Жемчужное ожерелье. Том 1

ГЛАВА 1

При рождении Джулии Паллистер в октябре 1641 года в ее крошечную ладонь бабушка положила редкую и прекрасную жемчужину и, склонившись над увитой лентами колыбелью, она увидела, как девочка крепко сжала сверкающий камешек в своем кулачке. Потом жемчужину забрали у новорожденной и спрятали в надежном месте. Родители ничего не знали об этом происшествии. Роберт Паллистер праздновал рождение дочери вместе с девятилетним сыном и своими друзьями. Его жена Анна спала в своей спальне на большой кровати, где она час назад разрешилась от бремени, и не знала о приходе свекрови.

Впоследствии Джулии часто снился чудесный, сияющий предмет, очертания которого она не могла вспомнить при пробуждении. Эти сны были так естественны и безгрешны, что девочка никогда никому не рассказывала о них.

Однако ее постоянно привлекали всякие необычные и прекрасные вещи, как будто в них можно было найти разгадку волнующей ее тайны. Она подолгу смотрела на плывущую среди звезд луну. У девочки замирало сердечко при виде лебедя, любующегося своим отражением в зеркальных водах пруда; ее изумлял редкий белый павлин, распускающий свой огромный хвост-веер. Однажды она увидела жемчужно-белого пони и была поражена его красотой.

Произошло это в построенном римлянами городе Чичестере, который находился всего в нескольких милях от ворот ее родного дома в Сазерлей Мэнор.

На Западной улице Чичестера находилась лавка, где продавались ленты. Мать Джулии, которая занималась вышиванием, решила пополнить свои запасы. Джулия, уставшая от посещения лавок, что вполне естественно для семилетнего ребенка, просила разрешения остаться на улице, где можно было увидеть так много интересного.

Джулия была худеньким, подвижным ребенком с кожей цвета слоновой кости, шаловливой улыбкой на лице и большими голубыми глазами. Над ее ушами взлетали каштановые кудряшки, когда она покачивалась, становясь то на пятки, то на носки, как бы привязанная к тому месту, где ей велено было стоять.

Перед ней располагался рынок, в центре которого находился средневековый крест. Рядом с ним стояли торговки, продающие масло. До девочки доносился аромат карамели и пряников, от чего у нее изо рта текли слюнки; менее аппетитный острый запах исходил от стоящего в загоне скота. Она с интересом смотрела на выставленных для продажи лошадей. Среди городской толпы, состоящей из мелкопоместных дворян, горожан, крестьян, торговцев, цыган и нищих, можно было видеть солдат парламентской армии, ибо Чичестер, как и все графство Сассекс, был завоеван Кромвелем во время Гражданской войны.

Над городом возвышался древний собор, который находился на другой стороне улицы. Джулия внимательно разглядывала его, стоя возле лавки. Горящие будто драгоценные камни, средневековые стекла собора были недавно заменены обыкновенным стеклом, ибо Оливер Кромвель и пуритане с подозрением относились ко всему, что напоминало им о католицизме, дух которого они старались истребить в английской церкви. Они разбили прекрасные расписные стекла, которыми люди восхищались с древних времен. Алтарь был осквернен, статуи епископов низвергнуты и уничтожены. Потом в соборе навели порядок, там стали проводиться пуританские богослужения, которые длились порой более чем три часа и не сопровождались игрой на органе.

Судя по тому, как была одета Джулия, она, несомненно, принадлежала к роялистской семье. Она расстегнула ненавистный ей простенький плащ, под которым носила богато расшитое платье, какое родители-пуритане ни за что не разрешили бы надеть своим детям. Однако Джулия предпочла бы, чтоб ее одежду не украшали ленты. Их было слишком много, и они ей просто надоели, потому что постоянно терялись или рвались, когда она лазила по деревьям или ныряла в дырки заборов. Они цеплялись за ветки, если Джулия скакала верхом. Ее платье из желтого шелка было расшито голландскими тюльпанами, бутоны которых, равно как крошечные литья и стебельки, были вышиты весьма искусно. Ленты с вышивкой считались редкостью и очень высоко ценились. Нелегкое это занятие — вышивать по лентам. Но Джулия с удовольствием избавилась бы от всех этих лент.

— Когда ты только родилась, — как-то рассказывала ей бабушка, — твоя колыбелька была вся затянута лентами, так что тебя в ней и не видно было.

Конечно, бабушка просто необидно шутила, и мать Джулии при этом улыбалась. Но сама девочка не сомневалась в том, что здесь есть доля правды.

Джулия с сожалением вздохнула, подумав о том, что вот сейчас мать снова купит ленты.

Но вдруг ее внимание привлек жемчужно-белый пони. Сверкая серебристой гривой и помахивая хвостом, он не торопясь двигался по Западной улице. Верхом на нем сидел черноволосый темноглазый мальчик в высокой шляпе с пряжкой, в коричневой бархатной куртке и бриджах. На вид он был старше Джулии года на четыре. Он прямо и раскованно держался в седле, как будто с младенчества занимался верховой ездой. Рядом с ним, сидя верхом на серой лошади, ехал офицер парламентской армии, который, скорее всего, являлся отцом мальчика. Всадники приближались. Джулия с восторгом смотрела на них, не замечая, что привстала на носки, чтобы лучше видеть восхитительного пони.

Мальчик заметил ее. На его серьезном лице появилось выражение гордости — его пони достоин восхищения. Он сказал отцу, что им следует обогнуть рыночный крест с северной стороны. Отец согласился. Джулия сияла от радости. Оки проедут рядом с ней, и она сможет вволю насмотреться на пони.

Когда же они приблизились, ее ждала еще большая радость. Мальчик посмотрел на нее и сказал:

— Хочешь погладить Пегаса?

Он явно гордился тем, что владел таким пони.

— Да, очень хочу!

Но как только она протянула руку, из лавки вышла Анна Паллистер. Мать с негодованием схватила девочку за плечи, в то время как отец мальчика повернулся в седле, взял пони за уздечку и дернул ее.

— Адам! — крикнул отец хриплым голосом. — Ты что, сошел с ума? Мы не должны общаться с роялистами!

Мальчик посмотрел на Джулию враждебным взглядом, отвернулся и поскакал к отцу. Ее мать негодовала.

— Это же полковник Уоррендер и его сын, Джулия! Они наши соседи, но плохие люди! Как можешь ты вступать в дружеские отношения с врагом? Они уже четыре года ведут с нами войну! Они казнили нашего короля!

Джулия почувствовала, как пылают ее щеки — оттого, что Уоррендеры так плохо отнеслись к ней, и от стыда, что мать отчитала ее, как никогда еще в жизни не отчитывала. И хотя она ни за что не променяла бы своего пони, которого нежно любила, ни на какого другого, девочка не могла удержаться и еще раз посмотрела вслед жемчужно-белому животному с серебристым шелковистым хвостом, удаляющемуся от нее по Северной улице.

По дороге домой, поглядывая на мать, Джулия видела, что та все еще расстроена, хотя и не злится, — по натуре она была очень доброй. Девочка видела милый профиль матери на фоне кожаной занавески, предохраняющей экипаж от сквозняка. У нее были ясные серые глаза с длинными ресницами. Ее волосы, завязанные в пучок, скрывались под шляпой, но над ушами видны были завитые локоны. Такая прическа совсем не закрывала шею, которая у Анны была похожа на лебединую.

Джулия предполагала, что когда они вернутся домой, ее бабушке, верной роялистке, будет рассказано все о случившемся в Чичестере.

Кэтрин Паллистер была дородной пожилой леди, которая пристально следила за поведением своей внучки, ругая ее за всякие проступки, а то и подшлепывая, чего никогда не делала мать Джулии. Тем не менее внучка и бабушка были привязаны друг к другу. К тому же Кэтрин была единственной бабушкой Джулии. Их характеры были очень похожи: обе отличались уравновешенностью, но стоило им только распалиться, тогда их гневу не было границ.

Экипаж ехал через деревню. За мельницей и лесом уже виднелся Сазерлей. Все горести Джулии вмиг улетучились, как только она увидела родной дом, который очень любила. К дому вела аллея длиной в полмили, по краям которой росли вязы. Они стояли в новом весеннем зеленом наряде. По обе стороны аллеи простирался парк. Выглянув из экипажа, Джулия увидела озеро, где она обычно кормила уток и лебедей. Мелькнул замысловато спланированный лабиринт диаметром в сто ярдов, и их взору открылся вид, который удовлетворил бы самый пристальный взгляд.

Сазерлей Мэнор, выходящий фасадом на юг, был меньше других загородных особняков, находящихся по соседству. В знак почтения к королеве Елизавете, в чье царствование его построили, этот дом напоминал букву Е. С правой и левой стороны особняка выступали по одинаковому крыльцу, а высокое парадное крыльцо поднималось до второго этажа. Что-то теплое и привлекательное чувствовалось в облике этого сооружения, построенного из красно-коричневого кирпича с кремниевыми вкраплениями, которые смотрелись как бриллианты. За домом виднелись Сассекские холмы, чьи склоны зеленели летом, а зимой покрывались белой пеленой снега.

Джулии казалось, что Сазерлей источает такой аромат, будто мимо него только что промчалась благоухающая королева Елизавета. Тут пахло травами, медом, чистым бельем, лавандой и апельсинами, лежавшими в двух редких китайских вазах, расписанных в голубой, зеленый и красный цвета. Эти вазы привез ее дед Нед Паллистер, совершивший множество путешествий на далекий Восток и утонувший еще до рождения своего единственного сына Роберта.

Джулия почти не видела своего отца — широкогрудого мускулистого человека — в течение пяти лет после своего рождения, потому что он сражался за короля и вернулся домой только после битвы при Нэсби, где роялисты потерпели сокрушительное поражение и проиграли войну. Но с тех пор Роберт Паллистер, полюбив семейную жизнь, старался наверстать упущенные годы и много внимания уделял Джулии и ее старшему брату Майклу.

Джулия знала, что отец очень недоволен тем ограничением, которое наложили на него — ему разрешалось удаляться от дома на расстояние не более пяти миль. К тому же он, как и другие офицеры королевской гвардии, облагался очень большими налогами. К счастью, поместье Сазерлей имело в радиусе как раз пять миль, и Роберт часто объезжал его, следя за порядком и внимательно выслушивая жалобы крестьян. Майкл ездил с отцом или совершал объезды поместья самостоятельно. Он, как и отец, очень заботился о земле и хозяйстве. Джулия при любой возможности старалась ездить с ними.

— Опять ты путаешься под ногами, — дразнил ее Майкл, когда они с отцом выезжали верхом из конюшни, а она подъезжала к ним на своем пони. Ее брат был веселым юношей с внушительной челюстью и прямым носом. Брови у него были не такие густые, как у Роберта, а глаза — серые, как у Анны, но лишенные блеска.

Джулия всегда смеялась в ответ на его колкости. Он подшучивал над ней, говоря, что ее кудряшки такого же цвета, как грива его рыжей лошади. Но девочка считала это комплиментом, поскольку ей очень нравился такой цвет. Она надеялась, что это так и есть на самом деле. Она наслаждалась компанией брата, но поездки с отцом нравились ей больше. Тут она чувствовала себя почти взрослой. Ради того, чтобы поехать с ним, она игнорировала занятия с учителем, хотя отец и ругал ее за это. Джулия занималась с учителем два раза в неделю. В остальные дни ей нужно было выполнять домашнее задание. Роберт и Майкл никогда не брали ее с собой на охоту, так как ни она, ни мать не выносили подобных развлечений.

Экипаж подъехал к ступенькам крыльца Сазерлея. Обычно Джулия тотчас же неслась в дом и рассказывала бабушке обо всем, что видела и чем занималась в городе. Но на этот раз она была слишком обеспокоена происшествием в Чичестере. Она так медленно шла за матерью, что Анна уже успела подняться на второй этаж, в то время как Джулия еще только входила в дом. Ей повстречался Майкл, который нес в сетке шары и собирался играть в них на лужайке за домом со своим другом по Вестминстерской школе Кристофером Реном, уже ждавшим его там. Кристофер приехал погостить у них несколько дней. Молодые люди должны были вместе отправиться в Оксфорд и поступить в Уэдхэм-колледж.

— Хочешь посмотреть, как мы будем играть, Джулия? — спросил ее Майкл.

Она тяжело вздохнула:

— Я думаю, мне не стоит пока показываться людям на глаза. Я расстроила маму.

— Что ты наделала?

— Я разговаривала с одним из Уоррендеров.

Майкл выразил на лице удивление и присвистнул. Такого он от сестры не ожидал.

— Да, это никому не понравится.

Майкл редко сердился, и его укоризненный тон должен был произвести на Джулию впечатление, но она уже не чувствовала за собой вины. Ей понравился этот прекрасный пони, а мальчишка Уоррендер проявил к ней дружелюбие, и все шло нормально, пока родители не напомнили им, что их семьи враждуют между собой.

— Я хочу высказать все начистоту бабушке.

Она убежала от брата и проникла в библиотеку, где Кэтрин читала книгу, которую отложила, как только увидела внучку. Джулия рассказала бабушке о случившемся с ней.

Кэтрин выслушала девочку, не перебивая. Ей было чуть больше восьмидесяти. Выглядела она величественно и грациозно. У нее был тонкий аристократический нос, сверкающие, как бусинки, карие глаза и острый подбородок. Ее белые как снег волосы были уложены на голове по старой моде. С самой молодости, с тех дней, когда она была фрейлиной при дворе королевы Елизаветы, Кэтрин укладывала волосы только таким образом.

— Но ведь ты не знала ни полковника Уоррендера, ни его сына, мое дитя, — сказала она, рассудив по справедливости. — Мы не поддерживали никаких отношений с Уоррендер Холлом с того самого времени, как началась война и мы оказались в разных лагерях, хотя когда-то покойный отец полковника, сэр Гарри Уоррендер, был моим хорошим другом. Забудь о случившемся, Джулия. Понятно, что твоя мать расстроилась, но теперь она, должно быть, уже простила тебя. Ни она, ни отец не станут ругать тебя за это.

После того как ее так великодушно простили, Джулии следовало бы забыть о том, что произошло с ней в Чичестере, но образ прекрасного пони не выходил у нее из головы, а вместе с ним она вспоминала и серьезное юное лицо Адама Уоррендера. Теперь, когда ей снились сны о каком-то таинственном жемчужном предмете, девочке стало казаться, что разгадка его тайны близка, как никогда. И если бы из серебристого тумана вдруг показался Адам, скачущий галопом на своем пони, она не удивилась бы. Впервые Джулия испытала потребность обсудить с кем-нибудь свой сок.

Она решила довериться Кристоферу, которого считала своим другом. Накануне его отъезда в Оксфорд вместе с ее братом она нашла Кристофера возле озера. Он не слышал, как она подошла. Отбросив книгу в траву, он прислонился к дереву, наблюдая за лебедями и утками, скользящими по глади воды.

Не понимая, что могло расстроить этого жизнерадостного юношу, Джулия подняла книгу и открыла ее наугад. Она была написана на латыни, которую изучают студенты. Но она уже тоже немного знала этот язык, а также французский, так как занималась им со своим учителем. Учить языки было непросто, но такова уж судьба дворянских детей. Бабушка говорила ей, что королева Елизавета постановила начать обучение детей языкам с трехлетнего возраста. Бабушка считала, что ей повезло, так как она избежала этой участи.

— Почему тебе так не нравится эта книга, Кристофер? — спросила она с любопытством.

Он резко повернулся к ней, на лице его тотчас же появилась улыбка, как только он увидел Джулию. Его плохое настроение вмиг улетучилось. Худой, костлявый юноша среднего роста имел длинные вьющиеся волосы, которые по моде того времени доходили до плеч, обрамляя его добродушное лицо. У него был большой нос правильной формы. Иногда он манерно склонял голову набок, делая это быстро, почти по-птичьи. Он подошел к ней и присел рядом на корточки, так что его лицо оказалось на уровне ее лица.

— Мне нравится содержание этой книги. Я даже перевел ее на латинский. Это математический трактат, написанный самым выдающимся математиком нашего времени.

— Почему же тогда ты бросил ее?

Он не сразу ответил. Как объяснить ей, что его привело в замешательство предисловие, о котором он и не подозревал? Он принимал как само собой разумеющееся тот факт, что обладает большими знаниями и является автором некоторых изобретений, плохое здоровье и слабая грудь обрекли его на академический образ жизни, в то время как Майкл и другие его ровесники не только сидели за учебниками, но и занимались спортом. Он полагал, что хвалиться тут, собственно, нечем, но автор предисловия раструбил об этом на весь мир, заявляя, что переводчику трактата всего пятнадцать лет и что молодого изобретателя Кристофера Рена ждет большое будущее.

— Меня обидело предисловие, хотя его автор и не собирался меня обижать, — признался он, беря книгу из рук Джулии, — но я уже забыл об этом. Автор был настолько добр, что прислал мне книгу со своей дарственной надписью, и я отношусь к его труду с большим почтением. Ты пришла сюда, чтобы покормить лебедей?

— Нет. Я хочу спросить тебя кое о чем. Давай погуляем по берегу озера.

Говоря о прогулке, она подразумевала прыжки и беготню, так как отличалась завидным здоровьем и энергией. Он не спеша шел по берегу, а она прыгала вокруг Кристофера, рассказывая ему свой сон.

— Итак, что же это за таинственный предмет, который является мне во сне? — спросила она наконец.

Он долго думал перед тем, как дать ей ответ.

— Мне было бы не трудно объяснить твой сон математически, но он находится в той сфере, которую не выразишь на бумаге, а я не провидец. Однако я полагаю, что тебе суждено замечательное будущее. В свое время ты узнаешь, что уготовила тебе судьба.

Ответ озадачил ее.

— Ты думаешь, что меня ждет богатство?

Он улыбнулся. Его забавляло то, как буквально все понимают дети.

— Тут дело не в деньгах. Возможно, в жизни с тобой случится нечто необычное. Тебе предстоит многое повидать.

— Но я не хочу покидать Сазерлей, — она еще не думала о замужестве и семейной жизни. — Я люблю свой дом, всех, кто обитает в нем, и наших друзей, к которым относишься и ты, Кристофер.

— Я весьма польщен.

— Я знаю, что мой отец может вновь отправиться на войну биться за дело роялистов, но он опять вернется домой, когда война кончится. Майкл едет с тобой в Оксфорд, но он будет приезжать сюда, да и ты не забудешь нас. Мама и бабушка навсегда останутся здесь, как и я.

Он больше ничего не сказал ей. Пусть она думает, что ей не суждена разлука с семьей. Гражданская война и так потрясла Сазерлей, пагубно отразившись на ее детских годах. Не обошла она стороной и Кристофера.

— Неважно, когда и где осуществится твоя мечта и твой сон станет реальностью, — он хотел вселить в нее уверенность. — Признаю, что завидую твоему сну.

К его удивлению, она замерла, а потом захлопала в ладоши.

— Я хотела поделиться с тобой своим замечательным сном.

Он посмотрел на нее серьезным взглядом:

— Никогда еще мне не дарили такого ценного подарка.

В течение какого-то времени, последовавшего за этим разговором, ей казалось, что она достигла своей цели: сон стал сниться ей реже, как будто она действительно поделилась им с другим человеком.

Хотя Джулия была еще совсем маленькая, она уже понимала, что ее отец не успокоится, пока монархия не будет восстановлена. Казнь короля еще больше ожесточила его. Анна была менее догадлива, чем дочь, и полагала, что муж успокоился и примирился с английской республикой. Кэтрин же подозревала, что у Роберта совсем другие намерения, и не ошиблась. Вскоре он заказал тарелку с изображением профиля молодого человека, которого все роялисты называли королем Карлом Вторым, хотя он и не был еще коронован. Обрамленный лавровым венком портрет поместили в Длинной галерее Сазерлея среди других произведений искусства, которые украшали дом со дня его основания.

— Внимательно вглядись в это лицо, — говорил Роберт Джулии, крепко держа ее за плечо, — ибо перед тобой наш король. Сейчас он находится за морем, но с Божьей помощью скоро его коронуют в Вестминстерском аббатстве.

Она с недоумением посмотрела на отца:

— Но Оливер Кромвель не знает об этом, не так ли?

Роберт откинул назад голову и разразился громким смехом.

— Пока что нет, сладкая моя. Но он узнает об этом!

Практически с теми же словами он обратился и к Анне, показывая ей новый портрет в галерее. Но она выслушала мужа с сочувствием, как будто он говорил о несбыточных мечтах. Она радовалась тому, что они вновь живут вместе и что война окончилась. Анна не хотела, чтобы опять наступило тревожное время.

Муж был всем для нее. Она любила аромат табака, который он курил, ей нравилась его длинная трубка и перчатки для верховой езды, которые он бросал весьма небрежно на стол в зале. Анна обожала стойкий запах мыла, которым мыли его слуги.

Мужские голоса и громкий смех раздавались в доме всякий раз, когда ее муж с друзьями возвращались с охоты. Пятимильный запрет распространялся лишь на роялистов, участвовавших в войне. Но многие из живущих по соседству дворян не служили в армии по слабости здоровья или по молодости лет, или по другим причинам. Все они тем не менее являлись убежденными роялистами. Среди королевских офицеров были и такие, которые нарушали пятимильный запрет. Ведь республиканцы не могли уследить за всеми. В то время, когда мужчины охотились, Анна развлекала их жен карточной игрой. Однако в прежние времена народу собиралось гораздо больше. Многие погибли на войне. У иных поместье отобрали республиканцы, и этим дворянам пришлось уехать из Сассекса.

Иногда теплым вечерком Роберт и его жена совершали прогулку после того, как Джулия уже заснула, а Кэтрин укладывалась спать. По тропинке, вдоль которой росли самшитовые деревья, они спускались к озеру. Он обычно нежно ласкал ее, а она мурлыкала от удовольствия, точно кошка. Она полагала, если бы в жизни не было разлук, то они свыклись бы со своей любовью, завернувшись в нее как в удобный плащ, и не горели бы такой страстью друг к другу. Но его долгое отсутствие превратило их снова в начинающих любовников.

Когда они поженились двадцать лет назад, ей было всего пятнадцать. Она была невинна как цветок. Ему к этому времени исполнилось уже тридцать пять, что делало его мужчиной, умудренным житейским опытом. Он до сих пор иногда дразнит ее, вспоминая об их первой брачной ночи, когда она сгорала от стыда и боялась показаться ему обнаженной. Он не настаивал, и она оставалась в длинной ночной рубашке, пока не сняла ее сама, чуть не потеряв сознание от наслаждения, которое доставляли ей его ласки.

После рождения Джулии у нее родился один мертвый ребенок и было два выкидыша. Она считала, что все это результат тех страданий, которые принесла ей война.

Анна надеялась, что опять сможет зачать в ближайшем будущем.

— Никогда больше не оставляй меня! — просила она его в постели после того дня, когда он показал ей портрет короля в галерее.

Эта просьба прозвучала как раз в тот момент, когда Роберт овладел женой. Он приглушенно засмеялся, обнял ее голову руками, посмотрел ей в глаза и подмигнул, как это делают любовники. Она улыбнулась, а он поцеловал ее руку. В порыве страсти Роберт так и не дал ответа на просьбу Анны.

Временами на прогулках или сидя дома Роберт пытался заговаривать с Анной о возможном восстании роялистов, но она всегда искусно уводила разговор от этой темы. С Кэтрин он даже не пытался разговаривать об этом, ибо мать обладала проницательностью, которой не хватало его нежной жене. После казни короля Роберт часто беседовал с матерью о политике. Им обоим казалось, что надеяться можно только на Шотландию.

— Кромвель всегда считал шотландцев бунтовщиками, — говорил Роберт, не скрывая своего удовлетворения по этому поводу. — Они преданы своим кланам, они упрямы и самонадеянны, эти горцы! Сейчас они демонстрируют свое презрение к Кромвелю, заявляя, что считают своим королем Карла Второго. Они кричат об этом даже громче, чем в первые дни после казни короля!

Кэтрин соглашалась, кивая головой:

— Полагаю, что это проблеск света в полной мгле.

— Я считаю это доказательством того, что они вошли в сношения с королем за границей, — Роберт подался вперед, сидя в своем кресле. Они находились в библиотеке, где он подыскивал для матери какую-то книгу, прежде чем между ними завязался этот разговор. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь инкрустированные стекла, ложились на его бархатный камзол и бриджи. Его грудь пересекала лента, расшитая Анной золотом и серебром. Жена также вышила цветы на лентах, которые украшали верх его высоких сапог. Кавалеры в те времена одевались весьма экстравагантно и носили длинные завитые волосы, а если таковых не имели, то покупали себе парики. Роялисты во всем хотели отличаться от пуритан, которых прозвали круглоголовыми. Впервые так называли коротко постриженных ремесленников, которые поддерживали парламент и вступали в бой с людьми короля еще до начала Гражданской войны. Вообще-то сторонники парламента носили длинные волосы, но эта кличка прижилась. Круглоголовые в свою очередь прозвали роялистов кавалерами, имея в виду, что те такие же щеголи и так же любят папу римского, как и испанские кабальеро. Однако люди короля гордились этим прозвищем. Даже во время сражений они носили шляпы с перьями и роскошную одежду. Любящая заниматься рукоделием Анна во многом способствовала тому, что Роберт всегда одевался просто шикарно.

— Сколько лет сейчас этому королевскому отпрыску? — спросила Кэтрин. В последнее время у нее стало плохо с памятью.

— Ему двадцать лет, и он полок огня и задора. Я думаю, нам недолго осталось ждать того дня, когда он захочет заявить о своих правах на трон. И тогда все роялисты, могущие держать в руках меч, соберутся под его знаменами!

Кэтрин посмотрела на мужественное, красивое лицо сына, который так напоминал ей мужа. Те же голубые глаза, что и у Неда, тот же длинный нос и волевой подбородок. Сразу видно, что перед вами смелый, умный и дисциплинированный человек. Его волосы уже потеряли тот золотистый оттенок, которым обладали ранее. Они поседели, но были по-прежнему густыми. Роберт не полысел, как это случилось со многими мужчинами в его возрасте. Но наибольшее сходство с мужем придавали сыну не тонкие усики, а аккуратная острая бородка, которая была в моде у мужчин во времена Тюдоров. Несмотря на небольшие мешки под глазами, начинающую толстеть шею и намечающуюся дряблость тела, Роберт все еще замечательно выглядел, был полон сил и энергии. Она хотела бы, чтобы у него родился еще один сын, хотя Майкл, который сейчас собирался поступать в Оксфорд, ничем не опорочил фамилию Паллистер и шел по стопам своего отца. Что касается Джулии, то любой отец мог бы гордиться такой умной и необычной дочерью. А ведь Кэтрин одной, без мужа, нелегко было воспитывать Роберта, хотя она никогда не говорила ему о своих трудностях. Он был бедовым мальчишкой, что частично объяснялось его бесстрашием, а частично тем, что она не хотела видеть его маменькиным сыночком. Но он остепенился, когда пришла пора серьезно заняться учебой и, оставив Вестминстерскую школу, отправиться в Оксфорд. Однако в нем так на всю жизнь и осталось некое беспокойство, которое она постоянно замечала и которое порой пугало ее.

— Я собирался отправиться в морское плавание, — объяснил ей Роберт, вернувшись из Оксфорда, еще даже не сняв шляпы и перчаток для верховой езды.

Вот и пришел ее час. Все в ней протестовало против этого решения сына, но внешне она оставалась совершенно спокойной.

— В самом деле? А кому же ты оставляешь Сазерлей? Ведь другого хозяина поместья нет. Не тебя ли я учила, как следует вести хозяйство и обращаться с землей? Разве я не говорила тебе, что Сазерлей станет твоим, как только ты достигнешь совершеннолетия?

В его голубых глазах под густыми бровями светились прямодушие и серьезность. Он принял обдуманное решение.

— Согласен. Но я ведь не ухожу в море навсегда. Придет время, и я вернусь сюда. Когда-нибудь я женюсь и порадую тебя внуками на старости лет. Но сейчас я хочу посмотреть мир.

Удовлетворенная тем, что он понимает меру своих обязанностей, она не выдала того, как боится, что он погибнет при кораблекрушении или попадет в руки к людоедам. Да мало ли что может случиться с ним в дальних странах! Тем не менее она благословила его и отпустила в путешествие. Он не должен был знать, как она мучилась и страдала и молилась, чтобы ничего не случилось с его кораблем, который представлялся ей маленькой щепкой среди буйных морских волн.

В его отсутствие она коротала время тем, что присматривала за поместьем, которое он должен был получить в хорошем состоянии по возвращении домой. Когда у нее собирались гости, она выделяла из толпы то одну барышню, то другую, думая о них как о потенциальных невестах ее сына, но со временем все они повыходили замуж, и ей пришлось оставить это безнадежное занятие.

Через тринадцать лет он наконец вернулся домой. Он и раньше дважды возвращался в Сазерлей, но всякий раз опять уходил в море, так что полной уверенности в том, что он останется навсегда, у нее не было. Но тут совершенно случайно он повстречал Анну и уже больше не думал о морских странствиях. Они поженились через несколько недель после встречи, и Роберт взял в свои руки бразды правления в поместье, как будто никогда и не покидал его.

Размышления Кэтрин были прерваны словами сына.

— Война истощила кошельки как сторонников короля, так и тех, кто поддерживал парламент. Я оказался счастливее других, так как поместье приносило доход в мое отсутствие. Ты сама знаешь, какой надежный человек наш управляющий, а Анна ведет учет дел с таким же усердием, как и занимается вышиванием. Тем не менее в случае роялистского мятежа от Сазерлея потребуются новые расходы вплоть до полной победы.

— Да, безусловно. Но мы же как-то выходили из положения раньше. Думаю, что и в будущем найдем какой-нибудь выход. Не обращай внимания на бабскую болтовню и делай, что считаешь нужным.

— Я слышу смелые речи.

— Когда придет время послужить короне, помни, что у тебя всегда будет достаточно средств, и в трудные дни ты не останешься без денег.

Роберт понимал, как тяжело она переживает его возможный уход на войну, но это не отражалось ни в ее голосе, ни в выражении лица, которое хранило некую суровость. Он знал, что она спокойно проводит его в поход, когда придет роковой день.

— Я полагаю, что не разорю поместье. Оно принадлежит тем Паллистерам, которые будут жить после нас.

Как офицер роялистской армии, он не получал никакого жалования во время предыдущей войны и знал, что не будет ничего получать во время предстоящей. Английский дворянин в период военных действий был обязан сам содержать себя, а также вооружать, одевать и обеспечивать лошадьми людей, которых брал с собой в поход. Во время отступления круглоголовые дважды опустошали поместье и похищали драгоценности. К счастью, наиболее ценные украшения были в последний момент спрятаны в саду, и таким образом их удалось сохранить. Анна сама закапывала их там, а впоследствии, когда кошелек Роберта истощился, послала несколько драгоценных камней мужу. Он очень переживал, что вернулся домой лишь в потрепанной и изодранной в сражениях одежде. У него, как и у тех людей, которых он брал с собой, были отобраны оружие и лошади. Он непременно должен отомстить за это.

— Ты настоящая патриотка, мама, — сказал он, восхищаясь ею. Она была польщена комплиментом.

— Хвала небу, что покойный король, который не всегда действовал умно, сообразил послать своего сына Карла и брата Джеймса в Гаагу, чтобы они находились там в безопасности после того, как мы стали проигрывать войну. Бедняжке Гарри тоже стоило бы поехать туда, но в любом случае он воссоединится с ними, когда монархия будет восстановлена.

Шли месяцы, ничто не возвещало о том дне, когда на троне Англии вновь будет восседать король. В течение всего 1650 года жизнь в Сазерлее шла своим размеренным порядком. Минуло Рождество, наступил новый, 1651 год. Пришла весна, началось лето. Анна и Джулия более всего были обеспокоены тем, что Майкл не приедет домой на летние каникулы. Джулию это очень разочаровало. В прошлом году он приехал домой в июне и вел себя как самонадеянный первокурсник: хвастался своими отличными оценками на экзаменах, острил и шутил. Кристофер гостил у них три недели. Хотя он и Майкл большую часть времени проводили у двух хорошеньких сестер, живущих за деревней, Джулии удавалось частенько побеседовать с Кристофером. Ее восхищал барометр, который он подарил матери. Он так доступно объяснил девочке, как устроен этот инструмент, что она сразу же поняла, в чем суть. Но в нынешнем году ей не придется его увидеть. От такой мысли у нее щемило сердце, но она никому не говорила об этом.

Майкл не приезжал в Сазерлей, так как его пригласили погостить у сестры Кристофера Сюзанны и ее мужа, доктора Уильяма Холдера, в Блечингтоне. Предполагалось, что Майкл мог извлечь из пребывания там большую для себя пользу: Уильям, будучи профессором в Кембридже и известным ученым, собирался позаниматься математикой с ним и Кристофером. Уильям познакомился с Сюзанной, когда она жила в Виндзоре. В те дни Кристофер играл с юным королем и другими королевскими отпрысками. Это было еще до того, как над ними начали собираться тучи.

Роберт, который хотел бы более чем когда-либо увидеть сына тем летом, учитывая тот факт, что назревали знаменательные события, все же не стал возражать против его поездки в Блечингтон. В те времена люди проявляли большой интерес к новым наукам, всевозможным исследованиям и небывалым открытиям, так что отец не мог противиться тому, чтобы его сын приобретал математические знания под руководством опытного педагога.

Июнь сменился жарким июлем, и до Сазерлея дошли новости о том, что Карл II высадился в Шотландии и был коронован в Сконе. В то время как другие люди радовались этому событию, Анна предалась печали. Она угасла, как догоревшая свеча. С каждым часом в ней нарастала тревога. А вскоре по дорожке, ведущей к дому, застучали копыта, и прибывший всадник возвестил о том, что король призывает всех кавалеров собраться под его знаменем и присоединиться к шотландской армии, которую он возглавил. Роберт стал немедленно готовиться к походу.