Попив чайку с булочками, иду в бабулину спальню… здесь все так же, как и при её жизни, кажется, что она просто вышла во двор и сейчас вернется… не вернется… самое страшное в смерти близкого человека то, что ты никогда-никогда его больше не увидишь… из уголка глаз скатилась одинокая слезинка… никогда… Юля, не надо плакать, им так плохо от наших слез…
Открыв шкаф, провожу руками по ее костюмам и блузкам… начинаю складывать в принесенные коробки. Вещи все хорошие, добротные… наша Вера Васильевна была той еще модницей. Все вещи, уложенные в коробки, вечером увезу в местную церковь, отдам батюшке, он знает, что с ними делать.
Таким же манером разбираюсь и с дедушкиными бумагами. В основном это были старые квитанции за электричество и воду, а также старые газеты, журналы и прочая корреспонденция. Заглянув для порядка в нижний ящик, я обнаружила что-то, обмотанное платочком и перевязанное бечевкой. Развернув, увидела две пачки денег, пересчитав которые, поняла, что в каждой пачке по пять тысяч долларов. Под ними лежал листок бумаги, свернутый вдвое.
, Если вы читаете это письмо, значит нас уже нет в живых и вы лазите в шкафах, что я вам категорически запрещала делать. Эти деньги мы оставляем своим любимым внучкам Инге и Юле. Они вам пригодятся. Ваши бабушка и дедушка.,
Ничего себе… а…мама что в шкафах не убиралась что ли? Ну вообще-то я не удивлена совсем, они были людьми богатыми и вполне могли себе это позволить. Спасибо, родные мои.
За работой и не заметила, как стемнело… день закончился, а Игнат даже и не позвонил. Может что-то случилось у него? Какой-то он невеселый поехал… ну ничего, завтра вернется, расспрошу, что его так расстроило.
Слышу в доме звенит мой телефон, спускаюсь вниз, звонила мама Игната, случилось чего?
— Алло, здравствуйте, тёть Надь, как дела у вас? — перезваниваю, голос дрожит и вибрирует от переживания, хотела спросить, как там Игнат, но меня опередили.
— Здравствуй, Юленька, да у нас все хорошо, у вас как? Сынок мой чем занимается? На протезирование готовится? — сердце пропустило удар, потом еще, нечем стало дышать… спокойно, он же писал, что доехал… где он тогда… — Что-то звоню ему, трубку не берет, думаю, может отдыхает.
— А… да… это… спит он уже, — не буду пока ей говорить, что он в город уехал, не буду расстраивать, зачем. — Может что-то передать ему, когда утром проснется?
— Да нет, не надо, я потом сама позвоню, ничего срочного просто хотела про протезирование напомнить, пусть отдыхает. Ну ты расскажи, как у него настрой?
— Да все хорошо, ждет он это протезирование, сильно ждет, хочет уже нормально жить и работать.
— Ну и хорошо, ждем тогда вас в городе в начале недели, хоть бы все хорошо прошло, хоть бы привык он поскорее, я уже вся извелась. — в ее голосе слышны были слезы и мне стало жаль ее, бедная женщина, измучилась вся. — Ну пока, Юленька, спасибо тебе, девонька.
Кладет трубку, а меня начинает бить озноб… где он… написал же, что доехал. Он же еще слаб, да еще и на костылях, даже не знаю кому и звонить. Решила написать ему.
— Игнат, а ты где? Просто звонила твоя мама, хотела с тобой поговорить, а я не знала, что ответить, ты же должен быть у них.
Ответа не было долго, больше часа.
— Я в своей квартире, все нормально, я это… не вернусь… я завтра в клинику еду, врач звонил.
— А, ну хорошо, я завтра тогда в город приеду, вещи привезу и с врачами поговорю, — странно, врач назвал точную дату, и она только через пять дней наступит…
— Не надо приезжать, там карантин, никого не пускают, а вещи у меня есть, потом привезешь, когда я с больницы выйду, — что-то Игнат не договаривает, это прямо чувствуется. — Ладно, Юль, пока, я позвоню как с больницы выйду.
Как с больницы выйдет? Он же будет там месяц лежать, только после реабилитации домой отпустят. Все-таки надо завтра в город поехать и на месте узнать, что он там юлит. Заодно и домой заеду, соскучилась уже. Да и конспекты надо прихватить, уже можно к защите диплома потихоньку готовиться, год пролетит незаметно. С этими мыслями иду спать и до утра не просыпаюсь даже в туалет.
Утром спала почти до обеда, Юля, на тебя это вообще не похоже, какая-то сонная стала, вялая… ни аппетита нет, ни к чему руки не тянутся. Такое чувство на душе, как будто меня выкинули за ненадобностью. Сейчас поеду в город и все узнаю. Вещи решила все-таки его взять.
Через полтора часа въехала в город и направилась прямиком в военный госпиталь, предварительно позвонив нашему лечащему врачу. Игната положили в ортопедическое отделение нейрохирургии, и мне разрешено было его навещать в любое время, кроме отбоя и тихого часа. Поэтому, недолго думая, еду туда, поднимаюсь на третий этаж, неся с собой два пакета. В одном его пижама, полотенце и еще кое-что по мелочи. А в другом пакете посуда и все что нужно из еды. Узнаю на стенде в какой палате лежит Савицкий Игнат и иду прямиком туда, дверь наполовину приоткрыта, хотела сразу войти, но решила заглянуть, чтобы сориентироваться на какой койке лежит мой милый. Палата оказалась двухместной, на одной из кроватей лежал Игнат… а рядом на стуле сидела девушка и, наклонившись вперед, целовала его в губы… Инга?! Она же в Европе… Мне стало так плохо, что я, ничего не говоря и даже не выдав своего присутствия, тихо-тихо, по стеночке пошла к лифтам…