Гордая любовь

14

– Мне не следовало бы позволять тебе это делать, – тихо проговорила Либби, когда Пайн Стейшн остался позади. – Ты не должен был платить за наши продукты.

– Почему бы и нет?

Она почувствовала, как что-то сдавило ей горло.

– Потому что я не знаю, смогу ли вернуть тебе долг.

– Я и не прошу его возвращать. – Он протянул руку и накрыл ее ладонь своей. – Мне очень жаль, что тебе пришлось выслушать отказ миссис Джонас.

– Неважно, – прошептала она.

Важно было совсем другое, не то, о чем думал Ремингтон. Либби абсолютно не трогало, что говорит о ней Мэриан Джонас. Единственное, что тревожило девушку, – это безысходность ее положения. Стыдно перед людьми, которые на нее рассчитывали. Стыдно не оправдать надежд Аманды Блю.

Аманда подарила Либби новую жизнь, привезя ее с собой в «Блю Спрингс». Она сделала из нее нового человека, научила быть свободной и независимой. И она поверила Либби настолько, что оставила ей после своей смерти ранчо.

Атеперь Либби постепенно его теряла. Постепенно, но неотвратимо. На сей раз ее спас Ремингтон, но что она будет делать, когда он уедет?

Ремингтон сжал ее пальцы.

– Либби…

Девушка на секунду закрыла и снова открыла глаза. Повернувшись к Уокеру она встретилась с его взглядом. Однако Либби почти ничего не успела разглядеть, а он не успел ничего сказать, так как внезапно раздались громкие выстрелы. В полуметре от лошадей во все стороны брызнула грязь. В следующий момент вожжи выскочили из рук Либби, и кони сорвались на неуправляемый галоп.

Девушка закричала, повозку мотало из стороны в сторону и подбрасывало на ухабах так, что Либби перелетела через сиденье и опустилась сзади посреди мешков с продуктами, едва не задев голову Сойера сапогом. Воздух со свистом вырвался из легких Либби, острая боль пронзила спину. Девушке показалось, что она услышала еще один выстрел, приглушенный топотом лошадиных копыт и громыханием повозки.

Хватаясь за все, что попадалось под руки, Либби постаралась подняться на ноги и посмотрела на Ремингтона, Он сумел удержаться на переднем сиденье и, наклонившись вперед, старался поймать болтающиеся на ветру вожжи.

Либби показалось вдруг, что он может упасть прямо под копыта лошадей.

– Ремингтон, не надо!

Казалось, что он ее не услышал. Уокер поднялся на ноги, и сердце Либби замерло, как только она поняла, что он собирается сделать.

– Ремингтон!

Он ловко прыгнул вперед прямо на круп одной из лошадей, ухватившись руками за упряжь, в то время как ноги его оказались в опасной близости от мелькающих задних копыт животных.

Повозку снова подбросило в колее, и Либби во второй раз упала на спину, ударившись головой о бочонок. На мгновение все поплыло у нее перед глазами, но Либби удалось справиться с головокружением, и она снова выпрямилась.

Ремингтона Либби видеть не могла, так как лошадей скрывала от девушки высокая стенка повозки. Неужели он упал? Он ведь еще недостаточно окреп. Сумел ли Ремингтон удержаться на лошади? А что, если…

Либби вскочила на ноги, шепча его имя и стараясь добраться к передку повозки.

Лошади начали замедлять бешеный галоп, и Либби почувствовала, как ее что-то подтолкнуло вперед. Она ухватилась за спинку сиденья на передке, чтобы снова не свалиться внутрь повозки.

В этот момент она заметила Ремингтона, сидящего верхом на коренном. Уокер натягивал вожжи, стараясь замедлить бег лошадей. Либби сразу почувствовала, как у нее камень с души свалился. Чувства, охватившие ее, оказались настолько сильны, что стало страшно.

Она оглянулась на Сойера.

– Ты в порядке?

– Я – да! – ответил мальчик.

– А Ремингтон?

– Он тоже.

Либби вздохнула с облегчением.

– Хорошо.

Не успела повозка остановиться, как Либби спрыгнула на землю и поспешила к Ремингтону, спускающемуся с лошади. Она заметила, как под весом тела подогнулась его больная нога и он невольно ухватился за упряжь, чтобы не упасть.

– Ремингтон, – прошептала она.

Он оглянулся и, протянув к ней руки, прижал девушку к груди.

– У тебя все нормально?

Она кивнула.

Он поцеловал ее в щеку и внимательно заглянул прямо в лицо.

– Ты уверена?

– Да.

Ремингтон перевел взгляд на растущие неподалеку деревья и соседние холмы.

– Это я виноват. Мне не следовало провоцировать Бэвенса.

– Мы не знаем, его ли это рук дело.

– Я знаю. – Он снова смотрел ей в глаза, нежно обхватив ладонью ее лицо. Голос его смягчился. – Я никогда бы себе не простил, если бы с тобой что-нибудь случилось.

Сердце Либби затрепетало, словно крылышки колибри. Радость теплой волной разлилась по всему телу. Такого тепла ей не приходилось испытывать никогда прежде.

Его это заботит…

Ремингтон почувствовал, как взволнована Либби, и понял, что душа его пропала навсегда. У него не осталось ни капли здравого смысла, он был не в силах прислушаться к голосу рассудка.

Страсть, жгучая и неослабевающая, не оставляла его ни на секунду. Он желал Либби, как не желал пи одну женщину прежде. И это был не просто зов изголодавшейся плоти. Это чувство оказалось глубже и жгло гораздо горячее. Девушка сумела незаметно проникнуть сквозь его линию обороны.

«Черт тебя возьми, Либби!»

Он снова обхватил ее лицо обеими руками и наклонился, чтобы поцеловать ее, не найдя сил преодолеть влечение, измученный желанием ощутить на губах вкус ее кожи. Ремингтон слегка разомкнул ее губы языком. Он услышал, как она немного удивленно вздохнула от прикосновения его губ, и почувствовал новый порыв страсти, как только девушка чуть повернула голову, с готовностью отвечая на поцелуй.

На вкус ее кожа оказалась сладковатой и теплой. Ноздри Ремингтона уловили свежий запах мыла. Либби заполняла все его чувства, словно вода из ручья, наполняющая сосуд.

Когда наконец они оторвались друг от друга, оба тяжело дышали. В глазах девушки читалась страсть. Щеки ее пылали. Ремингтон увидел, как она коснулась пальцами губ, будто все еще не веря в то, что произошло.

– Ты… ты никогда меня прежде не целовал так, – ласково сказала она.

Все его тело мучалось от болезненного желания обладать ею.

– И не напрасно, – хмуро ответил Ремингтон, заметив в глазах девушки понимание. Губки ее удивленно раскрылись, только и вымолвив: «О!», румянец стал еще ярче.

«Черт тебя возьми, Либби!» – снова подумал он. Но на самом деле он посылал проклятия не ей. Ее отцу. И своему тоже. Он проклинал прошлое, которое стояло между ними.

Ремингтон взял Либби за руку и повернул ее к повозке лицом.

– Пойдем. Здесь не слишком безопасно.

Но окажутся ли они в большей безопасности, когда вернутся в «Блю Спрингс»? Ремингтон задавал себе этот вопрос, зная, что по дороге из Пайн Стейшн с ними случилось нечто, что невозможно теперь изменить, о чем невозможно забыть.

– Но ты никогда не была замужем, – сказала Либби, присаживаясь на корточки и прижимаясь спиной к стене.

– Нет, не была, – согласилась Аманда, – но не потому, что не любила.

Удивленная таким признанием, Либби внимательно смотрела на свою старшую подругу.

На лице Аманды появилось нежное, мечтательное выражение. В трепещущем свете огня Аманда казалась гораздо моложе своих пятидесяти пяти лет.

– Расскажи мне, – мягко попросила Либби.

– Его звали Джордж. Он работал на разных ранчо, был бродягой, как многие здесь. – Она улыбнулась. – Боже, он был таким красавцем! Высокий, широкоплечий. Золотистые, словно солнце, волосы и бесподобные голубые глаза. Я никогда не встречала никого похожего на Джорджа Стрэтфорда. Думаю, я влюбилась в него, как только увидела, с первого взгляда. Хотя никогда не подозревала, что и он меня заметил. Я ведь никогда не отличалась особой красотой.

– Это неправда, тетушка Аманда.

Аманда посмотрела на Либби и рассмеялась.

– Не старайся отрицать то, что понятно каждому глупцу. Да это и неважно, Либби, потому что Джордж никогда не смотрел на меня глазами, – она покачала головой, – он видел меня сердцем.

Затаив дыхание, Либби ждала продолжения истории.

– Это было самое прекрасное лето на моей памяти. Дни стояли длинные и теплые, но не слишком жаркие. Трава поднялась высокая и зеленая – каждый вечер проходили сильные дожди, а к утру погода налаживалась.

Голос Аманды смягчился. Она говорила так тихо, что Либби наклонилась вперед, чтобы услышать ее.

– Иногда мы занимались любовью прямо на холме среди бела дня. Иногда он приходил ко мне посреди ночи. У него были самые нежные руки. Нет слов, которыми можно описать соединение мужчины и женщины, но я понимаю, почему великий Боже решил, что так должно быть. Потому что женщина становится одним целым со своим мужчиной. Я уже никогда не смогу потерять Джорджа. Он стал частью меня самой.

Либби вдруг показалось, что она подглядывает, наблюдает за чем-то очень личным. Она отвернулась к камину.

– Я знаю, ты думаешь, что никогда не захочешь, чтобы мужчина ворвался в твою жизнь. Это из-за твоего отца, Либби. Но, когда ты встретишь своего мужчину, ты не сможешь не подпустить его к себе. Я не жалею ни об одной минуты, проведенной с Джорджем. Ни об одной минуте.

– Почему же ты не вышла за него?

– Потому что он умер, прежде чем мы смогли пожениться.

– О, тетя Аманда! – Либби снова повернулась к ней лицом и очень удивилась, заметив, что та улыбается.

– Не жалей меня. Я никогда ни о чем не жалею. Никогда. Может, только о том, что не родила от него детей. Думаю, я была бы хорошей матерью.

Либби поднялась с пола и села рядом с тетушкой.

– Ты стала прекрасной матерью для меня, – прошептала она и взяла в свои ладони руку Аманды.

Аманда уверенно посмотрела прямо в глаза девушки.

– Не обманывай себя, девочка моя. Не прячься от жизни и не беги от того хорошего, что она тебе приготовит. Не дай засохнуть своей душе, не превращайся в злую старую деву.

Предавшись воспоминаниям, Либби крайне удивилась, когда заметила, что повозка замедлила ход и они въехали во двор ранчо.

«Настанет день, когда ты захочешь, чтобы тебя целовал мужчина. – Либби казалось, что она, слышит голос Аманды. – Запомни мои слова, Либби. Настанет день, когда ты захочешь, чтобы тебя целовал мужчина, ты захочешь даже большего».

Она повернулась и посмотрела на Ремингтона, только теперь понимая, что именно когда-то пыталась сказать ей Аманда. Либби хотелось стать частью Ремингтона. Ей хотелось узнать о нем все то, что не захочется знать ни об одном другом мужчине. Она хотела стать его частью, хотела, чтобы он стал частью ее самой, даже если он останется с ней только на это лето и она никогда больше его не увидит. Либби знала, что ей уже недостаточно простых поцелуев. Она слишком сильно его любит. А когда настанет момент разлуки, думала Либби, пусть ее воспоминания окажутся не менее полными и сладостными, чем воспоминания Аманды.

Ремингтон с трудом выбрался из повозки, повернулся и протянул руку, чтобы помочь Либби последовать за ним. Девушка оперлась на руку Уокера, но не спешила сразу спуститься на землю.

Ремингтон внимательно посмотрел на Либби. Его губы сжались в узкую, жесткую линию. Она почувствовала, что он снова пытается отстраниться от нее. Либби покрепче сжала пальцы, словно могла таким образом взять в руки его сердце и заставить полюбить ее.

– Лучше иди в дом, Либби, – уверенно и без тени всяких эмоций сказал он, выдернув руку, как только девушка ступила на землю. – Я позабочусь о лошадях.

– Я помогу тебе.

Он повернулся к ней спиной и подошел к лошадям, скрывшись от девушки.

– Я не хочу, чтобы ты мне помогала! – Его резкий ответ прозвучал словно удар хлыста.

– Ремингтон, не надо…

– Делай, как я сказал, Либби. Иди в дом.

Она почувствовала, как кровь отхлынула от лица, она будто похолодела.

– Ремингтон, – прошептала Либби дрожащим голосом.

Прошло мгновение, и он снова появился из-за упряжки. Взгляды их встретились. Сердце Либби сжалось от ощущения того, что он ускользает от нее.

– Я сказал, чтобы ты шла в дом, Либби. Будь добра.

– Но…

– Проклятье, если я советую тебе что-то сделать, ты должна это делать, а не спорить со мной.

Либби почувствовала, как в душе мгновенно поднимается ярость.

«Он ничем не отличается от моего отца…» – Либби ощутила горечь от одной этой мысли.

– Ремингтон…

Он смотрел на девушку, ожидая, что она скажет.

– Ремингтон, ты можешь отправляться ко всем чертям! – Она резко повернулась и бросилась прочь.

В тот вечер Либби долго сидела на полу перед комодом и рассматривала миниатюрные портреты, спрятанные в медальоне. Она как бы заново изучала жесткое, неприступное выражение лица отца, понимая, как несправедливо решила, что Ремингтон подобен ее отцу. Ремингтон умел смеяться, умел заботиться о других. Она даже представить не могла, чтобы Нортроп Вандерхоф оказался способен на подобное. По крайней мере по отношению к ней.

Девушка перевела взгляд на портрет матери, ее печально-доброе лицо. Именно такой ее и вспоминала Либби, грустной и задумчивой. Невозможно было понять, что именно не устраивало Вандерхофа в женщинах из его семьи, почему они никак не могли добиться расположения мужа и отца, почему Нортроп променял их на другую женщину и ее детей.

Любил ли ее отец? Смеялся ли он когда-нибудь вместе со своими сыновьями? Либби трудно было представить себе такое. Нет, не просто трудно – невозможно.

Подтянув колени к груди, Либби опустила на них голову и закрыла глаза. Все так ужасно перепуталось! Она больше не знала, во что верить. Ей всегда казалось, что она никогда не захочет любить, выйти замуж, потерять свободу. Никогда не захочет, чтобы мужчина распоряжался ее судьбой.

Но теперь Либби понимала, что любит Ремингтона, хочет быть с ним, с радостью отдаст всю себя этому человеку на одну ночь или на всю жизнь – все равно.

Она считала, что должна сердиться на него за то, что он попытался приказывать ей, но не могла. Либби понимала, почему он избегает ее: он не хочет, чтобы ей было больно, когда придет пора расстаться. И именно поэтому она не могла на него сердиться, а только еще больше любила его.

Выпрямившись, девушка еще раз взглянула на лица родителей в медальоне – единственную ниточку, связывающую ее с прошлым. Подушечкой пальца Либби погладила лицо Анны на портрете.

– Что мне теперь делать, мама? – прошептала она. – Что мне делать?

И Либби захлопнула медальон.

Она завернула свое сокровище в бумагу и спрятала его под платьями. Закрыв ящик комода, Либби вышла из спальни и тихо побрела по погрузившемуся в тишину дому.

Огонь в камине гостиной почти догорел, по стенам разбегались жутковатые тени, отбрасываемые красными углями. На улице поднялся ветер, казалось, что ветви деревьев что-то мрачно нашептывают, касаясь дома. Все вокруг вполне соответствовало настроению Либби.

Она подошла почти вплотную к дивану и только в этот момент поняла, что не одна в комнате. Чуть слышно вскрикнув от удивления, девушка замерла, всматриваясь в тень человека, сидящего на матерчатом стуле.

– Извини, – проговорил Ремингтон, – я не хотел тебя напугать.

– Я думала, ты спишь.

– Меня беспокоит нога.

Она почувствовала себя виноватой и присела на краешек дивана.

– Извини. Мне бы хотелось… – Либби не договорила. Она не знала, чего бы ей хотелось, кроме того, чтобы он остался с ней, даже когда полностью поправится, кроме того, чтобы он тоже полюбил ее.

– Я плеснул себе немного виски, что стоит в шкафчике, – объяснил Ремингтон, прерывая молчание.

– Так сильно болит?

– Нет, – резко и немного грубовато ответил он.

В действительности его беспокоила вовсе не нога, а совесть. И даже три порции виски не смогли отвлечь его от мысли о том, что скоро отец Либби увезет ее из «Блю Спрингс». Приезд мистера Вандерхофа на ранчо представлялся ему настолько живо, словно это происходило прямо сейчас у него на глазах. И это обязательно случится, стоит только отправить телеграмму.

– Почему ты покинула дом и приехала сюда, Либби? – нежно спросил он, не зная, услышит ли на сей раз ответ, отличный от того, что уже однажды получил.

– Я сбежала от отца.

Правда… Сам не зная почему, но он не ожидал ее услышать. Ремингтон даже прищурился, стараясь получше разглядеть девушку. Ее профиль отчетливо выделялся на фоне красноватого света от мерцающих в камине углей. Утонувшая в темноте комната казалась идеальным местом для откровенных признаний.

– Он хотел, чтобы я вышла замуж за человека, которого я не любила, но у которого было то, что хотел заполучить мой отец. Это была сделка. Если бы я не ушла, мне не осталось бы другого выхода, как выйти замуж за этого человека. Мой отец никогда не сдается. Он всегда получает то, что желает.

При этих словах Либби Ремингтон вспомнил о своих горьких переживаниях. Никто лучше него не знал о безжалостной решимости Нортропа, жаждущего что-то заполучить.

– Так было всегда, – продолжала тем временем Либби каким-то отдаленным и совсем тихим голосом. – Отец следил за всем в моей жизни. Он выбирал мне друзей. Он выбирал мне наряды. Он решал, что мне делать и куда пойти, и так каждый день и каждую минуту. Если бы он мог хотя бы любить меня, может быть…

Голос Либби прервался, и в следующее мгновение Ремингтон услышал, как она глубоко и печально вздохнула.

– Я видела, во что такая жизнь превратила мою мать. Я не хотела, чтобы то же самое произошло со мной. Поэтому я сбежала и приехала сюда, к тетушке Аманде. Я научилась сама о себе заботиться. Научилась сама принимать решения. Вот почему… Вот почему я так рассердилась на тебя за то, что ты попытался приказать мне что-то. Я хочу быть самостоятельной.

Ремингтон поставил стакан на пол, наклонился вперед и нашел ее ладонь. Он не собирался притягивать Либби к себе, но так уж получилось. Легким усилием он приподнял ее с дивана и поставил перед собой на колени прямо на пол. Он зажал ее лицо обеими руками и прильнул губами к ее рту, искренне желая стереть из ее памяти даже воспоминание о боли, которую только что услышал в ее голосе.

Перед ним дочь его заклятого врага, но все, что с ней связано, почему-то очень волнует его.

Губы его продолжали настойчиво прижиматься к ее губам, правая рука скользнула от лица вниз по гладкой шее и дальше к мягким холмикам ее груди. Ремингтон услышал удивленный и жадный вздох Либби, когда большой палец его руки с силой прижался к соску, почувствовал, как в нем нарастает страстное желание.

Перед ним была дочь его заклятого врага, и он хотел ее всем своим существом.

Ремингтон вдыхал свежий запах ее волос, левой рукой сняв резинку, которая стягивала длинную косу девушки, и расплел ее так, что пряди свободно распустились по плечам Либби. Оторвавшись от ее губ, Ремингтон покрывал нежными поцелуями ее щеки, медленно приближаясь к уху, ласково покусывая мочку, и наконец зарылся лицом в пышную, розовато-золотистую шевелюру.

Перед ним была дочь его заклятого врага, и он намеревался предать ее!

Взяв Либби за плечи, он осторожно отстранил девушку от себя.

– Уже поздно. Нам лучше отправиться спать.

Он поднялся со стула, слегка покачнувшись, но не совсем понимая от чего – то ли от выпитого виски, то ли от ощущения сладости Либби на губах.

– Спокойной ночи, – добавил он и заставил себя выйти из комнаты не обернувшись.

Когда Ремингтон ушел, Либби склонилась вперед и уронила голову на стул, на котором он сидел всего минутой раньше. Она закрыла глаза и отдалась на волю воспоминаний о буре эмоций, захлестнувших все ее существо при одном его прикосновении. Она снова почувствовала, как учащенно бьется сердце, как почему-то слегка покалывает кожу. Внутри все сжалось от страшного желания, которое – это Либби прекрасно понимала – мог удовлетворить только Ремингтон.

Угли в камине постепенно догорели, и дом погрузился в холодную темноту, а Либби все пыталась понять, умирал ли кто-нибудь от желания быть с кем-то так, как она хотела быть с Ремингтоном Уокером.