Глава 11

— Приятелей? Они оба здесь? — Атилия не смогла сдержать своих эмоций, и сама удивилась такому.

— Да. Сначала прибыл Дакус, а на следующий день его товарищ. Там две хозяйские спальни и две для слуг. Есть гостиная и своя кухня. — Серселия немного замялась, после продолжила, — Моя дорогая, мне придется тебя поселить в том доме. Муж не разрешает никому из гостей жить на вилле. Только его брат и сестра имеют свои спальни в главном доме. Остальных не пускает, даже племянников. Прошлым летом к нему консул приезжал, его поселили в гостевом доме. Так что ты извини, но тебе придется жить под одной крышей с гладиаторами.

— М-да уж, ситуация. — Атилию такое огорчило, — Надеюсь, об этом никто не узнает. А родственники мужа сейчас гостят?

— Уехали. На той неделе приезжали. — Серселия продолжала, нахмурившись, — Вьются вокруг него как змеи. Специально раздражают. Мужу после их общения становится хуже. Но не пустить их в отцовское поместье он не может.

Она не заметила, как, не спеша, они подошли к мраморной беседке у искусственного пруда. Рядом росло, широко раскинув ветви, очень старое дерево смоковницы. За колоннами Атилия увидела пожилого мужчину. На нем была белая, с двумя красными полосками, тога. Он сидел на резном деревянном стуле с высокой спинкой, и наблюдал на лебедей в пруду.

Они вошли в беседку. Приблизившись, Серселия положила ему руки на плечи. Он повернул голову и поцеловал в руку жену.

— Дорогой, это Атилия, дочь Тита Атилия, трибуна двенадцатого легиона. Она замужем за Луцием, казначеем императора. Помнишь, я рассказывала о ней.

Мужчина в ответ начал говорить очень тихо и неразборчиво. Серселия слушала, склонив голову ближе к нему. После пересказывала ей все, что он сказал.

— Мой муж говорит, что знает твоего отца как храброго солдата и ответственного командира. Он так же лично знал твоего деда. Он сильно сожалеет, что знатного патриция и консула так унизили, и выступал в его защиту. Рад видеть в гостях. Но заранее вынужден отказать в этом твоему мужу. Обычаи его рода не позволяют принимать в поместье отца безродных прихлебателей республики и выскочек, присосавшихся к телу империи.

— Благодарю за прием, — Атилия немного склонила голову в поклоне, — Я уверена, мой муж знает обычаи вашей семьи, и не посмеет побеспокоить вас здесь. Сенат провозгласил Адриана Отцом Отечества и в честь этого, император намерен устроить пышное празднование в Амфитеатре Флавиев. Мой муж вот уже несколько дней занять подсчетами расходов на все это.

— Знаешь, дорогой, мужа Атилии и ее саму, император пригласил к себе в ложу на почетные места.

Пожилой мужчина рассмеялся в ответ на это. То есть самого смеха она не слышала, но было понятно, что он смеялся. Звук, издаваемый им, больше походил на хрип или кашель. Только прищуренные и веселые глаза давали понять о его настроении. Атилии такое не понравилось. Она хмурила брови в немом вопросе. Он стал говорить дальше, и Серселия разъяснила.

— Муж просит тебя не обижаться на его смех. Он не сомневается, что ты приглашена к императору по праву. Дочери благородных семей этого заслуживают. Что касается приглашения сына бывшего раба, то он помнит, что когда-то безумный Калигула привел в сенат коня. Человек, получивший большую власть, может возомнить себя богом. Это совсем не означает, что он таковым является.

Атилия не любила разговоры на политические темы. Однако ее несколько возмутило услышанное, и она решила заступиться за честь Адриана. Считая не справедливыми такие слова по отношению к августейшему, от старого сенатора.

— Я считаю, что император заслужил такое звание. Он сделал много хорошего для республики. Грандиозные строительства и завершения начатых до него строек. Он прекратил все войны, чем осчастливил матерей и жен солдат. Разве этого мало чтобы по праву называться Августом, и быть обожествленным?

Мужчина стал серьезным и задумчивым. Мгновение спустя начал медленно отвечать, а Серселия расшифровывала сказанное.

— Он говорит — в тебе видна порода настоящей патрицианки и дочери своей семьи. То, что ты сказала действительно правда — Адриан управляет разумно. Но, во-первых не надо забывать, как именно он стал императором. Такое стало возможно исключительно по воле жены предыдущего правителя, а не по воле самого Траяна и сената. Заслуги Адриана на этом пути весьма сомнительны и спорны. Во-вторых, взгляни на ту гробницу, какую он себе строит на другом берегу Тибра, рядом с городом. По величию она напоминает пирамиды фараонов. А те, как известно, считали себя живыми богами. Это показывает, что он явно возгордился и возомнил себя божеством.

На этом месте старый сенатор захрипел и закашлялся. Атилия хоть и не знала врачебных премудростей, но поняла — муж ее подруги уже на пороге подземного мира. Нить его жизни уже тронули ножницы Судьбы.

Успокоившись, он продолжил, а Серселия озвучивала его слова дальше.

— Пока боги благосклонны к нему — это хорошо и для республики. Граждане процветают, империя крепнет, а слава Рима увеличивается. Но нельзя забывать, как они, те же боги, бывают, ревнивы к своей божественности. Известны многие случаи, когда гордецы, поднявшись к вершинам Олимпа, оказывались, низвергнуты с него. И весьма быстро. Вспомнить, например, самого Цезаря из дома Юлиев. Он смог завоевать огромные территории, и даже разбить великого Помпея. Но стоило ему возомнить себя богом, как неминуемая кара настигла его. Такое же можно сказать и об Александре Великом. Да и еще много о ком.

Атилия слушала старого сенатора с интересом. Она понимала, как разумны его слова, но некоторые сомнения у нее оставались. Ей не хотелось соглашаться, это ломало ее сложившиеся представления об императоре. Все же, пришлось уступить. Не смогла подобрать весомых аргументов для спора. Да и спорить она не любила.

— Вы очень умны. Я не готова дискутировать с таким как вы.

Старый патриций улыбнулся, и ответил через жену.

— Не каждый имеет смелость признать свою неправоту. Но я не стану больше вас утомлять. Серселия позаботиться об ужине и распорядится насчет размещения. А мне хочется еще посидеть здесь.


* * *

— Значит, они хотят напоить нас маковым настоем, — Германус не выглядел напуганным или удивленным, — Такое можно было ожидать. Эти бои — заказ императора, и нас охраняют преторианцы. В служебные помещения и к нам не подпустят посторонних.

В гостиной осталась только она с Германусом. Даже Фелицу отослала готовить спальню. Они сидели очень близко друг к другу. Слишком близко, и Атилия не чувствовала себя спокойно. Ей предпочтительней было бы говорить с ним на чуть большем расстоянии. Гладиатор воспользовался тем, что разговор имел деликатный характер, и сел совсем рядом. Она ощущала запах его тела и, даже, само дыхание. От этого мысли путались и внимание рассеивалось.

Ситуация становилась нелепой еще и потому, что они оба знали чем сейчас занимаются Серселия и Дакус. Эти двое уединились в одной из спален. Атилия взяла себя в руки и отвечала:

— Император может забыть выделить вам стражу.

— Вздор! — Германус в этих делах разбирался лучше, — Августейшему и не надо помнить о таком. Есть претор гвардии — он об этом позаботится.

— Ты не понимаешь, — когда речь идет об огромных деньгах и о положении в обществе, Луций не поскупится на взятках. Сам претор может быть подкуплен.

— Ну, это вряд ли, — он отвечал со смешком.

— Представь, если ему предложат за небольшую услугу такой дом. — Атилия описала рукой дугу, показывая вокруг, — Всякий устоит от такого?

Германус не ответил, он сидел задумавшись. Она продолжила:

— Вам надо самим подумать о своей безопасности. Попросить помощи у надежных приятелей. А лучше друзей. Они должны во время выступлений подавать вам воду и перевязывать раны, если понадобится. У тебя есть такие?

— Парочка найдется. Совсем плохо станет, если они подкупят эдиторов — которых назначат судить бой.

— Наши с тобой интересы сошлись, Германус. — Она говорила не громко, — Ты нашел кого-нибудь, кто мог бы помочь с Луцием? Теперь нам это обоим необходимо.

— С этим есть сложности, — Германус стал говорить тише, — В Субуре за такое никто не возьмется. Ни за какие деньги. Я говорил со Жмыхом — он там главный. Твой муж их кормит. Много серебра оставляет каждый месяц в их борделях. Платит защитный выкуп самому Жмыху. Но главное — он помогает им с чиновниками и судьями. Луций для них курица, несущая вместо яиц серебро. Ни одному идиоту и в голову не придет такую зарезать. После нашего со Жмыхом разговора, мне пришлось сюда уехать. Я теперь нежелательный клиент в Субуре. Думаю, они будут его охранять. Нужен другой план и другие исполнители.

— Кто-то есть на примете? — быстро спросила Атилия, и взглянула на него с надеждой.

Германус хмурил брови и смотрел в сторону. Она заметила, как он трет большим пальцем правой руки ладонь левой — верный признак его беспокойства.

— Есть Горацо. У него шайка в лесу у Аппиевой дороги. Слишком многому надо совпасть, чтобы он смог взяться за наше дело. А главное — выполнить его.

— Дисс бы забрал, этого Луция! — она выругалась грубо.

— Ого. Откуда у матроны военные замашки? — Германус искренне удивился.

— Двенадцатый Молниеносный, храни его Юпитер, — отчеканила она, копируя слова и манеру голоса отца, — С детства слышала. Забыл, я рассказывала об отце.

— Умеешь ты удивлять — дочь семьи патрициев. А родитель твой не воевал в Дакии?

— Нет. С парфянами он воевал, в Армении на краю империи.

— Раз так, думаю, мы бы с ним могли сработаться. Крови моей родни на его руках нет.

— Кому что, а лысому — гребень. — Атилия сильно нервничала и пыталась при помощи грубостей успокоиться, — Тебе не о будущем сейчас размышлять надо. Думай, как жизнь свою сохранить. Может так случиться, что и не познакомишься с отцом. И ланистой его не станешь.

— Ты бываешь грубовата, патрицианка, — сказал Германус, улыбаясь, — У тебя появляется складка между бровями. Это тебя не красит.

Он приложил указательный палец ей на лоб. Она отстранилась.

— Придумал, как доберешься к этому, твоему, Горацо с Аппиевой дороги?

— Думаю завтра туда ехать. Скажу, что у Луция будет с собой крупная сумма. И если все пройдет успешно, и он окажется в подземном мире — Горацо лично получит сверх того.

Она молчала и смотрела в пол. Смутные мысли посетили ее голову и заняли разум. Девушка из приличной римской семьи вынуждена вести дела неизвестно с кем. Как на такое ее поведение отреагируют боги. Не изменится ли ее судьба после этого. Надо будет каждому из высшего пантеона принести щедрые жертвы. Когда же все пройдет успешно — вообще всем богам сделать богатые подношения. Еще нужно сохранить все в тайне, если кто-нибудь посторонний узнает о ее делах с гладиатором — ее ждет строгий суд. Такой, приговор, в котором будет жесток.

— Надо же, — произнесла вслух она, — надеюсь на помощь разбойника с дороги…

— Не такого ты ждала от жизни, родившись в семье благородных.

Гладиатор снова улыбался, обнажая все свои зубы. Она посмотрела на него, но не ответила. Пальцем показала на кувшин с вином. Он догадался, встал, и наполнил два терракотовых кубка, до самых краев. Пили они молча. Каждый думал о своем. Вернее, Атилия не могла знать, о чем сейчас думает Германус. Почему-то ей казалось, что он вспоминает о местах, где родился.

— Скажи, как тебя звали там, ну в родных краях? Ты помнишь?

— Помню, — гладиатор уже не улыбался, — Имя, которое дают родители можно говорить только самым близким. Здесь я никому его не говорю. Когда мужчина взрослеет — окружающие называют его так, чтобы все догадались. Ну, кого-то зовут Патлатый, кого-то Длинноногий. Другие получают имя за заслуги или умения. Кого Кузнец, кого Рубака, или Убивший медведя. Здесь меня стали звать Германус — это имя меня устраивает. Так что ни к чему тебе, матрона, мое настоящее имя.

Она не обиделась. Смачно отсербнула вина, и со звуком его проглотила.

— У меня к тебе просьба, — сказала она, — Называя меня по имени. Не надо, пожалуйста, каждый раз подчеркивать мое происхождение, или положение в обществе.

— Как скажете, госпожа Атилия.

— Без госпожи. Только имя. Попробуй — ты же вольный человек.

— Хорошо, Атилия. Только имя, — Германус глянул ей в глаза, — Кажется, ты хочешь что-то еще спросить?

Она допила вино и, поставив свой кубок на столик, снова показала на кувшин. Он поднялся и опять наполнил его до краев. Атилия сделала длинный глоток. Вино было густое и терпкое. Наверное, очень долго оно стояло в здешних подвалах. Старое вино пьянит больше чем обычно. Она повернулась к нему лицом.

— В каких богов ты веришь? Лишь в своих или в римских также?

— Да у вас такие же боги как у нас. Только называются по-другому. Юпитер — это Вотан. Отец всех богов, или старший брат для некоторых из них. Есть Юнона, его сестра и жена. Бог оружия Вулкан, у нас просто зовется — Меч. Есть предки стерегущие жилье — мы зовем их деды, вы пенаты. У каждой реки и леса есть свой бог-хранитель. У всякой горы тоже есть, и у каждой долины. Их много.

— Как ты думаешь — боги будут злиться на меня? Ну, из-за Луция.

— По мне, это зависит от того как ты сама чувствуешь, и во что веришь. Если ты и вправду спасаешь свою жизнь, они не должны на тебя злиться. А вот люди будут, если узнают. Они захотят тебя привязать к столбу и выпустить хищников. Такие казни часто проводят на арене перед боями, — он снова нахмурил брови, — Поэтому нельзя доверяться даже тем, кого считаешь преданным тебе. Я вот никому не доверяю — и пока живой.

— А когда появится женщина, которую ты полюбишь, разве ты ей не станешь доверять?

— Наверное… Я еще не знаю. Я, пока не любил. А ты?

— Ну, мужчин — никого. Только отца, но это же по-другому…

Германус придвинулся к ней вплотную. Она от неожиданности отодвинулась. Он всей пятерней зарылся ей в волосы и, аккуратно притянув к себе, стал целовать. Она его не отстранила, хотя и не отвечала на его поцелуй. Возможно, ей стоило разозлиться на такую наглость. Только злости, никакой, не было.

Он целовал нежно и неторопливо. Атилия забылась ненадолго. В какое-то время, вино пьянило и не давало быстро соображать. Ей показалось это забавно, даже приятно. Гладиатор, обняв, стал прижимать ее к себе. Она вспомнила где и с кем. Положила ему ладонь на грудь, и осторожно отодвинула от себя.

— Нет, Германус, я не могу, — выдавила слова.

Он все еще обнимал ее и смотрел прямо в глаза. Атилия резко поднялась, выбравшись из его объятий, и пересела подальше.

— Серселия или еще кто-нибудь могут увидеть, и мне станет стыдно, — сказала шепотом.

— Можем пойти в спальню, — так же прошептав, ответил он.

— Нет, мы не должны… Не сейчас.

Она встала и быстро пошла в сторону спальни. По дороге позвала рабыню:

— Фелица, готовь меня ко сну!

Загрузка...