В платье с низким вырезом, отделанным чем-то пенистым, как положено на вечерних дамских платьях с голыми плечами… Красивые, округлые формы ее грудей, выступающие под лифом, сверкающие бриллианты на бледной коже. Темно-каштановые волосы, поднятые кверху, открывают драгоценные серьги на маленьких ушках…

– Вы помните правила бального этикета, которые мы с вами обсуждали вчера? – услышал он ее вопрос и усилием воли заставил себя вернуться к действительности.

– Если я пригласил молодую леди на танец, – отвечал он монотонно, – я не должен покидать ее до тех пор, пока не отведу эту леди к сопровождающей ее даме. После того как танец закончится, я спрашиваю у нее, не хочет ли она подкрепиться. Если она отвечает «да», я нахожу для нее стул в буфете и приношу ей все, что она пожелает, и остаюсь с ней столько, сколько она захочет там пребывать. – Он замолчал и спросил с легким раздражением:

– А что, если ей вздумается сидеть там и подкрепляться целый час? Или еще дольше?

– Вы останетесь с ней, пока она не поест, – терпеливо пояснила Холли. – А потом вы отведете ее к сопровождающей, поклонитесь и выскажете благодарность за ее общество. Больше того, вы должны танцевать с некрасивыми девушками так же, как и с красивыми, и ни в коем случае не танцевать больше двух раз с одной и той же партнершей. А если речь идет о последнем танце перед ужином, вы должны предложить сопровождающей барышню даме проводить ее к столу и держаться с ней как можно галантнее.

Бронсон тяжко вздохнул.

– Теперь перейдем к выходу, открывающему бал, – бодро сказала Холли. – Когда вы возглавляете шествие на своем балу, вы должны выступать медленно и с достоинством. Идете параллельно стенам и меняете шаг в углах. – Она немного придвинулась к нему и добавила с видом заговорщицы:

– На самом деле это проделывается лишь для того, чтобы дамы, проходя по всему залу, могли показать свои туалеты. Ошибиться здесь никак нельзя, мистер Бронсон. Просто проведите все пары вокруг зала и вернитесь в середину. И постарайтесь держаться несколько надменно. Для вас это не составит труда.

От ее дружеского поддразнивания у него полегчало на душе. Мысль о том, чтобы с надутой физиономией обойти зал, обычно вызывала у Закери язвительный смех. Но если это делается, чтобы продемонстрировать всем женщину вроде Холли, при этом держа ее под руку… да, в этом есть кое-какой смысл. Такая постановка вопроса ему, пожалуй, даже импонировала.

– И ни в коем случае не следует вести двух дам сразу, – предупредила его Холли.

– Почему же?

– Во-первых, это сделает невозможным перемену шага в углах зала, а во-вторых… – Она замолчала, как будто забыв, что намеревалась сказать, – взгляды их встретились. Сморгнув, словно ее отвлекло что-то непредвиденное, она заставила себя продолжать:

– Это честь, которую джентльмен оказывает определенной леди. – Она легко коснулась его руки. – Давайте дойдем до первого угла.

Пока они шли, Бронсон все время слышал, как он топает по блестящему паркетному полу. Дойдя до угла, они остановились, и Холли объяснила, как менять шаг.

– Я снимаю кисть с вашего локтя и беру вас за руку, а вы ведете меня так, чтобы я была уже не слева от вас, а справа… – Она принялась проделывать движения, о которых говорила, и Закери подчинялся ее указаниям. Руки их соприкоснулись, ее холодные пальчики скользнули по его ладони, и у него перехватило дыхание.

Холли остановилась, явно смущенная, и, легко вздохнув, выдернула руку. Она, наверное, тоже это почувствовала – что произошло в нем от прикосновения ее пальцев. Закери смотрел на ее склоненную голову, и ему страшно хотелось коснуться этих гладких темных волос и взять в ладони это лицо. Он еще помнил, что ощутил, поцеловав ее, помнил, как ее губы прижались к его губам, не забыл ее вкуса, ее учащенного дыхания.

– Нам… – нетвердым голосом продолжила Холли, – нам следовало бы надеть перчатки. Леди и джентльмены всегда надевают перчатки, когда танцуют.

– Я велю, чтобы принесли перчатки! – Голос прозвучал раздраженно, и Закери удивился этому.

– Я… я думаю, в этом нет необходимости. – Она глубоко вздохнула, очевидно, чтобы взять себя в руки. – На бал всегда следует брать запасную пару перчаток, – скороговоркой произнесла она. – Джентльмену ни в коем случае не следует танцевать в несвежих перчатках.

Она не глядя снова подала ему руку. Их обнаженные пальцы сошлись на короткое, как удар молнии, мгновение, и Холли показала ему, как менять шаг.

– Прошло столько времени, – услышал он ее полушепот. – Я почти забыла, как это делается.

– Вы не танцевали после смерти Джорджа? – спросил он.

Она молча покачала головой.

Урок продолжался, и Закери отметил про себя, что именно так представлял себе ад – голова и тело в огне. Хорошо еще, что на нем модный фрак с длинными фалдами. Если бы Холли могла предположить, в каком возбуждении он пребывает, как близок к тому, чтобы прижать ее к себе и осквернить – руками, губами и всеми мыслимыми частями своего тела, – она, пожалуй, с криком выбежала бы из зала.

Но оказалось, то, чем они занимались сейчас, ничто по сравнению с кадрилью – утомительным набором всевозможных па и всяких дурацких вывертов ногами. А уж вальс стал самой настоящей пыткой.

– Подойдите ко мне справа, – промолвила Холли, опуская густые ресницы, – и обнимите правой рукой за талию. Достаточно крепко, но в меру.

– Вот так? – Закери осторожно обхватил ее стан, чувствуя при этом невероятную неловкость. Уж кто-кто, а он-то привык держать особ женского пола в своих объятиях, но нынешнее ощущение было ни на что не похоже. Никогда он не прикасался к такой изящной женщине, как эта, никогда не испытывал такого острого желания угодить своей партнерше. Вот бы понять, что ощущает она. Может быть, ей не нравится находиться от него в такой близости? В конце-то концов она ведь привыкла танцевать в объятиях аристократов, а не таких сильных, дурно воспитанных мужланов, как он. Его руки казались ему лопатами, ноги – глыбами. Ее изящная кисть легко легла на его правое плечо. Портной не подложил ни грамма ваты под плечи его фрака, чтобы Закери казался не таким мощным, но, к несчастью, ничто не могло скрыть его налитых мускулов.

Ее изящные пальчики коснулись правой руки… Она была так легка и мила в его объятиях, что его вдруг пронзило желание.

– Мужчина ведет партнершу вот так, – комментировала она, подняв к нему лицо. – Не следует слишком сильно сжимать мне пальцы… нужно держать их крепко, но осторожно.

– Боюсь, я наступлю вам на ногу, – пробормотал он.

– Сосредоточьтесь на том, чтобы соблюдать между нами надлежащее расстояние. Если вы будете слишком крепко держать меня, вы лишите меня свободы движений. А если мы окажемся слишком далеко друг от друга, я лишусь поддержки.

– Вряд ли я сумею это сделать, – с трудом выговорил Закери. – Вы научили меня, как совершать обход зала, и с кадрилью я справлюсь. Давайте закончим на этом.

– Ах, но вы должны научиться танцевать вальс, – убеждала она. – Без вальса вы никогда не сможете ухаживать за девушкой как полагается.

Услышав его короткий ответ, она нахмурилась, внезапно преисполнившись решительности.

– Можете браниться, сколько вам угодно, мистер Бронсон. Я все равно научу вас вальсу. И если вы не будете мне помогать, я пошлю за месье Жируаром.

Тут он еще больше разозлился.

– Ладно, черт побери. Что делать дальше?

– Вальс строится из двух шагов, каждый на три хлопка. Теперь скользите назад левой ногой – помните, шаг небольшой, – потом ставите правую ногу немного позади левой и поворачиваетесь вправо…

Словом, поначалу это было какое-то ужасное сражение. Но когда Закери сосредоточился на указаниях Холли и почувствовал, что она скользит вместе с ним словно по волшебству, подчиняясь ему, его спотыкающиеся шаги стали увереннее. Похоже, она и сама получала от этого удовольствие, хотя он не понимал, какое может быть удовольствие в том, чтобы спотыкаться и разбирать с ним вальсовые па.

– Держите руку твердо, – предупредила она, и глаза ее блеснули. – Вы двигаете ею так, словно она у вас ватная!

Как она, вероятно, и намеревалась, замечание сбило его со счета. Он поднял бровь в язвительной усмешке, которая обычно заставляла сникнуть его собеседника.

– Единственное, на чем я могу в данный момент сосредоточиться, – это на том, чтобы не раздавить вас, миледи.

– Право же, у вас все получается очень хорошо, – заверила она. – Не говорите, что вы никогда не танцевали вальс раньше.

– Никогда.

– Вы на редкость подвижны. Большинство начинающих, как правило, переносят всю тяжесть тела на пятки.

– Бокс, – пояснил Закери, делая с ней следующий полутур. – Если уж вы оказались на ринге, то другого способа увильнуть и уклониться нет.

Хотя он никак не думал, что это замечание позабавит ее, Холли, судя по всему, порядком развеселилась.

– Я бы не хотела, мистер Бронсон, чтобы вы слишком часто использовали во время уроков танца ваш боксерский опыт. Вряд ли мне понравится вступить с вами в кулачный бой.

Глядя на ее улыбающееся, раскрасневшееся лицо, Закери испытал мучительно сладостное чувство, боль, более связанную с духом, чем с телом. Это была самая обворожительная женщина из всех, кого он знал. И уже не в первый раз он ощутил острую зависть к ее мужу, которого она любила. У Джорджа было право прикасаться к ней и целовать везде, где ему захочется. Она обращалась к нему со всеми своими нуждами. И наконец, черт побери, он все еще любим ею!

Судя по всему, что слышал Бронсон, этот Джордж Тейлор был превосходным человеком. Хорош собой, состоятелен, благороден, всеми уважаем, воспитан и чуток. В общем, он заслужил такую жену, как Холли, – ровно настолько, насколько Закери ее не заслуживает. Закери понимал, что является полной противоположностью Джорджу. Все, что он может предложить ей, включая свое сердце, вульгарно и греховно.

«Если бы только» – он ненавидел эти три слова, они снова и снова звучали у него в голове. Если бы только, если бы только…

Потеряв ритм, он резко остановился, отчего Холли налетела на него. Она коротко засмеялась, задохнувшись. – Ах… вы остановились так внезапно, и я…

Пробормотав какое-то извинение, он поддержал ее. На мгновение ее маленькая фигурка оказалась от него в опасной близости. Это ощущение заставило все его чувства обостриться. Он хотел выпустить ее, разжать объятия, но взбунтовавшиеся руки отказались повиноваться. Она дышала быстро и взволнованно, и он чувствовал, как рядом вздымается ее грудь. Мгновение длилось бесконечно. Он ждал, что она положит этому конец, начнет возражать, но она хранила странное молчание. Шелковистые веера ее ресниц поднялись, и он увидел ее изумленный взгляд. Парализованные тем, что неизбежно становилось похожим на объятия, они смотрели друг на друга беспомощно-очарованно.

Наконец Холли отвела глаза, но ее теплое дыхание продолжало ласкать его подбородок. Губы у него стали сухими и горячими, и ему захотелось прижаться ими к ее коже. Он ждал, не шевельнет ли она своей ручкой, лежащей на его плече… не коснется ли его шеи, не намекнет ли хоть как-то, что он ей желанен… но она оставалась неподвижной, не отстраняясь и не поощряя его.

Он прерывисто вздохнул, мускулы его немного расслабились. В глазах его слегка рябило. Интересно, подумал он, представляет ли себе Холли, как он близок к тому, чтобы схватить ее и унести куда-нибудь? Куда угодно. Ему хотелось ощутить ее под собой, познать с ней наслаждение. И больше того – ему хотелось, чтобы она любила его, ласкала, шептала ему на ухо слова любви. Никогда в жизни он не казался себе таким болваном, отчаянно возжелавшим того, что явно ему не полагалось.

И тут же холодный, ясный голос, прозвучавший у него в голове, заметил, что то, чего нельзя получить от Холли, может дать ему другая женщина. В Лондоне сотни дам и девиц одарят его всевозможными ласками в угодном ему количестве. Закери с радостью уцепился за эту мысль, как утопающий за соломинку. Не нужна ему леди Холланд Тейлор. Он найдет кого-нибудь покрасивее, поостроумнее и с такими же ласковыми глазами. Ничего в ней особенного нет, и сегодня же ночью он докажет себе это, и завтра… будет доказывать, сколько потребуется, пока не убедит окончательно.

– Я думаю, на сегодня довольно, – пробормотала Холли, вид у которой все еще оставался несколько ошеломленным. – Вы многому научились, мистер Бронсон. Уверена, что очень скоро вы уже будете вполне прилично танцевать вальс.

Закери поклонился, заставив себя вежливо улыбнуться.

– Благодарю вас, миледи. Значит, увидимся завтра.

– Вы сегодня не ужинаете дома?

Он покачал головой:

– Я собираюсь повидаться вечером с друзьями.

Глаза ее сверкнули, выдав неудовольствие. Он знал, что она не одобряет его склонности к разгулу, и внезапно ощутил жестокую радость. Пусть себе спит каждую ночь в своей одинокой постели, он же будет получать наслаждение там, где найдет его.

Холли медленно вернулась в комнату Розы, где ее дочка и Мод занимались, как всегда по второй половине дня, чтением и играми. Холли с удивлением заметила, что ей очень трудно собраться с мыслями. Она как будто все еще кружилась в объятиях Закери Бронсона, отражаясь в бесчисленных зеркалах. Более двух часов она была так близко от него, болтала и смеялась, и все это невыносимо взбудоражило ее чувства. Она была встревожена, взволнована, несчастна – но по какой причине? Хорошо, что урок танцев кончился. Был восхитительно страшный момент, когда он прижал ее к себе и Холли подумала, что сейчас он ее поцелует.

И что тогда? Как она на это реагировала бы? Она боялась думать об этом. Бронсон пробуждал в ней нечто глубинное и низменное. Для женщины, воспитанной так, что даже страсть к собственному мужу нужно скрывать, ситуация складывалась угрожающая.

Грубость ее работодателя должна была бы отталкивать, но Холли тянуло к нему. Он обращался с ней не как с хрупкой куколкой или жертвой печальных обстоятельств. Он ее дразнил, шутил над ней и говорил с ней откровенно. Он заставлял ее чувствовать себя живой и полной сил, интересоваться миром, лежащим за пределами привычных представлений. Ее задачей было придать ему утонченности, но, кажется, происходило нечто противоположное: это он изменял ее, и отнюдь не в лучшую сторону.

Холли неуверенно засмеялась и провела рукой по векам, словно желая смахнуть наваждение. Искры вспыхнули у нее перед глазами, и она затаила дыхание.

– Ах, нет, – пробормотала она, узнав признаки, предвещающие мигрень.

Как всегда, боль появлялась без всяких видимых причин. Возможно, если она немного полежит, положив на лоб мокрую холодную салфетку, ее удастся остановить.

Холли поднялась наверх, морщась от нарастающей боли в висках и затылке. Добравшись до их с Розой апартаментов, она услышала голос дочери:

– Нет, это не рысь, Мод! Это очень медленно. Это вовсе не рысь.

Холли заглянула в дверь и увидела, что ее дочь сидит на ковре в окружении игрушек. В руках у Розы была маленькая лошадка, обтянутая кожей, – подарок Бронсона. У лошадки были замечательный хвост, грива из настоящего конскою волоса и блестящие стеклянные глаза. Она везла миниатюрную карету с несколькими куклами. Здесь же, на ковре, Роза соорудила дома из кубиков и книжек.

– Куда же это они едут, милочка? – поинтересовалась Холли. – В парк или в лавку на улицу Риджент?

Роза, улыбаясь, подняла глаза.

– Мама! – воскликнула она, снова переведя взгляд на трусившую рысцой лошадку. – Они едут на завод.

– На завод? – изумленно повторила Холли.

На круглом лице Мод появилась ироническая улыбка.

– Да, миледи. Мистер Бронсон рассказывал Розе о том, как живут рабочие и что они делают на заводах и фабриках, которыми он владеет. Я пыталась объяснить ему, что ребенку незачем знать о таких вещах, но он не обратил на мои слова никакого внимания.

Первой реакцией Холли был гнев. Зачем он рассказывает впечатлительной девочке о нелегкой жизни рабочего класса? С другой стороны, Холли никогда не приходило в голову, что ее дочь растет, не понимая разницы между бедными и богатыми, не зная, почему одни люди живут в прекрасных домах, а другие – на улицах, и к тому же голодают.

– Я полагаю, – нерешительно ответила она, – что это неплохо. Розе следует узнавать хоть что-нибудь о большом мире… о жизни большинства людей, не похожей на ее жизнь…

Она потерла лоб: боль все усиливалась и превратилась уже в непрекращающуюся пульсацию. Впервые она осознала, что Закери Бронсон становится более реальным, более авторитетным человеком для Розы, чем когда-либо смог бы стать Джордж. Бронсон играл с девочкой в прятки, пробовал варенье, которое она «помогала» варить кухарке однажды в дождливый день, построил для нее карточный домик, когда они сидели на полу у огня. Всем этим ее отец никогда не стал бы с ней заниматься.

Бронсон не игнорировал Розу и не считал ее вопросы глупыми. Он обращался с ней точно как со взрослыми, только мягче и порой даже уважительнее. Большинство взрослых смотрят на детей сверху вниз и считают, что на них не распространяются всяческие права и привилегии, пока они не вырастут. Но Бронсон явно привязался к девочке, и Роза, в свою очередь, потихоньку начала привязываться к нему. Это был еще один неожиданный поворот в данной ситуации.

– Ах, миледи! – воскликнула Мод, внимательно глядя на нее. – У вас опять мигрень, да? Вы совсем белая, и вид у вас больной с головы до пят.

– Да. – Холли тяжело оперлась о дверной косяк и жалобно улыбнулась дочери. – Мне так. жаль, Роза. Я обещала погулять с тобой, но сегодня не смогу.

– Ты заболела, мама? – Девочка нахмурилась, вскочила, подошла к Холли и обняла ее. – Следует принять лекарство. – посоветовала она, как взрослая. – Задернуть занавеси и закрыть глаза.

Холли, с трудом улыбнувшись, позволила дочери отвести себя в спальню. Мод тут же задернула тяжелые драпировки так плотно, что комната погрузилась во тьму, и помогла Холли раздеться.

– У нас есть то лекарство, которое оставлял в последний раз доктор Вентворт? – прошептала Холли, вздрагивая, когда Мод принялась расстегивать ей пуговицы на спине платья. Малейшее движение вызывало у нее в голове чудовищную пульсацию. Когда у нее в последний раз был приступ мигрени, еще у Тейлоров, семейный врач дал ей снадобье, от которого она погрузилась в милосердное забытье.

– Конечно, – прошептала в ответ Мод, достаточно опытная для того, чтобы во время мигрени хозяйки не говорить громко. – Я бы ни за что его не забыла, миледи. Я принесу его вам, как только вы ляжете в постель.

– Спасибо. – Холли вздохнула. – Что бы я без вас делала, Мод? Как хорошо, что вы приехали сюда вместе с нами. Хотя я не стала бы вас упрекать, если бы вы остались у Тейлоров.

– И позволила бы вам и мисс Розе отправиться в это чудное место одним? – Холли угадала, что Мод улыбается. – По правде говоря, миледи, мне здесь нравится.

Платье соскользнуло на пол, за ним отправились легкий корсет и чулки. Холли, оставшись только в сорочке и панталонах, залезла в постель. Она закусила губу, чтобы сдержать болезненный стон, и откинулась на подушки.

– Мод, – прошептала она, – у вас так мало свободного времени. Я исправлю это, когда мне полегчает.

– Не думайте ни о чем, – успокоила ее горничная. – Пусть голова отдохнет, а я быстренько принесу вам лекарство.

Облаченный в синий фрак и серые панталоны, с черным шелковым галстуком, Закери спускался по парадной лестнице, чтобы отправиться на поиски вечерних развлечений. Нельзя сказать, что его переполняло радостное предвкушение, но настроен он был решительно. Ощущения, пробудившиеся во время урока танца, все еще кипели в нем, требуя удовлетворения. Он был так возбужден, что ему было просто необходимо повозиться с достаточно энергичной партнершей, а после этого провести несколько часов за картами и вином. Все что угодно, только бы забыть, каково это – держать в своих объятиях Холли.

Но, дойдя до лестничной площадки, он замедлил шаги и остановился при виде маленькой горестной фигурки, примостившейся на одной из ступенек. Увидев Розу похожую на куколку, в муслиновом платьице в оборках, с пухлыми ножками, обтянутыми белоснежными чулочками, державшую в руке неизменную нитку с пуговицами, он не мог не улыбнуться. Как не похожа она на Элизабет в детстве! У Розы хорошие манеры, она умеет сосредоточиться и быть серьезной, Элизабет же была постоянно полна энергии и неуправляема. Холли сделала все, что могла, чтобы хорошо воспитать дочь, но, по мнению Закери, Розе требовалось общение с отцом. С человеком, который поможет ей узнать о мире, находящемся за пределами парковых оград и аккуратных садов с каменными стенами, о детях, которые не носят нарядных платьиц и костюмчиков, и о людях, которые трудятся в поте лица своего ради хлеба насущного. Об обыкновенной жизни. Но Роза не его дочь, и у него нет права вмешиваться в ее воспитание.

Остановившись несколькими ступеньками ниже, он посмотрел ей в глаза.

– Принцесса, – сказал он и улыбнулся, – почему вы сидите здесь в одиночестве?

Роза тяжело вздохнула, ее пухлые ручки беспрестанно перебирали блестящие пуговицы. Найдя свою любимую ароматную пуговицу, она поднесла ее к носу и понюхала.

– Я жду Мод, – пояснила она хмуро, – она даст маме лекарство, а потом мы будем ужинать в детской.

– Лекарство, – повторил Закери, мрачнея. Какого черта Холли понадобилось принимать лекарства? Еще и двух часов не прошло, как она была совершенно здорова. Или с ней что-то случилось? – От чего лекарство?

– От мигрени. – Малышка уткнулась подбородком в колени. – И теперь мне не с кем играть. Мод слишком устала, и, даже если она согласится, будет не очень-то весело. Она рано уложит меня спать. Как я не люблю, когда мама болеет!

Закери смотрел на девочку, задумчиво хмурясь и задаваясь вопросом: возможно ли, чтобы всего за два часа мигрень так разошлась, что человек был уже ни на что не пригоден? И отчего вообще бывает мигрень? Все мысли о ночных развлечениях мгновенно вылетели у него из головы.

– Оставайтесь здесь, принцесса, – велел он. – Я пойду навещу вашу маму.

– Правда? – Роза с надеждой посмотрела на него. – И вы сможете сделать так, чтобы она опять хорошо себя чувствовала, мистер Бронсон?

Вера, прозвучавшая в этом вопросе, заставила его сердце сжаться. Он осторожно опустил руку на темную головку.

– Боюсь, что нет, Роза. Но я хотя бы узнаю, все ли у нее есть, что нужно.

Оставив девочку, он бросился вверх, перепрыгивая через ступеньки. Когда он подошел к комнате Холли, оттуда как раз выходила Мод, лицо которой выражало озабоченность и тревогу. Он почувствовал беспокойство.

– Мод, – резко спросил он, – что такое стряслось с леди Холланд?

Горничная быстро поднесла палец к губам, призывая к тишине.

– Это ее мигрень, сэр, – шепотом пояснила она. – Мигрень всегда начинается с ходу, и всякий звук, запах и свет причиняют страшную боль.

– Отчего они начинаются?

– Не знаю, сэр. С миледи это происходит с тех пор, как мистер Тейлор нас покинул. Обычно это продолжается один день, но бывает и затягивается, а потом само проходит.

– Я пошлю за врачом, – решительно заявил Закери.

Мод так же решительно затрясла головой:

– Простите, сэр, но в этом нет надобности. Леди Холланд была у специалиста, и тот сказал, что это не лечится. Нужно просто лежать и принимать лекарство, пока не полегчает.

– Я навещу ее.

Горничная встревожилась:

– Ах, сэр, мне бы не хотелось, чтобы вы ее беспокоили! Леди Холланд сейчас не в состоянии разговаривать ни с кем – ей плохо, а от лекарства она делается малость не в себе. И она не… ну, в общем, не так одета.

– Я не стану ее беспокоить, Мод. Пойдите займитесь Розой. Она сидит одна на лестнице.

И, не обращая более внимания на ее возражения, Бронсон вошел в спальню. Он сощурился, давая глазам привыкнуть к темноте, и услышал, как тяжело дышит Холли. Слабый тошнотворно-сладкий запах витал в воздухе, и он с любопытством принюхался. Подойдя к кровати, он нашел на ночном столике бутылку и липкую ложку. Он потрогал ложку пальцем, потом поднес ее к губам и распознал вкус сиропа с опием.

Холли, лежавшая под легкой простыней, пошевелилась, ощутив чье-то присутствие. Ее глаза и лоб закрывала мокрая салфетка.

– М-мод? – прошептала она.

Закери ответил не сразу.

– Я думал, после урока танцев у вас разболится нога, а не голова, – произнес он.

От низких раскатов его голоса она поморщилась:

– Ах… мистер Бронсон… вы должны немедленно уйти. – Она говорила несколько невнятно, очевидно, под воздействием опия. – Я… я не одета… а это лекарство иногда… заставляет меня говорить такие вещи, какие я обычно не говорю…

– В таком случае я настаиваю на своем присутствии.

Раздался слабый смех.

– Пожалуйста, не смешите меня… страшно больно.

Закери опустился на стул, стоявший подле кровати. Под его тяжестью стул заскрипел, и Холли вздрогнула. Когда его взгляд привык к темноте, он увидел светящуюся белизну ее плеч и сладостный изгиб шеи там, где она плавно переходит в холмики грудей.

– Лекарство, которое вы принимаете, милая леди, содержит много опия. Мне было бы неприятно, если бы вы привыкли к нему. Я видел, как здоровые мужчины превращались от него в ходячие скелеты.

– Это единственное, что мне помогает, – пробормотала она. Было ясно, что голова ее одурманена болью и наркотиком. – Я буду спать день или около того… потом мигрень пройдет. Завтра придется пропустить уроки… прошу прощения…

– К черту уроки.

– Ваш язык, – упрекнула она его, вздохнув.

– Как начинается мигрень? Или я сделал что-то такое…

– Нет-нет… без всяких причин. Перед глазами возникают искры. Боль начинается с одной стороны головы или шеи… Затем распространяется, мне становится дурно.

Закери осторожно опустился рядом с ней на кровать. Почувствовав, как кровать просела под его тяжестью, Холли слабо запротестовала:

– Мистер Бронсон… пожалуйста… оставьте меня в покое.

Закери просунул пальцы ей под шею. Между затылком и основанием черепа он ощутил жесткие, напряженные мышцы. От его прикосновения Холли стало больно, и она застонала. Очень осторожно он помассировал ей шею кончиками пальцев. Слеза скатилась из-под салфетки, лежащей у Холли на глазах, и она прерывисто вздохнула.

– Помогает? – прошептал Закери спустя минуту, чувствуя, что напряжение слегка ослабло.

– Да, немного…

– Перестать?

Ее рука мгновенно протянулась к его запястью, чтобы удержать.

– Нет, продолжайте, пожалуйста.

Он стал молча массировать ей шею, и дыхание ее становилось более глубоким, в конце концов ему показалось, что она уснула. Но спустя какое-то время Холли удивила его, заговорив тихо и быстро:

– Мигрени начались после того, как умер Джордж. Первая случилась, когда я целый день читала письма… люди были так добры… они делились своими воспоминаниями… все говорили, что они очень удивлены… хотя никто не был так удивлен, как я. – Голос ее звучал бесстрастно, словно она говорила в глубоком сне. – Такой здоровый человек. Не такой крепкий, как вы, но все же… очень здоровый. Потом появилась лихорадка, и Джордж не мог ничего есть, только пил чай. Неделю он пролежал в постели. Он так быстро терял вес… скулы выступали на лице. На вторую неделю я испугалась, потому что ум его стал мутиться. Он, видимо, знал, что умирает… он начал готовиться. Однажды он послал за своим самым близким другом, Рейвенхиллом… знал его с детства. Он заставил Рейвенхилла и меня пообещать…

Она вздохнула, словно уплывая на волнах воспоминаний.

– Что пообещать? – спросил Закери, внимательно глядя на ее губы. – Что он заставил вас пообещать?

– Не важно, – пробормотала Холли. – Я ответила «да», я была готова на все, лишь бы он успокоился. Я просила у него подарить мне последний поцелуй. О, это был… сладчайший поцелуй… хотя он был слишком слаб, чтобы обнять меня. Потом дыхание его изменилось… врач сказал, что началась агония. Я держала Джорджа в объятиях и чувствовала, как жизнь уходит из него… держала, пока не поняла, что он холодеет.

Закери снял руку с ее затылка и заботливо натянул простыню ей на плечи.

– Мне очень жаль, – прошептал он.

– Потом я на него рассердилась, – призналась Холли, как ребенок, вцепившись в его руку. – Я никогда об этом никому не рассказывала.

Он сидел не двигаясь и осторожно сжимал ее пальцы.

– Почему рассердились, милая?

– Потому что Джордж… совсем не боролся. Он просто ускользнул… принял это… как джентльмен. Ускользнул и бросил меня. Не в его натуре было бороться. Как можно было обвинять его за это? Но я обвиняла.

Уж он бы боролся, подумал Закери, крепко запомнив ее слова. Он бы с самим дьяволом бился, лишь бы остаться с Холли и Розой. Он бы выл и брыкался, прежде чем отдал такую драгоценность.

Слабая улыбка тронула ее губы:

– Теперь вы знаете… какая я дурная женщина.

Закери все еще склонялся над ней, глядя, как она погружается в сон. Самая хорошая женщина из всех, кого он знал в жизни. Теперь его переполняло только одно желание – как-то защитить ее, чтобы она никогда больше не узнала горя. Он пытался заглушить чувство, которое она вызывала в нем, – удивительной нежности, но чувство это все росло. Тяга найти в эту ночь утешение на стороне исчезла без следа. Ему хотелось одного – остаться здесь, в этой темной комнате, и охранять сон леди Холланд Тейлор, пока ей снится ее покойный муж.

Озабоченный Закери встал с постели. Подчиняясь порыву, он взял бессильную руку Холли и благоговейно поднес ее к губам. Он поцеловал ее пальцы, нежную впадину ее ладони. Ничто не могло сравниться с ощущением ее шелковистой кожи на его губах.

Осторожно положив ее руку на простыню, он бросил на Холли последний печальный взгляд и вышел. Приходилось уйти, хотя это был его собственный дом. Он задыхался; ему казалось, что он попал в ловушку, связан по рукам и ногам.

– Хозяин! – Мод ждала посреди коридора, с подозрением глядя на него.

– Где Роза? – коротко бросил Закери.

– Она в гостиной, играет с миссис и мисс Бронсон. – Мод на секунду запнулась. – Осмелюсь спросить, сэр, что вы делали столько времени в комнате леди Холланд?

– Я изнасиловал ее, пока она была без сознания, – с серьезным видом ответил он. – На это ушло немного больше времени, чем я предполагал.

– Мистер Бронсон! – с негодованием воскликнула горничная. – Как вы можете говорить такие вещи?!

– Успокойтесь, – сказал он, усмехнувшись. – Я просто побыл с леди Холли, пока она не уснула. Вы же знаете, что я скорее перережу себе горло, чем причиню ей какой-нибудь вред.

Мод задумчиво посмотрела на него.

– Да, сэр, – кивнула она спустя мгновение, – кажется, я это понимаю.

Это замечание заставило Закери задуматься. Неужели его чувство к Холли так очевидно? Проклятие, злобно подумал он и бросился прочь, охваченный непреодолимым желанием убежать.