Жемчужное ожерелье. Том 1

ГЛАВА 3

Через несколько дней в усадьбу вернулись лошади. Джулия поджидала их с куском сахара, который специально для нее отколол повар. Казалось, что лошади, которых запрягали в карету, особенно радовались возвращению домой. Они стремительно промчались в конюшню, где для них уже приготовили корм. Звездный свет фыркал и тряс головой, когда Джулия похлопывала его по шее, здороваясь с ним. Потом она все утро каталась на нем. Ее радовало, что на этот раз рядом с ней скакал не грум[2], а мать.

Одной ей разрешалось преодолевать верхом лишь незначительные расстояния по парку. Конечно, Джулии хотелось бы, чтобы рядом с ней находился отец, но и присутствие матери доставляло девочке много радости. Вместе они ходили в поле за цветами, и Анна подбирала какой-нибудь новый узор для своего вышивания. С собой они брали корзинку с деревянным дном, которые делали только в графстве Сассекс. Анна никогда не рвала большие букеты, за исключением весенней поры, когда повсюду, куда ни ступишь, росли колокольчики. Тогда мать и дочь возвращались домой, неся в руках охапки цветов, и заполняли ими вазы по всему дому.

Анна ездила верхом не только потому, что эти поездки укрепляли ее здоровье, но и из любви к пейзажам холмистого Сассекса. Ощущение свободы действовало на нее весьма благотворно. Хотя ей и внушалось — весьма лицемерно, — что она является хозяйкой дома, Анна понимала, что на деле Сазерлеем владеет Кэтрин, отличающаяся весьма властным характером. Вдалеке от дома, среди мирных полей и дубов, Анна чувствовала себя свободной и независимой. Она становилась веселой и беззаботной, каковой не ощущала себя под крышей дома в отсутствие мужа.

Через неделю разразилась гроза. Пошли затяжные дожди. Джулия скучала и капризничала. Она так привыкла совершать прогулки верхом на своем пони! Время от времени девочка перебегала под дождем от дома к конюшне, чтобы навестить своего любимца.

Не в силах более сносить такое существование, она решила обратиться с просьбой к взрослым, выбрав для этого время обеда, всегда начинавшегося в два часа. В отсутствие мужчин дамы Паллистер обедали не в Большом зале, а в примыкающей к нему комнате, которая была поменьше. Однако при надобности ее можно было расширить, убрав фальшивую стенку. Тогда в помещении могло разместиться большое количество людей. После отъезда Роберта эта комната находилась под замком, чтобы облегчить труд прислуги, убирающей дом. Однако когда пришли круглоголовые, комнату пришлось открыть, чтобы те не подумали, будто там хранятся драгоценности.

Прислуга не имела понятия, что существует потайная дверь, ведущая в комнату. В свое время Нед и Кэтрин навидались всякого при дворе — интриги, преследования за религиозные убеждения были обычным явлением. Так что тайное помещение в Сазерлее было просто необходимо. Здесь прятался Роберт, когда за ним охотились круглоголовые.

Прежде чем обратиться со своей просьбой к старшим, Джулия вволю насладилась обедом. В это время года как раз созрели овощи, кроме того, подавался вкусный пирог с поджаристой корочкой. Свежая картошка, горох и бобы приносились прямо с огорода. На десерт подали клубнику.

— Мне кажется, погода улучшается, — заявила Джулия с оптимизмом в голосе, доедая свою клубнику, — может, мне покататься днем верхом, мама?

Анна сидела возле окна и видела, как капли дождя стекают по стеклам. Она не любила ни в чем отказывать Джулии, но считала себя хорошей матерью и заботилась о здоровье дочери, которая в такую погоду могла простудиться.

— Боюсь, что об этом не может быть и речи. Дождь не прекращается, и небо нисколько не прояснилось. Посмотрим, какая погода будет завтра. Я не меньше тебя хочу покататься верхом.

Джулия уже открыла было рот, чтобы поспорить с матерью, но поймала предостерегающий взгляд бабушки и не произнесла ни слова. Девочке невозможно было настоять на своем, когда Кэтрин поддерживала Анну.

После обеда Джулия поднялась на полчасика в свою комнату, чтобы покормить Сюзан Рен едой из воска. Своих больших тряпичных кукол она усадила на кровать и переодела их. Затем она взглянула в окно и увидела, что дождь почти прекратился. Джулия тотчас же бросила кукол и поспешила в Королевскую гостиную.

Анна сидела на своем обычном месте у окна и вышивала красные маки на белой шелковой ленте. Услышав стук открывшейся двери, она подняла голову и увидела дочь, входящую в комнату. На Джулии был халат из тафты цвета яркого пламени. Ее каштановые волосы казались рыжими, как шерсть лисицы. Улыбаясь, Анна приложила палец к губам и кивнула в сторону Кэтрин, которая мирно дремала в кресле. Джулия подбежала к матери, прижалась к ней и прошептала, как будто продолжая разговор, начатый за обеденным столом:

— Может, мне поехать покататься?

— На улице еще моросит. Ты и Звездный свет сразу же промокнете, — отвечала ей Анна тоже шепотом. — Как только установится солнечная погода, мы поедем на прогулку вместе.

— Но я могу надеть мой плащ с капюшоном.

Анна покачала головой, как бы выражая этим недовольство упрямством дочери, и решительно отказала ей. Тяжело вздохнув, Джулия подошла к окну и стала барабанить пальцами по стеклу. Чайки, прилетевшие сюда с моря, напуганные бурей, летали подобно сорванным ветром лепесткам на фоне почерневшего неба. Она хотела бы быть такой же свободной, как они. Ей хотелось мчаться через парк на своем пони.

— Дождь, дождь, перестань, — повторяла она шепотом, надеясь, что так ей удастся добиться своего. Искоса поглядывая на мать, она видела, что той все это уже начинает надоедать, но делала вид, что не слышит ее шиканья.

Внезапно на всю комнату прозвучал громкий голос Кэтрин:

— Ладно, хватит!

Джулия вздрогнула. Тем не менее ее обрадовало, что бабушка проснулась. Девочка никогда не скучала с ней. Ничего, если та и подшлепнет ее как следует. Она повернулась и посмотрело на Кэтрин, которая находилась в противоположном углу комнаты:

— Я разбудила тебя, бабушка?

— Конечно, разбудила.

Кэтрин нравилось, что внучка всегда говорила то, что думала. Она поманила ее к себе костлявым пальцем:

— Поди-ка ко мне.

Глядя на идущую к ней девочку, Кэтрин обратила внимание, как уверенно та держится, хотя и знает, что ей не избежать наказания. Ее отличала весьма изящная походка, а вышитые ленточки только подчеркивали это изящество. Уже не в первый раз Кэтрин подумала о том, что Анне стоило бы одевать ребенка поскромнее. Такое платье, которое было на Джулии, могла бы носить любая придворная дама. Причина неразумной роскоши, очевидно, заключалась в том, что сама Анна в детстве не имела возможности хорошо одеваться, и первые дорогие вещи у нее появились только когда она вышла замуж за Роберта. Будучи тонко чувствующей и артистической личностью, она выражала себя в нарядах.

Джулия остановилась возле кресла:

— Что, бабушка?

— Ты надоедаешь своей маме.

— Я знаю.

— Дождливая погода никому не может нравиться, но ты ведь уже достаточно взрослая, чтобы научиться хорошо себя вести.

Анна заговорила, сидя в своем кресле, пытаясь защитить ребенка, которого она сама никогда не наказывала.

— Джулия уже три дня томится по верховой езде из-за этого дождя.

— Это не может служить ей оправданием.

Джулия ткнула пальцем себе в грудь:

— А я и не оправдываюсь.

Кэтрин нахмурилась.

— Не надо дерзить, — бросила она, потом смягчилась и привлекла девочку к себе: — Я, возможно, придумаю для тебя развлечение получше, чем твой пони, он тебе должен уже надоесть. В моей комнате наверху есть сокровище, которое ждет тебя с самого дня твоего рождения.

— Сокровище! — Джулия пришла в возбужденное состояние, ее глаза стали широкими. — А Майкл видел его? — она всегда как бы соперничала с братом, пытаясь ни в чем не отставать от него. Когда-нибудь она опередит его.

— Нет. Майкл не видел этого сокровища. Оно предназначено для тебя.

— Для меня! О, бабушка! — Джулия стала подпрыгивать и хлопать в ладоши, не в силах сдержать своего возбуждения.

В это время вновь заговорила Анна:

— Мне кажется, мадам, что Джулия еще слишком мала, чтобы оценить всю ценность и значимость такого подарка.

— Я не согласна. Она хорошо учится, а теперь ей пора узнать побольше и о Сазерлее.

Кэтрин трудно было переубедить.

Анна некоторое время раздумывала, а потом кивнула.

— В таком случае я согласна с вами, — она всегда произносила эту фразу, когда ей приходилось уступать в чем-то свекрови. Раздумья же перед согласием как бы указывали на то, что она является хозяйкой дома.

— Хорошо, — Кэтрин облокотилась о ручку кресла и приготовилась встать. Джулия поспешила подать ей трость. Анна, глядя на то, как они покидают комнату, в который уже раз отметила про себя, как похожи их осанки. Анна помнила, что когда она впервые оказалась в Сазерлее, прибыв сюда в качестве невесты, у Кэтрин были такие же каштановые волосы, как и у Джулии. Об этом же говорил и портрет ее в молодости, висящий в Длинной галерее.

Внучка и бабушка пересекли зал по мраморному полу и подошли к Большой лестнице. На первой же площадке Кэтрин остановилась перед портретом королевы Елизаветы.

— Скажи мне, что ты знаешь об этой королеве.

Джулия тотчас поняла, что ее проверяют. Она запрокинула голову, чтобы посмотреть на белое как мел лицо с высоким лбом, длинным острым носом, тонкими бровями и проницательным взглядом. Рыжие волосы украшала диадема из бриллиантов и четыре жемчужины. Рукава красновато-коричневого платья также были унизаны жемчугом.

— Она дала дедушке Неду золота для того, чтобы он мог построить Сазерлей. Она же подарила ему землю.

— Продолжай.

Джулия хорошенько подумала, вспоминая факты, которые узнала на уроках истории.

— Наш новый король, Карл Второй, является внуком Джеймса, шотландского короля.

— Правильно. Что еще ты знаешь?

— Когда Англии угрожало вторжение испанской «Непобедимой армады», королева обратилась к солдатам с проникновенной речью и сказала им, что душой она с ними. Она говорила, что хоть на вид она слабая женщина, но мужеством не уступает королям Англии.

— Все правильно. Вот и ты должна быть такой. Сохраняй стойкость духа во все времена, и ты преодолеешь все на свете.

— Королева, наверное, была доброй женщиной. Когда она подарила дедушке Неду Сазерлей — на Рождество или в его день рождения? — самой Джулии делали подарки только по этим дням.

Кэтрин горько улыбнулась в душе. Елизавета всегда щедро одаривала красивых мужчин. Нед, четвертый сын в семье, принадлежащей к знатному, но обедневшему роду, должен был сам добиваться всего в жизни. Он был храбрым и предприимчивым человеком. На море он не раз участвовал в нападениях на иностранные суда и привозил немало добычи ко двору королевы. Влюбленная в Неда Кэтрин с горечью замечала, что он очарован Елизаветой, хотя в то время она была уже не молода, носила рыжий парик, накладывала на лицо белый грим, а губы красила в ярко-красный цвет. И все же она околдовала его. Когда он говорил о ней, глаза его горели. Он преклонялся перед ней. Кэтрин помнила, как трудно ей было видеть это, хотя она и знала, что преданность Елизавете не угрожает его любви к ней самой. Будучи придворной дамой, Кэтрин не раз являлась свидетельницей того, какое воздействие оказывает королева как на аристократов, так и на простых людей. Немудрено, что многие мужчины влюблялись в эту сильную и энергичную женщину.

Теперь она замечала, что и ее внучка обладает подобной притягательностью и что в дальнейшем она сможет оказывать сильное воздействие на людей. Это было заметно в ее глазах, улыбке, в ее осанке и в том, как она держит голову. Когда ей стало ясно, что Анна может избаловать ребенка, она решила воспрепятствовать этому. Ведь природное очарование ребенка и его способность подчинять себе людей может перерасти в простую жадность и эгоизм. Имея хорошее образование, Кэтрин делала все, чтобы достойно воспитать внучку, развить в ней тягу к знаниям и уважение к традициям. Эти качества весьма почитались в человеке во времена Елизаветы. Анна же учила дочь с пониманием относиться к людям, быть доброй и отзывчивой.

— Сазерлей дедушке подарили не на Рождество и не в день рождения, — отвечала она на вопрос девочки. — Эта усадьба была дана ему в награду за преданность и верную службу. Ведь он сражался с испанской армадой в эскадре вице-адмирала сэра Фрэнсиса Дрейка.

— А если бы армада не была разбита, Англии пришлось бы туго?

— О да. Англией стали бы править испанцы, которые привезли бы с собой этих ужасных инквизиторов.

Джулия вздрогнула. Она не знала, что это за инквизиторы, но ей стало страшно. А Кэтрин все еще думала о муже.

— Королева особенно полюбила Неда, когда он стал капитаном корабля, совершая плавания на Восток. Португальцы уже побывали там, но он обнаружил, что Англия имеет возможность торговать со многими странами, начиная с Индии. Он убедил королеву послать своих подданных в эти отдаленные места, что привело к обогащению Англии.

— А тебе нравилось служить королеве, бабушка?

— О да. Она была суровая и вспыльчивая, но в то же время справедливая. К тому же королева обладала великолепным чувством юмора. Я стала ее фрейлиной, когда мне было пятнадцать лет. При дворе я познакомилась с твоим дедушкой.

Это случилось во дворце Уайтхолл, где королева устраивала балы. Кэтрин вспомнила, какое впечатление произвел на всех Нед — голубоглазый, с лицом, покрытым морским загаром, и волосами цвета тусклого золота. Она прямо вся растаяла, увидев его. Когда он пригласил ее на танец, она затрепетала, как осенний лист на ветру. Ритуальный поцелуй, которым обычно заканчивался этот танец, стал началом их союза.

— А ты покинула двор после замужества?

Кэтрин покачала головой.

— Нет, я продолжала оставаться при дворе и после нашей свадьбы, потому что иначе чувствовала бы себя одиноко во время его морских путешествий, которые продолжались по два года и больше. В конце прошлого века он получил в подарок от королевы землю, и я помню, как мы приехали сюда из Лондона и осматривали место нашей будущей усадьбы. Вскоре мы приступили к строительству дома, — говоря об этом, она живо представила себе тот день. Лето в разгаре, луга, полные цветов и пахучих трав, пение жаворонков. — Архитектор заупрямился, когда я сказала, что хотела бы, чтоб дом выходил фасадом на юг.

— А почему же?

— Он думал, что дому лучше стоять фасадом на север, так как там холмы. Вообще местность, на его взгляд, на севере более живописная. Важной причиной являлось то, что ветер с континента через Пролив приносил заразные болезни. Так тогда считали все люди, которые строили дома в Сассексе. Я сказала, что даже если дом будет стоять не фасадом к морю, все равно вредные испарения смогут проникнуть в него. Архитектор утверждал, что в этом случае опасность будет не так велика. Он предполагал, что Нед сможет убедить меня последовать его совету, но морской капитан придерживался другого мнения. Твой дедушка заявил, что соленый воздух всегда чист, и от того, что дом будет стоять фасадом к морю, его обитатели только выиграют, пусть это море и находится за мили от дома. Сазерлей построили так, как я хотела.

В тот миг она любила Неда, как никогда в жизни. Он повернулся к ней — глаза его светились радостью. Она обняла его руками за шею, смеясь и радуясь своей победе, которую удалось одержать благодаря ему. Они не обращали внимания на потерпевшего поражение архитектора. После того как он уехал, они удалились от кареты, стоящей в узкой аллее, которая потом превратилась в дорожку, ведущую к дому, и предались любви на мягкой траве. Над ними порхали бабочки, а они целовали друг друга. Если бы он тогда не запечатал ее губы страстным поцелуем, ее крик в момент экстаза долетел бы до самой аллеи, где их поджидала карета.

Через месяц начали строить дом, однако работы затянулись в основном из-за того, что наступила зима, а также потому, что Нед в это время находился в плавании, в то время как архитектор хотел иметь дело только с ним.

— Мистер Паллистер должен принимать решения, — говорил он всякий раз, когда она пыталась руководить работой. Этот человек почти не скрывал своей ненависти к ней. Когда Нед осенью вернулся в усадьбу, были воздвигнуты лишь стены дома. Во время его пребывания в Сазерлее строительные работы пошли быстрее, но к моменту гибели мужа на море дом все еще не был достроен. Кэтрин осталась вдовой с разбитым сердцем. Вскоре должен был родиться Роберт.

Хотя Нед и оставил ей все свое богатство, все думали, что она продаст Сазерлей в том состоянии, в котором он находился. Многие тогда хотели бы приобрести эту усадьбу. Но она была дорога Кэтрин как память о муже. Она получила разрешение от королевы покинуть дворец и вместе с сыном перебралась жить в небольшой деревенский домик, откуда каждое утро шла, оставив Роберта под присмотром няньки, к месту строительства, где вела словесные баталии с архитектором. Наконец она поняла, что этот человек мошенник, обманщик и вор, и отстранила его от работ вместе со всеми помощниками.

Как только они уехали на своих гремящих повозках, она вошла в недостроенный дом, который еще даже не имел дверей, и, вскинув вверх руки, прокричала:

— Это не конец! Все еще только начинается.

Она наняла в Лондоне нового молодого архитектора по имени Генри Колшестер. Он привез с собой умелых работников, и они начали с переделки недостроенного дома. Колшестеру не понравилось то, что делал его предшественник. Если бы Кэтрин не была столь удручена своим горем, она вышла бы замуж за нового архитектора или стала бы его любовницей, ибо он вскоре влюбился в нее. Однако потеряв Неда, она уже не могла думать о других мужчинах. Ее утешением являлся лишь Сазерлей, действующий на нее как бальзам на раны.

Когда дом построили, его первой посетительницей стала королева, уговаривавшая Кэтрин вновь стать фрейлиной двора. Но она не хотела расставаться с сыном, который не отличался крепким здоровьем и должен был жить в деревне. Предложение оставалось в силе, но Кэтрин так и не суждено было принять его, ибо в марте следующего, 1603 года за ней прислали карету с эскортом и доставили в Ричмондский дворец, где умирала королева.

Придворные надеялись, что Кэтрин убедит Елизавету лечь в постель, ибо дочь Генриха VIII проявила свое обычное мужество и хотела встретить смерть стоя. Даже без парика на голове, с растрепанными седыми волосами, без белил на лице она все еще выглядела впечатляюще. Кэтрин приветствовала королеву и заговорила с ней. Елизавета узнала ее и улыбнулась едва заметной улыбкой, как бы выражая удовольствие: ее верная фрейлина, леди из Сазерлея, вернулась во дворец, чтобы провести с королевой ее последние часы. Однако с места она не сдвинулась. Никто, даже доктор, не смел прикасаться к ней. Она отказалась от еды и питья. Так проходили часы, и некоторые дамы падали в обморок от усталости, ибо никто не мог сидеть в то время, когда королева стоит. Слава Богу, у Кэтрин нашлось достаточно сил, чтобы не упасть возле женщины, которая всегда была так добра и щедра к ней. Наконец королева бесшумно опустилась на пол. Ее отнесли в кровать, и Кэтрин сама смочила ее лоб тряпочкой, окунув ее перед этим в розовую воду.

— Еще раз спасибо вам, мадам, за Сазерлей, — прошептала она на ухо королеве. В тот же миг ее оттолкнул от кровати лорд Сесил, который боялся, что королева умрет, не объявив преемника. Но королева назвала имя Джеймса Шотландского и мирно почила в бозе.

Лондон еще никогда не видел так глубоко скорбящих людей, как в тот день, когда королеву везли в ее последнюю обитель в Вестминстерском аббатстве. Кэтрин оставалась в городе до дня похорон и видела огромное скопление народа, провожающего Елизавету в последний путь. Затем она навсегда вернулась в Сазерлей.

В Чичестере и окрестных селениях жило немало дворян, которые неоднократно предлагали руку и сердце Кэтрин. Возможно, со временем она бы и вышла замуж, если бы не вопрос имущества: в случае замужества усадьба принадлежала бы уже не ей, а ее мужу. А она не хотела терять Сазерлей, тем более что Роберт, который родился уже после смерти Неда, не упоминался в завещании как наследник состояния своего отца.

Единственный мужчина, которого она любила так же, как и Неда, уже был женат и имел детей. Этим человеком являлся не кто иной, как сэр Гарри Уоррендер, отец того самого неприятного полковника, который отчитал ее внучку в Чичестере. Она припомнила, как сильно нравился ей Гарри. Он был красивым черноглазым мужчиной. Влюбленные друг в друга, они стали тайно встречаться, но когда она поняла, что о них уже ходят сплетни и дело может кончиться скандалом, то не на шутку испугалась. Она думала о честном имени своего сына. Репутация Паллистеров должна быть безупречной. После долгих и болезненных раздумий она решила порвать свои отношения с Гарри. После этого тот сразу как-то постарел, будто им овладел неведомый недуг. Однако страдал лишь его дух, ибо сам он прожил в добром здравии до девяноста лет, каждую неделю выезжая на псовую охоту, пока не умер от разрыва сердца.

После этой влюбленности в Гарри Кэтрин последовала примеру покойной королевы и уже ни с кем не делила свое ложе. В результате она стала лучше понимать Елизавету. Они обе отказались от личной жизни по своей воле: королева — потому, что хотела править страной одна, без участия какого-либо мужчины, Кэтрин же хотела быть свободной и владеть своей собственностью. Однако она владела одним сокровищем, которого не имела королева. Этим сокровищем был ее сын.

Хотя фактически Сазерлей принадлежал Роберту, а теперь его хозяйкой является Анна, Кэтрин в глубине души понимала, что владеет им так же, как и прежде. Почему же парламент не отобрал у них усадьбу, как он сделал это с усадьбами других аристократов?

Она верила в то, что покойный Гарри Уоррендер упросил своих влиятельных друзей в парламенте не трогать дом, который она так любила. После начала войны они уже не встречались с Гарри, так как принадлежали к разным партиям. Но когда судьба изменила роялистам в битве при Нэсби, он, должно быть, понял, что сторонники парламента победят, и перед смертью позаботился о ее благосостоянии. Он определенно понимал, что она догадается о его поступке и что ее благодарность будет безгранична. Она никогда не говорила об этом с Робертом или с кем бы то ни было, боясь, что в таком случае потребуются объяснения, а ей не хотелось вспоминать о прошлом.

Джулия потянула Кэтрин за рукав платья:

— Бабушка, ты хочешь спросить меня еще о портрете королевы?

Кэтрин собралась с мыслями. В старости она делалась все более рассеянной. Она улыбнулась внучке:

— Нет. Ты хорошо отвечала. Теперь мы пойдем в мою комнату.

Поднимаясь по лестнице, Джулия старалась идти в ногу с бабушкой. Проходя мимо резной решетки, девочка попыталась угадать, как называются полевые цветы, вырезанные на ней.

— Этот цветок называется Радость путешественника. Он поднимает настроение людям, совершающим длительные путешествия.

— Я в этом уверена, — сказала Кэтрин, которая уже устала и хотела бы немного передохнуть. Это ей пришло в голову изготовить такую решетку в память о том дне, который она и Нед провели среди цветов. Он привез в Сазерлей лучших придворных резчиков по дереву. Он еще успел увидеть решетку, которая ему очень понравилась, прежде чем его навеки поглотило море.

Когда они уже подходили к комнате Кэтрин, Джулия бросилась вперед и открыла дверь. В этом помещении ее бабушка предпочитала пребывать в одиночестве. Тут было весьма уютно. На покрытых панельной обшивкой стенах размещались полки с книгами, возле камина стояло кресло, ножки которого были гораздо толще, чем у кресел в комнате Анны. Кресло украшали подушки, расшитые тюльпанами. Войдя в комнату вслед за Джулией, Кэтрин, как обычно, сразу же посмотрела на портрет, висящий над камином. Нед был одет в короткие бриджи и камзол и стоял на фоне своего знаменитого корабля, причалившего к поросшему пальмами берегу.

Джулия подбежала к окну, чтобы взглянуть на сад, который неизменно очаровывал ее. Он походил на ковер, узоры которого состояли из цветов и трав. Каждая клумба имела свою изощренную форму: некоторые походили на узел, другие на звезды и полумесяцы. Песчаные дорожки, по которым она так любила гулять, окантовывались белыми камешками, что являлось новинкой в те времена. В конце лужайки находился лабиринт. Джулия как-то сделала попытку разгадать его секрет и для этого стала на стул возле самого окна, но так ничего и не увидела. Вместо этого она упала со стула, ударившись о подоконник. Какая же паника началась в доме, когда ее нашли на полу в бессознательном состоянии! Однако вскоре она пришла в себя, и все обошлось благополучно.

— Бабушка, ты когда-нибудь терялась в лабиринте? — спросила она.

Сама Джулия однажды заблудилась там, но не расплакалась, помня слова Майкла о том, что слезами горю не поможешь. Уже стемнело, когда ее крики наконец услышали. К этому времени слуги с фонарями прочесали уже весь парк. Анна была в отчаянии. Когда старший садовник вывел девочку из лабиринта, лицо Джулии было бело как мел, но в глазах — ни слезинки. Мать обняла ее и заплакала от радости. А бабушка просто пристально посмотрела на нее взглядом, который должен был выражать суровость.

Кэтрин подошла к окну и взглянула на лабиринт.

— Нет, я никогда там не терялась. Нед разработал план лабиринта, хотя ему и не пришлось увидеть его осуществление. Я же хорошо изучила этот план на бумаге и запомнила все тайные ходы и выходы.

Джулия повернулась к бабушке:

— Когда ты поделишься со мной этим секретом? Мама его не знает и знать не хочет, так как ненавидит замкнутые пространства. Она никогда не была в лабиринте. А старший садовник не говорит мне.

Кэтрин улыбнулась и взяла девочку за подбородок.

— Все правильно. Он унаследовал свою работу от отца, и никто, кроме него, никогда не подрезал кустарник в лабиринте.

— Но почему?

— Потому что лабиринт потеряет всю свою притягательность, если все начнут свободно входить туда и легко выходить оттуда.

— Но ведь ты рассказала секрет Майклу. Почему же не хочешь открыть его мне?

— Он старше тебя и когда-нибудь станет владельцем этого дома. Ты узнаешь тайну в свое время, — Кэтрин опять улыбнулась. — А теперь пойдем со мной. Я хочу показать тебе кое-что.

Она повела ребенка за собой в спальню. Джулии нравилась эта комната. Если случалась гроза или девочке снились кошмары, она непременно бежала к бабушке и пристраивалась на ее большой кровати, которая, впрочем, казалась маленькой по сравнению с той, на какой спали родители Джулии. В отсутствие Роберта Анна спала очень плохо, поэтому ни бабушка, ни внучка никогда не нарушали ее покой без надобности.

К удивлению Джулии, Кэтрин подошла к старинному черному сундуку, стоящему у стены. Насколько она знала, там хранилось лишь постельное белье. Она видела подобные сундуки в чичестерском соборе и в деревенской церкви, построенной еще во времена замков, когда рыцари совершали крестовые походы. Она знала, что там хранились церковные ризы, пока их не конфисковали круглоголовые.

— Открой сундук, детка, — сказала Кэтрин, опускаясь в стоящее рядом кресло.

Джулия подошла к сундуку. Она знала, что он не заперт, потому что служанки постоянно берут белье. Девочка открыла крышку и увидела простыни и наволочки. Их вновь аккуратно сложили после того, как в сундуке рылись круглоголовые.

Кэтрин вновь заговорила:

— Вынь оттуда все белье и положи его на пол.

Джулия сделала то, что ей велели. Теперь сундук был пуст.

— Может быть, ты ошиблась, бабушка? — спросила она осторожно. — Наверно, ты спрятала сокровище в другом месте.

Кэтрин улыбнулась и встала. Держась одной рукой за спинку кресла, она прикоснулась пальцем к углублению в сундуке. Тотчас же та часть его, которая казалась дном, поднялась вверх.

— Если бы я запирала этот сундук, круглоголовые заподозрили бы, что тут что-то не так и разбили бы его.

Джулия не отводила взгляда от сундука. Что же хранится там? Может быть, она сейчас увидит испанские дублоны и золотые монеты, захваченные дедушкой Недом во время морских странствий? Или там лежит расписная серебряная тарелка? Кэтрин вдруг жестом фокусника подняла лежащий в сундуке батист.

Джулия вскрикнула от удивления. Внезапно сундук словно загорелся огнем. Там лежало сказочное платье, унизанное жемчугом.

— Оно принадлежит принцессе? — спросила она с благоговением в голосе.

— Нет. Это платье самой королевы. Она разрешила мне выбрать любое платье из ее гардероба в день моей свадьбы.

— Королева Елизавета?

— Да. Оно было ее, а стало моим. Когда-нибудь оно будет твоим, — Кэтрин опустила руку в сундук и дотронулась до сокровища. — Помоги мне вынуть платье, мы разложим его на кровати. У тебя руки чистые?

— Да, — Джулия на всякий случай все же вытерла руки о юбку, а затем склонилась над сундуком. Вместе они поднесли платье к кровати и осторожно развернули его.

Оно сияло, его магия по-прежнему воздействовала на ребенка, хотя фасон уже давно вышел из моды. У него был высокий квадратный воротник, украшенный жемчужинами, которые горели лунным светом. Лиф, расшитый цветами, сверкал золотыми и серебряными нитками. Рукава — пышные в районе плеча и узкие внизу — также расшиты. Всю нижнюю часть платья украшали крохотные, как росинки, жемчужинки. Края были отбиты золоченой тесьмой.

— Почему ты выбрала именно это платье для своей свадьбы? Только потому, что оно такое красивое?

— Не совсем так. Кстати, то, что оно такое дорогое и украшено драгоценностями, для меня не имело значения, — Кэтрин улыбнулась, видя как Джулия пробует на ощупь каждую жемчужину. Девочка и не подозревает о том, что одна из жемчужин с этого платья была у нее в ручке через несколько часов после ее рождения. — Первоначально жемчужин на платье не было. Их дала мне королева, оставив для себя четыре из них. Впоследствии они пошли на серьги. Она любила жемчуг, который всегда украшал ее диадему, бусы и платья. Жемчуг символизирует непорочность. Она понимала, что значат для меня эти жемчужины. Их привез Нед, вернувшись из очередного морского путешествия, а Елизавета оплачивала его плавания, так что часть драгоценностей по праву принадлежала ей.

— Но почему же ты все-таки выбрала это платье, бабушка?

— Королева надевала его только один раз. В нем ей сопутствовала удача, и я сочла это хорошим знаком, предопределившим мой выбор. Иначе мне трудно было бы решать, так как у нее имелось очень много прекрасных платьев.

— Сколько? — спросила Джулия с педантичностью, свойственной детям.

— Ну, не могу сказать точно. Однако когда она умерла, то оставила после себя сотни платьев.

Джулия открыла рот от удивления:

— И все такие же красивые, как это?

— Они были разные — из сатина, бархата, тафты. Некоторые были расшиты серебром и золотом и украшены камнями так, что могли стоять без всякой поддержки. На одном из таких платьев были вышиты глаза и уши. Это означало, что королева видела и слышала все, происходящее в ее королевстве.

— А где же теперь эти платья?

— Ты еще спрашиваешь! — воскликнула Кэтрин, ударив кулаком по ручке кресла. — Когда королем стал Джеймс Шотландский, он женился на датской принцессе Анне. Это была распущенная и пустая женщина. Она думала только о развлечениях. И вот что она придумала, — Кэтрин в негодовании всплеснула руками. — Она наняла одного талантливого человека по имени Иниго Джоунс, и тот переделал все эти платья в маскарадные костюмы!

Джулия жалела бабушку, которая явно вышла из себя. Она бросилась к ней и обняла ее.

— Я буду беречь это платье всю жизнь! Никто не посмеет перешить его! И я надену его в день своей свадьбы!

Кэтрин тронуло это обещание девочки, сделанное со слезами на глазах. Она усадила внучку на маленький стульчик, стоящий возле кресла. Затем обняла ее за плечи:

— Пусть будет так, как ты говоришь, крошка. Ты будешь такой же счастливой невестой в этом платье, какой была когда-то я. Будь же счастлива всю свою жизнь.

Прижавшись к бабушке, девочка умиротворенно закрыла глаза. Кэтрин гладила Джулию по голове. В этот миг девочка нежно любила бабушку, мать, отца, Майкла и Кристофера, которые находились в Оксфорде. Она любила также своего пони, лошадей в конюшне и новорожденных котят. Она любила Сазерлей. Джулия не знала, можно ли любить одежду, но чувствовала, что это платье уже стало неотъемлемой частью ее жизни.

Кэтрин отбросила локон со лба внучки. Как не похож этот ребенок на свою мать! Несправедливо было бы сравнивать Анну Паллистер с датской Анной, ибо у них разные характеры, но во многом эти женщины походили одна на другую. Она вспомнила, с какой гордостью показывала новой обитательнице Сазерлея, тогда еще невесте Роберта, драгоценности, хранящиеся в сундуке, хотя вид их и вызывал у нее болезненные воспоминания о Неде. Женитьба Роберта значила очень много для Кэтрин. Ей казалось, что для нее начинается новая жизнь. Она ждала появления на свет внуков. Эта милая, красивая девушка должна принести счастье Сазерлею. В те дни Кэтрин еще была бодра и полна сил. Она достала платье и приложила к себе, чтобы будущая невестка насладилась им во всем его великолепии.

Анна почти не удивилась и задала лишь несколько вопросов из вежливости. Будучи хорошей портнихой, она выразила восхищение по поводу того, как искусно было сшито и вышито платье, однако его магическое обаяние не тронуло ее. Она не почувствовала всю историческую значимость платья, когда-то принадлежавшего королеве. Ведь эта одежда связывала настоящее с тем временем, когда Англия являлась владычицей морей. Глаза Анны при виде этого сокровища не засияли тем блеском, каким сияли теперь глаза Джулии.

Глядя на платье, Кэтрин вновь стала думать о том, могла ли она воспрепятствовать уничтожению гардероба королевы, останься она при дворе фрейлиной жены Джеймса. Она уже не раз задавала себе этот вопрос. Когда королем стал Джеймс, она конечно не могла предвидеть, что подобное может случиться, и покинула Лондон еще до приезда туда датской Анны.