Жестокие наследники

Он выглядел таким реальным.

— Ты не умерла.

Он звучал так реально. Но он не мог быть настоящим. Он умер.

— Ты не уходила, — повторил он, на этот раз громче, яснее, сильнее.

Он снова начал идти, его ботинки хрустели по стеклу, как будто они тоже были настоящими.

— Ты пришел, чтобы преследовать меня?

Здорово. Теперь я разговаривала с мёртвыми духами фейри.

Призрак Римо снова остановился.

— Преследовать тебя?

— Ты. Умер.

Его рот сжался в мрачную линию.

— Похоже, ты злишься из-за этого.

— Я злюсь.

— На меня?

— Нет, — я покачала головой. — На Грегора. На себя. Не на тебя.

Он снова двинулся ко мне.

— Фух.

— Ты определенно иллюзия, потому что настоящий Римо никогда бы не сказал «фух».

Он издал мягкое, забавно звучащее фырканье.

— И всё же я реален.

— Это невозможно. Ты истек кровью, а потом превратился в пыль!

Я не только разговаривала с призраком, но и спорила с ним. О, Грегор, ты больной, очень больной тип.

Римо остановился в нескольких метрах от меня, больше не ухмыляясь.

— Я предполагаю, что то, что ты видела, было ещё одной иллюзией.

— Это выглядело чрезвычайно реальным.

Он сделал шаг ближе.

— Прикоснись ко мне, Амара. Прикоснись ко мне.

— Повернись.

Раздался треск. Вот и исчезла последняя частичка моего разума.

— Зачем?

— Если ты настоящий, то у тебя будет рана между лопатками, точно так же, как у меня повсюду порезы.

Пристальный взгляд Римо скользнул по моему лицу, как будто только что заметил разнообразие ран, которыми я щеголяла. Между его бровями появилась складка. Небеса, даже его хмурый взгляд выглядел настоящим. Он медленно повернулся. Его спину покрывало столько грязи, что я не могла разглядеть порез, но на его тунике была прореха.

В любом случае, зачем я проверяла, нет ли раны? Подобно бестелесным Неблагим, призраки были фантомами, молекулы их плоти и костей были вялыми, как воздух.

Я раздражённо вздохнула и потрясла головой, пытаясь избавиться от того, что, очевидно, было видением.

— Что? — спросил призрак Римо.

— Я разговариваю с духами, вот что.

Призрак оглянулся через плечо, его глаза были такими же зелёными, как его настоящие.

— Почему ты болтаешь с духами?

Я приподняла бровь, затем ткнула пальцем в воздух, ожидая, что мой палец пройдёт прямо сквозь призрак Римо, но он наткнулся на твёрдую плоть. Я отдёрнула руку, и кровь отхлынула от моих щёк.

— Ты не… ты не… но…

Римо повернулся ко мне лицом.

— Как? — прошептала я. — Как ты не умер? Ты превратился в пепел. Я видела, как ты взорвался.

— Либо ты не можешь умереть в этом месте, либо, как я уже сказал, моя смерть была иллюзией.

— Грязь на твоей тунике. Она была у тебя на груди. Теперь она… теперь она только на твоей спине. Почему? Как?

Римо искоса взглянул на утёс, увенчанный ледяным садом.

— Когда я пришёл в себя, я снова лежал в грязи.

Я наморщила лоб, отчего множество порезов на нём защипало.

— В той, что под порталом?

— Да.

— Портал был там?

Он сглотнул, и его кадык резко дёрнулся.

— Был.

— И он был всё ещё… далеко?

Я не была уверена, почему спросила. Ранее он ясно дал понять, что если портал будет в пределах досягаемости, он не будет торчать здесь. Я была такой ненасытной до наказаний.

— Тебя бы здесь не было, если бы это было не так.

Его молчание усилило интенсивность его пристального взгляда.

— Мы никогда отсюда не выберемся, не так ли? По крайней мере, не без какого-то божественного или королевского вмешательства.

Я вздохнула, а затем сделала нечто настолько нехарактерное, что внук Грегора напрягся, как калимбор... Я обняла фейри одной рукой.

— Ты можешь не поверить в это, — я вдохнула мускусный, минеральный аромат в ложбинке его ключицы, — но я рада, что ты жив.

Он не обнял меня в ответ. Даже не похлопал меня по плечу.

— В это… трудно поверить.

Короткое мгновение я впитывала тепло его тела, а после отстранилась.

— Так же трудно поверить, как в то, что ты спас мне жизнь.

— Как это трудно понять?

Я приподняла бровь.

— Я, очевидно, предпочёл бы быть в плохой компании, чем в одиночестве.

Ой. Поддерживая свою ноющую руку рукой в перчатке, я отвернулась от Римо и вошла обратно в поезд.

— Нам пора двигаться дальше, — холодно сказала я.

Он не сдвинулся с места, и хотя я не отрывала взгляда от кнопки «ЗАКРЫТЬ», я почувствовала, как его глаза скользнули по моему профилю.

Плохая компания. Потому что его компания была о-о-очень-потрясающей.

— Через секунду твоя плохая компания отправится куда-нибудь ещё.

Краем глаза я заметила, как дёрнулась его бровь.

— Сейчас или никогда.

Я положила кончик указательного пальца на кнопку.

Не отрывая глаз от моего лица, он забрался на борт.

— Амара…

Я нажала на кнопку, и двери захлопнулись. И его рот тоже. А затем я нажала вторую кнопку и села на скамейку, прежде чем дребезжащий вагон смог сломать или вывихнуть другую часть моего избитого тела.

ГЛАВА 15. ГОСТИНИЦА

На протяжении всей поездки на волшебном поезде я крепко сжимала веки от усталости, боли и раздражения. Мои кости трещали, пробуждая синяки, о которых я даже не подозревала: на лодыжках, бедрах и животе. Что касается моего локтя… боль там была такой острой, что пот проступил бисеринками вдоль линии роста волос и потёк вниз по шее.

— Что не так с твоей рукой? — спросил Римо, как только поезд остановился. — Она сломана?

Я попыталась разглядеть, вернулись ли мы в Приграничную страну, но окна всё ещё были затемнены.

— Мне кажется, что может и сломана.

Он протянул свою ладонь.

— Дай мне посмотреть.

Когда я не сделала ни малейшего движения, чтобы показать ему свою руку, он вздохнул и поднял её. Я поморщилась и попыталась убрать, но это только усилило пульсацию.

— У тебя распух локоть.

Он коснулся пальцами моего запястья как раз в тот момент, когда дверь поезда издала короткий визг и скользнула в сторону.

Тут не было ни кирпичной станции, ни лупа, а это означало, что мы попали в другую камеру. Потрясающе. Просто потрясающе. Я не могла дождаться, чтобы увидеть, что теперь приготовлено для нас.

— Итак, у нас есть приветственный комитет? Бешеные волки? Мыши-мутанты? — спросил Римо.

Единственное, что было в поле моего зрения, это красная скамейка и белый угол большой вывески, написанной печатными буквами. Я разобрала буквы «Э» и «Н».

— Небо всё ещё белое?

Боль распространилась по моему предплечью. Я снова перевела взгляд на свою руку, которую Римо вывернул так, что моя ладонь была обращена вверх.

— Так? Да?

Моё дыхание вырывалось неровными рывками.

— Что?

— Небо? Оно белое?

Я выглянула наружу.

— Да, оно…

Римо толкнул мою руку к плечу, и что-то хрустнуло. Я взвизгнула, вырывая свою руку из его хватки. Тяжело дыша, я прижала локоть к себе.

— Что, чёрт возьми, с тобой не так?

— Теперь ты должна быть в состоянии двигать ей.

Он отряхнул руки, как будто только что выполнил какую-то грязную работу, и сошёл с поезда.

Я осталась сидеть внутри, ошеломленная, а потом слизнула пот с губ и убрала больную руку от груди. Подвижность действительно вернулась, но, чёрт возьми, боль была невыносимой.

— Тебе придётся потерпеть некоторое время. Кажется, у нас здесь не так быстро заживают раны.

Наконец я встала, и на ногах, которые казались лишёнными костей, сошла с поезда, который был выпуклым, с серебристым кузовом и красными полосами, гладким, но не таким современным, как последний, на котором мы ехали.

— Ты исцелился ужасно быстро для мертвеца.

Римо покачал головой.

— Полагаю, ты могла бы попытаться умереть и вернуться.

— Разве тебе это не понравилось бы? Особенно, если бы я не вернулась.

Вздох расширил его торс.

Прежде чем он смог снова сказать мне, что предпочёл бы плохую компанию отсутствию компании, я вслух прочитала слово на белой вывеске:

— Роуэн.

Мои глаза распахнулись так широко, так быстро, что ресницы врезались в брови. Я обошла Римо, а затем спустилась по нескольким металлическим ступенькам, громыхая ботинками. Я быстро прошла по тротуару вдоль станции и резко остановилась в начале улицы, вдоль которой росли приземистые деревья с распускающимися листьями, заборы из белого штакетника и деревянные ящики на столбах. Металлические номера украшали их бока, а также сочлененный красный рычаг. Были ли это почтовые ящики? Очевидно, мы вернулись на столетие назад, поскольку в наши дни почта доставлялась по электронной почте.

— Предполагается, что это Морган-стрит?

Я не осознавала, что Римо стоит рядом со мной, пока он не заговорил.

Морган-стрит была главной улицей Роуэна. Хотя на протяжении многих лет я посещала место рождения моей семьи по материнской линии, рыбачила на Великих озерах с Паппи и бродила по кладбищу моей семьи с Нимой, я никогда не думала, что городок выглядит так — чередующиеся двухэтажные дома, выкрашенные в пастельные тона, и приземистые кирпичные здания — но, возможно, когда Грегор и Лайнус основали свою тюрьму, именно так выглядел Роуэн.

Из причудливых зданий торчали навесы магазинов. Одно особенно привлекло моё внимание — «МЕСТЕЧКО У БИ». Нима и Нини Касс так часто говорили об этом, что, хотя оно больше не существовало в сегодняшнем Роуэне, всё тут казалось знакомым.

Облегчение затопило меня. Ужас был бы более уместен, потому что этот город не мог бы быть похож на настоящий, который был дорог моему сердцу, и запятнал бы его память. По моей коже побежали мурашки, хотя здесь было не холодно. По крайней мере, в этом был плюс.

Обхватив себя руками, я спросила:

— Как думаешь, здесь снова всё будет фальшивым?

— Есть только один способ выяснить.

Он начал идти.

Первое здание было построено из красного кирпича и называлось «ОКРУЖНАЯ ТЮРЬМА». Римо распахнул дверь, и мы вошли. Там были письменные столы, а за ними громоздкая металлическая дверь. Аккуратные стопки бумаг лежали на столах рядом с огромными квадратными серыми предметами. Я попыталась ткнуть в один из них, но ничего не произошло.

— Что это должно быть?

— Компьютеры.

Я моргнула в сторону огромной коробки, сделанной из пластика и чёрного стекла.

— Ты имеешь в виду, как голоэкраны?

Римо повернул ручку на металлической двери, и она открылась со звуковым сигналом.

— Да.

Он уставился в тусклый коридор, окаймлённый металлическими решётками.

— Тюремные камеры? — спросила я.

Он кивнул.

— Там есть кто-нибудь?

— Насколько я могу судить, нет.

Он отпустил дверь, и она с лязгом захлопнулась, а затем он подошёл к столу и выдвинул ящик. Он выкатился прямо наружу, и внутри загремели предметы. Несмотря на то, что этот мир выглядел добрее, чем два предыдущих, я чувствовала, что всё тут прикрытием, чтобы усыпить нас ложным чувством безопасности. Зло, несомненно, притаилось здесь, подстерегая, как тигрица.

Я склонилась над стопкой бумаг и пролистала их, пока не нашла папку с надписью «Круз Вега». Мои глаза расширились. Был ли это тот самый Круз Вега, который помог Ибе и Ниме освободить Неверру и который умер, чтобы спасти жизнь Нини? Тот, кто вернул Паппи к жизни после того, как Стелла перерезала ему горло? Павший герой, которому мы каждый год отдавали дань уважения в годовщину его смерти?

Я открыла файл и пролистала его, пока не наткнулась на фотографию красивого мужчины с чёрными волосами и зелёными глазами, того самого человека, фотография которого была у Ибы в его офисе. Хотя я была благодарна, что он пожертвовал собой, тем самым позволив моей тёте вернуться в Неверру, часть меня всегда хотела, чтобы он нашёл способ выжить.

— Что ты нашла? — спросил Римо, крутя ручку, которую, должно быть, взял в ящике стола.

— Если это не часть декорации, Круз Вега, похоже, был арестован за, — я пролистала файл, пока не нашла небрежно написанную от руки заметку, — убийство и выдачу себя за судмедэксперта.

Я просмотрела остальную часть страницы, и мой взгляд расширился, когда я заметила имя и подпись залогодателя. Моего отца.

— Думаешь, это реально?

Римо подошёл и заглянул мне через плечо.

— Может быть. Жаль, что твой отец не может вытащить нас отсюда под залог.

— Это было бы удобно.

Я откинула волосы и снова изучила фотографию Круза. Фейри был великолепен как мужчина-модель, не говоря уже о добром, щедром, умном и самоотверженном. Если бы он выжил и был моего возраста или примерно моего возраста, я бы влюбилась в него по уши.

— У тебя немного слюны на подбородке.

Я оторвала взгляд от фотографии и перевела его на фейри, который, к сожалению, выжил.

— Забавно.

Он, очевидно, подумал, что это забавно, так как ухмылялся.

— Пока ты пялилась на мёртвого фейри, я проверил это место, и кроме этой ручки, — он снова повертел её между пальцами, — здесь ничего нет.

Я хотела взять папку с собой, как своего рода сувенир для Нимы и Ибы, но у меня не было сумки, а сувениры этого места лично мне не нужны. Кроме того, всё это было бутафорией или глубокими подделками, так что, вероятно, оно не выдержало бы транспортировки через портал. Я отложила папку и подошла к двери, которую Римо приоткрыл.

— После тебя, Трифекта.

О… ужасное прозвище.

— Почему хорошие люди умирают, а плохие остаются? — спросила я, протискиваясь мимо него.

— Только потому, что он героически погиб, это не значит, что он был хорошим человеком.

— Я позволю себе не согласиться. Это именно то, что это значит.

— Тогда, согласно твоей логике, это делает меня хорошим человеком.

Я остановилась и повернулась к нему лицом. Хотя задняя часть его тела была покрыта грязью, передняя часть была на удивление чистой и без царапин.

— Как это делает тебя хорошим человеком, Римо?

— Ну что ж.

Он щёлкнул кончиком ручки, выталкивая стержень, затем щелкнул ещё раз, пряча кончик обратно.

— Я спас тебя от перелома шеи в последней камере, и умер, делая это.

— За исключением того, что ты не умер.

— Я позволю себе не согласиться, — он снова щёлкнул ручкой. — Я вернулся к жизни, но определённо умер.

Даже при том, что он был прав, называя меня плохой компанией, он сводил на нет любой героический поступок.

— Если хочешь быть героем, в следующий раз оставайся мёртвым.

Он одарил меня кривой ухмылкой.

— Но тогда тебе было бы ужасно одиноко.

— В отличие от тебя, я предпочла бы быть одна, чем в плохой компании.

Я направилась к следующему зданию, зажатому между «Местечком у Би» и тюрьмой, мятно-зеленому двухэтажному дому с надписью «СПА АНГЕЛ».

— Ты выглядишь ужасно озлобленной из-за того, что я назвал тебя плохой компанией.

Я резко обернулась.

— Это должно было быть комплиментом?

Его глаза потемнели. Я подождала пару секунд, пока он извинится. Когда извинений не последовало, я повернулась обратно к спа-салону и распахнула дверь. Звякнул колокольчик над дверью. Я вдохнула, ожидая аромат подогретого свечного воска и экзотических масел. Всё, что я получила, это сухая штукатурка и затхлый воздух. Вдоль стен стояли стеклянные банки, но все они были пусты. Я поднялась по покрытой ковром лестнице, которая скрипела под ногами. Небольшая лестничная площадка вела в три комнаты. В двух стояли массажные столы и пустые шкафы, в одной была небольшая ванная комната, выложенная радужной плиткой. Волнение пронзило меня при виде раковины. Я повернула как горячую, так и холодную ручки, но, о чудо, даже ржавой струйки не вытекло. Я повернулась к унитазу и подняла крышку, обнаружив, что унитаз такой же сухой, как и у меня во рту.

Чёрт.

— Есть что-нибудь полезное наверху? — крикнул Римо.

Несмотря на то, что массажные столы были обиты мягкой тканью и поэтому выглядели относительно удобными, нам нужна была вода, а её не было.

— К сожалению, нет.

Он посмотрел вверх по лестнице.

— Если ты мне не доверяешь, иди и проверь.

Он снова перевёл взгляд на меня.

— Я доверяю тебе.

— Ха. Фэрроу доверяет Вуду. Это, несомненно, должно быть впервые.

Его челюсть подёргивалась, как будто он изо всех сил старался сдержать ответную реплику.

Я протиснулась мимо него к двери, затем направилась к следующему заведению — «Местечко у Би». Вместо того чтобы ворваться внутрь, я вышла на дорогу и осмотрела двухэтажную кирпичную гостиницу с большим панорамным окном. В этом месте было так много истории, что оно почему-то казалось священным. Мне пришлось напомнить себе, что это было не настоящее «Местечко у Би». Просто симпатичная копия, помещенная в параллельную вселенную. Тем не менее, моё сердце не дрогнуло, когда я вернулась к зданию и прижала кончики пальцев к стеклянной двери.

Я застыла на пороге, до меня донесся аромат чего-то сладкого и слоеного.

— Ты чувствуешь этот запах? — прошептала я, входя внутрь.

Ноздри Римо раздулись. Когда его зрачки расширились, я предположила, что аромат не был воображаемым.

Стеклянная дверь захлопнулась за нами, и я подпрыгнула, но потом снова понюхала воздух и выследила запах, как лупа. Мой нос привёл меня к квадратному отверстию, встроенному в стену рядом с лакированным баром. Я заглянула внутрь и различила там блеск металлических столешниц и блеск перевернутых кастрюль. Кухня!

Несмотря на то, что я могла пролезть через отверстие, я зашагала вдоль стены в поисках двери, желудок скручивало в предвкушении. Как только я заметила её, я поискала ручку, но ничего не нашла. Римо, который шёл за мной по тусклому коридору, прижал ладонь к дереву, и дверь качнулась на петлях.

— Я как раз собиралась это сделать, — сказала я.

Он одарил меня своей обычной высокомерной ухмылкой, которая говорила: я намного умнее тебя.

Вместо того чтобы опуститься до его уровня, я вздёрнула подбородок и вошла в полутёмное пространство, где пахло так сладко, что, облизывая воздух, я наверняка почувствовала бы сладость на языке. Мой нос направил меня к большой коробке из металла и стекла, светящейся светом, который окутывал края пузырящегося золотистого пирога. Я ухватилась за длинную ручку и потянула. Порыв горячего воздуха ударил мне в лицо. Я уже собиралась потянуться за сковородкой, когда голос Римо остановил мою руку:

— Ты собираешься обжечься.

— Обжечься? Я сделана из огня.

Я сунула руку внутрь и схватила сковороду. Даже сквозь перчатку жар металла обжёг меня. Я не отпускала её, хотя мне казалось, что материал плавится и прилипает к моей коже. Я почти швырнула сковороду на центральный островок.

— Ты обожглась, не так ли?

Римо проследил за движением моей руки вниз.

— Неа.

Однако мои щёки вспыхнули. Надеюсь, темнота скроет мой румянец.

Римо пересёк кухню, подошёл к раковине и повернул ручку. Я ожидала, что кран будет сухим, но раздался стон, за которым последовал знакомый всплеск, от которого у меня екнуло сердце и сжалось горло. Я шагнула к нему так быстро, что подумала, что вернула себе скорость Охотника. Римо не стал зачерпывать воду; он просто смотрел, как она течёт. Я схватила миску с полки и поставила её под кран, испугавшись, что это случайность и в любую секунду вода закончится.

Я сняла перчатки и положила их на стойку. Кончики моих пальцев покраснели, но, к счастью, не покрылись волдырями. Хотя они казались забавными — немного пластмассовыми, — я не жаловалась, зная, что Римо получит удовольствие от моего затруднительного положения.

Я вынула миску и осторожно отставила её в сторону. Затем я сложил ладони чашечкой и наполнил их водой, вытекающей из крана.

— Амара, может быть…

Предупреждение, которое Римо собирался произнести, замерло у него на губах, когда я плеснула водой на лицо — ощущение чистого блаженства. Я повторила ещё раз. Вода, стекавшая с моего подбородка, была смешана с кровью, жёлтой грязью и остатками моего макияжа.

— Она настоящая, — я ухмыльнулась Римо. — Настоящая вода.

Выражение лица Римо было таким же напряжённым, как и линия его плеч, да и всего остального тела, если уж на то пошло. Когда он не сделал никакого движения, чтобы зачерпнуть немного, я брызнула слегка ему в лицо. Он фыркнул, как будто я только что швырнула в него токсичными отходами.

Я рассмеялась.

— Расслабься. Вода не расплавит твою кожу.

Он что-то проворчал, вытирая лоб рукавом.

Я схватила стакан с полки и наполнила его, а затем жадно проглотила содержимое. Мне снова захотелось рассмеяться. Простые удовольствия. Я наполнила стакан и вложила его в руки Римо. Он неохотно сомкнул пальцы вокруг гладкой поверхности, а затем уставился на неё так долго, что я закатила глаза.

— Я не мертва.

— Пока.

Мой пульс участился при этом единственном слове, а затем моё возбуждение пошло на убыль. Не отравит ли меня вода? По прошествии того, что казалось часом, но на самом деле было не более нескольких секунд, Римо сдался и поднёс стакан ко рту. Его кадык дернулся, когда он осушил его.

Опустошив, он поставил стакан на стол и вытер губы тыльной стороной ладони.

— По крайней мере, если мы умрём, то умрём вместе.

— Как романтично.

Я закатила глаза и обошла стол, решив добраться до персикового пирога. Я отломила кусочек корочки и положила её в рот. Слоёное тесто растаяло у меня на языке и скользнуло в горло. Я удовлетворенно замурлыкала, затем отломила ещё кусочек, и ещё, благодаря Великого Духа за подношение. Может быть, она и не приложила к этому руку, но, несмотря на это, благодарность Ей не повредит.

— Так вкусно, да?

Римо наблюдал за мной с другого конца стола.

Я отщипнула липкий персик и положила его на язык. Взрыв ароматов заставил всё моё тело задрожать.

— Лучшее, что я когда-либо ела.

Я подтолкнула к нему противень, металл заскрежетал о металл.

Он скрестил руки на груди, не делая ни малейшего движения, чтобы оторвать кусочек божественного десерта.

— И тебя не беспокоит, что оно каким-то образом пеклось, когда мы вошли?

Мои позвонки свело вместе, когда я проглотила кусочек персика. Я подняла голову повыше, стараясь расслышать какие-нибудь шаги этажом выше, прежде чем решила, что тот, кто умеет так хорошо печь, мне не враг. Конечно, это привело меня к мгновению озарения.

— Мы не одни, — пробормотала я в изумлении.

Римо не кивнул и не покачал головой. Он посмотрел на пирог, а потом на духовку позади меня.

— Ты выключила духовку?

Духовку? Конечно же, духовка. Так называлась коробка, из которой я взяла пирог. Я резко обернулась. Стекло больше не светилось.

— Могла ли она отключиться автоматически?

Он вздохнул и обошёл мою часть стола. Он открыл духовку. На этот раз ни горячий воздух не выходил из неё, и свет не горел.

— Может быть. Некоторые из них имели встроенные таймеры.

— Откуда ты так много знаешь о духовках? Является ли устаревшая электроника необходимым учебным планом для того, чтобы стать лусионагой?

Уголок его рта скривился.

— Удивительно, но нет. Я узнал о них от мамы. Раньше она управляла пекарней в этом городе.

Верно.

— Напомни, как это называлось?

— «У Астры», но она была не на этой улице. А рядом с гаванью, и поскольку эти камеры, похоже, построены на отдельных улицах, я сомневаюсь, что дедушка включил их в список.

Я потянулась и притянула противень обратно к себе, чтобы отломить ещё кусочек. Римо наблюдал, как я ем. Если бы он был другом, я, возможно, накормила бы его насильно, хотя бы для того, чтобы доказать, насколько это восхитительно, но он не был другом. Мне было всё равно, он мог бы уморить себя голодом. Ещё больше пирога для меня. Я напевала, проглатывая кусочек еды.

— Я тут подумал кое о чём… — сказал Римо.

— Ты? Думаешь?

Он слегка зажмурил один глаз.

— Расслабься. Я просто дразнила тебя. Может, ты мне и не нравишься, но я знаю, что ты умный.

Несмотря на то, что на лицо Римо падала лишь струйка дневного света, я заметила, как покраснели его щёки. Неужели он не привык к комплиментам? Я была почти уверена, что его каждый день хвалили друзья, семья и гарем женщин.

— И что? О чём ты подумал?

Грудь большого светлячка несколько раз поднялась и опустилась, прежде чем ему, наконец, удалось выдавить свой ответ.

— Я думал о пыли Карсина.

Я прищурила глаза, гадая, к чему он клонит.

Он кивнул на мою руку, на тёмные завитки, которые покрывали мою левую ладонь и обвивались вокруг каждого из моих пальцев.

— Она всё ещё у тебя на руке.

— Да, — медленно сказала я.

— Ты можешь вытащить её и использовать, как твоя мать?

Я опустила взгляд на свою татуировку.

— Я не знаю. Я никогда раньше не притягивала пыль.

Я даже не была уверена, что знаю, как её вытащить. Я порылась в своих воспоминаниях, пытаясь вспомнить, видела ли я когда-нибудь, как моя мать делала это, но не смогла вспомнить ни одного случая. Она всегда была так осторожна со своей пойманной пылью. Да, во множественном числе. Она не только завладела пылью бабушки Римо. В День Тумана она притянула виту другого Благого, и поскольку он умер после нападения на неё, она стала принадлежать ей. Обычно это было не так, но Нима не была обычной. Она была почти такой же необычный, как и я.

— Никогда?

Я прикусила нижнюю губу.

Тот факт, что я не имела ни малейшего представления о том, как извлечь её из своей кожи, должно быть, отразился на моём лице, потому что Римо спросил:

— Так ты не знаешь, как этим пользоваться, да?

Я покачала головой.

Он покрутил шеей из стороны в сторону. Раздался негромкий хруст.

— Не могу поверить, что я собираюсь научить тебя владеть оружием, которое ты могла бы использовать против меня…

— Прекрати это.

— Прекратить что?

— Если бы я хотела твоей смерти, ты был бы мёртв. Точно так же, как если бы ты хотел моей смерти, я была бы мертва, — я прислонилась бедром к прохладной кухонной поверхности. — И я не имею в виду в этом мире, поскольку смерть, похоже, не является окончательной.

Он долго смотрел на меня, как будто анализировал мои слова, пытаясь найти хоть одно, которое не звучало бы правдиво.

— Я видел, как твоя мать пользовалась ею. Она коснулась своей татуировки, затем медленно отдёрнула руку, и вита прилипла к кончикам её пальцев.

— И когда это ты видел, как она ею пользовалась?

Я не ревновала, но я была удивлена, что никто иной, а он видел демонстрацию.

— В лифте. Это было одно из моих… видений.

Ох.

— Она спорила с мамой. Должно быть, это было примерно в то время, когда она узнала о том, что случилось с моей бабушкой, потому что она спрашивала твою мать, правда ли это. Если бы она действительно убила Стеллу.

— Это та часть, когда ты говоришь мне, что моя мать высвободила свою пыль, чтобы отравить твою мать?

Он бросил на меня выразительный взгляд, прежде чем отвёл взгляд и потёр мочку уха.

— На самом деле, это моя мать высвободила свою виту, — он произнёс это так тихо, что я подумала, что ослышалась. — Твоя мама отступила назад и схватилась за шею, крича моей, чтобы она остановилась. Что она не хотела, чтобы до этого дошло. Моя мать не убрала её, поэтому твоя мать достала свою и создала что-то вроде щита.

Его глаза казались слегка расфокусированными, как будто он стоял в той же комнате, что и наши враждующие матери.

— Тогда прилетел твой отец, накричал на мою мать, угрожая вышвырнуть её из Неверры, а затем схватил твою и вылетел из калимбора.

Если бы только Грегор не открыл свой большой рот и не проболтался Фейт, что Нима убила его бывшую возлюбленную. Он настаивал на том, что информация просочилась наружу, что он не хотел вызывать раскол между моей матерью и матерью Римо. Хотя, зная любовь вариффа совать свой палец в каждый пирог, я готова поспорить, что его чрезмерное участие не было случайным.

— Трудно поверить, что наши матери были подругами, не так ли?

Я всё ожидала увидеть более молодую версию Нимы, расхаживающую по Морган-Стрит.

— Печально, что твоя мать не может простить мою за несчастный случай.

Он снова уставился в сторону, снова поиграл со своей мочкой.

— Нет. Это не был несчастный случай, Трифекта.

Вена под его родимым пятном пульсировала.

— Геджайве… ты наконец-то увидел свет?

Он снова перевел взгляд на меня.

— То, что я видел, было сценой, которая, возможно, была сфабрикована, насколько я понимаю это место!

Я скрестила руки на груди.

— Поверь мне, если ты был свидетелем того, как я называла твои глаза ядовито-зелёными и использовала цветистые описания твоей личности, всё, что ты наблюдал, было очень достоверным. Такой же фактической, как и всё, что я наблюдала.

Он сильно сжал челюсти.

— За исключением того, что твой дедушка ужасно живой для мертвеца.

Рычание завибрировало в глубине моего горла.

— Потому что Круз Вега вернул его к жизни.

— Твой маленький герой.

Моя кровь закипела так быстро, что я подумала, что мой огонь, возможно, вернулся, но когда я попыталась вызвать пламя, чтобы опалить брови Римо — видимо, я была такой злобной — огонь не вспыхнул ни на моей татуированной ладони, ни на моей нетатуированной.

— В чём твоя проблема с ним?

— Моя проблема в том, что все так одержимы им. Он не в одиночку спас Неверру. Мой дедушка был тоже там, помогал ему.

— Оу. Тебе не хватает признания?

— Мне насрать на признание, Трифекта.

Я сердито посмотрела на него, а он сердито посмотрел в ответ. Я пыталась примирить своё сердце, разбитое из-за его смерти, с тем, что чувствовало моё сердце в тот момент. Я не была уверена, как долго мы смотрели друг на друга, но подозревала, что пирог теперь такой же холодный, как мир, который мы оставили позади.

Я оттолкнулась от стола и покачала головой.

— Твоя семья настолько ослеплена ненавистью к моей, что вы, ребята, не увидели бы правды, даже если бы она ударила вас по лицу.

Римо сжал губы, почти заставив их исчезнуть. В отличие от моих, которые занимали слишком много места на моём лице, его губы были тонкими.

— И это действительно ударило тебя по лицу. И ты всё ещё отказываешься в это верить.

Я шагнула к вращающейся двери, когда он сказал:

— Пыль моего брата. Ты можешь ей воспользоваться?

Несмотря на то, что мне не хотелось давать ему ответ, мне хотелось знать, поэтому я провела кончиками пальцев по сапфировым завиткам на своей ладони. Я медленно развела руки в стороны.

Между ними протянулись три мерцающие золотые нити. Их присутствие пролило некоторый свет на моё мрачное настроение. Я уставилась на них с благоговением, а затем со страхом. Что, если я полностью вытащу виту, а она не вернётся в мою ладонь? Эта мысль заставила меня отдёрнуть руки друг от друга. Ленты пыли съёжились, а затем скользнуть обратно под мою кожу.

Раздался вздох Римо.

— Никогда не думал, что буду рад, что мой брат напал на тебя.

Я снова схватила застрявшую пыль, растянула её, а затем сложила обратно в ладонь, как гармошку. Я даже начала придавать ей форму, умудрившись превратить её в розу с шипами и всем прочим. Цветок покачивался в воздухе, напоминая настоящий, на ощупь как настоящий, его лепестки были бархатисто-мягкими.

Я провела пальцем по краю зелёного листа.

— Ты такой лицемер.

— Лицемер?

— Возможно, ты и не хотел, чтобы он убил меня, но держу пари, тебе понравилось шоу.

— Если бы мне понравилось шоу, я бы сидел сложа руки и наблюдал, как оно разыгрывается. Я бы не вмешивался.

Он вмешался только для того, чтобы его брата не прикончили на месте. Вместо того чтобы поделиться своей теорией, я задала другой вопрос, который был у меня на уме.

— Почему ты сказал, что тебе жалко человека, который встанет рядом со мной в следующий раз, когда появится Котёл?

Мгновение тишины растянулось между нами, как вита.

— Потому что я не дурак, Амара. Я знаю, что ты не планируешь выходить за меня замуж. И просто чтобы ты знала, тебе не нужно использовать свой гаджой, чтобы отогнать меня от себя; я не планировал проходить через этот фарс.

Я верила, что он не хотел смешивать свою сущность с моей, но не хотеть и делать это две очень разные вещи.

— Ты думаешь, я лгу.

Это не вопрос.

— Я думаю, что приберегу свой гаджой на случай, если тебе не захочется противостоять своему дедушке.

Лепестки розы затрепетали, когда я заговорила. Я обхватила пальцами ножку и сжимала её до тех пор, пока пыль не разжижилась и не вернулась в мою ладонь, затем наклонила голову в сторону перчаток на раковине.

— Твои перчатки. Надеюсь, я не испортила их, когда доставала пирог.

— Они мне больше не подойдут. Наши руки не совсем одинакового размера, и я сомневаюсь, что ткань можно приспособить в этом месте.

Он не сделал никакого движения, чтобы забрать их. Он вообще не сделал никакого движения. Он стоял там, как гигантский кусок хмурого гранита.

Я подошла к перчаткам и подняла их. Они уберегли мои руки от порезов в Центре обмана и оказались полезным барьером против холода. Когда я надевала их обратно, будучи полностью без карманов, я бросила тоскующий взгляд на свой Инфинити. Как бы мне хотелось переодеться из своего грязного комбинезона. Мой взгляд зацепился за миску, которую я наполнила. Хотя на столешнице не было мыла, вода смыла бы большую часть грязи, но стирка подразумевала раздевание, чего я, очевидно, не собиралась делать перед Римо.

Я наклонила голову в сторону верхнего этажа.

— Может, посмотрим, что там наверху?

Или кто?..

Угрюмый фейри, наконец, оттолкнулся от кухонной поверхности и неуклюже подошёл ко мне.

— Тебе не следует прикрывать свою татуировку.

Другими словами, то, что было наверху, могло напасть на нас. Тьфу. Эта тюрьма так отстойна.

— У меня нет ни сумки, ни карманов.

Вздохнув, Римо протянул ладонь.

— Я понесу их.

Мой взгляд скользнул вниз по его забрызганной грязью тунике.

— У тебя тоже нет карманов.

— Нет, но у меня есть пояс.

Он задрал верх туники, и тонкая струйка дневного света, проникающая через окно, осветила тугую кожу и накаченные мышцы живота.

Почему я была ошеломлена, обнаружив, что у парня было шесть кубиков пресса? У всех лусионага был пресс.

— Амара?

Я оторвала взгляд от его живота.

— Перчатки.

Я стянула их и положила в его раскрытую ладонь, осторожно, стараясь не задеть его руку.

— Сделай нож.

Страх пробежал по моему позвоночнику.

Засовывая перчатки за пояс, он добавил:

— В качестве меры предосторожности.

Пытался ли он успокоить меня?

Сглотнув, я прикоснулась к своей татуировке, зацепляя нити. К сожалению, я начала дрожать, и нити защёлкнулись прямо у меня на ладони. Я попробовала ещё раз. Снова потерпела неудачу.

— Успокойся.

— Я пытаюсь.

Я попробовала снова, и снова, и снова. В какой-то момент я сжала пальцы в ладонях и сжимала их до тех пор, пока ногти не впились в тёмные завитки.

— Могу я кое-что попробовать? — спросил Римо.

Я осторожно кивнула.

Он поднял моё запястье.

— Раскрой свою ладонь.

Прикусив внутреннюю сторону щеки, я сделала, как он просил. Он прижал мозолистые кончики пальцев к скопившейся пыли. Пытался ли он вытащить её?

— Я не думаю…

Моя пыль, казалось, встала на дыбы и запульсировала сильнее, стирая мою убеждённость и конец моего предложения.

— Она реагирует на тебя, — прошептала я, ошеломлённая и обеспокоенная тем, что если я буду говорить громче, это спугнет мою пыль.

Не то чтобы пыль была пугливой, но, возможно, конфискованная пыль была…

Брови Римо сосредоточенно опустились. Он медленно поднял пальцы. Учитывая, как сильно покалывало мою ладонь, я ожидала увидеть расплетающиеся золотые ленты.

Но я была неправа.

Воздух между нашими руками оставался неподвижным и тёмным.

ГЛАВА 16. СТАНДАРТЫ

— Стоило попробовать, — вздохнул Римо, убирая руку обратно.

Я прикусила нижнюю губу, отчасти испытывая облегчение от того, что другой фейри не смог манипулировать моей пылью, а отчасти недоумевая, почему она всё ещё кружит по своим следам, как стая пескарей.

— Она откликнулась на твоё прикосновение.

— Это была не пыль, Амара.

Я вскинула голову так быстро, что хрустнула шея.

— Что ещё это могло быть?

Его глаза сияли, как огранённые изумруды.

— Твой пульс.

— Мой пульс? Почему мой пульс должен реагировать на тебя? Я тебя не боюсь.

Уголки его губ приподнялись.

— Не боюсь, — сказала я, подчеркнув часть «не».

— Ну, если это не страх, тогда остаётся притяжение.

Подобно волне, кровь отхлынула от моего лица, а затем прихлынула обратно.

— Ты меня определённо не привлекаешь. У меня есть стандарты.

Интенсивность его улыбки стала ещё ярче.

— О, да?

— Да.

Кровь до сих пор стучала в моих венах, но теперь по совершенно другой причине.

Он всё ещё улыбался.

— И каковы же эти твои стандарты?

— Доброта.

— Я добрый.

— Не для меня.

Я сомневалась, что его улыбка может стать ещё шире, но это произошло.

— Скромность.

Всё ещё ухмыляясь, он скрестил руки на груди, отчего его грудь почему-то казалась шире.

— Не рыжие.

Его ухмылка усилилась.

— И не из рода Фэрроу.

— Значит, кто угодно, только не я? — он уткнулся подбородком в шею, не переставая ухмыляться. — Разве ты не собираешься спросить меня о моих стандартах?

— Вряд ли они у тебя есть.

Он рассмеялся глубоким горловым звуком, от которого мой и без того учащенный пульс сильнее забился на шее.

Я скрестила руки на груди, подражая его позе.

— Отлично. Скажи мне. Какой тип девушки получает приглашение в твой гарем?

Он тут же остыл.

— Мой гарем?

— Ещё в Дусибе твой дедушка упомянул, что тебе нужно порвать со всеми своими подружками.

— Правильно.

Румянец пополз по краю его челюсти. Он потёр подбородок, как будто пытался стереть его.

— Итак, Римо Фэрроу, каковы твои стандарты? Кроме грудастых блондинок.

Он дернул головой и убрал руку с подбородка.

— Грудастые блондинки? О чём, во имя Неверры, ты говоришь?

— Лидия.

Я сморщила нос при воспоминании об официантке, которая едва не набросилась на Римо.

— Думаю, она пустила слюни на мой бокал с вином на вечеринке по случаю нашей помолвки.

— Лидия милая девушка, но не более того.

Я перебирала в уме других женщин, с которыми видела Римо, но не смогла припомнить ни одной.

— Ты когда-нибудь с кем-нибудь встречался?

— Свидания — не мой стиль.

— Каков твой стиль?

— Никаких обязательств… ни Котла.

Я покачала головой.

— Значит, боязнь обязательств?

— Это не боязнь, это жизненный выбор.

Я ещё немного покачала головой, не понимая. Напротив, я вообще не постигала его жизненного выбора. Я всегда хотела того, что было у моих родителей.

— Свидания тоже не в твоём стиле, ведь так?

Я перестала кивать.

— Почему ты так решил?

— Потому что я никогда не видел тебя с одним и тем же парнем дважды. Ну, кроме твоего двоюродного брата, но ты с ним не встречаешься. Да?

— Эм, фу. И я не хожу на свидания не по собственному выбору.

Он нахмурился.

— Я бы хотела иметь парня, но у меня проблемы с человеческими мужчинами, а с фейри — я подняла волосы с шеи и скрутила их в длинный хвост… ну, это был странный разговор, — они считают меня пугающей.

— Пугающей?

— Я знаю, ты не считаешь меня пугающей, но моя пыль отпугивает Неблагих, а кровь отпугивает Благих, благодаря тебе.

Он не дрогнул и не извинился за свои мерзкие слухи.

— И Дэниели, ну, их не так много, и они своего рода секта. Они не смешиваются.

— Джош выглядел очень счастливым быть рядом с тобой.

— Не то, чтобы он меня когда-либо привлекал, но теперь, когда он послал меня сюда, — я указала на кухню, хотя, очевидно, имела в виду мир за пределами этой кухни, — он пал на самый низ моего списка потенциальных кандидатов.

Римо высвободил свои руки, расслабив их.

— Хорошо. Потому что он подонок.

Он повернулся и толкнул откидную дверь, затем придержал её, чтобы я могла пройти.

— Если мы когда-нибудь выберемся отсюда, я познакомлю тебя с парой парней, которые отдали бы всё, чтобы пойти с тобой на свидание. И единственная причина, по которой они не пригласили тебя на свидание, заключается в том, что ты не из их лиги, а не потому, что они боятся, что ты непреднамеренно отравишь их своей кровью.

Я резко обернулась, и Римо налетел на меня.

— Правда?

Я даже не пыталась умерить свой энтузиазм, хотя меньше всего мне хотелось, чтобы Римо подумал, что я в отчаянии.

Изучая мои приоткрытые губы и широко раскрытые глаза, он ответил:

— Правда. Теперь ты можешь создать меч или что-нибудь полезное из пыли Карсина, чтобы у нас был шанс вернуться в Неверру?

Это было глупо, но осознание того, что кто-то — несколько человек — хотели встречаться со мной, укрепило мои руки. На этот раз не только моя вита отреагировала, но и я сделала адское оружие — кинжал, настолько острый, что его кончик смертоносно поблескивал.

— Небольшая мотивация имеет большое значение, — сказала я с гордостью.

— Я вижу это.

Он одарил меня кривой усмешкой, которая вместо того, чтобы быть холодной, расчётливой или презрительной, казалась искренней.

И вроде как милой.

Я нахмурилась, потому что никогда не думала, что Римо способен на нежность.

Он мотнул головой в сторону верхнего этажа, и я опустила кинжал к бедру, затем последовала за ним вверх по лестнице, которая скрипела, как старые кости. Коридор на лестничной площадке был широким, но тёмным. И всё же я могла разглядеть несколько дверей. Судя по металлическим номерам, прибитым к каждому из них, я предположила, что именно здесь путешественники провели ночь в настоящей гостинице.

Была ли одна из этих спален в настоящее время занята человеком, пекущим пироги?

— Ты можешь обменять свой нож для масла на пистолет? — пробормотал Римо.

Я уставилась на свой кинжал, потом на него.

— Это не нож для масла.

Выражение его лица, которое смягчилось во время нашего разговора в коридоре, снова стало серьёзным.

— Ладно, а ты можешь превратить его в более смертоносное оружие?

— Скажи, пожалуйста.

— Извини?

— Вежливая просьба не повредит твоей мужественности.

Он фыркнул, но его рот изогнулся в ухмылке.

— Пожалуйста, о великая Амара Вуд, можешь ли ты сделать страшное оружие из своего, — он снова указал на мой нож, — что это должно быть?

— Кинжал.

Он улыбнулся, и я могла поклясться, что на минуту мне показалось, что я тусуюсь с Суком.

— Не могла бы ты превратить свой чахлый кинжал в пистолет, пожалуйста?

— Чахлый.

Я возмущенно покачала головой, но сжала рукоять своего оружия. Мгновение спустя лезвие превратилось в ствол пистолета, округлый цилиндр злобно поблескивал.

Бок о бок мы направились к первой двери. Я занесла кулак, чтобы постучать, но Римо перехватил его раньше, чем мои костяшки смогли коснуться дерева.

— Почему бы тебе не напеть им какую-нибудь мелодию, пока ты этим занимаешься?

Я сердито посмотрела на него.

— Удивлять людей это не …

Слово «искусство» застряло у меня в горле, когда Римо распахнул дверь.

Я хлопнула свободной рукой по рукоятке пистолета и взмахнула руками, направляя дуло в сторону спальни. Никто не закричал и не поднял руки, потому что там не было жильцов. Кровать была застелена цветастым покрывалом, накинутым поверх пушистых подушек, а поверхность комода была пуста, если не считать белой вязаной салфетки. Нана Ви была большой поклонницей салфеток и пыталась научить меня их делать, но вязание крючком было не для меня.

Римо отважился зайти в ванную комнату в номере. Он щёлкнул выключателем, и, хотя я не ожидала, что какие-либо лампочки вспыхнут, потолочные светильники зажужжали и осветили пространство, выложенное белой плиткой. Римо отодвинул занавеску в душе, и я ахнула. Крошечные бутылочки с мылом теснились в держателе из проволочной сетки. Я сунула свой пистолет в руки Римо и отвинтила крышку с одной из бутылок, и почти замурлыкала, когда до меня донёсся аромат нагретой солнцем жимолости.

Я резко повернулась к нему.

— Чур, я иду в душ.

— Как насчёт того, чтобы мы проверили остальное место, прежде чем ты примешь ванну?

Он протянул оружие.

Я посмотрела на оружие, потом на Римо, и меня осенило, что я ему доверяю.

— Ты можешь оставить его себе. На данный момент.

Его зрачки удивленно расширились.

— Это лучшее оружие, чем твоя ручка, — добавила я с лёгкой насмешкой.

Следуя за мной обратно в коридор, он сказал:

— Ты была бы удивлена, какой ущерб ты могла бы нанести с помощью правильно расположенной ручки.

Я поморщилась.

Выключатель на стене привлёк моё внимание, и я щёлкнула им. Когда тёмное пространство осветилось, я вздохнула. Громко. «Местечко у Би» было похоже на эпицентр бури, и я планировала в полной мере воспользоваться спокойствием и комфортом. Мы могли бы даже использовать его в качестве нашей базы, пока будем строить что-то, чтобы добраться до портала.

Когда Римо открыл дверь в ещё одну пустую спальню, я повернулась к нему лицом, и это заставило его опустить пистолет и проворчать:

— У тебя есть желание умереть?

Я закатила глаза.

— Моя собственная пыль не может убить меня.

Он приподнял бровь.

— Только это не твоя пыль.

Я втянула в себя немного воздуха. Даже при том, что пыль ощущалась моей, он был прав… это было не так. Как это могло вылететь у меня из головы?

— На данный момент и, вполне возможно, навсегда, если мы не найдём способ выбраться отсюда, она моя.

Я не стала добавлять, что он, вероятно, был прав насчёт части «убить меня», потому что Римо Фэрроу больше не нуждался в большем поощрении его эго.

— Что возвращает меня к тому, что я собиралась тебе сказать. Я думала, что могла бы сделать из этого верёвку.

Он нахмурился.

— Чтобы подцепиться к порталу.

Его глаза расширились, но затем его ощутимое удивление исчезло под слоем осторожности.

— Сначала нам нужно будет взобраться на утёс, а он выглядел ещё круче, чем в последней камере.

— Я могла бы сделать инструмент из своей пыли, чтобы помочь с этим. Кирку или что-то в этом роде.

Он покачал головой.

— Мы могли бы попытаться.

— После моей ванны.

— После твоей ванны.

— Ты не хочешь принять ванну?

— Возможно. Но сначала я хочу познакомиться с человеком, который испёк пирог.

С мыслью о пекаре в моем мозгу поселилась надежда. Вздохнув, я последовала за Римо, когда мы вошли в оставшиеся спальни. Все они были незаняты. Кровати были застелены, а ванные комнаты полностью функциональны. На выходе из последней, самой большой на этаже, моё внимание привлекла стена с фотографиями в рамках.

После того, как мы убедились, что спальня пуста, я подошла ближе к фотоснимкам, отцепила один и подняла его. Две женщины стояли перед гостиницей: одна пожилая, другая ровесница Нимы. Их глаза были прищурены, как будто солнце было особенно ярким. Младшая обнимала старшую за плечи, и её прямые чёрные волосы развевались в стороны.

— Я думаю, это моя бабушка.

Римо нахмурился.

— Милли?

— Нет. Та, которая умерла, когда Гвенельда восстала из могилы. Биологическая мать Нимы.

Из историй, которыми потчевали меня Паппи и Нима, я чувствовала, что знала Нову, женщину, которая плакала во время каждого показа «Титаника», хотя знала, чем всё закончилось; подругу, которая тщательно заботилась о других, живых или мёртвых (она была городским бальзамировщиком); мать, которая покрасила дверь в подвальный морг в жёлтый цвет, чтобы её дочь не смотрела на неё со страхом.

Я также чувствовала, что знаю её благодаря Гвен. Тётя Джии и Сука всё ещё носила в себе разум и воспоминания моей бабушки. Хотя она и не делилась ими часто или свободно, время от времени, во время племенного ритуала, который объединял наши семьи, воспоминание слетало с языка Гвен, и я сразу же впитывала его. Если Паппи был поблизости, когда это случалось, его долговязая грудь раздулась от горя, что побуждало Гвен извиниться, хотя он всегда настаивал, что это был подарок.

Когда я была моложе, я всегда задавалась вопросом, не заставляло ли это бабушку Эм ревновать; в конце концов, Паппи никогда не переставал любить свою первую жену. Однажды, когда мы ухаживали за розовыми дрозами, которые не только поселились на одной из стен её дома, но и ползали по всей крыше, я набралась смелости спросить её. Она поставила свою лейку, зачесала мои волосы назад и сказала, что это не вызывает у неё ревности, а приятные воспоминания Паппи заставляют её чувствовать себя счастливой.

— Счастливой? — переспросила я её.

— Счастливой, что такой хороший человек решил, что я достойна его сердца.

Ни у кого из моих бабушки и дедушки не было магических клейм на руках или сверхъестественной силы в венах, и всё же они нашли настоящую любовь. Возможно, мне не следует отказываться от общения с человеческими мужчинами. Возможно, мне следует отправиться на Землю, когда мы вернемся на Неверру, и приложить больше усилий, чтобы встретиться с кем-нибудь. Кем-то таким же хорошим и добросердечным, как Паппи.

Я повесила изображение на маленький крючок.

— Хотела бы я знать свою бабушку.

— Хотел бы я знать и свою тоже.

Несмотря на то, что в судьбе Стеллы Сакар не было моей ошибки, чувство вины на мгновение кольнуло мою совесть.

— Кто знал, что у нас есть что-то общее, а, Трифекта?

Осязаемая вина вкупе с ненавистным прозвищем успокоили мою совесть.

Я забрала пистолет обратно и вышла, наградив его злобную травлю ледяным молчанием.

— Я просто констатировал факт.

Он мог бы подавиться своими фактами.

— Мне кажется, в гостинице есть подвал. Хорошо, что у тебя всё ещё есть эта изящная ручка, — крикнула я, прежде чем закрылась в первой спальне.

Я прислонилась к двери, наполовину ожидая, что он проворчит что-нибудь о том, что моя семья — сборище убийц, прежде чем спустится по лестнице и выйдет из гостиницы.

О, Небеса, что, если он вернётся в поезд и оставит меня одну в этом мире?

Я бросилась к окну, но оно выходило на боковую аллею, а не на парадную дверь. Я сжала пистолет, разрушая его твёрдую форму.

Мне не нужен был Римо. У меня была пыль и проточная вода. И пирог.

Я прекрасно выживу сама по себе.

ГЛАВА 17. ХАЛАТ

Я набрала себе ванну, скинула ботинки, затем погрузилась в неё полностью одетой. Вода потемнела от засохшей крови и грязи, но я не стала её сливать. Я отмокала, не двигаясь, пока вода не стала неприятно холодной, затем села и помыла свой костюм пригоршней мыла, прежде чем сняла его со своего покрытого синяками тела, соблюдая особую осторожность со своей повреждённой рукой. Как я скучала по цифровому одеванию и снятию одежды. Гораздо проще, чем одеваться и раздеваться.

Бросив тоскующий взгляд на свой Инфинити, желая, чтобы он снова заработал, я перекинула свой костюм через поручень душа. Капли бисером стекали с чёрной ткани, падая в грязную ванну. Несмотря на то, что я беспокоилась о сливе воды из труб, мои длинные волосы ещё не ощущались чистыми, как и моё тело, поэтому я включила насадку для душа и намылилась сверху донизу во второй раз.

Моя кожа здесь не превратилась в крошечные медные чешуйки; она даже не мерцала, как на Земле. Как это странно…

Какая тёмная магия блокировала силы фейри? И может ли эта магия быть применена в Неверре? Я надеялась, что это невозможно, потому что это разрушило бы наш мир.

Когда мои чёрные волосы скользнули сквозь пальцы, как шёлк, я выключила кран и ступила на холодную плитку. По какой-то причине, вероятно, потому, что удобства гостиницы заставили меня забыть, где я нахожусь, я ожидала, что вода испарится с моей кожи и волос. Вместо этого холод пробежал по моему лишенному огня телу, и я задрожала. Я поискала в ванной полотенце, но все вешалки были пусты. Чёрт. Я открыла дверь и прошла в номер, оставив мокрые следы на белой плитке, а затем на темно-синей ковровой дорожке.

Как только я вспомнила, что могу смастерить полотенце из своей виты, я заметила халат, разложенный на моей кровати. Бинго. До меня дошло, что одежды из хлопчатобумажной ткани там раньше не было, а это означало, что кто-то вошёл в комнату, пока я была в ванне. Хотя я отчасти надеялась, что это был человек, пекущий пироги, я представила, что это был Римо. Я представила, что пушистый халат был его версией оливковой ветви, и моё сердце немного смягчилось.

Я завязала халат вокруг тела, затем принялась распутывать волосы расчёской, созданной из виты. Как только это было сделано, я отправила свою пыль обратно на прежнее место и направилась к двери, решив найти деятельного фейри.

— Римо? — окликнула я его.

Двери всех спален были приоткрыты, кроме той, что напротив была моей. Я пересекла коридор и постучала. Ответа не последовало. Я приложила ухо к дереву, желая услышать хоть какие-нибудь звуки. Когда я ничего не услышала, ни скрипа половицы, ни звука пружин матраса, мой пульс участился.

Что, если он покинул гостиницу после того, как оставил халат? Или вдруг он не приносил его, и это был человек с пирогом?

Вместо того чтобы постучать во второй раз, я повернула дверную ручку и ворвалась внутрь. Там, развалившись на кровати, закинув одну руку под голову, лежал Римо без ботинок, рубашки и брюк. Вокруг его талии было обернуто полотенце, которое прикрывало его ровно настолько, чтобы я могла держаться рядом.

— Разве ты не слышал, как я стучала?

Он читал книгу в выцветшей обложке. Название гласило «Поцелуй девушек», хотя сюжет явно даже отдаленно не походил на роман, учитывая, что мужчина на обложке держал винтовку.

— Да, слышал…

Он перевернул страницу.

— Тогда почему ты не ответил?

— Может быть, потому что я хотел, чтобы меня оставили в покое.

О. Я поерзала на ковре, который был тёмно-синего цвета, как и дорожка в моей спальне.

— Ну, я просто хотела сказать тебе спасибо за халат.

Он, наконец, оторвал взгляд от своей книги.

— Халат?

Я указала на него.

Он нахмурился еще сильнее.

— Почему ты благодаришь меня?

— Потому что он лежал на моей кровати, когда я вышла из ванны, и я предположила…

Его хмурый взгляд сказал мне, что я предположила неправильно. Так что мы в самом деле были не одни одинёшеньки в этой гостинице.

— Ты встретился с другим… заключенным?

— Нет. Подвал оказался просто винным складом и прачечной, — он сказал это с лёгкой горечью.

Я сочла, что заслужила это, так как оставила его исследовать гостиницу в одиночку.

— Однако здесь должен быть кто-то ещё. Халат появился не из воздуха.

— Ты уверена, что не выложила его?

Я пристально посмотрела на него. Я устала, но не бредила.

— Ну, они, должно быть, вернулись, пока я принимал душ, потому что я ни с кем не столкнулся.

Он вернулся к чтению.

Тонкие волоски у меня на затылке встали дыбом, когда я оглянулась через плечо на дверь, которую оставила открытой. Я уже собиралась вернуться в коридор и выкрикнуть «есть тут кто», когда снова повернулась к Римо.

— Хочешь пойти со мной поприветствовать нашего нового компаньона?

— Нет.

Он выплюнул это слово, как пузырь из жевательной резинки.

Я упёрла руку в бедро. По какой-то причине я была уверена, что он присоединится ко мне.

Он перевернул ещё одну страницу в своей книге, совершенно незаинтересованный.

— Ты просто собираешься лежать и читать?

— Ага.

Мои пальцы соскользнули с впитывающего материала.

— Хорошо.

Я развернулась и вышла из его комнаты, не закрыв дверь, потому что была уверена, что это разозлит его, и потому что я хотела, чтобы он мог услышать меня на случай, если тот, кто принёс халат и приготовил пирог не был полностью бескорыстным и добрым.

Чтобы успокоить свои нервы, я пела, заглядывая в каждую спальню. Когда я не обнаружила ни одного посетителя, я спустилась в ресторан, который был таким же пустым и тихим, как и второй этаж. Быстро осмотрев кабинки и столы, я вернулась на кухню. То, что я там обнаружила, заставило меня замереть на пороге. Дверь ударилась о мой зад и череп, когда захлопнулась. У меня изо рта вырвался умопомрачительный звук.

Я уставилась на кухонный стол, на блюдо с пирогом. Кусок, который я вырезала, был заменён, если только это не был совершенно новый пирог. Когда от его хрустящей корочки повалил пар, мой желудок скрутило, и на этот раз не от голода. Я осмотрела кухню в поисках грязной миски или мешка с мукой, которые мог оставить пекарь. Всё было безупречно. Я попятилась к двери, которая распахнулась, чтобы выпустить меня, а затем поднялась по лестнице и на одном дыхании ворвалась в комнату Римо.

— Пирог, — сказала я, тяжело дыша. — Он… он… он целый.

Римо оторвал взгляд от своей книги и приподнял тёмную бровь.

— Кто-то испёк новый пирог!

Он медленно приподнял бровь.

— Они, наверное, слышали, как ты стонала из-за последнего.

Я побледнела. Это означало бы, что они были где-то в гостинице, но где? И почему они прятались? И что они сделали с предыдущим пирогом?

— Или в доме водятся привидения, — сказал он, как ни в чём не бывало.

Мне не нужно было смотреть на своё отражение в зеркале над комодом, чтобы понять, что я гармонирую со своим белым халатом.

— Привидения?

Римо вздохнул и бросил книгу на кровать.

— Мы не в отпуске, Амара. Мы всё ещё в тюрьме, или Плети, или как там, чёрт возьми, называется это место.

Дрожь по всему телу прошла сквозь меня.

— Но там есть мыло и пирог.

Он скатился с кровати одним плавным движением. Его твёрдые грудные мышцы превратились в более упругие мышцы брюшного пресса. Он был неоправданно красив и осознавал это.

— Есть ли правило, по которому эти две вещи не могут существовать в тюрьме?

Он прошёл мимо меня, ближе, чем было необходимо, так близко, что его тепло и запах окутали меня, добавляя дополнительные удары моему и без того учащённому сердцу.

Ухмылка зацепилась за край его улыбки. Я нахмурилась, чтобы скрыть свой глубокий вздох. Он исчез в своей ванной и вернулся со своей одеждой, которая безвольно и тяжело свисала с его пальцев.

Когда он начал развязывать свое полотенце, я сказала:

— Я же здесь.

— И?

Он уронил полотенце.

Мои щёки запылали пунцовым, я резко отвернулась. К сожалению, зеркало давало мне прямой обзор на зад Римо.

Голый зад.

Обнажённый и рельефный.

«Отвернись», — сказала я себе. — «Смотри. В. Сторону». Но я была ужасна в выполнении приказов. Даже своих собственных.

Его тело было устрашающим оружием из подтянутых мышц и отполированной плоти. Бёдра, налитые силой, обрамлённые подтянутым тазом, переходящим в талию, которая отдавала суровостью и отсутствием снисходительности. Тело воина. Смертельно опасен для соперничающих мужчин; смертельно опасен для соперничающих женщин, потому что как мы могли отвести взгляд от такого количества мужского совершенства? И если говорить о личном, то как я должна была относиться к своей собственной мягкой плоти и стройным мышцам, побочным продуктам моего предпочтительного образа жизни — лени и неумеренности?

Я хотела умолять его открыть рот и произнести что-нибудь грубое и порочное, но моё горло в данный момент было слишком занято очисткой от скопившейся в задней части слюны, чтобы издать какой-либо звук, поэтому я сделала единственную разумную вещь… Я опустила взгляд на салфетку на комоде и посчитала закольцованные нити.

Хлюпанье и шуршание ткани по коже ещё больше распалили мою кожу. Почему я всё ещё стояла здесь? О, да… потому что снаружи могли быть призраки, а я предпочла быть в присутствии раскованного фейри, чем коварного призрака.

— Ты одет? — мой голос звучал странно, прерывисто и хрипло.

— Полагаю, что да, но вряд ли ты разделяешь моё убеждение.

— О чём ты говоришь?

Я подняла взгляд к зеркалу и обнаружила, что Римо смотрит на меня в зеркале, полуодетый. Добрая половина. Если бы его грудь была прикрыта, а не ноги, моё внутреннее сгорание сделало бы меня жалкой мишенью для его раздвоенного языка.

— Я говорю о том факте, что ты явно считаешь меня наравне с твоим маленьким другом Дэниели.

— Мы уже обсуждали это на кухне. Джошуа Локлир мне не друг. К тому же…

Я облизнула губы, столп безупречной мужественности позади меня, лишающий мой мозг способности формировать рациональные мысли. Выжимая жизнь из концов пояса моего халата, я потратила несколько минут, перебирая в голове слова, которые хотела добавить. Только когда он ухмыльнулся, они снова оказались в чётком фокусе.

— К тому же, почему тебя волнует, что я думаю о тебе?

Брови Римо приподнялись над его пронзительными зелёными глазами.

— Меня не волнует.

Мои пальцы соскользнули с концов пояса, и я повернулась к нему, чувствуя, что каким-то образом взяла верх.

— Тебя явно волнует. Ты продолжаешь вспоминать Джошуа.

— Я вспоминаю его, потому что он — причина, по которой мы здесь.

В этом не было никакого смысла.

— Он — причина, по которой я здесь. Я всё ещё не знаю, почему ты здесь, — я скрестила руки на груди. — Почему ты здесь? Я знаю, ты утверждал, что это глупо, но это не объясняет, почему ты последовал за мной через таинственный портал. Ты боялся, что я направляюсь в какое-нибудь весёлое место, и ты не хотел пропустить это?

Он сделал шаг ко мне, гигантский шаг, который приблизил его прямо перед моим лицом. Я завела шею ещё дальше назад, чтобы мой взгляд был идеально выровнен с его.

— Я последовал за тобой из павильона, потому что думал, что ты идёшь за моим братом.

Я крепче сжала свои руки.

— Твой брат обычно прячется в Дусибе?

Вода капала с туники, зажатой в его кулаке, на мои босые пальцы.

— Я не знал, где он был. А потом я увидел, как ты изучаешь нарисованный круг. И мне стало любопытно.

— Значит, любопытство заставило тебя пойти за мной?

В его глазах забушевала буря.

— Как я уже говорил, глупость заставила меня пойти за тобой.

— Итак, ты считаешь себя глупым человеком, Римо Фэрроу?

— Обычно нет, — его тембр был низким и глубоким, — но ты каким-то образом пробуждаешь во мне худшее, Амара Вуд.

Я стояла на своём, несмотря на то, что моё сердце колотилось в груди, а здравый смысл подсказывал мне добавить немного пространства между собой и громоздким фейри.

— Или, может быть, я просто извлекаю наружу то, что уже есть.

Зачем я его провоцировала? Хотела ли я, чтобы меня проткнули ручкой? Не особенно.

— Твоя фамилия тебе подходит. Ты — кусок дерева. Заноза.

Я знала, что это не комплимент; знала, что играю с огнём, но всё же возразила:

— Занозы беспокоят тебя, только если они попадают тебе под кожу. Когда я успела попасть тебе под кожу?

Ноздри Римо раздулись, и на мгновение я всерьёз испугалась смерти от удушения влажной туникой, но потом напомнила себе, что он дважды спас меня, а значит, он только фигурально хотел убить меня.

После очередного долгого раунда поединка между нашими глазами, Римо отступил назад, к счастью, забрав с собой свой опьяняющий жар.

— Одевайся. Мы должны попытаться добраться до портала до наступления ночи.

Небо всё ещё было ослепительно белым, но он был прав. Нам нужно было добраться до портала, и чем скорее, тем лучше. Я разжала руки и стрелой метнулась к двери.

— Может быть, призрак гостиницы оставил немного мази для твоих порезов в спальне.

Я застыла на пороге его спальни.

Мне не нужно было оглядываться через плечо, чтобы понять, что он ухмыляется. Я услышала мелодичность в его голосе, когда он сказал:

— Великая Амара Вуд боится призраков?

Я напрягла спину.

— Не тех, кто печёт пироги.

А потом я вышла из комнаты, отчаянно пытаясь поверить, что это правда.

На самом деле я была так напугана, что, прежде чем закрыть дверь, напевая во всю глотку, я тщательно обыскала спальню, заглянув даже под кровать и в ящики комода. Только когда я была уверена, что я одна, я успокоилась, закрыла дверь своей спальни, затем дверь ванной и сбросила халат. Мой костюм был далеко не сухим, поэтому я завернула его в халат, чтобы удалить немного воды.

Много пользы это не принесло.

Когда я начала надевать свой чешуйчатый комбинезон, натягивая материал на ноги, он всё ещё был мокрым.

Фу. Втискиваться в одежду было очень отстойно. Особенно мокрую.

Как только я натянула костюм выше пупка, дверь в ванную распахнулась. Слегка вскрикнув, я прижала руки к груди и развернулась лицом к призраку.

Не призрак.

— Какого чёрта, Римо?

Он прислонился к дверному косяку, вертя ручку между длинными пальцами.

— Я проверял, не убил ли тебя Каспер.

Если бы я не была такой ханжой, я бы разбила его самодовольную физиономию кулаками.

— Напевание обычно является хорошим признаком живости.

— Откуда мне было знать, что это ты напеваешь, а не призрак?

Невыносимый фейри.

— Можешь выйти?

— Ты же осталась, пока я одевался.

Моя кровь закипела.

— Ну, я бы предпочла, чтобы ты не оставался.

— Почему? — его зубы блеснули между изогнутыми губами. — У тебя нет ничего такого, чего я не видел раньше.

Я пристально смотрела на него, пока то, что он делал, не озарило меня.

— Я напугала тебя, так что ты пытаешься напугать меня в ответ.

— Напугала меня? Пожалуйста, Трифекта. Ты не напугала меня.

И всё же вена под его родимым пятном запульсировала.

Ага. Я напугала его.

Ну, я бы не позволила ему вывести меня из себя. Я разжала руки, давая ему возможность полюбоваться моей не-очень-эффектной-но-совершенно-адекватной грудью, и вернулась к натягиванию своего костюма.

Краска залила его скулы, и ручка выпала из его руки. Очевидно, он не ожидал, что я приму участие в его маленькой извращённой игре.

— Ты краснеешь, Римо? Я думала, женская анатомия больше не хранит для тебя секретов.

Его лицо покраснело ещё больше, но на этот раз от раздражения и, бросив взгляд на свою ручку, он наклонился, чтобы поднять её.

— А я-то думал, что принцесса Неверры обладает хоть каплей скромности, но ты такая же, как все остальные девушки Неверры.

Он вцепился в ручку и сжал её между пальцами, не поднимая на меня глаз.

Колкое замечание глубоко врезалась, и я зачесала волосы вперёд пальцами, пока они не скрыли мои соски. Фейри не были особенно ханжами. В конце концов, Благие женщины привыкли летать в платьях, подражая земным жителям, а Дениэли, мужчины и женщины, наслаждались купанием нагишом, не говоря уже о том, что продажа своего тела была законной в некоторых тавернах.

— Я совсем не похожа на девушек по вызову, с которыми ты спишь.

Мой голос не дрогнул, но дрогнул пульс. Он бился беспорядочно. Я внезапно возненавидела себя за то, что обнажила свою грудь — грудь, которую никто, кроме Джии, Наны Ви и Нимы, никогда не видел.

— А теперь убирайся.

Он поднял глаза, его взгляд скользнул прямо по моему торсу, и остановился.

— Как ты это делаешь?

— Делаю что? — огрызнулась я.

— Умудряешься заставить меня чувствовать себя плохим парнем, когда я не делаю ничего плохого.

Он постучал ручкой по раскрытой ладони.

— Ничего плохого? Ты ворвался в мою ванную!

— Чтобы убедиться, что ты в безопасности.

— Ты мог бы постучать и спросить через дверь.

Я вздрогнула от мокрых волос, прилипших к моей груди, и влажной ткани, прильнувшей к моим ногам.

Я повернулась так, чтобы даже в зеркале он не смог уловить ещё одну вспышку моего обнажённого декольте, и натянула костюм, умудрившись просунуть одну руку внутрь. Просунуть другую, ту, которую я ранила, оказалось сложнее. Я стиснула зубы, боясь, что на этот раз моё плечо выскочит из сустава. По крайней мере, неглубокая боль и раздражающий наряд отвлекли меня от того факта, что я только что непристойно выставила себя перед Римо.

Что, во имя Неверрианских небес на меня нашло?

Несмотря на то, что мне ни в коей мере не было тепло, пот проступил над верхней губой, когда я запустила руку в рукав. Мне пришлось остановиться, чтобы отдышаться, прежде чем протолкнуть ещё часть своей конечности. Когда я снова остановилась, потому что ткань заставляла мою руку сгибаться, я подумала о том, чтобы оторвать рукав, который всё равно начал рваться, но потом решила этого не делать. Кто знал, сколько времени пройдёт до того, как мы выберемся отсюда? Обнажённая кожа была более хрупкой, и хотя в этом мире было теплее, что, если ночи были холодными?

Напряжение в моём плече внезапно ослабло, когда ткань отошла от моей кожи, и тёплое дыхание запульсировало на моей мочке.

— Мне не нужна твоя помощь, — проворчала я.

— Я знаю, но ты всё равно получишь её. Считай это извинением за то, что я вошёл без твоего разрешения.

Просунув руку в рукав и перекинув материал через плечо, я сказала:

— Мы никогда не будем обсуждать то, что здесь произошло. Друг с другом или с кем-либо ещё.

— То, что происходит в Плети, остается в Плети.

Его костяшки пальцев задели мою кожу, когда он расстегнул верх костюма, и по коже побежали мурашки. Я молилась, чтобы он их не почувствовал.

Я собрала волосы и вытащила их из костюма, затем потянула молнию вверх, втягивая верхнюю часть тела внутрь костюма. Я никогда больше не сниму этот наряд, пока мой Инфинити не заработает и не выбросит его. Когда я, наконец, повернулась, мои нервы всё ещё были натянуты как струны.

— Мне нужно надеть ботинки, и тогда я буду готова.

Я говорила с его кадыком, так как не было никакой возможности смотреть выше.

— Ты собираешься теперь избегать взгляда на меня?

— Да.

— Неловкости не будет.

Потому что смотреть ему в глаза не было неловко?

— Я никогда никому раньше не выставляла себя на показ, Римо. Никому. Но вот я обнажаюсь перед тобой из всех людей, и ради чего? Чтобы доказать, что ты меня не напугаешь?

Я опустила взгляд на облупившийся красный лак на своих пальцах. Маникюр в Неверре никогда не скалывался. Здесь всё сколото. Включая эго.

— Всё, что я доказала, это то, что я неуверенная в себе и идиотка.

Прошла минута неловкого молчания, прежде чем он сказал:

— Я не хотел, чтобы ты чувствовала себя неуверенно или по-идиотски.

— О, не ты это сделал. Я справилась со всем сама.

Я попыталась обойти его, но он загнал меня в угол, в тот угол, в который я сама себя загнала. Вырисовывалась закономерность.

— Ты можешь отойти назад?

— Как бы то ни было, у тебя очень красивая грудь.

Я закрыла глаза. Геджайве, срази меня наповал.

— Пожалуйста, забудь, что ты её видел.

— Эй… — его дыхание пульсировало у моего лба. — Ты видела мою задницу.

— Не волнуйся. Я работаю над тем, чтобы стереть это из своей памяти.

— Почему? У меня отличные ягодицы, по крайней мере, так мне говорили.

Улыбка в его голосе сняла часть моего смущения.

Я осмелилась поднять веки.

— Откуда ты берешь свою информацию? Из твоего гарема женщин?

— Вот именно. И чтобы было ясно, я никогда не платил за секс. Ранее ты упоминала девушек по вызову. Я ничего не имею против них, но они мне не по душе.

Я не кивнула и не извинилась. Я просто подождала, пока он отступит, чтобы я могла проскользнуть мимо него. Когда он этого не сделал, я сказала:

— Это не моё дело. Если бы наша помолвка была настоящей, я бы возмутилась, но поскольку всё это фальшивка, ты не обязан мне ничего объяснять.

Однако, пока мы считались помолвленными, нам не полагалось встречаться с другими людьми. Если только я не использовала свой гаджой, чтобы заставить его расторгнуть наш фиктивный союз, но высылка Римо из Неверры внезапно показалась несправедливой.

— Нам придётся быть очень осторожными в том, чтобы встречаться с другими людьми. Мы бы не хотели, чтобы Котёл наказал нас или выгнал кого-либо из нас.

Его глаза утратили игривый блеск, и он поджал губы. Разве он не подумал об этом? Неужели он забыл, что случилось с моей тётей, когда она разорвала свою помолвку с Крузом Вегой?

— Ты нашла какую-нибудь мазь для своих порезов? — он повернулся к раковине и открыл шкаф, обнажив пустые полки. — Пойду проверю другие ванные комнаты. Надень обувь.

Он закрыл двери сильнее, чем это было необходимо, и вышел из комнаты.

Способ избежать темы. Неужели он думал, что мне нравится поднимать эту тему? Обсуждать решения нашей любовной дилеммы было странно. И, учитывая, каким странным был весь день, это о чём-то говорило.

Хотелось бы надеяться, что всё это скоро закончится. Надеюсь, мой план вернуть нас в портал сработает, и мы с Римо наконец-то сможем пойти разными путями.

ГЛАВА 18. ВЗАПЕРТИ

Низкий скрежещущий звук раздался вокруг меня, когда я закончила натягивать свои сапоги до колен. Я бросилась к окну, по моим венам разлился страх, что на нас вот-вот обрушится ещё одно землетрясение. Хотя из моей взятой напрокат спальни открывался вид на аллею и белую деревянную обшивку соседнего дома, там росло дерево, напоминавшее толстый яркий дуб. Я наблюдала за ним, ожидая толчков, но ни одна ветка не дрогнула, а листья были такими неподвижными, что казались нарисованными.

— Амара! — настойчивость, прозвучавшая в тоне Римо, заставила меня стукнуться головой об оконную раму.

Потирая лоб, я вышла из спальни.

Он стоял на нижней ступеньке, устремив взгляд на фасадное окно, которое больше не было прозрачным, вернее, было, но больше не выходило на улицу.

— Что за? — прошептала я, уставившись на лист тёмного металла, поднявшийся за стеклом. — Ты нажал какую-то кнопку?

— Конечно, нет, — казалось, он обиделся, что я осмелилась спросить. — Это, твою мать, просто вылезло из-под земли.

Затемненное стекло навело меня на мысль о поезде.

— Думаешь, дом собирается нас куда-то перенести?

— Окна наверху тоже блокированы? — напряжение в его голосе отозвалось эхом по всему моему телу, терзая мои и без того расшатанные нервы.

— Нет, но я проверю ещё раз…

Я побежала обратно в спальню, в которой стало темно, как в безлунную ночь на Земле, как будто шторы были задернуты, а жалюзи опущены, но жалюзи отсутствовали, и тёмно-синие шторы неподвижно висели по обе стороны от окна.

Я побежала по коридору, заглядывая в каждую спальню, молясь, чтобы хоть одно из них выходило на ослепительно белое небо, которое я так ненавидела. Я бы всё отдала за то, чтобы хоть мельком увидеть его. Хотя я и не была прирождённым клаустрофобом, но постепенно превращалась в него.

Когда я отвернулась от последней комнаты — той самой, где висели фотографии — Римо стоял в конце коридора. Он был призрачно-белый в темноте. Страх ускорил мой пульс и распространил во рту привкус меди. Я щёлкнула выключателем, и, слава Геджайве, ряд лампочек на потолке ожил.

Мгновение мы стояли в разных концах коридора, глядя друг на друга, но на самом деле не видя. Как и я, его внимание было обращено внутрь себя. Он также просматривал список сценариев того, что приготовила для нас гостиница?

Я сжала ладони в кулаки, почувствовав, как пыль пульсирует на моей коже. У меня мелькнула идея, и я раскрыла ладони, затем провела по завиткам, стряхивая пыль. Как только нити прилипли к кончикам моих пальцев, я смастерила топор, чудовищно большой, который нельзя было спутать с ножом для масла, затем вернулась в спальню. Я попыталась открыть окно, но оно было либо закрашено, либо волшебным образом заперто на засов, потому что даже не сдвинулось с места. Я подняла руки, вложив в удар всё своё сдерживаемое разочарование и страх, повернула голову и замахнулась. Лезвие ударилось о стекло, а затем отскочило. Я стиснула зубы, когда удар отдался вибрацией в моём больном локте.

— Какую часть из «не нагружай эту руку» ты не поняла?

Римо стоял в паре метров от меня, надежно спрятавшись за креслом-качалкой, обхватив пальцами верхнюю перекладину.

— Отдай топор мне, Лара Крофт.

Я свирепо посмотрела на него, потом на свой дурацкий сустав, потом на бронированное окно.

— Проблема не в моей руке. Это стекло…

— Твоя рука работает не так, как должна.

Я протянула ему топор, затем отступила назад и упёрла руки в бока.

— Ни в чём себе не отказывай, развлекайся. Или, по крайней мере, выбей оконное стекло, — сладко сказала я.

Все мышцы на его лице напряглись, когда он поднял руки и замахнулся. Лезвие со звоном ударилось о стекло, отбросив его руки назад, за голову.

— Ха. Может быть, твои руки не работают должным образом?

Издав низкое рычание, он стиснул зубы и попытался снова. И снова он потерпел неудачу.

— Подожди. Может ли стекло быть волшебным?

— Твой сарказм не помогает, Трифекта.

Он сделал два шага в сторону и воткнул топор в стену. Точно так же, как и в случае с окном, лезвие лязгнуло, не вызвав углубления. На штукатурке не появилось даже скола. На этот раз Римо зарычал и выплюнул целую литанию фаэлийских ругательств.

— Здесь есть чёрный ход? Или окно в подвале?

— Нет.

Мои руки соскользнули с бёдер.

— И как мы должны отсюда выбираться?

— Может быть, мы и не должны.

От этого по мне пробежал холодок. Даже перспектива наличия водопровода и работающего электричества не облегчала наше затруднительное положение. Я сделала глубокий вдох и обнаружила, что мне не хватает кислорода, хотя, вероятно, виной этому было моё воображение.

— Может быть, мы просто не можем использовать оружие, сделанное из виты. Может быть, на кухне есть нож…

— Даже то, что у тебя есть вита, это счастливая случайность, принсиса. Счастливая, но всё же случайность. Поверь мне, когда наши деды проектировали это место, они не учли, что охотницы, способные владеть конфискованной пылью, будут находиться в их тюрьме.

— Я всё равно собираюсь попробовать.

Я прошла мимо Римо и выскочила за дверь, затем бросилась вниз по лестнице, дважды поскользнувшись, но удержавшись за перила. Я включила все лампы на кухне, затем выдвинула ящики и распахнула кухонные шкафы в поисках ножей или сковородок. На данный момент я бы даже довольствовалась венчиком. Я ничего не нашла. За исключением миски, которую я наполнила ранее. Прежде чем опорожнить её, я открутила кран, чтобы убедиться, что трубы не пересохли. Носик зашипел и выпустил единственную каплю воды и всё.

Вот… дерьмо.

В ресторане был бар, а это означало, что там были бокалы. Я как раз собиралась пойти перекусить, когда заметила пирог в центре острова. Я уставилась на пар, поднимающийся сверху… сладкий глупый пар, который больше не должен был подниматься от теста. Охваченная неистовым желанием вывалить его на плитку и растоптать, я подтащила сковороду к себе, снова обжигая кончики пальцев о раскаленный металл.

— Ты, правда, собираешься есть в такое время?

Дверь за Римо захлопнулась.

Я прищурилась, глядя на него, а затем перевела взгляд на топор, свисающий с его пальцев. Мой топор. Я пересекла кухню, схватила его, затем разрубила дразнящий десерт пополам, вместе с формой, начинкой и всем остальным. Скользкие ломтики персика соскальзывали с лезвия моего топора и падали на пол, как слизняки.

— На всей этой кухне нет ни одного долбаного ножа, — мои слова прозвучали спокойно, как надвигающийся шторм.

Римо переводил взгляд с беспорядка на моё раскрасневшееся от ярости лицо.

— Ну, тебе не обязательно было делить его по частям; я не большой любитель пирогов.

Смешок вырвался из меня. Слегка безумный смешок.

— Кстати, трубы сухие, так что в этой чаше вся вода, которая у нас осталась.

Глаза Римо чуть распахнулись.

Я вспомнила о своей пыли. Топор раскрошился, как мел, затем замерцал, как звёздный свет, прежде чем превратился в жидкость и потёк обратно в мою ладонь.

Римо открыл рот, чтобы заговорить, как раз в тот момент, когда что-то запищало.

— Ты это слышишь?

Я надеялась, что он не слышит.

Он кивнул, сжав челюсти.

Звуковой сигнал никогда не предвещал ничего хорошего, хотя почему я всё ещё ожидала, что в Плети произойдёт что-то хорошее? Пирог и мыльная ванна были случайностью. Когда я, шаркая, направилась к двери, кусочки персика и раздавленная корочка замерцали, как будто были сделаны из пыли, хотя этого не могло быть, поскольку еда, приготовленная из виты, была несъедобной. А затем разделенная сковорода проскребла по острову и снова спаялась вместе.

— Римо, — пробормотала я, когда появился новый корж, пышный и дымящийся.

Я сглотнула слюну, которая показалась мне такой же густой и склизкой, как фруктовый сироп.

— Подумать только, а я немного поела его. Что, если у меня в животе от этого пекутся пирожные-малютки?

Я побледнела и посмотрела на свой живот, наполовину ожидая обнаружить, что он раздувается наружу. Он был плоским, но это не означало, что пирог не готовился к порче.

— Как ты себя чувствуешь?

Я подняла глаза и обнаружила, что взгляд Римо прикован к моему животу.

— Как будто моя тяга к сладкому может, в конечном итоге, убить меня, если то, что пищит, этого не сделает.

Я съедала не так много шоколадных конфет, как раньше, но если коробка случайно попадала в мою комнату, она никогда не выходила оттуда.

Напряжённые губы Римо изогнулись в улыбке.

Ничто так не снимает напряжение, как юмор. Это была мантра Ибы. Как я скучала по нему. Ничто плохое никогда не касалось меня, когда он был рядом. У меня защипало глаза, но я отказалась плакать. Сейчас было не время для слёз. Это был момент для действий.

— С другой стороны, нет никакого призрачного пекаря. Нима всегда говорит, что нужно искать что-то хорошее в плохом.

Моё сердце глухо забилось. Моя сильная и жизнерадостная мама точно знала бы, что делать.

Я была таким жалким подобием будущей королевы. Семнадцать лет, и всё ещё полностью завишу от своих родителей. Я держалась за это… за желание увидеть их снова — я не умру в этом проклятом месте. Я обошла Римо и направилась к источнику звукового сигнала. Рядом с входной дверью в углу громоздкой кремовой коробки, содержащей устаревшую клавиатуру с десятью резиновыми кнопками в диапазоне от 0 до 9, расположенными под экраном с четырьмя черточками, мигал красный огонек.

— Полагаю, мы должны найти четырёхзначный код, — голос Римо прошёлся по моему виску, обдувая мои влажные волосы.

Обязательно ли ему было стоять так близко?

— Думаешь?

Я отошла в сторону, чтобы его подбородок не упирался мне в затылок.

Он бросил на меня взгляд, который заставил бы съёжиться женщину поменьше, или, по крайней мере, ту, которая не была накачана адреналином и зачарованным пирогом.

— У тебя есть какой-нибудь конструктивный вклад, принсиса? Возможная идея относительно того, какие цифры нам следует… пробить

Я не думала, что он хотел ударить по клавиатуре.

— Это творение этого места. В земных годах.

В неверрианские годы мы всё ещё отмечали новый год трёхзначными числами.

Римо поднёс палец к клавиатуре.

— В каком году он был создан?

— Я не знаю.

— Что ж, это поможет.

Он начал опускать руку, но затем снова поднял её и нажал: 1-7-7-5. Маленький огонек перестал мигать, но остался красным. Было ли это хорошим знаком?

— Почему 1775 год?

— Это земной год рождения моего деда…

Коробка взвизгнула.

Я зажала уши ладонями, когда Римо выдал новую порцию ругательств и попробовал две другие комбинации. Его год рождения: 2018 — почему он решил, что это может быть кодом, было выше моего понимания — и затем текущий земной год: 2124. А затем он набрал 2-0-3, его указательный палец завис между цифрами пять и шесть.

— Какой у тебя год рождения? — прокричал он, перекрывая громкий визг.

— Пять!

Он набрал пятерку. Клавиатура продолжала издавать трели, а индикатор оставался красным.

Римо ударил по нему кулаком. Свет волшебным образом не погас и не затих. Римо зарычал и поднял пальцы к стенкам коробки, пытаясь оторвать её от стены, но, как и кирпичи за ней, коробка была неразрушимая.

Тяжело дыша, он опустил руки и сжал их в кулаки по бокам.

Я ломала голову над комбинациями, но их было слишком много, чтобы пробовать. Я оглядела комнату в поисках цифр. Ни одна из них волшебным образом не появилась ни на стенах, ни на столах. Единственной вещью, которая волшебным образом появилась в этой комнате и которой там раньше не было, был чёртов пирог.

Римо, должно быть, проследил за моим взглядом, потому что что-то пробормотал — возможно, прорычал, но поскольку мои ладони всё ещё были прижаты к голове, это прозвучало неразборчиво.

Внезапно пронзительный вой прекратился. Мы оба повернулись обратно к коробке, надеясь обнаружить, что свет погас. Но нет. Он просто снова начал мигать, а затем снова раздались звуковые сигналы. Я опустила руки, звук был терпимым, но определённо не из приятных.

— Какой год рождения у Лайнуса? — хрипло спросил Римо.

— Эм. В начале 1800-х годов, но я не знаю точной даты.

— Что ж, это поможет.

Я бы показала ему язык, если бы не была так занята тем, что грызла свою нижнюю губу.

— Ему было сорок четыре, когда он умер.

Я вспомнила это, потому что Ибе только что исполнилось сорок четыре, и он упоминал что-то о том, что ему было столько же лет, сколько его отцу в День Тумана.

— Он когда-нибудь жил на Земле? Потому что, если бы он это сделал, это изменило бы расчёты.

— Я не знаю…

Римо вздохнул.

— Ну, он умер в тот год, когда я родился. А сорок четыре умножить на пять — это…

— Двести двадцать.

— Итак, это означало бы, что он родился в…

— 1803 году, — сказала я, почти не задумываясь.

Римо приподнял бровь.

— Что? Я люблю математику.

— Я вижу это.

Он снова поднес руку к клавиатуре и набрал 1-8-0-3.

Свет и звук снова сошли с ума.

Он набрал 1800 и все остальные комбинации, пока не дошёл до 1810.

Я схватилась за уши, потому что цепляться за чертову коробку было бесполезно. Я знала, что тюрьма не должна быть весёлой, но да ладно… это выводило пытки на совершенно новый уровень.

Сосредоточившись на своём дыхании, я попыталась представить, какие четыре цифры могли прийти в голову Грегору и Лайнусу в их хитроумных мозгах. Я набрала год рождения Ибы — неправильно — дату рождения моей бабушки по отцовской линии — неправильно — затем 0000 — неправильно. Я зарычала.

Я подошла к бару, схватила долбаную обжигающе горячую сковороду и запустила ею в коробку для запекания. Всё, что из этого вышло, это большое жирное ничто. Нет, это было неправдой. Это привело к беспорядку. Кусочки коржа и клейкой начинки скатывались по кирпичам, темнея на растворе. Когда сковорода упала на пол, её звон был едва слышен из-за шума и гама.

Задыхаясь от ярости, я превратила свою пыль в дубинку. Римо отступил на несколько шагов назад и скрестил руки на груди. Очевидно, он не собирался меня останавливать. Хорошо, потому что я могла бы пристукнуть его, если бы он попытался. В ушах звенело, локоть болел, я замахнулась дубинкой в коробку-измельчения-мозгов. Она не сломалась. Даже не откололась. В отличие от моих барабанных перепонок. И моё здравомыслие. И мой локоть.

Небеса, мой локоть…

Пот струйками стекал у меня по затылку, пропитывая всё ещё влажный костюм. Подумать только, час назад я нежилась в ванне, удивляясь, почему моя кожа не блестит, когда намокает. Какие мелочные, ничтожные размышления.

Зарычав, как тигр, я нанесла ещё один удар. Дубинка вылетела из рук, ударилась о стекло и упала, а затем покатилась к ботинкам Римо.

Он наступил на неё, но не наклонился, чтобы поднять.

— Всё выплеснула?

Я баюкала свой локоть.

— Нет. Даже близко нет. Когда я увижу Грегора… — я замолчала.

Когда… Какой опасной вещью был оптимизм — он заставлял тебя верить в чудеса.

— Сосредоточься на этом. О том, что ты с ним сделаешь, когда увидишь его.

Резкий звонок снова превратился в отрывистую трель, каждый такт был похож на скрежет гвоздя по гладкому куску грифельной доски.

Скрежет. Скрежет. Скрежет.

— Клянусь, именно поэтому мы не встретили ни одного заключенного. Они все сошли с ума и положили конец своему жалкому существованию.

— Ты забываешь, что смерть, похоже, тут невозможна.

— Может быть, в этой камере так оно и есть.

Его губы горько скривились.

— Я говорю, что мы этого не узнаем.

Я уставилась на звенящую коробку, затем нахмурилась, заметив, что поверх чёрточек появились буквы. ПОПЫТКА. Затем: ПОСЛЕДНЯЯ. Попытайся в последний раз? Последняя что? Последний день…

— Ты, должно быть, издеваешься надо мной. Последняя попытка? — голос Римо, казалось, усиливался стеклянным фасадом.

Что произойдёт, если мы потерпим неудачу? Я не осмеливалась высказать своё беспокойство вслух. Я даже не хотела предполагать, что могло бы произойти, потому что, зная Грегора, это было бы хуже смерти.

Шум в моих ушах усилился, отдаваясь в висках.

— Не думаю, что это дата.

Римо нахмурился.

— Твой дедушка обожает дурацкие игры. Я думаю, что это просто ещё одна из них. Мне кажется, что эти четыре цифры соответствуют чему-то в гостинице.

Я уже была за стойкой, поднимала бутылки с алкоголем, проверяла этикетки.

— Посмотри на столы и стулья. Может быть, на одном из них вырезан номер.

Я не была уверена, что Римо согласится. Он был не из тех, кто подчиняется приказам. Особенно от меня. Он оглядел зал, где стояло около дюжины столиков, а затем, словно решив, что моя идея не совсем нелепа, направился к ближайшему. После того как мы обыскали весь ресторан, Римо объявил, что направляется на второй этаж. Прежде чем уйти, я в последний раз оглядела комнату, заметив, что пирог дематериализовался. Хотя на кирпичах не осталось жирных следов, его сладкий маслянистый аромат витал в воздухе, как дым от жирного костра.

У меня скрутило желудок. Когда его не вывернуло наружу, мне стало немного легче дышать. Ну, настолько легко, насколько это было возможно, когда слова «ПОСЛЕДНЯЯ ПОПЫТКА» продолжали мигать, перемежаясь непрерывным звуковым сигналом.

Перед уходом я попробовала воспользоваться раковиной за стойкой бара, но оттуда не выплеснулось ни капли воды. Во рту у меня пересохло, как на дороге в Приграничной стране. Я прямиком направилась на кухню, сделала несколько больших глотков из миски, радуясь, что у меня хватило предусмотрительности наполнить её, затем осторожно поставила на стол.

Я уже обыскала ящики и буфеты — всё пусто, — но моё внимание привлекла гравюра у дверцы шкафа. Я подошла к нему. Кто-то вырезал сердечко и поместил внутрь него имена БЛЕЙК + КЭТ. Холодок пробежал по мне. Был ли это тот самый Блейк, которого впитал в себя Джими Каджи, когда восстал из могилы? Были ли моя мать и Блейк любовниками? Нарисовала ли она сердечко? Неужели он? Было ли это вообще реально?

Моё имя прозвучало где-то за пределами кухни. Я оставила пометки на стене и поднялась наверх, чтобы найти Римо. К тому времени, как я добралась до лестничной площадки, я снова запыхалась.

— Нашёл что-нибудь? — с надеждой спросила я.

Он вышел из самой большой комнаты, неся в руках фотографию в рамке, на которой были изображены двое детей: один с чёрными косичками и чёрными глазами, другой со светло-голубыми глазами и волосами, подстриженными так близко к голове, что невозможно было определить цвет. Девочка сидела на лестничной площадке домика на дереве, поджав тонкие, как палки, ножки, а мальчик взбирался по лестнице, оглядываясь через плечо на камеру.

— Это моя мать?

— Возможно, но я не поэтому отцепил её от стены. Смотри.

Он указал на нижнюю часть фотографии, где ручкой была нацарапана дата 2008.

— Это единственная, на которой есть дата. Я проверил их все.

— Ты проверил каждую спальню?

— Да.

— И ты больше ничего не нашёл?

Он покачал головой, отчего прядь рыжих волос упала ему на глаза.

— А ты?

Я подумала о гравировке на кухне, но поскольку на ней не было никаких цифр, я решила, что мне не нужно делиться этим с Римо.

— Может, нам попробовать 2008 год?

Мурашки пробежали по моей коже, пробуждая каждый маленький синяк и порез на моём теле.

— Что, если мы ошибаемся?

— Что, если мы правы?

Он сунул фотографию под мышку.

Закусив губу, я последовала за ним обратно вниз по лестнице. Мой желудок скручивало и выворачивало наизнанку, как будто он пытался мне что-то сказать.

В шесть быстрых шагов Римо добрался до коробки сигнализации, а я тем временем застыла на пороге, не сводя взгляда с ближайшего ко мне стола, вернее, с того, что лежало сверху. Я вцепилась руками в спинку стула и так пристально уставилась на чёртов пирог, что его контуры расплылись. А потом внезапно они заострились, и я подняла взгляд.

— Римо, подожди!

Как бы сильно я ни хотела, чтобы звуковой сигнал прекратился, я чувствовала, что нам нужно ещё немного всё обдумать. Я села и, хотя это было отвратительно, провела рукой по начинке в поисках подсказки.

По неверрианской традиции в годовщину Калиго Диаса каждой семье, живущей на земле, дарили Калиго Кроста — пирог, испечённый на королевских кухнях. Внутри каждого пирога был самородок из чистого золота. Все они различались по размеру. Для некоторых семей самородок мог бы продержать их на плаву целое десятилетие; для других это позволило бы им месяц жить как дворянам. Именно Иба основал эту традицию, вдохновившись блюдом Galette des Rois², которое он попробовал во Франции во время одного из своих земных путешествий с Нимой. Вместе они придумали этот неотразимый подарок, небольшой знак признательности своим менее удачливым подопечным.

Однажды я слышала, как Грегор жаловался, что мои родители опустошали королевскую казну быстрее, чем Лайнус менял женщин. Я сморщила нос от такого сравнения, но Иба улыбнулся. По какой-то причине моему отцу нравилось провоцировать вариффа.

— Что ты делаешь? — спросил Римо, возвращая меня в гостиницу с её пронзительной коробкой.

— Ищу самородок.

— Не хочу лопать твой маленький пузырь, принсиса, но я не думаю, что мы сможем купить себе выход отсюда.

Я никак не отреагировала на его насмешку. Просто распределила начинку по столу, проводя пальцами по липким фруктам и хрустящей корочке.

— Я надеюсь, что на самородке выгравирован номер.

Если там вообще был самородок.

Моё сердце учащенно забилось, когда мои пальцы наткнулись на что-то твёрдое. Я сжала кусочек между большим и указательным пальцами только для того, чтобы обнаружить, что это осколок персиковой косточки.

— И что? Что-нибудь? — спросил он.

Моё зрение затуманилось, а затем слеза скатилась с моей щеки и шлепнулась в пустую кастрюлю. Я стёрла своё разочарование костяшками пальцев.

Римо, должно быть, пришёл к выводу, что моя охота была безрезультатной.

Ирония от того, что охота с фруктовой начинкой, оказалась бесплодной, заставила меня фыркнуть от смеха. О, небеса, гибель моего разума настигла меня. Я провела рукой по волосам, намазывая их кусочками пирога. «Пофиг. Они просто волшебным образом перестанут существовать», — подумала я с очередным мрачным смешком.

Я смеялась ещё минуту, а потом перестала. Просто остановилась. Потому что это было отнюдь не смешно.

В этом не было ничего смешного.

Мои волосы пахли чёртовыми зачарованными персиками.

Мой локоть чувствовал себя так, словно его выдернули из сустава.

Моё лицо было испещрено жгучими порезами.

Мои барабанные перепонки были измучены звуковым сигналом.

Не говоря уже о том, что если мы не вычислим правильный четырёхзначный код, то останемся запертыми в этой огромной жестяной коробке, утопая в тёплом пироге.

Римо наблюдал за мной так, словно я была одним из тех новых образцов животных, выведенных зоологами-людьми: единорогом или помпомом. Вероятно, скорее помпомом, чем единорогом — рогатые лошади заставляли людей ахать и ворковать, в то время как пухлые голубые обезьянки заставляли людей хихикать и показывать пальцем.

— Почему ты здесь? — прошептала я пирогу. — Почему? Почему? Почему?

Здорово. Теперь я разговаривала с неодушевленными предметами. Погодите. Были ли предметы, которые могли материализоваться и дематериализоваться, неодушевленными?

Я мрачно осознала, что, в конце концов, неодушевлённый или нет, я всё равно болтала с пирогом.

— Ты спрашиваешь меня? — голос Римо отвлёк моё внимание от испорченной выпечки.

— Нет.

Он приподнял темную бровь, всё ещё сжимая фотографию в рамке.

— Ты думаешь, пирог как-то связан с этим?

— А ты нет? Я к тому что, если бы он был просто для того, чтобы напугать нас, почему бы не сделать так, чтобы появились другие вещи? Почему персиковый пирог?

Точно так же, как это происходило слишком много раз до этого, пролитое содержимое испарилось и восстановилось.

Пирог. Пирог. Пирог. Пирог. Пирог. Пирог.

Это слово пронзительно прозвучало в такт с трескучим сигналом тревоги.

Я встала так быстро, что мой стул заскользил и опрокинулся.

— Пи! Римо, это Пи!

— Мы установили, что это пирог. Мы даже установили, что он волшебный и содержит персики.

Я закатила глаза.

— Нет. Я имею в виду, что это число Пи.

— Как в 3.14? Это всего лишь три цифры.

Моё удивление тем, что он знал основное число, когда в наши дни все во всём полагались на технологии, улеглось из-за его незнания того, что число пи было бесконечным.

— На самом деле это 3.14159…

Когда его глаза стали такими же большими, как пироги Грегора с паранормальными явлениями, мой голос сорвался. Произнесение последующих цифр не имело никакой цели, кроме демонстрации моей любви к математике, что Римо, вероятно, расценил бы как хвастовство, поскольку он был обо мне самого худшего мнения.

— Итак, ты хочешь попробовать 3-1-4-1? — сказал он между двумя гудками.

Я сглотнула, внезапно почувствовав неуверенность. Что, если всплывающее тесто не имело никакого отношения к коробке с сигнализацией?

— Я не знаю. Я больше ничего не знаю.

Я снова провела руками по волосам. Мои локоны, хотя и были всё ещё немного влажными, были без остатков пирога. И мои пальцы тоже.

— Я думаю, это умно, — он положил фотографию в рамке на соседний столик. — Я думаю, мы должны попробовать это.

Я уставилась на Римо, разинув рот. Он подумал, что что-то из того, что я сказала, было умным? Ничего себе.

— Что?

Прежде чем он успел понять, насколько сильно на меня подействовал его комплимент, я выпалила:

— Я не хочу, чтобы нас взорвали, Римо.

Он вздохнул, хрипло и глубоко.

— Может быть, нас просто похоронят под персиковым пирогом.

— И этого я не хочу.

— Это была бы сладкая смерть.

— Я не хочу умирать.

— Тогда давай жить.

Пока я пялилась на мигающую красную точку, он повернулся к клавиатуре и поднял указательный палец. А затем он набрал нужную последовательность.

ГЛАВА 19. ТОРНАДО

Красный маячок сменился зелёным, и в гостинице воцарилась тишина, хотя внутри моего черепа всё ещё звучал звуковой сигнал. На экране высветилось слово «ХОРОШО», за которым последовало слово «ГОТОВО».

Раздавшийся ранее скрежещущий звук разнёсся вокруг нас. Металлические листы втянулись в землю, впуская в помещение прожилки яркого света. Я никогда не думала, что буду счастлива увидеть затянутое облаками небо, но, великая Геджайве, я была на грани того, чтобы пасть ниц перед ней.

Пока я не заметила, что ставни в доме напротив хлопают так же бешено, как квила, напившаяся волшебного вина.

— Эм. Мне кажется, или это ветер…

Почтовый ящик ударился в окно, и я подпрыгнула. Стекло треснуло, и моя кровь превратилась в лёд. Теперь всё ломается?

Я отступила так быстро, что врезалась в стол, а затем в стул. Внезапно дерево — взрослое, здоровенное дерево — покатилось по улице, его корни извивались, как у волитора. Когда корни поднялись, перевернув дерево на покрытую листьями крону, Римо бросился через всю гостиницу.

— Нам нужно попасть в подвал!

Его рев в сочетании с ударом ствола о тротуар заставил моё сердце бешено заколотиться о молнию комбинезона.

— Амара!

Кусок забора из белого штакетника врезался в окно, потрескав его во всех местах, которое пощадил почтовый ящик.

Я огляделась по сторонам.

— А не попробовать ли нам добраться до поезда?

Огненно-рыжие волосы Римо развевались, как будто ветер каким-то образом проник сквозь трещины в фасаде. Если не считать оглушительного воя, внутри по-прежнему было тихо.

— Вокруг летают огромные деревья, а ты хочешь выйти на улицу?

— Если мы не можем умереть…

— А что, если можем? Что, если прошлый мир просто создавал иллюзии, и моя смерть была одной из них? Нам нужно спуститься в подвал. Сейчас же, Амара!

Я развернулась и направилась к лестнице, которую заметила раньше, затем сбежала по цементным ступеням. Римо следовал за мной по пятам. Звон стекла где-то в гостинице напугал меня, и я, споткнувшись, проскочила последние три ступеньки, выбросив вперёд руки. Официально я терпеть не могла лестницы. Крепко зажмурив веки, я упала. Сначала мои ладони ударились о бетон, а затем и колени. Хотя моё лицо не пострадало от неуклюжести, локоть снова пронзила боль.

Я отдёрнула свою раненую руку, но осталась сгорбленной, хотя всё, чего я хотела, это свернуться калачиком и зализать свои раны.

— Амара?

Медленно, дыша сквозь боль, я открыла веки.

Римо сидел передо мной на корточках.

— Ты в порядке?

Нет, со мной было не всё в порядке. Мы разгадали код только для того, чтобы попасть под долбаный торнадо?

Он приподнял моё лицо.

Я повернула голову так, что оно соскользнуло с его огрубевшей ладони, не желая доставлять ему удовольствие видеть, как мне больно.

— Я в порядке.

Я покачнулась на пятках и уставилась на блестящий бетон под своими согнутыми ногами.

Беспокойство Римо повисло в воздухе между нами, заряжая его. Если только это было отнюдь не беспокойство. Если только это не было самодовольством из-за того, что я была так чертовски слаба без своих способностей.

Где-то над нами треснуло дерево, и Римо вскочил на ноги, затем бросился к входу в подвал. Бросив взгляд через плечо, я увидела стол, катящийся вниз по лестнице. Мне нужно было убраться с дороги, но почему-то я не могла найти в себе силы подняться и спастись. Какой в этом был смысл?

Римо застонал, и я подумала, что его ударили, но обнаружила, что он упёрся плечом в дверь. Петли заскрипели, когда он навалился на них всем своим весом. Либо это была самая тяжёлая дверь, либо её заклинило. Деревянная столешница заскрипела, застряв между стенками лестницы. Пот блестел на лбу Римо, пока он тужился и тужился. Мне следовало встать и помочь ему, но вместо этого я сидела на месте, и мой гнев пенился, как белые «барашки». Мне хотелось закричать, как тогда, в пустыне кактусов, но всё, что я сделала, это причинила боль своим лёгким.

Сквозь вой ветра раздался оглушительный треск, а затем столешница раскололась надвое, как крылья бабочки, и полетела прямо на меня. Я крепко зажмурила глаза, уверенная, что меня вот-вот ударит, но удара так и не последовало. А потом ветер перестал дуть, и мои волосы перестали развеваться вокруг лица, как водоросли в Глейде.

Щёлкнула задвижка, за которой последовал гулкий удар.

Я открыла глаза, но ничего не увидела.

Либо Римо закрыл дверь, потому что не было ни малейшего лучика света, либо я была мертва.

Я услышала тяжёлое дыхание. Моё, но и чьё-то ещё.

Я догадалась, что всё ещё жива.

Что-то мягко ударило меня по колену. Я предположила, что это ботинок Римо, пока он не заговорил, и я поняла, что он не стоит надо мной.

— Как думаешь, ты сможешь сделать фейский огонь из виты?

Сглотнув, я сжала ладони вместе и стряхнула пыль. Её нити засветились в темноте, когда я вытянула и сплела их в шар, который подбросила вверх. Он взмыл к потолку и осветил тесное помещение, отблескивая на полках, заставленных стопками винных бутылок, и выделяя края столешницы, под которой стояли две большие белые коробки с отверстиями.

Римо стоял, прислонившись к двери, и тяжело дышал. Его глаза пробежались по моей всё ещё стоящей на коленях фигуре.

— Ты в порядке?

Нет, я была не в порядке. Я была в полном беспорядке. Сломанный, бесполезный беспорядок. Я прикусила губу и отвела слезящийся взгляд. Когда я увидела, что ударилось о моё колено сбоку, мои коренные зубы заскрежетали друг о друга. Это был не пирог, но почти такое же отвратительное. Я подобрала безупречное яблоко и здоровой рукой запустила им в стену из бутылок. Его блестящая красная кожица не порвалась, белая мякоть не разлетелась брызгами. Оно просто отскочило назад и завалилось на бок, как будто было сделано из резины.

Я прижала больную руку к груди, пытаясь оценить, была ли боль такой же, как на Станции Обмана, или она ощущалась иначе. Каждый сантиметр кожи и кости болел чертовски сильно, что я вообразила, будто на этот раз у меня был перелом. Как я смогу взобраться на скалу только с одной рукой?

Если мы сможем покинуть этот подвал, учитывая бушующую снаружи бурю.

— А я-то думала, что ненавижу уроки этикета, но тюрьма фейри… официально это самое худшее, — пробормотала я.

— Но там есть мыло и пирог.

Дыхание Римо пощекотало мой нос.

Я подняла голову так быстро, что у меня хрустнула шея. Он снова присел передо мной на корточки.

— Покажи мне свою руку, Амара.

— Всё в порядке, — процедила я сквозь зубы.

— Ты угрюмее, чем обычно, так что предполагаю, что всё не в порядке.

— У меня есть полное право быть угрюмой. Я разгадала неразрешимую загадку, и ради чего? Чтобы спровоцировать стихийное бедствие?

Фырканье, сопровождавшее мой содержательный комментарий, замерло на выходе, превратившись в хныканье, когда Римо потянул меня за руку.

Я попыталась вывернуться, но он крепко держал. Он прощупал руку пальцами по всей длине. И где бы он ни прикасался, это вызывало новые всхлипы.

Наконец, он отпустил руку с мрачным выражением лица.

— Сомневаюсь, что смогу исправить её на этот раз.

Я захлопала веками, мои ресницы слиплись от старых и новых слёз.

Он встал и прошёлся по тесному помещению, заглянув в одно из отверстий, прежде чем распахнул его. Он вытащил длинный кусок ткани — скатерть или простыню. Пока я гадала, почему она хранилась в коробке, Римо скрутил её, накинул мне на шею и завязал узлом.

— Что ты делаешь? — спросила я.

— Делаю перевязь. Надеюсь, она поможет, — он приподнял мой локоть и положил его в белый гамак. — Лучше?

Удивительно, но стало лучше. Помолчав, я сказала:

— Я очень скучаю по полётам.

Римо одарил меня мрачной улыбкой.

— Подумай о том, как сильно ты будешь ценить это, когда вернёшься домой.

— Если мы когда-нибудь вернёмся домой.

— Вернёмся.

Он поднял один конец моей самодельной повязки и вытер им мои щёки.

Вот он снова был милым.

— Могу я кое-что предложить? — он позволил ткани снова повиснуть. — Как только мы вернёмся, тебе следует потренироваться, используя спирали. Я могу дать тебе несколько советов, если хочешь.

Я покачала головой, но улыбнулась.

— О… Римо.

А потом я расхохоталась, но к смеху примешались громкие рыдания.

Как и ранее, Римо, казалось, не совсем понимал, что делать с этой безумной версией меня, но затем он обхватил руками мою спину и притянул меня к себе. Он устроил мою голову себе под подбородком, и хотя его объятия волшебным образом не исцелили мою раненую руку, изуродованное лицо или уязвленное эго, это притупило мою боль.

— Почему мы не можем сделать перерыв? — пробормотала я, уткнувшись в его крепкую грудь.

— Может быть, потому, что мы в сверхъестественной тюрьме.

Он поднял руку к моему затылку и пальцами взъерошил мои волосы, отчего дорожка тревожных мурашек пробежала под плотной тканью моего костюма.

Вызывало беспокойство не то, что он мог их чувствовать — материал был слишком плотным и толстым, — а то, что это был не первый раз, когда моё тело реагировало на его прикосновения.

Что-то ударилось о дверь, и я подпрыгнула. Когда защёлка не поддалась, я спросила:

— И что теперь?

— Теперь мы переждём торнадо.

Я снова переключила своё внимание на него.

— Думаешь, он прекратится?

Он кивнул, поднялся на ноги и подошёл к стене с вином. Он просмотрел этикетки, затем выбрал одну и сдул пыль с тёмного стекла.

— Что ты думаешь о «Каберне»?

— На данный момент я бы не отказалась от самогона.

— Ты можешь сделать открывалку для бутылок, Амара?

Я нахмурилась.

— Это только для меня, или ты тоже планируешь выпить?

— Не хочется делиться?

— Я думала, ты не пьёшь.

— Нет.

Я дотронулась до своей татуировки, но вспомнила, что пыль сейчас светилась на потолке. Я неуверенно встала. Мои колени были словно набиты влажной ватой, но, к моему удивлению, они удержали меня в вертикальном положении. Я протянула здоровую руку к шару и отломила кусочек, затем скрутила его в штопор и передала его Римо. Он вытащил пробку из бутылки, затем протянул мне штопор, я скомкала его и бросила обратно в сторону светящегося шара.

Римо сделал глоток вина, затем протянул его мне. Древесный аромат обволакивал мой язык и горло, как бархат. Я сделала ещё глоток, затем вернула вино обратно. Мы не разговаривали, пока пили, просто плюхнулись рядом друг с другом, прислонившись спинами к одной из кирпичных стен. Время от времени потолок и дверь содрогались, и мой шар из пыли вздрагивал, но потом всё успокаивалось и снова становилось тихо.

На середине бутылки моя кровь начала бурлить, унимая боль в руке. Я прислонилась головой к кирпичам и наблюдала за созданным мной шаром.

— Я рада, что ты последовал за мной через портал, какова бы ни была причина, по которой ты это сделал.