Анна
Надо будет не забыть открутить вяленький крохотный хуëк вместе с синими опухшими яйцами, которые я непременно отобью своему благоверному, и выкинуть всё это добро к чертям собачьим. Но это, конечно, в случае, если я всё же останусь в живых. Да и собаки где-то рядом были, очень даже кстати, только жаль, Макса рядом нет. А то они, возможно, отвлеклись бы немного на его скудное добро, которое я бы им подкинула.
Я лежу в овраге, постанывая, не в силах подняться. По-моему, у меня перелом. Всего тела и во всех местах. Открываю тяжеленные веки, а передо мной, твою мать, морда пёсика. Он разявил свою огромную пасть, готовый уже откусить мне башку, и его слюни капают прямо мне на любимое, но уже грязное и изрядно помятое платье. Значит, все-таки голодный. Бедняжечка! Очень хорошо помню «Игру Престолов». Так вот, был там один собачник, который не кормил своих животных и в итоге поплатился за все свои прегрешения от своих же питомцев. Земля ему пухом. Не хотелось бы закончить, как и этот герой из сериала. А животное тем временем скалится и рычит на меня, показывая свою огромную пасть.
Божечки!
Подбежали ещё несколько «добрых» собачек и стали кружить вокруг меня, словно коршуны. Уже потемнело, и меня явно никто не спасёт. Кроме Макса у меня никого не осталось, но и тот меня продал. Кому скажи — не поверят! Мои обглодавшие кости, дай Бог, найдут только к утру примерно через год, это если кому-нибудь взбредёт в голову меня поискать.
Одна бульдожка снова зарычала совсем рядом, а я уже с силой зажмурила глаза, готовясь к худшему.
— Съебались! — рявкают надо мной хлеще той собаки. Чётко, резко, жёстко, что у меня самой поджилки затряслись от строгости и властности голоса. И тембр… такой тягучий, глубокий, раскатистый, прямо как в кабинете у Аркадича. Тот, что говорил последним. Да, точно он. Но как он очутился здесь так быстро? Честно сказать, я и сама была бы рада съебаться отсюда и как можно подальше. Пёсик быстро замолкает и жалобно поскуливает, наверное, пятясь назад, так как его скулёж становится тише и дальше. Остальные животные тоже, видимо, свалили по приказу этого мужика. Слышу только своё частое дыхание и бешеное биение сердца. Тишина вокруг давит, что начинает звенеть в ушах. Уже было подумала, что вообще все ушли и оставили меня одну, как меня берут за руку и поднимают на ноги. Слышу глубокий вдох и… рычание? Опять собака где-то рядом притаилась? Выдох мне прямо в лицо. Приятно пахнет мятой, хвоей и свежестью, будто жвачки полный рот у него. — Цела? — вопрос, видимо, предназначенный мне, потому что меня чуть встряхнули за плечи. — Глаза открой! — снова приказ в том же тоне. Я в отрицании машу головой, мол, хрен тебе. — Что за…?
— Яр, отдай её мне! — вдруг кто-то произносит позади меня и тыкается носом мне прямо в волосы, затем в шею, глубоко вдыхая. Рычание громкое и утробное, от которого волосы становятся дыбом и не только на голове. А я всё жмурюсь от страха, боясь посмотреть на то, что происходит вокруг. — М-м… Удивительно! Сладкая. Красивая. А ещё. Она. Скоро. Потечёт. Отдай! — голос рвано вырывается наружу, прорыкивая каждое слово. Будто и не человек это говорит вовсе.
Что, бля? В смысле отдай? Я что, вещь, чтобы меня отдавать? Сначала продали Аркадичу, а теперь передают, как знамя друг другу! Хер им по всей наглой морде! И что это за слово такое «Потечёт»? К чему оно вообще? Что за чушь он несёт, да ещё и как будто меня нет рядом?
— Сам ты скоро потечёшь, придурок! — произношу я, резко разворачиваясь и распахивая глаза, впиваясь гневным взглядом в этого наглеца, что просил меня себе. От возмущения не понимаю, что творю, и опасность, что мне грозит, уходит на второй план. — Отвали, верзила! — шиплю, тыкая в него пальцем.
Мужик этот высокий, здоровый, что конь. Волосы тёмные, взъерошенные, и глаза, словно угольки. В темноте они кажутся просто чёрными и без белка вовсе. И несколько желтых прожилок в радужке говорят о том, что всё это похоже на дьявольщину. Подбородок его, будто топором обрубили — реально квадратный и с небольшой ямочкой посередине. Очень опасный тип. И довольно симпатичный. Тот вытаращил на меня свои глазюки и чуть приоткрыл рот в немом удивлении. Слышу гортанный смех за спиной. Приятный такой, глубокий.
— Дерзкая, — говорит тот, что сзади.
— Яр! Я ведь спросил для приличия, ты же понимаешь? — снова говорит этот здоровяк, впиваясь взглядом в кого-то за моей спиной. Смех этого Яра резко обрывается. Молчание. И мне от этой тишины снова становится не по себе. А этот хрен наклоняется и опять обнюхивает мои волосы, вообще не стесняясь никого.
— Ч-что-о ты, блин, делаешь? — негодую я. — Отстань! Хватит меня нюхать!
— Что за запах? Не пойму… — разговаривает сам с собой этот недалёкий, периодически реально порыкивая. Теперь вижу, что мне не показалось изначально. Он снова наклоняет своё лицо ко мне и тыкается носом в волосы.
— Это яблочный шампунь, кретин! И я предупреждала! — гневно произношу я и бью его ногой по голени. А у меня босоножки с открытым мысом, между прочим, и, похоже, уже порвались совсем. Короче, слышу хруст собственных пальцев на ноге и от своего же удара корчусь уже я, а не этот верзила. — Твою ж ма-а-ать! Чтоб тебя, Кинг-Конг драный!
Походу, ещё и пальцы себе все переломала на правой ноге. Ну, пиздец, бля! И как тут не ругаться матом?! Этот черноглазый рычит так долго и громко, словно раскатистый гром грянул в дождливый день.
— Совсем ненормальная! — слышу я немного взволнованный голос за спиной, и меня за талию обхватывает огромная ручища и резко притягивает к себе. Спиной бьюсь о просто каменное крепкое тело мужчины и по инерции головой откидываюсь ему на грудь. Боже, как же хорошо! Даже о боли в ноге забываю. Этот Яр, или как там его, очень высок, не ниже этого здоровяка напротив, и неимоверно силён. Вижу его огромные руки, переплетённые тугими мышцами и венами, на одной из которых тату. Чувствую себя защищенной рядом с ним, а ещё от него безумно приятно пахнет. Чем-то… чем-то непонятным: лесом, хвоей, мятой, кофе и просто настоящим мужиком. Он вздыхает и резко выпрямляется, отстраняясь от меня, и наматывает мои волосы себе на кулак. Я аж задрожала в его руках, но вовсе не от холода. Такого с моими волосами ещё ни разу не делали, даже странная парикмахерша у нас во дворе, к которой я ходила впервый и последний раз лет пять назад, даже не доровняв свои чуть посеченные осветленные кончики. Чувствую неимоверное притяжение к этому мужчине, которого даже не знаю! И не вижу! Возможно ли это? Удивительно, но мне плевать на это, честное слово! Просто хочу, чтобы он был рядом. И абсолютно насрать, что он может быть страшнее Аркадича! Но с таким мускулистым телом и неимоверным запахом, это вполне простительно. Мужчина задирает мои волосы вверх, начиная щекотать меня своим носом, и тыкаться им то в шею, то за ушком, вызывая рой мурашек по всему телу. — Она не может быть твоей, Дым. Она уже выбрала, — как-то разочарованно произносит он.
— Врешь! — снова рыкает тот, что с квадратным подбородком.
— А у тебя нюх ещё хуже, чем я думал! — парирует Ярослав.
А я не могу повернуться и посмотреть на обладателя такого прекрасного голоса и сильного тела. Мне до одури становится страшно, потому что здоровяк, что стоит спереди, сжал свои ладони в огромные кулаки и начал скалиться! Скалиться, твою мать! У него во рту в лунном свете блеснули белые… клыки? Мамочки родненькие! Я боюсь пошевелиться. Слёзы текут по моим щекам, и я начинаю шмыгать носом. Видимо, я хорошенько приложилась башкой, раз мне такое чудится.
Рычание. Обоих.
Кирилл
Вонь, что витает в кабинете Жира, неприятно щекочет мне ноздри. Даже запах свежей древесной мебели, что так красиво расставлена у него в помещении, не в силах перебить это смердящее существо, что лупает мутными испуганными выпученными глазами, глядя на меня. Тупой сраный придурок! Ему, как никому другому, подходит эта кличка, сложенная не только из его фамилии — Жиров Борис Аркадьевич. В наших узких кругах он больше известен просто, как Жир. Тьфу, сука! Ведь сам же, хоть и наполовину, но всё же, как и мы. Неужели не чувствует этот запах, что он сам источает? Принюхиваюсь ещё раз. Странно, но сегодня он смешан с чем-то более легким, сладким, цветочным и приятным. Новые духи? С женскими феромонами что ли? Не знал, что Борис перешёл на мужскую часть населения. Смотрю на Яра, а тот стоит у открытого окна практически со слезами на глазах и дышит через раз. Хочу заржать, но нужно держать лицо, здесь мы не для того, чтобы шутки шутить. Я потом постебусь над братом. Нужно срочно забирать эту территорию обратно под наш контроль, иначе, не будет покоя от таких, как этот Борька.
— Я купил эту землю законным путём! — посмел открыть свой поганый рот Жиров. — Все документы имеются!
— Что? — взревел Яр, делая несколько шагов к нему. — С каких это пор ты живёшь по законам, гнида? Заниматься торговлей живого товара — это разве законно?
— Вам-то что? Я же не ваших самок из клана продаю! Лишь человеческих шлюх! Я занимаюсь благородным делом! — не соглашается он.
Я морщусь. Противно слушать. Тупой, сука, придурок!
— Ты думаешь, что класть человеческих целок под зверя — дело благородное? — уже моя очередь гневно наступать на него.
Зверь — это не обидное прозвище. Мы — такие и есть, и с этим ничего нельзя сделать. Нас такими создала природа тысячи лет назад, Боги или эволюция, хер знает. В любом случае, я горд, что являюсь тем, кто я есть на самом деле, но это делает меня намного страшнее и опаснее обычных мужчин. Не каждая девушка из клана сможет справиться с таким, как я или мой брат.
— Я всего лишь хочу, чтобы каждый из Альф нашёл свою пару! Свою Омегу! А нетронутая самка увеличивает эту вероятность в разы! — оправдывается Борисик, снова начиная потеть.
— Скажи-ка ты мне, Жир, и сколько появилось пар с тех пор, как ты начал этим промышлять? — задаёт вопрос Яр, продолжая наступать на него.
— Я не знаю, у меня пока нет такой информации, — немного притих тот.
Пиздит, хуета вонючая, как дышит.
— Так я скажу тебе! Ноль, бля! А сколько девушек погибло? М? Тех, которых пускала по кругу вся стая или клан? Тех, которые надоедали таким, как мы? — указывает Ярослав на себя и меня, продолжая свою мысль. — Которые понимали, что у неё от Омеги, как от тебя, сука, молока? — спрашивает он, нависая над этим хряком.
Молчит, тварюга! Потому что знает, что все, кого он продавал, уже давно мертвы.
— Хотя, с такими сиськами, как у тебя, не удивлюсь, что молока будет больше, чем у всего стада коров местного фермера! — произношу я, окидывая взглядом мясистое, маленькое, круглое тельце хозяина особняка.
От моих слов Яр неожиданно расплывается в улыбке, сверкая клыками.
Мой брат из тех, кто улыбается очень редко, тем более при людях, но над моими шутками ржет всегда. Несмотря на то, что мы похожи, как две капли воды, мы разные. Ярослав вечно хмурый, молчаливый, более серьёзный и, наверное, намного суровее, чем я. Но не менее справедливый. На самом деле, он добрый и пушистый медведь во всех смыслах. Из нас вышла хорошая команда по управлению целым кланом. А он у нас немаленький. Мы — два сапога — пара, дополняем и понимаем друг друга без слов. Правда, есть в нас одно различие, если приглядеться…
Этот урод, в чей дом мы сегодня приехали, снова устраивает аукцион на человеческих женщин. Пригласил почти всех местных Альф стай и кланов. Тех, кто не брезгает никем. Всех, кроме нас, зная, что получит пиздюлей. Он надеялся, что мы ни о чем не узнаем. Ну да, конечно! А мы всё равно здесь у него в гостях. Многих молодых Альф из присутствующих лично знаю. Даже Дымов Димка прибыл из соседнего клана, хотя тоже не жалует подобные мероприятия. Зачем он здесь, кстати, интересно знать? Совсем приспичило, что ли? Нужно будет разузнать, а то возможности поболтать ещё не представилось.
Мы, наверное, единственный клан в Центральном регионе, самцы которого ни разу не пользовались услугами человеческих женщин. Мне никогда не нравилось, как они пахнут. Их запах отличается от запаха чистокровной самки любой из наших видов. И не в пользу первых. Наши самки созданы для нас. Их запах манит, возбуждает, будоражит. Человеческие женщины — для людей. Их аромат другой. Он отталкивает нас, особенно, если та уже замужем и принадлежит какому-то другому мужику. Девственницы пока ещё не пахнут ничем, точнее, никем. Правда, во время течки, их аромат меняется, обманывая даже наш чуткий нюх. Во время овуляции их запах не хуже, чем у наших самок. Поэтому, возможно, Альфа и решался на подобный поступок покупки живого товара. Они все искали Омег. Или, возможно, брали не для себя. Но для меня и брата это было совсем неприемлемо.
Я слышал, что Альфы волков особенно бесились, когда после секса не чувствовали тяги к девушке, и желанный аромат Омеги у неё так и не появлялся. Они могли передать бедняжку всей стае, которой пользовались все, кому не лень. Впоследствии, после полученных травм, она умирала, или просто кончала жизнь самоубийством. Не думаю, что можно радоваться тому, что девушку пускают по кругу. Если за это время она успевала забеременеть, её насильно держали в отдельной комнате до родов. Дальше, после рождения ребенка, её существование больше не было ценным. Она, как одноразовое изделие. Попользовались, выбросили, купили новое. И не важно, что цена такой девушки была баснословной и не многие могли её заплатить.
Полукровок недолюбливали. В основном они были слабее чистокровных и не могли оборачиваться, а, значит, и охотиться. Хотя, были и те, которые умели это делать и не хуже чем мы. Обладали исключительной волью, выносливостью и силой. Знаю одного такого. Он наш с братом друг. А теперь и Альфа соседнего клана «Серых» — Дым. Временами, в нём зверя больше, чем в нас. Он бывает жесток, несдержан и нетерпелив. Своей упёртостью иногда напоминает мне Яра. Они часто дрались друг с другом в нейтральных лесах, я вечно был громоотводом. Честно сказать, я даже и не помню, с чего именно началась наша дружба с Дымовым. Это было лет сорок назад. Мы полностью поддержали его совсем недавно, когда Димона выбирали Альфой его клана. Этого не случалось прежде с полукровками. Никогда. Для нас Дым — абсолютно такой же, как и мы. Даже больше, он наш брат.
Девочек из союза человека и зверя не рождалось никогда, по крайней мере, я о таком не слышал, только самцы.
Таких полукровок, что не отличались силой, выносливостью и не были склонны к обороту, держали в качестве подсобных рабочих и помощников по хозяйству. В общем, их не жаловали. Им не разрешалось заводить пару, коих и так было немного, или выгоняли вовсе из клана за пагубные привычки и грубые проступки. У нас таких не было. Но таким был Борис Аркадьевич. По слухам, его мать родом из какой-то деревни, а один из наших её учуял, скорее всего, во время её течки, приволок в клан и изнасиловал. Та забеременела и родила этого морального урода. Он вырос, не приносил пользы вообще, рос нахлебником и просто похуистом, считавшим, что ему все должны, и ненавидел нас, оборотней, всей своей чёрной душонкой. Однажды он сильно провинился, и его вышвырнули из семьи ещё лет двадцать тому назад. А он, сучара, прижился в людском мире и открыл для себя вот такой «бизнес по продажам». В прочем, как выяснилось, людей он тоже не жаловал. Зато его услуги пользовались большим успехом на чёрном рынке. Ходили слухи, что выбирать девушек он умел. То ли чуйка у него особенная на них, то ли хер знает что ещё, но отбоя в запросах живого товара у него не было.
Наши чистокровные самки, к слову, тоже не могут оборачиваться. Им и не нужно. Это мы — защитники, а они — хранительницы домашнего очага. С виду — просто девушки, только крупнее, сильнее и выносливее человеческих. Но любой, даже совсем юный оборотень, может отличить наших самок от обычных женщин.
Не гоже путать жопу с пальцем. А этот Жиров попутал все берега. Ну не подходят зверям человеческие самки! Единственная женщина, которая могла бы подойти Альфе — Омега. Она могла не просто подойти любому из наших, но и выносить потомство, родив не полукровок, а таких же чистокровных, как и обычные самки кланов. Уж не знаю причины такого волшебства, но это чистая правда. У них какая-то особая кровь. Но таких девушек не встречали уже почти сотню лет. Они вымерли, как мамонты. Одна из последних была у нашего с братом прадеда. В своё время её пытались забрать Альфы из соседних кланов. Тогда была страшная война между нами, пока прадед не пометил её против воли своего отца, и она официально по законам клана стала его парой, тем самым, сведя все попытки её отобрать на «нет». Прадед защитил свою Омегу, но ценой многих потерь собратьев. С тех пор наш клан считается самым сильным. Нам подчиняются все. Почти все. И почти во всём. Кроме этого козла-Бори и запрета на пользование человеческих самок. Они не относятся к нашему виду никак, они — обычные люди, а начинать войну с другими собратьями ради них — просто глупо.
Омеги…
Хотел бы я себе одну из них? Конечно! Несомненно! Думаю, что и брат тоже. Мы выросли на историях о них. Помню, как вечерами у костра, отец рассказывал дивную историю любви своего деда с одной из них. Уверен, что и он мечтал о таких же сильных чувствах, какие были у наших предков. Мой прадед очень любил свою Омегу. Нашего деда родила она. Серафимой звали нашу прабабку. Говорили, она пахла по-особенному, поэтому её и желали другие Альфы. Её запах напоминал наших самок во время течки, только он был особенный: слаще, приятнее, ярче, будоражащим кровь и нервы. И он был постоянный. Наша прабабка погибла во время Первой мировой войны. Прадед тоже не выжил без неё. Говорили, он от горя пошёл на целый батальон врага в человеческом обличии. Дед же, их сын, случайно подорвался на мине в Великую Отечественную. Мы хоть и живучие долгожители, но не бессмертные. Бате нашему скоро девяносто стукнет, а он нашёл себе очередную подстилку из соседнего клана Дыма "Серых". Нам с братом уже за пятьдесят. Пятьдесят три, если быть точным. По нашим меркам — уже не зелёные сопляки, но и не мудрёные опытом самцы. Внешне выглядим, как тридцатилетние человеческие мужчины. Отец уже как лет десять назад передал нам правление кланом, а сам ушёл на пенсию, но до сих пор канифолит нам мозги, постоянно поучая. Мы не против, в принципе. Иногда его советы очень ценны и важны.
— Кир, Яр, не горячитесь! — вытянул Жир свои руки вперёд, защищаясь.
— Кирилл Алексеевич и Ярослав Алексеевич для тебя! — поправляю я его. Ещё чего! Чтобы какая-то падаль называла меня по сокращенному имени, словно мы дружим десятки лет. Ещё в прошлый раз он валялся у моих ног и обещал не заниматься работорговлей. По-другому не могу назвать это его занятие. Ярик обернулся и повёл носом, будто что-то учуял. А я стою рядом с Жировым и кроме его вони не чую ни хуя.
— И-извините, Кирилл Алексеевич, Ярослав Алексеевич! Так и быть, предложу вам кое-что взамен в надежде разрешить нашу возникшую проблему, — чуть не скулит Борька.
— Боже, поверить не могу, Жир. Неужели в тебе и правда течет кровь одного из нас?! Не удивительно, что ты не можешь обернуться! И это не из-за того, что ты полукровка! Ты просто сраный трусливый баран! Тошно смотреть на тебя! Изворотливый, сука, склизкий, червь! Нам не нужно ничего от тебя! Мы предупреждали тебя, чтобы ты свернул свою лавочку, и свалил отсюда к ёбаной матери, в свою вонючую нору, где и прожил столько лет! — не могу промолчать, но, сука, бесит этот урод, сил нет!
— Но, я ведь… — пытается оправдаться этот ушлёпок.
— Завали! — рычит на него Яр, глядя на приоткрытую дверь.
Я тоже смотрю туда, и мне в ноздри тонкой струйкой врывается самый приятный аромат, который я когда-либо ощущал. Да, именно ощущал. Прямо на языке. Такое бывает, когда вылизываешь девку между ног, и её запах надолго остается во рту. Тут также, только не пробовал её ещё, а агрегат мой уже напрягся, грозясь разорвать любимые джинсы в клочья.
— Чуешь? — спрашиваю я брата, не понимая, что со мной. Ведь даже не видел в глаза эту девчонку, а готов уже залезть на неё. Вдруг, она такая же страшная, как и хозяин этого особняка? Потому что понимаю, что пахнет от неё, как от Жира, точнее, от его одежды просачивается запах, как и у неё. Он сегодня был с ней? Фу, бля! Даже представлять себе подобное тошно. Я ж не переживу, ебать-колотить! — Что за…? — произношу вслух, увидев тень в коридоре. А Яр уже медленно, дикой походкой хищника выходит за дверь, вдыхая полной грудью аромат убежавшей девчонки.
— Беги-беги! От нас не убежишь! — говорит Ярик и, поймав кураж охоты, идет её искать.
— Стойте! — завопил Борис, хватая меня за руку, пытаясь обойти меня, чтобы остановить Ярослава. — Она не продаётся! Она моя! Моя собственность! — скулит он, когда я хватаю его за грудки, и у меня начинает закладывать уши от его ультразвука. — У меня есть другие девушки, Яр! Эту не отдам! Не тронь её!
— Разберусь! — кричу я брату, махая ему рукой, мол, догоняй, видя, что он приостановился и смотрит на меня, услышав Борькин ор.
— А теперь поподробнее, — рычу я на Жира, яростно сжимая кулаки, и кости уже начинают трещать в процессе обращения.
Сам не пойму, почему так остро реагирую на слова этого идиота. Ну его она, что с того? «Хер там, моя!» — кричит зверь у меня в голове.