Голос сердца

ГЛАВА 6

ДЕКАБРЬ

— Месяц спустя —

— Пожалуйста, можно я пойду поиграю с Ланой на улице? — умоляет Олив. Я держал ее дома в течение последних нескольких недель, не желая спускать с нее глаз ни на секунду после того, как она напугала меня.

— Хантер, — орет ЭйДжей из гостиной. — Пусть малышка выйдет и поиграет, — иногда жить с ЭйДжеем все равно, что жить с надоедливой женой — он постоянно ноет и пристает ко мне. Это у него получается, как у лучшей из них. Самое забавное в том, что он не живет со мной, он просто проводит большую часть времени здесь, нежели в собственном доме с Алексой, и я не уверен, что могу винить его за это. Но сегодня Алекса здесь — она приходит с ЭйДжеем каждое воскресное утро на «семейный завтрак».

— Завтрак будет готов через пару минут, — кричу я им обоим.

— Бабуля и дедуля уже приехали! — кричит Олив из-за входной двери. Что она там делает? Я высовываю голову из-за угла, не обращая внимания на взбитые яйца, капающие с венчика в моей руке.

— Олив, зайди в дом! Почему ты надела теплые штаны и ботинки?

— Я хочу пойти поиграть в листьях с Ланой, — визжит она.

— Ладно, во-первых, тебе не нужны зимние штаны и ботинки, чтобы играть в листьях, во-вторых, ты наверх надела летнее платье. А в-третьих, только что приехали твои бабушка и дедушка.

— Ты отстал от жизни, — говорит мне Алекса, когда видит Оливию в гостиной. — Олив, ты выглядишь сказочно в этом наряде. Иди сюда, давай сделаем тебе прическу.

Я возвращаюсь к яйцам и вафлям — мой воскресный утренний ритуал. Кофе уже наготове, и у меня все под контролем.

— Приходите на завтрак, всем хватит! — слышу голос мамы, выкрикивающей на проезжей части. Не знаю, кого она приглашает, но предполагаю, что это Шарлотта. — Нет, не глупите! Приходите. Я принесла кофейный торт и кексы! — наступает тишина, но только на несколько секунд. — Хорошо. Конечно, дорогая, я спрошу у него.

Распахивается дверь и раздается голос папы в стиле Коржика (Примеч. Коржик — персонаж из «Улицы Сезам»):

— Где моя маленькая принцесса?

Визг Олив заставляет меня смеяться. Она живет этими «воскресными утрами» со всей семьей. Что-то есть в доме, наполненным близкими, что заставляет Олив чувствовать себя на вершине мира, и это является причиной, по которой я продолжаю организовывать эти завтраки каждую неделю, независимо от того, сколько хлопот мне это доставляет. Я не могу дать Олив нормальную семью, но могу дать ей семью, полную любви.

— Конфетка, во что ты одета? — мама спрашивает Олив. Я знал, что она спросит.

— Я увидела это в Vogue, — отвечает она. Я закрываю глаза и качаю головой. Алекса имеет такое поразительное влияние на нее...

— Очень забавно, — говорит мама. — Хантер, дорогой, — голос мамы становится громче, по мере ее приближения к кухне. Подойдя ближе, она обнимает меня за плечи и, становясь на носочки, притягивает меня к себе, чтобы поцеловать в щеку. — Привет, дорогой. Я принесла кое-что на завтрак.

— Привет, мам.

— Хантер, еще я пригласила Шарлотту. Она как раз приехала из магазина, так что я подумала, было бы неплохо расширить круг гостей, но она не хочет навязываться. Ты же не будешь возражать, если она присоединится к нам? — я улыбаюсь только потому, что я уже приглашал Шарлотту несколько дней назад, но она отказалась из-за неловкости. Я официально не представил ее остальной части моей семьи, но благодаря ЭйДжею мама знает все о ней.

— Было бы хорошо, — говорю я ей.

— Вы двое, — она прочищает горло. Я смотрю на нее, чувствуя, как жар приливает к щекам. Мама и я никогда не говорили об отношениях или вопросах относительно женщин. Элли выросла в нашей жизни, и все встало на свои места в нужное время, поэтому в таком «разговоре» никогда не было необходимости. Глядя теперь на ее приподнятые брови, я хочу попросить не спрашивать меня ни о чем.

Вместо этого я говорю:

— А что мы?

Она хлопает рукой по моей спине:

— О, Хантер, ты знаешь, что я имею в виду.

— Мы друзья, — я напоминаю ей это в пятнадцатый раз за прошедший месяц. Мы друзья — друзья, которые смотрят друг на друга совсем не по-дружески. Друзья, которые обнимаются гораздо чаще, чем друзья должны обниматься, когда прощаются поздно ночью после вечернего просмотра телевизора, лежа на диване. Друзья, которые не осмеливаются сделать шаг вперед, так как боятся потерять единственного друга. Я запал на своего друга... и не знаю, что мне с этим делать.

— Хантер, я знаю, что ты думаешь по поводу того, что я сую свой нос в твою личную жизнь. И я действительно пыталась воздержаться от этого изо всех сил за последние пару лет, — это верно, вместо этого она подсела на уши ЭйДжею, зная, что он не сможет держать эти гребаные идеи при себе. Она даже пыталась добраться и до Олив. Они оба сдали маму, но она не знает об этом. — Я просто думаю, что эта женщина хорошая, и к тому же у нее есть маленькая девочка, почти как Олив.

— Ты никогда не встречалась с ней, — напоминаю я маме.

— Но я бы с удовольствием.

— Тогда иди и пригласи ее, — смеюсь я. — Это определенно осчастливит Оливию.

— Ты меня звал? — спрашивает Олив, появляясь на кухне с четырьмя хвостиками по центру головы ото лба до затылка, формируя идеальный ирокез.

— Серьезно, Алекса? — кричу я.

— Всегда пожалуйста! — кричит в ответ она. Мама закатывает глаза, думая об Алексе то же самое, что и я.

— Я скоро вернусь. Пойду, передам твое приглашение Шарлотте, — говорит мама.

Как правило, я был бы обеспокоен тем, чтобы отправить маму через улицу, дабы поговорить с кем-либо из моих друзей, но я предупредил Шарлотту о ней. Надеюсь, не будет никаких сюрпризов.

Я заканчиваю готовить вафли и беру бумажные тарелки и салфетки, когда слышу смех мамы и Шарлотты, входящих в дом.

— Лана, я слышала, что вы с Олив лучшие друзья. Правда? — спрашивает мама.

— Самые-самые лучшие друзья во всем мире, — говорит Лана.

— Ну, она заняла тебе место за столом в столовой. Почему бы тебе не пойти к ней, пока я поболтаю с твоей мамой? — не услышав ответа Ланы, я вижу, как она летит через гостиную, а затем слышу визг Олив. Невероятно, сколько шума могут создать две маленькие девочки.

Одну за другой я заношу наполненные тарелки в столовую. Шарлотта быстро находит меня на кухне, чтобы помочь с тарелками.

— Я рад, что ты пришла, — говорю я ей.

— Как я могла сказать «нет» твоей маме? — говорит она тихо с кривой ухмылкой.

— Не знаю. Я полагал, что так же, как сказала «нет» мне, — игриво толкаю ее в плечо, когда она проносится мимо меня с кувшином апельсинового сока и двумя кружками кофе.

Я мою сковороду, когда возвращается Шарлотта. Она обнимает меня со спины и прижимается щекой к моему плечу. Это чувствуется так хорошо.

— Твоя семья — это действительно здорово. Мои родители всегда путешествуют, поэтому я не чувствовала такого гостеприимства уже очень давно, — говорит она.

Все, что я узнал о Шарлотте за несколько прошедших месяцев, было процессом медленного разрушения барьера, который она очень старалась удержать на месте. Несмотря на то, что Шарлотта обычно болтает без фильтра, ее прошлое — совсем другая история, та, которая, кажется, похоронена в месте, о котором знает только она. Думаю, что в этом мы с ней похожи.

— Надеюсь, я не помешала, — говорит мама, входя с пустым кувшином из-под апельсинового сока. Выражение лица у нее почти зловещее, как будто она планирует мое будущее с Шарлоттой прямо в эту самую секунду. Я уверен, что у нее на уме только хорошее, но не знаю, как донести до нее, что будущее — это вряд ли определение того, что происходит сегодня, и я отказываюсь рассматривать или даже думать об этом. Если я не буду думать о завтрашнем дне, то не окажусь в конечном итоге с разбитым сердцем в другом пустом мире, который будет полон только «вчера».

— Неа, мы уже выходили, чтобы присоединиться к вам, — говорю я ей, отстраняясь от Шарлотты и забирая кувшин из рук мамы. — Идите, я наполню кувшин и приду к вам.

Мама любезно приобнимает Шарлотту за плечо и уводит ее обратно в столовую.

Когда я слышу оживленную болтовню, момент удовлетворения наполняет меня изнутри, неся с собой чувство чего-то правильного, незнакомого и чего-то такого, что, я думаю, мне отчасти нравится. Тепло разливается у меня в груди, и я взволнован от того, что все это ощущаю. С той секунды, как Шарлотта сегодня вошла в дом, я не думал об Элли или о том факте, что воскресный утренний бранч был традицией для нашей семьи в течение многих лет, пока не пришла она.

Обеды с родителями Элли теперь стали принудительными, они планируют их так, чтобы увидеть Олив один раз в месяц. Эти люди смотрят на меня, как на убийцу их дочери — ведь это я посадил то разрушительное семя в ее матку, которое забрало все, что они любили. Иногда они смотрят на Олив точно также, и я очень хочу нагрубить и заставить их чувствовать себя хоть на секунду так же, как они заставляют чувствовать меня. Хотя, как бы я не ненавидел жить с мыслью о потере моей жены, наверняка я не знаю, каково это — потерять дочь. И я не буду судить их за это поведение по отношению ко мне, но не понимаю, как они могут так относиться к Олив, их внучке и единственной частичке, которую оставила после себя Элли.

— Хантер, — зовет меня мама. — Еда остывает.

Я кладу тряпку и вытираю руки о штаны. То, что я вижу в столовой, можно назвать счастьем. Тем не менее, я быстро сталкиваюсь с реальностью — я слишком закрытый, чтобы воплотить мечты в жизнь. По мере того, как все лица поочередно поворачиваются в мою сторону, улыбки исчезают, и мое сердце немного сжимается. Я заставляю всех вокруг себя чувствовать то, что чувствую я — мое страдание, мое отвращение к себе и жалость. В полной тишине с невозмутимым лицом я занимаю свое место между Шарлоттой и Олив.

— Я сказал что-то не то? — спрашиваю я, отлично зная, что вообще ничего не говорил. — Вы все улыбались в тот момент, когда я входил.

Мне нужно услышать правду. Я настолько плох? Шарлотта тоже это чувствует? Или Олив?

— Ты не самый счастливый человек, — первой заявляет Алекса. — Иногда трудно быть счастливым возле тебя, я думаю, все мы чувствуем себя виноватыми потому, что ты не можешь быть счастлив рядом с нами.

Мама и папа кивают головами в знак согласия, вероятно, они благодарны Алексе за ее смелость сказать это... то, что они тоже чувствовали, но не решались сказать вслух. Олив, прикрывая рот ладошкой, давится от смеха, к счастью, это доказывает то, что она не понимает, о чем говорит Алекса. И Шарлотта, она смотрит на меня так, как я не хотел бы, чтобы она смотрела. Как будто она только что пришла к выводу, что я что-то пытаюсь скрыть от нее.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь избавиться от боли в груди, но странно, воздух только мешает, мне кажется я сейчас задохнусь. Я могу уйти прямо сейчас или закатить сцену, могу игнорировать все, что сказала Алекса или могу сказать ей правду. Приняв решение, которое удивляет даже меня, я заявляю:

— Ты права.

Она права.

—Я прошу прощения за то, как заставил вас чувствовать себя в течение последних пяти лет.

Сколько раз мне нужно сказать это им прежде, чем это потеряет свой смысл?

В группах поддержки, что я посещал, я видел людей, которые исцелялись быстрее, чем другие. Некоторые вдовы начали ходить на свидания всего через несколько месяцев после смерти своих супругов, в то время как другие даже мысли не допускали в своей голове о том, чтобы найти нового партнера. Я был в составе последней группы в течение длительного времени, но для меня туман уже достаточно рассеялся, чтобы я мог видеть немного дальше вперед. И я вижу длинный жизненный путь и не уверен, что хочу остаться в одиночестве, в состоянии постоянного страдания. Опять же, я не уверен, что когда-либо принимал решение быть несчастным. Я просто не был в состоянии выяснить, как им не быть. Иногда я чувствую, что стучу по оконному стеклу, пытаясь привлечь внимание всех, кого люблю, но они не слышат меня. Я знаю, что у нас часто заходит этот разговор, и я действительно желаю, чтобы они не поднимали его сегодня здесь, при Шарлотте.

— Ты знаешь, сколько раз ты говорил это? — спрашивает папа. — Количество раз, принесенных тобой извинений, делает их все менее значащими, сын.

Это. Я не хотел, чтобы Шарлотта стала частью этого, и, судя по ней, она думает точно также.

— Моя лучшая подруга потеряла мужа, — предлагает Шарлотта ветвь мира. — Верьте или нет, но Хантер делает гораздо большие успехи, чем она сделала за пять лет после его смерти.

— О, дорогая, мне так жаль, — протягивает мама. — Я не могу себе представить, что, должно быть, она пережила, бедняжка.

Да, ты можешь! Эй? Вы все прекрасно видите, как через это прохожу я.

— Вы можете, миссис Коул, — Шарлотта протяжно выдыхает, пока раскладывает салфетку на коленях. — Это очень похоже на то, что испытал Хантер. Тем не менее, у моей подруги нет детей, что облегчило бы ее выбор в жизни — падать все ниже и ниже, включая наркотики, алкоголь и другие вещи, которые не подходят для обсуждения за этим столом, — Шарлотта обхватывает ладошкой чашку с кофе, сжимая ее так, как будто хочет избавиться от внутреннего напряжения. — Я знаю, что встретила Хантера относительно недавно, но думаю, что он большой молодец в этом плане.

Я чувствую себя странно, так как обо мне говорят так, будто меня здесь нет, но в то же время я польщен, что Шарлотта так отстаивает меня в кругу моей семьи. Для того, что она только что сделала, требуется огромная смелость.

Мама немного опешила. Ее глаза широко распахиваются, а брови приподнимаются примерно на сантиметр выше. Однако папа умело скрывает маленькую кривую усмешку на плотно сжатых губах. Ему нравится уверенность Шарлотты. Он говорил мне много раз в течение жизни, что считает уверенных в себе женщин красивыми и сексуальными.

Мы все молчим, ожидая, пока кто-нибудь что-то скажет, но я не уверен, что слова необходимы.

— Ладно, — я, наконец, прерываю молчание. — Да, я был несчастным человеком, к несчастью для всех вокруг. Я понимаю, что в моей жизни ничего не менялось последние пять лет, и, возможно, я должен был победить свою боль еще четыре года назад, но она была частью моей жизни в течение двадцати лет. Время еще не исцелило меня, так что я должен делать? Вы хотите, чтобы я притворялся, что у меня все хорошо? — я выдавливаю дурацкую ухмылку. — Ну как вам? Так больше нравится?

— Хантер, — огорченно говорит мама.

— А еще лучше, — продолжаю я, — мне, наверно, следовало уйти за ней. Может быть, я должен был сделать то, о чем много раз думал с того момента, как она умерла.

Шарлотта скользит рукой по моим коленям, пока ее пальцы не касаются моих. Она крепко сжимает их, молча прося меня успокоится.

— Ты прав, — говорит мама. — Шарлотта, ты тоже права. Мы все так старались помочь тебе стать снова счастливым, что просто не понимали, через какие трудности ты прошел и что преодолел. Я думаю, скажу за всех, что у нас может быть немного больше понимания на протяжении того времени, которое тебе потребуется, чтобы найти что-то, что заставит тебя улыбаться так, как ты улыбался когда-то.

Я вижу их раз в неделю, и Шарлотта, как правило, тоже не всегда здесь, так что они не видят, что я улыбаюсь как раньше. И это не потому, что я влюблен в женщину, которая сидит рядом со мной, это потому, что кто-то имел достаточно терпения, чтобы выслушать и по-настоящему понять, что я пережил, что до сих пор переживаю то горе и печаль, с которыми я живу. Никто, кроме нее, не предложил мне это терпение, и все же, несмотря на мой эмоциональный багаж, она довольствуется моей компанией так же, как и я ее присутствием.

— Я улыбаюсь, — поправляю я маму. Я смотрю на Шарлотту, а затем беру ее за руку и поднимаю ее вверх над столом для всех, наблюдая ее удивленный взгляд. — Эта женщина заставляет меня улыбаться, и нет, мы не «любовная история», так как я знаю, что ты любишь вешать ярлыки, но она мой лучший друг... даже больше, я думаю.

Более чем друг, я полагаю. Что я имею в виду под этим? Более — это то, чего я постоянно тщательно избегаю? Более — значит, что я, наконец, пересек эту линию, благодаря чему воспоминания об Элли медленно исчезнут? В удивленном взгляде Шарлотты мерцает восторг, я вижу блеск в ее глазах.

— Я знал это! — кричит ЭйДжей через стол. — А ты счастливчик. Такой куш сорвал… уж поверь мне.

Что ж, это был легкий способ, чтобы отвлечь внимание от меня. Мама таращится на ЭйДжея, а Алекса отвешивает ему пощечину.

— ЭйДжей, — ругается мама.

— Эй! Я имел в виду, что ему очень повезло.

Объяснение ЭйДжея не работает так, как он, вероятно, рассчитывал. И я начинаю задаваться вопросом, почему он так побледнел и почему он выглядит так, будто его сейчас стошнит.

— Может, мне следует сказать, что я знала это, — говорит Алекса, вставая из-за стола, извиняясь. — Шарлотта. Я должна была знать.

— Я пропустил что-то? — спрашиваю я.

Алекса уже стоит одной ногой за дверью, когда говорит:

— О, ты не знаешь, не так ли?

Рука Шарлотты выскальзывает из моей руки, и я сразу же делаю вывод, что ничего хорошего мне это не предвещает.

— Девочки, вы все съели? — спрашивает мама Лану и Олив.

— Да, — отвечает Олив, выглядя немного растеряно.

— Почему бы вам двоим не пойти поиграть на втором этаже? Я загляну к вам через несколько минут.

Обе девочки спрыгивают со своих мест и несутся вверх по лестнице, оставляя это место еще более неловким.

— Кто-нибудь собирается рассказать мне, что здесь происходит или как?.. — я не знаю, как закончить этот вопрос, и слова, идущие из моих уст, звучат глухо, словно кто-то просто ударил меня в живот.

— Можем ли мы поговорить минутку? — спрашивает Шарлотта, вставая со своего места. Я слышу, как она говорит, и чувствую, что она смотрит на меня, но я смотрю на лицо ЭйДжея, которое говорит мне, что есть что-то, что мне не понравится.

— Я еще не пробовал свой завтрак, который готовил все утро. Я думаю, что наш разговор может подождать.

Все это время я пялюсь на ЭйДжея, наблюдая, как розовый оттенок на его щеках продолжает очень медленно сползать, становясь бледнее, напоминая призрака.

Я запихиваю кусок за куском в рот, пока в голове крутятся мысли. Может быть, все не так плохо, как я предполагаю? Но сейчас я думаю о том, что губы ЭйДжея касались тех губ, которых я не мог коснуться по той причине, что считал это неправильным. Я думаю, что ЭйДжей уже увидел, что находится под одеждой этой красивой женщины, сидящей рядом со мной. Я думаю, что он знает, настоящая ли у нее грудь или силиконовая... вопрос, который я задаю себе каждый раз, когда она идет ко мне. Независимо от того, что он сделал, я не знаю, был ли он с ней в последнее время или еще до того, как я встретил Шарлотту, и это — единственный вопрос, ответ на который я хочу получить сейчас. Это может привести к конфликту с одной из десяти заповедей уважения к ближнему.

Шарлотта не выходит из комнаты, она сидит, сложа руки на коленях, но я чувствую ее взгляд, впившийся мне в макушку головы. Мама уткнулась лицом в ладони... у нее, наконец, закончились слова, а папа сидит на краю своего стула, ожидая продолжения шоу. Что знает Алекса? Как же она поняла так много из такого короткого замечания? ЭйДжей не попросил ее остановиться и вернуться, не спросил ее, о чем она говорит и в чем обвиняет его.

Проходит несколько минут и все мы находимся все еще в том же положении, в котором были, когда вылетела Алекса. Мама, наконец, делает первый шаг и встает со своего стула, очищая тарелки, до которых может дотянуться.

— Гарольд, помоги мне на кухне, — говорит она папе.

Папа следует за ней, собирая несколько тарелок на своем пути. В комнате остаемся только ЭйДжей, Шарлотта и я.

— Прости, — говорит ЭйДжей.