Оу… Мне комфортно, тепло и мягко… до первого движения. Жажда, тошнота и все прелести утреннего возмездия. Голова не болит, гудят ноги — внутренняя часть бедра, что свести вместе удается с трудом.
Я открываю один глаз и узнаю комнату Громова. Шторы задернуты, на прикроватной тумбе бутылка с водой. Со стоном тянусь попить, но чем больше движений, тем сильнее колотится сердце. Сейчас бы успокоительного, чтобы снять тахикардию.
Я что-то говорю сама себе укоряющее.
Громов будто дежурил под дверью — стоило мне скрипнуть постелью, — как она моментально распахивается.
— Привет, красивая. — Его голос чересчур бодр, ирония звучит во всех октавах, как и во взгляде с прищуром.
Громов не скрывает улыбки. Он свеж и привлекателен, в отличие от меня.
— Я помню почти все и раскаиваться не собираюсь! — Лучшая защита — это нападение.
Мне и так плохо, чтобы в придачу сгорать от чувства вины. Громов подходит ближе и садится на край постели. Радует приятным ароматом парфюма от рубашки и касается моей ступни через одеяло. Загадочно смотрит мне в глаза и заставляет напрячься.
— Я погасил твою ипотеку, — скользит рукой от ступни к колену. — Ты была раскрепощенной. Собой. Оставайся такой же всегда. Я тебе не враг.
Признание от Артёма не стоит расценивать как Божью росу. Каждое его слово имеет скрытый смысл. Я уже начинаю привыкать к этому и понимать, что он имеет в виду.
— Ты погасил мою ипотеку за минет?! — ору возмущенно.
— Да, — хохочет.
— Вот спасибо! — всплескиваю руками. — Смешно тебе, Громов? Ох, как смешно!
— Перестань, хорошо же было.
Приподнимаю край одеяла, заглядываю:
— Где мои трусы?
— Остались за городом.
— Громов…
— А что мне было делать? Ты отключилась, но все так же оставалась Угонщицей.
— Бессовестный! Разве так можно?!
Громов — победитель. Переспал со мной и не спросил разрешения. Он забирает у меня из рук бутылку и кидает в нее шипучку. Настроение у него великолепное. Естественно. Наверное, убил еще кого-нибудь на завтрак и до меня добрался. Отдает обратно воду. Делаю глоток.
— Знаешь, Фортуна, а ты ведь действительно оказалась воровкой. Это плохо.
Вода встает поперек горла, и все похмелье развеялось в секунду:
— Чего-о?
В глубине души я рассчитываю быть воровкой сердечка Артёма, но слышу иное:
— Ты забрала без спроса манто Глафиры. Нянька возмущалась, когда я затаскивал тебя на плече в дом, и она увидела свою вещь на тебе. Говорит, ты прокурила мех, и духи у тебя резкие.
— Манто бабки Замута?! — я в шоке.
Громов поднимается на ноги.
— Я подожду тебя внизу.
Он выходит из спальни, а я встаю с постели и стягиваю с себя платье. Переодеваюсь в халат и намереваюсь принять душ. Смыть с тела остатки смущения и прошлого кутежа.
И в чем-то Громов действительно прав. Эта ночь вдребезги уничтожила мою зону комфорта. Чего теперь стесняться и строить из себя неприступную аристократку? Громов видел меня пьяной и в край порочной. Подхожу к шкафу за полотенцем.
Громов слышал мой бред, но не наказал. Вздрагиваю, словно передо мной восстала адова сущность.
И самое страшное — Громов видел меня с утра. Ужас.
Смотрю на себя в зеркало. Где мои глаза? Их забрал вьетнамский портной и отдал поносить свои? Мой макияж остался на белоснежной подушке Громова, а в волосах не хватает только птичьего семейства — гнездо уже свито. Я принюхалась, но понимаю, что сейчас от меня пахнет даже не как от бабки Замута, а чем-то похуже. Жуть.
А для Громова я по-прежнему остаюсь привлекательной.
Пальцами раздираю спутанные волосы, выхожу из комнаты.
— Ах ты ж! Касым? Напугал. Зачем притаился у двери?
— Простите, Вероника Сергеевна. Я охранял ваш сон.
— Зачем?
Касым опускает глаза и улыбается. Я хмурюсь и замечаю на щеках наемника еле проступающий румянец.
— Мы теперь немного ближе. Долг обязывает. Я буду рядом с вами всегда. Так повелел Гром.
Нет, мне не лестно. А Громов просто издевается. Разворачиваюсь в сторону ванной.
— Не иди за мной. Касым! Ты не станешь смотреть, как я принимаю душ! Тебе не кажется, что ты превышаешь полномочия?
Останавливаюсь и толкаю наемника в грудь. Захлопываю створку перед его носом и тут же запираю замок. Артём со своей ревностью заставляет меня воевать с Касымом. Громов приказал ему быть рядом. В прямом смысле и везде. Но ничего, я найду способ это исправить.
Принимаю горячий душ. Очень горячий — насколько терпит кожа. Разгоняю кровь, чтобы вместе с жаром сошли отеки с лица. Тщательно моюсь и споласкиваюсь прохладной водой. Вытираюсь и наношу легкий макияж. Феном не пользуюсь — просто расчесываю волосы. Туго запахиваю халат. Выхожу. Шагаю по коридору к лестнице, а Касым за мной, словно тень. Я стараюсь не обращать внимания, но мне неуютно. Дверь кабинета на втором этаже открывается.
— Замут! — восклицаю, увидев его. — Почему не сказал, что манто твоей бабки?! Подставить меня захотел, да?!
Сегодня не только я с утра выгляжу мято. Замут растрепан гораздо сильнее, чем обычно. У наемника была откровенная ночка с двумя девицами и виски, но он служит Громову, поэтому приходиться восставать из пепла хочешь этого или нет.
— Это я купил Глафире манто, но думал, вы договорились. — Наемник хрипит и, покачиваясь, глядит сердито. — Блять, Вероника Сергеевна, ты хочешь ругаться именно сейчас? Обожди. Дай очухаться.
— Ты прав. Отложим до вечера, когда нам станет лучше.
Замут с облегчением вздыхает и вяло спускается на первый этаж, оставляя за собой шлейф одеколона. Замут надушился? Но я прекрасно помню, как наемник орал в машине, что пользоваться парфюмом будет исключительно после дождичка в четверг. Странные они, эти бандиты.
Я медленнее плетусь следом. Касым, как хищный тигр, бесшумно крадется за мной. На полпути поскальзываюсь на ступеньке и даже вскрикнуть не успеваю — подхватывает и не дает упасть:
— Осторожней, Вероничка Сергеевна.
Благодарю Касыма.
Внизу в гостиной, как всегда, парят безымянные наемники. Панкрата я уже знаю.
— Мама! — Аришка вскакивает с дивана и бежит меня встречать.
— Доброе утро, доченька! Чем занимаетесь?
Бабка Замута откладывает счетные палочки и косится на меня с укоризной. Она нарядила мою дочь в платье и заплела ей два калачика.
— Математикой.
Бабка Замута не ругается, но просит Арину вернуться к уроку.
Дочка освоилась в новом доме, ей нравится эта необычная обстановка. «Друг» Артём с подарочками и попрыгульками вокруг нее — все для принцессы. Игры с наемниками в догонялки и прятки. Физкультура с Замутом. Рисование с Касымом. Уроки с бабкой. Арина здесь в беспрекословном авторитете. Отец так постарался. Как только он решит вопрос с Якутом, определим Арину в школу.
Обнимаю себя руками, шлепаю босыми ногами по плитке в столовую.
— Артём, у меня нет аппетита. — Смотрю на яичницу в белой тарелке.
— Мутит? Тошно? Но тебе же было вкусно, когда ты лично подливала в сок водку. Вступала в спор со Столыпиным. Говорила, что по одной рюмке добавляют только тёлки, а ты — роскошная женщина, поэтому надо полторы.
— Замолчи! Я без тебя это знаю, но вспоминать не хочу.
— Пошутили и хватит. Присядь, Фортуна. — Громов меняется в лице, вновь превращаясь в жестокого Диктатора. Указывает мне на стул. Складывает локти на столешницу и с силой сжимает руки в кулаки. — Выйдите все. — Говорит так, что мороз проступает на коже. — И ты, Замут, тоже.
— Но… Гром?
— Пошел вон.
Артём отслеживает взглядом своих наемников и, только когда дверь в столовую закрывается, оборачивается ко мне. Я на рефлексах напрягаю ягодицы. Громов выгнал всех, даже Замута. А ведь эта бородатая держиморда мне лично хвастался, что у Грома нет никого ближе него. И скалился высокомерно. Конечно, лидер доверяет наемнику как себе. Вот вам и доверие.
Но я не злорадствую. Наоборот. Уж лучше бы Громов оставил наемника, а не пугал меня своим взглядом. Невольно вздрагиваю и ёжусь. Артём прожигает меня глазами и говорит вполголоса:
— Айхана видели недалеко от нашего дома.
Я еще не отошла после ночки и теряюсь.
— Ты уверен, что хочешь обсудить это со мной? Мне казалось, такие вещи нужно рассказывать наемникам.
— Среди них крыса. Якут был предупрежден и съебался в самый последний момент. Гнида.
У меня начинает сильно чесаться голова. То ли от нервов, то ли от слова «гнида». Резко бросает в жар, так что горят уши и лицо.
— Скажи честно, Громов, Якут может причинить вред нашей дочери?
— Может. Арина — его главная цель. Потом ты.
Глаза щиплет от слез. Я смотрю на Артёма, и меня знобит. Это не страх, это нечто большее. Не придумали еще слов, что могли бы описать чувства матери.
— Я прокляну тебя, Громов, если с Ариной что-то случится! Ты должен нас защитить!
— Тише будь.
— Почему грешишь ты, а расплачиваются невинные?! Это что за законы такие скотские?! И ладно я, но Арина?! Громов, как так?!
— Замолчи.
— Иди к черту! — кричу.
Дышу, будто марафон пробежала, и смотрю, как у Громова вместо крови разливается пламя. Проступает на коже влагой и делает его татуировки еще ярче. Адовы письмена, от которых в глазах рябит. Я их все наизусть выучила. Каждый символ, что тянется от нижней границы пресса вверх, очерчивает руки и заканчивается у подбородка. Пламя разливается в крови с бешеным давлением и переполняет вены. Они выпирают на руках и шее.
Громов поднимается медленно, не сводя с меня холодного взгляда. Пячусь к стене и догадываться не могу, что сейчас у него на уме.
— Закрой. Рот. Ты забываешься.
Он говорит будто механически. Его лицо не выдает эмоций, но Громов будто уже уничтожил меня авансом. Я кидаюсь к двери, он перехватывает меня в секунду и жестко впечатывает в стену. Берет за горло, сжимает пальцами. Стоит ему приложить чуть больше усилий — переломит. Мне не хватает кислорода, но я отчаянно цепляюсь за жизнь и ловлю губами тяжелое дыхание Громова. Он склоняется слишком близко и ненавидит меня в этот момент.
— Ты… ты не доверяешь даже самым близким наемникам… — хриплю и впиваюсь двумя ладошками в запястье Громова в надежде ослабить живую удавку.
— А разве можно верить убийцам? Нет, Фортуна, в доме предатель. Наша дочь в опасности. Ты орешь…
Он очень сильный мужчина. И морально, и физически. Громов привык давить людей и ему необязательно иметь при себе оружие. Он привык идти напролом. Оставлять после себя развалины и прах. Но я женщина. Обычная женщина, только ступившая на опасный путь.
Громов напрягает руку и почти отрывает меня от пола, заставляя встать на цыпочки, чтобы не задохнуться.
— Артём, отпусти. — Слезы жаркими горошинами катятся из глаз, щекочут лицо и падают на руку Громову.
Он расслабляет пальцы и отходит на два шага. Я сползаю по стене на коленки. Снизу вверх смотрю на Артёма, а он — демоном — на меня.
— Я доверяю только тебе, Фортуна. И я обязательно уничтожу Айхана. Рано или поздно. Если ты все не спалишь. Испорченная баба.
— А кто портил-то?
Было бы лучше помолчать и продолжать выслушивать нотации Громова. А я опять разжигаю в нем исступление. Он стирает со лба пот, ему сложно, но он продолжает говорить тихо:
— Я украду вас. И тебя, и Аришку. Но на это нужно время, чтобы сделать все грамотно.
— Твой дом переполнен охраной, однако даже с ней нависла угроза. Ты не разбираешься в людях!
Сотню раз я обещала себе не играть с воспламеняющимся Громовым. Не кидаться спичками, зная итог наперед. Когда-нибудь Громов просто меня убьет. А может, я сделаю это первая, если узнаю, что по его вине кто-то посмеет причинить вред нашей дочери.
— Когда убью предателя — вернетесь. И… Фортуна, не учи меня, как выбирать наемников.
Подтягиваю к груди коленки, обнимаю их, покачиваюсь подобно маятнику. Моя нервная система еще не настолько совершенна, как у Громова, и от стресса в мыслях лишь пустота. Будто душу вытянули вместе с новостью об Айхане.
— Я отдал тебе Касыма. Так будет надежнее, но будь внимательной.
— Значит, ты не ревнуешь?
— Ревную. И лучше не разгуливай больше по дому без белья.
Я снова вздрагиваю и спешу поправить полы халата. О трусах в этот момент я думаю в самую последнюю очередь.
Громов подходит ближе и поднимает меня на ноги.