Жил-был щелкунчик

Четвертая глава

Затем рука Кона скользнула по ее волосам. От его ласки Мег бросило в дрожь. Задохнувшись от волнения, она выпустила Анну, поднялась на ноги и в панике выбежала из комнаты.

Кон последовал за ней более медленным шагом.

— Ты устала, Мегги. Иди спать. Я лягу на кушетке. Если Анна проснется посреди ночи, я позабочусь о ней.

Мег резко развернулась. Теперь, выплакавшись, она поняла, что ничего уже не боится. Но ее желание выяснить отношения начало таять, когда она столкнулась с Коном лицом к лицу. Стоя босиком рядом с ним, она чувствовала себя маленькой и слабой, слишком взволнованной. Он же казался еще выше, еще темнее и гораздо опаснее, чем раньше.

— Почему, Кон? — выпалила она, борясь с охватившим ее влечением. — Скажи честно, зачем ты приехал? Не говори только, что из-за любви ко мне. Мы оба знаем — это ложь. Ты меня использовал! Да, я сама виновата. Я, правда, сама на тебя вешалась и очень сильно облегчила твою задачу. И мне теперь придется всю жизнь расплачиваться за наивность. Но зачем выдумывать сказки, которые только расстроят впечатлительного ребенка? Если ты сказал правду и действительно стал перебежчиком, то единственная реальная причина, которая приходит мне в голову — это совместная опека, чтобы ты мог забирать Анну к себе на шесть месяцев в году. Я этого не вынесу. Ты меня слышишь?

Вопрос повис в воздухе, но у Кона впервые не нашлось готового ответа. Пока Мег ждала, он присел на кушетку и привычным жестом провел руками по волосам. Мег вновь обратила внимание на его сильное, гибкое тело, знакомое до мелочей…

Она покачала головой, злясь на себя за такие мысли по отношению к врагу.

Погрузившись в раздумья, Мег и не заметила, как Кон вынул портативный магнитофон из кармана пиджака. Он положил его на кофейный столик с мраморной столешницей — один из нескольких предметов меблировки, унаследованных ею от родителей, и едва ли не самый ценный. Зарплаты школьного учителя отцу хватало только на самое необходимое. Если бы не стипендия, Мег никогда бы не удалось съездить за границу.

Внезапно гостиную наполнили звуки горьких рыданий. Мег удивленно моргнула, узнав собственный детский голос. Ее взгляд метнулся к Кону, склонившемуся над магнитофоном.

Стены тюремной камеры снова сомкнулись вокруг Мег. Она вспомнила, как в отчаянии стучала кулаками по бетонному полу. Боль, пережитая в те ужасные минуты, нахлынула вновь, ошеломляя своей силой, и Мег не смогла сдержать слезы, струящиеся по лицу.

«Ох, папа. Ты умер… мой папа умер… Я должна вернуться домой к тебе! Они должны меня освободить! Выпустите меня отсюда, сволочи… Папочка…!»

Вновь пережитое горе было невыносимым. Не задумываясь, Мег бросилась к Кону, но он уже нажал на «стоп».

— Зачем ты сохранил эту запись? — Мег схватила его за руку, тряхнула, заставила поднять взгляд. — Что ты со мной делаешь? Как ты можешь быть таким жестоким? — Она набросилась на него, не замечая собственных слез, намочивших его рубашку.

Внезапно Кон схватил ее и обнял. Сжав в ладонях ее лицо, он бережно вытер влагу с ее ресниц.

— Когда я приказал охраннику прокрутить для меня эту запись и услышал твой безутешный плач, ко мне вернулось одно, почти забытое воспоминание.

— Какое воспоминание?

— О моем детстве в Сибири, о школе. О санках, которые сделал для меня отец в подарок на день рождения. У него были золотые руки. Я очень его любил и так гордился подарком, что потащил эти санки с собой в школу похвастаться перед друзьями. Мне было тогда восемь лет. Я не вспоминал этот случай, — Кон убрал с лица Мег прядь пепельных волос, укачивая ее в своих объятиях, — пока не встретил тебя. Тогда твоя боль так сильно меня тронула, что я почувствовал ее как свою. От меня зависело, сколько времени ты проведешь в тюрьме. Ты нарушила закон и заслуживала наказания. Я верил в это. — Он глубоко вздохнул. — Но когда я услышал, как ты зовешь папу, что-то во мне сломалось. Я понял, что должен тебя отпустить. — Он прекратил ее укачивать и взглянул прямо в глаза. — Ни один ребенок, какого возраста бы он ни был, не должен испытывать таких страданий.

Мег знала, что сейчас он говорит правду. Кон хотел утешить ее в ту ужасную ночь. Единственное, что он смог сделать — это подарить книгу, тайком подсунув ее в чемодан. Во время второй своей поездки Мег спросила Кона об этом, но он ответил уклончиво: «Просто подарок». Теперь она поняла.

— Ты не сказал мне это раньше, когда я спрашивала. Но ты так поступил потому, что понял, как мне было плохо. Как одиноко.

— Да. Я хотел, чтобы у тебя осталось что-то ценное, хотя бы одно хорошее воспоминание о моей стране. И обо мне…

Мег опустила голову.

— Когда таможенник в Нью-Йорке раскрыл мой чемодан, я увидела там книгу. Я глазам своим не поверила. Знала ведь, что это ты положил, но не понимала, почему, и понятия не имела, откуда ты мог узнать, что я именно о ней мечтала.

— В твоей гостинице весь персонал работал на КГБ, Мегги. Именно поэтому туда селили американских учителей и студентов. Так вашему гиду было проще следить за вами и докладывать мне. Он записывал все, что привлекало ваше внимание в магазинах, особенно книги. Частью нашей работы было находить людей, симпатизирующих Советскому строю, и вербовать их.

Мег бросило в дрожь при мысли, что с момента ее прибытия в Москву и до самого последнего мгновения, когда Кон усадил ее в самолет, за ней и ее друзьями велась постоянная слежка.

— Наверное, его разочаровало, что вместо всякой пропаганды мне так понравился «Щелкунчик». Я жутко хотела его купить, но у меня не было лишних денег.

— Он удивился. Обычно американские студенты сметают с прилавков все подряд. Родительских денег им хватает на любые глупости. Но ты другая.

Мег глубоко вздохнула и вытерла набежавшие слезы.

— И насколько же другая?

— Ты была хорошенькой девчонкой, независимой и избалованной, как остальные, но невероятно храброй. У тебя была внутренняя свобода. Тебя, такую юную, невозможно было запугать. Меня, признаюсь, это заинтриговало.

Она подняла голову и их взгляды встретились. Мег была потрясена его признанием, но еще больше смущена и взволнована. Все-таки он долгие годы работал в КГБ.

Что-то из сказанного им сегодня, наверняка, было правдой. Но какова доля лжи? И что она делает в его объятиях, прильнув к нему всем телом, когда их губы разделяют считанные сантиметры?

В смятении она оттолкнулась ладонями от его груди и попыталась встать. Ей нужно держаться от него на расстоянии — чтобы сопротивляться сексуальному влечению, которое он пробуждает в ней.

— Вижу, в твоем КГБ тебя отлично вымуштровали, — холодно сказала Мег. — В театре ты нас подловил очень даже профессионально. Само собой получилось, да, Кон? Но есть кое-что, чего ты не знаешь. Если ты попытаешься отобрать у меня Анну, я подам на тебя в суд. У нее нет никого кроме меня и никого не было с самого рождения. Жестоко нас разлучать. И я тебе не позволю!

— Я же говорил, что не собираюсь этого делать. Я хочу, чтобы мы жили вместе, втроем. — Довольная улыбка появилась на его губах. — В любом случае, слишком поздно ставить условия, Мегги. Мы с дочкой уже связаны, и я обещал ей, что буду здесь утром, когда она проснется. После нескольких месяцев, проведенных вместе, ты должна знать, что я не нарушаю обещаний.

— Одно нарушил, — ледяным тоном напомнила Мег. Когда Кон поднял взгляд, она продолжила, — Ты обещал, что я не забеременею. У меня хватило дурости тебе поверить.

Кон нахмурился.

— Мы оба знаем, что я пользовался презервативами. Каждый раз. Но видимо, наша девочка так сильно хотела появиться на свет, что ей это не помешало.

— Нет, Кон. Это ты постарался, чтобы все выглядело случайностью.

— Давай разберемся. Когда ты приехала в Россию во второй раз, я вовсе не собирался тебя соблазнять. А если бы действительно хотел этого, то затащил бы тебя в постель в первый же день.

Незачем было напоминать, что именно Мег сделала первый шаг к сближению. Ее бросило в краску от унижения и стыда.

— Между прочим, — продолжил Кон, — дел у меня было очень много, а ты была одной из самых незначительных моих обязанностей. Я должен был перепоручить твою охрану кому-нибудь из подчиненных. Вообще-то, это настолько рутинная работа, что у меня даже спрашивали, зачем я утруждаю себя сопровождением какой-то американской учительницы. Я не стану отрицать, что некоторые из наших агентов спят со своими «объектами» ради получения информации. Я взялся сопровождать тебя еще и для того, чтобы уберечь от такой ситуации.

— Почему?

Кон откинулся на спинку дивана.

— Потому что, уезжая из России в первый раз, ты казалась воплощением невинности. И честности. Шесть лет спустя, увидев твое имя в списке иностранных преподавателей, я захотел узнать, насколько ты изменилась. — Он умолк на краткое мгновение. — И единственной переменой оказалось то, что из подростка ты превратилась в прекрасную женщину. Тем сильнее мне захотелось удостовериться, что ни один мужчина не воспользуется тобой в моей стране.

— Я тебе не верю, Кон.

Он склонил голову набок и окинул Мег выразительным взглядом.

— Разве я тебя к чему-то принуждал, Мегги? И вспомни, ведь это ты меня бросила.

Надо же, теперь она еще и виноватой оказалась.

До встречи с Коном Мег не знала любви. У нее не было друзей-мальчишек в школьные годы, не было сексуального опыта, который мог бы подготовить ее к вспышке ярких и бурных чувств к человеку, ставшему впоследствии отцом Анны.

Мег была единственным ребенком у пожилых родителей, которые души в ней не чаяли. Люди верующие, небогатые, они окружили ее заботой, привили интерес к учебе.

Они были пацифистами и искренне верили, что понимание — ключ к миру во всем мире. В соответствии со своими убеждениями, они включили Мег в специальную «русскую» программу, проводимую среди старшеклассников и студентов колледжа. Родители так и не узнали, что их взлелеянная мечта привела Мег по пути запретной страсти в смертельно опасную ловушку.

— Я не могла отказаться от своего гражданства и от всего, что у меня было в жизни!

— Вот именно, только не ради меня, — беззвучно прошептал Кон, но Мег расслышала и снова разозлилась на него за то, что он вечно вызывал в ней чувство вины. — Поэтому я взял все, что ты могла мне предложить — все эти дни и ночи в твоих объятиях. Я всего лишь мужчина, Мегги. Ты знаешь, как все было.

— Ничего я не знаю, — со злостью выпалила она. — Все оказалось ложью! Ты с самого начала собирался заморочить мне голову и… соблазнить. И тебе это удалось.

— Ты права. Я должен был склонить тебя на свою сторону. Но, как я уже говорил… мне это не удалось.

Мег, ожидавшая оправданий и совершенно не готовая к такому равнодушному признанию, почувствовала себя оплеванной.

— Кроме прочего, я должен был следить за иностранными туристами. Твой дядя говорил правду. Если кто-то из них приезжал во второй раз, его заносили в специальный список и отслеживали каждый его шаг. Если же этот человек приезжал в третий раз, его сразу пытались завербовать. — Кон сверлил ее взглядом. — Как видно, мрачные воспоминания о нашей тюрьме не помешали тебе приехать во второй раз. А значит, я в тебе не ошибся — у тебя железная воля. Это меня настолько заинтересовало, что я позаботился взять тебя под личную опеку.

Мег вскинула голову.

— А я была так наивна, что сочла нашу встречу случайностью, — со злостью сказала она. — Я глазам своим не поверила. Думала, не смогу тебя найти, чтобы поблагодарить за возвращение домой на папины похороны и за подаренную книгу. А ты оказался прямо там. Прямо в аэропорту! — Она отчаянно пыталась не сорваться на крик. — Но еще удивительнее было узнать, что ты мой сопровождающий, — продолжила Мег через секунду. — Я чувствовала себя принцессой, которую охраняет доблестный рыцарь. Я возвела тебя на пьедестал. Подумать только, возвести на пьедестал агента КГБ!

Кон глубоко вздохнул.

— А нельзя ли отложить это до утра? Я устал. Спокойной ночи, Мегги.

Не успела Мег и слова сказать, как он скинул ботинки и плюхнулся на кушетку, повернувшись к ней спиной. При виде этого Мег разъярилась окончательно.

— Какого черта ты делаешь?

— Тсс. Ты разбудишь Анну. По-моему, и так все ясно. Я ложусь спать.

В ужасе Мег воскликнула:

— Нет! Только не здесь!

Он обернулся и взглянул на нее через плечо, его темные волосы были слегка растрепаны.

— Если ты пригласишь меня в свою кровать, я не откажусь.

Мег не удостоила его ответом.

— Я позвоню адвокату, Кон.

— Разве уже не слишком поздно? Но можешь попробовать, — равнодушно предложил он. Затем снова улегся, придавив диванный валик, чтобы было удобнее.

Мег развернулась и бросилась в кухню.

Трубки не было. Очевидно, Кон куда-то ее припрятал, пока Мег укладывала Анну.

— Успокойся. Со мной тебе ничто не угрожает. Если утром ты все же захочешь позвонить адвокату, пожалуйста, звони. Это значит всего лишь, что твой разговор с сенатором Стриклендом состоится чуточку раньше. Спокойной ночи, Мегги.

Мег издала звук, одновременно похожий и на рыдание, и на стон, уставившись невидящим взглядом в спину Кона. Через пару минут ритм его дыхания изменился. Он и вправду уснул!

Что ей делать? Похитить Анну из собственной квартиры?

У нее вырвался невеселый смешок. Ей не удастся тайком забрать отсюда дочку. Анна не захочет расстаться с Коном после такой недолгой встречи. И куда Мег ее повезет?

В отчаянии Мег вспомнила рассказ одной из своих разведенных приятельниц. Шерил говорила о том, как тяжело ей общаться с бывшим мужем, который все еще строит из себя члена семьи. Подругу мучили чувства подавленности и безысходности, и все более частые приступы страха.

Впервые Мег поняла, что имела в виду Шерил. Но если бы она рассказала ей о своих отношениях с Коном и о случившемся на балете, вряд ли бы Шерил поверила. Мег и самой верилось с трудом.

Хотя один из ее затаенных страхов осуществился. Кон с налету завоевал сердце Анны. Что касается другого страха Мег — потребует ли Кон, чтобы Анна жила с ним несколько месяцев в году, время покажет.

Сегодняшний эпизод на балете доказывал лишь одно — где бы ни был Кон, что бы он ни делал, в первую очередь он позаботится, чтобы обожаемая дочурка была на его стороне. И сопротивления он не потерпит, тем более от Мег.

На всяких интригах и махинациях Кон собаку съел. И что изменит разговор с адвокатом, сенатором Стриклендом или агентами ЦРУ? Никто из них не способен дать Мег ту уверенность, в которой она нуждалась.

В ее жизни еще не возникало таких сложных переделок, и справляться придется в одиночку. Сначала Кон попытается внушить ей ложное чувство безопасности… а лишь затем нанесет удар. В конце концов дело все равно дойдет до суда. Наверное, имеет смысл подыгрывать ему, пока не подвернется благоприятная возможность расстроить его планы.

Мег бросило в дрожь. Она выключила елочную гирлянду. Кона теперь не было видно, но в темноте его присутствие почему-то казалось еще более ощутимым.

Что за ирония. Когда-то Мег все на свете бы отдала, лишь бы увидеть Кона лежащим на этой кушетке. После того, как она узнала о своей беременности, ее самой заветной мечтой было встретиться с Коном на пороге и упасть в его объятия.

Я была не в себе, — подумала Мег, жалея о том, что не слушала свою тетушку Маргарет.

После смерти родителей Мег жила у тетки, скрученной артритом и страдающей от сильных болей. Маргарет пришла в ужас, когда Мег наконец отважилась рассказать ей о своем московском приключении, закончившемся арестом и тюрьмой.

Маргарет была вдовой. Ее муж Ллойд, приходившийся Мег родным дядей со стороны отца, сделал успешную карьеру в морской разведке. Он трагически погиб, когда Мег было чуть больше двадцати. Именно Ллойд сильнее всех возражал против обучения Мег русскому языку и ее поездки в СССР. Маргарет поддерживала его мнение.

У двух братьев были совершенно противоположные взгляды на место России в современном мире. Отец Мег был не только пацифистом, но и политологом, считавшим, что изучение языков может стать основой взаимопонимания между народами. Он утверждал, что когда-нибудь две нации смогут мирно сотрудничать. США потребуются учителя и дипломаты, понимающие Россию и знающие русский язык — такие люди, как Мег.

Дядя Ллойд, со своей стороны, полагал, что все умозаключения брата являются наивными мечтами. Он подкреплял свое мнение холодными и неумолимыми фактами. Когда Мег рассказала тете о случившемся, Маргарет заявила, что будь Ллойд жив, он раздул бы из ареста своей племянницы международный скандал.

Мег не понимала, почему ее тетя так сильно переживает. В конце концов она рассказала о красивом сотруднике КГБ, который освободил ее, отвез в аэропорт и преподнес прощальный подарок.

Но чем больше Мег его защищала, тем больше возражений находилось у тети. В конце концов Маргарет выложила ей всю секретную информацию, которую узнала от мужа, и о деятельности КГБ, неизвестной большинству простых американцев, и о сведениях, сообщенных советскими перебежчиками.

Сейчас, оглядываясь в прошлое, Мег глубоко сожалела о том, что не верила тетке. Будучи дочерью своего отца, Мег пропускала мимо ушей тетины советы, не подозревая, что однажды они ей понадобятся.

Вскоре после рождения Анны тетя умерла. Затем началась перестройка. В прессе появлялось все больше и больше разоблачений, касающихся деятельности КГБ. К ужасу Мег, все, что пыталась внушить ей тетя, оказалось правдой.

А теперь еще и Кон объявился, окончательно разрушив ее душевный покой.

Внезапно Мег почувствовала, что умирает от усталости. Она побрела в спальню и переоделась в свободную футболку и пижамные штаны. Взяв с кровати подушку, она направилась в комнату Анны, нуждаясь в утешении.

Она влезла под одеяло и прижалась к Анне, крепко ее обняв. Вдохнула запах — щеки и волосы девочки пахли мылом, которым пользовался Кон. Со стоном Мег отвернулась и зарылась лицом в подушку.

Легчайший аромат напомнил ей о последней ночи, которую они с Коном провели вместе. Она вспоминала жгучую синеву его глаз, свою неудержимую страсть и его русскую нежность, идущую из глубины души. Он снова просил ее выйти за него замуж и остаться с ним навсегда.

Мег не уставала выслушивать от него эти слова. Она ответила, что согласится с радостью… при условии, что полгода они будут проводить в России, а другую половину — в США. Учитывая дядины связи в Пентагоне и высокое положение Кона, наверняка это можно устроить. Поскольку каждый из них любит свою страну, это единственная возможность для них жить вместе.

Кон покачал головой.

— Твое желание невыполнимо, Мегги. Чтобы мы могли быть вместе, ты должна отказаться от американского гражданства. Твои родители все равно уже умерли. Если ты меня любишь, ты это сделаешь.

— Ты и сам знаешь, как сильно я люблю тебя, Кон. Но что, если я тебе надоем? Я этого не переживу, — прошептала Мег, прижимаясь к нему всем телом. — Что, если ты разлюбишь меня и потребуешь развода? Я останусь совсем одна и даже не смогу вернуться в Штаты.

Кон ответил ей со злостью, еще более пугающей из-за тихого и сдержанного тона. Он сбросил ее руку, вылез из кровати и начал одеваться. Ошеломленная его реакцией, Мег натянула одеяло до подбородка.

Он глядел на нее с осуждением.

— Ты не знаешь, что такое любовь, если можешь, лежа в моих объятиях, с одним и тем же выражением на лице говорить о замужестве и о разводе. Беда твоей страны в том…

— Не только моей страны, Кон, — перебила его Мег и умолкла. Последняя волшебная ночь оказалась испорченной.

Он широкими шагами вышел из спальни, а Мег тем временем занялась сборами, готовясь к отъезду в аэропорт. Кон отнес ее сумки и помог ей усесться в машину, не обращая внимания на ее вопросы и попытки примирения. Его ледяное молчание разбивало ей сердце.

Снова Кон превратился в пугающего и неприступного сотрудника КГБ. Он домчал ее в аэропорт за рекордно короткое время, велел охраннику проследить за ее багажом и проводил в самолет. Когда он помогал ей отыскать свое кресло, Мег вспомнила о своем первом отлете из России.

Почти «дежавю», если не считать одной мелочи. На этот раз они с Коном были совсем одни в огромном чреве лайнера. Остальные пассажиры еще не прошли на посадку. Мег чувствовала себя опустошенной, душевная боль казалась ей невыносимой.

— Мегги…

Она помнила звук его сдавленного голоса и свой собственный ответный вздох. Его глаза странно блестели в полумраке.

— Не уезжай. Останься со мной, любовь моя. Я тебя люблю. Мы сразу поженимся. У меня много денег. Ты сможешь выбрать себе самую лучшую квартиру. У нас все будет хорошо. Я буду всегда заботиться о тебе, — яростно клялся он, заключая ее в свои объятия.

Больше всего на свете ей хотелось сказать «да». Мег прижалась к Кону, целуя его со всей страстностью, на которую была способна. Но все же она была дитя Запада. Страх за свое будущее не позволил ей ответить согласием.

Ослепленная слезами, почти обезумев от отчаяния, она воскликнула:

— Неужели ты думаешь, что я хочу тебя бросить? Без тебя моя жизнь станет совсем другой!

Лицо Кона снова стало непроницаемым, и он отстранился.

— Кон, не смотри на меня так! Я не вынесу. Я… я накоплю побольше денег и приеду в следующем году.

— Нет. — Он произнес это слово со странной решимостью, которую она не понимала. — Не возвращайся. Ты слышишь меня? — Он сильно ее встряхнул. — Никогда больше не возвращайся.

— Но…

— Сейчас или никогда.

Сломленная его безжалостностью, она неуклюже шагнула к нему, всхлипывая:

— С тобой мне ничего не страшно. Но если с тобой что-нибудь случится, у меня ничего не останется.

Кон резко выдохнул:

— Прощай, Мегги.

Он отпустил ее и направился к выходу, чтобы через секунду навсегда исчезнуть из ее жизни.

Мег в ужасе выкрикнула его имя, но бесполезно.

Он ушел.