Герой

— Какие планы?

Я выгибаю бровь, пока заправляю рубашку назад в брюки:

— Смелый вопрос.

Она качает головой, наблюдая за тем, как я одеваюсь.

— Какие планы, Кэл?

— Кэл, — я трясу головой, поражаясь её смелости. — Лейла ждёт меня в офисе.

Её беспристрастное выражение лица не совсем то, чего я ожидал.

— Вы встречаетесь?

— Нет.

Кейтлин выдыхает.

— Оу.

— Просто трахаемся.

Когда я смотрю на неё, то замечаю, что её губы дрожат сильнее, чем можно себе вообразить.

— Я и так это знала, но думала, что может теперь…

— Ты знала? Про Лейлу?

Она кивает:

— Она рассказывает всем.

Я сжимаю челюсть. Ей некомфортно, поэтому я снимаю рубашку и протягиваю ей.

Она быстро надевает её.

— А я? — спрашивает она, ныряя в рукава.

— Ты?

— Да. Ну… Мы с тобой…

Я не могу сдержать взрыв смеха, который поднимается из глубины моей груди.

— Я не трахаю тебя, Кейтлин. Этого никогда не должно было случиться.

— Значит, ты не считаешь меня привлекательной, — отвечает она.

Я поджимаю губы и вытаскиваю её волосы, оставшиеся под воротником рубашки, когда она накинула её. Перекидываю их ей на спину.

— Дело не в этом, воробушек. Я трахаю больше женщин, не только Лейлу, и ты должна быть благодарна за то, что не стала одной из них. Если тебе кажется, что я был с тобой груб, то, поверь мне, это лишь детские игры.

Мой мозг запоминает момент, когда она смотрит на меня в полной тишине с раскрытым ртом. Неожиданно она начинает рыдать и, спрыгивая со стола и отталкивая меня в сторону, выбегает из комнаты.

Несколько мгновений я могу лишь стоять и смотреть ей вслед, а единственную мысль в моей голове можно описать двумя словами: какого хера?!

***

Сегодня Лейла выглядит угрюмой. Лучше бы она сменила свой блондинистый цвет. Краска смывается с волос, превращая её в ведьму с пепельной шевелюрой. Она всегда выглядит мрачно, но сегодня, когда она смотрит на меня, растянувшись под розовым одеялом, это кажется очевидным как никогда. Я выключаю свет, но не двигаюсь с места.

— Кельвин?

Включаю свет обратно.

— Я не в настроении, Лейла.

— Нет?

— Позвоню тебе в другой раз.

— Но… Я могу пригласить Сабрину, если хочешь? В прошлый раз тебе понравилось.

Я фыркаю:

— Разве?

— Могу позвонить ей просто сейчас. Ну, или если не хочешь её, то я знаю ещё одну девушку. Максимум пятнадцать минут, и она будет здесь, — когда я не отвечаю, она снова спрашивает: — Или ты хочешь просто поспать?

— Когда это мы просто спали?

— Ну… Никогда…

— И никогда не будем. Если мы не трахаемся, то ты мне нахер не нужна, — я приподнимаю подбородок и задаю свой следующий вопрос: — Ты говорила о нас кому-нибудь в офисе?

— Нет…

— Нет?

— Не совсем.

Она сжимает колени и моргает. Спальня выглядит так, будто в ней живёт подросток. Даже Кейтлин выросла из этого розового дерьма. Я качаю головой и ухожу.

Кейтлин. Я уже не первый раз думаю о ней после инцидента в столовой. Внезапно всё остальное становится неважно. Сейчас Лейла отвлекает меня от мыслей, но когда и она утратит эту способность, то станет мне не нужна. На данный момент мне кажется, что она уже не отвлекает меня от моей дерзкой пленницы. Кейтлин упрямая и острая на язычок, но именно это и толкает меня к грани самообладания. Она изворачивается подо мной, пытаясь избежать своего удовольствия. Я начинаю верить в то, что Кейтлин наслаждается своим подчинением больше, чем я. Но ничего из этого не имеет смысла.

Кейтлин открывает во мне самые тёмные и острые углы. Но я даю увидеть их лишь тем, с кем имею дело в Нью-Роуне: преступникам. Шлюхам. Или таким, как Лейла, любящим грубость. Иногда я захожу слишком далеко, но они никогда не останавливают меня. Мысль о том, что я могу зайти слишком далеко с Кейтлин, пробуждает в моей душе то, что, как я думал, даже не существовало во мне. Страх. Если я потеряю контроль рядом с ней, то сломаю её. И когда же это случится, остаётся вопросом времени.

ГЛАВА 23.

Кейтлин.

Иногда, когда мне не удаётся сомкнуть глаз, я пытаюсь понять, как можно спать с открытыми. Я читаю. Мои книги — это мои сны, от которых мне не хочется просыпаться. Сижу в библиотеке, читаю «Отверженных» (прим. пер.: «Отверженные» — книга французского писателя Виктора Гюго), но слышу шум в доме. Я приподнимаюсь в своём огромном кресле. Звенят ключи, и у меня начинают потеть ладони.

Узнав о Лейле два дня назад, я побежала в душ и грубой мочалкой стёрла со своего тела ощущения от прикосновений Кельвина. Встала под обжигающие струи и терпела, пока ощущения от его касаний не смоет с меня вода. Он не заслужил того, что взял, но у меня всё равно не было шансов противостоять ему. Из-за него во мне просыпался водоворот энергии, словно я могла пробежать сквозь скалу, разрушив все преграды на своём пути.

Всё замирает, когда Кельвин останавливается в дверях библиотеки, опираясь плечом о косяк. Его волосы в беспорядке, а костюм, который обычно идеально выглажен, сейчас помят.

— Никто не должен работать до такого позднего часа в выходной. Даже я, — произносит он, пока развязывает галстук и расстёгивает верхние пуговицы на рубашке. — Почему ты ещё не спишь?

Неожиданно, но я не могу вымолвить ни слова, поэтому просто поднимаю книгу с колен и показываю ему то, что читаю.

— Настоящий книжный червь, — произносит Кельвин с кривоватой улыбкой. Она наигранная, но это первый знак внимания ко мне за последние два дня. Жаль, у меня нет с собой фотоаппарата, иначе я бы запечатлела этот момент. — Она должна надолго тебя занять.

— Ты её читал?

— Тебя это удивляет?

— Я бы не назвала тебя любителем книг.

Он смеётся:

— Мне тоже плохо спится.

— У тебя тоже есть демоны, — не закончив предложение, я прикрываю рот ладонью, желая забрать слова обратно. — Прости.

Он медленно входит в комнату, глубоко засунув руки в карманы. Я смотрю прямо на него, когда он подходит к моему креслу. Отстраняюсь от его пальцев, тянущихся к моему лицу.

— Я пугаю тебя, воробушек?

— Да.

— Хорошо.

Его пальцы ласкают мою скулу, и, к моему позору, я наклоняю голову, чтобы почувствовать как можно больше его прикосновений на своей коже. По моему судорожному вдоху становится понятно, насколько сильно я хочу этого прикосновения.

— Мне жаль, что я никогда не говорил тебе, — Кельвин делает паузу, а потом продолжает, — насколько ты прекрасна.

Мои веки словно наливаются свинцом от его восхищения. После лёгкого прикосновения кожу покалывает: кровь то приливает, то отливает от щёк. Во мне просыпается сущность хищника, которому хочется нечто больше, чем простая похоть. Если бы он захотел причинить мне боль в эту секунду, то я бы простила его только за то, что он позволяет мне так себя чувствовать.

— Прекрасна?

— Если бы я был… Нормальным… Возможно…

Кельвин пальцами сжимает мою челюсть.

Я хочу посмотреть в его глаза, но боюсь сделать это.

— Что ты прячешь, Кельвин?

— Ничего, воробушек. Всё, что ты видишь, настоящий я.

Он предупреждает меня, но я знаю, что есть ещё какая-то правда. Его рука исчезает, оставляя меня опустошённой, поэтому я опускаю взгляд. Даже не сразу заметила, что он сейчас в очках. В его глазах нет ни единой эмоции.

— Мне лучше пойти в постель, — произношу я прежде, чем узнаю, что же на этот раз расстроило его.

Кельвин не двигается, когда я встаю. Мы так близко друг к другу, и расстояние между нами настолько мало, что можно ощутить теплоту нашего дыхания. Я не отвожу взгляда от пола, но громко сглатываю, и это заставляет меня покраснеть. Не знаю почему, но мне внезапно кажется, что у меня проблемы, и я знаю, к чему это приведёт.

— То есть, если мне можно.

— Ты спрашиваешь разрешения?

Кивок. Его ладонь сжимается в кулак, и я втягиваю плечи, боясь того, что он снова начнёт рвать на мне одежду или придумает ещё какое-нибудь представление. Кожа горит, будто её выжигают изнутри, и я не знаю, закричу или растаю, когда он меня коснётся.

— Мне нравится то, что тебе это небезразлично, — отвечает он.

Кельвин отступает назад, и я делаю глубокий вдох, понимая, что задерживала дыхание.

— Это всё? — спрашиваю я.

— Послушание далеко заведёт тебя, Кейтлин. Это то, чему я пытаюсь научить тебя. — он направляется к выходу, но останавливается и оборачивается. — Это всё. Ты надеялась на что-то большее? Уже поздно, но я всегда готов дать незапланированный урок.

— Нет, — я практически задыхаюсь, качая головой.

В ответ звучит лишь его издевательская насмешка.

— Значит, всё в порядке. Спокойной ночи.

Лежу в кровати и не могу оторвать пальцы от своей киски. Когда я убираю их, то чувствую его запах. Полностью обхватывая палец губами, я слизываю его с себя. В ночь, когда Кельвин украл меня с улицы, я превратилась из человека в собственность. Теперь переживаю, что, когда он вошёл в моё тело и забрал то, что не было ему разрешено, моя душа тоже стала его собственностью. Я представила руки Кельвина на месте своих и ласкала себя везде, где хотела. Даже если это лишь у меня в голове и даже если я никогда этого не признаю, я хочу быть с ним.

ГЛАВА 24.

Кейтлин.

Впервые за всё моё пребывание здесь я слышу щебетание птиц за окном. Комната наполнена светом осеннего дня. Несмотря на мой поздний разговор с Кельвином в библиотеке, чувствую себя отдохнувшей. Вместо того, чтобы просто сидеть на своём подоконнике и мечтать, я спускаюсь к позднему завтраку.

Я съела почти целую стопку блинчиков, когда в столовую вошёл Кельвин.

— Кейтлин, — он приветствует меня улыбкой, рукавом вытирая капельки пота со своего лба. — Хорошо спала?

Я жую, а мои глаза осматривают его внешний вид, сужаясь.

— Ты катался на лошадях?

— На улице замечательная погода. Нет ничего лучше, чем свежий осенний день.

Я смотрю на свою вилку, вырисовывая зигзаги по сиропу. На улице и правда прекрасно. Солнце целует верхушки оранжево-зелёных деревьев. Я чувствую подступающий к горлу вопрос и не могу сопротивляться самой себе, чтобы не задать его.

— Мне можно пойти?

— Нет.

— А с тобой? — спрашиваю я, поднимая голову вверх. — Обещаю вести себя хорошо. Я месяцами не была на улице. И никогда не каталась на лошадях.

— Никогда? — я качаю головой. Он закидывает ногу на ногу: — Я подумаю об этом в обмен на твоё наилучшее поведение.

— Хорошо, — произношу я, не в силах подавить улыбку. — Я согласна.

Норман приносит нам кофе, ставя обе чашки с моей стороны стола. Вместо своего обычного места Кельвин садится рядом со мной.

— Неотложных дел у меня сегодня нет, так что я буду рядом весь день.

Изучаю свою тарелку, наблюдая, как тёмный сироп впитывается в блинчики.

— Это предупреждение?

Он смеётся:

— Тебе решать.

— Что ты делаешь? Ну... Когда у тебя есть свободное время.

— У меня мало свободного времени. Всегда есть чем заняться. Но иногда я хожу в тренажёрный зал. Там была?

— В тренажёрном зале? Нет. Предпочитаю заниматься на улице. Мне кажется, что в зале я загнана в клетку.

— Тебе стоит попробовать. Идём со мной. Упражнения пойдут тебе на пользу.

Вилка со звоном летит на тарелку:

— Ты хочешь сказать, что я толстая?

Он снова смеётся, и я мысленно пересчитываю те несколько раз, когда видела его улыбку.

— Не имеет значения, что я говорю, у всех женщин свои заморочки. Нет, воробушек, я не считаю тебя толстой. Ты похудела с тех пор, как появилась здесь.

Я кивнула:

— Знаю. Могу сказать это по одежде.

— Тебе нужны новые вещи?

— Нет, — отвечаю я с широкими глазами. — У меня больше одежды, чем необходимо.

— Значит, порядок. Так ты присоединишься ко мне?

Я ищу его лицо глазами, и он встречается со мной взглядом.

— Правда? — спрашиваю я мгновение спустя. — Я могу пойти с тобой?

Он склоняет голову вперёд.

— Ты можешь пойти.

— Окей. Да. Спасибо.

— Заканчивай с завтраком. Встречаемся в зале через час.

Я доедаю блинчики с мыслью о том, в какой момент попала в ловушку, и в чём подвох. Хотя по пути в комнату моё сердце трепещет так, будто я выиграла миллион. Мне интересно, он болтает во время тренировки или занимается в тишине? Но кажется, мне будет всё равно. Мои дни монотонны, если только не появляется Кельвин. Иногда я думаю, что даже если он приносит с собой что-то ужасное, то это лучше, чем ничего.

К счастью, моя гардеробная набита вещами для тренировок, к которым я даже не прикасалась. Через сорок пять минут стою и жду его возле зала. Дверь открыта, но я делаю растяжку в коридоре.

Тянусь к мыску правой ноги кончиками пальцев, когда появляется Кельвин.

— Готова? — спрашивает он.

На нём нет очков, и ничто не мешает мне рассмотреть его красивое лицо.

— А тебе разве не нужна растяжка?

Он смотрит на меня, а потом исчезает за дверью. Я выпрямляюсь, следую за ним и, входя, сразу же чувствую запах кожи и стали. Дальняя стена полностью зеркальная, а комната заставлена различными тренажёрами. На стене — плазменный телевизор, а ещё я вижу весы и полку с книгами о правильном питании и упражнениях для всего тела. Кельвин стоит ко мне спиной, склонившись вперёд, а я складываю руки.

— Что мне делать? — спрашиваю я.

Он оглядывается через плечо:

— Что хочешь, Кейтлин.

Я направляюсь мимо него к дорожке для бега.

— Можно я воспользуюсь ею? Или она тебе нужна?

Он поднимает вверх правую руку, частично обмотанную белым боксёрским бинтом.

— Хочешь придержать его для меня? — спрашивает он, указывая на боксёрский мешок. Я моргаю, переводя взгляд с мешка на Кельвина и обратно. Он начинает смеяться. — Шучу.

Я выдыхаю и киваю.

— Оу.

Беговая дорожка разработана по самой инновационной технологии и проходит несколько минут, прежде чем мне удаётся разобраться, что к чему. Я пытаюсь сосредоточиться, но не могу оторвать глаз от Кельвина. Он смахивает чёлку со лба рукой. Нажимаю «Старт», а он стягивает с себя футболку и бросает её на перекладину одного из тренажёров. В его теле всё пропорционально: каждый выступ и изгиб его мышц на своём месте, и, когда он двигается, шесть кубиков на его животе превращаются в восемь.

Он воплощение предмета искусства: каждая мышца отточена и идеальна. Складывается впечатление, что когда он вколачивает свой кулак в мешок, то даже не использует всю имеющуюся силу. Я приспособилась к темпу своего бега, и теперь мой взгляд мечется между нашими изображениями в зеркале. Во мне возникает желание увидеть нас рядом друг с другом. Мне интересно, как бы мы смотрелись. У нас обоих светлые глаза, хотя мои темнее, чем его. Если бы не разница в возрасте, то нас можно было бы принять за брата и сестру. Но вообще-то нас можно принять за кого угодно: друзей, любовников, врагов.

Его удары набирают силу, становятся более агрессивными. А тело сияет в ярком свете, волосы становятся влажными и липнут ко лбу. Мешок принимает на себя удар с видимой вибрацией. Он терпеливо и послушно висит, выдерживая ярость Кельвина. Когда смотрю на экран перед собой, я понимаю, что бегу уже пятнадцать минут, и моё дыхание учащается. То, что должно было стать просто разминкой, истощает меня. Провожу рукой по лбу, чтобы отвлечь себя от мыслей о Кельвине. Спустя некоторое время он делает передышку, опуская руки по швам, в то время как его грудь заметно двигается вверх и вниз от тяжёлого дыхания.

Шорты так низко сидят на нём, что внутри меня просыпается завистливый зверёк, который хочет стащить их вниз по его бёдрам.

Кажется, он даже не помнит, что я здесь, поэтому я спокойно наблюдаю за тем, как он подходит к книжному шкафу. Моя грудь начинает гореть огнём, когда на экране дорожки я вижу цифру в три мили, а это всего лишь половина моей дистанции. Через несколько минут Кельвин поднимает голову, и я отвожу от него взгляд, но он всё равно замечает. Парень кивает в моем направлении.

— Ты в порядке?

Я киваю.

Он кладёт книгу на скамейку и встаёт.

— Ты красная как варёный рак, и я даже отсюда слышу, с каким трудом ты сопишь. Думаю, пора остановиться.

— Я в порядке.

Он подходит ближе, нажимает кнопку аварийной остановки и, повернув меня к себе, закидывает на своё плечо.

— Эй, — визжу, — я не закончила.

Он ставит меня на пол.

— Закончила, — произносит он, пока мы оба вытираем пот с наших лбов. — Не переусердствуй, иначе только навредишь себе.

Я скрещиваю руки на груди и вижу своё отражение в зеркале. Лицо раскраснелось, из конского хвоста вылезли пряди волос. Поворачиваюсь спиной к Кельвину. Стягиваю резинку с волос, и пряди рассыпаются по моему влажному от пота затылку. Он забирает резинку у меня из рук.

— Не завязывай.

— Но я потная.

— Тогда пойдём в бассейн.

— Бассейн? — переспрашиваю я, сбитая с толку. — Какой бассейн? Он у тебя есть? Мне можно пойти на улицу?

— Притормози, — произносит он с лёгкой улыбкой. — Он с подогревом и находится в доме. Прекрасный вариант, чтобы расслабиться после рабочего дня.

— У меня нет купальника.

Моргнув, он опускает свой взгляд от моей шеи вниз, словно оценивая всё моё тело. Он не может оторваться от моей кожи, которую, кажется, начинает покалывать потому, что он на неё смотрит. Я чувствую, как пульс на моей шее ускоряется, несмотря на все мои попытки успокоиться. Кельвину плевать на то, что у меня нет купальника. Если только он уже не купил его? Но он ведь уже видел меня голой. Вообще-то даже большее количество раз, чем кто-либо. Купание в тёплом бассейне уже не кажется мне таким страшным. Я вижу, как его язык двигается под верхней губой.

— В задней части ящика.

Горло пересохло, потому что я забыла, как глотать.

— Хмм?

Его взгляд возвращается к моим глазам.

— Купальник. Нижний ящик. В задней части ящика.

Смотрю на Кельвина. Я не открывала тот ящик с тех самых пор, как появилась здесь и узнала, что там лежит дорогое белье. Мне интересно, откуда он знает, и почему ему не всё равно, что находится в моём гардеробе.

— Хорошо. Я… Ммм... Пойду переоденусь.

По пути к двери он открывает дверцу шкафчика и протягивает мне огромное белое полотенце.

— Тебе это понадобится, — обхватываю полотенце руками, приветствуя его мягкость. — Жди меня в своей комнате. Я приду за тобой.

В ящике я нахожу три чёрных купальника: один с откровенным топом из двух треугольников, второй с узким топом без бретелек и третий с совместным топом с пуш-ап эффектом и трусиками. Примеряю их все, и мне кажется, что первое бикини самое подходящее. Кожа до сих пор тёплая и чувствительная после тренировки, и, укутавшись в хлопковое полотенце, я ощущаю лишь комфорт.

Успеваю прочитать несколько страниц своей книги, но мне становится скучно, и я спускаюсь на кухню что-нибудь перехватить. Почти дойдя до кухни, я слышу голоса из той комнаты, в которой пыталась что-нибудь узнать, после чего была заперта в подвале. Хотела проигнорировать шум, но мои ноги меня не слушаются, и я останавливаюсь.

Страх перед новым заточением в подвале и потерей шанса выйти на улицу сильнее всего. Но есть лишь одна вещь, которая как козырь бьёт всё: мне нужна информация. Ответы. Потуже затягивая на себе полотенце, я встаю босыми ногами на мысочки и медленно подхожу к приоткрытой двери. Вслушиваюсь в голос Кельвина и подглядываю через щель. Он стоит в плавательных шортах без рубашки и разговаривает с Норманом.

— …прошла уже неделя, и я чувствую разницу. Это нужно сделать сейчас.

— Понимаю, сэр. Я лишь говорю, что, возможно, вы могли бы отдохнуть ночь. В конце концов, сегодня воскресенье. Дайте себе передышку. Мы можем сделать это утром, и…

— У меня не бывает передышек, — перебивает его Кельвин. Челюсть сжата сильнее, чем обычно, когда он раздражён. — Мне нужно это уже сейчас. Неделю я не выдержу. Вдруг что-то внезапно случится, а мы прекратили инъекции? Несколько минут могут изменить все.

— Одна ночь без неё пойдёт вам только на пользу. Сходите поплавайте с Кейтлин. Попытайтесь насладиться отдыхом.

Кельвин выхватывает что-то из руки Нормана.

— Мне не нужна ночь. Когда на кону жизни людей, нет такого понятия, как «выходной», — его руки слегка дрожат, когда он распаковывает шприц и поднимает его вверх. — Мне нужно это. Я сделаю инъекцию с твоей помощью или без неё.

Норман открывает ладонь с иглой, и я наблюдаю картину, которая замораживает моё сердце. Кельвин протягивает напряжённую руку Норману. Пожилой мужчина всего лишь мгновение ищет его вену и, натягивая кожу, вводит в неё иглу.

Кельвин закрывает глаза, его грудь вздымается от глубокого вдоха. Он запускает пальцы в волосы и делает выдох. Долгий и медленный. Его плечи расслабляются. Адамово яблоко дёргается вверх, когда он сглатывает. Норман вытаскивает иглу и прикладывает ватку к месту укола. Рука Кельвина подёргивается, и он замирает.

Я отхожу от двери, пока Кельвин, ровно дыша, стоит с закрытыми глазами. Двигаюсь ловко и тихо, воспроизводя всё в своей голове. Что бы ни было в шприце, это его успокоило. Я думаю о неспокойном нраве Кельвина. О том, что его настроение может измениться за одно мгновение. Почему я не заметила этого раньше? Только теперь мне становится понятно, что именно его связывает с картелем: наркотики.

ГЛАВА 25.

Кейтлин.

Кельвин находит меня, сидящую на подоконнике. Он останавливается в центре комнаты и прижимает руки к бёдрам.

— Готова поплавать, воробушек?

Прикусываю нижнюю губу. То, что Кельвин имеет дело с наркотиками, настораживает меня, но будет лучше, если он не узнает, что я его видела.

— Птицы не умеют плавать, — подмечаю я.

— Ты права. Если будешь тонуть, я тебя спасу.

Мне становится чуть легче от понимания того, что он в хорошем настроении, и, вставая, я даже улыбаюсь. Кельвин ведёт меня через закрытую дверь в крыло дома, в котором я ещё не была. Бассейн находится на первом этаже в комнате, выложенной кафелем, без окон. Такое чувство, будто я переступаю через порог в другой мир, в котором есть лишь небесного цвета вода и всплески небольших волн о бортики, превращающие эту часть поместья в другое измерение. Я следую за Кельвином, он снимает с себя полотенце и бросает его на шезлонг. Даже не смотрит на меня, когда входит в лазурную воду.

Медленно спускаюсь по ступенькам в бассейн, наблюдая, как он погружается с головой под воду. Вода покрывает мои плечи, и я вижу Кельвина сквозь лёгкую дымку. Его длинные руки и ноги скользят в воде, словно он создан для плавания. Закрываю глаза и ныряю, вслушиваясь в приглушенный шум его движений под водой. Это напоминает мне свободу. Притворяюсь, будто я на курорте со своим парнем и будто мы вместе плаваем в бассейне отеля. Когда я вынырну на поверхность, солнечные лучи коснутся моего тела. Жду, пока в лёгких закончится воздух, и выныриваю на поверхность, хватая ртом воздух. Кельвин уже рядом, смахивает воду с лица и проводит рукой по мокрым волосам, поэтому капли скатываются с его чёлки. Взгляд Кельвина прикован ко мне, и, несмотря на то, что мы смотрим друг на друга, я чувствую лишь пар, воду и жар его кожи.

— Почему эта комната изолирована? — спрашиваю я.

— Потому что она исключительно для меня.

— А остальные комнаты поместья нет?

— Только четвёртый этаж.

— А библиотека, кинотеатр, игровая комната?..

— Для гостей, — отвечает он. — Я не пользуюсь ими. Но бассейн — мой.

— Почему так?

— Плавание расслабляет.

— Это единственная причина?

Он фыркает и подплывает ко мне:

— Я тяжело работаю, — начинает он. — А жар полезен для моего тела.

— Ты весь день сидишь за столом в офисе, — замечаю я.

— Я имею в виду количество рабочих часов.

— Оу, — Кельвин кружится вокруг меня. Моё тело напрягается, когда он оказывается за моей спиной, но расслабляется, когда я снова вижу его. — Ты боксёр? — срывается с моего языка.

Он останавливается в воде и становится на ноги на дно бассейна:

— Что?

— Там, в зале…Я видела, как ты работаешь с мешком. И ты читаешь об анатомии и физиологии человека.

— Ты ведь слышала поговорку, да? Любопытство и кошку погубит.

— Очень смешно.

— Но кошки тоже не умеют плавать, — подмечает он.

— Ты позволишь мне утонуть? До этого ты говорил, что спасёшь меня.

— То, что я хочу делать, и то, что мне нужно делать, не всегда одно и то же.

— А что из этого ты хочешь сделать и что должен? Спасти или дать утонуть?

— Ты сама это выяснишь. Просто помни, что в итоге всё равно решение за мной, — парень приближается ко мне, и я отодвигаюсь от него, упираясь лопатками в бортик бассейна. — Твоя судьба, — произносит он, — в моих руках.

— Я понимаю это, — отвечаю я. Удивление на его лице настолько редкое явление, что я теряю мысль. — Не могу понять того, почему не знаю своей судьбы. Если бы ты просто сказал мне, останусь ли я жива, или умру… Скажи, что я здесь делаю. Я здесь… Навсегда? Обещаю, что буду лучше себя вести.

— Ты задаёшь слишком много вопросов.

Кельвин становится в нескольких дюймах от меня и почти касается моего лица своим.

— Скажи мне это, и я больше ни о чём не спрошу.

Он поднимает руку и проводит большим пальцем по моей скуле. Комнату наполняет лишь звук всплесков воды о бортик бассейна. Его пальцы скользят вниз по моему лицу, и Кельвин запускает руку в мои волосы, прижимая её к затылку.

— Влага тебе к лицу, Кейтлин.

Я прилагаю все усилия, чтобы не закрыть глаза от удовольствия, которое дарят его прикосновения, и удерживаю взгляд на нём.

Он наклоняется к моему уху и шепчет:

— Из тебя вышла бы прекрасная русалочка. Но тогда… Как мне тебя трахать?

Горячий пар приглушил мои чувства, но возбуждение, курсирующее по моему позвоночнику, только усиливается. Слова едва слышны, когда я начинаю говорить.

— Уверена, ты найдёшь способ.

Он давится смешком, и я чувствую его горячее дыхание.

— Закрой глаза, — но они и так уже почти закрыты, поэтому я легко подчиняюсь его команде. — Ты можешь представить мои пальцы в трусиках твоего бикини? — я не узнаю звук, который вырывается из моего горла. — Мне нравится чувствовать тебя. Такая горячая внутри, и ты становишься влажной для меня. Мне почти ничего не нужно для этого делать. Даже сейчас я не касаюсь тебя там, но держу пари, что твоя ненасытная киска готова мгновенно проглотить мой член.

Мне стоит влепить ему пощёчину за эти слова, но я едва могу следить за своим собственным дыханием.

— Вылезай из бассейна.

— Что?

— Вылезай!

Он отходит и кивает на ступеньки. Кровь воспламеняется и течёт по венам, я чувствую пульсацию между ног. Не могу поверить, что он прогоняет меня так просто, и от этой мысли мне хочется кричать от разочарования. Я выхожу из бассейна и тянусь к своему полотенцу, но он что-то ворчит, возражая.

— Я не сказал одеваться. Иди сюда.

Он указывает глазами на бортик бассейна. После тёплой воды кафель на ощупь словно лёд, но я возвращаюсь назад к Кельвину. Останавливаюсь прямо перед ним и смотрю вниз. Тело Кельвина наполовину скрыто под водой, а его голова едва достаёт мне до колен.

— Я хочу увидеть тебя полностью.

Моё тело трясётся не только из-за потери тепла, но и от непонимания того, что ждёт меня сейчас. Он вскидывает брови, глядя на меня, поэтому я тянусь за спину к бретельке лифчика. Ткань подскакивает на груди, когда я ослабляю узел. Я откашливаюсь.

— Кельвин?

— Да?

— Я не хочу этого делать.

— Что значит «не хочу»?

Я сжимаю ладони в кулаки и делаю вдох:

— Не собираюсь отдавать тебе своё тело. Если ты намерен снова трахнуть меня, знай, что я не даю на это своего согласия.

— Я и так знаю это, — отвечает он. — А теперь снимай купальник. Медленно. Хочу, чтобы ты сделала это так, чтобы я мог полюбоваться.

Делаю шаг назад, но он ловит меня за лодыжку. Верх купальника падает вниз, когда я тяну за бретельку.

Он тянется к моим трусикам и дёргает ткань:

— Остальное тоже!

Я запускаю пальцы под резинку. Ткань скользит вниз сначала по одному бедру, потом по второму. По спине ползут мурашки, мокрые трусики больше не касаются моей киски.

— Отлично, — произносит он. — Хорошо и медленно. Ты очень послушная птичка, когда начинаешь слушать.

Его одобрение сопровождается прикосновением. Я наклоняюсь к нему. Спускаю трусики по ногам, они падают к лодыжкам. Кельвин отпускает мою ногу, чтобы я могла выйти из них, а потом снова дотрагивается до меня. Он удерживает уже обе мои ноги, шаг за шагом притягивая меня к себе. Когда его губы касаются внутренней части моего бедра, я вздрагиваю, и от этого дрожь моего тела ещё заметнее. Мышцы слабые и ненадёжные, и я почти готова попросить его вылезти из воды и взять меня на руки. Взгляд Кельвина поднимается от бёдер к центру моего жара.

— Коснись себя пальцами.

— Что?

— Покажи мне, как ты ласкаешь себя.

— Нет, — вскрикиваю я. — Я не позволю тебе смотреть.

— Ты забываешь о том, что я могу смотреть на тебя, когда пожелаю.

Я проглатываю ком в горле и невольно осматриваюсь по сторонам в поисках камер.

— Это правда?

Его глаза сверкают как молнии по сравнению с лазурной гладью воды, и мягкий зелёный цвет в его радужках гаснет. Есть лишь мрак его сердца, который сейчас вырывается наружу через его черные зрачки.

— Нет, — отвечает он. — Предпочитаю живое представление.

— Пожалуйста, Кельвин, я не могу… Пожалуйста. Не заставляй меня.

— Каждый раз, когда ты говоришь «пожалуйста», мой член становится твёрже. А чем твёрже он становится, тем меньше я себя контролирую.

Кельвин выскакивает из бассейна и хватает меня за запястье, помещая мою руку мне между ног. Он прижимает мою ладонь к киске так, чтобы я могла ощутить своё тепло. Когда я скольжу указательным пальцем между своих складок, он отпускает моё запястье и снова погружается в воду. Накрываю себя ладонью и мягко тру между складок. Когда стена моего смущения начинает рушиться, я начинаю понимать, что мне нравится то, как он смотрит. Выражение его глаз говорит то, что мне нужно знать: его контроль слабеет, и я этому виной. В этот момент главная я.

— Кельвин, — стону я, когда наши глаза встречаются.

— Наблюдать за тобой — пытка, особенно когда я знаю, каково быть в тебе.

Знаю, что ему не нужно приглашение, но протягиваю ему свободную руку. Он выходит из бассейна и моментально подхватывает меня. Ноги инстинктивно оборачиваются вокруг его талии, и Кельвин прижимает меня спиной к стене. Жар его губ поражает меня до глубины души, уничтожая во мне все мысли о холоде. Я чувствую его упругие бёдра между своих и ощущаю, как мой клитор пульсирует от желания почувствовать его член в своей киске. Ствол Кельвина упирается в мои складки через мокрую ткань плавательных шортов, а его губы терзают мой рот. Стена позади меня исчезает, и вместо её холода я чувствую жар.

Кельвин сажает меня на задницу, но его руки удерживают меня за волосы, а наши языки сталкиваются раз за разом, влажные и нежные, мягкие и ловкие. Он внезапно отрывается от меня, и мои ноздри наполняет древесный запах. Я сижу на лавочке в сауне, а моя кожа покрывается мурашками и горит от сухого пара. Он рывком стягивает с себя шорты, и, когда они оказываются на полу, мои внутренности скручиваются в узел от желания почувствовать его внутри себя. В этот раз вокруг нас не сгущается мрак ночи, и я наконец-то могу оценить его размер. Практически отползаю назад от Кельвина, видя его член. Я едва ли могу поверить, что он поместился во мне… И поместится снова.

Его большие руки обхватывают мою грудь, а губы ласкают сосок. Под языком Кельвина он моментально воспламеняется. Парень втягивает его в рот и прикусывает, тем самым посылая электрические импульсы вниз по моему телу. Его рука сжимает мою вторую грудь, и я не могу сдержать свои стоны. Никогда не хотела ничего сильнее, чем сейчас. Моё тело взывает к нему, с каждым ударом сердца отдавая болью у меня между ног. Он вдавливает мою спину в ступеньку сауны, а его рот снова возвращается ко мне.

— Кельвин, — умоляю я.

— Скажи это, — он подтягивает мои бёдра к краю лавочки одной рукой, а второй держит свой член, проводя головкой по моим складкам. — Скажи это, иначе я заставлю тебя кончить вот так.

Сквозь меня проходят волны экстаза. Мои бёдра двигаются в заданном им ровном ритме, и я знаю, что это не продлится долго.

— Я… Я хочу тебя.

— Неправильный ответ.

Он выдавливает из головки капельку смазки и продолжает дразнить головкой мою киску.

— Я хочу тебя внутри себя.

— Лучше, — хрипло отвечает он, впиваясь пальцами в моё бедро. — Но всё равно неправильно.

Мир распадается на части, оставляя после себя оранжевые вспышки, которые превращаются в жёлтые и красные пятна перед глазами. Не помню, как закрыла глаза, но я тянусь к чему-то, и мир начинает вращаться вокруг меня, пока сижу с закрытыми глазами. Тело будто подожгли, языки пламени лизали мою кожу со всех сторон, я увлажнялась с каждым его движением. Пот и капельки воды из бассейна скатывались по моему лицу. В подсознании я услышала своё имя и потянулась к нему, удерживая так, словно это всё, что осталось у меня в жизни.

— Трахни меня, — произношу я, — я так завишу от тебя. Просто трахни меня, Кельвин.

Всего несколько мгновений, и он со всей силы вжимает меня в деревянную поверхность лавочки в сауне. Мои глаза до сих пор закрыты. Этот секс — лишь чёрные и белые вспышки, такой поспешный, жёсткий и умопомрачительный. Он прожигает дыры в темноте, которая поглощает меня. Моё тело дрожит от истинного наслаждения, когда я кончаю, и мой разум возносится к небесам, которых я не могу достичь. Никогда не испытывала ничего подобного. Весь мой мир сжимается вокруг Кельвина и мелькает чёрным и белым. Я полностью пытаюсь «впитать» Кельвина в себя, и моя киска сжимается, жадно всасывая его член в себя. Моя опора трещит и ломается подо мной, я начинаю чувствовать невесомость. Глубоко и громко дышу. Моя жизнь испаряется из меня с каждой капелькой пота и влаги, которыми покрыто моё тело.

Слышу его слова: «Блядь, ты в порядке?», — и мои руки крепче сжимаются вокруг него, потому что, если отпущу его, я не знаю, что со мной будет. И именно в этот момент отчётливо понимаю, насколько неизвестность пугает меня. Я чувствую сжимающие пальцы на своей челюсти, и холодный и серый мир понемногу возвращается.

— Кейтлин.

— Я здесь, — произношу я.

Лицо Кельвина исчезает и снова появляется вспышкой света. Не могу перестать моргать. Лежу на холодном кафеле. Делаю глубокий вдох и открываю глаза.

Кельвин сидит на корточках рядом, его глаза внимательно изучают меня.

— Как ты себя чувствуешь?

— Как в сказке. Так прекрасно…

На его лице появляется игривое выражение:

— Это из-за пара. На секунду мне показалось, что ты собралась отключиться подо мной.

Я довольно вздохнула:

— Так себя чувствуют наркоманы, когда им нужна доза?

Он смеётся:

— Вставай.

— Подожди, — я хватаюсь рукой за его бицепс. — Тебе понравилось?

— Что понравилось?

— Ну… Секс. Я всё делаю правильно?

Он смотрит на меня с минуту, а потом уголок его рта дёргается в ухмылке. Кельвин смотрит куда-то вверх и кивает подбородком в том же направлении.

— А ты как думаешь? Мы воспользовались единственным способом, чтобы превратить эту сауну в материал для бумажной фабрики.

— Она сломана?

— Дерево раскололось. Как ты могла этого не почувствовать? — я густо краснею и сажусь, держась за его тело как за опору, пока мир не перестаёт вращаться вокруг меня. — Тебя унесло дальше, чем я предполагал, — произносит он. — Может, мне тебя понести?

— Я в порядке, — трясу головой и быстро добавляю, — спасибо.

— Тебе нужно принять душ и поесть. Расслабься. Хватит с тебя возбуждения на сегодня.

Моё тело всегда меня предаёт. Я киваю, но подбородок дрожит от подступающих слёз, когда он кивает мне.

— Что? — спрашивает он.

— Куда ты собираешься?

— Никуда.

— Ты поужинаешь со мной?

В его прищуренных глазах я читаю тревогу:

— А что?

— Я слишком много остаюсь одна.

Кельвин берёт меня за руку и поднимает на ноги:

— Идём со мной.

Мы забираем полотенца, и я следую за ним через поместье. В моей ванной Кельвин снимает с меня полотенце и включает воду в душе. Он пробует воду рукой и смотрит на меня.

— Зачем ты прикрываешься?

— Не привыкла быть голой перед посторонними, — отвечаю я.

— Никогда не была?

— Нет.

Его брови взлетают вверх, словно говоря мне, что он не верит. Кельвин убирает руку из-под струи воды и придерживает дверцу кабинки:

— Забирайся внутрь.

Я не свожу с него взгляда, но переступаю бортик душевой кабинки. Он стоит перед дверью, глядя на меня в тот момент, когда тёплая вода льётся на мои волосы и щёки. Ресницы дрожат, но я не хочу моргать. Позволяю рукам просто свисать по бокам. Кельвин неподвижен, но костяшки его пальцев белеют, когда он сжимает ручку двери. В итоге он трясёт головой, вздыхает и развязывает собственное полотенце на талии.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я.

Он отшвыривает его на пол:

— Мне ведь тоже не помешало бы принять душ, — отвечает он, переступая бортик кабинки. — Это можно сделать и здесь.

Я стою неподвижно, не зная, как реагировать на такое поведение. Он тянется за шампунем, находящимся за мной, но не успевает его открыть, потому что я кладу свою руку поверх его.

— Можно мне? — произношу я.

Крышечка скрипит, когда открывается пузырёк. Я не свожу с него глаз. В ожидании реакции Кельвина я выдавливаю немного шампуня себе в руку. Он слегка наклоняется, когда я тянусь вверх к его голове. Мне приходится подойти ближе, наши тела прикасаются друг к другу. Мои руки скользят по его волосам. С губ срывается вздох. Зарыться пальцами в его волосы подобно эйфории. Кельвин закрывает глаза, когда я начинаю массировать его голову, втирая шампунь. Кто бы мог предположить, что он обнимет меня за талию, притягивая в свои объятья. Его лоб прикасается к моему, пока я работаю пальцами.

Мне интересно, заботился ли кто-нибудь об этом мужчине? Не так, как это делает его персонал. Заботился ли кто-нибудь о его душе? Впервые с момента моего появления в этом поместье я ставлю существование его демонов под вопрос. Кто поселил их в нём? Знает ли он что-нибудь ещё? Можно ли его исправить, и хочет ли он этого? Я скольжу руками вниз к его шее, продолжая массировать и позволяя пальцам бродить по его плечам и бицепсам. Мышцы Кельвина выкованы из чистой стали, и мои пальцы болят от желания прикоснуться и изучить его тело. Боль — это хорошо. Она нужна ему. Я чувствую это по тому, как его руки сжимаются вокруг меня, и Кельвин вздыхает в мои волосы. Наконец он откидывает голову назад. Я пытаюсь прочесть слова в его глазах, но мне не приходится долго ждать. Он сам произносит их.

— Спасибо, — отвечает Кельвин, касаясь большим пальцем уголка моего рта. — Я вернусь к ужину. Мы поедим в твоей комнате.

Его руки ускользают из-под моих, оставляя меня мокнуть в одиночестве. Я знаю, что вопросы приведут лишь к сгущению мрака в его душе, который так опасен для меня. Но внутри меня растёт дикий голод. Не знаю, хотела ли я кого-нибудь так сильно за всю мою жизнь, как в последние месяцы хочу Кельвина.

Я не могу долго думать о том, что он уйдёт. В конце концов, или я, или он. Если я попытаюсь обуздать его демонов, это будет стоить мне жизни. Или хуже. Я останусь здесь пленницей навечно.

ГЛАВА 26.

Кейтлин.

Прикосновения влажной кожи Кельвина до сих пор горят на моём теле, даже после того, как он покинул комнату. За окном темнеет, хотя солнце и так рано садится в эти дни. Я переодеваюсь в пижаму и решаю поспать до возвращения Кельвина. Через несколько часов просыпаюсь и резко сажусь на кровати, потому что он стоит в моей комнате. Первыми я замечаю его тёмно-синие спортивные штаны на шнурке, которые подчёркивают каждую накачанную мышцу ниже талии. Белая футболка скрывает грудь и плечи. Чтобы отвлечься, слежу за его передвижениями. В течение дня я не заметила, чтобы то, что Норман вколол ему, как-то повлияло на поведение Кельвина. И теперь он даже кажется умиротворённым.

— Эй, — произносит он, поднимая на меня глаза. — Тебе уже легче?

Я киваю, и он двигает ко мне кофейный столик на колёсиках.

— Ты сам это сделал?

— Ага. Паста с сыром.

— А где Норман?

— А что не так? Думаешь, я не способен подать еду? — его тон так и дразнит мою улыбку. — Знаю, что это не фуа-гра (прим.: специальным образом приготовленная печень откормленного гуся или утки), — продолжает он, беря два бокала со столика, — но вино хорошее.

— Что это такое? — спрашиваю я.

— Фуа-гра? — он поднимает глаза вверх и кивает головой. — Ничего. Не обращай внимания.

Я наблюдаю за тем, как он двигается, и это пробуждает во мне интригу. На моём столике лежит фотоаппарат. Беру его и направляю объектив на Кельвина. Настраиваю камеру и убеждаюсь, что захватила в кадр обе тарелки и руку Кельвина, укладывающего салфетку с моей стороны. Я держу фотоаппарат, а потом опускаю его, улыбнувшись сама себе.

— Почему ты не сделала снимок? — спрашивает он.

— Мне это не нужно. Иногда мне просто нравится ловить кадры.

— В этом нет смысла.

— Не хочу тратить плёнку. Я снимаю только те моменты, без которых не смогу прожить.

Его брови мгновенно взлетают вверх:

— Ты ведь знаешь, что я куплю тебе столько плёнки, сколько понадобится.

Я пожимаю плечами и кладу камеру на стол. Верчу свою вилку в руках и жду, когда он заговорит.

— Кейтлин?

Поднимаю глаза на него:

— Да?

— Ты думаешь, я заберу плёнку за твоё плохое поведение?

Проклинаю себя за то, что натолкнула его на эту мысль, и желаю вернуть момент и просто сделать фото.

— Нет, — говорю я, не подумав. — Мне просто не нравится тратить её.

— Как долго ты это делаешь?

— Фотографирую? Всю жизнь. Даже в детстве я…

— Нет. Бережёшь плёнку.

— А. Несколько недель, кажется.

Он смотрит на окно.

— Понятно.

Кельвин наматывает пасту на вилку и съедает её, поэтому я делаю то же самое.

— Спасибо тебе за это, — произношу я. — Я пробовала множество видов спагетти с сыром, когда была моложе, но эти напоминают моё раннее детство, — он не отвечает, поэтому я продолжаю: — У нас часто не хватало еды, и вечерами, когда готовила ужин, я чувствовала себя особенно счастливой. Паста с сыром стала моим любимым блюдом, поэтому дома всегда была коробка спагетти.

— Почему ты не покупала еду?

Я сморщила нос.

— Я же была ребёнком.

— Но ты готовила, будучи ребёнком?

— Конечно. Я выполняла очень много работы по дому для них. Убирала, косила газон, сидела с детьми своих родителей. И готовила тоже я, поэтому и стала мастером по приготовлению пасты.

— Для них? — спрашивает он.

— У меня… Была приёмная семья.

— Была? Больше нет?

— С тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, нет.

— Но ведь нельзя просто взять и забыть их. Уверен, вы общаетесь.

Я помотала головой:

— Не слышала о них с того дня, как уехала.

Вилка Кельвина со звоном падает на тарелку:

— Что?

— Всё в порядке. Я по ним даже не скучаю.

— Но они ведь звонят или пишут тебе хоть иногда?

— Нет. Они знают, что я в Нью-Роуне, но сомневаюсь, что знают адрес Фриды.

Он смотрит на меня так, будто у меня выросла вторая голова. Я касаюсь кончиков своих волос и начинаю накручивать их на палец.

— Это не так плохо, как звучит. Я даже не была ровней их дочерям.

Взгляд Кельвина свирепеет. Я даже не думала об этом за все эти годы. Он вытирает рот салфеткой и сминает её в комок, собираясь встать.

— Они были моложе меня на несколько лет, — быстро добавляю я, — всегда играли с куклами и новыми игрушками. Позже мы начали понемногу общаться, но в основном я фотографировала, — делаю небольшую паузу, а потом полностью выползаю из своей раковины, в которой скрывалась от правды всё это время. — Моя жизнь там была похожа на контракт. Будто кто-то заключил его за меня. Ранее я уже упоминала, что выполняла работу по дому и нянчилась с детьми. В обмен на это Андерсоны предоставляли мне крышу над головой и хорошо ко мне относились. Я благодарна им, но не чувствую, что должна общаться с ними.

— Если ты приехала сюда сразу после школы, то где ты брала деньги на жизнь?

— У меня был… — делаю паузу и отворачиваюсь. Комок в моём горле не даёт словам вырваться наружу, когда я вспоминаю своё прошлое. Мне становится страшно, что он уйдёт, когда узнает. — После смерти моих родителей осталось небольшое наследство, которое я получила в восемнадцать, — пальцами я тихо начала теребить салфетку, лежащую на моих коленях. — Вообще-то, в своём почтовом ящике я нашла флаер, который спас меня. Он касался ярмарки вакансий в корпорации «Пэриш Медиа». На нём был написан мой адрес. Не собиралась ехать сюда до последнего момента. И была готова сдаться. Но Хейл нанял меня в первый же день. Я очень долго искала работу и не знаю, что мне оставалось делать.

— Ты потратила всё своё наследство за два года, пока искала работу?

Я приподняла подбородок. Разве я сказала, сколько времени на это ушло?

— Наследство было небольшое. Но у меня осталось достаточно денег, чтобы отдавать Фриде за еду каждый месяц.

— А Андерсоны? Они не высылали тебе денег с тех пор, как ты уехала?

— Нет. Как я уже сказала, мы не даже не разговаривали, — даже если взгляд Кельвина и был направлен в другую сторону, злость в нём закипала из-за меня. — В чём дело?

— Ни в чём, — шипит он, а потом ворчит. — Это просто неправильно.

Я угрюмо смеюсь.

— Тебя вдруг стало беспокоить моё благосостояние?

Он поворачивает голову в мою сторону:

— Забудь.

— Оу.

Я опускаю глаза вниз и концентрируюсь на макаронах, которые жую, пытаясь игнорировать боль от его указания.

Ножки стула царапают пол, когда он двигает его, вставая.

— Думаю, мне пора немного поработать.

— Извини, — выдавливаю я. — Я не хотела обидеть тебя. Не уходи.

— Я…

— Я тоже закончила, — перебиваю я, быстро вытирая уголки рта салфеткой. — Мы можем заняться чем-нибудь ещё.

Его ответ звучит мрачней, чем мне бы хотелось.

— Что ты задумала?

— Всё, что ты хочешь, — я ненавижу эти слова, ненавижу то, что хочу угодить ему. Разжимаю челюсть. — Игру, например, — предлагаю я. — Мы можем во что-нибудь сыграть.

— Игру? — повторяет он.

— Я несколько раз играла в бильярд внизу, но одной скучно.

— Не стоит.

— Я… Мы можем сыграть на деньги.

— У тебя нет денег.

Я смотрю на свои руки:

— Нет.

— Значит, мы сыграем на что-то другое.

— Ладно, — соглашаюсь я, сглатывая.

— Если я выиграю, то получаю минет.

Чувствую, как воспламеняются мои уши.

— Тебя раньше что-то останавливало, чтобы его получить?

— Этот будет не таким, как раньше. Ты не будешь сопротивляться или бороться. Ты сделаешь это не потому, что я заставляю тебя, а потому, что сама захочешь.

— Но ты всё равно заставишь меня.

— Это то, чего мне хочется. Или соглашайся, или я ухожу. У меня много работы.

— Хорошо, — понимаю, что произнесла это слово вслух. — Я согласна. Не могу обещать того, что буду им наслаждаться. Но… Ладно.

Он рычит:

— Чего хочешь ты, если выиграешь?

Я не колеблюсь:

— Ты откроешь моё окно.

Мои глаза неотрывно прикованы к его, и мы ведём немую борьбу снова и снова.

— Это то, чего ты хочешь? Больше всего на свете?

— Да, — отвечаю я. — Нет, стой. Что? У меня может быть что угодно?

Он засмеялся, пока я смотрела на него широкими глазами.

— Слишком поздно. Ты сделала свой выбор.

Я сильно трясу головой.

— Ты сейчас серьёзно?

— Естественно, нет, Кейтлин. Но я мог бы догадаться насчёт окна.

— Оу. Так мы договорились?

Кельвин барабанит пальцами по кофейному столику.

— Хорошо.

Я не могу сдержать восторг, от которого мои глаза расширяются, и улыбка пляшет на моих губах.

— Правда?

— Правда.

— Спасибо, — произношу я. — Огромное спасибо.

— Не гони лошадей. Сначала тебе придётся выиграть.

— Я много практиковалась, — отвечаю я. — Мне нужно было как-то коротать время.

Он вытягивает руки к потолку, делая разминку, и я любуюсь тем, как в лунном свете блестит его кожа.

— Идём. Роза позже уберёт это.

В игровой комнате я наношу на два кия мел, пока Кельвин оглядывается по сторонам.

— В последний раз я был здесь несколько лет назад, — произносит он.

— Ты серьёзно?

— У меня не остаётся времени на игры, особенно когда ничего не стоит на кону.

— Ну, будем надеяться, что ты хотя бы не проиграешь всухую, потому что я собираюсь отыметь тебя, — никто из нас не издаёт ни звука. Когда он поворачивает голову через плечо и смотрит на меня, я опускаю взгляд на пол. — Прости.

— За что?

— Мне что, можно так говорить?

Он поворачивается, неся в руках набор с шарами.

— Всё в порядке. Я не запрещал тебе шутить, Кейтлин.

— Оу. Ладно. Значит, я готова.

Кельвин подходит с важным видом. Слегка поклонившись, он указывает рукой на стол.

— Сначала леди.

— Биток должен удариться о три бортика прежде, чем коснётся прицельного шара. Только тогда стол будет считаться открытым.

Он выгибает бровь, глядя на меня:

— Это точно твоя первая игра?

— В библиотеке есть книга о пуле «Восьмёрка» (прим. пер.: разновидность игры в бильярд с битком и 15 шарами. Один игрок должен забить шары с 1 по 7, а второй — с 9 по 15, после чего первый, кто забьёт свои шары, должен забить шар номер 8). Я прочитала её.

— Ясно. Хорошо. Начинай.

Киваю и беру биток, направляясь с ним к другому концу стола:

— Играем по правилам.

Я наклоняюсь над столом, делаю удар и наблюдаю, как шар катится по зелёному сукну в миллиметрах от бортиков, прежде чем остановиться. Запоминаю место, где он остановился, а Кельвин уже делает свой удар. Его шар касается бортиков и останавливается на дюйм дальше моего.

— Твоя взяла.

Далее я устанавливаю кий напротив шара и отправляю свои семь шаров врассыпную вокруг восьмого. Они скользят по столу, пока не останавливаются.

— Ты очень меткая, — подмечает Кельвин.

Я опускаю руки на бёдра и поддразниваю его.

— Давай.

Его взгляд задерживается на мне мгновением дольше, а потом он опускается над столом для удара. Один из шаров катится прямо в угловую лузу.

— Сплошной, — произносит он.

— Ни хера!

Он медленно поворачивается ко мне.

— Красноречиво, — отвечает он с предупреждением.

Я выдавливаю улыбу.

— Это ещё одна шутка.

Его следующая попытка не такая удачная, хотя она и должна была даться легко, но моё сердце наполнено предвкушением. Я обхожу стол вокруг, оценивая свои возможные удары. Останавливаюсь между Кельвином и бортиком, чтобы послать ещё один шар в лузу. Но он не двигается, поэтому я оборачиваюсь и бросаю ему через плечо.

— Может, отойдёшь? — спрашиваю я.

В ответ я вижу ухмылку:

— Да нет, — я поворачиваюсь к столу. Наклоняясь, почти касаюсь задницей паха Кельвина. — Знаешь, — начинает он, слегка толкая меня бёдрами, — для новичка твоя поза не так уж и плоха.

— Ты пытаешься меня отвлечь.

— У меня получается? — он касается моей спины грудью, и я мгновенно напрягаюсь. Его руки накрывают мои, и он снова произносит: — Нагнись ниже.

— Я могу ударить и так.

— Ниже, — я наклонюсь ниже к столу, его губы почти касаются моего уха, а Кельвин продолжает шептать: — Твой подбородок должен быть в дюймах от кия, — правой рукой он сжимает мою и слегка толкает кий, который плавно скользит под нашими левыми руками. — Ослабь хватку. Зафиксируй таз, — Кельвин прижимается ко мне, и я чувствую, как его член упирается в мою задницу. Мы вместе скользим кием вперёд и назад, прицеливаясь. — Удерживай кий и головку на линии удара. Предусмотри траекторию, по которой покатится шар. Поняла? — кивок. В лёгких нет воздуха, чтобы даже ответить ему, но он не двигается. — Ты уверена? От этого многое зависит.

— Да, — хриплю я и откашливаюсь.

Он остаётся на мне ещё на мгновение, а потом отпускает руки. Сердце колотится в груди, и я едва ли могу вспомнить, что он только что сказал, не говоря уже о том, что читала, как практиковалась ранее. Промах.

— Ты сделал это нарочно! — укоряю я.

— Жаль разочаровывать, воробушек, но мне даже не нужно отвлекать тебя. Мы оба знаем, что я выиграю.

Когда туман ярости от его слов спадает, я понимаю, что это вызов. Тут же выравниваюсь и смотрю прямо в его глаза.

— Возможно, но я просто так не отступаю.

Он сжимает губы, а его грудь начинает сотрясаться от безудержного смеха.

— Не сомневаюсь.

Я ударяю основанием кия об пол.

— Ты всё это время знал, что выиграешь! Ты вообще собирался открывать моё окно?

— Давай просто сыграем, воробушек. Кто знает, может, удача соблаговолит подарить тебе хоть частичку везения новичка.

Но она не соблаговолила. Я понимаю это отчасти по тому, что он ударяет мимо луз, продлевая игру, но не позволяет мне выиграть. Вздыхаю, когда он забирает мой кий и ставит его на место у стены.

— Хорошо подготовилась, — произносит он. — Правда. Я впечатлён.

По неизвестной для меня причине разочарование начинает таять. Несмотря на попытки оставаться разочарованной, а, возможно, как раз из-за этого, мои глаза следят за Кельвином, пока он идёт ко мне. Сквозь ткань тонких штанов я отчётливо вижу его эрекцию. Когда он встаёт передо мной, наши тела почти соприкасаются. Во мне зарождается новый страх. Я никогда добровольно не соглашалась делать кому-то минет, но у меня нет ни малейшего понимания, почему сейчас делаю это без каких-либо возражений. Челюсть напрягается, когда я опускаюсь на колени на пол.

Его рука тянется к моему бицепсу.

— Я заберу свой долг позже.

От удивления я открываю рот.

— Оу.

Кельвин пожимает мне руку перед тем, как покинуть комнату. Одиночество обрушивается на меня в тот же миг. Подавляя и разрушая. Так же сильно, как хотела заплатить ему выигрыш, я не хотела оставаться одна. Потому что знаю, что ожидание момента, когда он придёт за своим долгом, наполнит меня страхом.

ГЛАВА 27.

Кельвин.

Вторник тянется, словно кто-то нарочно замедлил время. Обязанности задержали меня в Нью-Роуне, но на самом деле нарисовалось незаконченное дело в Фендейле. Чтобы доехать до дома Андерсонов, мне приходится выехать из офиса на два часа раньше. Слова Кейтлин не покидают мою голову с ночи воскресенья. Её голос, запах, прикосновения затуманивают мои мысли. Я беру, но и даю ей слишком много. То, что я возьму для возобновления равновесия между нами, не обещает быть приятным, но я должен это сделать.

Но перед тем, как я встречусь с ней снова, мне нужно исправить вред, который ей нанесли. Моя ошибка, мой прокол в том, что я думал, будто у неё комфортная жизнь, но на самом деле всё было наоборот. Я знал, что она росла в бедной семье до трагедии с её родителями, и был в курсе того, что она хрупкая. Я хотел, чтобы у неё был выбор, но ей никогда не давали его сделать.

Сильно сжимаю руки в кулаки на руле. Во избежание лишних вопросов я всегда был дружелюбным и терпеливым с Андерсонами. Если бы не это, мне пришлось бы делать всё анонимно: Кейтлин никогда бы не узнала, что есть третья сторона. Теперь я понимаю, что они использовали нас обоих. Кейтлин чётко дала понять, что их роль в её жизни минимальна, и, зная это, мне хочется заставить их заплатить за свою жадность. Когда я паркую машину в грязи двора их фермы, предупреждение Нормана всплывает в моей памяти.

— Помните кодекс, — говорит он. — Наказание должно соответствовать преступлению.

— Я знаю это лучше, чем кто-либо. Одно исключение приведёт к другому, и в итоге система рухнет.

— Любое убийство должно иметь основания. Держите контроль в руках. Я всего лишь вынужден напомнить вам о том, что это личная проблема, а не та, с которыми вы сталкиваетесь всегда.

— Личная? Нет, — возражаю я. — Это обязанность, Норман. Кажется, в последнее время ты путаешь эти два понятия.

Я слышу голоса в доме перед тем, как войти, и это помогает мне понять, где именно они находятся. Когда прохожу в кухню, миссис Андерсон начинает визжать, замахиваясь деревянной ложкой, и соус для спагетти брызгами летит по столешницам.

Её муж выпрыгивает из-за обеденного стола.

— Какого хера вы делаете, врываясь в мой дом подобным образом?

— У нас был уговор, — произношу я, ударяя кулаком по деревянной поверхности стола. — Где деньги?

— Я не знаю, о чём вы говорите, мистер Лоуренс. Кейтлин каждый месяц получала деньги, как мы и договаривались.

— А её сбережения?

— А, да. Их она тоже получила. Сколько там было, Линн? Кажется, примерно двадцать тысяч или что-то около этой суммы. Мы отдали её ей.

— Отдали? — переспрашиваю я. — У меня другая информация.

Он выковыривает что-то из зубов, пока изучает меня. Страх — это то, что я отлично вижу в других, но он полностью отсутствует на его лице. Его фланелевая рубашка наполовину заправлена в штаны, а глаза шарят по моему костюму от «Армани».

— Что бы вы ни услышали, это ложь, мистер Лоуренс. Если это вам сказала девчонка, то она маленькая лгунья. Мы вырастили её и знаем. Это то, кем она стала.

Если бы я мог увеличиться в размерах, то сделал бы это. Мои мышцы напряглись от адреналина, который пульсирует в моём теле, проникая в самые тёмные уголки.

— Вы утверждаете, что она всё выдумала? — он вздёргивает бровь, глядя на меня. — Вы говорили с ней?

— Я услышал это из другого источника. Молодая девушка звонила месяц назад, спрашивала про Кэт. Сказала, что она пропала, но полиция думает, что Кэт просто сбежала и они ничего не станут делать.

— Я не в курсе этого. Вы мой единственный контакт с ней, и ответственность за неё лежит на ваших плечах.

— Больше не лежит, так же, как и обязанность выдавать ей деньги, — он кивает своей жене, не отводя глаз от меня. — Мы с Линн уже говорили об этом. В чём ваш интерес к девушке?

— Я говорил вам, что не могу обсуждать это.

— Ну, возможно, мы и не можем обсуждать это, поэтому вы наконец-то уберётесь нахрен из нашего дома. Не знаю, что выводит вас из себя касательно этих смехотворных денег, но не думаю, что хочу иметь дело с озабоченным и напыщенным дятлом вроде тебя.

Его слова на мгновение повисают в тишине. Его жена начинает неровно и нервно дышать, борясь с рыданиями. Она не успевает даже закричать, когда я беру этого ублюдка за горло и прижимаю к стене.

— Ты лживый кусок дерьма! — произношу я хладнокровно, пока мои пальцы всё с большим усилием впиваются в его глотку. — Я проверю каждый цент, который ты ей дал. Деньги, которые я дал тебе, должны вернуться к Кейтлин сию минуту.

— У меня их нет, — задыхается он. — Мы отдали их Кейтлин.

Моя хватка усиливается, и он начинает кашлять. Хрип, который вырывается из его пересохшего горла, превращается в музыку для моих ушей. Я поворачиваю голову к его жене.

— Скажи мне правду, или это последний звук, который он издаст.

— Мы не отдавали ей деньги, — плачет она. — Но у нас их и в самом деле нет.

Я отпускаю её мужа и иду прямиком к ней. Она прячется за столешницей, плача и бормоча еле разборчивые слова.

— Что вы с ними сделали?

— Не знаю. Ничего. Всё. Мы потратили их на еду, ремонт дома, новый грузовик. Я не знаю, сэр. Мне жаль.

— Вы жалкое ничтожество. Вы должны были стать единственным пристанищем Кейтлин на этой грёбаной планете, счастливым уголком её жизни, и от вас лишь требовалось передавать ей деньги. Но вы облажались и в одном, и в другом. До конца недели чек на выданную вам сумму должен лежать на моём столе, и, может быть, тогда я оставлю вас в живых.

— Это… Вы угрожаете нам? — спрашивает она. — Вы не можете убить нас. У нас есть дети.

— Ты думаешь, мне есть до них дело? Я сделаю им одолжение. Если вы решите убежать, я найду вас. Отлично выслеживаю своих жертв.

До меня доносится голос мужчины, который скрутился у стены.

— Кто ты?

— Кто-то, у кого есть деньги, власть, а сейчас и мотив выследить и прикончить тебя. Никто не спасёт вас от меня. Вы вернёте мне деньги. Это понятно?

Я не жду ответа и ухожу, вколачивая за собой дверь в стену с такой силой, что она слетает с петель. Слышу женский плач. Помню, как Кейтлин сказала, что у них есть свои дочери. Моложе, чем Кейтлин, но какого хера я должен испытывать к ним сожаление? Вместо этого я сажусь в машину и возвращаюсь в Нью-Роун, успокаивая себя мыслью о том, что несколько следующих дней они проведут в истинном ужасе.

***

— Нет? — спрашивает Норман.

— Ни цента. Не думаю, что они вообще собирались давать их ей. А пособие, которое я пересылал им для неё каждый месяц, просто исчезло. Она, наверное, не получала денег даже на карманные расходы. Как я мог это упустить?!

— Вы не могли быть там с ней всё время. Вы сделали, что смогли. Это они ошиблись, а не вы, — Норман терпеливо наблюдает за тем, как я мечусь по комнате. — Вы прекрасно справились со своей яростью.

— Ты слишком много возлагаешь на меня надежд. Я всё ещё хочу убить их. Не уверен, что не сделаю этого.

— Не сделаете. Вы зашли слишком далеко, очень хорошо научились контролировать себя. Подумайте о том, что может заставить вас убить семью.

— Они заслуживают этого, — произношу я.

— Возможно, но не за это. Найдите больше доказательств их обмана, и мы с другой стороны посмотрим на ситуацию.

Знаю, что он прав. И тот факт, что я хочу, чтобы они заплатили сполна, означает, что я зашёл слишком далеко. Провести день с ней было неосторожно с моей стороны. Она не узнает, почему наказана, но я не утрачу из-за этого своего удовольствия. Моя ответственность заключается теперь в том, чтобы чётко дать ей понять, что она здесь пленница, а я её похититель. Если это будет не так, возникает опасность для нас обоих.

ГЛАВА 28.

Кейтлин.

Стою на коленях, но это не означает, что я поклоняюсь или благодарю. Это не для того, чтобы покаяться в своих грехах или попросить о прощении. Всё это лишь видимость. Словно я на самом деле здесь ради всех этих вещей. Присутствие Господа в моём сердце успокаивает меня. Это время лишь для меня, чтобы попросить об исцелении и возвращении к моим родителям. Я стою на коленях, чтобы помолиться.

Свет льётся не от зажжённых свечей, окружающих статую Девы Марии. Он исходит от тепла и безопасности, которые обитают в этой святой комнате тёмного поместья. Я неистово прошу о помощи, об облегчении моей участи, о напутствии. Всего лишь во второй раз я пришла в часовню поместья. Находиться здесь после всех этих месяцев, проведённых в доме, не кажется мне правильным. Особенно после всех тех гнусных вещей, которые я делала.

Касаюсь лбом костяшек на пальцах. Длинные волосы рассыпаются по спине. В моём гардеробе вся одежда обтягивающая или короткая, поэтому Роза дала мне длинное белое платье. Под ним мне легче удаётся спрятать свои грехи. Погружённая в свои мысли, я не слышу, как входит Кельвин. Только лёгкий скрип сиденья деревянной лавочки позади отрывает меня от молитвы. Я чувствую его присутствие спиной. Через хлопок платья он сжимает руками мою попку. Поддевает пальцами ткань платья, но не спешит добраться до цели.

— Что ты делаешь? — шепчу я.

Кельвин потирает мою плоть через ткань, посылая по телу волну чистой паники. Сердце трепещет словно крылышки колибри, пока его палец скользит между моих складок к клитору.

— Ты… Ты не можешь сделать этого…— я начинаю заикаться. — Не здесь.

— Я могу делать с тобой всё, потому что ты моя собственность. Я владею тобой.

— Нет, не владеешь, — произношу я с приглушенной яростью.

— Разве?

— Да!

Дерево снова скрипит под ним, и его жар окутывает меня в тот момент, когда его губы почти касаются моего уха:

— Продолжаешь отрицать то, что ты моя. Разве ты принадлежишь кому-то ещё?

— Я никому не принадлежу.

— Я рад, что ты так думаешь. У тебя есть долг передо мной, который ты не сможешь оплатить деньгами. Поскольку ты не хочешь быть мне обязанной, то, думаю, я сам заберу свой долг так, как пожелаю.

— Ты о чём сейчас?

Его пальцы становятся более настойчивыми, а температура моего тела поднимается. Я борюсь с ним, но его пальцы намного проворней. Он второй ладонью сжимает мою грудь, и моё тело слегка дёргается в его хватке.

— Ты будешь трахаться с моим другом, если я скажу это сделать. Потому что ты моя. Возможно, я посмотрю на это или запишу на видео, чтобы мы могли посмотреть потом вместе.

Мои громкие слова эхом рикошетят от стен часовни:

— Нет. Ты психопат!

Он жарко стонет мне в ухо. Мои руки дрожат, когда я сжимаю переплетённые в молитве пальцы.

— Значит, скажи мне, что ты моя, — произносит он, прижимаясь ладонью к моей киске. — Это всё, о чём я прошу.

— Никогда, — шепчу я.

Он приподнимает платье на спине и скользит рукой по моей ягодице, лаская внутреннюю часть бедра.

— Мой упрямый воробушек. Твоя гордыня только навредит тебе.

Один его палец скользит в меня, и перед глазами всё начинает плыть. Он погружается глубоко, разжигая огонь между моих ног, и я знаю, что увлажняюсь, когда он вынимает палец. Кельвин добавляет ещё один, вновь входя в меня, только на этот раз ещё глубже.

— Сколько пальцев мне понадобится, чтобы заставить тебя кончить?

Мои плечи содрогаются от рыданий. Рука, сжимающая мою грудь, скользит к горлу и обхватывает подбородок, поднимая мою голову вверх.

— Не закрывай глаза, — произносит Кельвин. Дева Мария беспристрастно смотрит вниз на меня, и я вынуждена встретиться с ней взглядом, пока его пальцы кружат во мне и массируют мои складки, заставляя тело выгибаться. — Шшш, ещё рано, — говорит он. — Два только начало.

Он держит своё слово и входит в меня тремя пальцами, полностью наполняя меня:

— Скажи Ему, — произносит Кельвин. — Покайся в том, какой непослушной ты была.

Я мотаю головой, хватая воздух.

— Покайся, — шипит он. — Я знаю, что ты мастурбируешь по ночам, думая обо мне.

Я собираюсь возразить, но в горле появляется ком.

— Тебе нравилось, когда я трахал тебя, и ты хочешь, чтобы я сделал это снова. Скажи это.

— Боже… Прости меня… Я согрешила, — он стонет, и его эрекция упирается в мою попку. — Я допустила непристойные мысли и совершила неприятные акты.

— Ты касалась себя?

— Да.

— Ты хотела, чтобы это был я?

— Да, — произношу я, и слёзы скатываются по моим щекам. — И я хотела, чтобы ты снова это сделал.

Его пальцы во мне напряглись, приветствуя четвёртый. Я громко стону и пытаюсь увернуться от него. Движение пальцев становится в этот момент быстрым и жёстким, он прижимает большой палец к моему анусу.

— Твои соки вытекают на мою руку. Мне становится интересно, сможешь ли ты кончить так, или хочешь большего?

Мне не хватает воздуха:

— Большего?

— Разве у меня не десять пальцев, Кейтлин? В конце концов, у меня есть кулак.

— О Боже мой!

Он хохочет, склонившись над моим ухом:

— Не упоминай имени Господа всуе.

Мне очень страшно кончать и так же страшно не делать этого. Я растворяюсь, оставляя лишь слёзы, которые потоками стекают из уголков моих глаз по вискам, потому что моя голова задрана вверх. Его пальцы замирают, а вторая рука освобождает моё горло и начинает гладить волосы. Голова наклоняется вперёд, но я едва заметно поддаюсь его прикосновению. Толчки Кельвина возобновляются, но на этот раз они мягкие и размеренные.

— Вот… Так, — шепчет он. — Всё в порядке. Я заставлю тебя кончить вот так.

Он воплощает свои слова в жизнь, убирая большой палец с моего ануса и разворачивая пальцы во мне так, чтобы прижиматься к моему клитору. Его ритм не ослабевает ни на секунду, и он толкает меня к краю, шепча на ухо и лаская мои волосы. Меня сотрясает оргазм, я выгибаюсь назад, а Кельвин хватает меня за волосы и тянет на себя. Бёдра дрожат, а киска сжимается вокруг его пальцев.

Моё тело полностью расслабляется, и я таю, превращаясь в лужицу на полу между скамьями. Он убирает руку и опускает платье вниз, лёгким прикосновением разглаживая складки на спине.

Кельвин стонет позади меня и произносит:

— Такая сладкая.

Его дыхание оставляет жаркий след от поцелуя на моей шее, и Кельвин уходит, не сказав больше ни единого слова.

ГЛАВА 29.

Кейтлин.

После своей исповеди я чувствую странное освобождение. Что-то блокировало моё осознание вещей, но теперь позволило мне увидеть настоящую ситуацию с Кельвином. Мой разум подчиняется телу, понимая, что я не только принимаю, но и хочу то, что неправильно.

Около полудня солнце скользит по увядающим листочкам за окном. Сердце бешено колотится в груди от мысли, как Кельвин скользил рукой между моих ног, пока я раскрывала свои грязные секреты. Я не видела его несколько дней, но воспоминания такие свежие, словно это произошло несколько часов назад.

Дверь беззвучно открывается, и Кельвин входит в мою комнату.

— Добрый день, Кейтлин, — произносит он, пока приближается. — Мой маленький воробушек не дремлет.

— На улице сегодня, кажется, хороший день.

— Если честно, то, как по мне, холодновато. Хорошо, что мы заперли твоё окно. Ненавижу мысль о том, что ты можешь простыть.

— Да, хорошо, — бормочу я.

— У меня к тебе предложение. Я обещал тебе прогулку на улице за хорошее поведение.

Моя спина моментально напрягается. Легкие перестают работать.

— Пока ты не пришла в восторг от этой мысли, у меня последнее поручение для тебя. Хотя не уверен, что ты выдержишь.

— Выдержу, — обещаю я. — Что угодно.

Он приподнимает бровь:

— Всё?

Его угроза в часовне беспощадно врезается в мою память. Каким-то образом я заблокировала её в своей голове до этого момента, но память сыграла со мной злую шутку. Держусь за край подоконника. Мой желудок сжимается от страха из-за того, что Кельвин может разделить меня с кем-то, и мои плечи снова опускаются вниз.

— Что это?

— Человеку с моей работой необходимо поддерживать различные благотворительные организации и появляться в нужных местах. Когда-то давно я согласился принять здесь благотворительный бал. Еда, танцы, общение и всякое такое.

— Вечеринка, — заканчиваю я.

— Несомненно, вечеринка. Это обычное дело, поэтому мне плевать. Если бы я мог устроить мероприятие без моего присутствия на нём, так бы и сделал. На данный момент твоё поведение улучшилось по сравнению с днём, когда ты сюда прибыла, хоть оно и не идеальное. Но я не могу быть уверенным в том, что ты не завизжишь во всю силу в тот момент, когда спустишься вниз и увидишь полный дом гостей.

Мои руки сжимаются в кулаки, словно я цепляюсь за каждое сказанное им слово.

— Тогда какое отношение это имеет ко мне?

Он откашливается и принимает властную позу:

— У тебя есть шанс доказать мне свою преданность. Или я заклею твой рот скотчем и запру тебя в подвале, или ты можешь порадовать меня тем, что будешь подавать еду гостям.

Я моргаю, находясь в шоке:

— Ты хочешь, чтобы я подавала еду? Гостям?

— Ты будешь предоставлена сама себе, но я не уверен, есть ли смысл в том, чтобы пускать тебя к ним. По крайней мере, так я смогу наблюдать за тобой. Ты бы хотела увидеть людей?

— Да, — импульсивно отвечаю я. — Думаю. Что мне говорить?

— Избегай любых попыток заговорить с кем-либо. Если кто-то приблизится к тебе, то тебе разрешено говорить лишь то, что ты обслуживающий персонал и тебе запрещено общаться с гостями.

— Ты настолько доверяешь мне?

Он приближается ко мне на шаг:

— А я могу тебе доверять? — я киваю. — Если справишься хорошо, позволю тебе покататься на лошадях со мной. И, возможно, мы позавтракаем во дворе или исполним ещё какую-нибудь твою фантазию.

От этих неожиданных слов я даже хлопаю в ладоши:

— Я смогу это сделать!

Я резко отползаю от него, когда он тянется к моему подбородку.

— И ещё одно. Если ты попытаешься сбежать или попросить у кого-нибудь о помощи, я буду очень-очень разочарован. И могу уверить тебя, что после такого ты не останешься безнаказанной и мне будет плевать на последствия. Я очень властный человек, Кейтлин. Во всех смыслах этого слова.

— Я понимаю, — отвечаю я. — Когда вечеринка?

— Через пару часов.

— Сегодня?

— Да.

— Оу, это… Я… Думаю, я…

— Я думал о нас в часовне.

Ответ соскальзывает с моих губ самопроизвольно:

— Я тоже.

— Не одевай бельё на вечеринку.

Я громко сглатываю:

— Однажды ты сказал мне, что я здесь не для этого.

— Не для чего, Кейтлин?

— Не для секса.

— Так и есть.

Когда он уходит, я сразу же бегу в ванную и прижимаюсь к кафельной стене. События закручиваются вокруг меня со скоростью урагана, создавая тот же эффект. Эмоции, идеи, страхи. Если бы мне удалось найти кого-то, кто мог бы мне помочь, означало бы это конец моего кошмара? Доверие Кельвина очень легко разрушить, но я не знаю, смогу ли оставаться равнодушной, если где-то рядом со мной будет шанс на побег отсюда. Тяжёлые капли воды падают на кончик моего носа из душа. Я должна думать лишь о побеге, но не могу. «Не одевать бельё» означает, что, если я ослушаюсь, Кельвин снова трахнет меня.

Я заканчиваю сушить волосы феном, а на моей кровати уже лежит униформа официантки. Заправляю белую блузку на пуговицах в чёрную юбку-карандаш, которая едва ли доходит до середины бёдер. До всех этих событий я никогда бы не надела что-то столь откровенное, особенно в это время года. Но это униформа, поэтому у меня небольшой выбор.

Помимо меня есть ещё пятеро официантов — две женщины и три парня — и они все одеты так же, как и я: белый верх и чёрный низ. Восторг перед встречей с людьми испаряется в тот момент, когда я предстаю перед персоналом, стоящим с широко отрытыми глазами, устремлёнными на меня, поскольку на них длинные брюки и теннисные туфли, а на мне довольно короткая юбка и высокие каблуки. Меня представляют в качестве члена команды, и в ту же секунду их интерес ко мне меркнет. У меня не получается ничего из того, что я делаю, поэтому моя неуверенность в том, что ночь пройдёт нормально, возрастает в разы.

Я иду через фойе мимо огромного канделябра, пытаясь удержаться на своих каблуках, когда раздаётся дверной звонок. И всё начинает происходить словно в замедленной съёмке: Норман появляется, чтобы открыть дверь и поприветствовать пару, а дверь остаётся открытой, пока они вешают свои пальто. Морозный воздух кусает меня за голую лодыжку. Я не отвожу взгляд от двери, но тёплые руки Кельвина внезапно скользят по моей талии, а его голос уже шепчет над моим ухом:

— Искушение, не так ли?

— Да, — отвечаю я.

— Если ты думаешь о том, чтобы улететь, воробушек, знай, что я поймаю тебя. Отсюда нет выхода. Ты можешь лететь до тех пор, пока не отпадут твои крылышки или пока не закончится небо, но я всё равно найду тебя. Я всегда найду тебя.

Норман закрывает тяжёлую дверь, и гости следуют за ним в зал. Я оборачиваюсь через плечо. На Кельвине — фрак и бабочка, которая почти касается моей щеки. Встречаюсь с его глазами, которые прячутся за линзами очков. Его руки скользят по моей спине, стремясь под подол моей юбки. Палец скользит вдоль моих складок и проникает в меня, провоцируя резкий вдох.

— Хороший птенчик, — слышу я его похвалу. — Убедись, что очень внимательно обслуживаешь моих гостей.

Он убирает руки и хлопает меня по заднице перед тем, как уйти в комнату, где проходит приём. Звук стука моих каблуков пронзает тишину комнаты, когда я направляюсь к двери. Касаюсь ручки и стою так некоторое время, но дверной звонок заставляет меня отпрыгнуть в сторону.

Норман спешит в комнату и резко останавливается, когда видит меня. Я отступаю на два шага, смотря на него. Он медленно качает головой, но не произносит ни слова. Впускает гостей лишь после того, как я отхожу от двери.

Большинство гостей уже прибыли, и я лавирую между ними с подносом с закусками. Думала, что гостей будет раза в три меньше, поэтому мои мысли начинают путаться в шуме их голосов. Я почти роняю поднос, когда рука ложится мне на плечо. Извиняющаяся улыбка, которую вижу, кажется мне доброй, но я всё равно отхожу от женщины.

— Простите меня, мисс? — я поворачиваюсь к пожилой женщине с красной помадой на губах. — Где я могу найти уборную?

— Эм... Я, — я замираю. Сердце бешено гонит кровь по венам, а женщина передо мной выгибает бровь. — Это вниз по коридору, вторая дверь направо.

Когда она уходит, я ставлю поднос на ближайшую поверхность и делаю глубокий вдох.

— Вы в порядке?

— Просто нужно передохнуть, — отвечаю я.

— Может быть вам стоит присесть.

Я поднимаю глаза. Мужчине передо мной на вид примерно сорок лет, среднего телосложения, изящно подстриженная козлиная бородка. Первая моя мысль о том, что он полная противоположность Кельвину.

— Вы раньше работали официанткой? — спрашивает он.

Я слышу громкий шум позади меня и оборачиваюсь, роняя на пол бокал из-под шампанского со своего подноса.

Он громко смеётся.

— Надеюсь, это не ваша постоянная работа.

— Нет, — произношу я, неуклюже наклоняясь, чтобы собрать осколки. — Это впервые.

— Эй, осторожно, — говорит он. — Порежетесь. Пусть кто-нибудь уберёт это метлой.

Я выравниваюсь и машу Розе, чтобы она подошла ко мне. Ловлю взгляд Кельвина, который смотрит на нас с противоположной стороны комнаты. Его глаза мечутся между мной и мужчиной, но я не могу прочитать то, что в них написано. Он не кажется разозлённым тем, что я общаюсь с кем-то. Я вижу интригу. Будто он ожидает этого.

— Так чем вы занимаетесь?

— Что? — переспрашиваю я, переключая внимание на мужчину.

— Чем зарабатываете на жизнь? Вы сказали, что на этой работе вы впервые.

— Я… — мои ладошки начинает покалывать, а во рту внезапно пересыхает. — Я не могу сказать. Я… Работаю на мистера Пэриша.

Он приподнимает бровь:

— Вы работаете на него, или он вас нанимает?

— Я обслуживаю гостей. Мне не разрешено говорить об этом.

Меня окутывает страх от того, что Кельвин появится рядом с минуты на минуту и запрёт меня в подвале.

Мужчина мгновение изучает меня.

— А. Ясно. Нет, я понял.

— Поняли? — спрашиваю я.

— Конечно. Я тоже занимаюсь телевидением, но пару раз всё-таки ступал на эту дорожку, — он подмигивает мне. — Хоть и не с такой, как ты.

Разве он может знать правду обо мне? Мысль о том, что Кельвин делал такое раньше с другими, скручивает мои внутренности в узел.

— Мне нужно возвращаться к работе, — отвечаю я.

— Ты… Работаешь исключительно на Пэриша?

— Что?

— Ты знаешь, — произносит он. — Обслуживание. Он нанимает тебя лишь для себя или для других тоже? — короткий смешок слетает с его губ. — Как фаворитку для вечеринки?

— Я не знаю, — произношу я, отступая назад. Когда я снова смотрю на Кельвина, он вовлечён в разговор и больше не смотрит в мою сторону. Моя кожа покрывается мурашками, и понимание окутывает меня с головой. — Вы занимаетесь бизнесом с мистером Пэришем?

Мужчина опускает взгляд на мои ноги, но его глаза тут же возвращаются к моим:

— Что? О, иногда, да.

— Извините.

— Куда ты направляешься?

— Мне нужен свежий воздух.

Свежий воздух не та роскошь, которой мне позволено пользоваться, но мне нужно в ванную. Я прислоняюсь к раковине и опираюсь на вытянутые руки. Смотрю на себя в зеркало. Мои глаза сияют ярко-голубым цветом, а волосы слишком шелковистые для той, кто прячется от демонов.

«Не одевай сегодня бельё».

«Убедись, что очень внимательно обслуживаешь моих гостей».

«У тебя есть долг передо мной, который ты не сможешь оплатить деньгами».

Я не ошиблась, когда думала, что правило, которое запрещало мне одевать сегодня белье, означало, что меня трахнут. Я ошиблась лишь в том, что это будет Кельвин.

ГЛАВА 30.

Кейтлин.

Я ожидаю стук в дверь уборной. Всё ещё смотрю за своё бледное лицо, когда слышу голос.

— Я могу войти?

— Выйду через пару минут.

Мне становится легче от того, что я не слышу ответа. Глубоко вдыхаю и выдыхаю, пытаясь успокоить себя. Прошло два месяца с тех пор, когда я в последний раз с кем-нибудь нормально общалась. Я смогу сделать это, и, когда у меня всё выйдет, получу день свободы. Проходит несколько минут. Открываю дверь, но мужчина, с которым я разговаривала, стоит там в ожидании. Он кладёт руку на мою щёку прежде, чем мне удаётся увернуться от него.

— Что вы делаете? — спрашиваю я.

Он отступает.

— Прости. Что?

— Зачем…

— Я что-то неправильно понял?

— Что? — повторяю я, отступая. Он оглядывается через плечо, а потом переступает порог уборной и закрывает за собой дверь.

— Ты сказала, что не фаворитка. А это значит… Что ты доступна, и… Не переживай, у меня есть… — он делает паузу, роясь в своих карманах, — защита. И деньги тоже. Обычно я этого не делаю, но последнее благотворительное мероприятие было достаточно давно, поэтому… — он потирает руками затылок, — не знаю почему, но это кажется мне сексуальным.

Предательство огнём полыхает в моих венах. Растерянность превращается в отчаяние, приправленное ненавистью. Как Кельвин мог так поступить со мной?

— Я не знаю, о чём вы говорите, — произношу я под гулкие удары своего сердца.

— Эм, прости. Я думал… Потому что Пэриш…

— Что бы Кельвин ни сказал вам, я не стану этого делать. Не могу, — колени подкашиваются, и я думаю, что меня вырвет, поэтому спешу к раковине. Мужчина ловит меня за талию, крепко сжимая моё тело. — Отвали от меня, — произношу я, пытаясь стряхнуть его руки.

Отвешиваю ему пощёчину и, спотыкаясь, отхожу к стене.

— Какого хрена? Я просто пытаюсь помочь…

Отталкиваю его, но он хватает меня за запястье, и я начинаю отбиваться, колотя по всем частям его тела, которые только попадаются мне под руки. Бросаюсь к двери и вылетаю в холл, почти сбивая Нормана с ног.

— Кейтлин, ради Бога, что случилось? — он смотрит на мужчину, стоящего позади меня. — Всё в порядке?

— Норман, пожалуйста, отведите меня наверх, — умоляю я. — Не говорите Кельвину.

Хотя я и так в полной заднице, потому что глубокий голос Кельвина, звучащий позади меня, вселяет страх в каждую частичку моего тела:

— Что происходит?

— Идемте, Кейтлин, — произносит Норман, отводя меня в сторону, ближе к лестнице.

— П-пожалуйста, Норман. Держите его подальше от меня.

— Успокойтесь.

Мы поднимаемся наверх. Его рука утешающе лежит на моих плечах, когда мы проходим через фойе. Я слышу крики и обвинения, но вкладываю всю свою энергию в то, чтобы подняться на третий этаж. Как только касаюсь щекой своей кровати, Кельвин входит в комнату, взглядом отпуская Нормана. Мне хочется крикнуть ему, чтобы он остался, но страх отнимает у меня способность говорить.

Кельвин хватает меня за локти и поднимает на ноги.

— Что произошло? — он слегка трясёт меня. От ужаса я едва ли могу говорить, поэтому лишь дрожу и хватаю ртом воздух. — Отвечай мне.

— Прости, — плачу я и чувствую дрожь в коленках. — Я не смогла сделать этого.

— Не смогла сделать что?

— Не смогла заняться с ним сексом. Я не могу, просто не могу сделать этого.

— О чём ты говоришь?

— Мне наплевать, что я должна тебе. Ты ублюдок! Накажи меня, если хочешь, отправь в подвал, сделай что угодно, но я не… Не хочу, чтобы ко мне прикасался кто-то, кроме тебя! — на комнату обрушивается полная тишина, которую нарушает только моё затруднённое дыхание. Мой рот остаётся открытым. — Я… Я не имела в виду…

— Думала, я хотел, чтобы ты занялась с ним сексом? — спрашивает Кельвин, впиваясь пальцами в мои руки.

Я пытаюсь освободиться от его хватки:

— Ненавижу тебя! Из всего, что ты со мной делал, нет ничего хуже, чем это! Как ты мог?

Он отпускает меня, и я падаю обратно на кровать.

— Кейтлин, я никогда… — он замолкает и падает передо мной на колени. Берёт меня за подбородок. — Я не знаю, как это произошло. Ты с другим… От этого мне… Это…

Вид Кельвина, который не может найти слов, стоя передо мной на коленях, — это то, что мой мозг никак не может осмыслить.

— Но ты сказал… И сказал, чтобы я не надевала бельё.

— Для меня. Единственное, что помогает мне пережить этот вечер, знание того, что между нами в момент, когда я возьму тебя, будет на одну вещь меньше. Я…

— Я не верю тебе, — произношу я, пытаясь выдернуть подбородок из его пальцев.

— Он думал, что ты проститутка.

— Почему он так думал?

— Наряд… — отвечает он. — Моё особое… Предпочтение.

— Проститутки? — шепчу я.

Он качает головой:

— Он заплатит. Я обещаю.

Я с дрожью выдыхаю. Мой мозг всё ещё в руинах и пытается собрать сам себя воедино.

— Ты не злишься? — спрашиваю я. — За то, что я отбивалась?

— Мне стоило смотреть внимательней.

Я не понимаю его ответа, но словно масло таю под ним. Он отпускает моё лицо и позволяет моим рукам обнять его за шею.

— Эй. Не переживай, — произносит он. — Я о тебе позабочусь.

— Это правда? — спрашиваю я.

— Да, — отвечает Кельвин. Он убирает мои руки от себя и встаёт, отодвигая одеяло. — Залезай и попробуй расслабиться. Я пришлю Розу и Нормана к тебе.

Я смотрю на него:

— Розу? И Нормана?

— Не переживай по поводу вечеринки. Я всех развлеку.

— Оу, я…

— Что?

— Ничего. Всё хорошо.

— Мне нужно возвращаться к гостям, но, если тебе что-нибудь понадобится, просто скажи им, — говорит он, выходя из комнаты. — Увидимся завтра.

Я смотрю, как он уходит, а потом залезаю под одеяло. Роза с Норманом вскоре заходят ко мне в комнату, пытаясь порадовать меня. Норман постоянно спрашивает, чего я хочу, но мне по-прежнему не по себе, чтобы ответить ему.

***

— Кельвин.

— Я здесь.

— Кельвин?

— Что такое, воробушек? Я здесь.

Его слова согревают меня, и я улыбаюсь. Когда открываю глаза, то вижу его белую рубашку в темноте на расстоянии вытянутой руки.

— Кельвин?

— Да, что? — шипит он.

— Что ты здесь делаешь?

Он вздыхает:

— Не знаю.

— Сколько времени?

— Поздно.

— Вечеринка закончилась?

— Несколько часов назад.

Я переворачиваюсь на спину, ощущая, как затекли конечности.

— Это было слишком. Я не была готова.

— Нет. Не была.

Веки угрожают вновь закрыться, но я стараюсь держать их открытыми.

— Ты делаешь хорошие вещи, ведь так, Кельвин?

— Хмм?

— Благотворительность. Это всего лишь притворство? Или тебе и правда не всё равно? Ты можешь быть очень жестоким.

Со стороны стула, на котором он сидит, доносится слабый скрип, когда Кельвин сдвигается.

— Я делаю это, потому что должен.

— Должен? — переспрашиваю я.

— Должен делать хорошие вещи.

— Не понимаю.

— Я обещал своим родителям, что сделаю мир лучше.

Поднимаю глаза вверх на белый балдахин, висящий надо мной.

— Оу.

— Ты думаешь, что я делаю твой мир хуже?

— Кажется, да.

— До этого ты говорила, что не хотела бы, чтобы к тебе прикасался кто-то, кроме меня.

— Это было ошибкой. Я не хочу, чтобы кто-то прикасался ко мне, включая тебя.

Из его груди вырывается глубокий, размеренный смех, потому что он видит мою ложь насквозь. С хрипотцой в голосе от произносит:

— Попытайся уснуть и отдохнуть.

Мои веки тяжелеют от желания уснуть, и я сворачиваюсь калачиком, лёжа на боку. Щека трётся о мягкую подушку.

— Я никогда не встречала кого-то, кто настолько не умеет заботиться, — бормочу я. — До тебя.

Меня окутывает сон, но я засыпаю лишь наполовину, когда слышу звук его голоса, но не понимаю, о чём он говорит. Кажется, я всего лишь на мгновение закрываю глаза, но, когда открываю их снова, Кельвина уже нет.

***

Отрываюсь от книги и поднимаю голову:

— Вы что-то сказали?

— Я спросил, как вы себя чувствуете? — повторяет Норман, подавляя смешок.

— Оу. Без изменений, — морщусь я, когда слова царапают моё горло.

— Как насчёт тарелки супа?

Улыбаюсь, показывая ему свою книгу:

— Может, чуть позже. Я на самом интересном месте.

Он качает головой:

— Вы многое пережили на прошлой неделе. Хотя бы раз воспользуйтесь моим советом и отдохните.

Я улыбаюсь его весёлому тону.

— Отдохну.

Пытаюсь дочитать, но мозг больше не воспринимает информацию. Мне до сих пор интересно, придёт сегодня Кельвин ночевать домой или нет. Я не видела его ни вчера, ни позавчера и ни разу с того вечера, когда он сидел возле моей кровати посреди ночи, даже если мне это и приснилось. Я сказала ему, что ненавидела его. Иногда я действительно его ненавижу, поэтому эти слова должны приносить мне удовлетворение, но не приносят.

Я чувствую, что моё горло распухает ещё сильнее, чем пятнадцать минут назад, и температура тела немного повышена. С какой бы болезнью я не слегла, она быстро развивается. Встаю, затягивая свой шёлковый халат на талии. Бреду на кухню, потому что меняю решение по поводу супа. Но когда приближаюсь к двери, то резко останавливаюсь.

— … не может вернуться домой в ближайшие дни, — произносит Норман. — Сегодня, скорее всего, будет то же самое.

— Так себя и в могилу недолго загнать, — отвечает шеф-повар Майкл. — Он почти не спит и уезжает после каждого звонка. Что будет с городом, если мы его потеряем?

— Он будет выживать, как и любой другой город в мире, — произносит Норман. — Но мы оба знаем, что Кельвин будет бороться до последнего вдоха.

— Давай надеяться, что до этого не дойдёт. Откроешь дверь, чтобы я мог вытащить мусор?

Слышу шарканье ног, а потом скрип открывающейся двери. Даже сквозь стену за моей спиной я чувствую свежий уличный воздух на своей коже. Пронзительный звонок доносится в одной из запертых комнат, страх от услышанного практически превращает меня в кучку костей. Норман бурчит какие-то ругательства, а я прижимаюсь к стене столовой, пока он бежит на звук, доносящийся из запертой комнаты.

Когда он исчезает за углом, я проскальзываю на кухню. Никого нет. Не имею ни малейшего понятия, что под собой подразумевает вынос мусора, но в данную минуту это не останавливает мои ноги от движения. Я направляюсь к двери, понимая, что она открыта. Сердце так бешено колотится в груди, что я едва ли замечаю холодок, пробегающий по ногам. Чувствую вкус свободы, свежий воздух, будущее, и это так оживляет. Не раздумывая больше ни мгновения, я решаюсь.

ГЛАВА 31.

Кейтлин.

Густая листва деревьев, приветствовавших меня в течение пары месяцев лишь через окно, наклоняется вперёд. Я не оглядываюсь назад. Не колеблюсь. Моё сердце стучит в такт ритму, с которым мои голые ноги ступают по подстриженному газону.

Если мне удастся добраться до леса, я буду свободна. Я до сих пор в Нью-Роуне, и если подозрения о моём местонахождении верны, то уже через пару миль доберусь до города. Уже на той стороне леса — машины, люди, Герой. Всё, что представляет надежду и жизнь. Лес кажется таким огромным, но в итоге я доберусь до него. Сейчас я свободна.

Продолжаю бежать и оказываюсь под покровом деревьев. Энергия и адреналин питают мои лёгкие и ноги. Лицо горит, вдохи короткие и быстрые, но по моим венам циркулирует не душный воздух поместья, а то, что толкает меня вперёд. Пояс на талии развязывается, и халат слетает с плеч. Я не останавливаюсь тогда, когда он падает на землю. Боюсь потратить даже секунду. Бегу, пока темп не переходит в рысцу, а потом и вовсе снижается до быстрого шага. Я замедляюсь, тяжёлые вдохи синхронны с равномерными шагами, а порезы на ступнях просто кричат о боли в моём теле. Солнце садится вскоре после того, как я ушла. Потираю руками голые предплечья, прижимая к себе ближе края ночной рубашки. Не знаю, как давно я ушла, но слова Кельвина не выходят из моей головы.

«Лети, пока у тебя не отпадут крылья и не закончится небо, но даже тогда я всё равно тебя найду. Всегда тебя найду».

Я воспринимаю это как открытую угрозу, потому что именно так это выглядит на самом деле. Я верила в то, что это может помочь в моей ситуации, но больше этой веры нет. Теперь я свободна. И в этом огромном лесу у меня есть преимущество, и он никогда не найдёт меня, пока я не доберусь до конца леса. Норман примет на себя вспышку злости Кельвина, и с каждым следующим шагом я молюсь, чтобы он был в безопасности. Одна вещь чётко усвоена за время, проведённое в поместье: только сама я могу себя спасти. Доберусь домой и никогда этого не забуду.

Внезапно я чувствую усталость, но продолжаю идти до тех пор, пока стопы не начинают гореть, а ноги не отказываются двигаться. Нахожу кустарник возле огромного дерева и сворачиваюсь под ним в клубок.

Над собой я замечаю сову, которая разоблачает себя взмахом белых крыльев. Широкие жёлтые глаза исчезают, но появляются снова через каждые несколько секунд. Три ветки тянутся ко мне, пытаясь схватить. Сухие листья хрустят и ломаются под моим телом, когда я двигаюсь, и это единственный звук, кроме любопытных уханий совы.

Вокруг меня сгущаются образы, когда я впадаю в сон: неясные слова из моих любимых книг, отображение серебряного подноса Нормана, глубокие зелёные глаза Кельвина.

«Воробушек, — зовёт он, — Не позволяй мне поймать тебя. Если ты сбежишь, то я тебя найду. Всегда найду тебя. Кейтлин. Кейтлин».

Я стону, когда моё имя звучит в ушах. Содрогаюсь на холодной земле, каждая частичка моего тела пульсирует: голова, горло, ноги, голые ступни. Я притворяюсь, что тёплые пальцы Кельвина массажируют мои онемевшие руки, хотя на самом деле они ледяные.

Открываю глаза и понимаю, что кто-то на самом деле зовёт меня по имени. Это мужской голос, но я его не узнаю. Страх убивает во мне желание уснуть. Если Кельвин поймает меня, я увижу, на что он действительно способен. Снова и снова говорю себе, что он не может меня найти, потому что лес слишком большой. Я в ужасе от того, что это может быть он, но ещё больше меня шокирует то, что это может быть кто-то другой.

Шаги раздаются так близко, что я вижу вспышки фонариков и белые теннисные туфли сквозь ветки кустарника. Будто это мне как-то поможет. Кто-то направляет на меня свет от фонарика, и всё становится белым.

— Она жива?

— Блядь, лучше бы ей быть живой. Уверен, что её труп пользы нам не принесёт.

— Проверь её.

Кто-то пинает меня по рёбрам, но я лишь сильнее сжимаю глаза.

— Она жива, — произносит он.

Я моргаю и пытаюсь приоткрыть один глаз, чтобы посмотреть на мужчину, который присел надо мной.

— Я сплю? — спрашиваю я.

Раздаётся его смех:

— Ты Кейтлин?

— Кто ты? И откуда знаешь моё имя?

Он кивает тому, кто выше, а потом снова смотрит на меня:

— Вставай. Ты идёшь с нами.

— Я никуда с вами не иду, — но он хватает меня за локоть и тянет вверх. — Отпусти! — визжу я.

— Идём, цыпочка. Это на тебе халат? — он качает головой, глядя на другого мужчину. — Теперь я понимаю, почему из-за тебя все так всполошились.

— Что? — спрашиваю я, вставая на ноги, понимая безысходность ситуации.

— Не обращай внимания. Apúrate (прим.: с исп.яз. «Шевелись»). Иди! — и с этими словами он кладёт свои руки мне на спину и толкает вперёд. Обходит меня, оборачиваясь. — Я сказал, иди!

ГЛАВА 32.

Кельвин.

Я стягиваю перчатки с рук и бросаю их на пассажирское сиденье. Норман ждёт меня у двери гаража, соединённого с домом.

— Как прошёл ваш вечер? — спрашивает он, пока следует за мной по ступенькам в подвал.

— Всё как по маслу. Как Кейтлин?

— В последний раз я видел её в библиотеке, но ей нездоровится. Думаю, она уже вернулась в свою спальню.

— Оу, — я захожу в гардеробную, чтобы переодеться. — Что случилось?

— Скорее всего, грипп. Не уверен. Возможно, обычная простуда.

— Разве ты не должен приглядывать за ней?

— До этого я измерял температуру Кейтлин. Она была в пределах нормы, но её кожа была теплее, чем обычно.

Я оставляю своё оружие в куче хлама на полу, надевая брюки со шнуровкой и рубашку с длинным рукавом.

— Когда ты видел её в последний раз?

— Сегодня после обеда. Часов в шесть.

— Пойду проверю её, а после расскажу тебе всё о моём визите. Встретимся в кабинете.

— Очень хорошо.

Я останавливаюсь на кухне и забираю сэндвич, завёрнутый в салфетки и уже поджидающий меня. Отламываю половину и спешу в библиотеку. Кейтлин здесь нет, поэтому я разворачиваюсь, но замечаю её тапочки возле того места, где она обычно сидит. Засовываю остаток сэндвича себе в рот и бегу по лестнице в её спальню. Дверь не заперта, поэтому я захожу и включаю свет. Когда вижу, что кровать пуста и застелена, кровь в моих венах мгновенно застывает.

Я выкрикиваю её имя. Максимально обостряю все свои чувства, но её запах очень слабый, а в поместье царит гробовая тишина. Норман прибегает сразу после того, как я выкрикиваю его имя, а я уже бегу через комнату в ванную, чтобы проверить окно в ней.

— Кейтлин здесь нет. И в библиотеке тоже. Где она, мать твою?

Норман настораживается и обводит комнату взглядом.

— Не переживайте. Она должна быть где-то здесь.

Мой взгляд задерживается на его лице, и я отвечаю:

— Её здесь нет.

— Вы уверены?

— Да, блядь, уверен, — бросаю я. — Где она? Заставь охрану прочесать здесь всё, — на лице Нормана отражается шок, но я кричу. — Сейчас же!

Как только он поспешно выходит, я прикладываю ладони ко лбу.

Думай, думай, думай.

Незнакомое чувство паники поселяется у меня под кожей.

Я влетаю в подвал как раз тогда, когда Норман включает видео с камеры наблюдения.

— Вот, — он указывает на экран. — Когда Майкл выносил мусор, она проскользнула через чёрный ход.

— Во сколько это было?

Он поднимает на меня глаза:

— Как раз тогда, когда я видел её в последний раз.

— Было ведь два часа дня!

— Да, сэр.

Я потираю лицо руками и пинаю ногой стальную тумбочку.

— Чёрт бы вас подрал! Чёрт возьми! Как это, мать вашу, случилось?!

— Хозяин Пэриш, прошу вас. Мы её найдём. Она не могла пешком далеко уйти.

— А если кто-то найдёт её раньше?

— Вы боитесь, что она выдаст вас? — мой мозг даже не понял его вопроса. — Если вы переживаете о картеле, то откуда им знать, где её искать? — спрашивает он, качая головой. — Нет, вы доберётесь до неё первым.

— Они найдут что угодно, лишь бы использовать это против меня. В каком направлении она ушла? — спрашиваю я.

Норман поджимает губы:

— В лес.

ГЛАВА 33.

Кейтлин.

— У тебя есть предположения, для чего ты им нужна?

— Кому? — спрашиваю я.

— Картелю.

— Я нужна картелю? — борясь со стуком зубов, я быстро сглатываю, но произношу. — Думаю, вы взяли не ту.

— Уверен и чертовски надеюсь, что нет. Сомневаюсь, что по лесу будут бегать две одинаковые девушки по имени Кейтлин. Как ты вообще сюда добралась?

Мой мозг работает в усиленном режиме, пытаясь соединить Гая Фаулера, Кельвина и картель Ривьеры.

— Эй, — произносит он, — я задал тебе вопрос.

Странно, но мне хочется защитить время, проведённое в поместье. Хотя часть меня и мечтает рассказать обо всех темных секретах, которые я узнала за последние несколько месяцев, но мысли о том, что Кельвин будет раскрыт, а также правда о том, что это за люди, заставляют меня молчать.

— Отвали от меня, придурок.

Он фыркает и оборачивается ко мне:

— Твои соски затвердели, потому что ты возбуждена?

Я инстинктивно прикрываю грудь:

— Нет. Это потому что я мёрзну. Если бы ты дал мне свитер, то я бы поверила, что мне пытаются помочь.

— Тогда я замёрзну.

— Дай его ей, — говорит кто-то другой. — Вдруг она смертельно замёрзнет?

Но он лишь пожимает плечами:

— Значит, отдай свой.

— Нет.

Это заставило бы меня содрогнуться, но, поскольку моё тело уже и так дрожит, я просто смотрю на свои опухшие стопы, утопающие во мху леса. Пытаюсь держаться, но боль заставляет меня хромать.

— Я больше не могу идти. Мы можем остановиться?

— Извини, но чем быстрее мы тебя доставим, тем лучше.

Я хмурюсь:

— Серьёзно, я больше не смогу сделать ни шагу.

Он вздыхает и останавливается, потому что я замираю на месте. Прежде чем я понимаю, что происходит, он берет меня за талию и перекидывает через себя, заставляя опереться на его плечо животом.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я.

— Сама сказала, что не можешь идти.

Он игнорирует мои возражения и продолжает двигаться. Я прекращаю вырываться, понимая, что его тело излучает тепло.

Пока мы идём, мужчины разговаривают на испанском языке. Мой живот начинает болеть от того положения, в котором я нахожусь, но неожиданно мы резко останавливаемся. Поднимаю голову вверх насколько это возможно, но вижу лишь половину тела мужчины, стоящего перед нами.

— Что? — спрашивает кто-то. — Тебе чего?

Моё сердце выскакивает из груди, когда я слышу голос Кельвина:

— У вас есть кое-что, принадлежащее мне.

Картинки того, что он сделает со мной, проносятся в моей голове.

— Нет, — шепчу я.

— Поставь её на землю.

Я падаю вниз, больно ударяясь, и поднимаю глаза. Кельвин похож на тёмную тень, возвышающуюся в футе от меня. Его пистолет направлен на мужчину, который меня держал. Каждая клеточка его тела кипит от ярости. Он настолько рассержен, что кажется, будто злость обжигающими волнами исходит от него.

Второй мужчина, стоящий дальше от меня, яростно жестикулирует, пытаясь ему что-то сказать.

— Ты здесь из-за вознаграждения? Потому что у нас заказ на эту девчонку…

Кельвин бросается к нему и моментально укладывает на лопатки. Подносит к его лбу пистолет и задаёт вопрос, смотря на другого.

— Кто вас прислал?

— Я… Не знаю, чувак.

Кельвин готовится выстрелить. После чего бросается ко второму мужчине. Я визжу после первого выстрела, но не слышу своего крика. Мои голосовые связки леденеют от ужаса. Я прижимаю колени к подбородку и смотрю на него, сидя на земле.

— Видишь, во что ты себя втянула? — я много раз видела его в разъярённом состоянии, но то, что чувствую сейчас, несравнимо ни с чем. — Ты имеешь хотя бы малейшее понимание того, что эти парни хотят от тебя?!

Мои плечи содрогаются от рыданий, разрывающих мою грудь.

— Прости, — шепчу я, опускаясь лбом на листья возле меня.

— Они бы изнасиловали и пытали тебя, а после этого выбросили бы твоё полуживое тело в сточную канаву. Ты этого хотела? Отвечай мне, мать твою!

— Прости, — отвечаю я.

Голос срывается, я не в силах поднять голову.

Кажется, что земля дрожит под ногами от его голоса.

— Какого хера, блядь, мне вообще приходится срываться посреди ночи и спасать тебя, ведь я мог бы наслаждаться сном в своей тёплой кровати? Ты даже не хочешь, чтобы я был здесь? Мне стоит отдать тебя им!

Моё рыдание превращается в непрекращающийся крик, и я опускаюсь в грязь подо мной. Слюна стекает по подбородку, смешиваясь с солёными слезами.

— Чувак, мы можем поделить деньги. Не проблема, — Кельвин поднимает пистолет, и руки парня взлетают вверх. — Ну… Или можешь забрать её себе. Забирай.

— Кто вас прислал? — спрашивает Кельвин.

— Картель.

— Кто именно? Карлос Ривьера?

— Я не знаю, Богом клянусь. Какой-то парень подошёл к нашей банде в Ист-Сайде несколько часов назад. Сказал, что девчонка в лесу и тот, кто приведёт её живой, получит десять штук. Я знаю только то, что у него татуировка «РИВ». Сказал найти её, а потом он сам к нам придёт.

Кельвин приседает возле меня.

— Он навредил тебе?

— Нет, — давлюсь я.

— Я не вредил ей, — отвечает парень.

— Я всё равно собираюсь убить тебя. Раздумываю только над тем, не позволить ли ей сначала отыметь тебя палкой в задницу.

— Нет, — кричу я. — Мне плевать. Просто оставьте меня в покое. Оставьте меня здесь. Я обещаю, что не заявлю в полицию ни на одного из вас.

Кельвин качает головой:

— Ты замёрзнешь насмерть прежде, чем сможешь куда-либо добраться.

Холодный щелчок затвора пистолета звучит где-то в тумане моего сознания. Я вскидываю голову вверх и вижу только белые круги дыма от выстрела. Кельвин дёргается и падает на землю рядом со мной, а я кричу и поднимаю руки, чтобы прикрыть уши. Как в замедленной съёмке Кельвин смотрит вниз на пулю в своём плече, а потом оборачивается на мужчину позади себя. В моём сердце должно быть облегчение, но вместо этого оживает настоящий страх. Не тот, который Кельвин вселяет в меня, а истинный страх того, что он может умереть. Ещё один выстрел пронзает его грудь, и ночь внезапно теряет все звуки. Холодные глаза Кельвина темнеют, когда он встаёт на ноги и стряхивает с себя грязь. Бросается на мужчину, не колеблясь ни мгновения.

Он хватает его за воротник рубашки и впечатывает его в землю прежде, чем тому удаётся сделать пару шагов. Я смотрю на всё это. Прерывистые крики поднимаются в моём горле, когда я вижу, как Кельвин бьёт его по лицу. Удары сопровождаются отвратительными звуками снова и снова. Я нахожусь очень близко к ним. Словно из фонтана кровь брызгает на меня каждый раз, когда Кельвин впечатывает свой кулак в лицо мужчины. В итоге его голова, как и всё тело, перестают двигаться. Кельвин проверяет его пульс и через мгновение поднимается на ноги.

— Нет, — шепчу я.

Свобода умирает в моих глазах. Я могу ощутить её. Могу чувствовать, но с каждым приближающимся шагом Кельвин высасывает её из моего замершего тела. Он протягивает ко мне руки, покрытые кровью.

— Нет, — кричу я, отползая назад. — Не забирай меня обратно!

Кельвин сжимает мои бёдра и забрасывает к себе на плечо. Меня поглощает сумасшедший страх, и я борюсь с Кельвином так, как только могу, но он идёт обратно к поместью по тому пути, который прошла я. Бью кулаками по его спине, целясь туда, где пули пронзили его тело, но он не замедляется. Всё, что я могу, — это свисать с его плеча, кричать, бить и пинаться до тех пор, пока всё не тонет во мраке.

***

Я снова возвращаюсь к жизни, слыша хлопок двери. Не чувствую своего веса, но моё тело поддерживают сильные мужские руки, и интерьер поместья снова окружает меня. Щека прижата к голому плечу, и запах Кельвина вторгается в мой мир. Я утопаю в тёмной рубашке с длинными рукавами. Воспоминания окутывают меня раньше, чем появляется шанс вскочить на ноги и рвануть назад к двери через фойе.

Сопротивление исчезает. С одной стороны, это к лучшему. Сейчас уже очевидно, что я проиграла бы в этой схватке. Всегда проигрываю. Мой побег превращается в пыль на моих руках.

Кельвин выкрикивает какие-то приказы, и знакомый старик Норман уже спешит из комнаты, чтобы встретить нас.

— О, бедная девочка, — произносит он.

— Она провела полночи в ёбаном халате.

Даже тепло тела Кельвина не останавливает дрожь моего тела, от которой немеют конечности и разгорается головная боль.

В моей комнате Кельвин ставит меня на ноги возле кровати, но я тут же вскрикиваю, цепляясь за него, чтобы не упасть.

— В чём дело? — он снова поднимет меня на руки и сажает на край кровати. Кельвин приседает передо мной и берёт мою лодыжку в свои руки, осматривая стопу. — Господи Боже, Кейтлин! Сбежать в лес без обуви? О чём ты думала?

— Мне плевать, — произношу я, стуча зубами. — Я замёрзла.

— Этого следовало ожидать, — произносит он. Кельвин оборачивается через плечо. — Не стой там, Норман. Принеси аптечку.

Норман подпрыгивает, выходя из состояния транса, и исчезает из комнаты. А я нахожусь наедине с Кельвином, о чьей ярости боюсь даже подумать, это заставляет мои губы шептать молитву. Я ослушалась его самым страшным образом, и это всё, о чём могу сейчас думать. И он может убить меня за это.

— Тебе нужно успокоиться, — говорит Кельвин, осматривая мою стопу.

Я прижимаю рубашку ближе к телу, наблюдая, как между его бровями появляется складка.

Когда Норман снова заходит в комнату, я выдыхаю с облегчением, а Кельвин поднимает на меня глаза. Он берёт ватный диск, который протягивает ему Норман, и проводит им по моим стопам, постоянно что-то бурча себе под нос. Даже несмотря на то, что Кельвин крепко держит мою лодыжку, его прикосновения к израненной коже остаются нежными. Он выдёргивает щипчиками кусочки листьев и коры, которые впиваются в кожу. Я скриплю зубами, терпя жжение и цепляясь за боль внутри меня. Его глаза пронзают меня взглядом, когда он заканчивает и наносит неоспориновую мазь на те места, где образовываются раны.

— Смелая девочка, — произносит он.

Открываю рот, давая Норману возможность измерить температуру. Они убирают все медикаменты назад в аптечку. Норман забирает термометр, и я слышу его слова о том, что у меня высокая температура.

— Дай ей что-нибудь, — говорит Кельвин, поднимая меня с кровати.

Он откидывает одеяло в сторону и кладёт меня на простыни. Я могу лишь наблюдать, как лицо Кельвина наполняется уверенностью, когда он укрывает меня.

Беру две таблетки, протянутые Норманом, и глотаю, запивая их целым стаканом воды.

— Спасибо, Норман, — произношу я.

— Не за что, дорогая. Я вернусь утром, чтобы проверить ваше самочувствие

— Что? — я резко вдыхаю. — Нет. Прошу, — я смотрю на него с мольбой в глазах, игнорируя взгляд Кельвина. — Вы не можете оставить меня с ним, — Норман переводит неуверенный взгляд на Кельвина. — Он сделает мне больно, — шепчу я. — Он причинит мне боль за то, что я сбежала. Вы не понимаете.

— Я не собираюсь причинять тебе боль, Кейтлин, — отвечает Кельвин. — Выключи свет, когда будешь уходить, Норман.

— Хозяин, она недостаточно хорошо…

— Вон!

С успокаивающей улыбкой на губах Норман удаляется, гася за собой свет. Я смотрю на Кельвина, стоящего рядом с кроватью и развязывающего шнурок на своих штанах.

— Боже, нет, — произношу я, зажмуривая глаза. — Я н-н-не м-могу, Кельвин, пожалуйста, не заставляй меня.

— Кейтлин…

Я прикрываю лицо ледяными руками:

— Мне так жаль, что я сбежала. Обещаю, что не сделаю этого вновь. Мне так холодно.

— Воробушек, заткнись и сними свою рубашку, — делаю то, что мне приказали, судорожно вдыхая и медленно вытаскивая руки из рукавов. — И халат тоже, — добавляет он, сопровождая свою просьбу глубоким вдохом.

Как только я бросаю халат на пол, простыни смещаются. Кельвин прижимается к моей спине своим обнажённым телом, практически обвивая меня.

Он укачивает меня, пока я безрезультатно вырываюсь из его рук.

— Ты до сих пор дрожишь. Позволь мне согреть тебя, — недоверие взрывается и мечется в моей голове, но моё тело всё больше и больше утопает в его тепле.

— Ты убил их, — говорю я в подушку. — А они подстрелили тебя. Ты должен быть мёртв.

— Помолчи. Лучше засыпай.

Его объятие быстро растапливает холод в моём теле. Я прекращаю сопротивляться и позволяю теплу занять то место, где должен быть страх из-за того, что я лежу в объятиях своего врага.

ГЛАВА 34.

Кельвин.

Кейтлин продолжает дрожать даже после того, как засыпает. Возможно, это я дрожу. Крепко обнимаю её. Слишком крепко. Мне приходится заставить себя ослабить хватку.

Глаза человека в момент перед смертью отражают истинный страх. Я видел его в глазах Кейтлин сегодня, но он не связан со смертью тех мужчин. Он вызван мной. Она думает, что я причиню ей боль из-за побега и это будет адская боль. Думает, я могу убить её.

Камера видеонаблюдения показала, что она без колебаний упорхнула. Кейтлин вышла из поместья, даже не оглянувшись. А я? Она рискует жизнью, постоянно пытаясь выбраться отсюда, и учитывая тот факт, что она могла замёрзнуть насмерть, не думаю, что отпустить её будет хорошей идеей.