Когда в пятницу вечером Кэтрин приехала к матери, Беатрис, увидев дочь, была поражена:
— Ты ужасно выглядишь, дорогая. Ты больна?
— Будь осторожна, Беатрис, — сказал Генри, поставив чемодан Кэтрин. — Она мне чуть голову не оторвала, когда я попытался проверить у нее пульс.
— Прошу прощения, — сказала Кэтрин, целуя мать. — Я просто немного устала. В последнее время я что-то плохо сплю.
— И ничего не ешь, — мрачно заметила Беатрис. — Ладно. У нас на свежем воздухе отоспишься и отъешься, девочка моя.
После недели, проведенной в бесплодных попытках оправиться после потрясения от встречи с Марком в обществе другой женщины, Кэтрин была не прочь побаловать себя проявлениями заботы со стороны близких. Всю неделю вечерами, работая сверхурочно или посещая спортивный зал, она старалась забыться. Но ночи превращались в кошмар. После шести практически бессонных ночей, Кэтрин понимала, что выглядит не лучшим образом.
— Итак, никаких надежд на примирение? — спросила Беатрис, проводив Кэтрин в комнату, где та обычно останавливалась.
— В прошлую субботу я видела его в ресторане в обществе весьма привлекательной блондинки, — распаковывая вещи, сказала Кэтрин. — Так что, все кончено.
Но Беатрис ей, похоже, убедить в этом не удалось.
— Подумаешь, блондинка, это еще ничего не значит. Ведь ты по-прежнему безумно любишь его.
— «Безумно», тебе легко говорить, — прикрикнула Кэтрин на мать. — Я всегда считала ревность низменным и подлым чувством. Думала, что никогда не опущусь до него! Но теперь-то я знаю. В прошлую субботу хватило одного взгляда на Марка, и я была готова его убить… и эту блондинку тоже. — Она раздраженно отбросила волосы назад. — Я испытывала такую ревность, что мне стало дурно. Всю неделю ни о чем ином я и подумать не могла.
— Ты все так же его любишь.
— Да, — устало произнесла Кэтрин. — Я люблю его. И самое смешное, мама, у меня есть подозрение, что буду любить всегда.
Сутки, проведенные в семье Мелвиллов, мало что изменили в настроении Кэтрин. В первую ночь ей удалось уснуть только под утро, а за завтраком она получила выговор от матери за то, что с трудом заставила себя съесть всего лишь половину сэндвича.
Днем она послушно отправилась вместе с Беатрис за покупками в Кру, откуда вернулась с новым свитером и билетами на вечерний спектакль в Королевском Шекспировском театре. Генри вызвали к больному, и он не мог составить им компанию.
— Весьма сожалею, — бодро солгал он и окинул Кэтрин опытным взглядом врача. — Что-то мне не нравится твой вид, милая.
— Что делать, — угрюмо ответила Кэтрин.
— Мы кое-что купили, — меняя тему разговора, вмешалась Беатрис и показала свитер. — Кэтрин тоже купила такой.
Ночью после довольно напряженного дня и вечернего посещения театра Кэтрин уснула довольно быстро и, проснувшись утром, чувствовала себя немного лучше.
— По твоему виду этого не скажешь, — обратилась она к своему отражению в зеркале. Затем встала под душ и, тщательно промыв волосы, вышла к завтраку с полотенцем на голове.
Утро прошло в приготовлениях к обеду. Кэтрин тревожно посмотрела на баранью ногу, которую собиралась тушить Беатрис.
— Неужели мы сможем столько съесть?
— Я использую остатки для начинки пирога и оставлю его в холодильнике для Руперта, — шинкуя морковь, ответила Беатрис. — Давай сделаем Генри сюрприз и оденем к обеду наши новые свитера. Тебе очень идет этот цвет.
— Весьма гармонирует с синяками у меня под глазами, — мрачно заметила Кэтрин.
— И оставь распущенными волосы, дорогая… черт побери, снова телефон. Наверное опять Генри придется ехать к больному.
— Надеюсь, ты успеешь вернуться к обеду, нам одним столько не съесть, — обратилась Кэтрин к Генри, когда он вошел сообщить, что уезжает.
— Не беспокойся. Я ни за что не пропущу свой воскресный обед, — заверил он ее, целуя жену. — К тому же, я припас бутылку хорошего кларета к нему.
Когда обед был готов, Беатрис велела Кэтрин подняться к себе и привести в порядок волосы.
— И не забудь одеть новый свитер, — добавила она.
Понимая, что обед устраивается днем исключительно ради нее, чтобы вечером ей не пришлось торопиться на поезд, Кэтрин, как ей и было велено, сменила джинсы и майку на узкие серые фланелевые брюки и новый свитер, тщательно наложила косметику на лицо и оставила распущенными волосы. Закончив свои приготовления, она вдруг услышала, как снаружи хлопнула дверь подъехавшей машины. Прекрасно. Значит Генри вернулся. Но в этот момент она различила голоса двух мужчин, и сердце у нее ушло в пятки. Ей послышался голос Марка. Кэтрин тяжело вздохнула. Пора, твердо сказала она себе, оставить эти иллюзии.
Кэтрин начала спускаться по лестнице, но на полпути остановилась, чувствуя, как бешено заколотилось сердце. Оказывается, воображение вовсе не сыграло с ней шутку. В холле, мрачно поглядывая на нее, стоял Марк. Кэтрин бросила осуждающий взгляд на собиравшуюся присоединиться к ней мать, отлично выглядевшую в таком же как у дочери свитере и с красиво уложенными волосами.
— Это я пригласила его, — спокойно сказала Беатрис. — Спускайся вниз. Пройти мимо кого-то на лестнице — плохая примета.
Кэтрин гневно посмотрела на мать и повернулась к Марку.
— Привет, Кэтрин, — сказал он, глаза на его бледном лице казались двумя пылающими углями. — Твоя матушка пригласила меня на обед. Сообщила, что ты не совсем здорова. — Марк бросил взгляд на Беатрис. — Доброе утро, миссис Мелвилл.
— Доброе утро, Марк. Очень мило, что вы приехали. Генри, предложи гостю чего-нибудь выпить. — Она бросила взгляд на Кэтрин. — Пришлось прибегнуть к уговорам, чтобы убедить Марка приехать.
Кэтрин оцепенела.
— Не сомневалась, что его потребуется уговаривать.
Марк поднес к губам руку Беатрис и выдавил из себя улыбку, которой не удостоил Кэтрин.
— Было очень любезно с вашей стороны пригласить меня, особенно в сложившихся обстоятельствах. — Он повернулся к Кэтрин. — Просто я знал, что ты не захочешь моего присутствия здесь.
— Вот я и сказала ему, что ты нездорова. И в этом есть немалая доля истины, — воскликнула Беатрис, судя по ее виду ничуть не раскаивающаяся в содеянном.
— Раз мы все собрались, — по-хозяйски заявил Генри, посмотрев на Кэтрин, — давайте выпьем перед обедом. Мне это очень кстати. Я все выходные провел на вызовах, — добавил он, обращаясь к Марку, который понимающе кивнул.
На этот раз мать не позвала Кэтрин на кухню. Она предложила ей остаться с Марком, пока они с мужем займутся приготовлениями к обеду.
— Самый надежный способ расстроить беседу, — сказал Марк, когда они остались одни, — заставить кого-то беседовать против его воли.
Кэтрин не стала отрицать.
— Послушай, Марк, я ничего не знала, — искренне сказала она.
Он холодно кивнул.
— Конечно, иначе уехала бы ближайшим поездом.
— Вероятно. Хотя до сих пор я прекрасно проводила время.
— Извини, что испортил его тебе. Но Беатрис, похоже, была права, когда говорила, что ты нездорова. Вид у тебя больной. Ты ходила к врачу?
— В последнее время я стараюсь избегать врачей.
— О, это мне хорошо известно, — с горечью произнес он. Затем поднес к губам бокал с джином и, сделав глоток, молча уставился на пылающий в камине огонь.
Сейчас Кэтрин могла рассмотреть его: за это время он осунулся и постарел. Выглядел он, как всегда, элегантным, но под глазами появились темные круги, напомнившие ей их первую встречу.
— Ты хорошо провела время в «Вэлентайне»? — Вдруг спросил он, заставив ее вздрогнуть.
Кэтрин опешила. Итак, он заметил ее.
— Да. Раньше я там никогда не бывала.
Воцарившаяся после ее слов тишина заставила Кэтрин покраснеть от воспоминаний о том вечере, когда они с Марком собирались отправиться туда. Судя по лицу Марка, тот вечер тоже всплыл в его памяти. Он осушил свой бокал и с такой силой поставил, что разбил его, порезав осколками пальцы.
— Извини. Надеюсь, этот бокал — не фамильная ценность?
— Бог с ним с бокалом, — испуганно воскликнула она. — Дай мне взглянуть, что у тебя с рукой.
— Ничего страшного… — Он поморщился от боли, когда она взяла его за руку. Два глубоких пореза обильно кровоточили.
— Стой здесь, — приказала она ему.
Она бросилась в ванную, взяла в аптечке антисептик и пластырь и, прихватив несколько марлевых салфеток, побежала вниз.
— Боюсь, кровь попала на ковер, — сказал Марк.
— Не беспокойся. Я принесу тряпку. — Кэтрин взяла его за руку и промыла рану, затем стерла салфетками кровь и заклеила раны пластырем. — Вот и все. Сейчас принесу что-нибудь, чтобы собрать осколки. — Она бросилась в кухню и взяла совок и щетку.
— Что случилось? — спросил Генри, вынимавший пробку из бутылки с вином.
— Марк разбил бокал и порезался.
— Требуется моя помощь? — подмигнув ей, спросил Генри.
— Пусть Кэтрин сама этим займется, — сказала Беатрис. — И поторопись, дорогая, обед уже готов.
В гостиной Марк угрюмо разглядывал запачканный ковер.
— Я, конечно, возмещу затраты на чистку.
— Послушай моего совета, не вздумай этого предлагать, — сказала Кэтрин, сметая на совок осколки. — Я пройдусь по ковру пылесосом, а потом протру губкой с мылом. Пятно совсем крошечное. Никто и не заметит его среди узоров.
Марк наблюдал за Кэтрин, стиравшей губкой пятно, и когда она выпрямилась, принялся смущенно разглядывать свои пальцы.
— Все чисто, — отметил он. — Я бы и сам лучше не сделал.
— Повязка наложена правильно, Марк? — спросил вошедший в комнату Генри. — От моих услуг отказались.
За обедом Кэтрин с удивлением обнаружила, что ей удается без особого труда держать себя в руках. Теперь, когда Марк уже появился здесь, не имело смысла враждебно относиться к нему и портить обед, ради которого мать потратила столько сил. И помимо этого, отметила про себя Кэтрин, она больше не питала к нему враждебных чувств. Бесполезно злиться на него за ту блондинку. Марк волен поступать так, как ему угодно. Ведь она сама прогнала его. И сейчас его присутствие здесь стало для нее уроком. Зная, какие муки может причинять ревность, она теперь понимала Марка лучше, чем раньше. И к тому же… ей хотелось, чтобы он вернулся.
Сидя за столом. Марк несколько раз перевел взгляд с Кэтрин на Беатрис и улыбнулся.
— Когда я был здесь в прошлый раз, то не заметил сходства между вами и Кэтрин. А сегодня… вас вполне можно принять за сестер.
— Вы льстите мне, Марк, — сказала Беатрис. — Видите ли, у нас с дочерью «странные» глаза. Если мы носим одежду одинакового цвета, то становимся похожи. Вообще же Кэтрин похожа на отца. — Она улыбнулась Марку и предложила ему взять еще овощей.
Генри поднялся с места, чтобы отрезать жаркого.
— Съешьте еще мяса, — предложил он Марку. — Силы вам понадобятся, ибо мы не собираемся вас рано отпускать.
Кэтрин с удивлением посмотрела на отчима.
— Мы пригласили Марка сюда с определенной целью. Нам всем лучше сначала подкрепиться, — поддержала мужа Беатрис.
Марк вопросительно посмотрел на Кэтрин, но она в полном недоумении покачала головой.
— Незачем на меня смотреть. Я не отвечаю за своих родителей.
Генри, польщенный упоминанием Кэтрин о себе, как об одном из родителей, тепло улыбнулся ей.
— Впервые за много дней, — улыбнувшись Беатрис, сказал Марк, — я ем с удовольствием. Баранина просто восхитительная.
— Значит в прошлую субботу в «Вэлентайне» тебе не понравилось? — бросила Кэтрин и мгновенно пожалела об этом, заметив, как злые огоньки блеснули в голубых глазах Марка.
— Я не помню, что ел там, — сообщил он ей и снова улыбнулся Беатрис. — На прошлой неделе я и Кэтрин ужинали в ресторане, но, увы, отдельно друг от друга.
— Он сказал с кем там был? — прошептала Беатрис, когда они вместе с Кэтрин отправились на кухню относить посуду.
— Нет.
— Но он наверняка видел тебя вместе с Гербертом.
— Герберт повел себя весьма тактично тогда, если учесть, что я расплакалась по пути домой. И это стало для меня хорошим уроком.
— Почему?
— Я проявила высокомерие, вернув Марку кольцо из-за его ревности и подозрений. Теперь же я сама оказалась точно в таком же положении. — Кэтрин с грустью взглянула на мать. — Я ревновала вовсе не потому, что спутница Марка оказалась такой привлекательной. Мне стало обидно до слез, что они так поглощены друг другом. Удивительно, что он вообще заметил меня.
— Но тем не менее он приехал. Знаешь, по правде говоря, его не пришлось уговаривать. — Беатрис обняла и поцеловала дочь. — Пойдем, милая. Давай отнесем кофе и продолжим начатое.
— Начатое? — Кэтрин с тревогой посмотрела на мать. — Что ты имеешь в виду? Мне становится не по себе.
— Я тоже нервничаю, — призналась Беатрис. — Но раз уж мы зашли так далеко, отступать не имеет смысла.
Когда они вчетвером расположились рядом с камином, где весело потрескивали дрова, Кэтрин подала приготовленный Беатрис кофе и заняла место напротив Марка. Беатрис, словно ища поддержки у мужа, уселась на диван рядом с Генри.
— Я попросила вас приехать сюда сегодня, Марк, чтобы рассказать вам обоим одну историю, — начала Беатрис. — Я была не вполне уверена, что Кэтрин захочет передать ее вам с моих слов.
Марк посмотрел на Кэтрин и, убедившись в ее неведении относительно происходящего, вновь повернул голову к Беатрис.
— Вполне очевидно, — вмешался Генри, — что вам обоим тяжело из-за того, что произошло между вами. Беатрис боялась, что вам, Марк, неинтересно то, что мы хотим рассказать. Но, думаю, если бы Кэтрин была вам безразлична, вы бы не приехали сюда сегодня.
Мужчины пристально посмотрели друг на друга, и Генри удовлетворенно кивнул головой.
— Возможно, вы больше никогда не увидитесь ни с одним из нас, поэтому не имеет значения, если вы будете знать кое-какие факты из нашей биографии. — Генри бросил на приемную дочь взгляд полный любви. — С Кэтрин все обстоит иначе. Она должна знать, что ее любящие родители желают ей счастья.
— Понимаю, — спокойно произнес Марк и взглянул на Кэтрин, которая с тревогой смотрела на мать. — Видимо, — добавил он, — Кэтрин сообщила вам, что я затаил на ее счет кое-какие подозрения, относящиеся ко времени нашего… первого знакомства.
— Насколько я поняла, вы считали Руперта своим сыном, — прямо заявила Беатрис и улыбнулась. — Видите ли, вообще-то он сын Генри. А я его мать, а не бабушка.
Улыбка промелькнула на лице Марка.
— Я уже понял это. Познакомившись с вами, трудно считать вас чьей-то бабушкой.
— Я родила Кэтрин, когда мне еще не исполнилось девятнадцати, — начала Беатрис.
Однажды, будучи студенткой сельскохозяйственного колледжа, она во время летних каникул устроилась работать на ферму Барта Эшли. Барт, закоренелый холостяк, которому было далеко за сорок, поначалу относился к ней с прохладцей, но она прекрасно справлялась с работой, и он проникся к ней уважением. В один из вечеров, когда она собиралась домой, разразилась страшная гроза.
— Тогда я очень боялась грома, — сказала Беатрис, — поэтому Барт позвал меня в дом и, пытаясь успокоить, крепко обнял.
То, что случилось потом, стало потрясением для них обоих. Барт мучился угрызениями совести, считая себя гнусным соблазнителем молодой невинной девушки.
— Тогда-то все и началось, — продолжала Беатрис. — Не будь я такой молодой и глупой и не окажись Барт столь неподготовленным к тому, что произошло, Кэтрин бы сейчас не сидела здесь. Когда я обнаружила, что беременна, Барт стал настаивать, чтобы мы поженились. Мне тогда было восемнадцать, а ему — сорок восемь.
Кэтрин тяжело вздохнула.
— Я и не догадывалась…
— А разве у тебя никогда не вызывала удивления наша разница в возрасте? — тихо сказала Беатрис.
Кэтрин покачала головой.
— Вы были просто моими родителями. И я воспринимала все как должное. — Она взглянула на мать. — Но ведь ты любила его?
— Конечно, любила. Но я никогда не была в него влюблена. Твой отец был прекрасным человеком, но с самого начала наши отношения напоминали скорее отношения между отцом и дочерью.
Когда Кэтрин исполнилось пятнадцать лет, Барт серьезно заболел. Он исхудал, ему стало трудно работать, и пришлось нанять садовника, чтобы переложить на его плечи часть забот.
— Вот тут-то и появляюсь я во всей этой истории, — заявил Генри. — У Барта был рак. Я практиковал в тех местах и, когда он заболел, мне пришлось стать его лечащим врачом. Я регулярно навещал его.
Он обнял Беатрис.
— Ну а теперь самое трудное, — обратился он к Кэтрин. — Чем больше я узнавал твою мать, тем большим восхищением проникался к ней. Тем, как она одна управлялась с фермой, заботилась о тебе и муже. Короче, я влюбился в нее. — Он умолк и с любовью посмотрел на жену. — Но тут мне предложили другую работу. И хотя мне чертовски трудно было уехать, я все же согласился. Врачам не стоит влюбляться в жен своих пациентов.
— Когда Генри сообщил о своем отъезде, мне показалось, что жизнь моя кончена, — сказала Беатрис, и Кэтрин с тревогой взглянула на нее.
— Папа был еще жив?
Беатрис кивнула.
— Да, это было месяца за два до его смерти. Я тоже влюбилась, но Генри ничего не знал об этом. Я мучилась чувством вины, поверь мне. Потом мужа не стало, и мы остались вдвоем с тобой, Кэтрин.
— Мы не сказали друг другу ни слова. — Генри усмехнулся. — Ни я, ни твоя мать понятия не имели, что влюблены друг в друга.
— И как же вы оказались вместе?
— Уезжая, Генри оставил мне свой новый адрес, — сказала Беатрис, — и, когда после похорон я рассылала письма с выражением благодарности за помощь покойному, то написала и ему. Помимо своих личных чувств к Генри, я действительно испытывала благодарность за его заботу о муже.
— Можете себе представить мои ощущения, когда я получил это письмо, — сказал Генри. — Я ответил. Это стало началом долгой переписки.
Кэтрин недоуменно взглянула на мать.
— Ты всегда сама забирала почту. Я и не догадывалась…
— Я боялась тебе признаться, зная твои чувства к отцу, — нервно покусывая губы, сказала Беатрис. — Не хотела тебя расстраивать. Затем, месяц спустя после начала нашей переписки, я поехала навестить маму, — обратилась она к Марку. — Кэтрин на неделю уехала с классом во Францию, и мы ежедневно виделись с Генри, жившим неподалеку от мамы. Она была в курсе наших отношений. После того, как я вернулась домой, мы редко встречались, но даже если это нам удавалось, встречи были очень короткими. Когда мама сломала руку и я поехала за ней ухаживать, Генри сказал, что настало время обо всем рассказать тебе, Кэтрин.
— Почему же ты мне ничего не сказала? — воскликнула Кэтрин. — Ты же знала, что мне нравится Генри.
— Да. Но у меня не было уверенности, как ты станешь воспринимать его в качестве отчима. — Беатрис взглянула на Марка. — А вы, наверное, теряетесь в догадках, почему вас заставляют слушать эту семейную историю?
— Это особая честь для меня, — ответил Марк и посмотрел на Кэтрин.
Беатрис улыбнулась ему.
— Я сказала Генри, что нам лучше подождать результатов экзаменов Кэтрин. Я была уверена, что она поступит в университет, и решила повременить до тех пор, пока все ее мысли не будут заняты предстоящей учебой, что по моим расчетам должно было смягчить эффект от неожиданного сообщения.
Беатрис немного помолчала и вдруг обратилась к Кэтрин:
— Встань на секунду, дорогая.
С опаской поглядывая на мать, Кэтрин поднялась.
— И что теперь?
— Давай встанем рядом и повернемся спиной к Марку.
Озадаченная происходящим, Кэтрин выполнила просьбу матери, а Беатрис, не без некоторой театральности, вытащила заколки из своих волос и, тряхнув головой, заставила их рассыпаться по плечам, затем встала рядом с дочерью и повернулась спиной к мужчинам.
Вскоре она обернулась и с улыбкой взглянула на Марка, чьи глаза блеснули от внезапно промелькнувшей у него догадки.
— Это я была тогда в машине, Марк. Весьма предосудительный поступок для тридцатисемилетней женщины, имеющей взрослую дочь. И тем не менее я целовалась со своим будущим мужем в машине, в полумиле от порога собственного дома. Генри подвез меня от мамы, и мы никак не могли расстаться. Вам теперь почти столько же лет, сколько мне было тогда. Вероятно, вы сможете понять мои тогдашние чувства.
Марк вскочил с места и поднес к губам руку Беатрис.
— Благодарю вас. Я оказался ревнивым идиотом десять лет назад. Но теперь я вижу, почему совершил эту ужасную ошибку. Я был в полной уверенности, что видел Кэтрин.
— Мне это сначала и в голову не пришло, когда Кэтрин рассказала о ваших подозрениях. Но Генри напомнил мне о том дне и нашей выходке в машине.
— Я помню, как чертовски сложно мне было расстаться с тобой тогда, — с жаром воскликнул Генри.
— Так вот почему ты сегодня настаивала, чтобы мы надели одинаковые свитера, — обратилась Кэтрин к матери. — Мне следовало догадаться, что ты что-то задумала.
— Мне казалось, что только так можно снять с тебя вину за чужие грехи, — сказала Беатрис. — А сходство между нами бросается в глаза именно тогда, когда мы носим одежду одинакового цвета.
После этих слов воцарилась тишина, но стало заметно, что атмосфера явно потеплела.
— Мне стоило огромных усилий признаться в этом, — виновато глядя на дочь, произнесла Беатрис.
Кэтрин бросила на нее взгляд полный любви.
— Я знаю. Но ты поступила правильно. Тогда тебе было тридцать семь, мама, но несмотря на тяжкий труд, — а возможно именно благодаря ему — выглядела ты значительно моложе. И в тот день на тебе была моя зеленая рубашка, которую ты взяла впопыхах, когда торопилась к бабушке.
— Подумать только, ты и это помнишь! — изумилась Беатрис.
Кэтрин искоса взглянула на Марка.
— Тот день останется в моей памяти навсегда.
Марк вздрогнул и посмотрел на Беатрис, а затем на Генри.
— Погода стоит прекрасная. Надеюсь, вы не станете возражать, если мы с Кэтрин покинем вас на полчаса и немного прогуляемся? — Он повернулся к Кэтрин. — Конечно… если ты тоже не возражаешь. Кэтрин. Я хотел бы поговорить с тобой.
Кэтрин холодно кивнула в знак согласия, а Беатрис одобрительно улыбнулась.
— Когда вы вернетесь, чай будет готов, а я постараюсь прийти в себя.
Кэтрин взяла свою куртку, сказала матери, что они долго не задержатся, и направилась вместе с Марком через сад к небольшой приступке у низкой изгороди. Марк перепрыгнул через нее и протянул ей руку, чтобы помочь перебраться. После секундного колебания Кэтрин оперлась на его руку, но он сразу отпустил ее, как только ее ноги коснулись земли по другую сторону изгороди.
Они молча шли рядом, ни один не решался нарушить молчания. Лучи весеннего солнца, пробиваясь сквозь поднимавшуюся с реки дымку, согревали их своим теплом, откуда-то издалека доносилось блеяние ягнят.
— Чудесный день, — наконец не выдержала Кэтрин.
— Замечательный.
Снова воцарилось молчание, и они продолжили свой путь по узкой тропинке, ведущей к реке.
— Вокруг — ни души, — заметила Кэтрин, когда они оказались на берегу.
— И прекрасно, — сказал Марк. Он поднял камень и бросил его, заставив несколько раз подскочить на поверхности воды.
— Мне никогда подобное не удавалось, — улыбнувшись, заметила Кэтрин. — А Руперт так умеет.
— Руперт чудесный, но сейчас я бы не хотел говорить о нем.
— Смотри-ка, совсем недавно все обстояло иначе, — бросила Кэтрин и посмотрела на него. — Так о чем же ты хотел говорить?
— Видишь ли… я люблю тебя, — просто сказал он, затем привлек к себе и поцеловал, да так, что Кэтрин лишилась дара речи. Оторвавшись от ее губ, он улыбнулся ей. — Мне показалось, что будет лучше, если я сделаю это неожиданно.
Кэтрин судорожно вздохнула, но не сделала попытки освободиться от его объятий.
— Сегодня неожиданности ожидают меня на каждом шагу.
— И первая из них — мое появление перед обедом, — хрипло произнес он и снова поцеловал ее, на этот раз с такой страстью, что Кэтрин стоило огромных усилий отстранить его от себя.
— Эта блондинка, — едва дыша, спросила она. — Кто она?
Руки Марка сильнее сжали ее в объятиях, и он горящими глазами посмотрел на нее.
— Ты ревновала?
— Вовсе нет, — гордо вскинув голову, сказала она.
— Жаль, — произнес он. — Жаль, потому что меня-то мучила ревность, когда я увидел тебя в обществе этого манекена.
Кэтрин безуспешно попыталась оттолкнуть его от себя.
— Не смей так о нем говорить, он очень помог мне в тот вечер… — Кэтрин умолкла, заметив пристальный взгляд Марка.
— А в другие вечера он разве тебе не «помогал»? — насмешливо спросил он. — Что особенного произошло именно в тот вечер?
— Он получил премию и пригласил меня в ресторан, — отводя взгляд, пробормотала Кэтрин. — А потом…
— Ее зовут Мадж Харлоу, — прервал ее Марк, привалившись к стволу дерева и увлекая Кэтрин за собой. — Ее муж работает педиатром в нашей больнице, а Мадж возглавляет регистратуру. Если бы ты ушла чуть позже, то увидела бы, как Питер присоединился к нам. Они как-то пригласили меня отпраздновать одно событие. И в тот день я решил ответить им любезностью.
Не в состоянии ничего с собой поделать, Кэтрин всем телом прижалась к нему, чувствуя, как участилось дыхание Марка.
— Я умирала от ревности, — прошептала она.
— Мадж — весьма привлекательная особа. Но тебе прекрасно известно, что мне больше по вкусу миниатюрные брюнетки, а не пышные блондинки, — тихо сказал Марк.
Кэтрин подняла голову и взглянула на него.
— Я ревновала вовсе не потому, что эта дама красива.
В глазах Марка появилось выражение, от которого у Кэтрин перехватило дыхание.
— Тогда почему же, дорогая?
— Потому, что вы были так увлечены друг другом, ворковали, словно голубки!
— Это была всего лишь легкая болтовня, — насмешливо произнес он и победно улыбнулся, — Но если это заставило тебя ревновать, я рад, что так вышло… Тебя утешит, если я скажу, что сгорал от ревности, увидев тебя с Гербертом?
Лицо Кэтрин просветлело.
— Правда? Я все глаза выплакала, когда он отвез меня домой.
Марк нахмурился и еще крепче прижал ее к себе.
— Почему?
— Потому, что впервые в жизни я испытала чувство дикой ревности, не знала, куда мне деваться. Но он с пониманием отнесся ко мне. Приготовил кофе…
— И своими поцелуями заставил тебя забыться, — процедил сквозь зубы Марк.
Она отрицательно покачала головой.
— Вовсе нет. Я же тебе говорила, что мы с ним только друзья.
— Возможно, тебе он и друг, дорогая, но у меня есть серьезные сомнения, что и он рассматривает тебя в этом качестве. — Марк сдвинул брови и посмотрел на нее. — Ну и каково тебе пришлось?
— Если ты говоришь о ревности, я… я просто с ума сходила.
— Вот, теперь, вероятно, ты сможешь понять, что я чувствовал и десять лет назад, и совсем недавно, — угрюмо заметил Марк.
Секунду они молча смотрели друг на друга.
— Ты любишь меня? — тихо спросил он.
— Да.
— Ты выбрала довольно странный способ доказать мне это.
В глазах Кэтрин блеснули слезы.
— Это от отчаяния, — шепнула она, моргая, чтобы скрыть слезы.
Марк наклонился и стал целовать ее глаза, нос, дрожащие губы. Склоняясь все ниже и ниже, он коснулся губами шеи Кэтрин.
— Разве ты не видишь, как я люблю тебя? — спросила Кэтрин дрожащим голосом. — Наверняка ты чувствуешь, как колотится мое сердце.
Рука Марка скользнула между лацканами ее куртки и замерла в том месте, где раздавались глухие удары, он снова стал целовать ее, и она, стиснув его в своих объятиях, ответила на его поцелуй.
Звуки голосов, доносившиеся с тропинки, вернули их к действительности. Марк хмыкнул, заметив тщетные попытки Кэтрин привести в порядок растрепавшиеся волосы, и мило улыбнулся проходящей мимо пожилой паре.
Когда те скрылись из вида, Марк опустил руку во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда кольцо с изумрудом. Затем взял Кэтрин за руку, надел его ей на палец и поцеловал ее. Кэтрин улыбнулась ему.
— Ты привез его, хотя не знал, зачем мама пригласила тебя?
Марк взял ее за руку и направился по тропинке назад к дому.
— Мне было абсолютно все равно, зачем Беатрис пригласила меня. Я знал одно — ты будешь здесь, а раз мы окажемся вместе, то я не собирался позволить тебе вновь ускользнуть от меня. Из-за моей глупости мы и так потеряли уйму времени. Увидев тебя на прошлой неделе в «Вэлентайне», я решил больше не терять его.
— Да, — пробормотала Кэтрин, — и я тоже вела себя глупо.
Марк остановился и повернул ее к себе лицом.
— У нас всего одна жизнь, Кэтрин, да и та чертовски коротка. Зачем нам быть врозь, если мы можем быть вместе?
Кэтрин кивнула и улыбнулась ему.
— Тут ты прав. Но если мы будем жить вместе…
— Не если, а когда.
— Хорошо. Когда мы будем жить вместе, не жди, что я так же легко стану соглашаться с тобой во всем.
— Я этого и не требую от тебя, — сказал Марк, зашагав вперед. — Согласие потребуется только по самым важным вопросам, таким как наша совместная жизнь, наши дети, ну и так далее.
— Думаю, мне следует быть настороже по поводу «так далее», — рассмеялась Кэтрин, — но не сегодня. Пойдем, попьем чаю и сообщим маме, что ее усилия не пропали даром.
— Она очень тебя любит, — сказал Марк. — Ей наверняка было трудно говорить о своих личных секретах.
— Это верно. Мама, очевидно, верит, что мое счастье зависит от тебя. — Кэтрин посмотрела на него. — Тебя это не шокирует?
— Совсем наоборот. Пойдем, нас ждет чай. — Он улыбнулся, и стало заметно, насколько моложе он выглядит по сравнению с тем мужчиной, который угрюмо приветствовал ее сегодня утром.
Вечером, когда они сидели рядом на диване в квартире Кэтрин и обсуждали события минувшего дня, Марк извинился, что заставил ее так рано покинуть родительский дом.
— Надеюсь, твои родители с пониманием отнеслись к моему страстному желанию оказаться наедине с тобой.
— Ты вероятно заметил, — ответила Кэтрин, — что хотя Генри вот уже десять лет женат на моей матери, он по-прежнему влюблен в нее. Поверь мне, они все поняли.
— Очень рад. Скажи мне, что снова любишь меня.
— Я не люблю тебя «снова». Я по-прежнему люблю тебя, — поправила она его, постаравшись поцелуем подкрепить смысл сказанного. — Надеюсь, мама не слишком утомила тебя разговорами о свадьбе.
— Нет. — Марк потянулся и усадил Кэтрин на колени. — Хотя успешно вернув кольцо на твой палец, я не собирался поднимать этого вопроса. Я помню, что ты не любишь, когда тебя торопят.
— Верно, — сказала Кэтрин, терявшаяся в догадках, каким образом дать ему понять, что она не возражает, чтобы в данном случае ее поторопили. Им нет необходимости терять время. За последние недели она поняла, что ее жизнь теряет без Марка смысл. Урок, давшийся ей с таким трудом!
Кэтрин встала и, заложив руки за спину, посмотрела на него.
— Вообще-то… — начала было она, но умолкла и нервно откашлялась. — Я хочу заметить, что… — Кэтрин бросила осуждающий взгляд на Марка, не пытающегося ей помочь. — Дело в том, Марк… что если мы собираемся заводить детей, то было бы неплохо сначала пожениться, — поспешно закончила она.
Марк тоже медленно встал и посмотрел на нее.
— Ты случайно не делаешь мне предложения, Кэтрин? Если это действительно так, то я с трудом понял это. Уж не хочешь ли ты сказать, что выйдешь за меня замуж лишь для того, чтобы нам легче было обзавестись детьми?
— Нет, не только, — пробормотала Кэтрин, глядя на него из-под полуопущенных ресниц. — И могла бы доказать это тебе.
Марк, не сводя с нее глаз, начал снимать пиджак.
— Но удастся ли тебе привести достаточно убедительные аргументы?
— Могу попробовать, — скромно сказала она и решительно направилась в спальню, но Марк, смеясь, схватил ее и взял на руки.
— Я сам перенесу тебя через порог, — целуя ее, сказал он.
Несколько часов спустя, не желая терять времени на сон, они лежали в объятиях друг друга. Утихли первые восторги примирения, и они долго беседовали, пытаясь таким образом ускорить свое воссоединение и забыть, как близки они были к тому, чтобы сломать друг другу жизнь.
— Сейчас я не могу понять, что заставило меня вернуть тебе кольцо, — сказала Кэтрин. — Я пожалела об этом в ту же секунду.
— И я тоже, — угрюмо отозвался Марк. — Когда оно пришло по почте, у меня было ощущение, что я получил пощечину.
— Мне очень жаль.
— Докажи это.
— Охотно.
Процесс искупления вины показался им столь увлекательным, что прошло много времени, прежде чем Марк вновь заговорил.
— Надеюсь, что я не кажусь тебе анахронизмом в наш не признающий условностей век.
— С какой стати?
— Ведь я собираюсь жениться на той, которая стала моей первой любовью.
Кэтрин включила ночник и, подперев ладонью щеку, уставилась на него.
— Когда мы познакомились, тебе было двадцать восемь лет. Уж наверняка ты до этого влюблялся в кого-то?
— Естественно. Несколько раз. — Марк посмотрел ей в глаза. — Но я никогда никого не любил по-настоящему, пока не встретил тебя. Я пробыл с тобой недолгих две недели, но после этого я больше никогда не испытывал ничего подобного до тех пор, пока не увидел твое покрытое синяками лицо на подушке больничной койки.
Кэтрин придвинулась к нему и прижалась щекой к его щеке.
— И тем не менее мы чуть не упустили вторично представившийся нам шанс. — Она содрогнулась, и он крепко обнял ее.
— Не волнуйся. Сколько бы раз ты не бросала мне назад кольцо, я не позволю тебе ускользнуть от меня, — заверил ее Марк.
— Я этого больше не сделаю. — Она улыбнулась ему. — А то, глядишь, ты еще оставишь его себе.
— Правильно мыслишь!
Воцарилась тишина, они наслаждались счастьем и покоем в объятиях друг друга.
— И для меня это то же самое, Марк, — спустя некоторое время сказала Кэтрин.
— Что именно? Ты тоже стараешься ущипнуть себя, чтобы убедиться, не снится ли тебе все это? — целуя ее, спросил он.
— И это тоже, — со счастливой улыбкой подтвердила она. — Но я имела в виду твое упоминание о первой любви. Ты тоже моя первая любовь, и это тебе прекрасно известно. — Ее улыбка стала ослепительной. — Первая любовь и последняя любовь или, как сказал один очень дорогой мне человек, такая любовь, что приходит раз в жизни.