Год любви

6

Такого грустного Рождества у Элен еще не было. Они с Грэхемом всегда наряжали в Сочельник елку и клали под нее подарки для домашних. Отойдя от наряженной елки, чтобы полюбоваться на свою работу, Элен слишком отчетливо увидела, что под ней только три горки подарков. Она ускользнула к себе в комнату, Грэхем все равно заметил в ее глазах слезы. Это ее тоже опечалило, потому что она намеревалась держаться жизнерадостно. Но во всех рождественских затеях для нее была теперь страшная пустота, которую невозможно было скрыть никакой праздничной суетой. Во время ужина за столом слишком часто наступало молчание, и они сидели, безмолвно глядя на неуместную в их доме праздничную еду и напитки. А наутро, за обедом, только Грэхем нацепил бумажный колпак, а затем вместо того, чтобы играть в слова – отец обожал эту игру – они подавленно сидели перед телевизором смотря какую-то увеселительную программу.

Элен постоянно откладывала окончательное решение – ехать ей в Монткалм или нет. Она думала, что в последний момент всегда можно будет придумать какую-нибудь отговорку и отказаться. Но по мере того, как проходили скучные дни после Рождества, она все чаще начинала воспринимать эту поездку как возможность убежать из унылого дома, где она буквально задыхалась. Элен внимательно наблюдала за матерью, и ей показалось, что та постепенно приходит в себя. Она с воодушевлением готовилась к новой работе, и ее лицо стало менее напряженным. Грэхем, гораздо более жизнерадостный, чем Элен, был поглощен общением с друзьями. А вот для Элен дом был полон воспоминаниями об отце, в нем словно не осталось ничего от нее самой.

Поэтому она даже с некоторым облегчением, хоть и виновато, изучила расписание поездов до Монткалма, а затем позвонила по телефону, который дал ей Оливер.

Ей ответил мягкий мужской голос. Он сказал:

– Если вы соблаговолите подождать, я сейчас позову к телефону его милость.

Элен посмотрелась в зеркало, висевшее в холле, и состроила благоговейную гримасу.

– Элен? Ты приедешь, да? Как это милосердно с твоей стороны! В нынешнем году наше семейное торжество было таким кошмарным! Даже в прошлом году – и то было лучше!

Элен слегка улыбнулась, услышав знакомый голос, как всегда немного растягивавший слова.

– Я приеду. Меня кто-нибудь сможет встретить на вокзале?

– Конечно! Я буду ждать.

Элен упаковывала чемодан, нервничая и взволнованно думая о том, что ее ждет в Монткалме. Вещей у нее было мало, так что она легко решила, что взять с собой, однако боялась, что для праздничного вечера в Монткалме ее одежда не очень-то подойдет.

Через сутки она сошла с поезда на маленькой станции. Вначале ей показалось, что на платформе никого нет, кроме толстого контролера, но потом она увидела смуглого человека, прислонившегося к стене небольшого здания вокзала. Волнение, с которым она – тщетно пытаясь его побороть – всю дорогу думала о предстоящей встрече с Оливером, моментально исчезло. Ведь Элен узнала Тома Харта. Он вынул руки из карманов своего приталенного шерстяного пальто, торопливо обнял Элен и взял у нее чемодан.

– Давайте я понесу. Добро пожаловать в Монткалм! Оливер на охоте, он попросил меня вас встретить.

– Пэнси уже приехала?

– Нет, она приедет сегодня днем.

Между ними пробежала искорка взаимопонимания, в этом был и свой юмор, и своя печаль.

Машина Тома стояла во дворе вокзала. Они поехали по зимней дороге между черными кустами боярышника, сквозь которые проглядывали скованные морозом поля.

– Ну, и как вам Монткалм? – поинтересовалась Элен.

Том выразительно повел рукой.

– Очень величественно. Да погодите, вы сами увидите. Я понятия не имею, как к кому надо обращаться – ни к папаше Оливера, ни к младшему лакею. Поэтому я играю роль этакого чудака-американца, и они все бывают приятно поражены, обнаружив, что я умею пользоваться вилкой и не пью из чашки для ополаскивания пальцев после еды.

– Да, но мне это не поможет! – простонала Элен. Она вдруг ужасно занервничала.

Очень скоро они подъехали к длинной ограде парка вокруг большого дома. Том зарулил в ворота, Элен помнила их еще с тех времен, когда была здесь с Оливером. Она заметила старенькую деревянную будку и шлагбаум. Том кивнул на них.

– Сегодня Монткалм закрыт для посетителей.

Впереди отчетливо виднелся стоявший на холме замок. Элен это сооружение с множеством окон, башенок и зубцов привело в трепет. Это был воздвигнутый в восемнадцатом веке памятник фамильной гордости. Огромный, внушительный и с какой-то легкой безуминкой..

Том чувствовал себя как дома. Он резко затормозил на площадке, усыпанной гравием, и, проехав под аркой, очутился на квадратном мощеном дворе. Когда он заезжал задом в пустой гараж, Элен увидела и другие припаркованные машины. Среди них стоял и черный «ягуар» Оливера.

Где-то здесь, неподалеку, и владения Джаспера Триппа, корзинка с вертлявыми щенками и каморка, набитая любовно начищенными седлами. Оливер называл его «мой старый союзник». У Элен перехватило дыхание: она вспомнила тот день и свое потрясение от того, что она очутилась рядом с Оливером.

«Не думай больше об этом! – предупредила она себя. – Не думай или ты тут долго не выдержишь».

– Сюда, – весело сказал Том и улыбнулся Элен. – Да не смотрите вы так испуганно! Это же все внешняя сторона. А внутри тут точно так же, как и у других.

Они шли по коридору, выложенному каменными плитами и аккуратно застеленному коврами. Голые стены были выкрашены белой краской.

«Помещение для прислуги», – снова подумала Элен.

Наконец, Том остановился у открытой двери, и голос с явным глочестерширским акцентом пригласил их зайти.

– Зачем вы провели ее через черный ход, мистер Харт?

– Так быстрее, – ответил Том и подтолкнул Элен навстречу дородной, розовощекой женщине в цветастом халате.

– Миссис Паг – экономка. Вы, Элен, наверное, ожидали увидеть этакую миссис Денверс в платье из черной бумазеи, с массивным кольцом, на котором висит множество ключей, да? Миссис Паг, вы совершенно не годитесь на эту роль. К счастью, хотя бы мистер Мейтленд вполне соответствует своей роли, а то наши ожидания совершенно не оправдались бы.

Миссис Паг захихикала, словно девчонка.

– Ну, хватит вам, хватит! Мистер Мейтленд – это дворецкий, дорогая, он человек старой закалки. Он служил тут еще ребенком, а до него то же место занимал его отец, и мистер Мейтленд не желает снижать тот, старый уровень требований. Но что можно поделать, если сюда каждый божий день притаскивается полстраны? – Миссис Паг посмотрела на часы, стоявшие на камине. – Ну ладно, мистер Харт, мы с вами совсем заболтались. Графиня ждет вас обоих к ланчу, а мисс Браун наверняка захочет подняться к себе.

С сожалением оглянувшись на уютный беспорядок, царивший в комнате экономки, Элен пошла вслед за миссис Паг по лабиринту коридоров. Наконец, распахнулась тяжелая дверь, заходя, Элен дотронулась пальцами до зеленого сукна.

«Неужели это действительно правда? – с усмешкой подумала она. И тут же у нее мелькнула другая мысль: – Неужели мое место здесь, по эту сторону двери?»

Она сразу же почувствовала разницу. Ковры здесь были очень пушистые и поглощали звуки их шагов. На стенах висели картины – портреты, пейзажи, сцены охоты, а по стенам вдоль всего этого величественного коридора, словно часовые, стояли резные дубовые лари и стулья с гобеленовыми сиденьями.

Миссис Паг привела Элен в комнату с высоким потолком; все здесь было выдержано в изысканных бледно-голубых и розовых тонах. В ногах широкой, массивной постели стоял маленький шезлонг, затянутый голубоватым шелком. Даже Элен было понятно, что перед ней настоящий чиппэндэйл, но ею пользовались с большим вкусом, так что от нее совсем не веяло музейностью. По комнате разливался слабый, но стойкий запах лаванды.

– Если хотите, я пришлю кого-нибудь, чтобы он распаковал вещи, – предложила миссис Паг.

– Нет-нет, спасибо! – воскликнула Элен, пятясь к своему чемоданчику.

«У меня же там все без упаковки, – подумала она. – И монограмм нет, и дорогих наклеек тоже».

– Ну, хорошо. Я поселила вас рядом с вашей подругой, второй молодой леди. Я думаю, вам будет о чем посудачить.

У Элен промелькнула мысль, что в этом доме, нагонявшем на нее такой ужас, ей будет очень даже приятно встретиться с Пэнси.

– Надеюсь, мистер Харт зайдет за вами и проводит вас вниз к ланчу. Если вам будет что-нибудь нужно, обращайтесь либо ко мне, либо к мистеру Мейтленду.

Оставшись одна, Элен разгладила свою одежду и причесала темные волосы. Больше ей было нечем заняться, так что она принялась слоняться взад и вперед, трогая лежавшие на туалетном столике вату и одеколон и чувствуя себя непрошеной гостьей в этой роскошной комнате.

На тумбочке у кровати лежали журналы «Вог». «Кантри лайф», сегодняшний номер «Тайме», а также стояли хрустальный бокал и графин. Элен взяла газету и уставилась в нее невидящим взором.

«Это принадлежит Оливеру, – думала она. – Все это: ворота, дом, застилающий весь горизонт, слуги, картины и красивые вещи – все это для него обычная жизнь. Как же я могла себе представлять…»

Она беспокойно вскочила и выглянула из окна. Впереди темнел парк, разбитый «в высоком стиле» Никаких других зданий видно не было. Только трава и старые деревья, и впереди – газон, который уступами спускался к регулярному парку.

Услышав, что Том стучится в дверь, Элен с облегчением отвернулась от окна.

– Ну как, вы готовы? При полном параде? – спросил он.

– Ой, не заставляйте меня еще больше нервничать, – взмолилась Элен. – Кто там должен быть?

Элен заметила, что в Монткалме Том стал одеваться менее эксцентрично. Он надел бежевую рубашку, поверх нее – серый свитер из шерсти ламы-викуньи, и стал гораздо больше похож на жителя Принстона, а не на завсегдатая Бродвея.

– О, там будут только свои, – подразнил он Элен. – Вы да я, да ее милость. Все остальные уехали на охоту. По-настоящему большой сбор намечен на завтра, перед новогодним балом. Но я думаю, они хотят все держать в поле своего зрения.

Том повел ее совершенно другим путем. Внезапно он остановился и взял ее за локоть.

– А теперь держитесь! – прошептал Том и повлек Элен вперед. – Вы только посмотрите на это!

Элен ахнула.

Они дошли до середины замка.

Над ними был громадный купол, под которым размещались окна, в них проникал свет. Элен запрокинула голову, разглядывая настенные росписи. Перистые облака с серебристыми краями, слуги в голубых одеждах, несущие носилки с балдахином к колеснице, и массивная золотая фигура, которая держит в одной руке солнце, а в другой – луну. От центральной группы к краям купола тянулись пышные гирлянды цветов. Это было великолепно, такое буйство красок было незабываемо. По сравнению с этими росписями даже обильная позолота, хрустальная люстра, пологая величественная лестница и большие портреты в золоченых рамах с массой завитушек выглядели не так роскошно.

– Я все думаю, может, мне тоже соорудить такой купол дома? – пробормотал Том. – Как вы считаете?

– Ага, в ванной для гостей, – хихикнула Элен. Но спустившись по лестнице, они все равно с невольным трепетом поглядели вверх.

Внизу в холле еще отдавались эхом их шаги. Пол был искусно выложен мозаикой, по обе стороны от закрытых двустворчатых дверей стояли огромные восточные вазы. Зачехленный стул привратника возле главного входа напомнил Элен о том, что когда-то ему приходилось торчать тут на сквозняке и ждать, пока домашние все до единого не войдут в помещение. Элен заметила, что за стулом спрятаны кучка маленьких столбиков и большой моток красной веревки.

– Вообще-то здесь никто не живет, – сказал Том, проследив за ее взглядом. – Довольно грустно, правда? Живут в том крыле, откуда мы с вами пришли.

– Да, Оливер мне говорил, что они переселились туда, – вспомнила Элен. – Словно пассажиры тонущего судна.

– Корабль, может, и тонет, – спокойно произнес Том, – но с пассажирами все в порядке. Иначе как бы этот род просуществовал столько столетий и нисколько не захирел?

Элен подняла глаза на фамильные портреты, развешанные вдоль лестницы. То в одном, то в другом лице средневекового рыцаря ей чудились черты Оливера. Руки, сжимавшие рукоять меча или уздечку, тоже были похожи на его.

Элен решительно поджала губы.

– Пойдемте, – сказала она. – Отведите меня к графине, пока я совсем не струхнула.

Возле дверей, ведущих в гостиную графини, маячила весьма внушительная фигура в черном одеянии.

– Доброе утро, сэр. Добро пожаловать в Монткалм, мисс Браун. Ее милость будет рада, если вы составите ей компанию.

Элен украдкой посмотрела на Тома: выражение его лица не изменилось, но, похоже, насмешливые складочки у губ стали чуть глубже.

Мейтленд провел их в комнату.

В продолговатой сизо-серой гостиной стояли удобные диваны. На изящных инкрустированных столиках стояли вазы с цветами из оранжереи и множество фотографий в серебряных рамках. Элен обратила внимание на то, что, в основном, это фотографии лошадей и собак. Над камином висела красивая картина, изображавшая лошадь. Элен решила, что это, скорее всего, Стаббс. Окна, занавешенные тяжелыми шторами, выходили в заиндевевший парк.

Графиня Монткалмская сидела у камина, на коленях у нее лежала книга. Она была одета неброско, по-домашнему – в платье из серого твида, однако лицо ее было тщательно подкрашено. У графини были светлые, уже седеющие волосы, бледно-голубые глаза и маленький, решительный рот. Элен подумала, что она напоминает дорогую фарфоровую куклу из чьей-то коллекции.

Графиня бросила на нее пронзительный взгляд и пожала Элен руку, но при этом едва прикоснулась к ее пальцам. Элен сразу стало понятно, что хозяйка ею нисколько не интересуется. В некотором смысле это принесло ей облегчение. Она забилась в угол дивана и предоставила Тому возможность самому вести беседу.

– Хотите, я сделаю вам еще один коктейль с мартини, леди Монткалм? По моему фирменному рецепту!

– Категорически нет, Том! Вы знаете, что вчера после ланча мне пришлось даже прилечь? Я выпью чуточку хереса. Будьте ангелом, поухаживайте за мной, чтобы мне не пришлось вызывать Мейтленда.

Она говорила так, как в тридцатые годы говорили начинающие актрисы, но при этом с интонациями дамы из высшего общества. Том живо подошел к серебряному подносу, лежавшему на одном из столиков. Протягивая Элен ее бокал, он едва заметно подмигнул ей.

– Мне очень жаль, что нас тут так мало, – сказала леди Монткалм Элен, когда они прошли в глубь гостиной. – Мой старший сын появится только завтра вечером, а Оливер при первой же возможности уезжает на охоту. – Она тихонько вздохнула. – Но он так ужасно вел себя после Рождества, что я радуюсь, когда он хоть чем-нибудь занимается с воодушевлением.

Том нахмурил свои черные брови.

Слегка перекусив – ланч прошел очень церемонно, – Том и Элен с облегчением надели пальто и ускользнули из дому, отправившись на прогулку в парк. Они пошли по диагонали от дома, под ногами у них хрустела обледеневшая трава.

– Что она имела в виду, – спросила после долгой паузы Элен, – когда сказала, что Оливер вел себя ужасно?

Том остановился. Они обернулись и посмотрели на причудливый фасад Монткалма. Темные окна бесстрастно смотрели на них.

– Я думаю, он все это ненавидит, – сказал Том. – Вы же знаете Оливера. У него ведь навязчивая идея: он хочет быть свободен и делать то, что ему заблагорассудится. А здесь это едва ли возможно. Все, начиная с отца и кончая Мейтлендом, ждут от него вполне определенного поведения. Насколько я понимаю, он заглушает скуку и раздражение огромными порциями виски. Хуже того… Он улыбается только тогда, когда понюхает кокаин.

Они снова пошли вперед, по молчаливому согласию направляясь к аллее; когда они скроются за деревьями, их уже невозможно будет увидеть из дома.

– Я думаю, именно поэтому он так просил нас всех – Пэнси, вас и меня – приехать сюда. Друзья из его окружения будут лишний раз напоминать ему о неразрывности его связи с миром, к которому он принадлежит.

Элен немного подумала.

– Он мне как-то сказал, что поскольку он младший сын, то он не обязан всем этим заниматься.

Она повела рукой, указывая на дом, парк и поместье, простиравшееся во все стороны, насколько хватало глаз.

– Да, – медленно произнес Том. – И, вероятно, это очень плохо. Он ведь достаточно сильная личность, правда? С его природными задатками он мог бы стать достойным наследником графа. Я не видел его старшего брата. Но, может быть, вы заметили, что почти на всех фотографиях здесь изображен Оливер? Даже на тех, где на первом плане снята собака или лошадь.

Элен тоже это заметила и очень удивилась.

– Значит, он хоть и несносен, но все равно любимец родителей?

– Думаю, да.

– Тогда ему еще тяжелее, – тихо проговорила Элен.

Они посмотрели друг на друга, думая об Оливере.

– Да.

Том покачал головой и взял Элен за руку.

– Пойдемте назад. Сейчас Мейтленд готовит восхитительный чай. Мне очень жалко Оливера, но вообще-то жить тут не так уж и плохо.

Леди Монткалм снова сидела у камина. Но вместо книги в руке у нее было пирожное.

Мейтленд тут же принес чай, и Том, радостно сняв крышки с серебряных блюд, изъявил свой восторг при виде горячих сдобных булочек, лепешек и вкусного фруктового торта.

– Обожаю чай! Это так изысканно!

В этот момент раздался гул голосов и дверь открылась. Первым в комнату зашел лорд Монткалм. Он был не очень высокого роста, но держался так прямо и так горделиво нес свою красивую седую голову, что казался на несколько дюймов выше. За ним шли два пожилых мужчины, а потом, чуть поодаль, Оливер. Все четверо сняли охотничьи сапоги, но все еще были в белых бриджах, шарфах и жилетах.

Элен сразу заметила Оливера. Он раскраснелся от прогулки на свежем воздухе, волосы под котелком для верховой езды разлохматились. На белых бриджах темнели пятна засохшей грязи, шарф развязался, и под ним обнажилась шея. Оливер был еще красивее, чем всегда. Пальцы Элен изо всех сил вцепились в хрупкие стенки фарфоровой чашки. Почувствовав это, она поспешно поставила чашку на стол.

– Привет, Элен! – обратился к ней Оливер с таким видом, будто они уже виделись сегодня утром. – Ну, как ты добралась? Благополучно? – Он наклонился и небрежно чмокнул ее в затылок. – А Пэнси еще нет? Я-то думал, она уже приехала…

– Как вы поживаете? – сказал лорд Монткалм. Его друзья тоже пожали Элен руку. И тут же их внимание переключилось на поднос, где все было накрыто для чаепития.

– Хочешь чаю, Оливер? – спросила леди Монткалм.

– Нет, благодарю Я лучше выпью виски. – Оливер щедро налил себе виски в высокий бокал и сделал большой глоток.

– По-твоему, не рановато в четыре часа? – голос матери был ледяным.

– Для меня никогда не рано, – так же холодно ответил Оливер.

Он подошел к окну и, отодвинув тяжелую штору, чтобы она ему не мешала, посмотрел на улицу. Радость, которую доставили ему физические упражнения на свежем воздухе, уже исчезла, и на его лице было написано раздражение.

Но через мгновение он воскликнул:

– Вот она!

И лицо его озарилось такой радостью, что все обернулись к окну.

Из окна был виден поворот дороги, на которой показалась белая машина.

Оливер выбежал из комнаты. Элен и Том отставили свои тарелки и последовали за ним. Пэнси, как всегда, ждал теплый прием.

Шофер Мейсфилда Уоррена остановил «роллс-ройс» в тени парадного подъезда и обошел автомобиль, чтобы открыть Пэнси дверь. Но Пэнси, не дожидаясь его, сама выскочила из машины. Она взбежала по ступенькам навстречу друзьям, потом запрокинула голову и посмотрела на фасад здания.

– Ноли, да он больше, чем Бекингемский дворец!

– Гораздо больше… Ох, уж этот проклятый мавзолей!

Пэнси расхохоталась и кинулась всех целовать.

– Мейсфилд был так доволен, что я наконец-то нашла себе подходящую компанию, что он отправил меня сюда на своей машине. Кто-нибудь может позаботиться о Хоббсе?

– Конечно! – кивнул Оливер. – Мейтленд сейчас им займется.

Целуясь с Пэнси, Элен снова почувствовала знакомый аромат летнего сада, мягкий белый мех коснулся ее щеки. Элен заставила себя улыбнуться.

«Они созданы друг для друга, – мысленно повторяла она. – Мейтленд… Хоббс…»

Какое-то мгновение улыбка Элен была вполне искренней.

Сразу же после приезда Пэнси всем стало ясно, что она будет иметь в Монткалме несомненный успех. Когда Пэнси зашла в гостиную, воцарилось молчание – так всегда бывало, когда Пэнси появлялась где-нибудь в первый раз. Затем лорд Монткалм взял ее за обе руки и подвел к хозяйке, чтобы познакомить. Леди Монткалм подвинулась, освобождая для Пэнси место на диване, а друзья лорда Монткалма начали отпихивать друг друга локтями, склонившись над чайным подносом и наперебой оспаривая право собственноручно предложить ей чашку. Оливер следил за каждым движением Пэнси, и на его лице были написаны восхищение и гордость. А на лице Тома на мгновение промелькнула откровенная ревность, которая, впрочем, тут же сменилась столь характерной для него насмешливой отрешенностью.

Элен спокойно сидела в углу, ее ничуть не обижало, что все о ней позабыли, ведь она в этой компании совершенно терялась и не могла придумать, о чем говорить.

Пэнси же чувствовала себя «на коне». Она рассказывала им о Рождестве, проведенном в Гштааде с Мейсфилдом и его окружением. Даже фарфоровое лицо леди Монткалм расплылось в улыбке.

«Я ей не завидую, – говорила себе Элен. – Ни ее «роллс-ройсу», ни мехам, ни прелестному лицу. Даже тому, что Оливер с ней, а не со мной – и то не завидую, хотя я до сих пор по нему тоскую. Я завидую только тому, что она такая… Такая естественная, веселая и дружелюбная, и ее невозможно не любить. И она везде чувствует себя как рыба в воде. Окажись она у нас дома, она и там чувствовала бы себя в своей тарелке, и мама с Грэхемом полюбили бы ее точно так же, как эти люди.

Вот чему я завидую! Почему я не могу быть такой же? Что меня заставляет сидеть тут в углу, глупо молчать и дуться на весь свет?»

Тут к ней подошел Том. Он взял у нее из рук чашку.

– У вас такой угрюмый вид, – пробормотал он. – Разве еще что-нибудь случилось?

Элен зарделась от смущения.

– Вовсе нет! – с вызовом сказала она. Остаток дня Элен казалось, что она смотрит фильм про праздник в каком-то загородном доме.

Гости вскоре ушли переодеться к обеду. Элен, надевшая простое вязаное платье, сошла вниз вместе с Пэнси, которая нарядилась в черный бархатный пиджак, купленный у Сен-Лорана. Она гладко причесала свои серебристые волосы и стала похожа на шаловливого мальчика. Как только она вошла в комнату, трое пожилых мужчин принялись жадно пожирать ее глазами.

Оливер и Том расположились по обе стороны от камина, они были практически в одинаковых пиджаках, но казались при этом антиподами. Смуглый, стройный Том был истинным джентльменом, а черный галстук Оливера сполз набок, светлые волосы по-прежнему были растрепаны. Они пил уже третий бокал виски, лицо его слегка раскраснелось, но, судя по всему, Оливер пребывал в хорошем настроении. Он поцеловал Пэнси, и его рука скользнула вниз по ее спине, обтянутой черным бархатом. Пожилой мужчина тихонько кашлянул.

За обедом Элен обратила внимание на то, что обслуги больше, чем самих гостей. Оливер то и дело показывал знаками Мейтленду, что пора наполнить его бокал. Отец неодобрительно нахмурился, Оливер вызывающе посмотрел на него.

Если бы не Пэнси, которая оживляла компанию, разговор давался бы присутствующим с трудом. Лорд и леди Монткалм были не очень-то занятными собеседниками.

В конце обеда леди Монткалм оторвала взгляд от Пэнси, посмотрела на Элен и подняла брови. Они послушно встали и пошли за ней. Когда за ними закрывалась дверь, Элен услышала, как лорд Монткалм сказал:

– Ну что, сыграем, Джордж? Мальчики, кто из вас составит нам компанию, чтобы нас было четверо?

Оливер резко отказался:

– Я ненавижу бридж. А Том, как разумный человек, не играет в карты. Мы лучше пойдем в бильярдную.

Дверь закрылась, и женщины пошли обратно в гостиную.

Леди Монткалм устало выпила кофе и, легонько вздохнув, поднялась со своего места.

– Вы не обидетесь, если я вас покину? Завтра нам предстоит самый сложный день за целый год: прием гостей, бал и все такое прочее. Это требует ужасно много хлопот, так что сегодня я должна позволить себе роскошь лечь спать пораньше.

– Конечно-конечно, – пробормотали девушки. Оставшись вдвоем, они облегченно заулыбались.

Пэнси откинулась на подушки и взмахнула руками.

– Ф-фуу… сколько можно ходить по струнке! Ничего удивительного, что Ноли это ненавидит, бедняжка. Это все равно, что обедать, сидя в аквариуме. Сколько народу подпирало стены и, сложив руки, ждало, пока мы положим на стол вилку!..

Элен рассмеялась.

– Как по-твоему, они и оставшись вдвоем так обедают?

– Ну, конечно! Кто-то же должен поддерживать традиции и вести себя так, как положено.

Пэнси прекрасно скопировала произношение леди Монткалм.

Оливер заглянул в дверь.

– Вам все ясно? – спросил он. – Ну, и хорошо. Теперь можно расслабиться.

Он принес пустой бокал и, подойдя к подносу с напитками, взял за горлышко бутылку бренди.

В бильярдной было темно, горела только продолговатая лампа, установленная над столом, который был покрыт неярким зеленым сукном. Было тепло, однако в пыльной бильярдной царило явное запустение. Элен тихонько улыбнулась, представив себе, как выглядела эта комната, когда здесь собирались тучные английские джентльмены, попыхивавшие сигарами и заключавшие друг с другом пари. Она прошлась вдоль стола, провела пальцем по полированному красному дереву и представила себе, как красиво смотрятся на зеленом сукне разноцветные бильярдные шары, которые откатываются, ударившись друг о друга…

Бильярдная была далеко от других помещений, и в ней Элен чувствовала себя гораздо спокойнее.

Том снял пиджак и в перерывах между ударами натирал свой кий мелом, вид у него был задумчивый. Оливер налил себе бренди и поставил бокал на угол стола.

– Ты играешь, Пэнси? – он протянул ей кий. Пэнси тут же сняла бархатный пиджак и взяла у него кий. Нахмурившись, она обошла вокруг стола, затем поняла, куда нужно бить, и ее лицо прояснилось. Пэнси нагнулась вперед, и умело сложила пальцы «мостиком». Блестящий кий, словно тоненькая змейка, метнулся взад и вперед: Пэнси примеривалась перед тем, как ударить. Затем раздался щелчок, шары ударились друг о друга и раскатились в разные стороны. Розовый шар покатился и мягко упал в лузу.

– Неплохо, – Оливер и Том одобрительно закивали.

– Я иногда играю с папой. Ким с нами не играет, она считает, что это совсем неженственно. И потом, у нее все равно не получается.

– А ты, Элен? – повернулся к ней Оливер.

– Я понятия не имею, как это делается.

– Вот, посмотри. Видишь?

Он подвел ее к столу и вложил ей в руку блестящий кий. Затем помог ей поставить руку, принять ту же позу, которую за несколько минут до этого так небрежно приняла Пэнси. Оливер склонился над Элен, она ощущала спиной тяжесть его тела. Он накрыл своими ладонями ее руки.

– Левую руку положи вот так… теперь посмотри на кий…

Он прикасался щекой к ее волосам. Элен отчаянно боролась с собой, стараясь не обращать внимания на то, что он стоит совсем рядом. Но дыхание ее все равно было прерывистым, а пальцы как будто ватными.

– Расслабься, – прошептал он, и на мгновение ей показалось, что воспоминания захлестнут ее с головой…

Ничего уже не соображая, она отвела руку назад и ударила кием по ближайшему шару. Он откатился в сторону, а кий упал на зеленое сукно, поцарапав его.

Элен уронила его, словно в ее руках оказалось раскаленное железо.

Оливер тут же выпрямился. Элен стиснула кулаки, еле сдержавшись, чтобы не потянуться за ним. Она отвернулась, чтобы не видеть, как его пальцы пробегают по сукну. Два других игрока озабоченно наклонились вперед.

– О'кей, – небрежно промолвил Оливер. – Ничего страшного. Но, пожалуй, тебе лучше побыть зрителем. Вот, выпей.

С таким же успехом он мог бы разговаривать с бессловесными шарами, лежавшими перед ним на столе. Элен, не глядя, взяла у него бокал. Она места себе не находила от унижения. Молча отвернувшись, она подошла к стулу с твердым кожаным сиденьем, стоявшему у стены. Там по крайней мере было темно.

– Ты знаешь, как надо вести счет? – спросил ее кто-то.

Она поглядела на доску из красного дерева, на тяжелые бронзовые подвижные маркеры.

– Нет.

«Лучше бы я сидела дома, – беспомощно подумала она. – Я не умею ни ездить верхом ни играть в бильярд, ни даже разговаривать по-человечески. Мой приезд сюда был ошибкой».

– Ладно, я буду вести счет. – Том встал над ней и быстро обозначил счет. А перед тем, как вернуться к игре, легонько дотронулся до плеча Элен.

Она отпила глоточек бренди. Спирт обжег ей горло, но подействовал успокаивающе, и Элен сделала еще пару глотков. Игра продолжалась по каким-то своим, неведомым ей правилам.

Элен изо всех сил старалась не думать, вообще не допускать Оливера в свои мысли. В результате у нее возникло такое чувство, будто с картины убрали центральную фигуру, оставив все незначительные детали в первозданном виде, а вместо центральной фигуры теперь на холсте зияющая дыра…

Она понятия не имела, сколько времени это продолжалось, но наконец игра кончилась, и они разошлись по своим комнатам.

Элен легла на широкую постель в чужой, незнакомой комнате. Тишина действовала на нее вдвойне угнетающе, потому что Пэнси в свою спальню, расположенную через стенку от спальни Элен, так и не вернулась. Элен уткнулась в подушку, радуясь, что она выпила довольно много бренди и не так хорошо теперь соображает. Она словно выключилась из реальности, мысленно убежала из Монткалма, в котором чувствовала себя жалкой букашкой. Элен представила себе, что она вернулась домой. Вот она подходит по дорожке к дому, слышит, как поворачивается ключ в замочной скважине. На вытертом, дышащем на ладан ковре лежит старенькая ковровая дорожка, которая хоть немножко предохраняет его от износа. До двери в гостиную три шага, нужно нажать на металлическую ручку, и дверь откроется, вот трехсекционная стенка, вот фотографии брата и самой Элен, стоящие на пианино, а на журнальном столике возле икебаны лежит «Радио Таймс». Элен мысленно проходила шаг за шагом по родному домику, пока не забылась усталым сном.

Последний день в году выдался очень ясным и солнечным. Ночью ударил мороз, и заиндевевший пар белел под бледно-голубым небом.

Сойдя вниз к завтраку, Элен сразу же почувствовала, что все взволнованы. Даже обычно бесстрастное лицо Мейтленда оживилось. Он командовал слугами, стоя у буфета, а те сервировали и подавали на серебряных тарелках завтрак, который англичане обычно едят перед охотой. Лорд Монткалм и его гости уже сидели за столом и плотно завтракали, готовясь уйти на целый день. Элен увидела, что кроме яиц и ветчины подают рис с луком и яйцами, а также почки, но когда Мейтленд предложил ей, она отрицательно покачала головой. От того, что она вчера вечером выпила бренди, у нее побаливала голова.

Том сидел чуть в стороне и читал газету. Элен тихонько села рядом с ним, он слегка кивнул и продолжал читать.

Леди Монткалм не было видно. Пэнси появилась, когда все остальные уже почти позавтракали. Она уверяла, что никогда не охотилась, а верхом ездила только несколько раз в жизни, но вид у нее был как у заправской наездницы – брюки для верховой езды и безукоризненно сшитый черный пиджак. Лорд Монткалм собственноручно взял ее тарелку и положил ей еды.

– Предвкушаете приятный день, да? – спросил он. – Погода сегодня – лучше не бывает. Надеюсь, Трипп как следует заседлал вашу лошадь.

Оливер поднял на отца глаза.

– Пэнси поедет на Мадам Баттерфляй.

– Чудесно, чудесно.

Впервые в разговоре отца с сыном не чувствовалось напряжения. Пэнси уселась рядом с Оливером, и они улыбнулись друг другу. То явно была интимная улыбка людей, совсем недавно сжимавших друг друга в объятиях.

Элен уставилась в свой кофе, ненавидя себя за то, что ее душу так разъедает ревность.

После завтрака у всех оказалась куча дел. Элен бесцельно поплелась за всеми по большому коридору, прошла под куполом. Тусклое зимнее солнце проникало внутрь, наполняя помещение неярким светом, высвечивая золото богатых драпировок и руки людей, изображенных на портретах. Парадные двери были открыты, и поравнявшись с ними, Элен увидела зрелище, которое можно было принять за очередную картину.

На фоне голого и немного угловатого зимнего пейзажа стояли до блеска вычищенные лошади, коричневые, белые и гнедые. Они ржали и нетерпеливо били копытами, из ноздрей вырывались облачка белого пара. На лошадях сидели статные женщины – их волосы были собраны в узел и спрятаны под котелками – и мужчины в ярко-красных пиджаках и белых бриджах. Черные фуражки были надвинуты глубоко на лоб и слегка скрывали раскрасневшиеся, типично английские лица.

Между ногами лошадей сновали, высунув язык, коричнево-белые и черно-белые псы, им не терпелось рвануться вперед.

Элен на мгновение замерла, созерцая эту картину, потом вышла на тусклый солнечный свет и приблизилась. Вокруг то и дело слышались добрые приветствия, позвякиванье стремян и скрип кожаных подпруг.

Всеобщее возбуждение ощущалось сейчас почти физически.

Мейтленд расхаживал между лошадьми, держа в руках тяжелый поднос: он предлагал наездникам выпить «на дорожку» из серебряных кубков.

Из-за того крыла здания, за которым располагались конюшни, вышел Джаспер Трипп. Он вел двух крупных гунтеров. За ним появился второй конюх – он вел еще двух лошадей. Последним шел парень с небольшой, стройной коричневой кобылкой. Как только они подошли к ступенькам, из дома вышел лорд Монткалм со своими гостями.

Элен тихонько стояла в сторонке, наблюдая за происходящим, и внезапно ей бросилось в глаза поразительное сходство, которое, оказывается, существовало между Оливером и его отцом. Они стояли рядом, глядя на свои владения, и она увидела, что у них одна и та же форма черепа, хотя цвет волос разный: у отца серебро в волосах, а у Оливера золотистые кудри. И очень похожая горделивая посадка головы… Затем они надели фуражки, и сразу стали разными.

Джаспер Трипп сложил ладони «лодочкой» и помог лорду Монткалму сесть в седло. Оливер сам уселся на могучего гнедого жеребца. Джаспер повернулся к Пэнси и расплылся в беззубой улыбке. Она с его помощью залезла на свою кобылку.

– На ней легко ездить, мисс, – сказал старый грум.

Пэнси взяла поводья, нагнулась вперед, потрепала лошадь по лоснящейся шее и прошептала ей какие-то ободряющие слова. Кобылка повела ушами, вид у нее был возбужденный и радостный.

Лорд Монткалм отъехал от группы наездников.

– Доброе утро, Мастер.

Человек, к которому так обратился хозяин дома, был главным на монткалмской псарне, он сидел в седле как-то неестественно прямо, на кирпично-красном лице поблескивали серебристые усы.

– Доброе утро, мой господин.

Гости ставили кубки на поднос Мейтленда. Болтовня стихла, и даже неутомимые гончии на секунду замерли.

Лорд Монткалм кивнул Мастеру, тот махнул рукой егерю. Егерь взял серебряный рог, свисавший с седла, и настойчиво затрубил. Звуки эхом отдались в морозном воздухе, и по спине Элен забегали мурашки. Егерь бросил рог и поскакал вперед, гончие парами ринулись вслед за ним. Мастер и лорд Монткалм ехали рядом. Охотники тронулись с места, слышалось позвякиванье сбруи и нетерпеливый стук копыт.

Элен увидела Оливера. В ярко-красном пиджаке он казался бледнее обычного и снова напомнил ей мраморного рыцаря. Его лицо было напряженно-внимательным, а глаза ярко голубели. Проезжая мимо Элен, он одарил ее ослепительной улыбкой.

Затем Оливер снова влился в толпу всадников, и серо-зеленый пейзаж, простиравшийся перед Элен, расцветился алыми, белыми и густо-коричневыми красками.

Том стоял рядом с Элен, она повернулась к нему, у нее даже дух захватило от волнения.

– Правда, красиво?

Его смуглое лицо казалось очень экзотичным по сравнению с розовощекими английскими лицами, сразу чувствовалось, что это иностранец. Когда Том ответил, в его тоне явственнее, чем когда-либо, звучала едкая ирония:

– Красиво? Надеюсь, лиса сможет разделить ваши восторги.

Элен была уязвлена, но не подала виду и все так же кротко сказала:

– Мне тоже не нравится эта сторона охоты. Но нельзя же не видеть, что это красивое зрелище!

Том посмотрел на всадников. В чистом воздухе отчетливо слышался звонкий цокот копыт. Пэнси, которая скакала на маленькой кобылке, не было видно.

– Нет, я никакой особой красоты не вижу. – Том передернул плечами и добавил, стараясь говорить добродушно: – За городом слишком дикая природа. Слишком много травы. Мне подавай рекламные щиты, водителей такси, продавцов газет, неоновые вывески. Я городской человек.

Элен тоже почувствовала, что он в обществе Пэнси и Оливера третий лишний и точно так же, как и она, ощущает себя не в своей тарелке. Однако будучи самоуверенным человеком, он мог отмахнуться от Монткалма, посмеяться над его величием и заявить, что все это его не интересует.

– Я пойду почитаю немножко, – бросил он через плечо и пошел по ступенькам.

Целый день жизнь в Монткалме так и бурлила. Мужчины в серых комбинезонах устанавливали дополнительное освещение, целая армия поставщиков провизии разгружала фургоны с едой. При входе под куполом установили и нарядили громадную елку.

Элен вышла из холла и в награду смогла полюбоваться великолепной анфиладой комнат, тянувшейся вдоль фасада здания. Здесь располагалась столовая, задрапированная темными занавесями. Какой-то мужчина в зеленом фартуке ставил на длинный стол до блеска начищенный серебряный подсвечник. Перед столовой располагались комнаты для официальных приемов, где стояли диваны с парчовой обивкой и пузатые шкафчики, а по стенам были развешаны картины в массивных рамах. В конце анфилады находился большой зал – очевидно, в нем проводились балы. Двое мужчин натирали пол электрополотерами, в углу лежали в чехлах музыкальные инструменты. Девушка в халате составляла букеты из бессмертника, веток дуба и других растений и ставила вазы на высокие подставки.

Судя по всему, бал в Монткалме был большим событием.

Попозже Элен надела пальто и резиновые сапоги и пошла по дороге к воротам, возле которых стояла сторожка и был опущен шлагбаум. Затем она долго бродила по грязным тропинкам, вдоль которых тянулась высокая живая изгородь. Чистый воздух взбодрил ее, и она частично обрела душевное равновесие и покой. Она даже немножко посмеялась над тем, как подавляет ее монткалмское великолепие. Но при этом она старалась не думать об Оливере. В середине холста все еще зияла черная дыра.

Собравшись повернуть назад, Элен увидела, что мимо нее проносится, разбрызгивая грязь, целая колонна машин, а затем проехала вереница ребятишек на пони. Машины и люди остановились у ворот, Элен подошла к ним и посмотрела в ту сторону, куда смотрели они.

На горизонте появилась разноцветная полоска. Стремительно неслись гончие, за ними – друг за дружкой – всадники, на мгновение они словно повисли в воздухе, а затем перевалили через вершину холма и поскакали по пологому склону к стоявшим у ворот людям. Резкий порыв ветра донес до зрителей приглушенный цокот копыт и все более громкий звук серебряного рога. Элен слегка поежилась. Затем все звуки снова стихли, гончие повернули в другую сторону и умчались за холм. В мгновение ока поле опустело.

Элен отошла от ворот и отправилась назад в Монткалм.

Когда Пэнси постучала в дверь, Элен лежала в ванне. Пэнси сияла от счастья.

– Хороший был день?

Пэнси присела на краешек ванны.

– Чудесный! Это было потрясающе! Мы проскакали галопом по пятнадцати полям. Там такие высокие изгороди, но Мадам Баттерфляй через них перепрыгивала…

– Пэнси! Это мне напоминает вчерашние разговоры за обедом.

– Но я теперь понимаю, почему они так обожают это занятие… А Оливер… он был такой отважный! Он перемахивал через любые препятствия, словно бросал всем нам вызов, предлагая последовать за ним. Но никто не посмел, – в голосе Пэнси звучало скорее насмешливое удивление, нежели нежность. – О, боже! По-твоему, я становлюсь занудой, помешанной на охоте?.. Ладно, я лучше пойду и нацеплю что-нибудь в стиле Ким, все в кружевах и оборках. Это меня немножко охладит. А ты что собираешься надеть?

Элен приуныла. У нее было только одно длинное платье. Она купила его год назад, чтобы пойти на танцы со своим первым любовником, и в то время была им совершенно довольна. Но сегодня вечером, расправив мягкие складки голубого крепа, Элен сразу же поняла, что платье совсем не годится. Ткань некрасиво провисала, непривлекательно блестела, а на лифе Элен заметила вытянутую нитку. Однако она понимала, что больше ей надеть нечего, и это безумно угнетало ее.

Пэнси поглядела на нее и, взяв губку Элен, рассеянно выжала ее.

– Элен, если ты откажешься, я скажу, что ты зануда… Понимаешь, я привезла с собой целых два платья, и теперь мне совершенно ясно, что я сделала это, подсознательно представляя тебя в нем, мне всегда казалось, что тебе оно пойдет больше. – Пэнси бросила губку обратно в ванну. – Послушай! Я сейчас за ним сбегаю.

Вернувшись, Пэнси принесла пышное шифоновое платье, купленное у Сандры Родс. Желто-лимонное, словно детская коробка для красок, оно было все в складочках, рюшах и оборках. Элен сразу поняла, что она не в силах отказаться.

– Да? – спросила Пэнси.

– Да.

– Хорошая девочка. Я попозже вернусь, посмотрю, как у тебя дела. Ты без меня не спускайся!

Пэнси дошла до дверей, но вдруг остановилась и, не оборачиваясь, задала еще один вопрос. Ее голос звучал так тихо, что Элен с трудом расслышала:

– Ты очень на меня сердишься из-за Оливера?

В наступившей тишине было слышно, как из крана методично капает вода.

– Нет, – сказала Элен. – Я злюсь на себя за то, что ревную. И за то, что мне его так не хватает. Я предаюсь бессмысленным мечтам: мне хочется, чтобы он был моим. Но я понимаю, что если это и возможно, то лишь на чуть-чуть. А раз так, то какой мне смысл злиться на тебя из-за Оливера? Я стараюсь этого не делать, я злилась на вас только в самом начале.

Пэнси все еще смотрела в сторону.

– Ты знаешь, для меня наши с ним отношения не так уж и важны… Нет, конечно, все очень мило, и он мне нравится, но мне все это не так уж и важно. А вот подруг, знакомых, вроде тебя и Хлои, у меня никогда раньше не было. Чтобы это были личности, а не просто приложение к мужчинам. Понимаешь? Я вами обеими восхищаюсь… особенно тобой, и мне не хотелось бы, чтобы из-за Оливера между нами пробежала черная кошка.

Элен впервые слышала, чтобы Пэнси говорила так серьезно.

– Ты восхищаешься мной? – в замешательстве переспросила она.

– Да. Ты помнишь, как ты тогда попрощалась со мной и Оливером возле Фоллиз-Хауса? Ты была тогда такой решительной, говорила так четко и ясно… Я подумала, что ты еще и мужественная девушка.

Элен еле заметно улыбнулась.

– Мной тогда владели совсем иные чувства.

– Но выглядело это именно так, а это самое главное. Элен, мне хотелось бы, чтобы мы были друзьями. Эта история с Оливером нам не помеха, правда?

Элен плохо понимала, что происходит. Оливер значил для нее так много, а Пэнси взяла и отбила его. А теперь она отмахивается от него с таким небрежным видом, словно он для нее – временный эпизод, что-то уже приевшееся и неинтересное. Она готова от него отказаться ради Элен… Элен подумала, что в этом есть доля иронии, однако не могла избавиться от какого-то смутного, но очень неприятного предчувствия.

Она была уверена, что Оливер относится к Пэнси гораздо серьезней.

Вместе с предчувствием пришло и ощущение собственной вины. Элен испытывала симпатию к Пэнси, но никогда не думала о ней как о подруге. Она посмотрела на очаровательное личико, на котором была написана столь нехарактерная для Пэнси тревога, и постаралась улыбнуться как можно искренней.

– Нет. Он нам не помеха, – сказала Элен. Она, конечно, никогда раньше не думала о Пэнси как о своей подруге, но может быть, стоит попытаться… хотя судьба и свела их таким странным образом.

Элен облачилась в платье от Сандры Родс. Шифон эротично соскользнул по ее голому телу. Когда Элен повернулась к Пэнси, оборки заколыхались.

Пэнси присвистнула.

– Tu es ravissante![5]

С позволения Элен Пэнси причесала и накрасила се. Она зачесала ей волосы набок, так что темные блестящие кудри ниспадали на одно плечо. Потом наложила на веки тени, отчего и без того огромные серые глаза Элен стали казаться еще больше. Ну и, наконец, слегка нарумянила ей щеки и подкрасила губы.

Перемена оказалась разительной.

Элен стала блестящей красавицей, в ней появилось что-то цыганское, а грусть, так долго бывшая ее неотъемлемым спутником, исчезла без следа.

– Как ты себя чувствуешь?

Элен покружилась, чтобы еще раз полюбоваться на пышную шифоновую юбку.

– Мне хочется общаться с целым светом.

– Быстренько спускаемся вниз, – Пэнси разгладила голубые муаровые оборки на своем платье и оправила взметнувшуюся юбку, – пока твое настроение не изменилось.

Перед балом лорд и леди Монткалм давали большой обед. Большая часть гостей собралась у камина в гостиной леди Монткалм. Зайдя туда вместе с Пэнси, Элен затрепетала. Там было слишком много незнакомых лиц: мужчин в белых галстуках и черных фраках, женщин с густо напудренными лицами и массой старинных украшений.

Но когда Пэнси потащила ее вперед, Элен почувствовала, что далеко не все взгляды устремлены на ее спутницу. Кое-кто смотрела и на Элен, и в этих взглядах тоже сквозило восхищение. Элен вздернула подбородок и решительно двинулась вперед. Первым с ней поздоровался Оливер. Склонившись к Элен, он прошептал:

– Какая ты удивительная девушка!

В его глазах был неестественный блеск, который она видела и раньше, да и улыбался он чересчур лучезарно. Элен поняла, что он, так сказать, «подзаправился» перед предстоящим вечером.

Элен инстинктивно посмотрела на Тома, он предупреждающе нахмурился прежде, чем ее поцеловать.

– Вы прекрасны, – сказал он, дотрагиваясь губами до ее волос.

– Он нормально себя чувствует? – тихонько спросила Элен.

Том небрежно махнул рукой.

– Пока да. Бог с ним, пусть сам за собой сегодня последит. Я устал служить буфером между Оливером и жизнью. Я это делал целую неделю. Сегодня я желаю веселиться. Вам тоже не помешало бы выбросить из головы все свои мысли и последовать моему примеру.

Мгновение его темные глаза смотрела на нее, не отрываясь. В них читался вопрос, но Элен понятия не имела, какого ответа ожидал Том.

Она улыбнулась ему.

– Хорошо. Вот увидите!

Элен вдруг почувствовала приступ безудержного веселья, темное облако грусти, окутывавшее ее много месяцев подряд, вмиг улетучилось. Сегодня канун Нового года. Мрачный, зловещий год кончается, и приходит надежда, что новый будет лучше.

Парадная гостиная Монткалмов ослепительно сияла – столько там было свечей. Бриллианты леди Монткалм искрились. Во главе стола восседал лорд Монткалм, по правую руку от него сидела герцогиня.

Элен посадили между каким-то военным с багровым лицом и молодым человеком с волосами пшеничного цвета и очень большими ушами.

– Чем вы занимаетесь? – спросил он, едва Мейтленд пододвинул их стулья к столу.

– Учусь в Оксфорде.

– О боже! – простонал молодой человек, покраснев до кончиков ушей. – Неужели вы не только прекрасны, но и умны? О чем же мне с вами говорить?

Элен забавлялась от души.

– А о чем бы вы говорили с кем-нибудь другим?

– Ну… я бы спросил: вы были сегодня там? – молодой человек кивнул в сторону окна.

– Да, и это было восхитительно. Я совершила чудесную прогулку, дошла до…

Молодой человек уставился на Элен.

– Нет, я имел в виду там… На охоте!

– Ах, вы об этом!..

Они оба залились смехом.

«Все прекрасно, – подумала Элен. – Я спокойно сижу среди увешанных бриллиантами герцогинь… Может быть, в конце концов, я и с Монткалмами буду свободно общаться».

Она увидела, что сидевший на другом конце стола Оливер залпом осушил бокал вина.

«Вид у него пьяный, – мелькнуло в голове у Элен, – и слегка угрожающий».

Она решительно отвернулась. Том прав. Надо и самой немножко повеселиться!

– Вы обещаете мне первый танец?

Элен улыбнулась своему соседу по столу.

– Конечно!

Гости уже толпились у парадных дверей, пространство под куполом оглашалось смехом и звуками музыки. Лорд и леди Монткалм стояли вместе с Мастером и его женой под сверкающей новогодней елкой и приветствовали прибывающих гостей. Подъезд к дому был залит светом фар – столько там было машин.

Партнер Элен взял ее за руку и повел ее к залу. Оркестр уже играл, но хотя начищенный пол зазывно сверкал, никто еще не танцевал. Вместе с гостями в зал зашел Оливер. Элен выхватила взглядом из толпы его светловолосую голову. Он держал Пэнси за руку, но Элен показалось, что Пэнси слегка отстраняется от него. Но Оливера невозможно было сдержать. Он дошел до середины зала, остановился и сделал насмешливый полупоклон, обращенный не только к Пэнси, а вообще ко всем присутствующим. В его движениях была какая-то разболтанность, по которой Элен поняла, что он пьянее, чем кажется.

Все повернулись к нему. Пэнси – она была само очарование в этом прелестном голубом платье с оборками – смотрела по сторонам с тревогой.

Оливер поднял руку и сделал знак капельмейстеру. Музыка стихла, в зале воцарилась напряженная тишина… Но потом Оливер снова взмахнул рукой. Капельмейстер поднял свою палочку – он казался послушным, словно заводная игрушка, – и в наступившей тишине зазвучал вальс.

Оливер подхватил Пэнси и закружил ее в радостном вихре, описывая широкие круги по залу. Затем, в какой-то момент, вынырнув из-за водопада голубых оборок, он споткнулся и зашатался… Элен охватил ужас.

«Не надо, Оливер! Что бы ты ни намеревался сделать, пожалуйста, не делай этого сейчас, когда все на тебя смотрят!»

Оливер почти тут же взял себя в руки и улыбнулся. Может быть, только Элен заметила, что его улыбка опять чересчур лучезарна. Оливер и Пэнси снова закружились, вальсируя по просторному залу… Казалось, по нему носится вихрь, черно-голубой с золотом… Они танцевали прекрасно, так слаженно, будто их тела представляли единое целое.

За спиной Элен раздался голос:

– Какая прелестная пара!

Музыка нарастала, по залу закружились и другие пары. Вновь зазвучал смех, веселая болтовня.

Однако для Элен сейчас существовали только Оливер, вальсирующий с Пэнси, и она… Ее охватила внезапная грусть от сознания, что ей нужно с ним расстаться. Оливер, которого она создала в своих мечтах, исчез. Остался только красивый и немного безрассудный мужчина, который держал сейчас в объятиях Пэнси. У него не было с Элен ничего общего, она наконец это поняла. Может быть, другой Оливер, которого она мельком увидела в нем и полюбила, это всего лишь отражение какого-то внутреннего напряжения, не дающего ему покоя? Элен чувствовала, что несмотря на внешнюю лучезарность, что-то тут не так, и дело серьезно… Она могла лишь догадываться, в чем причина, и по мере того, как следила за ним, к ее грусти начал примешиваться страх.

– Пойдемте выпьем шампанского. Я не умею танцевать вальс, но где-нибудь наверняка танцуют диско!

Милый, скучный партнер умоляюще глядел на Элен. Она медленно повернулась спиной к светловолосому юноше с классически правильными чертами лица, который так долго и безраздельно владел ее снами.

Пора…

Когда они выходили из зала, зияющая дыра на холсте, которую мысленно представляла себе Элен, потихоньку начала затягиваться. Пейзаж, появившийся на этом месте, был однообразный и ничем не примечательный, но, по крайней мере, холст стал целым.

«Выпить шампанского? – подумала Элен. – Почему бы и нет? Пусть в нем утонут последние часы этого года, хорошо, что он наконец уходит! Может быть, следующий год будет таким, какой раньше была вся ее жизнь: спокойным и монотонным?»

В дискотеке, по контрасту с танцевальным залом, было жарко, шумно и почти совсем темно. Элен отдалась во власть музыки и шампанского. Лица здесь были гораздо моложе, кое-кого Элен уже знала. Несколько человек пригласило ее потанцевать, и она все с большим удовольствием принимала участие во всеобщем веселье. Шифоновая юбка красиво вздымалась, когда Элен танцевала.

«Это очень легко, – думала она. – Тут нечего бояться!»

В одиннадцать часов один из приятных и учтивых – что очень льстило Элен – молодых людей повел ее ужинать. На маленьких круглых столиках горели свечи, везде были смеющиеся лица. Мейтленд и миссис Паг хлопотали у длинной буфетной стойки, и Мейтленд собственноручно, с большой заботой положил Элен на тарелку еду.

За столом, к которому подвел ее партнер, сидели Флора и Фиона.

Они тут же подвинулись, освобождая ей место.

– Привет! – сказала Флора. – Ты выглядишь сногсшибательно.

«Это очень легко», – снова подумала Элен и выпила еще один бокал шампанского.

Пламя свечей бросало на лица теплые отсветы, и они казались доброжелательными и дружелюбными. У Элен возникло ощущение, что она покинула старую, неуклюжую оболочку, перестала быть той Элен, которой было так неуютно в Монткалме, и теперь парит в воздухе.

Она смеялась, наклоняясь вперед, чтобы расслышать конец длинного анекдота, и вдруг до нее донеслись какие-то нечленораздельные крики, топот ног, а затем звон разбитого стекла. Кое-кто из ужинавших гостей насмешливо сказал: «К счастью». Но никто даже не обернулся. Однако затем Элен увидела, что Том потихоньку выскальзывает из комнаты, и улыбка сползла с ее лица. Она пробормотала, непонятно к кому обращаясь, слова извинения и кинулась вслед за ним.

В коридоре была толпа людей, преимущественно мужчин. Некоторые хохотали во все горло, другие смотрели слегка пристыженно. На полу валялись осколки стекла и темнело разлитое вино. Затем толпа слегка расступилась, и Элен смогла разглядеть, что происходит. Эта отвратительная сцена навсегда врезалась ей в память.

Оливер неуклюже свалился на пол, полы его фрака задрались. Он был очень бледен, а на щеках выступили яркие красные пятна. Оливер шумно дышал ртом.

Том склонился над ним, рядом с его утонченным и умным лицом рожи парней, ухмыляющихся вокруг, казались особенно обрюзгшими, грубыми.

Том ослабил узел на белом галстуке Оливера и повернул ему голову набок. Потом обратился к Элен.

– Вы не могли бы попросить Мейтленда, чтобы он пришел и помог мне управиться с ним? – спокойно спросил Том.

Элен кинулась было на поиски Мейтленда, но он уже и сам подошел вместе с официантом в белом пиджаке.

– Предоставьте это нам, сэр, – невозмутимо сказал Мейтленд Тому.

Они подхватили Оливера подмышки и потащили. Его голова болталась из стороны в сторону, он что-то бурчал. Когда Оливера вытаскивали – наполовину волоком – из коридора, его ноги стучали по полу, словно это был не человек, а огромная кукла.

Элен прятала глаза, ей было стыдно за Оливера.

В толпе кто-то громко захохотал.

– Ох, уж этот мне Мортимор! Опять вырубился! Толпа разразилась гоготом и заколыхалась, не зная куда теперь податься.

– Чего мы ждем? – сказал кто-то. – Пошли на озеро!

Они потопали прямо по стеклу и выскочили из коридора, будто свора неуклюжих собак.

Элен заметила, что из зала, где ужинали гости, выглядывают любопытные лица.

Том выпрямился. Вид у него был усталый.

– Пойдемте, – тихо произнес он и увел оттуда Элен.

Они молча прошли по мозаичному полу, пересекли холл и поднялись по большой, пологой лестнице. В галерее они увидели полукруглую нишу, в которой между двумя мраморными бюстами стояла маленькая мягкая кушетка.

Они присели и какое-то время сидели, глядя на свет, доходивший сюда снизу, из холла. Элен видела серебряную звезду, украшавшую верхушку рождественской елки.

– Что случилось? – наконец спросила она.

– Я не следил за ним сегодня вечером, – мрачно ответил Том. – В основном, потому что почти все время танцевал с Пэнси. – Когда он произносил ее имя, его голос понежнел, Элен отвернулась. – Но я могу догадаться, что с ним стряслось. Во-первых, выпивка, а во-вторых, коктейль из таблеток и наркотиков. Вот он и отключился. Совсем незаметно, втихомолку. Его видело всего полтыщи человек… Боже, какой дурак!

– А что он делал с этими ужасными грубиянами? Том невесело рассмеялся.

– Это великосветские хулиганы. Я его и раньше с ними видел. Он получает какое-то наслаждение, подстрекая их к скандалам и безобразиям. Но устроить это в собственном доме… я думаю, он до такого раньше не доходил.

С Элен слетел последний хмель. Она вспомнила, как Оливер валялся на полу, как его ноги стучали по полу, когда его уволакивали, и ее снова пронзил страх. Бедный Оливер! Том танцевал с Пэнси, она, Элен, наслаждалась вниманием всяких там незнакомцев, а Оливер накачивался бог знает чем, какой-то адской смесью, и в результате рухнул возле дверей, где ужинали гости, и они смогли вдоволь налюбоваться этим плачевным зрелищем.

Если воспринимать поведение Оливера как молчаливую просьбу спасти его от себя самого, то надо признать, что они – все трое – плохо с этим справились.

От горестного, тревожного предчувствия у Элен забегали по коже мурашки. Она поежилась, ее платье зашелестело. Погрузившийся в мрачные раздумья Том повернул к ней голову и передернул плечами, словно отгоняя неприятные мысли.

А потом, немало удивив Элен, взял ее за руку и принялся перебирать ее пальцы.

– Элен… Таинственная Элен… – беспечно, лукаво произнес он, и Элен испуганно вздрогнула.

Она поняла, что Том тоже изрядно выпил. После того, как самый напряженный момент миновал, он мог расслабиться и, вероятно, с радостью отключился от всех тревог.

«А я совсем наоборот», – подумала она и с мимолетным сожалением вспомнила свое приподнятое настроение в начале вечера.

– Элен! – снова сказал Том.

– Что? – глупо спросила она.

Ее голос дрожал, она опять поежилась, и платье зашелестело. Элен вдруг ощутила, что он все еще держит ее за руку.

– А вот что, – ответил Том и торопливо наклонился к ней.

Он поцеловал ее сперва легонько, потом прижал к себе крепче и поцеловал еще раз, заставляя ее откинуть голову назад, так что у Элен перехватило дыхание. Она была изумлена. Его пальцы железными тисками впились в ее голые руки, и на какой-то момент она безвольно приникла к нему.

Но затем, когда она оправилась от шока, вызванного его поцелуем, ей овладело смущение. А вслед за ним пришел гнев.

– Не надо, – резко сказала она и вырвалась из его объятий.

Том поднял одну бровь, и на его лице опять появилась насмешливая улыбка.

– Но почему? Не будь такой ханжой.

– Дело не в ханжестве.

Смутная мысль промелькнула у нее в голове и, словно рыбка, ныряющая в глубь океана, ушла в подсознание. Но даже в этот краткий миг у Элен закружилась голова. Столь необыкновенной и опасной была эта мысль, что Элен отогнала ее, даже не успев как следует осознать.

– Так в чем же дело?

Она не могла заставить себя посмотреть на Тома. Элен сидела, уставившись в потолок – в изгибах этого купола было что-то сладострастное, – и ее мысли бешено скакали.

«Оливер», – подсказал ей внутренний голос, и Элен тут же все вспомнила – Оливер исчез, он превратился в какого-то другого человека, который уже совсем не принадлежал ей. Это был уже не тот Оливер, чей поцелуй до сих пор обжигал ее губы.

В этом водовороте чувств Элен с отчаянием утопающего ухватилась за одно – гнев. Так вот, значит, в чем дело?! Том не смог добиться Пэнси и решил отыграться на ней? Элен усиленно разжигала свой гнев. Том явно забавляется. Он не привык к отказу и хочет с ней небрежно пофлиртовать. Но он выбрал для этого неподходящий момент!

Она считала его своим другом, а оказывается, это не так!

И голова у нее так странно закружилась от потрясения, разочарования и от слишком большой дозы шампанского!

Смутная, опасная мысль ускользнула, скрывшись в глубинах подсознания.

– Так в чем же дело? – настаивал Том.

Он не отрывал взгляда от ее профиля, словно видел Элен впервые.

Наконец Элен сказала:

– Я не хочу быть заменой Пэнси. Ты не можешь ее добиться, потому что у нее роман с Оливером, и решил, что на вечерок тебе и я сойду. Так?

– Нет, не так. Не будь дурой!

Элен отодвинулась подальше и обхватила себя руками за плечи, словно пытаясь тем самым защититься от него. Том долго молчал, потом встал и посмотрел на нее сверху вниз.

– Элен, ты слишком умна для того, чтобы себя так вести. Не можешь же ты всю жизнь считать себя скучной серенькой мышкой, которая никому не нужна. Это уже приедается, и к тому же это неправда.

Он протянул руки, заставил ее встать и привлек к себе.

– Я хочу тебя.

Элен вновь обрела твердую почву под ногами. Он относится к ней свысока! Его слова уязвляли ее.

– Что ж, очень плохо. А может быть, я тебя не хочу? С какой стати ты решил, что знаешь меня, знаешь, что мне нужно? Ты, Пэнси, Оливер – вы ничего не знаете о реальной жизни! И обо мне ничего не знаете!

Том посмотрел на внезапно зардевшееся лицо Элен, на ее упрямо сжатые, изогнутые губы и глаза, горевшие яростным огнем. И внезапно она стала для него не просто легким способом позабыть бесчувственного Оливера, валявшегося на полу, а чем-то гораздо более важным… Том невольно обнял Элен еще раз и попытался взять ее пальцем за подбородок.

Элен взмахнула свободной рукой и изо всех сил влепила ему пощечину. Том попятился, схватившись за лицо.

– Не смей меня больше трогать! – прошипела Элен.

А потом повернулась и ушла. Миновала галерею, спустилась по ступенькам, и ее лимонно-желтое платье колыхалось в такт движениям, напоминая картинку под названием «Летнее утро».

Том погладил красное пятно на щеке.

– Сучка! – пробормотал он себе под нос.

Том подумал было о гибкой, румяной Пэнси в платье с голубыми оборками, но после горевших мрачной яростью глаз Элен прекрасное лицо Пэнси показалось ему каким-то тусклым и бессмысленным.

Как только Элен поняла, что Том ее уже не видит, она опрометью бросилась прочь. В холле было полно народу; люди болтали, смеялись и толпились возле елки, ожидая, когда пробьет полночь. Элен, не разбирая дороги, пробивалась сквозь толпу и очень жалела о том, что не выбрала другой путь к своей комнате, которая казалась ей единственным, надежным убежищем.

Она была потрясена своей яростной реакцией на неожиданную выходку Тома. Да, но ведь он казался ей раньше союзником! И вот теперь в считанные минуты все было безвозвратно утрачено! Прорываясь сквозь толпу веселящихся гостей, Элен вдруг с ужасом ощутила, будто это не она бежит, а все остальные убегают от нее… убегают, словно последние мгновения этого года… и она остается одна.

Элен подсознательно выбрала путь, которым они с Пэнси и Оливером шли вчера вечером. Вскоре она очутилась перед дверью в бильярдную. Массивные панели сулили надежную защиту. Элен заскочила в бильярдную и захлопнула за собой дверь, не успев разглядеть, что в комнате уже кто-то есть. Этот кто-то сидел на краешке стола и вертел в руках кий. Единственная лампа, горевшая в комнате, находилась за незнакомцем, так что разглядеть его лицо Элен не могла. Она схватилась за дверную ручку, но он ее окликнул.

– Не убегайте.

Элен оглянулась. Он пошевелился, и теперь его лицо было отчетливо видно. Невзрачный человек с шершавой кожей и бесцветными взъерошенными волосами, закрывавшими лоб. На вид ему было лет тридцать. Взглянув на его обветренные, ловкие руки, сжимавшие кий, Элен решила, что он, наверное, фермер или ветеринар. Когда он улыбнулся, его совершенно не запоминающееся лицо засветилось спокойным добродушием.

– Ладно, – вздохнула Элен. – Мне все равно бежать некуда.

Мужчина подвинулся, освобождая ей местечко на бильярдном столе, и она уселась рядом с ним. Он посмотрел на часы.

– Без одной минуты двенадцать. Если бы я принес сюда бокалы и бутылку шампанского, мы бы поздравили друг друга с Новым годом.

– Но вы не принесли…

– Значит, мы не поздравим друг друга.

Они рассмеялись. Потом прислушались к тиканью секундной стрелки, и вскоре раздался протяжный, звучный бой часов, отбивавших полночь. И тут же гости в холле захлопали в ладоши, закричали «ура!» и хрипло запели шотландскую песню о старых добрых временах.

Незнакомец снова улыбнулся Элен.

– С Новым годом! – сказал он.

И она ответила:

– С Новым годом!

Удивительно, но в пыльном уединении бильярдной Элен позабыла все неприятные впечатления этого вечера. Она совершенно успокоилась и была вполне счастлива.

– Меня зовут Дарси, – сказал незнакомец.

– Элен.

Они церемонно пожали друг другу руки, но при этом по-прежнему тепло улыбались.

– А от кого вы убегали?

Элен немного поразмыслила.

– В основном, от себя.

Ей захотелось перевести разговор на другую тему, и она спросила:

– А вы тут прячетесь?

– Не совсем. Я не люблю вечеринки, вот и все. А вы, наверное, не играете в бильярд, да?

Элен поморщилась, вспомнив прошлый вечер.

– Нет.

– Хотите я вас научу?

– Нет. Я могу порвать сукно.

Дарси нахмурился, а потом как-то неопределенно произнес:

– Ну, я бы на этот счет не беспокоился. Но потом ему пришла в голову другая идея.

– Послушайте, раз мы с вами познакомились, то может быть, вы не откажетесь со мной потанцевать?

Элен ошеломленно оглянулась.

– Здесь?

– Да нет! Там, в зале. Нам не нужно будет ни с кем разговаривать.

Элен снова рассмеялась… До чего странная, но приятная встреча!.. Дарси озадаченно уставился на нее, а потом и сам расхохотался.

Они вышли из бильярдной и, прошмыгнув по комнатам, где было полно гостей, приблизились к танцевальному залу. Бал был в разгаре, гости набились в зал буквально битком. Тихонько проскользнув в уголок, Дарси протянул к Элен руки, и она закружилась в его объятиях. Когда Дарси танцевал, вид у него был серьезный, сосредоточенный. Он танцевал совсем неплохо, но без тени той инстинктивной грации, которая была у Оливера в начале вечера. Однако Элен и Дарси быстро станцевались, и она отдалась во власть музыки, закрыв глаза, чтобы не видеть переполненного зала. Они бездумно кружились танец за танцем… Порой, прикасаясь щекой к ее волосам, Дарси отпускал какое-нибудь маловажное замечание относительно оркестра или танцующих пар. Элен говорила в ответ что-нибудь такое же пустяковое, и они снова погружались в приятное молчание.

Элен была поражена, когда оркестр, напоследок сыграв что-то очень шумное, умолк. Раздались аплодисменты, Элен огляделась. Зал почти опустел, музыканты складывали свои инструменты. Элен повернула руку Дарси, чтобы посмотреть на его часы. Волосы на внутренней стороне руки были тонкими и бесцветными, а на внешней – гораздо более темными.

– Без десяти три.

Элен вдруг сообразила, что до сих пор держит его за запястье, и торопливо разжала пальцы.

– Я получил огромное удовольствие, – серьезно сказал Дарси.

– Я тоже.

Элен слегка потянулась и сразу почувствовала, что ужасно устала.

Затем она вспомнила про Оливера и Тома.

– Мне пора спать, – грустно проговорила она.

– Можно я провожу вас домой?

– Спасибо, но я гощу здесь. Дарси слегка удивился.

– В таком случае, – сказал он после паузы, – я доведу вас до лестницы.

У широкого лестничного изгиба Дарси вдруг остановился и взглянул вверх.

– Спокойно ночи! – тихо произнес он. – Спасибо. Вы превратили ужасный вечер в райское наслаждение.

– Я рада, – откликнулась Элен, – рада потому, что и вы сделали для меня то же самое.

Она повернулась и пошла вверх по мраморным ступеням. Если она надеялась, что он захочет узнать ее поближе и даже, может быть, попросит о новой встрече, то она, вероятно, была разочарована. Оглянувшись, Элен увидела, что Дарси медленно бредет назад по мозаичному полу.

К своему последнему завтраку в Монткалме Элен спустилась поздно. Ей показалось, что в комнате полно людей.

«Очевидно, многие гости остались ночевать», – догадалась она. Первое лицо, которое она увидела не сквозь мутную дымку полудремы, а отчетливо, было лицо Оливера. При виде Элен он встал. Оливер был бледен, голубые глаза покраснели, но вообще-то он выглядел неплохо.

– Я вчера, судя по всему, вел себя ужасно, – Оливер приветствовал се этими словами и, как всегда, расплылся в улыбке, перед которой невозможно было устоять. – Правда, я ничего не помню. Я должен перед тобой за что-то извиниться, да?

– Вовсе нет, – ответила Элен, но без особой уверенности.

Он улыбнулся еще шире.

– Ну, слава богу! Хоть один человек нашелся, которого я не оскорбил! Садись со мной рядышком. Тут со мной никто не разговаривает. Харт объявил мне бойкот.

Элен повернула голову и увидела, что Том сидит в конце стола. Он был в яркой-преяркой голубой рубашке с узким алым галстуком.

«Он опять в театральном костюме, – подумала Элен. – Том, видимо, тоже собирается уезжать из Монткалма».

Их глаза на секунду встретились – и разминулись. Элен стало немножко неловко, она была недовольна собой.

Оливер усадил ее рядом и налил ей кофе из красивого серебряного кофейника.

– Хочешь яичницу с ветчиной?

– Нет, спасибо. Я просто… – Элен подняла глаза и осеклась.

Прямо перед ней сидел Дарси. Он был в старом, заштопанном пуловере и обтрепанной рубашке с расстегнутым воротником.

– Привет! – сказал он.

Оливер оторопело смотрел то на него, то на нее.

– Ты что, знаешь моего брата? Брата Оливера?!

У нее даже дух захватило. Дарси?.. Значит, спокойный, солидный мужчина, скрасивший ей вчера вечер, несмотря на все неприятности, это не местный фермер или трудолюбивый ветеринар?

Перед ней сидел виконт Дарси. Это был его титул, а не просто имя, данное при крещении. И этот громадный дом принадлежал ему даже больше, чем Оливеру. Элен по-новому взглянула на приятное лицо Дарси. Теперь оно чем-то – чертами, выражением – начало напоминать ей лицо Оливера. В нем совершенно не было пронзительной красоты, которая так долго завораживала ее, но тем не менее Элен явственно увидела, что братья похожи.

«Может быть, именно поэтому я так быстро почувствовала к нему расположение? – подумала она. – Он был мне уже знаком».

– Прошлой ночью… Я не знала, что вы брат Оливера.

– Да, я это понял, – спокойно отозвался Дарси.

– А почему вы мне не сказали?

– Разве это важно?

По лицу Элен медленно разливалась краска, ей стало жарко. Оливер слегка приподнял брови, заметив это, Элен моментально взяла себя в руки и улыбнулась.

– Нет, совершенно не важно.

Как только завтрак закончился, Элен пошла к себе в комнату и торопливо упаковала свои вещи. Ей хотелось тут же уехать из Монткалма в Оксфорд, где все так спокойно, никаких недоразумений…

Когда она уже почти все уложила, к ней зашла Пэнси. За ней приехал Хоббс, чтобы отвезти ее в Лондон, но она заявила, что они вполне могут сделать маленький крюк и подбросить Элен до Оксфорда.

– Ну как, тебе понравился бал? – спросила Пэнси.

– Да, в конце понравился. Я встретила брата Оливера.

Пэнси устало убрала со лба свои мягкие волосы.

– Как голова болит!.. У тебя не болит, нет? Да, ужасно жалко, правда?

– Ты о чем?

– Ну, о том, что они не родились в обратной последовательности. Ему ведь далеко до Оливера, правда?

Элен предпочла не развивать эту тему.

– А ты хорошо повеселилась? – спросила она Пэнси.

Та пожала плечами.

– Оливер задался целью набезобразничать и добился своего. Но тут оказались и другие люди, вполне светские. И потом я мило провела время с Томом.

– Конечно, – как-то чересчур лаконично отозвалась Элен. – Я в этом не сомневаюсь.

«Тоже мне подруга, – мрачно подумала она. – Да мы говорим на разных языках!» Пэнси пошла к двери.

– Хоббс уже здесь. Как только ты соберешься, мы поедем.

Их багаж снесли вниз и положили в белый «роллс-ройс». Хоббс в фуражке стоял у двери.

Элен позабавило то, насколько по-разному лорд и леди Монткалм попрощались с ней и с Пэнси. Прощаясь с Элен, они махнули рукой и едва улыбнулись. А Пэнси чуть не кинулись обнимать и сердечно приглашали приезжать еще. Она подмигнула Элен, спрятавшись за дверью.

Оливер и Том стояли на ступеньках. Оливер обхватил Пэнси за плечи и прислонился щекой к ее волосам.

– Ты простила меня? – прошептал он. Пэнси скорчила нетерпеливую гримаску.

– Ну, конечно!

Он поцеловал ее, она ему улыбнулась, но Элен показалось, что мысли ее где-то далеко.

Элен повернулась к Тому. Ей хотелось тихонько пробормотать извинения, но он смотрел на Пэнси. Когда же, наконец, перевел взгляд на Элен, она просто сказала:

– Пока!

И сама удивилась своей холодности. Они старались не встречаться глазами.

Хоббс придержал дверь машины. Элен уже садилась в «роллс-ройс», когда по лестнице сбежал Дарси. Он прикоснулся к ее руке.

– Где вы живете? – отрывисто спросил он. Элен замерла, стоя одной ногой в машине, другой на улице. На простом, флегматичном лице Дарси была написана чуть ли не страсть. Элен заметила надменно-ироничный взгляд Тома и легкую улыбку Оливера.

– В Фоллиз-Хаусе, – решительно сказала она. – Это на реке, в Оксфорде.

Дарси кивнул.

– Да, я знаю, где это. Я… я приеду навестить вас!

Элен нырнула в машину, и дверца захлопнулась.

Через мгновение «роллс-ройс» уже шелестел шинами по дороге. Элен оглянулась на высившееся позади здание, на группу людей, стоявших на ступеньках… Затем откинулась на спинку мягкого сиденья и, еле сдерживая смешок, уставилась в затылок Хоббса.

«Во всем виноват Фоллиз-Хаус! – думала она. – Из-за него я влипла в эту историю, все из-за него!»

Автомобиль выехал из ворот, человек в комбинезоне спустил жалюзи в домике возле шлагбаума.

Потом Монткалм скрылся из виду, и они выехали на Оксфордскую дорогу.