Желание женщины

Глава 7. Это лишь сон

В наступившей звенящей тишине было страшно пошевелиться, но я всё же рискнула открыть глаза и оглядеться. Вокруг меня возвышались знакомые стены моей квартиры.

— Нет, нет, нет! Этого не может быть! — произнесла я вслух, и мой голос отозвался глухим эхом в тишине.

«Не может быть! — повторялось в голове как заклинание. — Это ведь всё было по-настоящему! И Николай Егорыч, и Ира с детьми, и незнакомец с поцелуем! Неужели это был всего лишь сон?»

Тоска и разочарование заскреблись в душе острыми когтями. Я попыталась встать, но тело налилось свинцом. В голове всё ещё звенели слова незнакомого мужчины, его голос звучал как музыка, которую не хотелось забывать. Вспомнила взгляд — глубокий, как бездна, и такой притягательный.

— Это ведь не могло быть просто сном! — вскрикнула я, сжав кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Я всё-таки поднялась с кровати и подошла к окну, пытаясь найти хоть какое-то объяснение произошедшему со мной.

Снег… Огромные пушистые хлопья кружились в воздухе белым роем, создавая волшебную атмосферу, которая резонировала с моими чувствами.

Приблизила лицо к стеклу и сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь вернуть себе ощущение того момента. Морок сна медленно сходил с лица, но его сладкое послевкусие оставалось.

Может быть, это была лишь игра воображения, но мне казалось, что между мной и незнакомцем существовала невидимая нить, связывающая наши души.

Но какой теперь смысл в душевных терзаниях? Возможно ли испытывать такое необъяснимое и волнующее чувство к совершенно незнакомому человеку, которого увидел во сне? И чем должно было завершиться это чувство?

Я всхлипнула и быстро смахнула подступившие слёзы. Внезапно раздался телефонный звонок, нарушивший тишину.

«Ира! Она, наверное, с ума сходит, потеряв меня», — промелькнуло в голове. Я посмотрела на экран телефона: девять пропущенных вызовов. Нажав на кнопку, я выдохнула и прижала трубку к уху.

— Алло!

— Машка, с Новым годом тебя! С новым счастьем! Вчера не могла до тебя дозвониться, — доносился радостный голос сестры, как солнечный лучик в сером зимнем небе. — Знаешь, так непривычно встречать Новый год без снега.

— Без снега? — пробормотала я в недоумении.

— Ну да! В Египте даже зимой снега не бывает, но мы всё равно отлично проводим время. Но старый Новый год непременно будем встречать в Лужках. Там сейчас очень красиво, всё белым-бело, свежий воздух и лес, — продолжала сестра.

— Ира, а ты разве не там сейчас?

— Маш, ну ты чего? Я же говорила, что мы с Димкой и детьми поехали на море, — сказала сестра. — Но ты не скучай. Скоро вернёмся и поедем праздновать в деревню. Будем лепить снеговиков, кататься на лыжах, а вечером будем играть в лото.

Я сразу представила себе эту картину: вся семья за круглым столом, смеющиеся лица, радостные крики и азартные споры под мягким светом оранжевого абажура. Однако именно в этот момент я сидела на подоконнике и смотрела на одинокое дерево за окном. Дерево размахивало ветками, как будто пыталось мне сказать что-то важное и волнующее, но услышать его я не могла, поэтому всхлипнула и отвернулась. Слезая с подоконника, продолжала слушать беззаботную болтовню сестры.

Мой взгляд упал на снежный шар на полке. Я протянула руку и потрясла его. Белые и серебристые снежинки, которые обычно поднимали настроение, сегодня казались мне жалким подобием счастья — лишь холодной иллюзией радости.

— Маш, ты где там? Уснула, что ли? Поедешь с нами в Лужки? — спросила Ира, её голос звучал как будто издалека.

— Да, хорошо. Хорошего отдыха вам, — ответила я сдавленным голосом.

— Вот и славно! До скорого. Целую! — закончила разговор Ира.

Она положила трубку, и я снова осталась одна в тишине. Мой взгляд снова упал на снежный шар. Я не могла избавиться от ощущения, что он стал символом моего внутреннего состояния — замороженным, затерянным в бескрайних просторах одиночества. Я потрясла его ещё раз, и снежинки закружились в танце, но вместо радости ощутила только тоску.

Внутри меня разразилась буря эмоций. Я вдруг поняла: все эти праздничные атрибуты больше не нужны мне. Достала коробку и начала складывать в неё всё лишнее. Гирлянды полетели в коробку с глухим звоном — когда-то они радовали меня, но теперь стали лишь ненужным хламом. Каждая искорка света, которая раньше наполняла комнату теплом и уютом, теперь лишь подчёркивала пустоту вокруг.

Я вспомнила, как мы с Ирой развешивали гирлянды по всему дому, смеясь и споря о том, какая комбинация цветов лучше. Эти радостные моменты теперь вызывали только горечь.

Вернулась к коробке, и каждый предмет, который я складывала, словно оживал, вытаскивая из глубин памяти воспоминания. Этот шарик — с моей первой ёлки в этой квартире, а эта звезда — подарок от бабушки. Я зарыдала, осознавая, что всё это когда-то было частью моей жизни, частью меня. Тиканье старых часов с кукушкой звучало в унисон с моими эмоциями, каждое «тик-так» стократно усиливало мою тоску, и я, не раздумывая, бросила их в коробку.

Надев уютный махровый халат, я схватила коробку и вышла в подъезд, решив избавиться разом от всего ненужного. На лестничной площадке я остановилась, крепче обхватив коробку, и направилась к мусоропроводу. Пока я спускалась по лестнице, во мне бурлили злость и грусть, превращаясь в странную смесь.

Когда я уже почти дошла до мусоропровода, дно коробки неожиданно раскрылось, и всё, что я решила выбросить, покатилось по ступенькам.

Сердце замерло. Гирлянды, шары и старые игрушки с глухим стуком начали падать на пол. На мгновение я застыла, наблюдая за этим беспорядком, словно он был отражением моих собственных чувств — разбросанных, потерянных и никому не нужных.

Собирая вещи, я почувствовала, как безысходность охватывает меня. Эти вещи когда-то приносили радость, а теперь стали тяжестью для души.

— Чёрт! — вырвалось у меня, как только я увидела, что одна из гирлянд зацепилась за перила и повисла в отчаянной попытке удержаться за что-то важное. Я оттолкнула её ногой, но она лишь покачнулась.

Я продолжала собирать остальные вещи, но они больше не имели для меня никакого значения. Хотелось избавиться от боли и воспоминаний.

Мне показалось, что собственный голос звучит издалека — тонкий и смешной, как у девочки, изображающей взрослую женщину. Мне стало ужасно себя жалко; горло перехватывало от непреодолимого желания плакать. Я опустилась на ступеньку и положила голову на решётку перил.

Вокруг меня царила тишина, но внутри раздавался гул моих собственных слёз — они были как маленькие ручейки, пробивающиеся сквозь камни. Почувствовала себя потерянной в этом мире старых игрушек и разбитых надежд.