Где ты, судьба моя?

7

Падди стоял у книжной полки, держа в руках рамку с фотографией.

— Это отец Крис? — резко спросил он.

Знай она, что придет Падди, она убрала бы снимок с глаз долой. Подойдя к нему, она взглянула на фото.

— Да. Ее отец и дедушка с бабушкой.

Снимок был сделан, когда Брайди было шестнадцать лет, незадолго до выпускного вечера. Она смеялась прямо в камеру, одной рукой обняв Билли, другой его мать, Сильви. Его отец, Грег, тоже обнимал Сильви. Все выглядели счастливыми.

— А где они сейчас? — спросил Падди.

— Сильви и Грег в том же доме в Бернстоне. Грег на пенсии. Он работал на фабрике. Билли уехал сразу после школы. Он закончил экономический колледж и подвизается в международном банковском деле. Живет в Новой Зеландии. Он был в Штатах года четыре или пять назад, тогда я и сказала ему о его дочери. Я решила, что он должен знать.

— На вид парень ничего. Так ты поддерживаешь отношения с ним?

— Он звонит в самые неподходящие моменты то из Токио, то еще откуда-нибудь. Он терпеть не может писать письма. Родителям о ребенке он ничего не сказал, я тоже не говорила. Какой смысл?

Падди положил фотографию на стол и огляделся. Комната была маленькая, уютная, просто обставленная: белые крашеные стены, синий деревянный пол, горшки с алой геранью на окне, выходящем на океан.

— Масса почтовых открыток, — заметил он. — Ты много путешествовала. Была на Гаити?

— Падди, это места, куда я хотела бы поехать, а не где побывала.

— Учителя не так плохо зарабатывают. Можно позволить себе поездку.

— Это что, допрос? — резко спросила Брайди.

— А эта колымага, что стоит у тебя перед дверью, на ней, по-моему, опасно ездить.

— Я на ней доезжаю, куда мне надо.

— Это твой дом?

— Я его снимаю.

Он снова огляделся. Вся мебель была явно из магазина подержанных вещей, хотя приведена в порядок.

— А картины? — спросил он. — Это чья работа?

— Моя.

Он подошел поближе к одной из картин. Абстракция. Сильные энергичные мазки ярких чистых цветов.

— Мне нравится, — с улыбкой проговорил Падди. — Она очень похожа на тебя.

— Я как-то увидела в газете абстрактную картину — ничего особенного, вертикальные полосы, а музей Гугенхейма заплатил за нее миллион долларов, вот я и решила, что тоже не лыком шита и могу сама такие делать. — Она посмотрела с озорной улыбкой. — Иногда я делаю полосы. Но чаще пятна.

— Нефигуративный постмодернизм, — глубокомысленно изрек Падди.

— Так отчего ж мне никто не предлагает миллион баксов?

— На всякий случай не уходи пока с работы, — ухмыльнулся он. — Мне нравится, как ты умеешь смеяться над собой. Это мало кто умеет.

— Я не заметила, чтобы ты много смеялся.

— Ты не видела меня в лучшие времена. Мы как-нибудь устроим что-то вроде свидания. Ну, пицца, кино, как водится.

Брайди не считала, что это удачная идея, не собиралась она говорить ему и о том, что, когда он смеется, ей хочется схватить его в объятия — и будь, что будет. Как это она раньше не знала, насколько сексуальным может быть мужской смех.

— Ты, кажется, сам сказал, что пришел сюда съесть собственную шляпу. Может, кофе или пиво, чтобы запить ее?

— Пиво это диво. — И пошел за ней на кухоньку.

Она отметила, что глаз его не пропускает ни одной детали. К ее раздражению, он первым делом остановился перед двумя фотографиями над раковиной. На одной рыжая женщина уверенно вела байдарку через каменистую стремнину; на другой та же женщина висела на отвесной скале, гребень скалы резко выделялся на фоне неба. Эти фотографии Брайди тоже сняла бы, если бы знала, что нагрянет Падди.

Он стал рассматривать фотографии и затем пробормотал:

— Да это же ты!

— Я же говорила, что не люблю тихую жизнь.

— Может, по-другому? Любишь риск?

— А у тебя с этим проблемы?

— Я любил ходить на байдарке до того, как женился… но в горы не лазал. У меня боязнь высоты. Почему ты любишь опасность, Брайди?

— Чтобы не кончить, как моя мать, — не задумываясь ответила она. — Лучше любить опасность, чем власть.

— Но в течение тринадцати лет ты держалась подальше от мужчин. Во всяком случае, так ты говорила.

В самую точку.

— Ишь, какой умник… — ответила она не совсем дружелюбным голосом и открыла дверцу холодильника.

— А почему отказ от путешествий, развалюха вместо нормальной машины и домишко, где и скунсу не развернуться?

Брайди открыла бутылку пива и вместе со стаканом поставила на стойку. Ноздри у нее раздувались.

— Экий Великий инквизитор! Тогда позволь и тебе задать вопрос. У тебя водятся деньги. Я видела дом и знаю, почем участок на берегу в Гринвуде. На университетскую зарплату это не потянуть, а?

— У моих родителей и родителей Маргарет были деньги, — ответил он.

Он сказал это спокойным голосом, но от Брайди не ускользнули нюансы.

— Полагаю, ты унаследовал долю Пегги. Прости, я не хочу показаться циничной, но, Падди, я ушла из дому в семнадцать. В день рождения Крис я украла деньги на автобус из кошелька матери и потом загнала бриллиантовое кольцо бабушки, чтобы снять первое жилье. Я мыла посуду в ресторанах и работала в бакалейных лавках, чтобы платить за учебу в университете, потому что у меня была маленькая слабость — я любила поесть. Я до сих пор выплачиваю студенческие долги и, пока не расплатилась с ними, не путешествую и не покупаю дом и новую машину. — В ее улыбке была изрядная доля самоуничижения. — Однако у меня есть собственная байдарка и все, что нужно для альпинизма, причем все это лучшего качества.

— Разве ты ничего не получила после смерти матери?

Брайди посмотрела в окно.

— Она оставила мне сто долларов.

— Она так и не простила тебя?

— Похоже, что нет. — Брайди резко повернулась, сдернула резинку с хвостика, тряхнула головой и распустила рыжее богатство. — Я никогда не хотела быть похожей на нее. Жестокой. Отчужденной. Отгородившейся от людей.

— Брайди, — проговорил Падди странным голосом. — Не думаю, что это тебе грозит.

— Не смейся!

— Какое тут. Я не так хорошо тебя знаю, но человек, способный целый день работать с подростками, не может быть отчужденным. А ты и жесткость! Это вещи несовместные. Этого в тебе нет. Как нет и в твоих картинах.

И вдруг в ее глазах зажглись бесенята.

— Вот полосы. Как насчет них? — бросила она насмешливо.

— Это вертикальные мазки? Проще пареной репы. Сексуальная сублимация.

Брайди вспыхнула.

— Что-то мы далеко ушли от шляпы, Патрик Корнби.

— Мы тут толковали о деньгах. О том, что ты бедна как церковная крыса. Но Билли же международный банкир, он что, не помогает тебе?

— Он предлагал, но я отказалась.

— Судя по всему, Крис от тебя получила эту непробиваемую честность.

— Пей свое пиво, — парировала Брайди.

— Сначала еще кое-что… Это не следствие, Брайди. Просто мне жутко интересно все, что касается тебя. Даже в рубашке на шесть размеров больше ты убиваешь наповал.

— Пожалуй, я тоже не откажусь от пива, — заметила Брайди.

Падди ошарашил ее, вдруг заговорив с внезапным напором:

— Ты ляжешь со мной в постель? Или я сам себя морочу?

— Как я могу на это ответить? — воскликнула Брайди. — Мы едва знаем друг друга и только и делаем, что ругаемся, и потом Крис… Мы не можем делать вид, что она для нас не главное.

— Да или нет. Вопрос стоит так.

— Не знаю. Я же толкую тебе, что не хочу, чтобы рядом были мужчины. От мужчин заводятся дети. Это выше моих сил.

У Падди перекосилось лицо.

Брайди спохватилась и проговорила:

— Опять я что-то не то, да? Сделала тебе больно? Прости, Падди. Но почему вы с Пегги удочерили Крис? Почему не завели собственного?

— Через год после того, как мы поженились, у Пегги обнаружили рак матки, — объяснил Падди сдавленным голосом. — Пришлось ей удалить матку. Это было для нее страшным ударом. Она так хотела семью. Мы сделали запрос о возможности взять приемного ребенка. Потом нам позвонили из роддома и предложили Кристину.

— А как насчет тебя? Ты любил Маргарет. Но, женившись на ней, ты не мог иметь своего собственного ребенка.

— Ты не хуже меня знаешь, что в жизни не все бывает так, как хочешь.

— Ты поэтому так много ездил в дальние страны? Тоже своего рода сублимация?

— Откуда ты знаешь? — удивился Падди.

— Видела статью о тебе в журнале.

— Уж очень ты любопытна.

— Ты хочешь все обо мне знать, а мне это необязательно, так надо понимать?

— Я не привык много говорить о себе.

— У тебя есть на это право, — с иронией проговорила Брайди. — Если все женщины боятся грозы, то все мужчины боятся выказывать свои чувства.

— Откуда тебе знать, ты же бегаешь от мужиков как от чумы.

— Почему? У меня есть друзья-мужчины. И женатые и неженатые. Просто я не целуюсь с ними на каждом углу и не лезу к ним в койку.

Падди провел пальцами по ее плечу, затем по волосам. Его лицо наклонилось к ней. Брайди отметила, что ресницы у него гуще, чем у нее.

— Я хочу быть исключением из этого правила, — проговорил он, глядя ей в глаза.

Брайди только хмыкнула.

— А пока суд да дело, не найдется ли у тебя чего пощипать? Я сегодня не обедал.

Прямо ураган какой-то, мелькнуло у Брайди, подхватит, завертит, а потом бросит где-нибудь.

— Хочешь знать мои сокровенные тайны? Открой шкаф слева.

Падди открыл дверцу, за которой обнаружились пакеты с чипсами — на все вкусы, от простейших до чипсов с луковым ароматом.

— Так вот тайны мадридского двора. Ты любительница бросовой еды.

— Только чипсов. Можешь спокойно держать крендельки с солью, орешки, любые сладости… кроме мороженого, но, если тебе дорога жизнь, никогда не покушайся на мой пакет чипсов с кетчупом. Заруби себе на носу.

— Постараюсь запомнить, — сказал Падди, доставая пакет чипсов со сметаной и луком. С этим богатством он отправился в гостиную и уселся на мягкий диван. Открыв пакет, он протянул его Брайди, взяв горсть себе. — Насколько я понимаю, надо успеть хоть что-то ухватить. — И он отправил горсть чипсов в рот.

Брайди тоже устроилась на диване, чтобы быть поближе к чипсам, а не к Падди, разумеется. То, что последует дальше, она и предвидеть не могла.

Он уставился на пузырьки пива, будто искал в них вдохновение.

— Было нечестно и жестоко с моей стороны предположить, что ты подстроила встречу с Крис в школе, — проговорил он, поднимая глаза. — Когда я из ее записки понял о пережеребьевке, я тут же ринулся в Стилбей. Я увидел вас вместе и буквально лишился ума. — Он взглянул на нее. — Прости меня, Брайди. Я не имел права говорить, что это подстроила ты.

Она медленно кивнула, встреча с Крис ошеломила и ее.

— Извинение принято.

— Чем больше я на тебя смотрю, тем больше убеждаюсь, что ты не из тех, кто ходит вокруг да около. Это не в твоем духе. Ты предпочитаешь брать быка за рога.

Брайди бросила примирительно:

— Почему ты не сказал мне, что Крис последнее время интересуется мной, ее родной матерью?

— Ясно почему, боялся.

— Боялся?

— Тебя, — проговорил он, уставившись на стакан с пивом в его руке. — Того, что может произойти, если мы сблизимся. Потеря Пегги была тяжелым ударом для меня, и в мои планы не входило с кем-нибудь снова сближаться. И уж последнее дело — с родной матерью Крис.

Итак, как она и предполагала, ему нужен только секс, сердце его принадлежит Маргарет. Брайди с удивлением отметила, что это ее ранит. Торопливо набив рот чипсами, она проговорила:

— Продолжай.

— Последние полторы недели Крис просто взбесилась. Она ест меня поедом за то, что я сразу не рассказал ей о тебе, и кричит, как ненавидит тебя за то, что ты отказалась от нее. Как я ни пытался объяснить ей что к чему, она и слушать не хочет. Она завалила контрольные на прошлой неделе, и все учителя в один голос жалуются на нее. Я хотел попросить тебя заехать к нам на уик-энд. Может, мы вместе что-нибудь придумаем, а?

— Приехать к вам? — Брайди чуть чипсами не подавилась.

Падди стукнул ее по спине. У Брайди потекли слезы по щекам.

— Спасибо, спасибо, хватит. Но, Падди, она же терпеть меня не может. Я только все испорчу.

— Ты ей нужна. Она умрет, но не признается в этом. И потом, я ума не приложу, как быть.

— Она знает, что ты у меня?

— Нет. У нее тренировка до полседьмого. Я скоро поеду. — Приезжай, — проговорил он еле слышно. — Две головы лучше одной. Может, вместе мы что-нибудь придумаем.

«Мы»… Такое маленькое словцо, а сколько в нем смысла.

— Обратно пути нет, разве можно вернуться к тому, что было три недели назад? Ни ты, ни Крис не можете и дальше делать вид, что меня не существует. Слишком поздно.

— Я люблю ее, и мне больно видеть ее несчастной. И я ничего не могу поделать, все только хуже.

Он не мог предотвратить и смерть Маргарет, подумала Брайди.

— Я приеду, — сказала она и тут же пожалела, что сказала. Если она как-то прожила тринадцать лет, держась подальше от лишних хлопот, то и держалась бы. Поездка к Падди и встреча с враждебно настроенной дочерью надолго выбьет ее из колеи.

Но если ей удастся пробиться сквозь броню дочери, она будет вознаграждена сторицей. Брайди так изголодалась по ласке, так нуждалась в близости родного человечка, что у нее заболело в груди. Она с остервенением набросилась на чипсы.

— Приедешь? — переспросил Падди.

Она прожевала горсть чипсов, не почувствовав вкуса.

— Я же сказала, приеду. Ты что, не ожидал?

Он взял ее ладони в свои.

— Да не бойся ты. Все будет хорошо.

Пальцы у него были крепкие и теплые, и Брайди почувствовала, как все в ней переворачивается.

— Ты-то о ней все знаешь. Она росла у тебя на глазах. Боюсь. Конечно, боюсь. Боюсь, что потом будет хуже, чем сейчас.

Он притянул ее к себе и прижал к груди, сердце у него учащенно билось. Только что она испытала страсть в его объятиях. Чувство безопасности в его объятиях было для нее столь же ново, как страсть, и столь же двойственно. Она всегда была независимой. Элизабет Малколм позаботилась об этом. Что, если сейчас она станет нуждаться в Падди? Это не менее опасно, чем встреча с Крис.

Тут она услышала бормотание:

— А ты даже более независимая, чем я думал. — Его губы коснулись ее волос, затем губ.

Брайди подумала, что, если сейчас поцелует его, пиши пропало. И она открылась ему со всей щедростью, на которую была способна и о которой не знала все эти годы.

— О, — протянула она ему в ухо, — сметана и лук — мои любимые чипсы. — Она почувствовала, как у него заколыхалась грудь от смеха.

А потом он подтолкнул ее, и она повалилась спиной на диван. Она запустила пальцы в его шевелюру и страстно поцеловала. Он погладил ее груди, и они сразу набухли, а он продолжал гладить, пока она не выгнулась дугой, застонав от желания.

Падди развязал ее рубашку и теперь уже гладил ее обнаженный живот. Опершись на локоть, он смотрел ей в глаза, снова гладя ее грудь, но успев осторожно стянуть лифчик. Глаза у нее расширились, губы раскрылись. Ничего подобного с Билли она не испытывала. Она ждала Падди. Ждала годами, чтобы испытать это невероятное влечение, которое притягивает друг к другу мужчину и женщину, чтобы почувствовать свое тело.

— О, Падди, — прошептала она. — О, Падди…