Оставшись одна, Ксения заперлась в своей комнате и горько расплакалась. Возбужденные нервы ее долго не успокаивались, и только очень большим усилием воли ей удалось вернуть себе наружное спокойствие. Молодая женщина только успела вымыть опухшее от слез лицо холодной водой, как Даша подала ей письмо.
Все еще печальная и усталая Ксения села к столу и вскрыла конверт. Письмо было от ее приемного отца. В присущей ему спокойной и дружеской, но сдержанной манере Леон Леонович просил приемную дочь чаще писать ему и откровенно сообщать обо всех впечатлениях и подробностях своей новой жизни.
«Ты не можешь сомневаться в том участии, какое я принимаю во всем, что касается тебя. Может быть, мои советы и мой жизненный опыт иногда будут тебе полезны. Я хотел бы ошибаться, но по различным причинам боюсь, что множество туч будет омрачать твою супружескую жизнь. Итак, помни, что я всегда готов помочь тебе и защитить по мере моих сил».
Со вздохом облегчения Ксения сложила письмо. Добрые слова приемного отца вернули ей спокойствие. Теперь она чувствовала себя уже не такой одинокой. У нее всегда будет убежище, где она сможет укрыться, если жизнь здесь сделается невыносимой, и друг, который поможет ей создать собственным трудом независимое положение.
Час спустя вернулся Иван Федорович. Он был в отвратительнейшем расположении духа. Небрежно поцеловав жену и заметив собачку, которую та держала на коленях, он с досадой сказал:
– Что за собака? Где ты достала эту дрянь?
– Мне привез ее сегодня утром Ричард Федорович.
– Право, у Ричарда иногда бывают странные фантазии! Не хочешь ли ты завести здесь целый зверинец? Попугай, собака… Недостает еще только обезьяны!
– Если ты недоволен, то я могу попросить твоего брата забрать собаку. Кстати, он хотел приехать в восемь часов и просил тебя подождать его. Ему нужно поговорить с тобой о каком-то деле.
– Хорошо, я подожду его. Возвращать же обратно уже принятый подарок не следует. Только прошу тебя: позаботься, чтобы это животное не вертелось у меня под ногами, когда я дома.
По окончании обеда Иван Федорович объявил, что пойдет немного отдохнуть до приезда брата. Ксения же ушла в будуар и стала играть с собачкой. В ней начал просыпаться дух возмущения и оппозиции против эгоистичного человека, допускавшего развлечения исключительно для себя.
Когда приехал Ричард, Ксения читала с таким спокойным видом, что молодой человек не мог удержаться, чтобы не сказать:
– Браво, Ксения Александровна! Я вижу, что мои советы не пропали даром. Но где же Иван? Иосиф сказал мне, что он дома.
– Он спит, – насмешливо ответила Ксения. – Мой муж еще ничего не знает о выходке своей красавицы. Он очень недоволен вашим подарком – собакой, и сделал мне строгий выговор.
– Правда? Но Жужý пользуется вашим расположением! Смотрите, как она спит у вас на коленях. Я скажу своему братцу, что собака моя и что я только отдал ее вам на воспитание. В таких пустяках он не захочет отказать мне. А пока до свидания! Пойду тревожить сон вашего мужа.
Иван Федорович, очевидно, только дремал, так как при появлении старшего брата тотчас же приподнялся и спросил недовольно, о каком деле тот хочет говорить с ним. Тон и фигура его ясно доказывали, что он все еще пребывает в дурном расположении духа. Он употреблял все усилия, чтобы не показать этого Ричарду, но тут раздался визг собаки, и этот пустяк тут же стал для него поводом показать свое раздражение.
– Ах, Ричард! Что за мысль явилась у тебя привести это отвратительное животное? Оно постоянно лежит на коленях Ксении, и кончится тем, что перепачкает мне мебель и портьеры.
– Не раздражайся из-за пустяков! Мебель и все остальное, касающееся меблировки дома, принадлежит твоей жене. Это мой свадебный подарок ей. А так как Жужу принадлежит мне, то я считаю себя ответственным за всякий вред, какой она может причинить моей невестке, и, конечно, исправлю его. Но я приехал поговорить с тобой о более важном деле. Скажи мне, тебе известно, где находится в настоящую минуту госпожа Брейтнагель? Видел ли ты ее после своей свадьбы?
Лицо Ивана Федоровича, слегка омрачившееся при заявлении брата, что все в доме принадлежит Ксении, при этом вопросе омрачилось еще больше.
– Я ее не видел, но знаю, что она приехала из Ялты, так как бомбардирует меня письмами и извещает, что родила мальчика, происхождение которого великодушно приписывает мне. Понятно, я ей ничего не отвечал.
– И ты поступил неосмотрительно. Каролина Карловна – женщина далеко не робкого десятка. Сегодня утром она приезжала сюда и устроила скандал твоей жене, третируя ее, как негодяйку, отнявшую у нее любовника. Я, право, удивляюсь, как ты до свадьбы не покончил с этой грязной историей!
Темный румянец залил лицо Ивана Федоровича, и он, вскочив с дивана, с гневом вскричал:
– Как! Эта каналья, эта посетительница всех кабаков, осмелилась явиться сюда? Погоди же! Я научу ее быть сдержаннее и не повторять подобных вещей. Как же Ксения мне ничего не сказала?
– Я нахожу это вполне естественным. По-моему, тоже не совсем удобно молодой жене говорить мужу: мол, в твое отсутствие приезжала твоя любовница и учинила мне скандал.
Дрожа от ярости, Иван Федорович стал поспешно одеваться.
– Я сейчас же поеду к этой дряни и укажу ей ее место! – рычал он.
Ричард покачал головой.
– К чему ехать сегодня и притом еще под влиянием гнева? Ты должен хладнокровно и серьезно объясниться с этой женщиной и выдать ей известную сумму.
– Ничего я ей не дам! У меня нет лишних денег, чтобы платить всем негодяйкам, цепляющимся за меня. Пусть она докажет, что я отец этих детей! Ее одновременно со мной посещало немало мужчин, так что этот вопрос остается весьма сомнительным.
– Неужели ты хочешь довести до суда такое грязное дело? Ты, право, не думаешь о том, что говоришь! Но если ты уже решил ехать сейчас, то я поеду с тобой. Мое присутствие удержит госпожу Брейтнагель от чрезмерных претензий.
Иван Федорович, ни минуты не колеблясь, принял это предложение. Он предчувствовал, что присутствие брата при разговоре с Каролиной повлечет за собой весьма выгодный для него шаг – скорее всего, Ричард возьмет на себя вознаграждение его любовницы.
В одну минуту он уже был одет и прошел в будуар проститься с Ксенией.
С легким смущением он подошел к молодой женщине и поцеловал ее, обещая скоро вернуться. Ксения не сказала ни слова, не возвратила поцелуя и даже не взглянула на мужа. Зато она так сильно пожала руку Ричарду и наградила его таким теплым и полным признательности взглядом, что в сердце Ивана Федоровича шевельнулась было ревность, но он тотчас же убедил себя, что Ксения хотела только посердить его из-за испытанной ею обиды.
После отъезда обоих мужчин Ксения переоделась в пеньюар, причесалась на ночь и хотела заняться чтением. Но ее мучило какое-то смутное беспокойство. Отложив книгу, она позвала Дашу и при ее помощи занялась разбором большого ящика с хрусталем, полученного накануне от приемного отца в дополнение к приданому.
Когда все было разобрано и убрано, Ксения немного успокоилась. Она села к бюро и начала писать письмо Леону Леоновичу, в котором благодарила его и описывала все случившееся с ней за это время. С полной откровенностью она живописала невероятный прием, устроенный ей матерью мужа, свое разочарование в муже и горькое сожаление, что не послушалась мудрых советов своего покровителя.
«Я до такой степени наказана, что надеюсь, что вы сжалитесь надо мной и, если мне понадобится убежище, позволите укрыться под вашей кровлей, пока мне удастся трудом создать себе независимое положение» – так закончила она письмо.
Молодая женщина готовилась заклеить конверт и надписать адрес, когда ее внимание было привлечено грохотом нескольких экипажей в обыкновенно такой пустынной и молчаливой улице. Экипажи, казалось, остановились у их дома. Минуту спустя раздался звонок в дворницкую, а затем послышался смутный гул голосов. Даша, бледная, как смерть, стремительно пробежала через столовую в переднюю и открыла входную дверь.
Обеспокоенная и взволнованная Ксения направилась в гостиную, но вдруг, как парализованная, остановилась на пороге столовой. В дверях показалась группа мужчин, несших какой-то длинный сверток. Их сопровождал Ричард, не перестававший повторять:
– Тише, тише!.. Здесь порог… Идите осторожнее и несите прямо в спальню!
Когда все вошли в переднюю, Ксения увидала, что несли человека, завернутого в плащ; голова его была бессильно откинута назад. Мгновение спустя она узнала Ивана Федоровича и заметила, что из-под плаща выглядывает окровавленное белье.
Женшина почувствовала, что ноги ее подкашиваются. Темное облако застило ей глаза, а из сдавленного горла не вышло ни звука. Она зашаталась и инстинктивно ухватилась за дверной косяк, чтобы не упасть.
В эту минуту вошел Ричард. Он позвал Дашу и приказал ей поддерживать голову раненого. Затем, подойдя к Ксении, он подхватил ее под локоть и усадил в кресло.
– Он умер? – пробормотала Ксения.
– Нет, он только в обмороке вследствие потери крови. Мы надеемся, что его состояние не представляет никакой опасности. Те два господина – доктора, которых я привез с собой. Все подробности я сообщу вам после; теперь же мне необходимо идти к раненому.
Ксения машинально последовала за ним и стала в ногах постели, на которую положили Ивана Федоровича, все еще не приходившего в сознание. Темная голова молодого человека отчетливо вырисовывалась на подушках, резко выделяя смертельную бледность его лица.
Один из докторов начал при помощи Иосифа разрезать одежду на раненом.
– Уходите, дорогая сестрица! Сейчас приступят к перевязке, а это зрелище вовсе не для вас, – дружеским голосом сказал Ричард.
Ксения послушно позволила себя увести. Она бессильно опустилась в кресло и слышала, как крикнули:
– Даша! Принесите теплой воды и белье!
Затем послышался крик и глухие стоны. Ксения закрыла глаза и заткнула уши. Каждый нерв трепетал в ней. Через полчаса, которые показались молодой женщине вечностью, дверь открылась и из спальни вышел Ричард. Он был немного разгорячен.
– Я несу вам добрые вести, Ксения Александровна! – сказал он, садясь рядом с ней и потирая лоб. – Обе пули извлечены: одна засела в боку, другая в плече. Поскольку ни один из внутренних органов не поврежден, то доктора обещают нам быстрое выздоровление… Но вот и они! Как только они напишут рецепты и уедут, я приду к вам и сделаю подробное донесение обо всем случившемся.