Жизнь в Блечингтоне шла своим мирным путем. Джулия время от времени получала письма от Анны и Мэри. Однажды ее очень расстроило письмо, присланное матерью. Майкл, весьма озабоченный событиями, произошедшими в Сазерлее, писал Анне о своей женитьбе. Его женой стала единственная дочь того самого купца, у которого он работал. Звали ее Софи Бриссар. Но его огорчало, что в то время, как он сам находится на седьмом небе от счастья, его родные должны переносить такие страдания.
Сложив прочитанное письмо, Джулия подумала о том, как расстроится Мэри, узнав об этом. Сам того не желая, Майкл стал препятствием на ее пути к замужеству. Она терпеливо ждала его возвращения, связывая с ним все свои надежды. Мэри никогда не говорила об этом, но все понимали, что так оно и есть. На секунду Джулии показалось, что тут можно провести параллель с ее любовью к Кристоферу, но тотчас отказалась от такого сравнения. Ее ситуация была совершенно иной. Она нравилась Кристоферу, в то время как Майкл ни одним словом в своих письмах не дал понять, что Мэри занимает какое-то особое место в его жизни, хотя он постоянно передавал ей горячие приветы. Вдобавок к этому Джулия принимала вещи такими, как они есть на самом деле. Что бы ни говорил Адам, не отсутствие любви с ее стороны являлось причиной колебаний в том, стоит ли ей выходить замуж за Кристофера. Она опасалась, что он не любит ее так же сильно, как она. Что ж, в таком случае она сама позаботится о своем будущем. Ничто не может сломать ее, даже потеря самого дорогого человека.
Получая письма из Сазерлея, Джулия очень скучала по дому. Но каждый раз вспоминала о том, что там ее ждет Адам. Это отбивало у нее всякую охоту возвращаться назад. В такие минуты она особенно дорожила своей дружбой с Фейт. Они определенно влияли одна на другую: Джулия становилась более спокойной, Фейт — более уверенной в себе.
В августе лорд-протектор заболел, а в сентябре умер. Закончилась эра Кромвеля, ознаменованная его победой в Гражданской войне и жестким управлением страной. В Лондоне состоялись пышные похороны, но мало кто скорбел по поводу смерти правителя. В последние годы он уже не был так популярен, как прежде. Его военные авантюры за рубежом и притеснения простых людей в Англии не могли нравиться народу. Некоторые открыто называли его тираном. Преемником Кромвеля стал его недалекий сын Ричард, и это вызвало еще больше сомнений в том, что англичане поступают мудро, отказываясь от своего короля, находящегося в изгнании.
Джулия, предполагавшая отметить свое семнадцатилетие в Блечингтоне, была вне себя от радости, когда Сюзанна получила письмо от Кристофера, в котором он настаивал на том, чтобы сестра отложила все дела и привезла свою гостью в Оксфорд к четырнадцатому октября.
— Он даже подчеркнул эту дату в своем письме, — заявила Сюзанна с раздражением. — У меня как раз в это время будет много дел дома, но я сделаю так, как он хочет.
Путешествие оказалось недолгим, и к полудню Джулия увидела перед собой Оксфорд — старый университетский город со средневековыми постройками и узкими улочками, купающимися в солнечном свете. Кристофер ждал их на постоялом дворе, где они должны были остановиться. Он сердечно поздравил Джулию с днем рождения.
— Спасибо! Я рада тому, что могу отпраздновать этот день в Оксфорде, — отвечала она ему, дублируя свои слова на пальцах и показывая тем самым, что освоила его азбуку глухонемых.
Он был восхищен:
— Отлично!
Они пошли в большую комнату, предназначенную для Джулии и Сюзанны. В то время как сестра Кристофера объясняла слугам, куда ставить дорожные сундуки, Джулия подбежала к окну, из которого открывался вид на университет. Потом она повернулась и уже готовилась выразить свое восхищение по поводу увиденного, когда заметила, что стоящий у двери Кристофер пытается сообщить ей что-то на пальцах. Поняв суть сообщения, она приложила руку ко рту, чтобы не издать радостный крик. Девушка тут же бросила взгляд на Сюзанну, опасаясь, что та заметила ее волнение, хотя и разговаривала с горничной.
— Вы не будете возражать, если я пойду погулять с Кристофером? — спросила Джулия.
— Конечно же нет, Сюзанна села на край кровати. — Я не собираюсь сопровождать тебя по всему Оксфорду. В любом случае, мне нужно отдохнуть часок-другой.
Джулия выскочила из комнаты и догнала Кристофера, который уже шел по коридору.
— Где же он? — спросила она, волнуясь и привставая на цыпочки от нетерпения.
Кристофер слегка нахмурился, давая ей понять, что не следует привлекать к себе внимание, и отвечал ей на языке знаков. Она кивнула и заспешила вслед за ним по коридору, в конце которого имелась комната. Как только они вошли, сидящий на кровати молодой человек бросился к Джулии и заключил ее в свои объятия.
— Майкл! — воскликнула она вне себя от радости.
— Давненько мы с тобой не виделись, Джулия! — брат и сестра сердечно обнялись.
— Ты больше похож на француза, чем на англичанина! — заявила она после того, как поздравила его с женитьбой и отошла в сторонку, чтобы хорошенько разглядеть брата. — Эти тонкие усики идут тебе, а одет ты, наверное, по парижской моде. У нас джентльмены не одеваются так элегантно.
— Теперь я уверен, что англичане примут меня за французского купца. Но об этом мы поговорим позже. Как же ты изменилась, сестренка, с тех пор, как я тебя видел в последний раз. Ты выросла и выглядишь даже лучше, чем я смел надеяться.
Она рассмеялась, польщенная его словами. Сам он остался почти прежним, хотя с королем, по слухам, произошли за годы изгнания большие изменения. Они так много хотели рассказать друг другу, задать уйму вопросов. Ведь в письмах, которые иногда перехватываются в пути, всего не напишешь.
— Что заставило тебя совершить это опасное путешествие в Англию? — осведомилась она.
Он рассказал, что в Париже к нему явился представитель Карла и спросил, не рискнет ли он своей жизнью ради короля. Необходимо было доставить письма в центр роялистов, находящийся в Уорвикшире. Последний из посланных туда людей был убит.
— Я очень хотел повидать всех вас в Сазерлее и воспользовался этой возможностью. Меня снабдили необходимыми фальшивыми документами. Месье Бриссар не возражал против моей поездки. Приобретя английского зятя, он стал роялистом. Он не раз говорил мне, какое отвращение вызвала у него казнь Карла I и что ничего подобного не может случиться во Франции.
Затем Майкл объяснил ей, как повстречался с Кристофером по дороге в Уорвикшир. Он просто не мог не повидать своего старого друга. Узнав от него, что Джулия находится в Блечингтоне, он попросил Кристофера организовать встречу с сестрой после того, как исполнит свою миссию. Все делалось в обстановке строгой секретности, чтобы кто-то случайно не узнал Майкла, когда-то учившегося в Оксфорде.
— А теперь расскажи мне о Сазерлее, — попросил он ее.
Когда наступил черед Джулии задавать вопросы, она прежде всего захотела узнать побольше о французской жене Майкла.
— Какая она? Я уверена, что это красивая женщина.
— Суди сама, — он сунул руку в карман, вынул шелковый кошелек, расшитый белыми цветами по зеленому полю, и достал из него миниатюрный портрет в золоченой рамочке. — Это она.
Джулия взяла в руки овальный портрет и положила на ладонь. На нее смотрело бледное лицо, могущее соблазнить любого мужчину. Безупречная кожа, галльские скулы, маленький рот и розовые губы. У нее была идеальная внешность. Но эти совершенные черты не излучали ни теплоты, ни доброты, хотя, может быть, художник мог изобразить лишь поверхностное сходство.
— У тебя красивая жена, — искренне призналась Джулия, возвращая миниатюрный портрет брату. — Где ты познакомился с ней?
— Я встретил ее, как только приступил к работе на месье Бриссара. Мы не влюбились друг в друга с первого взгляда. Она случайно зашла в кабинет отца, и меня представили ей. Меня сразу же поразила ее удивительная красота. Я видел ее время от времени, когда она приходила в служебное помещение, но никогда не разговаривал с ней. Однако, когда меня назначили управляющим, я стал вхож в дом ее отца. Тогда-то все и началось. Мне разрешили ухаживать за ней, так как я приобрел нужный социальный статус, а шесть месяцев назад мы обвенчались с Софи.
— Я уверена, что у тебя было немало соперников.
— Думаю, да.
Она чувствовала, что брат чего-то не договаривает. Но, зная открытый нрав Майкла и его склонность к многословию, Джулия ждала, что он расскажет о своей красивой жене подробнее, как только они обменяются новостями. Он же, в свою очередь, ждал, пока она, рассказав о домашних делах, сообщила ему о Джордже Гранте, который вынужден был уехать за границу, о сыне старшего садовника, который теперь служит у Мейкписа и присматривает за лабиринтом. Майкл так же терпеливо выслушал ее рассказ о том, что Мейкпис потребовал план лабиринта и Анна отдала его мужу. Майкл все не говорил о Софи. Вместо этого он проявил интерес к лабиринту.
— Мейкпис ходит в лабиринт?
— Нет. Он посетил его только раз.
— Значит, он не подозревает о существовании тайного входа в подземелье?
— Даже не догадывается. Ты сможешь спокойно проникнуть в Сазерлей, как это делал отец во время войны.
— Мне придется сделать это ночью. В моем распоряжении должна быть Мэри или Сара. А днем мать может спуститься ко мне в подземелье.
— Когда бабушка плохо себя чувствует, Сара спит в ее спальне. Значит, тебе следует разбудить Мэри, — Джулия представила, как будет себя чувствовать Мэри, проснувшись среди ночи и увидев возле своей постели Майкла. Бедняжка подумает, что ей снится сон. — Но не дай ей закричать от удивления. Вряд ли, конечно, кто-то услышит ее крик, но ты должен соблюдать все меры предосторожности.
— Я закрою ей рот рукой, пока она не поймет, кто я такой. Где я смогу найти ее?
— Ее спальня находится рядом с моей, в западном крыле, — Джулия сообщила ему все, что только пришло ей в голову о том, как избежать опасности, когда он проникнет в Сазерлей. Майкл догадался прихватить с собой ключи от задних ворот, и Джулия посоветовала ему привязать лошадь в небольшой роще неподалеку. Мэри свяжется с Титусом, который так же предан королю, как и его отец, и сын конюха позаботится о животном, пока оно вновь не потребуется Майклу.
Два часа прошли словно две минуты. Он подарил ей отрез лионского шелка. Наконец пришло время его отъезда. Теперь Джулии оставалось только осматривать чудеса Оксфорда в сопровождении Кристофера и любоваться звездами в обсерватории.
А Майкл, покинув постоялый двор, думал о том, что если бы в Англии сейчас продолжалась война, то он не смог бы передвигаться по стране, выполняя свое опасное задание. Теперь же он свободно ночевал на постоялых дворах, а его французский акцент и манеры вызывали лишь любопытные взгляды, лишенные всякой враждебности или подозрительности.
Лунной ночью он проник в Сазерлей через двери Королевской гостиной. Семь лет его не было дома. Он с наслаждением вдыхал привычный аромат дубового дерева, лаванды и воска. Пребывая в изгнании, он думал, что привык к жизни во Франции, к обычаям этой страны. Но теперь понял, что это заблуждение: единственное место, где он может жить, — это его родина. Здесь корни, питающие все его существо. Как же тяжело ему будет расставаться со всем этим завтра, когда придет час отъезда!
Если бы он знал, что Софи с нетерпением ждет его возвращения, ему легче было бы расставаться с Англией. Он страстно любил свою жену, но она вышла за него замуж по расчету, а любить могла только себя. Теперь ему казалось невероятным, что он не смог понять это сразу. Во Франции молодым людям не разрешают находиться наедине до свадьбы. У него было лишь пять минут, чтобы объясниться в любви и предложить ей свою руку и сердце, зная при этом, что ее мать и две тетки подслушивают за дверями. Когда она согласилась, он поцеловал ее. Его позабавило, что она весьма вяло отвечала на его поцелуй. Однако Майкл решил, что Софи стесняется подслушивающих родственников и что все будет по-другому после их свадьбы.
Она не пожелала уезжать из родительского дома. В день свадьбы она умоляла его своим мягким, вкрадчивым голосом, глядя на него восхитительными янтарными глазами:
— Зачем нам переезжать куда-то до того времени, как у тебя возникнет возможность отвезти меня в Сазерлей. Хочу, чтобы это поместье стало нашим первым настоящим домом. А любое другое жилье здесь, в Париже, испортит мне все впечатление.
Он согласился с ее прихотью, обрадованный тем, что Сазерлей так много значит для нее. Их брак, однако, превратился для него в ад. Он, как мог, старался избегать ее. Майкл считал, что ее таинственные взгляды из-под длинных ресниц говорят о предстоящих чувственных утехах. Но он ошибался. Она была холодна, осторожна и скрытна…
Медленно поднимаясь по Большой лестнице, молодой человек испытал неприятное чувство, увидев портрет лорда-протектора там, где раньше находилось изображение королевы Елизаветы. Ступени скрипели под его ногами, и он время от времени останавливался, опасаясь, что его могут услышать. Свет луны освещал резную решетку, и ему вспомнилось, как в детстве он однажды добрался по ней до самого потолка, рискуя сломать себе шею, а спустившись вниз, заработал пощечину от Кэтрин.
Проходя мимо решетки, он вдруг услышал какой-то глухой звук. Майкл замер и прислушался. Звук раздался над его головой, на чердаке, и у него возникло такое ощущение, что человек наверху тоже замер, опасаясь, что его услышат. Но Джулия говорила ему, что служанки ночуют в комнатах возле кухни, а слуги-мужчины — в помещении над конюшней. Если кто-то находится на чердаке, то это небезопасно для Майкла. В любой момент этот человек может спуститься вниз и наткнуться на непрошеного гостя. Майкл на цыпочках прокрался за комод и стал наблюдать.
Кто-то спускался с чердака. Свет от свечи плясал на ступенях лестницы, слышался шорох шелкового халата. Затем, к его неописуемому удивлению, он увидел мать. Сначала ему показалось, что она идет во сне, как лунатик. Но тут же он понял, что мать идет крадучись и оглядываясь по сторонам.
— Мама! — прошептал он. — Это Майкл. Я здесь!
Она прижала руку к груди, словно у нее кольнуло сердце, и закачалась. Майкл взял у нее свечу, мать упала ему на грудь и зарыдала от радости.
— Мой сын! Я не верю, что ты вернулся. Что случилось? Король и кавалеры вернулись в Англию?
— Нет, мама. Я все объясню тебе. Давай спустимся в Королевскую гостиную и поговорим там.
— Я не могу пойти туда, — она вдруг заволновалась. — Уже почти рассвело, и мне надо возвращаться в спальню. Пойдем в комнату Мэри! — тут в ней проснулся материнский инстинкт. — Тебя надо покормить. Она найдет что-нибудь для тебя и подыщет чистую одежду, которую мы приготовили к твоему возвращению. Позже мы встретимся с тобой в подземелье.
Он внимательно посмотрел на нее.
— Что так испугало тебя? Твой муж плохо с тобой обращается? — его голос стал жестким. — Если так, то я…
Она решительно покачала головой:
— Нет, но я не хочу, чтобы он спрашивал, почему меня не было в комнате, когда он проснулся. Если меня беспокоит бессонница, я люблю бродить по дому.
— И по чердаку? — воскликнул он недоверчиво, стараясь не отставать от матери, которая почти бегом направлялась к комнате Мэри.
— Там очень спокойно, — отвечала она неопределенно. Они подошли к двери комнаты. Анна открыла ее, заглянула внутрь и поманила за собой сына, взяв у него свечу: — Прикрой дверь и стань в темноте. Я приготовлю ее.
Подойдя к кровати, она прикоснулась к плечу спящей девушки:
— Мэри, проснись.
Мэри зашевелилась, потом села в постели, откинув с лица прядь волос и прищурилась от света.
— Что случилась?
— Ничего. Майкл приехал.
Он смотрел на Мэри. Она выглядела так же трогательно, как и в тот раз, когда он впервые увидел ее, идущую на казнь. Однако теперь ей было уже двадцать три года, и если раньше она производила впечатление хорошенькой, то сейчас стала настоящей красавицей. Те испытания, через которые ей пришлось пройти, наложили свой отпечаток. В ней чувствовался характер. Ее тело стало вполне женским, под ночной рубашкой угадывалась полная грудь. Как только девушка поняла смысл сказанного ей, лицо ее покрылось румянцем. А Майкл почувствовал к ней такое же влечение, какое испытал семь лет назад в подземелье.
— Где он, Анна? — спросила она дрожащим голосом.
Он подошел к кровати. Она спрыгнула на пол и замерла, не в силах подойти к нему.
— Рад тебя видеть, Мэри, — сказал он, улыбаясь.
— Я снова могу говорить. Голос вернулся ко мне.
Он уже давно знал об этом из писем, в которых ему осторожно сообщали о том, что Мэри излечилась от некой болезни, однако понимал ее желание лично сказать ему об этом. Он уже обратил внимание на то, что у нее очень мягкий и приятный голос.
— Я слышу, — он поцеловал ее в щеку. — Хотел бы я находиться здесь, когда ты только начала говорить.
Анна достала из шкафа халат Мэри, которая, не отрывая взгляда от Майкла, надела его. Слава богу, он рассказывал о своей встрече с Кристофером и Джулией в Оксфорде, а Анна задавала ему всякие вопросы, так что они не обращали внимания на ее пристальный взгляд.
Он возмужал и казался Мэри даже более привлекательным, чем раньше. Тонкие, по французской моде, усики придавали ему франтоватый вид. И все же ей казалось, что он лишь вчера покинул Сазерлей, и она любила его не меньше чем прежде. Только теперь она стала настоящей дамой, обучилась изящным манерам и привыкла к аристократическому образу жизни. Если бы он по-прежнему был холост, она не упустила бы его. Но что ему теперь до нее и ее нежных чувств!
Он вынул из кармана миниатюрный портрет своей жены и показал его Анне и Мэри. Девушку словно ударили ножом в сердце, когда она услышала слова Анны, назвавшей Софи красавицей. Мэри взяла в руки портрет и заставила себя взглянуть на женщину, похитившую сердце Майкла.
Анна, не желавшая расставаться с сыном, но спешащая в свою спальню, пообещала ему увидеться с ним позже при первой же возможности. И выбежала из комнаты. Он положил портрет в карман.
— Когда ты ел в последний раз? — спросила Мэри.
— Вчера вечером. Я очень хотел поскорее попасть домой и поэтому почти не делал остановок в пути.
Мэри взяла свечу и, освещая себе дорогу, спустилась на кухню. Служанки еще спали. В кладовой она обнаружила холодный пирог с мясом, хлеб, масло и маринованные огурцы. Он с жадностью накинулся на еду, а она села за стол напротив него.
— За твое здоровье, Мэри! — он поднял кружку с элем и залпом осушил ее. — Французское вино считается самым лучшим в мире, но, когда у человека пересохло горло, нет ничего лучше английского эля.
Она ожидала, что он будет без умолку говорить о Софи. Так поступают влюбленные молодые люди. Но вместо этого он рассказывал о своей работе в Париже, о поездках в Лион, где отбирал и покупал шелк, производством которого гордилась Франция. Майкл сообщил ей, что Джо процветает, и рассказал несколько смешных историй о нем.
— А где в Париже находится твой дом? — спросила она после того, как он живо описал ей город, и она как бы увидела перед собой мирно текущую Сену, корабли и узкие улочки.
— В настоящее время мы живем в доме месье Бриссара и останемся там до тех пор, пока я не смогу привезти Софи в Сазерлей.
Ничто в его словах не выдавало недовольства, но обостренным чувством влюбленной женщины Мэри почувствовала, что он коснулся больного места. Может быть, Софи так привыкла к роскоши, что не хочет переезжать в скромный дом, который он в настоящее время не может себе позволить, и согласна поселиться лишь в богатом английском особняке? Сама она готова была жить с ним хоть в шалаше и считать его райским местом.
Вдруг она поняла, что ненавидит эту француженку, которая не может дать Майклу всего того, что он заслуживает. Будучи тихой от природы, Мэри вовсе не была такой покорной, как Анна, и могла чувствовать так же глубоко, как Джулия. Узнав о женитьбе Майкла, она легла в постель и, никому не говоря ни слова, долго плакала беззвучным плачем, пролив море слез. Ее страданиям не было конца. Не зная ничего о его жене, Мэри желала только, чтобы та любила его так же сильно, как она любит Майкла с тех самых пор, как он спас ее от виселицы. Увидев на портрете лицо холодной и расчетливой женщины, скрывающей свое коварство под красивой маской, она воспылала к ней непреодолимой ненавистью. Ей стало казаться, что она вот-вот взорвется, станет кричать и обзывать плохими словами эту отвратительную Софи.
Но Мэри взяла себя в руки, увидев, что Майкл, нахмурясь, смотрит на нее беспокойным взглядом.
— Я хочу спросить тебя кое о чем. Как давно моя мать стала совершать ночные прогулки по дому?
— Что ты имеешь в виду? Я ничего об этом не знаю.
— Я встретил ее, когда она спускалась с чердака. Она объяснила мне, что гуляет по дому, если ей не спится.
Мэри была удивлена.
— Я не знала, что она бывает на чердаке. В последний раз мы с ней поднимались туда перед предполагаемым отъездом из Сазерлея. Хотели посмотреть, что из вещей можно взять с собой.
— Может быть, она нездорова?
Мэри задумалась.
— Да. Я заметила, что она в присутствии Мейкписа как бы уходит в себя, если только он не спрашивает ее о чем-нибудь. Создается такое впечатление, что она витает где-то в прошлом и что мысли ее далеко-далеко. Раньше она постоянно вышивала, а теперь даже не прикасается к вышиванию.
— Судя по твоим словам, она очень несчастна.
— Боюсь, что так оно и есть. Но она носит свою боль в себе. Частично это происходит потому, что она не хочет расстраивать нас, но, кроме того, старается проявлять уважение к Мейкпису, что и должна делать жена по отношению к своему мужу.
Затем Мэри почти слово в слово повторила то, что сказала ему о новом владельце Сазерлея Джулия:
— Я считаю, что Мейкпис отвратительный человек, но он заботится о ней, он влюблен в нее и временами просто с ума сходит от ревности, не разрешая ей общаться с другими людьми.
— Может быть, совершая эти ночные прогулки, она вновь чувствует себя свободной, — предположил он задумчиво.
— Да, я думаю, тут дело именно в этом, — согласилась она. — Однако тебе уже пора спускаться в потайную комнату. Возьми с собой кувшин воды, а я прихвачу постельное белье и догоню тебя.
Взяв из комода простыни, она прижалась к ним щекой, думая о том, что скоро он будет лежать на них. Желание охватило все ее существо, она затрепетала. Потом расправила плечи и успокоилась. Осторожно, присматриваясь и прислушиваясь, она направилась к Королевской гостиной.
В потайной комнате Майкл зажег свечу и хотел взять у Мэри белье, но она не позволила ему.
— Мне не тяжело, — сказала она. — Расскажи мне о Франции, пока я буду стелить тебе постель. Ты упоминал в своих письмах Лион. Что это за город?
Он рассказал ей о ткачах, живущих в жалких домиках. Все члены семьи ткали вместе, чтобы успеть выполнить заказ купцов, которые продавали шелк по всей Франции и за рубежом.
Она слышала лишь его милый голос и не обращала внимания на смысл слов, хотя в ее сознании и возникали образы грохочущих станков и маленьких детишек, ползающих под ними и связывающих оборвавшиеся нитки. Мэри разгладила простыню и повернулась к Майклу. Тот держал в руках отрез шелка, расшитого серебром.
— Вот он, лионский шелк. Я купил вам всем по отрезу. Джулия уже получила свой в Оксфорде. Мне кажется, этот шелк подойдет к твоим светлым волосам. Я стал разбираться в таких вещах, после того как занялся торговлей.
Она медленно подошла к нему и прикоснулась к мягкому шелку. Ее лицо сияло.
— Это мне? О, Майкл.
Он накинул отрез ей на плечи, и они оба подошли к зеркалу, висящему на стене. Ночная рубашка Мэри имела глубокий вырез, халат был полураспахнут, так что шелк сверкал на фоне нежной кожи ее тела. Она не могла произнести ни слова, будто вновь онемела. Неважно, что он привез отрезы и другим родственникам. Этот шелк он выбирал для нее лично. Это его подарок ей.
— Тебе нравится? — спросил он. Его взгляд остановился на груди девушки, видневшейся из под ночной рубашки. Мэри источала аромат женщины, которая еще недавно спала мирным сном. Она возбуждала его.
В этот миг она обернулась и увидела в его глазах то, что не могло отразить зеркало. Слова благодарности за подарок замерли на ее устах. Она приподнялась на цыпочках, взяла его лицо в свои руки и поцеловала в губы.
Он тотчас страстно обнял ее. Они прижались друг к другу. Шелковый отрез упал на пол. Молодые люди слились воедино в жарком поцелуе. Они одновременно двинулись в сторону кровати, возле которой он снял с нее халат и ночную рубашку, а потом сорвал с себя всю одежду. Кровать ходила под ними ходуном. Мэри, лишившаяся наконец невинности, сгорала от наслаждения и никак не могла удовлетвориться до конца. Когда они затихли, то некоторое время лежали в полной тишине, с некоторым удивлением глядя друг на друга.
— Я люблю тебя, — прошептала она. После того что случилось, было уже бессмысленно скрывать это от него. — Я любила тебя с того самого дня, когда ты привез меня в Сазерлей. Меня охватил ужас, когда ты вышел из комнаты, оставив меня с Анной и Сарой.
— Теперь я знаю, что мне вообще не следовало оставлять тебя, — сказал он уныло.
— Обстоятельства были и за и против нас. Мы повстречались с тобой, но именно из-за этой встречи тебе пришлось уехать во Францию.
— Но теперь мы встретились вновь и можем все начать сначала, — от расстройства его голос слегка охрип. Он обнял Мэри за талию, прижал к себе и опять начал целовать ее.
Они вновь занялись любовью, после чего Майкл уснул, а Мэри встала и оделась. Потом она привела в порядок его одежду и аккуратно повесила ее на спинку стула. Поцеловав его в закрытые глаза, она вышла из потайной комнаты. С большой осторожностью Мэри стала подниматься по лестнице, ибо часы уже пробили восемь. В это время и Мейкпис, и слуги были уже на ногах и готовились к завтраку, который обычно подавался в четверть девятого. Ей дважды пришлось прятаться, прежде чем она благополучно добралась до западного крыла. Никогда раньше ей не приходилось так поспешно умываться и причесываться. И все же она опоздала к завтраку на пять минут, чем вызвала недовольный взгляд Мейкписа.
— Если вы хотите оставаться в моем доме, — выразительно произнес он, — то не должны опаздывать к столу.
Анна сочувственно посмотрела на Мэри и вновь склонилась над своей тарелкой. Она с тревогой стала замечать, что хозяин Сазерлея не устает напоминать Мэри, что она живет в доме исключительно по его милости.
В тот же день Майкл встретился с Кэтрин. Ей сообщили о его приезде, и у нее даже щеки порозовели от радости. Он проник в ее апартаменты в полдень, когда Мейкписа не было в доме, а слуги собрались на кухне. Свидание с внуком подействовало на нее, как тонкое вино. В дополнение ко всему ей очень понравился отрез на платье, который привез Майкл. Она оживилась, разговорилась и стала обсуждать с ним положение дел в Сазерлее.
— Придет день, когда наш король вернется в Англию, и тогда все эти сторонники парламента, захватившие чужую собственность, будут вынуждены вернуть ее истинным владельцам.
— Я уверен, что так оно и будет, бабушка. Нам просто надо набраться терпения.
— Боюсь, что Паллистеры обделены этой добродетелью. Мы не терпим промедлений.
— Тут я согласен с тобой, — в его голосе прозвучала ирония, на которую она не обратила внимания.
В ту ночь Мэри пришла к нему в полночь и ушла рано утром, еще до того, как поднялись слуги. Он отложил свой отъезд еще на один день, не в силах оставить любящую его Мэри. Ее стоны во время их любовных игр говорили о том, что она получала огромное удовольствие, в то время как его жена относилась к своим супружеским обязанностям как к тяжкой необходимости. Софи, словно нехотя, подчинялась ему, стараясь не смотреть на его обнаженное тело, а Мэри отдавалась ему со всей страстью, наслаждаясь его силой и выносливостью.
И все же ему нужно было уезжать. Каждый час, проведенный в Сазерлее, грозил ему опасностью. Анна, несмотря на то, что не хотела расставаться с сыном, уговаривала его поспешить с отъездом, наивно полагая, что он не покидает дом из-за нее и Кэтрин. Наконец он открылся ей.
— Я влюблен в Мэри. Я совершил самую большую ошибку в жизни, женившись на другой женщине, но теперь уж ничего не поделаешь.
Анна по своей доброте жалела всех троих.
— Да, тут уж ничего не поделаешь, Майкл. Ты уже обидел Софи, невзирая на то, знает ли она о Мэри или нет. И ты обидел Мэри. Я постараюсь помочь ей, а ты уж как-то извинись перед женой, — ее взгляд выражал жалость. — Уезжай сегодня, Майкл. Когда ты вернешься в Англию вместе с королем и привезешь сюда свою жену, я уверена, что Мэри не захочет жить в Сазерлее.
— Тем хуже для меня.
В ту же ночь они были с Мэри в последний раз и чувствовали, что расстаются навсегда. Майкл знал, что больше его не пошлют в Англию. Один раз ему удалось обмануть власти, прикинувшись французским купцом, но если это повторится, его могут заподозрить и обвинить в шпионаже. Если же он вернется сюда как хозяин Сазерлея, с ним непременно будет Софи.
Рано утром он приготовился к отъезду. Он обнял Мэри за плечи, когда они шли по подземному коридору к лабиринту. Они договорились попрощаться именно там. Садовник должен ждать Майкла у задних ворот и держать его лошадь наготове. Мэри не хотела, чтобы кто-то еще слышал их прощальные слова.
— Я до конца своих дней не забуду часы, которые мы провели вместе, — сказала она тихим голосом, вглядываясь в его лицо, освещенное фонарем, поставленным рядом на восьмиугольную скамью.
Он понял, что она старается запомнить черты его лица, и прижал ее к себе.
— Теперь вся моя жизнь изменится, дорогая. Я пришел к выводу, что не случайно повстречал тебя возле виселицы. Судьба в твоем лице уготовила мне жену, но я не понял этого, пока вновь не встретился с тобой сейчас.
— Я благодарна судьбе за то, что произошло с нами. Если бы ты не рискнул своей жизнью и не прибыл в Англию, у нас не было бы даже этих сладких воспоминаний.
— Я люблю тебя, — прошептал он, чувствуя, что вновь и вновь должен повторять ей эти слова, а потом стал осыпать ее поцелуями, приходя в отчаяние от мысли, что может потерять Мэри навеки. Потом отстранился от нее и исчез среди зарослей, следуя по тропе, ведущей к выходу из лабиринта.
Мэри стояла в лабиринте, пока не уверилась в том, что Майкл поскакал в сторону побережья.