Глава 57

Нийл Грей тяжело и беспокойно расхаживал по дому, арендованному для него на берегу океана. Медсестра Миллер сидела на обычном своем месте и вязала. Она была тощей молчаливой шотландкой, и Нийл уже обалдел от ее нудной компании, ему с ней было просто тошно.

Врач выдал ему кучу предписаний. Не пить. Никаких чрезмерных упражнений. Не курить. Никакой жирной пищи. Никаких стрессов. Никакого секса. В общем — ничего, что доставляло ему радость в этой жизни. Чувствовал он себя хорошо, даже великолепно и не видел смысла и дальше влачить существование инвалида. Миновал тот ужасный страх, который охватил его, когда случился инфаркт. Каждый день он глотал таблетки и совершенно искренне считал, что давно не был крепче и здоровее, чем сейчас.

— Как насчет большого сочного куска мяса и бутылочки вина нынче на ужин? — предложил он сестре Миллер, которая, отложив вязанье, собиралась, как делала каждый день, ехать за продуктами.

— Ну-ну, мистер Грэй, — проговорила она, словно обращаясь к непослушному ребенку. — Об этом не может быть и речи.

— Нет, может, сестра Миллер. Я обожаю мясо с вином.

Может, даже и сигару, если у них есть что-нибудь приличное.

— Ни в коем случае. Врач бы ни за что не позволил.

— Чертова врача здесь нет, так ведь?

Она поджала губы.

— Меня наняли присматривать за вами. Как раз это я и намерена делать — насколько хватит сил.

В магазин она отправилась на своей машине — единственное транспортное средство в этом доме. Самого Нийла привезли сюда шофер и Монтана. Это и был тот единственный раз, когда она здесь побывала. Впрочем, упрекать ее не за что. Застукали его в ситуации, которая и в кошмаре не привидится. Вопрос — что теперь делать? Тихо сидеть на берегу, теряя жену, фильм и рассудок, он не согласен.

Он нетерпеливо шагал по комнате, через окно бросая злые взгляды на океан, которого терпеть не мог. От одного шума с ума сойдешь.

Сестра Миллер возвратилась в свой срок. Привезла ему газеты и голливудские кинематографические издания, на которые он жадно набросился.

В «Гералд Экземинер» была большая фотография Джины Джермейн и Бадди Хадсона, а под ней — коротенькая заметка о фильме. На фото были Джина и Бадди, а в заметке — только Монтана. Сам он удостоился пары строк. По-видимому, из самого знаменитого в своей семье человека он низведен до положения больного мужа.

Он два раза прочитал заметку. Она вызывала у него раздражение. Потом он уставился на фотографию Джины — главной виновницы всех его бед.

— Сестра Миллер, — резко потребовал он, — дайте мне ключи от машины. Мне нужно на пару часов съездить в город. Не волнуйтесь. Пить, курить и познавать женщин я не стану. Будьте уверены: вести буду себя идеально.

Она немедленно возразила, неодобрительно поджав тонкие губы:

— Я не могу вам этого позволить, мистер Грей.

Он отправился на кухню и вытащил ключи у нее из сумки.

— Решать, милая моя, мне, а не вам.

Она повысила голос:

— Мистер Грей, если вы и дальше будете так себя вести, мне придется вызвать врача.

Она забежала вперед и решительно преградила ему дорогу.

Он оттолкнул ее самым неджентльменским образом и вышел.

— Говоря откровенно, сестра Миллер, мне ровным счетом наорать.

Избавиться от Шелли было не просто. Она не просыпалась, как Бадди ни толкал ее и ни тормошил, поэтому пришлось ее оставить в квартире, когда сам он отправился на деловой обед с Пусскинсом Малоне. К обоим телефонам прилепил клейкой лентой записки с крупными буквами «НЕ ПОДХОДИ».

В вестибюле гостиницы «Беверли-Хиллз» Пусскинс ткнул ему под нос две газеты.

«Джина Джермейн и новая кинозвезда Бадди Хадсон».

Его называют звездой, а он еще и сняться не успел!

— Можно мне по шесть экземпляров каждой? — заволновался Бадди.

— Будешь так дергаться, рак заработаешь, — туманно ответил Пусскинс.

Обед был в «Поло». Красивая журналистка-мексиканка с блестящими черными волосами и фигурой, как у «Мисс Вселенная», уже ждала, чтобы взять у него интервью.

Он с готовностью дал его. Те же вопросы. Те же ответы. Улыбка. Масса обаяния. Действительно серьезного журналиста встретить пока не довелось, хоть Пусскинс уверял его, что встречаются и такие.

Девушка стенографировала ответы, которые он давал уже множество раз, а мысли его где-то витали. Появилось в газетах что-нибудь о Рэнди? — думал он. Вряд ли.

Грех — умереть в Голливуде, а быть никем.

Как же быть с похоронами? Кто обо всем позаботится?

Еще один грех в наше время — умереть без гроша.

Пусскинс щелкнул пальцами.

— Сынок, будь внимательнее, — скомандовал он. — Мишель второй раз задает тебе тот же самый вопрос. Ты можешь ей ответить или нет?

Бадди тут же сосредоточился. Да, у него есть ответ. У него есть ответы на все.

Кусок человеческого дерьма, подходяще именуемый Рэтсом («Крысой») Соресоном, начал свою долгую бесславную карьеру с торговли фотографиями своей сестры нагишом — по двадцать центов за штуку. То было в сороковые годы, когда фото обнаженных женщин вызывали ажиотаж. Сообразив, что у него талант торгаша, Рэтс вскоре пошел дальше и стал продавать фото, на которых был запечатлен вместе с сестрой. К середине пятидесятых он издавал, печатал и распространял (разумеется, из-под прилавка) грубую подделку под журнал, утонченно названный «Влагалища». Он разбогател и быстро создал серию порнофильмов, которые тоже принесли ему деньги. В шестидесятых решил делать бизнес законно. И выпустил на глянцевой бумаге журнал о садоводстве, который продержался всего три номера и сожрал у Рэтса все деньги, до последнего цента.

К тому времени он был женат на шестнадцатилетней нимфетке, которая подождала, пока не уплыли деньги, а затем последовала их примеру. Он застукал ее в мотеле с семидесятилетним женатым мужиком и всадил старику пулю прямо между глаз. За это схлопотал двадцать пять лет тюрьмы. И, амнистированный за хорошее поведение (он скоро заделался любимчиком начальника тюрьмы — по причинам, известным только ему самому и его сокамернику, вымогателю по имени Литтл С. Порц), был после пятнадцати лет выпущен на свободу в ничего не подозревавшее общество. Рэтс быстро вернулся к делу, которое было ему знакомо лучше всего, и разбогател во второй раз. «Влагалища» возродились — на сей раз уже в газетных киосках и под новым названием — «Супервлагалище». Заждавшаяся публика оказала журналу самый теплый прием.

Но Рэтс, разумеется, хотел большего. Он женился на семнадцатилетней танцовщице-стриптизерке и раз в неделю ездил с ней в универсамы, где заметил, что среди журналов, выставленных на полках около касс, у публики, стоящей в очередях, особым вниманием пользуются вполне определенные издания. Началось все с «Нэшнл энкуайр», вслед устремились всевозможные подражания.

Рэтс тоже захотел найти свою нишу. Он решил начать выпускать газету, которая строилась бы по такой же схеме, но с некоторыми добавками. Похабные, компрометирующие фотографии знаменитостей — и как можно похабнее. Разумеется, в универсамах его журнал продавать не станут, но это его не беспокоило.

Люди смогут покупать листок в газетных киосках.

Случайная встреча со старым дружком Литтлом С. Порцем, как выяснилось, обоим пошла на пользу. Они столкнулись у ресторана «Тони Рома»в самом центре Беверли-Хиллз.

В разговоре открылось, что новую скандальную газету «Правда и факт» издает — владеет ею и редактирует ее — не кто иной, как сам Рэтс.

— Снимочки для тебя есть — закачаешься! — похвастался Литтл. — Недешево, но они того стоят.

На другой же день ударили по рукам. Рэтс скупил весь набор негативов Карен Ланкастер — Росс Конти и на обложку выбрал довольно приличный снимок, тот, где Росс вот-вот начнет жевать необыкновенный сосок. По-настоящему грубую порнографию он приберег для разворота.

— Я их тисну в ближайшем номере, — сказал Рэтс.

— Может, упомянуть, что снимки мои? — нерешительно предложил Литтл. Умом он никогда не блистал.


Мэрли отказалась дать Элейн взаймы десять тысяч долларов.

Да она просто в шок пришла оттого, что Элейн набралась наглости ее просить. Она позвонила Карен, хотела пожаловаться, но Карен набросилась с обвинениями, что она спелась с Элейн и поэтому не звонит.

— Я ни с кем не общаюсь, потому что занята только Нийлом, — оправдывалась Мэрли.

— Но ты же ненавидишь эту гниду, — растерялась Карен.

— В моем словаре нет слова «ненависть», — последовал благочестивый ответ. — Нийл изменился. Он, по-моему, готов отделаться от этой… как ее там… и вернуться ко мне.

— Ты что, серьезно?

— Вполне.

Немного помолчали — осваивались с новым образом Мэрли.

Потом Карен вспомнила о коротком сообщении, которое вычитала в одном из номеров «Лос-Анджелес тайме».

— Как фамилия твоего приятеля Рэнди?

— Феликс. Я тебя с ним достаточно много раз знакомила, так могла бы хоть фамилию запомнить. Он, конечно, не знаменитость, но…

— Он мертв… — перебила Карен.

— Что?!

— В газете написано. Кто-то позвонил в полицию, и они его нашли — перебрал наркотиков — в какой-то паршивой однокомнатной квартирке в Голливуде. Ты вроде бы говорила, что деньги у него водятся.

Мэрли была убита. С Рэнди она порвала, но все же как могло случиться такое? И что он делал на этой помойке? Говорил, что живет в очень милой квартирке. «Всего три комнаты, но мне хватает», — его собственные слова. Конечно, она там ни разу не была. Может, так оно и есть.

— Я должна к нему поехать, — решила она.

— Что ты несешь? Он мертв, — фыркнула Карен. — Полиция этим занимается. Они считают, что, когда он умер, с ним была вроде бы какая-то женщина, хотят ее допросить. — Ее вдруг осенило. — Ты ведь с ним наркотиками не пробавлялась, а?

— Не надо чушь пороть, — обрезала Мэрли. — Я даже марихуану не курю.

— Г-м… — Карен вздохнула. — И понятия не имеешь, что теряешь.

Мэрли закончила разговор, отправилась в ванную и принялась разглядывать миловидную блондинку в зеркале. Почему она вечно находит себе неудачников? Что в ней такого, что привлекает охотников за приданым да шалопаев?

Вспомнился Нийл. Мужчина в летах. Англичанин, уважаем, прекрасный режиссер.

Был когда-то ее мужем, а она его упустила. Пришло время его вернуть.


Нийл вырвался на Тихоокеанское шоссе в древнем белом «Шевроле» сестры Миллер. Оказавшись на воле, он передумал брать приступом офис Оливера и добиваться возвращения себе режиссерского кресла. Монтана ему нужна больше, чем чертов фильм, а она определенно не будет ему признательна, если он влезет и возьмет постановку на себя. Он решил остановиться, что-нибудь выпить, вернуться на побережье и позвонить ей. Если он потребует встречи, она вряд ли откажется, и тогда можно все обсудить. Встреча лицом клипу давно назрела.

Он нашел знакомый бар и припарковался.

От двух рюмочек доброго бренди с ним ничего не случится, они скорее пойдут на пользу, чем повредят. А что бренди принимают с лечебной целью — факт общеизвестный.

Первый стаканчик — как напиток богов. Второй просто дополнил первый. Пить он умеет. В Париже ничего не стоило раздавить бутылку за вечер. Конечно, много лет прошло, но разве забудешь, как обходиться с выпивкой. Или с женщинами. Он глухо рассмеялся своей шутке и заказал еще.


— Перебирайся ко мне, — посоветовала Джина утром после бурно проведенной ночи. Она торопливо собиралась на ленч с Монтаной.

Росс лежал в постели и смотрел на нее. Усмехнулся лениво.

Можно не сомневаться, дважды просить его не надо. Дом у нее чудный, сиськи идеальные. К тому же отель «Беверли-Хиллз» влетает ему в копеечку.

На ленч в ресторан «Эль Падрино»в гостинице «Беверли-Уилшир» Монтана приехала вовремя. Огляделась, заказала «Перно» со льдом, устроилась поуютнее и принялась ждать. Она точно знала, что ждать Джину придется.

Верная себе, Джина появилась с типичным для звезды опозданием на тридцать пять минут. На ней были канареечные шелковые брюки, прозрачная блузка, громадные белые очки от солнца и пушистый жакет из рыжей лисы, хотя на улице было семьдесят пять градусов по Фаренгейту.

— Черт возьми! — воскликнула она, рухнув на мягкий стул. — Вот это ночка! Росс Конти — все, что про него говорят, и даже больше. — Она хихикнула. — Больше на несколько дюймов!

Целый год у меня такого мужика не было! — Перехватив проходящего официанта, она заказала:

— Ром с колой. И льда. Побольше. — Подняла очки на лоб и уставилась на Монтану. — Так о чем у нас разговор? Я могла бы поспать еще два часа.

Монтана покачала головой, пытаясь скрыть крайнюю досаду.

— Джина, — она говорила медленно, как с непослушным ребенком, — я велела тебе сбросить двадцать фунтов, привести в порядок волосы, поубавить имидж секс-бомбы. Ты что же, меня не поняла?

Джина спряталась за очками от солнца и беспокойно оглядела полутемный ресторан.

— Монтана, дорогая. Ты должна понять, что мне приходится поддерживать определенный имидж. Мои зрители ждут, что я буду выглядеть шикарно.

— Плевать мне, что там ждут твои зрители. Я как твой режиссер жду от тебя, черт возьми, куда большего, а не дождусь, ты из картины вылетишь.

— Я вылечу?! — не веря, рассмеялась Джина. — Дорогая, давай-ка не забывать, кто в этом фильме звезда.

Официант принес ее коктейль, и она чуть ли не залпом осушила бокал.

Монтана потягивала «Перно»и думала, как лучше повести себя в этой ситуации. Она была удивительно спокойна, знала — победа будет за ней. Джину она обломает. Не знала, каким образом, знала только, что обломает.

Она невозмутимо разглядывала блондинку.

— Ладно, — согласилась она. — Хорошо. Делай по-своему.

Я буду достаточно занята работой с Бадди. Росс, я уверена, будет что надо. Мне кажется, он всех удивит.

Джина не ожидала, что ей так быстро уступят; это вывело ее из равновесия. Она повела плечами, сбросив жакет из лисы, отчего несколько мужчин, сидевших поблизости, поперхнулись выпивкой.

— Я тоже собираюсь многих удивить, — выдала она раздраженно.

— Ну, еще бы, — согласилась Монтана. — Пышная Джина Джермейн в своем амплуа. Сиськи-и-задница получает приз за худшую роль года.

— Глупости! — набросилась на нее Джина. — Не думай, что можешь со мной разговаривать, как тебе заблагорассудится, только потому, что я спала с твоим мужем.

Глаза Монтаны угрожающе сверкнули, но она сдержалась.

Нийл! С этой? Она недостойна тебя!

— Чем ты занималась с Нийлом — это ваше дело. На цепь я его никогда не сажала, — сказала она тихо.

Джина сняла темные очки и сощурила голубые навыкате глаза.

— Странная ты, и сама ведь это знаешь, да?

Монтана пожала плечами.

— Я считаю, каждый человек свободен. Нийл тебя хотел. Получил. Ну и что? Посмотри, чем он кончил.

— Боже! Разве хорошо так говорить?

— Почему же нет? Это правда. — Она подала знак официанту. — Счет, пожалуйста.

— Но мы еще и не ели, — возразила Джина.

— Не вижу смысла, — твердо сказала Монтана. — Я хотела поговорить с тобой насчет роли, как-то тебе помочь. Но вижу, что напрасно теряю время. Ты просто хочешь поиграть в силовые игры, а это не по мне. Я работящая женщина, Джина, а не голливудская жена.

— А ты железная девка. — В голосе Джины послышалось сдержанное восхищение.

— Нет. Просто профессионал, который хочет снять фильм как можно лучше. Я тебе это говорила при нашей первой встрече, думала, мы поняли друг друга, но, видно, ошиблась.

Она взяла счет у официанта и полезла в сумку за кредитной карточкой.

— Раз договориться мы с тобой не можем no' — хорошему, принуждать тебя я не собираюсь. Я буду заниматься только Бадди и Россом. И они так сыграют, что мисс Джермейн никто и не заметит. А жаль, потому что ты могла бы зазвучать. Все это в тебе есть, Джина. Спрятано под прической, бюстом и гримом. — Она помолчала. — Надо только, чтобы кто-то с тобой поработал — кто-то, кому не безразлично, что ты делаешь. Я могла бы это из тебя вытащить, и ты это знаешь.

— С женщинами мне не работается.

— Чушь собачья. Ты хоть раз пробовала? А вдруг тебе понравится?

Губы Джины медленно растянулись в улыбке.

— Знаешь что? Ты напоминаешь мне меня!

«Боже упаси!»— подумала Монтана.

— Да, — восторгалась Джина. — Язык подвешен… ты девушка волевая. Выйдет у тебя — держу пари.

— Значит, ты будешь меня слушать?

— Почему бы и нет? — решительно заявила Джина. — Да, действительно, почему бы и нет? Слушалась обормотов, которые всю жизнь хотели на мне деньги зарабатывать, так что? Как знать, работа с тобой, может, переменами обернется. — Наклонившись поближе, она перешла на доверительный тон. — Я тебе что-то скажу, Монтана. У меня с Нийлом… это не имело никакого значения. Просто что-то вроде деловой договоренности.

— Не сомневаюсь.

— И правильно делаешь, потому как, скажу я тебе, все мужики — неверные шалопаи. Все, милая. Больше, чем на плевок, верить им нельзя. — Она кивнула с умным видом. — Я-то знаю.

С пятнадцати лет самостоятельная, и скажу тебе — не все было только сахар. Не знаю, как бы тебе понравилось, если бы я порассказала, чем мне приходилось заниматься, чтобы оказаться там, где я сейчас.

Если Джина говорила, то уж говорила. Два часа спустя она все говорила. А Монтана слушала. Тихо.

Актеры. Актрисы. Все одинаковые. Пожалеешь их немножко, проявишь чуткость и бери тепленьких.

Когда начнутся съемки, Джина будет воском в ее руках. И она такой игры от нее добьется, какой похотливые ее зрители никогда и не видели.

Если Нийл мог это, так и она сможет;

Загрузка...