Жестокий маскарад

Глава 13

Лишь на пятый вечер Вирджиния смогла наконец открыть глаза. В комнате, где она лежала, было тихо и пахло лекарством. На тумбочке у кровати слабо светилась лампа, рядом на стуле сидела девушка и читала.

Девушка была совершенно ей незнакома. Откуда она взялась? Почему она, Вирджиния, ничего не помнит? Она слегка приподнялась на локте и тут же снова упала на подушку. Почему здесь так тихо? Что случилось?

— Наконец-то вы пришли в себя, миссис Хартлин! — Девушка потрогала лоб Вирджинии и поправила ей подушку. — Скоро вы совсем поправитесь, лихорадка уже проходит. Доктор Лауэн и ваш муж будут так рады!

Проваливаясь в тягучий сон, Вирджиния успела заметить, как над ее кроватью склонилась высокая фигура и взволнованный голос прошептал: «Слава Богу!», вызывая в ней какие-то смутные воспоминания. Проснувшись в следующий раз, она увидела, что рядом с кроватью сидит Брент.

Со спокойствием, порожденным слабостью, Вирджиния лежала и внимательно разглядывала его. Разрыв и все, что он означал, теперь вызывали у нее только чувство опустошенности. Куда острее и болезненнее было воспоминание о трагическом конце бедного пса.

Она вглядывалась в неподвижное лицо человека, сидящего возле кровати. Как долго он здесь? Неужели после всего, что случилось, он способен тревожиться за нее, сочувствовать и, может быть, сожалеть о своих словах? Она приоткрыла рот, чтобы позвать его, но не издала ни звука. К чему слова? Ведь вскоре им предстоит расстаться… Вирджиния отвернулась и закрыла глаза.

— Вирджиния…

Брент стоял у постели, будто ожидая чего-то.

— Вирджиния… ты не спишь?

— Нет, — слова давались ей с трудом. — Который час?

— Десять минут четвертого. — Он подошел ближе и осторожно опустился на край постели, поглаживая ее исхудавшую от болезни руку. — Как ты себя чувствуешь? — в его голосе звучало искреннее беспокойство.

— Не знаю, это выяснится, когда я встану.

— Куда ты ходила тогда?

Внезапно Вирджинии захотелось рассмеяться — они говорят, как чужие люди! «Куда ты ходила?»! Желание смеяться пропало так же быстро, как и появилось.

— Не помню, кажется, просто гуляла.

— Восемь часов подряд?

— Разве? Ничего не помню…

Брент вздохнул, как-то неловко, почти боязливо дотронулся до нее и встал. Стоя спиной к кровати, он глухо сказал:

— Мне жаль, что я расстроил тебя. Я не понял сразу, что ты больна.

— Это неважно, — ответила Вирджиния, чувствуя, как осколки памяти приобретают четкость, постепенно складываясь в общую картину.

— Тебя не было так долго, а тут еще пес взбесился… — Брент замолчал. — Ты была в опасности, Вирджиния.

— Я не видела Хромоножку с предыдущего вечера, после того, как кончилась гроза. — Она помедлила, не сразу решившись спросить: — Брент, он долго мучился? Он умер сразу или…?

— Пес? Его смерть была быстрой и легкой. Ланс стрелял наверняка. Я знал, что ты очень любишь этого щенка, но нам было необходимо пристрелить его… — Брент подошел, склонился над кроватью и ощупью нашел ее плечи, вздрагивающие от сдавленных рыданий. — Прошу тебя, дорогая, не надо…

Присутствие Брента тяготило ее, но чем больше она думала о трагической гибели Хромоножки, тем неудержимее катились ее слезы.

— Вы плачете? В такой чудесный день? — В палату, приветливо улыбаясь, вошел доктор Лауэн. — Что случилось?

Брент отошел от кровати, его лицо снова дышало безразличием. Доктор Лауэн раздвинул шторы и пытливо посмотрел на Вирджинию.

— Это из-за собаки… Помните, я говорил вам? — сказал Брент.

— Да, очень жаль, что так вышло. — Доктор Лауэн задумчиво погладил подбородок, — Я подарю вам другого щенка, с отменной родословной. Как насчет маленького терьера?

Вирджиния лишь слабо улыбнулась в ответ. Когда Лауэн ушел, Брент снова присел у кровати, закурил и задумчиво произнес:

— Я много думал о тебе, Вирджиния. Доктор Лауэн говорит, что завтра ты сможешь встать. А через неделю я смогу отправить тебя домой.

— Домой! — Она была уверена, что под словом «дом» Брент подразумевает отнюдь не свое бунгало.

— Да, домой, — грустно улыбнувшись, повторил он.

— Но почему?

— Это единственное возможное решение, — пожал он плечами. — Во-первых, здешний климат тебе явно не подходит… Кроме того, тебя что-то угнетает, это видно всем.

О ком он говорит — о Лансе, о Лауре?.. Или о Ширани?

— Дома ты поправишься гораздо быстрее, а потом… — он запнулся и продолжил уже более деловым тоном: — Подумай сама, Вирджиния, так больше не может продолжаться. Нам надо расстаться на время. — Заметив ее смятение, он попытался смягчить суровый приговор: — Не подумай, что я осуждаю тебя. Нет, я и сам во многом виноват. Мне хочется побыть одному и разобраться, почему наш брак оказался неудачным. Оставь меня, Вирджиния, забудь, если можешь, пока…

Забыть! Вот он, горький итог всех грез и надежд!

— Тебе заказать билет на самолет? Или ты поедешь пароходом? — тихо спросил он.

— Нет!!!

Ее отчаянный вопль вызвал у Брента гримасу боли.

— Я забыл, что ты больна. Извини, давай поговорим об этом в другой раз.

— Нет! Не надо!

Ее слабость прошла. Единственное, что она хотела сейчас — рассказать ему правду и расстаться. Она не нужна ему, это ясно.

— Я не хочу уезжать. Я не уеду, пока не скажу тебе…

— Что же? — удивленно спросил он. — Что ты мне все время пытаешься рассказать?

Девушка хотела было начать свою горькую исповедь, но вдруг увидела, как на балконе дрогнула штора, хотя из сада не доносилось ни малейшего ветерка. Она быстро встала и выглянула на веранду.

— Никого нет…

— Ложись в постель, Вирджиния! Вечно ты фантазируешь. Я закрою балкон… Уверяю тебя, я ничего не слышал, а ведь мой слух очень обострился за последнее время. С тобой все в порядке?

Она пробормотала что-то невнятное, ее сердце бешено колотилось.

Брент встал и направился к двери, бросив через плечо:

— Так подумай над моими словами, Вирджиния. Я зайду завтра.

Она долго смотрела на закрывшуюся за ним дверь, с горечью думая, что больше уже не увидит его. Звук шагов в коридоре медленно затих. Вирджиния легла, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами, и вдруг в комнате снова, громко и отчетливо, прозвучал скрип балконных петель.

В комнату вошла Ширани. Она быстро огляделась, затем плотно закрыла балконную дверь и задернула шторы.

Вирджиния откинулась на подушку и в испуге прижала ладони к груди.

— Что вы хотите?..

— Поговорить с вами, миссис Хартлин, — улыбка Ширани походила на гримасу. — Не надо так пугаться. Почему вы не хотите поехать домой, как советует Брент?

— Так это вы были на веранде несколько минут назад! Вы подслушивали! — гневно воскликнула Вирджиния. — Вас, доктор Ансвар, совершенно не касается, что я собираюсь сделать — уехать или остаться.

Индианка смотрела на нее, и выражение ее лица постепенно становилось все более жестким.

— Боюсь, что меня это касается.

— Не понимаю! — воскликнула Вирджиния, стремясь побороть растущую тревогу. — И вообще, я не ваша пациентка, и вам нечего здесь делать!

Губ Ширани коснулась насмешливая улыбка.

— Вы ведете себя так, как я и ожидала — пытаетесь отгородиться своим хваленым английским высокомерием. Что ж, отлично… — Она грациозно опустилась в кресло, — Значит, мы будем продолжать беседу до тех пор, пока вы все не поймете. Вы ведь с нетерпением ждете результатов операции Брента? — Последовала многозначительная пауза. — Десять дней ожидания — это довольно долго, но они, в конце концов, пройдут, и тогда он увидит вас…

Ширани склонила голову набок и издевательски приподняла бровь.

— Возможно, Брент напрасно стремится отправить вас домой сейчас. Хотела бы я видеть его лицо в тот момент, когда снимут повязки, и…

— Что вы хотите этим сказать? — пролепетала Вирджиния.

— Разве он не говорил вам, что операция назначена на эту субботу? Вероятно, хотел сделать сюрприз… Так вот, все решено. — Ширани вытащила из сумочки сигареты. — Доктор Рейн прибывает завтра, а в субботу он собирается оперировать Брента. Уже получена роговица для пересадки от донора.

Все мысли Вирджинии сосредоточились на одном: почему он ничего не сказал? Она в изнеможении прикрыла глаза, а когда вновь открыла их, Ширани стояла у самой постели, безжалостно разглядывая ее. Индианка медленно протянула руку, и ужас объял сердце Вирджинии: она увидела письмо и фотографию Анны.

— Так вы знаете!..

— Да. Вам следовало выбрать более надежный тайник, чем ящик туалетного столика. Или вы чувствовали себя в полной безопасности, пока Брент слеп? — Улыбка исчезла с ее лица, сменившись выражением ненависти. — Почему вы вышли за него замуж? Почему вы разрушили все, глупая девчонка? О, если бы они только сообщили мне! Вы осмелились пожалеть такого мужчину, как Брент Хартлин! Неужели вы всерьез надеялись увлечь его? Вы!! И теперь продолжаете удерживать его против его воли?!

— Нет! Это неправда! Я не хотела…

Всем своим существом она пыталась сопротивляться, бороться с соперницей. Но как? Сломить ее упорство можно было только одним единственным оружием — уверенностью в любви Брента, а как раз этого у нее и нет…

— Нет, правда, хотя и не слишком приятная для вас. Неужели вы думали, что столь явный обман мог продолжаться вечно? Что Брент, узнав правду, не возненавидит вас? Если он не любит вас сейчас, то неужели сможет полюбить, когда узнает, что был так обманут? — Ширани помедлила, наслаждаясь своим триумфом. — Вы молчите, потому что знаете, что я говорю правду, и понятия не имеете, что теперь делать.

Ширани даже не пыталась скрыть свою ненависть и презрение. Ответ напрашивался сам собой: маскарад окончен. Но одно Вирджиния знала твердо: Брент ни в коем случае не должен узнать правду из уст Ширани.

Она потянулась к кнопке звонка.

— Нет! — гибкая смуглая кисть обхватила ее запястье. — Это было бы слишком просто!

— Прошу вас, уйдите, — прошептала Вирджиния. — Вы ведь удовлетворены?

— Вы решились рассказать все Бренту, не так ли? — иронически усмехнулась Ширани. — Слишком поздно!

— Вы хотите сказать, что сами сообщите ему?

— Нет, — покачала головой Ширани. — Вы кое-что забыли… пожалуй, самое главное. Похоже, вам мало что известно о хирургии глаза, миссис Хартлин, — почти с сочувствием продолжала она, присаживаясь на край кровати. — Помимо всех тонкостей самой операции, пациента следует оберегать от волнений, эмоциональных стрессов. Вы ведь не хотите лишить Брента последнего шанса обрести зрение?

— Как вы могли подумать!..

— Конечно, не хотите. Значит, вы понимаете, что ваша глупая правда нанесет ему страшный удар? Пациенту необходим полный покой, пока хирург не убедится, что операция была успешной.

— Но я не собиралась ждать операции, — растеряно пробормотала Вирджиния. — Я хотела сказать ему…

— До операции? Да вы с ума сошли! Вы что, хотите убить его? — Вирджиния отчаянно замотала головой, не в силах что-либо сказать, и Ширани удовлетворенно заметила: — Наконец-то мне удалось пробудить в вас искренние чувства… — Она бросила взгляд на часы и заговорила быстрее: — Я предлагаю вам согласиться с мужем и уехать домой. Он спокойно дождется операции, я ничего ему не скажу, а если зрение вновь вернется к нему, извещу вас.

— А что потом? — испуганно прошептала Вирджиния, уже предчувствуя ответ индианки.

— Спустя некоторое время вы напишете ему и попросите развод, сообщите, что ваш брак был ошибкой, что такая жизнь вам не подходит и вы вновь хотите вернуться к карьере фотомодели. Брент никогда больше не увидит вас и не узнает об обмане. Он вскоре забудет обо всем и сможет снова спокойно работать.

— А вы будете рядом с ним… — тихо заметила Вирджиния.

— Да! — ее глаза вспыхнули. — Вы знаете, что Брент первым заметил мои способности? Помог мне преодолеть расовый барьер, устроиться на работу в клинику, хотя у меня и не было никаких рекомендаций, кроме знаний и умений. Брент дал мне жизнь, дал все, кроме… Но я уверена, что, в конце концов, он даст мне и свою любовь! Вы шокированы?

— Да! Вы слишком жестоки и эгоистичны, чтобы сделать Брента счастливым. Вы не любите его!

— Разве? Как вы глупы! Как мало знаете жизнь! Я дам ему не только понимание, но и любовь, причем такую, которая недоступна вам, холодным европейкам!

Повисло тягостное молчание. Вирджиния содрогнулась от отвращения к этой женщине, безжалостно ломавшей две судьбы ради своих эгоистичных целей, женщине, в которой утонченность востока и образованность запада соединились в стремлении достичь желаемого любой ценой. Почти не сознавая, что делает, Вирджиния дико закричала:

— Я не позволю вам! Я расскажу ему все, что вы говорили мне здесь! Я…

— Вы не сделаете этого, — ледяным тоном отрезала Ширани. — Или вы забыли, что ему предстоит? Вы уедете на этой же неделе и никогда не вернетесь.

— А если я откажусь?

— Тогда я прочитаю ему это письмо. Я опишу Бренту его жену — ее бесцветные жидкие волосы, бледное лицо, которое ничем не напоминает лицо на фотографии, ее жалкую фигуру, на которой одежда висит мешком… — Лицо индианки стало почти кровожадным. — И сделаю это немедленно, накануне операции, которая так много значит для него. Ну что? Теперь вы согласны?

Долгую минуту Вирджиния всматривалась в ее красивое холодное лицо, на котором не было ни малейшего проблеска жалости, затем еле заметно кивнула и отвернулась к стене.