Жизнь — жестянка (СИ)

Глава 1

«Эх, жизнь моя — жестянка, а ну ее в болото!» — гнусавит радиоприемник. Я подпеваю, потому что поет он правильно.

Стою в пробке. Небо серое. Машины вокруг тоже серые. Да и лица людей в них… Здесь, в этой чертовой пробке, и не верится, что где-то там, в остальном мире, тем временем наступила весна. Птички поют, ручейки бегут… Тут, под колесами, правда, что-то тоже журчит, но такое, что смотреть тошно. Кислотные реки, асфальтовые берега…

«А мне лета-а-ать, а мне лета-а-ать, а мне лета-а-ать охота…»

Когда в пасмурную погоду на самолете куда-то летишь, рано или поздно наступает чудный миг, когда душа сама собой говорит негромкое «ах!». Вот только что по стеклу длинными цепочками устремлялись назад размазанные скоростью дождевые капли, и вдруг… ах! …алюминиевая птица пробивает облака, и в глаза ударяет солнце! Тучи из серых цементных громадин, кажется, готовых рухнуть прямо на тебя и придавить намертво, вдруг превращаются в бело-розовые манящие перины, в которые так и тянет упасть, раскинув руки…

Здесь, внизу, я другой раз насильно заставляю себя думать о том, что там, за тучами, всегда солнце. И надо просто перетерпеть и дождаться, чтобы оно пробилось сквозь них.

«Не ной!» — одергиваю сама себя и переключаю радиостанцию.

«Таких расстреливать надо!» — радиоэфир взрывается чьими-то злобными эмоциями так яростно, что я невольно вздрагиваю. О Господи! Торопливо давлю на кнопку, листая дальше… Ну так-то лучше: «Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас… Однажды он прогнется под нас…»

Вопрос — когда? Но ничего, я подожду. И этого тоже подожду… Уж что-что, а ждать и терпеть я умею. Правда не в пробке, чтоб ее. Тут даже моего тренированного терпения не хватает.

Злобно поглядываю на соседей по мученьям. Вон тот, на полкорпуса впереди, явно нацелился перестроиться передо мной. Поворотник, естественно, не включает (кто ж в Москве при совершении маневра о нем заранее предупреждает?), но по тому, как жмется в сторону моего ряда, все и так понятно — как только пробка хоть чуть-чуть зашевелится, будет влезать. Как же! Пускай вас всех, так и останешься стоять!

Давеча вот так же в пробке волоклась, смотрела по сторонам от безысходности. Вдруг вижу: у обочины, возле трамвайных путей, которые пересекают улицу, будка. Возле нее на солнышке греются две бабы в оранжевых жилетах. Сидят на ступенечках, уписывают батон хлеба на двоих и запивают его молоком из общего пакета. Морды счастливые-е-е… Эх… Может бросить все и пойти работать на какую-нибудь вот такую совершенно бездумную работу, сидеть на солнышке, трепаться с подружкой, запивая сплетни молоком?..

Так ведь нет! Жизнь моя конечно — жестянка, но все же не до такой степени, чтобы менять ее столь радикально. Да к тому же подружек у меня нет и молоко я терпеть не могу.

Пробовала решить проблему. Сходила к доктору. Был серьезен до крайности: «Оптимизм, конечно, прекрасная вещь. И мне нравится, как вы относитесь к своему состоянию. Но без серьезного медикаментозного вмешательства выйти из вашей депрессии, Ксения Михайловна, не получится». Выписал антидепрессанты. Сходила купила. Уже дома почитала. Среди «побочных действий» — «остановка сердца, которая может привести к внезапной смерти»… И это бы еще ничего: иногда мне кажется, что мое сердце уже давно остановилось как-то само по себе, вместе с жизнью, которая — жестянка. Так что обещанную производителем чудо-таблеток повторную остановку я за какую-то особую трагедию, наверно, даже не приняла бы. А вот то, что пока принимаешь это «счастье» (а это два месяца!) пить нельзя и водить машину «запрещается» — ну совсем не мой размерчик… Мне без машины — никак. Мне без машины, движения, скорости — хоть сразу в петлю.

Влюбиться бы сейчас. Весна вон, птички где-то там поют… Гм… Что-то я, по-моему, на второй круг захожу. А все пробка! Вытаскиваю телефон. Может народ напишет из-за чего столпотворение-то такое? Нет. Ничего. Ни про аварию, ни про ремонт дороги. Как всегда в этом чертовом городе. Стоишь намертво, потом «достаиваешь» до некоей точки… и дальше едешь, как ни в чем не бывало. Из-за чего стояли, что тому было причиной?..

Зараза!

Пока я разбиралась с телефоном и пробками в нем, тот тип все-таки влез передо мной! Делаю вид, что пропустила его из великой вежливости. Он делает вид, что поверил мне и даже мигает «габаритами» — благодарит.

Машина у него, кстати, отличная. Обожаю такие маленькие и быстрые. Обожаю скорость. Скорость — мое единственное лекарство от жизни, которая… Ну, вы помните.

Но что это он задумал? Вот это да! Такой наглости я в Москве уже давно не наблюдала. Желание пересекать двойную сплошную из московских водителей гаишники все-таки выбили основательно. А тут — прямо посреди Садового! Развернулся, правда, красиво. С ревом и дымом из-под колес.

Только трогаюсь вперед, чтобы сократить расстояние до впередистоящего, как какой-то идиот на черном джипе резко всовывает свое рыло прямо перед моим бампером. Затормозить, естественно, не успеваю…

Да чтоб тебя приподняло да опустило неласково пару раз!

Включаю аварийку и уже собираюсь заглушить мотор, когда понимаю, что этот кретин на джипе и не думает останавливаться! Не обращая никакого внимания на то, что продолжает раздирать о мой бампер свою же бочину, он давит на газ.

Скрежет, рев мотора, визг резины, нервный вой сигналов тех, на встречке, кто, как и я, обалдел от такой наглости.

Джип разворачивается не так красиво. Но эмоций у меня его финт вызывает куда как больше! Все как всегда: бешенство вскипает черной волной. Одно желание — догнать и убить на месте голыми руками. Как? Да черт его знает как! Как-нибудь! Не это важно. Важно догнать. И наказать паразита!

Педаль газа в пол, разворачиваюсь и вперед. Джипарь — вон он, впереди. Да и тот, за которым он ринулся, еще виден… Стоп! А куда это я ввязываюсь? Ведь совершенно ясно, что джип несется вдогонку за тем первым. И явно не для того, чтобы объясниться в любви. И я туда же. Следом…

Пока мозг переваривает скудные данные, нога продолжает выжимать из машины максимум. Любопытство и кошку погубило, несмотря на ее девять жизней. А я не кошка. Была бы кошкой — меня бы мужики любили, а так… Только уважают. Хоть весна и птички… Тьфу! Не о том!

Продолжаю мчаться вперед. Понятно. Сворачивают в сторону Звенигородки. Значит потом скорее всего на Новую Ригу. Трасса скоростная. Если там свободно, то со своими 5-ю секундами до сотни этот маленький дьявол с циферками 911 от тяжелого джипа уйдет не напрягаясь.

И он бы ушел! Если бы ему дали. Видели, как в американских боевиках нехорошие дяди, которые как раз традиционно разъезжают на черных джипах, палят по хорошим — тем, что от них убегают? Вот и тут все так же. С той только разницей, что если в голливудских блокбастерах догоняющие палят долго и бестолково, то эти — явно не актеры и работают не на хронометраж, а на результат. Одна короткая очередь, и я вижу, как впереди маленький Порше теряет управление и с мучительным грохотом врезается в отбойник. Машину подбрасывает вверх, она совершает немыслимый кульбит и приземляется на крышу. Скрежет металла, искры… Думала, будет взрыв, но и тут голливудские умельцы поднаврали — покалеченный Порш просто замирает колесами вверх.

Вокруг переполох. Водители машин, которые стали свидетелями произошедшего кошмара, останавливаются, глушат моторы и выходят, растеряно глядя на перевернутый спорткар. Приближаться явно боятся. Все, кроме тех, кто стрелял. Джип замирает рядом, оттуда выпрыгивает мужик, торопливо подбегает к Поршу, падает на четвереньки, но вместо того, чтобы помочь человеку в нем, начинает его торопливо обыскивать. Это я вижу совершенно точно, потому, как в угаре погони выскакиваю из своей машины и оказываюсь совсем рядом.

— Эй!..

Мой голос звучит хрипло. Сама слышу в нем дикий испуг. Противно. Откашливаюсь.

Мужик, который рылся в карманах пиджака погибшего, вскакивает, нервно оглядывается, мазнув взглядом по мне, и кидается обратно в джип. Водитель газует и машина срывается с места…

Я в шоке. Только этим можно объяснить то, что я делаю дальше, вместо того, чтобы убраться отсюда куда подальше. Иду к перевернутому Поршу и сажусь на корточки у водительской двери. Парень внутри — мертвее не бывает. Лицо — страшная черно-красная маска. Окровавленная и какая-то смятая рука вывалилась через разбитое боковое стекло на асфальт. Пальцы, судорожно сжатые в кулак, неподвижны…

Неподвижны? Господи, да он жив!!!

Вскакиваю и ору так, что чуть не срываю голос:

— Врача! Есть тут врач?! Скорую! Он жив!

Народ, собравшийся вокруг, начинает шевелиться. Но так нерешительно и вяло! Бегу к своей машине, хватаю телефон. Трясясь от возбуждения набираю службу спасения. Занудная барышня принимает вызов и при этом уточняет — кто я, кой-черт меня занес на место происшествия и как со мной в случае чего можно будет связаться. Обещает прислать и полицию, и скорую. Умоляю поторопиться. Вдруг для парня еще не все потеряно?

Бегу назад, к Поршу. Никто по-прежнему не рискует приближаться к окровавленному телу в нем. Не верится, что он жив — в таком виде живыми не бывают. Но он стонет. Снова присаживаюсь рядом.

— Терпи. Не помри теперь только. А то получится, что все зря. Слышишь меня? Дай знать, что слышишь.

И тут он открывает глаза.

Ничего сверхъестественного. Самые обычные серые глаза. Но на лице залитом черно-красной кровью они — серые, живые — выглядят так, что я вздрагиваю. Словно на грязном стекле кто-то два чистых окошка протер. А там свет. И боль. И ярость.

Испытывая мучительную жалость, которая норовит скопиться комком в горле и потечь из глаз, спрашиваю:

— Ты как?

Смотрит, молчит. То ли не слышит, то ли не понимает.

— Да не молчи же! Поговори со мной!

Пытается. Я вижу, что пытается, но ничего кроме жуткого хрипа из его рта не вырывается. Но уже хоть что-то! Вдали слышна сирена. Скорее!

Вижу, что парень опять силится что-то сказать. Наклоняюсь к нему ближе. И чуть не вскрикиваю от неожиданности. Его рука, которая поначалу мне показалась совершенно мертвой, внезапно тянется ко мне и окровавленные пальцы охватывают мою кисть. Это усилие забирает у мужика последние силы. Глаза закатываются, рука слабеет и падает обратно на асфальт, и только после этого я понимаю, что хватал он меня не просто так — у меня в ладони оказывается небольшой ключ.

Просто ключ. Ни тебе бирки с цифрами, ни тем более брелочка с вложенными в него инструкциями. Смотрю на него, ощущая себя Буратино… Крекс, пекс, фекс…

И что мне теперь с этим делать?

А тем временем вокруг начинается суета. Спасатели с пилами и здоровенными кусачками. Врачи с капельницей и носилками. Господа полиционеры с вопросами и протоколами. Водитель Порша каким-то чудом переживает не только аварию, но и операцию по собственному спасению. Судя по тому, как торопятся и суетятся медики, в скорую его загружают не в виде трупа. Иду к своей замершей рядом машине, но так до нее и не добираюсь, надолго влипая в объяснения. Ведь это именно я звонила в службу спасения! И это мой бампер изувечил тот самый джип, который теперь преспокойненько удалился с места происшествия! В отличие от меня, дуры любопытной! Вот ведь…

Надо работать. Повторяю это себе как мантру уже второй час. Еще вчера решила: сегодня, прямо с утра сажусь и начинаю писать. Начинаю писа-а-ать! Начина-а-аю…

Как же не хочется!

Надо бы взять себя за шкирку, но голова забита чем угодно, только не мыслями о работе. А как писать, если думаешь совершенно о другом? В итоге начатый было текст так и не продвигается ни на строчку. А я все не могу избавиться от видения — серые, словно промытые изнутри яростью глаза на окровавленном лице. И звук — хрип, который вырывается из его горла. По ощущениям — предсмертный…

Хотя полицейские, которые не слезают с меня второй день, все стараясь выпытать у меня еще какие-то им одним ведомые подробности, уверяют, что мужик тот пока что жив. Правда упорно пребывает без сознания, так что одна надежда на меня — ведь я все видела. И как я не пытаюсь объяснить, что все (а точнее кое-что) видеть и «все знать» — две большие одесские разницы, они меня словно не слышат. Наверно, это называется чутьем. Ведь про ключ я им так ничего и не говорю…

Телевизионщики увлеченно мусолят в новостях вчерашнее событие. Еще бы! Перестрелка. Порше. В И-нете тоже прописали. Здесь обо всем поподробнее. Узнаю, что мужик из Порша — какой-то бизнесмен. А зовут его Егор Стрельников. Стрельников — Застрельников… Такая вот подходящая к случаю фамилия…

Читаю дальше. Все больше версии — кому этот самый Стрельников так сильно мог дорожку перейти. Но эти гадания на кофейной гуще, естественно, ни к чему толковому не приводят. Интерес к происшествию закономерно затихает. Для всех кроме меня. Я ведь уже успела себе напридумывать всяких страстей! Вот иду я по темной улице, или выхожу из лифта возле своей квартиры, и тот самый мужик, который стрелял по Поршу, и которого я спугнула, сказав «Эй!», тычет мне пистолетом в бок.

Возникает за спиной и тычет, сволочь!

Воображение у меня хорошее. Страшно. Но дни идут. Мужик не появляется. Джип, номера которого запомнил кто-то более внимательный, чем я, оказывается в угоне. Концы в воду. Страховая, которой еще предстоит заплатить денежки за ремонт моего бампера, в тоске. А жизнь… Жизнь опять сбавляет темп и медленно волочется по привычным рельсам, уныло погромыхивая на стыках…

Действительно что ли начать пить антидепрессанты?..

Работать не могу. Сидеть дома тоже уже нет никакой возможности. Куда б податься? Машина в ремонте, а в общественном транспорте я ездить не могу. Нервы — ни к черту. Как зажмут, плохо становится. Выползешь на остановку, отдышишься, тошноту прогонишь и снова в путь… Ничто так не вырабатывает силу воли, как борьба с собственными тараканами в голове. И не извести их, паразитов, никак. Зато хоть какая-то компания. Они-то всегда со мной. В отличие от кого-то более разумного и симпатичного…

Иногда так себя жалко становится! Потом злиться начинаю. Думаю: «Дура ты, дура. И как можно вообще жить с таким характером? Одиноко тебе — так позвони кому-нибудь. Хоть бабушке, хоть друзьям, хоть коллегам по работе». Так ведь нет! Не позвоню! Не люблю, когда меня жалеть начинают. А они ведь так и норовят начать делать это. Слышу это в их голосах, в их бравурно-веселых интонациях…

Неожиданно начинаю думать о мужике из Порша. О том, что лежит он там в больнице прямо как я — один-одинешенек. Только к тому же весь и бинтах, и в марле. В горле какая-нибудь пакостная трубка торчит и похлюпывает. А под задницей — заскорузлая коричневая клеенка, прикрытая куцей простыней.

Мое воображение — враг мой. Эта самая сиротская клеенка почему-то совершеннейшим образом выводит меня из равновесия. Аж глаза щиплет, так мне этого самого Стрельникова — Недострельникова жалко становится. Решение приходит само собой: а что как мне съездить к нему в больницу? Навестить, авоську с веселыми оранжевыми апельсинками отнести…

Беда. Авоськи нету. Кончились авоськи вместе с советской властью. Одни целлофановые пакетики остались. Одноразовые, как все в нынешней жизни. Ладно, можно ведь и без авоськи, и даже без апельсинов. Все равно он в отключке, на фиг ему апельсины? Да и, небось, меня к нему и не пустит никто. Жертва бандитского нападения все-таки… Зато время убью, доброе дело сделаю, и вообще…

Вызываю такси. Едем. В отличие от бомбил даже не спрашивает традиционное:

— Э… Слюшай, а как ехать скажешь?

Сразу вводит нужный адрес в навигатор, закрепленный на торпеде и все.

В больнице спрашиваю, в какой палате лежит пациент по фамилии Стрельников. Думаю, что тут-то и начнутся проблемы, но нет — дородная дама в справочном окошке, полистав какой-то замызганный журнал, преспокойненько сообщает мне номер нужной палаты, отделение и этаж, на который мне надо будет подняться. Сажусь в лифт и опять-таки морально готовлюсь к тому, что встречу препоны уже на этаже. Ну или по крайней мере перед палатой. Какой-нибудь полицейский пост, или что-то вроде…

Самое поразительное, что ничего подобного нет и в помине. Мне казалось, что после того, как кто-то покушался на его жить, мужика этого должны как-то охранять что ли. Такого-то беспомощного добить — раз плюнуть. Но нет. Ни одного полиционера в округе не наблюдается вовсе. Зато все остальное выглядит так, как я и предполагала — мерзопакостная трубочка в углу рта, серое, под цвет наволочки и пододеяльника, лицо, местами замотанное бинтами, местами обросшее щетиной, и коричневая клееночка. В одном ошиблась — лежит он прямо на ней. Простыни не наблюдается вовсе.

— Ссытся… — кратко поясняет мне пойманная в коридоре баба в белом халате.

Я в шоке. Даже ответить на это нечего. Низкие зарплаты и тяжелые условия труда младшего медицинского персонала? Ничего не хочу про это слышать. Злобное равнодушие к ближнему — не от них. Доброту и сострадание ни за какие деньги не купишь. Они либо есть, либо их нет. Зато за деньги можно купить многое другое.

Ловлю в коридоре какую-то другую тетку в медицинском халате. С куда более вменяемым лицом, чем у первой. Договариваемся. «Бабло» в очередной раз побеждает зло. Уже через час мой подопечный лежит не в палате на задворках, где на соседних кроватях ожидают смерти четверо бомжей (судя по виду и запаху), а в боксе на двоих. Сосед — молодой энергичный парень со сломанным носом, веселыми совершенно бандитскими глазами и пулевым ранением в плечо. Узнав от меня, что мумия с трубкой во рту — тот самый «перец» из Порша, про которого по телику давеча говорили, он тут же заверяет меня, что за «знаменитостью» присмотрит и санитаркам спуску не даст, чтобы те ухаживали за мужиком как следует. В том, что так и будет, я, собственно, и не сомневаюсь — денег я этим злобным гарпиям отстегнула преизрядно и обещала премии за доблестный труд.

Что ж… Умирающий мужик, похоже, никому кроме своих убийц и меня, дуры, не нужный, пристроен… Вот только что мне делать с ключом, который он мне дал, ничего не объяснив? Что заперто с его помощью? Какие секреты? Или, может, бриллиант размером с яйцо?

Ключ от квартиры, где деньги лежат… Ключ от сердца… Ключ от двери за нарисованным очагом в каморке папы Карло… Опять фантазия разыгралась…

Сосед моего подопечного неожиданно выражает желание проводить меня до лифта. В больнице час пик — посетители валом валят. Навстречу как раз шествует какой-то тип. В руках у него классическая авоська в сеточку, в которой празднично светятся яркие апельсины… Я улыбаюсь.

А спустя час мне звонит следователь, который уже не раз допрашивал меня до этого, и сообщает, что подопечный мой — гражданин Стрельников Егор Степанович, приказал долго жить. Попросту говоря бедолагу придушили. Причем, судя по всему, сразу после того, как больного покинула я…

Не отправляюсь в СИЗО только потому, что ушла из палаты вместе с соседом убитого. Он оказался человеком настойчивым и проводил меня не до лифта, а прямо до такси, которое меня смирно дожидалось все это время. А потом, вернувшись назад, как раз и обнаружил свежий труп, возле которого была аккуратно пристроена авоська с апельсинами…

Свернувшись клубком лежу на диване. Мысли — одна чернее другой. Думаю о том, какая же я все-таки дура — нет чтоб не на апельсины в авоське смотреть, а в лицо тому гаду глянуть. Думаю, что если бы не мое вмешательство, может мужик из Порша был бы жив — при четверых бомжах, хоть и полумертвых, душить его было бы менее сподручно. Думаю… Да ничего нового я не думаю. Мысль у меня в последнее время одна: жизнь — дерьмо!!!

Утром становится еще хуже. В первую очередь потому, что вчера я злостно нарушила основное правило — пить надо с радости, а не с горя. С горя можно только антидепрессанты, а водочку — ни-ни. И ведь не люблю я ее, заразу! Но больше в доме моих друзей, куда я внезапно отправилась зализывать раны, ничего не было, а так хотелось сделать как-то так, чтобы немного отпустило…

Я бываю у них, прямо скажем, не часто. Такая уж я по натуре — одиночка и домоседка. Они — совсем другие. Вечно полон дом друзей, своих и чужих детей, приблудных собак и спасенных где-то кошек. Наверно поэтому мне у них и хорошо так. Приеду, насосусь как вампир положительной энергии, которой у них так много, что они с радостью делятся ей со всеми, и снова надолго заползаю в свою нору.

Я им не завидую. Просто потому, что понимаю — занятие это бесполезное. Я так, как они, не смогу никогда.

Мы сидим долго и вдумчиво. Я рассказываю о своих последних приключениях. Мои друзья слушают, охают, обсуждают и периодически подливают… В общем, утро в очередной раз подтверждает, что добрым оно не бывает. Еще и потому, что звонит мой продюсер и дружески интересуется, когда ему можно будет почитать свеженаписанный сценарий… За который я еще по сути дела и не бралась.

При этом за дружеским тоном мне отчетливо слышится свист рассекающего воздух кнута. О! Он прекрасно знает, что если меня не подстегивать в самом прямом смысле этого слова, то можно вообще ничего от меня не дождаться. Тигры только тогда прыгнут через кольцо, когда жареным запахнет, все сроки выйдут и отступать будет некуда как героям-панфиловцам. Иногда он пускается на мелкие хитрости. Я их знаю. Например, врет о сроках сдачи очередного моего творенья, чтобы я села за работу раньше. Или талантливо (он вообще очень талантливый мужик) «плачет», рассказывая о собственной тяжелой жизни, полной лишений, финансовых неурядиц, тупиц-сотрудников и нерадивых авторов. Я слушаю… Мы очень давно работаем вместе и знаем друг друга как облупленных… И все-таки обычно эти его несложные демарши оказывают на меня самое благотворное влияние. Меня начинает грызть совесть, я из-за этого раздражаюсь и сержусь, как следствие взбадриваюсь и все-таки выдаю на гора ожидаемый всеми текст.

В последнее время, правда, и тут все не так, как всегда. Мои тексты не нравятся ему, не нравятся моему режиссеру. Но самое главное они не нравятся мне. Я не умею работать плохо. Либо хорошо, либо никак. Если получается плохо — лучше не делать вовсе. А не делать нельзя. Замкнутый круг. Даже не круг — спираль уводящая куда-то вниз.

В среде творческой интеллигенции это называется красиво — творческий кризис. Но суть от этого не меняется. Выбираться из этого все равно придется. Причем самой. В таком деле никто мне не поможет. Ну разве только красавец-мужчина, умница и единовластный владелец несметных богатств, который влюбится в меня с первого взгляда, будет носить на руках, задаривать подарками и комплиментами, примет на свои широкие плечи весь ворох моих проблем, решит, разрулит, спасет, успокоит…

Вот только где ж его взять? Это в кино они появляются невесть откуда словно белые концертные рояли в кустах. В реальной жизни — ищи свищи. Да и кроме шуток — где знакомиться? На улице? Но я по улице не хожу — из дома в машину и обратно. На работе? Только дураки разводят амуры там, где работают. Да и появляюсь я на работе раз в сто лет. Моя работа у меня всегда с собой — ноутбук на живот и вперед. Было бы настроение. А вот его-то как раз…

В очередную пьяную и очень грустную ночь даже регистрируюсь на сайте знакомств в И-нете. Что-то вроде: «Одинокий крокодил желает познакомиться…» Но выходит из этого какая-то ерунда. Делаю для себя из этого опыта лишь два вывода — в моем огромном, перенаселенном городе страшное количество одиноких и несчастных людей, и еще большее количество убогих идиотов.

Опять звонит телефон. Это та самая тетка из больницы, которой я давала деньги для санитарок, чтобы те ухаживали за Недострельниковым. Изумилась было — думала у нее совесть проснулась, и она мне не отработанные деньги вернуть хочет. Наивная! Вернет она — держи карман шире! Мрачным голосом сообщает, что мужика похоронили сегодня. Это я и сама знаю — деньги на похороны, думаете, откуда взялись? Но тетка опять не о том. Говорит: не знает, куда девать его вещи. Никто, мол, им не интересовался кроме меня, неразумной. В голосе тетки явно слышатся те же нотки, что у торговок на рынке. Все понятно. Хочет втюхать мне эти вещички. Внутренне негодую, но что-то мне мешает сказать — выкидывайте.

Вызываю такси. Еду.

В больничке мне выдают целлофановый пакет для мусора с окровавленным тряпьем внутри. Мороз по коже… Так и несу его до машины с рукой на отлете — подальше от себя. Приезжаю домой и зашвыриваю вещи в угол…

Или глянуть?

Вдруг понимаю, что они — моя последняя надежда хоть что-то понять про ключ и вообще про этого бедолагу. Может, парень подстраховался, спрятал что-то за подкладкой или в подметке? Смеюсь сама над собой. По всему видать — мысли мои результат тлетворного влияния все того же Голливуда. Но что поделаешь? В меня вселился дух авантюризма.

Вытряхиваю мешок. Брезгливо осматриваю скомканную заскорузлую кучу и бегу в кладовку за перчатками. Белье сразу откладываю в сторону. Остальное осматриваю. Начинаю с пиджака, как с наиболее вероятного вместилища. Пусто. Ботинки… Иду на кухню за ножом. Нет… Ни под стелькой, ни в каблуках… Брюки… Ремень с пряжкой… Самый обычный. Ничего.

Я бы посмеялась над собой, если бы мне не было так грустно. Сижу и реву над вещами убитого парня. Я не знаю, каким он был человеком. Может дрянь — дрянью. Но он, как и я, любил быструю езду. Он был молод и полон сил. И у него были серые глаза…

И ключ, который он в последний момент передал мне.

Почему-то уверена, что те, в джипе, которые гнались за Стрельниковым, а потом подбили его на лету, как птицу, искали именно этот штампованный кусочек холодного металла. И не нашли только потому, что искали внутри машины, в то время как ключ был снаружи — намертво зажатый в руке бедолаги. И уж они-то наверняка знают, к какому замку он подойдет… В отличие от меня. Как быть?

Любопытства ради пробиваю мужика через И-нет. Что бы ни делать — лишь бы не работать! Найти нужную информацию в мировой паутине я могу с легкостью. Многолетний опыт не пропьешь, как ни старайся. Мозги можно, а вот опыт — никак. Мужик мой оказывается человеком совсем не тусовым. Информации о нем немного. Но все же она есть. Бизнес — самый мирный. Сфера услуг — туризм… Свой сайт вполне подробный — с телефонами, явками и адресами… Членство в клубе любителей Порше-911… На аватарке дурацкий кот с автоматом в лапах. Ник — Стрелок. На всякий случай пробегаюсь по популярным социальным сетям. На Одноклассниках не зарегистрирован, ВКонтакте не замечен, в Твиттере, в отличие от нашего самого нанотехнологичного, не тусит. Мне нравится этот парень! Точнее — нравился… И за что его так?

Возвращаюсь назад и неожиданно зависаю на форуме поклонников скоростных Поршей. Ну что поделать — люблю я это. Прокатишься с ветерком и как будто с тебя всю шелуху жизненных неурядиц сдует…

Читаю. С чем-то соглашаюсь, с чем-то спорю, что-то раздражает, что-то смешит. Вроде надрывного мужского стона по поводу баб за рулем. Натыкаюсь на большой фотоотчет, который выложил какой-то парень — судя по всему местный заводила. Некоторое время назад он организовывал что-то вроде слета хозяев 911-х Поршей. Листаю фотографии, любуюсь машинами. И в какой-то момент буквально леденею. На этой фотографии три веселых физиономии. Мужики счастливы и не скрывают это. Стоят в обнимку, за спиной — их машины. Сначала за фотографию зацепляюсь взглядом только потому, что одного из них знаю. Это мой сосед по загородному дому — Сергей Коршунов. Его я ни с кем не перепутаю. Второй — тот самый парень, который и выложил в И-нет фотоотчет. На аватарке — та же личность. А вот третий… Подпись под фотографией: Я, Серега Коршун и Егор Стрелок… Да это ж мой Недострельников! Всматриваюсь в лицо. Я ведь видела его только в кровище, а потом в бинтах и в марле. А тут — вот он, еще живой, веселый, глазищи так и сияют…

Стоп! Торопливо увеличиваю фотографию, сколько позволяет разрешение. И замираю, прикусив палец почти до крови. Глазищи… Пожалуй, это единственное в его внешности, что я помню. То, что не забуду, наверно, никогда. Серые провалы в боль и ярость сквозь кровавую маску лица.

Вот только на фотографии глаза у Егора Стрельникова совсем не серые, а карие…

Интересно, а кого на самом деле задушили вчера в больничке? Кто ехал в том несчастном Порше? И где сейчас настоящий Егор Степанович Стрельников?..