Герой мисс Дорнтон

Глава восьмая

Темнота давила на Дейда. Ее тяжесть грозила расплющить его тело, лишить его жизни. В его голове темной непрерывной чередой проносились воспоминания. Эти короткие путешествия в прошлое были болезненно яркими и разрушительными. Они вонзались в его душу, как пули в плоть, оставляя кровоточащие раны, которые, возможно, так никогда и не заживут. Он снова был в Бельгии, на поле битвы, окруженный со всех сторон гибнущими товарищами. Впереди него в чью-то лошадь попал снаряд и оторвал ей ногу. Рядом с ним юноша, которого он знал почти всю жизнь, был выбит из седла и упал, изрешеченный пулями. Над ними пронеслась ракета, и ее шипение взбесило и без того напуганных животных. Его собственный жеребец, бешено кося глазом, закусил удила и отказывался повернуться, несясь вперед.

Ему нужна была подгубная цепочка! Иначе он не мог остановить лошадь, разве что только пристрелить ее. Они уже ворвались в ряды драгун, и Дейд изо всех сил удерживал поводья, пытаясь замедлить эту скачку навстречу смерти. Предполагалось, что конные гвардейцы будут прикрывать тыл, а не прорываться вперед, но шум и паника сделали невозможным удержать обезумевшее животное. А за ним вперед бросились и остальные его товарищи, весь его полк.

Спартанец, его конь, так и не остановился, пока его не сразила пуля. Жеребец повалился на землю, потянув за собой хозяина. Когда его полк оказался в самом пекле, лорд Дейд потерял сознание. Его окружила темнота, мрачные сумерки, в которых его тело ощупывали гигантские кровавые пальцы. На его грудь навалилась огромная тяжесть, которая не давала ему дышать. Дейд сопротивлялся изо всех сил.

Внезапно рядом с ним оказалась женщина, которая прошептала ему на ухо:

— У белого коня нет головы.

Это было так неожиданно, что Дейд перестал сражаться с тенями и повернулся, чтобы взглянуть на нее. Это была Жемчужина, ее светлые волосы разметались по его подушке. Ее мудрые, всезнающие глаза смотрели прямо ему в душу, гоня прочь страх. Ее голос казался лучом света, и он потянулся к нему.

Он лежал в постели, а она просила его успокоиться. Простыни только что поменяли. Врач ушел. Мужайтесь, говорила она, скоро все закончится. Его успокоил ее голос, хотя он и знал, что темнота все еще держит его за ноги, чтобы он не мог сражаться, не мог двигаться, не мог бежать.

Жемчужина хотела сыграть в шахматы. Казалось, она не замечала, что его ноги начали гореть. Он видел пламя и ощущал запах гари. Ее не волновало то, что горит его тело. Ее шепот щекотал его ухо. Он притянул Жемчужину к себе, в траву, подальше от темноты и огня, который, если не быть внимательным, может поглотить и ее тоже.

Ее голос, ее губы и руки гасили лихорадку в его голове. От нее пахло жасмином, и ее свет пронзал темноту. Прохлада ее рук, которые нежно поглаживали его пылающее бедро, погасила прежний жар, но зажгла новый — в его чреслах.

Ее нежность, тепло ее тела, когда она с радостью скользнула к нему в объятия, наполнили его спокойствием и радостью. Осталось ли еще время, чтобы спасти друзей? Есть ли шанс, что он повернет назад испуганную лошадь? Подгубные цепочки… Все будет хорошо, если только он найдет подгубные цепочки! Он должен сказать ей!

Ивлин Дейд проснулся в кровати один. К груди он прижимал всего лишь подушку. Маргарет исчезла. Не было и подгубных цепочек. Только сны и сожаления. И все же столь яркими были его воспоминания, что он мог поклясться, что простыни все еще хранят слабый запах духов Маргарет. Где-то неподалеку трещал попугай и женщина напевала себе под нос. Неужели это тоже сон?

— Жемчужина? — позвал он. Надежда все еще жила в нем словно маленький светлячок, что не пускает тьму.

Лицо склонившейся над ним женщины ничуть не походило на нежное юное лицо Маргарет из его снов. Эта пожилая матрона с расплывшимся как пудинг лицом была ему незнакома.

— Я уж боялась, что вы никогда не очнетесь, — дружелюбно сказала она, будто знала его давным-давно.

Дейд зажмурился, потряс головой и снова взглянул на нее. Он не спал. Это была его комната. Шахматы, над которыми они с Гевином провели много вечеров, все еще стояли около кровати. Белый конь лишился головы. Неужели Жемчужина говорила ему об этом?

Он не мог отчетливо вспомнить, что происходило во сне, и не мог соотнести это с действительностью — так изменилось все вокруг него. Он лежал в измятой ночной сорочке посреди совершенно преобразившейся спальни. Слишком много незнакомых предметов попадалось его мятущемуся взгляду, и среди них женщина, которая поправляла его подушку. В комнате было несколько пальм в кадках, а на стене висела картина, которую он никогда раньше не видел и никогда бы сам не выбрал для себя: рыцарь в полных доспехах спасал одетую в белое платье девушку от огнедышащего дракона.

— Джимбл? — Его голос звучал необычно слабо.

Женщина, которую он не знал, наклонилась так близко к его лицу, что он почувствовал в ее дыхании запах чая.

— Вы голодны. Я сейчас все принесу.

— Кто вы такая? — прохрипел он.

Женщина подала ему стакан воды, налив ее из графина на прикроватном столике. Он с благодарностью проглотил прохладную жидкость.

— Так-то лучше, — похвалила она. — Я Агнес Бут. Меня наняли ухаживать за вами, милорд. Сегодня вы выглядите гораздо лучше. Как себя чувствует ваша бедная ножка? Вам, наверно, будет приятно узнать, что к вам сегодня утром заходили два посетителя, которые горели желанием узнать, как ваше здоровье.

— Кто?

Дейд сел, поморщившись на картину с драконом, откинул покрывало, с трудом опустил ноги на пол и попытался встать.

— Мистер Экхарт и мистер Соамс, сэр. За последние дни они частенько заходили к вам.

Ее, казалось, не удивило, когда он, обессилев, снова упал на подушки. Дейду понравилось, что эта незнакомая женщина не кудахчет над ним. Она позволила ему самому снова подняться, ни словом, ни жестом не показав, что догадывается, скольких усилий ему это стоило.

— Ах да, нога.

Он вспомнил. Ему оцарапал раненую ногу этот выскочка Аллан Дорнтон, осмелившийся сражаться с ним с обнаженной шпагой. Было ли это вчера, когда он видел Жемчужину в мужской одежде и она пыталась спасти ему жизнь?

— Дни, миссис Бут? Вы упомянули дни. Как долго вы здесь? — спросил он, догадываясь, что прошла не одна ночь. В противном случае его комната не выглядела бы такой изменившейся. — Вы случайно не знаете, Уоллис или Крейтон здесь так похозяйничали?

— Ну, дорогуша, прошло почти четыре дня, как вы без памяти. — Что касается того, кто принес вам все эти прелестные…

Ее прервал стук в дверь.

— Пойду посмотрю, кто это.

Женщина поспешно вышла, несмотря на возражения Дейда:

— Где же Джимбл? Почему он не откроет дверь? — А потом с большей силой: — Меня нет дома для посетителей.

В ее отсутствие Дейд смог встать и даже сделать круг по комнате. Ему пришлось держаться за стены, и, огибая невесть откуда взявшиеся кадки с пальмами, он пару раз ругнулся. Двигаясь таким манером, ему удалось поподробнее рассмотреть новые картины на стенах. Их было четыре. Помимо дракона, была еще акварель с изображением церквушки и пруда, через который был перекинут мостик с парой влюбленных.

— Хм! — пробурчал он недовольно.

Еще один пейзаж, написанный маслом, с мельницей в излучине реки. На мгновение перед его глазами возникла похожая мельница во Франции. Он зажмурился, гоня прочь это воспоминание. Довольно воспоминаний.

Четвертая картина, однако, не вызвала у него подобных чувств. Это был сюжет из древней римской мифологии. Четырех задрапированных в тоги женщин с кувшинами на головах сопровождала мужская фигура с козлиными ногами. Дейд глазел на эту картину несколько минут, покусывая нижнюю губу. Он запретил себе думать о картине с мельницей, а сконцентрировал все мысли на козлиных ногах и на том, кто же принес ему такую пеструю коллекцию. Может быть, мучимый угрызениями совести Аллан Дорнтон?

Придерживаясь за косяк двери, Дейд прошел в гостиную, откуда доносились крики птиц. В огромной клетке на столе в дальнем конце гостиной сидели два ярко окрашенные попугая. Перед клеткой стоял не кто иной, как Аллан Дорнтон, который насвистывал и причмокивал этим экзотическим созданиям, одновременно высыпая зерно в их кормушку.

— Пришел прикончить меня? — выдавил Дейд, раздраженный тем, что в его доме находится посторонний.

— Вы встали, сэр! Как замечательно! — Лицо юноши просветлело и на короткое мгновение он напомнил Дейду свою кузину.

— Разумеется встал. Вы случайно не думали, что оставили меня инвалидом на всю жизнь?

Аллан Дорнтон вспыхнул от смущения и неуклюже дернул рукой, просыпав часть зернышек на пол.

— Я не хотел этого, — сказал он с болезненно серьезным выражением лица. — Я не могу винить вас за ваше предположение, сэр, учитывая, как глупо было с моей стороны фехтовать незащищенным оружием.

Дейд не собирался так легко его прощать. Его нога ужасно болела именно из-за этого молодого человека.

— Я обязан выставить вас, так как вы проникли сюда без предупреждения. Как вам удалось проскочить мимо Джимбла и этой горгоны, миссис… как там ее зовут? Я только что познакомился с ней.

— Миссис Бут, — сказал Аллан с необычным блеском в глазах. — И я бы не стал оскорблять ее. Это моя няня, и она пришла сюда только потому, что я умолял ее сделать это. Она знает, что я прихожу каждый день покормить птиц и вычистить их клетку. Сама она отказывается иметь с ними дело, а Джимбла они клюют, потому что он часто делает резкие движения. Я принес вам газету, которую вы можете просмотреть, пока не придет время менять подстилку, и тогда мне потребуется половина листа. Я подумал, что когда вы очнетесь, то немного отстанете от жизни и захотите узнать, что творится в мире.

Немного отстал от жизни? Уж конечно!

— Вы наняли женщину, чтобы она ухаживала за мной?

— Миссис Бут? Да. Врач, которого позвал ваш слуга, только все испортил. Мы его выгнали.

— Мы? — Равнодушный тон Дейда скрывал живейший интерес, с которым он ждал ответа. Ему пришло в голову, что, в конце концов, Жемчужина была здесь на самом деле, и картины на стенах могли быть ее рук делом.

Аллан слегка прикусил нижнюю губу.

— Да. Я надеюсь, вы не сочтете меня слишком навязчивым, но врач пытался пустить вам кровь, когда уже было понятно, что вы этого не хотите. Мы… я решил, что вы и так потеряли много крови из-за своей раны. — Он, покраснев, опустил голову, глубоко вздохнул, поправил шейный платок и продолжил: — Я бы не удивился, сэр, если бы вы не простили меня за ту исключительно глупую ошибку. Я прошу вашего прощения. Но я сделал то малое, что мог, чтобы помочь вам выжить.

— Включая приглашение миссис Бут?

Аллан кивнул и осмелился поднять глаза.

— Так же, как картины у меня в спальне и растения? Возможно, даже птицы, которых вы кормите? Откуда вы взяли, что эти вещи мне понравятся?

Аллан застыл.

— Это не я придумал, сэр. Если они вам не нравятся, вы можете выбросить их. Но я хочу предупредить вас, что этим вы огорчите мою кузину. Они с Уоллисом потратили почти целый день, выбирая картины, и еще полдня в поисках птиц.

— Это она сделала, не так ли? — Дейд прислонился к стене, на которой висела еще одна картина — изображение залитого солнцем парка, где гуляли многочисленные пары. — Ну, вы можете передать ей… и Уоллису мою благодарность.

Аллан вздохнул с облегчением.

— И… — Дейд повернулся к нему лицом. — Меня тронула ваша забота о моем благополучии после того, как вы пренебрегли им, осмелившись скрестить со мной обнаженный клинок.

— Спасибо, милорд.

— Не тратьте свои силы на благодарность, а лучше помогите мне добраться до дивана. В противном случае я мешком свалюсь на ковер.

Аллан подскочил к нему.

— Как поживает ваша кузина? В бриджах она выглядела изумительно. Это ее собственные? — Дейд отметил, как напряглась поддерживающая его рука. — Что, плохи дела?

Аллан прокашлялся:

— У нее талант попадать в переделки, милорд! Но к счастью, ее тогда не узнали. Говорят, что мы с вами сражались из-за любовницы. Надеюсь, вы не станете опровергать это. Правда, Сорока сейчас в опале из-за того, что выступила в вашу защиту против друзей моей матушки, которые осмелились порочить вашу репутацию в ее присутствии. Выдала им по первое число. Сказала, что вас нельзя называть Капитаном Мертвецов, потому что вы не один, а два раза выжили, не имея никаких шансов на успех. Объявила, что вы не имеете никакого отношения к смертям других и что это были лишь трагические совпадения, когда люди из числа ваших знакомых мерли как мухи.

«Какая же наивная дурочка! — подумал Дейд. — Как она ошиблась во мне. Я был причиной смерти многих людей. Я и отсутствующие подгубные цепочки».

— Как мухи, — пробормотал он, когда тьма воспоминаний зашевелилась на границе его сознания.

— Ну, это не совсем те слова, которые она использовала…

— Понимаю.

— В любом случае, в результате леди теперь еще сильнее настроены против нее, хотя и смягчились в отношении Селии и Селесты. Их в конце концов допустят в Альмак. Что касается бедной Сороки, они стоят насмерть. Ее имя не было включено ни в одно из приглашений, которые мы получили за последние две недели, и, хотя она официально еще не представлена ко двору, раньше ее всегда приглашали на небольшие вечера. Мама в ярости. Она хотела сразу же отослать ее обратно, но папа и слушать об этом не стал. Сказал, что мы испортим ей жизнь, если так внезапно отошлем домой. Сказал, что она больше никогда не сможет показаться в Лондоне, если мы отправим ее в поместье.

— Мудрый человек ваш отец.

— Спасибо. Я склонен тоже так думать. Но в итоге Сороке почти нечего делать в Лондоне. И на нашу с Уоллисом и Крейтоном долю выпало развлекать ее.

Дейду потребовалось несколько секунд, чтобы обдумать услышанное.

— Вы это делаете?

— Делаем что?

— Развлекаете ее?

— Вполне успешно, как мне кажется, по крайней мере она не жалуется. Мы каждое утро гуляем с ней в парке, как она любит. Крейтон вечно осыпает ее цветами и конфетами, а однажды соблаговолил взять девушек в поход по магазинам. Он был с нами, когда Мегги выбирала ваши картины. И Уоллис тоже. Отличный парень, кстати. Принес девушкам ноты, чтобы они могли попрактиковаться в танцах. Они с Мегги даже устроили соревнование по игре в бирюльки. Уоллис божится, что не встречал еще девушку с такой твердой рукой.

— Не удивительно, что Уоллису понравилась ваша кузина. Они очень похожи, — тихо сказал Дейд. Он не стал говорить Аллану, что, по его мнению, Уоллис уже почти влюбился в Маргарет.

Аллан пожал плечами:

— Он любимчик всех моих кузин. Не удивлюсь, если дело закончится свадьбой. Вечно они начинают хихикать и перешептываться, как только слышат его имя.

Дейд кивнул. Ему пришло на ум, что Уоллис и Жемчужина составят прекрасную пару, однако его почему-то не обрадовала перспектива такого совершенного брака.

— Крейтон Соамс тоже очаровал всех дам, — продолжал Аллан, — хотя не могу сказать, что с таким же удовольствием назову его своим родственником, как Уоллиса. Я знаю, он ваш друг, милорд, но этот человек временами бывает непроходимо глуп.

Дейд нахмурился, но вовсе не из-за нанесенного его другу оскорбления. Он с неудовольствием вспомнил обещание Крейтона приручить Маргарет Дорнтон.

— За Крейтоном лучше приглядывать, — предупредил он. — Он не всегда ведет себя как джентльмен. Надеюсь, вы не оставляете своих кузин наедине с ним?

Аллан зарделся.

— Должно быть, вы меня принимаете за идиота, если думаете, что я настолько глуп, чтобы оставить девушек наедине с мужчиной — пусть даже с Уоллисом, а уж он-то совершенно безобиден.

Дейд промолчал. Его терзали мысли о том, как Уоллис и Крейтон добиваются благосклонности Маргарет Дорнтон, пока он лежит в бреду.

Пунцовый от смущения Аллан нервно прочистил горло.

— По крайней мере, я оберегаю своих кузин от любого мужчины, который может причинить им вред.

Дейд прищурился, обдумывая это в высшей степени загадочное высказывание. В его памяти вновь всплыли разметавшиеся по подушке светлые волосы Маргарет.

— Скажите мне, Дорнтон… — Он замолчал. Вряд ли он мог прямо спросить Аллана, не оставалась ли его кузина одна в его спальне. Он вздохнул и, поскольку Аллан ждал продолжения, сказал: — Почему вы называете бедную девушку Сорокой?

Аллан моргнул.

— Почему? — эхом отозвался он. Неожиданно выражение его лица стало почти детским и очень грустным. — Думаю, виной тому траурная одежда. Когда я впервые увидел ее, Маргарет выглядела как сорока. Это были похороны ее младшего брата, Тодда. Умер в возрасте нескольких месяцев, бедолага. Что-то связанное с огнем и легкомысленной няней. — Он остановился, припоминая. — Маленький гробик. Это были мои первые похороны. Я помню, как серьезна была Маргарет в черном платье, а ее светлые волосы были уложены так, что напоминали два крыла птички. Она не хотела играть с сестрами и со мной, когда закончилась служба, и отказывалась даже говорить с нами. Думаю, она ужасно страдала. Я слышал намеки, что она была свидетелем того пожара, в котором погиб ее брат. В любом случае мы все пытались заставить ее улыбнуться, а когда это не удавалось, начинали дразнить ее, как это принято у детей, называя Мегги-сорока, в надежде, что получим хоть какой-то ответ.

— И вы получили? — Тяжелые воспоминания Дейда мгновенно оставили его, когда он услышал этот откровенный рассказ.

Аллан нахмурился:

— Тогда мне было шесть. И даже в этом возрасте, я помню, меня поразило, какими огромными и грустными были ее глаза, когда она смотрела на нас. Когда же по ее щекам потекли слезы, отчего глаза стали казаться еще больше, я подумал, как это гадко с моей стороны — дразниться. В тот раз она так и не заговорила со мной.

— Но вы по-прежнему называете ее Сорокой?

— Да. — Казалось, Аллана самого это удивило. — Довольно бесчувственно с моей стороны, но имя прилипло. Я всегда думал о нем как о ласковом прозвище. — Он покачал головой. — Вы говорите, она предпочитает, чтобы ее звали Жемчужиной?

— Да. — Неужели Жемчужину тоже терзают ночные кошмары?

— Попытаюсь запомнить.

Дейд, который испытал немало неприятностей из-за своего имени, надеялся, что так оно и будет.

— Как вы думаете, можно ли уговорить вашего отца, чтобы он пришел ко мне с визитом? — переменил он тему разговора.

— Мой отец? С визитом? Зачем?

— Думаю, что вместе мы сможем сделать что-нибудь, чтобы восстановить репутацию вашей кузины.

— Правда? — жадно спросил Аллан. — Ну, я руками и ногами за. Бедняжка Соро… Жемчужина. Я сделаю все возможное, чтобы уговорить отца, если это нужно.

Аллан вскоре откланялся, но, уже дойдя до двери, остановился и повернулся к Ивлину.

— Да! Совсем забыл. — Он окинул Дейда любопытным взглядом. — Сорока просила меня передать вам при первой же встрече некое сообщение.

— Какое же?

— Она сказала… сейчас, вспомню поточнее… Пешка на це шесть. Сказала, что вы поймете. Это так?

Дейд опустил глаза, боясь, что выдаст себя, если будет смотреть на Аллана. Жемчужина была реальностью в черноте его кошмара!

— Да, — тихо ответил он. — Можете сказать ей, что я понял ее сообщение, и спасибо вам обоим за заботу обо мне.

Когда Джимбл вернулся с прогулки с Героем — пес обезумел от радости, увидев хозяина, — Дейд попросил слугу помочь ему добраться до кровати. Опершись на плечо Джимбла, он сказал:

— Сюда только что заходил Аллан Дорнтон. Принеси, пожалуйста, в спальню складной столик и письменные принадлежности. Я должен поблагодарить его и его кузину за их доброту.

— Как прикажете, милорд. Я незамедлительно выполню вашу просьбу.

— Скажи мне, Джимбл, что мисс Дорнтон сделала с картинами, которые раньше висели на стенах?

Его слуга даже бровью не повел.

— Юная леди сочла, что будет лучше, если они побудут запертыми в шкафу вместе с вашей военной амуницией, нежели останутся стоять у стены, где о них легко споткнуться. Надеюсь, вы не возражаете, что я разрешил ей это сделать?

Обрывки воспоминаний соединились в единое целое.

— Я не против. — Дейд закрыл глаза и откинулся на только что взбитые подушки. — Совсем не против.

Он не возражал ни против чего, кроме того, что она оставалась с ним одна в его спальне. Луч света в темноте его кошмаров. Как мог Аллан быть таким легкомысленным и позволить ей прийти без сопровождения в дом холостяка? Это попахивало каким-то злым умыслом — как раз тем, в чем так преуспел Крейтон. Кстати, Аллан ведь упомянул Крейтона Соамса, когда говорил, что они выгнали врача?

— Джимбл!

— Да, милорд? — Из-за двери появилась голова Джимбла.

— Это Крейтон привел ко мне Дорнтонов в тот день, когда доктор пытался пустить мне кровь?

— Да, сэр. В тот же день сюда приехала миссис Бут.

— Спасибо, Джимбл.

Дейд отпустил слугу и стал напряженно размышлять, гадая, как Крейтон может использовать это несчастливое стечение обстоятельств к своей выгоде.

Дейд приподнялся и посмотрел на шахматную доску, где фигуры замерли в середине партии, которую они с его братом Гевином начали в вечер перед его отъездом во Францию. Эту игру они никогда не закончат. Он на мгновение прикрыл глаза. Боль от потери брата ничуть не уменьшилась со временем. Почему Господь призвал Гевина в самый день его возвращения? Была ли это расплата за смерть всех солдат его полка? Какую цель преследовала еще одна смерть? Линии судьбы были намного запутанней, чем ходы фигур на шахматной доске.

— «Пешка на це шесть», — повторил он тихонько, протягивая руку, чтобы поменять положение фигуры. Но когда его пальцы уже коснулись ее, он обнаружил, что не может ее поднять. Передвинуть этот маленький кусочек слоновой кости означало признать, что они с Гевином никогда больше не сядут напротив друг друга, соревнуясь в смекалке, никогда не закончат то, что начиналось так легко и весело. И мысль об этом дружеском, хотя и обычном между братьями занятии, что было прервано навечно, наполнила Дейда гневом.

Была ли какая-то правда в том, что он приносит преждевременную смерть окружающим, особенно тем, кого любит? Был ли он хоть как-то связан с неожиданной кончиной Гевина? Может ли он каким-то неведомым образом стать причиной событий, которые принесут горе невинной и чистой мисс Маргарет Дорнтон?

Он молился, чтобы этого не случилось, и его разум кричал, что этого быть не может. Но оставалась еще какая-то примитивная, маленькая, перепуганная часть его души, которую мучили сомнения.

— Нет! — вскричал он, отбрасывая эти мысли с такой же яростью, с какой отшвырнул белую пешку. — Нет! — Дейд с силой провел рукой по шахматной доске, сметая черные и белые фигурки на пол. Слишком много воспоминаний, слишком много сожалений.

И все же эта вспышка разрушительной ярости не освободила его от черных ростков сомнения и гнева. Что, если он на самом деле какой-то дьявольский предвестник смерти? Не подвергаются ли опасности те, кто ему небезразличен? Например, Уоллис? Джимбл? Боже сохрани, только не Жемчужина.

Дейд встал с кровати и, застонав, опустился на колени, подбирая разлетевшиеся шахматные фигурки. Потеряно так много жизней, а он выжил. Он покатился на землю, как одна из этих фигурок, был придавлен лошадью и остался жив благодаря совершенно негероическому обмороку. И пока он лежал без сознания, рядом раскручивался страшный маховик войны.

Вошедший в комнату Джимбл со складным столиком в руках случайно наступил на одну из фигурок.

— Боже мой, — сказал он, наклоняясь, чтобы подобрать ее. — Что случилось, милорд?

— Не мог выбрать следующий ход. — Дейд попытался засмеяться, хотя на самом деле ему хотелось плакать. Он собрал все фигурки и расставил их на доске так же, как они стояли раньше. Казалось, это силы добра и зла борются за его душу, пусть даже на шахматной доске.

— Понимаю, — осторожно заметил Джимбл. Он поставил столик и принялся собирать оставшиеся фигурки. — Боюсь, что у белого коня отвалилась голова, сэр. — Он протянул Дейду недостающую часть.

Дейд выпрямился, гоня прочь свои тяжелые мысли.

— Ничего страшного, Джимбл. Белый конь пожертвовал головой ради благой цели.

Фигурки стояли как прежде. Пешка на це шесть. Дейд решительно передвинул пешку, как ему сказала Жемчужина, и задумался над новой расстановкой сил. Каким же должен быть его следующий ход?