Жемчужная нить

14

Крессида беспокоилась. Старая леди от души веселилась на вечеринке, и, несмотря на это, ее настроение вдруг кардинально изменилось. Вряд ли казус с Мимозой так сильно повлиял на Арабию. Но тогда что же?

Но и другая мысль мучила девушку. Кто-то напал на нее на лестнице и хотя вряд ли имел намерение убить, но покалечить вполне мог. Несчастный случай продолжил ряд загадочных происшествий с отвратительным привкусом чертовщины.

Виновата ли Арабиа? Возможно, ее теплота и очарование сочетались с маниакальной ненавистью ко всем молодым и хорошеньким девушкам, которые напоминали ей об умершей дочери? И Крессида попалась в западню, стала игрушкой в руках старой леди, а потом…

Нет, все эти предположения абсурдны. Сейчас Дом Дракона погрузился в полную темноту. Крессида помогла мисс Глори привести в порядок после пиршества зал и водворить на место имущество старой девы, а затем снова поднялась по лестнице и постучала в дверь Арабии.

Никакого ответа. Миссис Стенхоп, укутанная в хлопчатобумажный халат, бесцветный, как и все ее вещи, появилась в коридоре. Она ступала на цыпочках, с преувеличенной осторожностью, потом деловито вытащила блокнот и написала: «Миссис Болтон не хочет никого видеть, когда у нее плохое настроение. Лучше оставить ее в покое».

Крессида очень устала. Колено после падения сильно болело, и запоздалый шок вкупе с мрачными предчувствиями довели ее до полного изнеможения. В памяти, как в калейдоскопе, мелькали картины и голоса: Арабиа, величественно вальсирующая в своем роскошном платье («…она помешалась, она сошла с ума…»); мистер Моретти, склонившийся перед партнершей в учтивом поклоне, его глаза с бесцветными ресницами («…несчастная старуха спятила, но она богата, богата…»); миссис Стенхоп, стоящая перед разбитым бокалом в платье мышиного цвета («…она злая, злая, вы еще не знаете ее…»); Джереми, намекающий, что кто-то из присутствующих может быть неразборчивым в средствах, способным на зловещие проделки преступником («…старая безумная женщина — легкая добыча…»); мисс Глори, поющая о печальной участи красной розы, и глаза Арабии, неотрывно глядящие на розу, приколотую к платью Крессиды…

Девушка уже собиралась уходить, когда из комнаты Арабии послышалось шарканье и шепот:

— Кто там?

— Это я, Крессида. Вы позволите войти к вам?

— Нет, дорогая, нет. Уходите, прошу вас. Уходите.

— Вы имеете в виду совсем уйти? Из этого дома? — растерялась Крессида.

— Это было бы лучше всего, — ответили ей. В квартире что-то скрипнуло, и сразу испуганно вскрикнул Ахмет, словно кто-то, задев клетку, потревожил его покой.

— Арабиа! — Девушка в сердцах стукнула по двери кулаком. — Вы не можете поступить так со мной, после того как клялись в вечной дружбе. Почему вы заперлись?

— Потому что нельзя быть такой доверчивой. Глупая старая ворона, вот кто я!

— Арабиа, дорогая! Перестаньте посыпать голову пеплом и откройте дверь.

— Я не осмеливаюсь, милая, не осмеливаюсь.

Старая леди действительно сошла с ума. Крессида отчетливо представила ее, съежившуюся от страха, настороженно прислушивающуюся, откуда появится воображаемая опасность.

— Так, значит, все эти ужасные шутки все же ваших рук дело? — Крессида затаила дыхание в надежде услышать отрицательный ответ.

— В этом доме нечистая сила. Вам не следовало принимать мое приглашение. — Голос Арабии, обычно теплый и жизнерадостный, сейчас звучал фальшиво трагически. — Крессида, вы слышите меня?

— Да, слышу.

— Вы правда любите меня? Хотя бы немножко? Несмотря на то, что я старая и глупая?

Крессида почувствовала, как слезы навернулись на глаза. Она мысленно обнимала согбенные плечи, гладила морщинистые руки, сверх меры украшенные драгоценностями. Как можно не любить Арабию, добросердечную, приветливую, немного странную?

— Конечно, люблю! — порывисто воскликнула девушка.

— В конце концов, это самое важное, — чуть громче сказала Арабиа.

Позже, перед сном, Крессида с нежным восторгом вспоминала поцелуй Джереми и то, как Уинтера, всегда сдержанного и насмешливого, не на шутку встревожило приключившееся с ней несчастье. Конечно, его поцелуй, скорее всего, был просто утешением, так ласкают испуганного ребенка…

Светящийся циферблат часов показывал час ночи, но в холле Крессида ясно услышала какой-то звук. Прошло более трех часов, как закончилась вечеринка. Не позволив себе испугаться, девушка вскочила с кровати, накинула халат и распахнула дверь.

Она придушенно вскрикнула, увидев прямо перед собой улыбающееся и ничуть не смущенное лицо Джереми. В руках он держал папку для эскизов, у его ног крутилась кошка.

— Мы с Мимозой решили совершить путешествие в Париж и подняться на Эйфелеву башню. Мимоза немного нервничает, но я считаю, что оттуда открывается потрясающий вид.

Нет, он не может быть столь самонадеянным, чтобы рассчитывать на большее, чем поцелуй.

— Вы сошли с ума? По дому гуляют сквозняки, а вы только что встали после гриппа! К тому же сейчас глубокая ночь.

— Просто я слишком предусмотрителен, — туманно объяснил свой визит Джереми. — И не забывайте, живя здесь, я выполняю обязанности охранника. Когда мне было плохо, вы присматривали за мной, теперь я присмотрю за вами.

— Вы не можете провести здесь ночь! К тому же нельзя воспринимать глупые шутки всерьез!

— Ваше чувство юмора сильнее, чем у Мимозы. Она не находит, что привязывание к ее хвосту жестянки необычайно смешное развлечение.

— Дети бывают жестоки, что с них взять…

— Вы когда-нибудь видели, чтобы на улице в десять часов вечера, в темноте, в тумане шалили дети?

Крессида встретилась с его взглядом и вновь ощутила приступ необъяснимого волнения. Она с грустью подумала, что Джереми так и не пригласил ее на танец.

— Я не так наивна, как вы думаете. Есть некоторые вещи, в которые я… не верю. — Крессида вызывающе вскинула голову, словно защищаясь от притягательного обаяния этого красивого мужчины.

— Вот и славно, — тоном врача, успокаивающего капризного пациента, сказал Джереми. — Я решил сегодня ночью поработать в вашей квартире, и вам придется с этим смириться. Так что идите в постель и постарайтесь уснуть.

— Если уж вы вознамерились остаться здесь, то не удобнее ли будет работать в гостиной?

Он насмешливо поднял брови.

— А понравится ли это Тому?

— Да что вы все время беспокоитесь о нем! — Джереми оставил без комментариев эту реплику, но на его губах промелькнула улыбка. Он проводил Крессиду до спальни и уселся за стол в гостиной.

Затем усадил Мимозу, которая благосклонно позволяла использовать себя в качестве натурщицы, на столе рядом со стоящими в вазе розами.

— Превосходно, — сказал Джереми, — теперь мы закончим наше восхождение на Эйфелеву башню. А вы, мисс, засыпайте, больше вы ни на что не годитесь.

Крессида подумала, что не сомкнет глаз, зная, что Джереми совсем рядом. Она поймала себя на мысли, что не знает, как быть, если он осмелится переступить порог спальни. Крессида даже не догадывалась, что место Тома в ее сердце уже прочно занято Джереми Уинтером и что к ней пришла любовь, о которой мечтает любая девушка.

— Спокойной ночи, — откликнулась Крессида. — Между прочим, Арабиа допускает, что все, происшедшее сегодня, неспроста. Казалось, я должна ненавидеть ее за эксцентричные выходки, но я не могу, напротив, мне хочется заботиться о ней. И я ни в малейшей степени не заинтересована в ее деньгах, даже если они у нее есть, в чем я сильно сомневаюсь. Большинству ее украшений в базарный день цена десять пенсов за дюжину, или я ничего не смыслю в драгоценностях.

— Спите, — повторил Джереми. — Мы с Мимозой возьмем вас в Париж в следующий раз.

— На Эйфелеву башню… это так утомительно, — пробормотала Крессида, поудобнее устраиваясь на подушках.

— Париж прекрасен, — возразил Джереми. — Булонский лес и Монмартр. Цветущие каштаны на Елисейских полях. Комната, которая выходит окнами на Сену и собор Парижской Богоматери. Тюльпаны и настоящие мимозы. Кофе с круассанами, сады Тюильри… Или, возможно, вы, как Мимоза, предпочитаете фонтаны на пляс де ла Конкорд?

Но ответа он не получил. Крессида, улыбаясь чему-то, уже крепко спала.