Год тумана

Глава 7

Телефон звонит и звонит. Вижу себя как будто со стороны: пальцы сжимают трубку, на безымянном обручальное кольцо с изумрудом. Происходящее кажется невероятным и напоминает жуткую сцену из чужой жизни.

Наконец мне отвечает высокий и энергичный мужской голос:

— Девять один один. Вам нужна помощь?

— Пропала маленькая девочка, — произношу дрожащим голосом.

— Когда вы поняли, что она пропала?

— Тридцать пять минут назад. — Смотрю на часы и не верю глазам: тридцать пять минут. Что может случиться с ребенком за это время?

— Где ее видели в последний раз?

— На пляже Ошен-Бич. Я вернулась на парковку, но ее там не нашла.

— Главное — не терять спокойствия, — бодрит голос в трубке.

Мне кажется, что это неправильно; сохранять спокойствие — значит сидеть и ждать.

— Где вы?

— В ресторане «Шале».

— Говорите громче, плохо слышно.

— Я в ресторане «Шале»! — Звук собственного голоса пугает. Люди в зале оборачиваются и смотрят: мужчина в переднике, заворачивающий столовое серебро в салфетки; татуированная парочка у окна, колдующая над омлетом; группа немецких студентов, «уснувших» над меню; хозяйка ресторана, преждевременно увядшая женщина с заметным русским акцентом, неподалеку заламывает руки.

— Девочка — ваша дочь? — Человек на том конце провода невозмутим.

— Нет. Дочь моего жениха.

— Сколько ей лет?

— Шесть с половиной, — снова повышаю голос. — Пожалуйста, пришлите кого-нибудь. Сколько времени это займет?

— Сохраняйте спокойствие, мэм. Высылаю патрульную машину.

— Сколько времени это займет?!

— Пять минут. Оставайтесь на месте.

Диспетчер, судя по всему, очень уверен в себе, ни капли не волнуется. Его сдержанность приносит мне долгожданное облегчение; воображаю себе, как приказ летит по радиоволнам и отряд опытных полицейских мчится к пляжу, включив сирены. Несколько минут спустя, разумеется, Эмму найдут.

— Принесу вам кофе, — говорит хозяйка и исчезает на кухне.

Мужчина, что возился со столовыми приборами, подходит и участливо кладет руку мне на плечо.

— Как ее зовут?

— Эмма. Эмма Болфаур.

Он снимает передник и бросает на стойку.

— Поищу в парке.

Я отгоняю образ Эммы, шагающей по скалистой тропке с незнакомцем, и снова смотрю на часы. Тридцать девять минут. Девочка может быть где угодно.

Татуированная парочка торопливо доедает омлет.

— Что нужно сделать? — спрашивает девушка, натягивая куртку.

— Не знаю, — говорю. — Не знаю…

— Можем переписать номера машин на парковке, — предлагает парень. Он взволнован и пышет энергией, как будто играет звездную роль в каком-то фильме.

— Возьмите, — протягиваю фотоаппарат. — Там осталось пять кадров.

— Закончим и вернем. — Девушка бросает на стойку двадцать долларов, и парочка направляется к дверям. Подростки-немцы то и дело отрывают взгляд от меню и шепчутся, словно все это развлечение, устроенное специально для них.

Хозяйка приносит большую кружку кофе, немного сливок, сахар и ложку.

— Ваша дочь… Мы ее найдем.

Снова беру трубку и набираю номер Джейка, отчасти надеясь, что он не ответит. Представляю себе, как звоню ему позже, когда Эмму найдут. Все еще кажется, что через несколько минут кошмар прекратится и мы вернемся к нормальной жизни. Озорница лишь играет со мной в прятки, или побежала искать туалет, или заплутала в тумане и через некоторое время вернется на парковку. Возможно, сейчас она стоит подле машины. Наверное, так и есть. Мне бы следовало оставаться там и ждать ее.

Два, три гудка. В тот момент, когда Джейк обо всем узнает, кошмар станет явью. После пятого гудка Болфаур берет наконец трубку.

— Эбби?

На заднем фоне слышу голоса, возгласы спортивных комментаторов, невнятный шум толпы и не знаю, с чего начать.

— Это ты?

— Мне нужно кое-что тебе сказать…

Толпа взрывается ревом восторга, и Джейк радостно восклицает:

— Дельгадо забил!

— Джейк, ты должен ехать домой, — говорю и тут же подсчитываю, сколько времени уйдет на то, чтобы проехать двести семьдесят миль, если он выедет прямо сейчас и погонит со всей возможной скоростью без дозаправки и пробок…

— Что?!

— Возвращайся. Эмма…

— Плохо слышу!

— Эмма! — кричу.

— В чем дело?

— Она пропала.

— Что?

— Эмма пропала.

В его голосе начинают звучать высокие, незнакомые нотки.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы были на пляже. Гуляли…

Как закончить разговор? Сейчас все кажется таким зыбким. Я понимаю, что должны быть какие-то уместные и емкие слова, но не представляю, какие именно. Это временное затруднение, ошибка, шутка. В любой момент ребенок может появиться на пороге.

— Что ты имеешь в виду? — растерянно повторяет Джейк.

— На берег выбросило мертвого тюленя, детеныша. Я на несколько секунд отвлеклась, клянусь, всего на несколько секунд, потом снова посмотрела в сторону Эммы и увидела, что ее нет.

— Но… где же она теперь?

Где? Разумный вопрос. Очевидный вопрос. И как на него ответить?

— Пропала, — говорю. Как будто просто заблудилась, что иногда бывает с детьми. Как будто она терпеливо ждет меня в назначенном месте. — Полиция уже едет.

Несколько секунд тишины на другом конце провода. Врывается посторонний голос, который спрашивает: «Эй, ты в порядке?» Лишь потом я узнаю, что это был продавец хот-догов. У Джейка отказали ноги. Только что стоял, думая об игре, показывал два пальца в знак того, что нужно два хотдога, а в следующую секунду уже сидел на земле.

— Невозможно, — говорит Джейк. — Эбби, как ты могла?..

На заднем фоне слышатся удар бейсбольной биты и рев толпы.

Мы с Джейком познакомились год назад, в старшей школе, где он преподавал. Помню, устраивала тогда презентацию для школьников, и прежде чем выключили свет, заметила мужчину, который в одиночестве сидел в заднем ряду и казался тут слегка неуместным. Волнистые темные волосы, очки в тонкой серебристой оправе и синий, доверху застегнутый пиджак. Едва свет зажегся вновь, мой великолепный зритель поднял большой палец в знак одобрения.

Я предложила школьникам прокомментировать увиденное. Комментариев не последовало. Преподаватель искусствоведения, тощая брюнетка с короткой челкой, задала несколько элементарных вопросов, словно компенсируя недостаток интереса со стороны учеников. Когда прозвенел звонок, школьники рванулись в коридор, толкаясь и грохоча. Этот внезапный взрыв активности обдал меня волной неприятных запахов — дешевые духи, лак для волос, подростковый пот. Когда шум утих, мужчина, сидевший в заднем ряду, встал и подошел к кафедре.

— Отлично выступили.

— Не расточайте комплименты зря.

— Честное слово, работать с детьми нелегко. Вы хорошо держались. — Он протянул мне руку: — Джейк.

— Ничего, что вы здесь во время урока?

— Сейчас у меня свободное время. Не сидеть же безвылазно в учительской.

И вдруг свет погас, оставив нас в темноте.

— Бюджет, — объяснил Джейк. — Везде установлены автоматические таймеры.

Аудитория была пуста, если не считать нас двоих. Мы одновременно потянулись закрыть объектив проектора, и когда наши руки соприкоснулись, между ними сверкнул разряд статического электричества.

— Искры, — заметил Джейк.

Я улыбнулась. А может быть, искра?

Мы пробирались по переполненному коридору, мимо нагромождения рюкзаков и мобильников. Мир бушующих феромонов, непредсказуемый и опасный — в любую минуту кто-нибудь из школьников мог вытащить нож или пистолет. Тощий подросток в мешковатом свитере поздоровался с Джейком за руку; девочка в кожаной мини-юбке послала воздушный поцелуй; несколько учеников громко окликнули по имени. Интересно, как он ухитрился заслужить их доверие? Мне никогда не нравились подростки, даже когда сама была таковой, и, надо сказать, неприязнь оказалась взаимной: сверстники, разумеется, видели насквозь эту противную Мейсон, чувствовали отвращение и страх.

— Какую дисциплину преподаете? — Чтобы избежать столкновения с телевизором, который катил по коридору лысый толстяк, пришлось остановиться.

— Философию.

— Вам нравится?

— Если честно, у меня всего несколько часов философии в семестр. В остальное время даю историю Америки и тренирую футболистов.

— Человек эпохи Возрождения.

— Точнее, солдат удачи. А кто вас в это втянул?

— В минуту помутнения рассудка я согласилась участвовать в проекте «Художники — школе». Правда, рисовала себе это несколько иначе. Думала, придут славные маленькие третьеклашки в спортивных костюмчиках, с косичками…

— И какой жанр фотографии предпочитаете?

— Любой, лишь бы платили. В основном работаю на вечеринках и свадьбах, иногда занимаюсь ретушированием.

— Мама была фотографом, — улыбнулся Джейк. — Поезда, ландшафты, безлюдные улицы. Не более чем хобби, но у нее здорово получалось. Всегда жалел, что не унаследовал от нее этот удивительный талант.

Из тускло освещенного здания мы вышли на улицу. Отсюда, с парковки, можно было разглядеть океан в отдалении и туман, опоясывающий город, — белое ожерелье вокруг ослепительно синего пятна. Джейк убрал проектор в багажник моей машины, пожал руку и сказал:

— Ну что ж, здесь и расстанемся.

Видимо, думал, что начну возражать, но прошло уже столько времени с тех пор, когда я в последний раз напрашивалась на свидание, что у меня совершенно вылетело из головы, как это делается.

— Спасибо за помощь, — кивнула и мысленно приказала ему попросить мой номер телефона. Вместо этого Джейк неуклюже отсалютовал и зашагал прочь.

Я уже включала зажигание, когда он вернулся и наклонился ко мне.

— Погодите. Вы не заняты завтра вечером?

— Если честно, у меня два билета на бейсбол.

Джейк был удивлен:

— Правда?

— Встретимся у памятника в половине седьмого.

— Буду.

Помахала на прощание и тронулась. По пути домой то и дело рисовала себе его руки и вспоминала, как трогательно он поворачивает при ходьбе правую ногу мыском слегка внутрь.

Когда урочным вечером я подъехала к статуе Уилли Мэйса[1], Джейк уже ждал. Мы поужинали хот-догами и жареной картошкой. Он задавал десятки вопросов и каким-то чудесным образом вынудил меня перечислить места прежней работы, назвать имена бывших парней, рассказать о коллекции дисков и даже вспомнить имя золотистого кокер-спаниеля, который был у меня в семь лет. Ни я, ни Болфаур практически не обращали внимания на игру.

После восьмой подачи я стряхнула крошки с коленей:

— Похоже на собеседование.

Джейк пожал плечами:

— Всего лишь задаю необходимые вопросы.

— Хочешь взять на работу?

— А нужна?

«Гиганты» оторвались на восемь очков.

— Ты за рулем?

— Да.

— Отлично, отвезу тебя домой.

Потом долго стояли на улице перед домом и болтали о пустяках; никто из нас понятия не имел, как закончить свидание. Через несколько минут Джейк сунул руки в карманы и опустил глаза:

— Ты любишь детей?

Мне стало смешно.

— А ты не слишком торопишься? Мы ведь даже не целовались.

Он обнял меня за талию, притянул к себе и неторопливо поцеловал.

— Вот, пожалуйста. Барьер преодолел.

— Совсем как в фильме «Энни Холл». Когда герои возвращаются с первого свидания и парень целует девушку лишь для того, чтобы поскорее с этим покончить и чтобы потом уже не было так неловко.

— Мой самый любимый фильм у Вуди Аллена. Нет, второй любимый. Первый — «Преступления и проступки».

Мы смотрели друг на друга несколько мгновений, смущенно улыбаясь, и меня вдруг охватило то удивительное, приятное ощущение, которое всегда находит, когда чувствуешь к собеседнику явную симпатию.

— А если серьезно, — настаивал Джейк. — Как ты относишься к детям?

— Меня еще не спрашивали об этом на первом же свидании.

— Предпочитаю играть в открытую.

— Конечно, очень хочу однажды завести ребенка. Но пока время не поджимает, если ты об этом.

Он снова меня поцеловал, на этот раз дольше, одной рукой прихватив за талию, а второй поддерживая локоть — так мило и знакомо. Прошел год с тех пор, как я порвала со своим парнем. Наши отношения закончились весьма скверно, полночные звонки надоедали месяцами, а когда Джейк меня поцеловал, как будто рухнула некая преграда.

Он запустил пальцы в мои волосы, потом откинул их за плечо.

— Предположим, ты встретила умного славного парня…

— Знаешь такого?

— И предположим, у этого парня есть дочь. Он бы тебе не разонравился?

Я не отводила глаз, пытаясь понять, шутка это или нет, но «умный славный парень» оставался весьма серьезен.

— Ей пять лет. Зовут Эмма.

Отчетливо помню то видение, мелькнувшее в сознании после его слов. Вообразила себя, Джейка и маленькую девочку в парке; я качала малышку на качелях, и она взлетала все выше и выше, волосы знаменем развевались на ветру. Готовая семья — тут есть нечто приятное и удивительно нежное. Лишь потом пришло понимание, что картине чего-то недостает.

— А где ее мать?

— Лизбет ушла пару лет назад. Встретила другого мужчину, а я их застукал. Однажды вернулся с работы, жены нет. Исчезла. Наверное, то был худший день в моей жизни. Дела у нас шли скверно, но все-таки я думал, что смогу спасти ее и снова сделать такой, какой увидел в день первой встречи.

— И где она теперь?

— Не знаю. — Джейк помолчал. — Несколько месяцев совсем не получал вестей, а затем посыпались телефонные звонки с просьбой денег. Еще через полгода позвонила глубокой ночью, в слезах, сказала, что все кончено, тот человек ушел из ее жизни, она по мне скучает и просит еще один шанс. Самое страшное — даже не поинтересовалась, как дела у Эммы. Наверное, Лизбет всегда считала материнство обузой. Тем, что приковывало ее к земле.

— И что ты сделал?

— Велел держаться от нас подальше, сказал, что нам неплохо и без нее. К тому времени Эмма уже знала, что мама не вернется. Может быть, я еще не остыл к ней — не уверен, можно ли забыть человека, которого любишь всерьез, — но мне стало ясно, что она не подходит для Эммы. Не хочу, чтобы Лиз была рядом.

Джейк улыбнулся — застенчиво, очень странно для человека, каким он предстал сегодня вечером.

— Знаешь, у меня почти не было женщин после того, как она ушла. Ты еще не испугалась?

Мы стояли на улице, он обнимал меня за плечи, на губах после его поцелуя осталось послевкусие шоколада и кофе. Я поняла, что это не просто случайное свидание, как мне казалось несколько часов назад. Бережно коснувшись едва заметного шрама на подбородке Джейка, спросила:

— Кто это сделал?

— Майк Поттер. Великая битва на игровой площадке в девять мальчишеских лет.

Он высокий — привстала на цыпочки и поцеловала шрам, потом глубоко вздохнула. Раньше никогда не встречалась с мужчиной, у которого есть ребенок. Правила этой игры были мне незнакомы.

— Когда я с ней увижусь?

— Скоро.

Через две недели, в субботу, мы ели буррито в «Панчо Вилья», а потом пошли в кинотеатр «Бальбоа» на детский сеанс. Эмма сидела между нами, с огромным пакетом попкорна на коленях. Несколько раз, когда я тянулась за попкорном, натыкалась на руки Эммы и Джейка. Каждый раз, когда он прикасался ко мне, по телу разливалось тепло и внутри разверзалась огромная пропасть, в которую падал весь внешний мир. В какой-то момент, когда девочка подалась вперед, Джейк наклонился ко мне, коснулся рукой шеи и притянул к себе. Быстро и крепко поцеловались — как подростки, пока родители не смотрят.

И все пошло по заведенному порядку — кино по субботам, маленькая мисс Болфаур сидит между нами, быстрые, головокружительные поцелуи. Джейк переносил руку через спинку кресла Эммы, клал мне на плечо и не снимал в течение всего фильма. Приходилось нелегко — тело ныло от вожделения, и когда на экране мелькали титры, перед глазами у меня все плыло. Джейк придавливал большим пальцем ямочку над первым позвонком, или запускал ладонь за воротник, или гладил кожу, так что я окончательно переставала следить за сюжетом, забывала имена героев, упускала ключевые диалоги, в которых речь шла о самом важном. Пройдут часы, прежде чем вернемся домой, Эмма заснет в своей комнате, а мы с Джейком тихонько разденемся, заберемся в постель и займемся друг другом под звуки сирены на маяке, стонущей, как одинокое животное в сезон гона.

Через какое-то время, когда число субботних походов в кино сократилось до пары раз в месяц, а содержанием ночей стали не только горячие объятия, но и мирный сон рядом с любимым человеком, я однажды проснулась и увидела, что Джейк не спит и наблюдает за мной.

— Не можешь заснуть?

— Смотрю на тебя.

— Зачем?

— Жду, когда заговоришь во сне и откроешь какую-нибудь страшную тайну.

— Ты все их уже знаешь.

Лежать на животе, повернувшись к нему лицом, оказалось очень удобно. Джейк коснулся моей шеи:

— Вот здесь кожа нежная, как бархат. Даже с завязанными глазами узнаю тебя из тысячи.

Я придвинулась, поцеловала его, и мы занялись сексом — неторопливо, как это, по моим представлениям, делают семейные пары. Оба устали и уснули одновременно, не дойдя до конца; большой мужчина великолепно подходит в качестве подушки — я отключилась, положив голову ему на грудь. Меня разбудил скрип коридорных половиц. Лампа в ванной горела; в круге света стояла девочка и, не двигаясь, смотрела на пол. Стараясь не шуметь, я надела халат, подошла к ней, взяла за руку и отвела в спальню.

Эмма казалась растерянной.

— Ты ходила во сне. — Я подоткнула цветастое одеяло.

— Правда?

— Да. Засыпай.

— Побудешь со мной?

— Конечно.

Пришлось ждать, пока малышка не заснула. Мне очень хотелось, чтобы эта кроха стала моей.