Голубые холмы Синтры

Глава 8

Однажды, спустя неделю с небольшим после возвращения в Паласио, Элинор обнаружила, что после полудня она свободна от дел. Карлота решила устроить сиесту, Мигел уехал в Лиссабон. Сад выглядел заманчиво, и Элинор с книгой отправилась на лужайку. Но книга так и осталась лежать закрытой у нее на коленях. Она откинулась на спинку стула, с сонным видом рассматривая пейзаж… красочные сады, щеголяющие экзотическими цветами, прекрасный фонтан Русалок, извилистый ручеек, исчезающий в парке. За парком высилась скалистая горная цепь, являя собой картину, полную неукрощенного романтического великолепия. Элинор любовалась откосами и прибрежной равниной. На вершинах скал на фоне ясного, металлического неба виднелись тонкие очертания замков и дворцов. Более пологие низкие склоны и подножия гор напоминали о том, что Синтру некогда называли «эта плодородная земля».

Элинор довольно вздохнула и взяла книгу. Но не читалось ей сегодня. Элинор мечтательно смотрела на дом, наслаждаясь элегантностью архитектуры. Гранитный фасад сиял в лучах солнца. Длинная изящная веранда также ярко блистала, отражаясь в трех огромных окнах малиновой гостиной.

Элинор перевела взгляд повыше и вдруг напряглась. Жулия была у окна комнаты Доры и пристально смотрела в сад. Элинор порывисто открыла книгу и сделала вид, что читает. Но украдкой посматривала на Жулию. Та скрылась, а вскоре появилась у другого окна. Может, убирает комнату… хотя вряд ли. Элинор занервничала, снова вспомнив о тайне. Что же делать? Лучше всего, конечно, тактично рассказать Мигелу о своих подозрениях. Но, спросив себя, что это за подозрения, девушка не нашла ответа. Да, она видела, как Жулия унесла норковую шубу из комнаты своей бывшей хозяйки… но у нее, вероятно, была на то законная причина. Затем таинственная пара… Элинор подозревала, что женщина могла быть Жулией. Но у нее не было ни малейшего доказательства. А теперь… То, что Жулия находилась у окна, абсолютно ничего не значило. Эту комнату, как и любую другую в доме, надо было убирать. Так что присутствие Жулии вполне оправданно.

Но подозрения не исчезали. Влекомая непонятной силой, Элинор, выждав полчаса, вошла в дом и поднялась по лестнице наверх. Она остановилась у двери комнаты и прислушалась, поглядывая на лестницу. Все было тихо. Элинор мягко повернула декоративную круглую ручку, покрытую серебром, и открыла дверь. Комната была пуста. Она вошла, машинально взглянув на дверь в соседнюю комнату. Сердце у нее словно подпрыгнуло. Если Мигел ее откроет… Но он уехал, строго напомнила она себе. Сердцу и нервам незачем приходить в такое возбужденное состояние. Элинор оглядела прекрасную комнату. Ее взгляд остановился на шкатулке, куда она положила найденный в роще бриллиантовый клипс. Девушка не удержалась и подошла к ней. Она подняла крышку… Элинор вскрикнула, увидев, что исчез не только клипс, но и золотой браслет с сапфирами. У нее кровь застыла в жилах. Значит, Жулия — воровка! Воровка… которая передает сокровища подельнику? Похоже на то. Что же делать? Как намекнуть Мигелу и избежать вопросов? Это невозможно. Но надо как-то действовать!

— Я не могу, — тут же прошептала она, — ведь я не скрою своего вмешательства.

Она долго стояла, обдумывая ситуацию, и наконец вышла из комнаты. Казалось, ноги сами ведут ее к маленькой лестнице на чердак, где хранится портрет покойной жены Мигела. Сначала Элинор увидела только старые сундуки и чемоданы, а также пыльную мебель. Она прошла дальше. Открыв дверь в следующую комнату, девушка поняла — портрет должен быть здесь. У стен ютилось множество картин в рамах. И среди них — та, которую она искала. Элинор с опаской подняла ее, будто касалась горячей кастрюли, и резко отодвинулась, задохнувшись от изумления. Она широко раскрыла глаза и замерла, уставившись как зачарованная на невероятно красивое лицо. И Карлота, и Санчес говорили о небывалой красоте Доры, но ее нельзя было описать словами. Огромные, широко расставленные, выразительные глаза, обрамленные густыми загнутыми ресницами, казались почти нереальными. Высокий лоб без единой морщинки. Черты лица настолько изящные, что казалось, они — дело рук взыскательного скульптора. Элинор пристально изучала соперницу. Она не могла отвести глаз от портрета. Он словно околдовал ее. Элинор мысленно представила Мигела и Дору вместе и словно наяву увидела, как все оборачиваются им вслед, не в силах оторвать взгляд от невероятно красивой пары. Элинор не нашла ни малейшего изъяна во внешности Доры. Ни в глазах, ни в губах не было даже намека на жесткость. А она чувствовала, что эту черту характера следовало отразить. На портрете же красота лица хранила выражение чистой невинности, женственной мягкости и искренности. Неудивительно, что муж так любил ее!

Наконец Элинор сдвинулась с места. Она чувствовала себя опустошенной и безнадежно уставшей. Как она могла лелеять надежду, что Мигел однажды влюбится в нее! Верно, она ему понравилась. Но, постоянно вспоминая жену, он никогда не сможет полюбить такую не очень приметную девушку, как Элинор. Она пала духом. На глазах выступили слезы отчаяния.

Пошатываясь, Элинор заставила себя подойти к портрету. Она собиралась вернуть картину на место. И вдруг остановилась в страшной тревоге.

Кровь отхлынула от ее лица, когда, обернувшись, Элинор увидела высокую фигуру мужчины в открытых дверях.

— Мигел! — портрет выскользнул из ее негнущихся пальцев и с грохотом упал на пол. Она в ужасе уставилась на него. Отвалилась часть красивой золоченой рамы. — Мне… мне т-так жаль… — Она испуганно замолчала, увидев на его лице то самое сатанинское выражение, которое уже дважды пугало ее. Его губы цинично скривились, глаза потемнели и наполнились холодом. Она сглотнула и попятилась, когда он вошел в комнату.

— Что ты здесь делаешь? — прогремел Мигел, сердито окидывая девушку взглядом с головы до ног. — Как ты смеешь трогать этот портрет?

Элинор только качала головой, не в силах объясниться. В наступившей тишине она с нарастающим волнением заметила, что его ярость готова вырваться наружу и смести все на своем пути.

— Отвечай! Не молчи!

— Мне… мне… — Она беспомощно развела руками. — Мне так жаль…

— Почему ты здесь? Чего ради суешь нос в чужие дела? — Он подошел ближе и теперь возвышался над ней, как огнедышащий вулкан. — Этот портрет… что ты с ним делала?

Элинор чувствовала себя так, словно совершила святотатство уже тем, что дотронулась до портрета.

— Я не могу объяснить, Мигел, — прошептала девушка, смутно понимая, что сейчас не стоит к нему обращаться просто по имени. — Портрет твоей… твоей жены… мне хотелось… хотелось у-уви-деть его… — Она быстро отвернулась, с горечью сознавая, что в ее сбивчивых словах нет никакого смысла.

— Кто тебе сказал, что он здесь? — Мигел нагнулся, поднял портрет и прислонил его к стене. Затем взял обломок рамы и сжал его в руке.

Элинор пристально смотрела на раму, кусая губу и думая о своей беспечности. Что он подумает о ней? Все кончено. Он никогда не сможет полюбить ее. Слезы потекли по бледным щекам. Элинор быстро их вытерла, с горечью смирившись с потерей любимого.

— Я упомянула о портрете Карлоте… то есть, — она запнулась, увидев, что он вопросительно поднял брови, — я… я упомянула о пустом месте между портретами в галерее и спросила ее, не… не висел ли там раньше портрет твоей жены. — Элинор замолчала, надеясь, что этого достаточно, но он сердито буркнул:

— Пожалуйста, продолжай!

— Карлота сказала, что ты велел положить портрет на чердак.

— И ты захотела его увидеть? — его прищуренные глаза пристально вглядывались в ее лицо.

— Какой-то необъяснимый порыв, — прошептала она с глубоким раскаянием. — Прости. Мне не следовало…

Грубый, сатанинский взгляд исчез, но вновь появился, когда Мигел повернулся к портрету. Элинор пробрала дрожь. Этот человек выглядел способным совершить убийство!

— Что ж, ты его увидела! И что ты думаешь о моей жене? Говори! — выкрикнул он.

— Она была очень красивой, — хрипло прошептала Элинор. — Я не видела никого красивее.

К ее изумлению, Мигел засмеялся… засмеялся резко, но с коварной мягкостью, которая вновь заставила ее подумать, что он выглядит способным совершить убийство. Явное раздвоение личности! Перед ней стоял не учтивый, отчужденный и аристократичный дон Мигел де Каштру. Перед ней был… дьявол.

— Красивая, а? — он снова взглянул на портрет. — Да! Не было женщины красивее. Ни одна женщина не могла сравниться… — Он перевел взгляд с портрета на Элинор. Девушка отступила в ужасе. Неужели это он, человек, которого она полюбила? Элинор вспомнила слова Карлоты, что из-за смерти жены Мигел стал будто не в себе. — Ты хорошо посмотрела? Ты позавидовала ее красоте? — Его обманчиво мягкий смех вновь нарушил тишину затхлой комнаты с тусклым светом, проникающим через окно в крыше. Элинор вздрогнула. Граф заметил ее дрожь, но на него это не подействовало. — Отвечай, девушка! Ты позавидовала ее красоте?.. Вот, посмотри еще! Несравненная, не так ли? Смотри, я тебе говорю! — он сунул портрет в лицо Элинор.

Она послушно смотрела, дрожа всем телом. Ей хотелось одного: скрыться от этого безумца. Но стоило ей сделать шаг назад, и он следовал за ней. Она оказалась пленницей.

— Да, — дрожащим голосом сказала она, стремясь успокоить разбушевавшуюся стихию. — Да, дон Мигел, теперь я его увидела…

— Что ж, посмотри еще… и еще раз! Тебе этого хотелось, не так ли? Тогда продолжай смотреть, чтобы не забыть никогда!

— Пожалуйста, — прошептала она. — Пожалуйста, поставь его.

Она задыхалась от страха. Ей было невыносимо видеть его таким. Горе и раскаяние охватили ее. Вся в смятении, Элинор безудержно разрыдалась. Она заговорила, запинаясь и всхлипывая, извиняясь за то, что причинила ему боль, раскаиваясь в том, что позволила себе проявить любопытство. Она твердила, что не следовало сюда приходить, и попросила у него прощения.

— Я н-ни за что не стала бы причинять тебе б-боль! — вскричала девушка, отнимая руки от лица. — Поверь мне, я себе причинила боли б-больше… — Она в ужасе остановилась, увидев, как в ярости он бросил портрет в самый дальний угол длинной узкой комнаты. — Дон Мигел!

— Вниз, — приказал он, отступая в сторону и указывая на дверь. — И чтобы ноги твоей здесь больше не было!

Дрожа всем телом, Элинор стояла посреди своей спальни, обхватив себя за плечи. Ее лицо пылало от воспоминаний. Она вновь и вновь переживала тот момент, когда, обернувшись, увидела графа в открытых дверях.

Как он там оказался? Мигел вернулся раньше, чем она ожидала. Но в этом не было ничего удивительного. Он быстрее, чем предполагал, справился с делами. Удивительно было то, что он поднялся на чердак. Но может, ему там что-то понадобилось… или он захотел полюбоваться портретом. Какая бы ни была причина, Элинор постигло глубокое унижение. Этот случай наверняка навредил хорошим взаимоотношениям с ее работодателем. Элинор не представляла, как она встретится с ним лицом к лицу.

Страдание оттого, что причинила боль любимому, смешалось с яростью из-за своего любопытства, которое привело ее на чердак. Элинор была в отчаянии. И раньше-то надежды было мало. А теперь — вообще никакой. Мигел наверняка презирает ее и, конечно, винит в боли и горе, из-за которых он бросил портрет. Где он теперь? Все еще наверху? С любовью касается портрета и просит у Доры прощения за то, что, страдая сам, причинил боль ей?

Он вел себя как помешанный, подумала Элинор, озадаченная его яростью. Как он сунул портрет прямо ей в лицо и велел смотреть! Что это значило? Она должна была рассмотреть красоту этой женщины, сравнить с собой и признаться себе в том, что у нее, Элинор, нет шансов?

«Ни одна женщина не может сравниться…» Элинор вспомнила его слова и зажмурилась. Она не могла сравниться — вот что он хотел сказать! Мигел обнаружил, что ему нравится Элинор, и повел себя так, что впоследствии пожалел об этом. Вот и дал ей понять, что ни одну женщину нельзя сравнить с его женой и что Элинор напрасно думает, будто он изменит ее памяти. Да, так и есть. Элинор осталось только тихо собрать осколки разбитого сердца и подумать о будущем.

Наконец Элинор неохотно решила, что нужно поскорее уехать из Паласио. Ей поначалу пришло в голову, что Мигел ее уволит, но она отмела эту мысль. Ему понадобятся ее услуги до тех пор, пока Карлота не выйдет замуж, А уж тогда, захочет он или нет дальше пользоваться ее услугами, она все равно вернется домой. А вернувшись, вскоре забудет красивого графа, который только и делал, что очаровывал или нагонял страх. Страх… Девушка невольно вздрогнула. Никогда в жизни она не пугалась сильнее, чем несколько минут назад, когда он стоял так близко, вне себя от гнева оттого, что она посмела дотронуться до портрета его жены.

Разумеется, Карлота заметила непривычную изможденность Элинор.

— Ты плохо себя чувствуешь? — ее глаза внимательно изучали лицо Элинор. Карлота нахмурилась. — Ты плакала, — заявила она прямо, не замечая, что поступает нетактично.

— У меня болит голова, — солгала Элинор. — Ничего, пройдет, когда выпью чаю.

Карлота яростно покачала головой:

— Дело не в головной боли. Ты не получила плохих известий из дома или что-нибудь в этом роде?

Элинор заставила себя улыбнуться:

— Нет, Карлота, не получила. Пожалуйста, не беспокойся обо мне. Я уже сказала, что поправлюсь, когда выпью чаю.

— Но…

— Достаточно, Карлота… — Тихий голос воспитанного человека перебил девушку. Они одновременно подняли глаза и увидели Мигела. Он вошел через открытую балконную дверь. — Элинор сказала, что у нее все в порядке.

Карлота вспыхнула от упрека в его голосе.

— Прости, Мигел. — И весело спросила, будто пытаясь его смягчить: — Ты выпьешь с нами чаю?

Элинор не смотрела на графа. Но, не услышав ответа на вопрос Карлоты, она наконец подняла глаза и слегка покраснела. Рука с чайником слегка дрогнула, и она чуть не пролила чай на стол. Мигел встретился с ней взглядом, и она с огромным изумлением поняла, что в нем нет ни капли враждебности.

— Да, — сказал он, подходя к столу, — конечно, я выпью с вами чаю.

Трудно поверить, что меньше часа назад произошла дикая сцена на чердаке. Так естественно вел себя Мигел! Радуясь такому превращению, Элинор не заметила, что за естественностью таились отчуждение и надменность. К концу чаепития она начала это понимать, уловив, что ее высокородный работодатель собирается постепенно поставить ее на свое место — место обычной служащей. Элинор признавала, что он прав. Но в то же время девушке хотелось отомстить, пусть даже защищая себя, — гордость не позволяла ей открыть свои чувства.

С каждым днем атмосфера в Паласио становилась все прохладнее. Элинор удавалось скрыть, как она страшно несчастна. Помогли приготовления к свадьбе Карлоты, где Элинор предстояло быть главной подружкой невесты. Платье Карлоты шили в самом престижном и модном ателье Лиссабона, как и платье Элинор. Церемония бракосочетания должна была состояться в столичном соборе. В Паласио все было готово к приему многочисленных гостей.

— Столько работы, и все ради меня! — Карлота, взволнованная и покрасневшая от счастья, указала на фасад Паласио, где рабочие устанавливали дополнительное освещение. Все сады будут освещены. К ветвям деревьев прикреплялись несколько сотен цветных огней. Фонтанам предстояло стать цветными, а для музыкантов строили декоративное возвышение. — Какой у меня чудесный брат!

Элинор с улыбкой повернулась к девушке:

— Да. Он и вправду чудесный, Карлота. — Элинор не заметила, что ее губы слегка вздрогнули, но Карлота увидела это и нахмурилась.

— Думаю, у тебя что-то на уме, Элинор. Ты… изменилась.

Элинор заставила себя засмеяться:

— И что же у меня может быть на уме?

— Не знаю… — Карлота нахмурилась еще больше. — Мой брат… он сказал, что ты останешься здесь после моего отъезда… Ты останешься, правда?

Элинор не нашлась что ответить. Она с болью подумала о скором отъезде. Она и оглянуться не успеет, как вновь окажется в Англии.

— Ответь мне, пожалуйста, Элинор. Я знаю, что у тебя будет другая должность, потому что обо мне уже будет заботиться мой дорогой Санчес. Но я говорила с братом, и он подтвердил, что ты должна остаться в Паласио. — Ее глаза вдруг подозрительно заблестели. — Мне все еще нужна твоя дружба. Хотя мы будем жить далеко друг от друга, мы часто сможем видеться. Мигел может брать тебя в усадьбу, а мы будем ездить к нему в гости. — Карлота замолчала, но Элинор все еще не могла произнести ни слова. — Я думала, все улажено, — настаивала Карлота. — Мигел сказал, что ты пообещала остаться.

Элинор наконец заговорила. У нее вырвался глубокий вздох.

— Я совсем не уверена, что могу остаться, Карлота. Видишь ли, для меня на самом деле нет должности.

— Мигел ее придумает, — немедленно ответила Карлота. — Он хочет, чтобы ты осталась, ради меня.

— Ради тебя… — Элинор вновь вздохнула, но Карлота, увлеченная уговорами, не заметила ни вздоха Элинор, ни того, что она готова разрыдаться.

— Он знает, как сильно я тебя люблю. Он признает, что ты была мне хорошей подругой, и знает, что я буду по тебе скучать, если ты уедешь от нас. Тебе не нужно уезжать, Элинор. Ведь если бы не мое замужество, ты бы осталась?

— Думаю, что нет.

Карлота бросила на нее удивленный взгляд.

— Ты так говоришь!.. — страдальчески воскликнула Карлота. — Неужели ты бы оставила меня?

— Конечно нет. Не будем об этом, Карлота. В конце концов, можно поговорить о гораздо более интересных вещах. — Элинор улыбнулась и указала на рабочих на фасаде Паласио. — О твоей свадьбе будет говорить весь город!

Карлота кивнула, но оставалась встревоженной. Она явно поделилась опасениями с братом, и вечером Мигел нашел Элинор во внутреннем дворике. Карлота одевалась к обеду, а это обычно занимало много времени.

— Карлота думает, что после ее свадьбы ты потеряешь работу. Это верно? — без всяких предисловий начал он.

Элинор недолго колебалась.

— Да, дон Мигел. Я отправлюсь домой, как только Карлота уедет. — Она не смотрела на него. Боялась увидеть презрение в его глазах и смущалась, поскольку, когда он рядом, в голову лезли воспоминания об их стычке на чердаке.

После ее слов наступила гробовая тишина. Потом раздался его властный голос:

— Насколько я помню, ты обещала остаться. Полагаю, ты сдержишь слово.

Она испуганно подняла на него взгляд:

— Ты хочешь, чтобы я осталась… после… после… — Она беспомощно развела руками. — Невозможно, дон Мигел, — решительно заявила Элинор. — Я так неправильно поступила…

— Может, мы забудем об этом, Элинор? — грубо перебил он. На миг его лицо исказилось гневом. Девушка поняла, что и он терзается воспоминаниями о том, как утратил контроль над собой, когда швырнул портрет в присутствии своей служащей. — Это обещание… ты его сдержишь? — он вновь заговорил повелительным тоном.

Король высказал свою волю и ожидал полного подчинения своей подданной. Элинор поняла, что участь ее решена и он легко сокрушит сопротивление, если она посмеет его оказать. Что же делать? Она хотела покинуть Португалию ради собственной защиты. Пребывание здесь причинит ей огромную боль. Она не сможет запретить своей любви к Мигелу заполнить все ее сердце. Нет, она не останется! Она убежит, пока боль не превратилась в муку, которую не излечит время.

— Нет, — прошептала девушка, пытаясь справиться с дрожью в голосе. — Это невозможно… — Она умоляюще смотрела на него. — Я х-хочу домой. — Ее губы задрожали, а глаза неестественно заблестели.

Мигел, который всю неделю держался очень холодно и замкнуто, внезапно смягчился, и маска жестокости сменилась выражением заботы.

— По какой причине? — он откинулся на спинку стула и смотрел на нее из-под полуопущенных век. — У тебя наверняка есть причина?

Элинор кивнула, пытаясь выиграть время. Она отчаянно пыталась найти правдоподобное объяснение, но напрасно.

— Я больше здесь не нужна, — единственное, что она сумела придумать. И тут же вспомнила, что это они уже обсуждали и она пообещала остаться.

— Есть другая причина для твоего внезапного решения уехать отсюда? — Не дождавшись ответа, он продолжил: — Полагаю, ты сдержишь свое слово. — Он непреклонно сжал губы, когда она нахмурилась в знак протеста. — Я не нахожу причины для нарушения твоего обещания.

Элинор утратила дар речи. Она рассматривала дорогое ей лицо, пытаясь найти волнующее подтверждение своих надежд. Неужели дон Мигел догадался о ее чувствах? Он упомянул о другой причине ее решения уехать. Да, возможно, он догадывается о ее любви. Элинор вспомнила о том, как он был с ней холоден последнее время. Она не отставала в этом, и разрыв между ними постепенно увеличивался. Поэтому Элинор не ожидала, что ее решение уехать вызовет спор.

— Очевидно, ты не хочешь, чтобы я уезжала… — Она замолчала, ведь хотела сказать вовсе не это. Ей не хотелось, чтобы Мигел такое слышал. Элинор неосторожно высказала свои мысли вслух. Он понял это, всполошилась девушка, услышав от него:

— Вполне очевидно, Элинор.

Она в изумлении покачала головой:

— Но почему? Ведь для меня нет должности.

— Это тебя ставит в тупик, не могу не признать, — ответил он так ласково, что она вздрогнула от неожиданности. — Но пока можем ли мы оставить все, как было… когда ты пообещала остаться?

Она беспомощно всплеснула руками. Он подавлял ее своей волей… или ей не хватало решимости? Истина, как всегда, была проста: хотя Элинор понимала, что благоразумнее уехать, остаться для нее было гораздо легче — тогда удастся избежать душераздирающего прощания с человеком, в которого она безнадежно влюбилась. Он хочет, чтобы Элинор осталась. Должно быть, она ему нравится. И хотя Элинор по-прежнему считала, что граф никогда в нее не влюбится, но ей удалось найти противоречия в этой предвзятой мысли, и она цеплялась за крошечный росток надежды.

— Я останусь, дон Мигел, — прошептала она и посмотрела ему прямо в глаза.

— Хорошая девочка! — Мигел улыбнулся, и у Элинор сразу стало легко на сердце. А он продолжал, уже далеко не строгим голосом и не как работодатель со служащей: — Не называй меня больше «дон». Понятно?

Она уставилась на фонтан, сияющий в лучах света, льющегося из окон дома, и смущенно прошептала:

— Да… поняла.

Кажется, его позабавило то, что она избегала встречаться с ним взглядом. Элинор услышала его тихий смех и робко взглянула на Мигела. Он не был похож на того Мигела, что застал Элинор с портретом его жены. Улыбка быстро исчезла с ее губ. Элинор почувствовала, как у графа перехватило дыхание. Потом он прищурился, словно желая скрыть выражение глаз, и резко сказал:

— Можно я принесу тебе выпить, Элинор? До обеда есть еще время. — Он даже не стал ждать ответа. Встал и ушел в салон через широкую балконную дверь.