Гордая любовь

20

Алистер Мак-Грегор понравился Ремингтону с той самой минуты, когда они обменялись рукопожатиями. Лицо невысокого коренастого Мак-Грего-ра было обожжено солнцем и загрубело от многих лет работы на воздухе, его темные волосы посеребрила седина, но хватка шотландца оставалась железной. У него был честный, открытый взгляд.

– Значит, вы все еще здесь, мистер Уокер, – сказал Мак-Грегор. – Я думал, вы уехали, как только зажила нога.

Могло показаться, что эти слова произносит привередливый отец.

– Нет, – ответил Ремингтон. – Я собираюсь остаться.

– Ах вот как? А почему это, могу я спросить?

Ремингтон взглянул на Либби и снова повернулся к Мак-Грегору.

– Я попросил мисс Блю стать моей женой.

С совершенно не изменившимся выражением лица Мак-Грегор повернулся к Либби.

– И ты сказала «да», девочка?

Она кивнула.

– Не скажешь ли мне почему?

– Потому что я люблю его, Мак-Грегор.

Едва заметная улыбка тронула губы пастуха.

– Тогда я рад за тебя. Значит, сегодня вечером нам есть что отметить. Можете вы мне сказать, когда будет заключен сей благословенный союз?

Ремингтон обнял Либби за плечи.

– У меня есть дела на Востоке, которые я должен завершить, но, надеюсь, это займет не более двух недель. И я с первым же поездом, отправляющимся на Запад, примчусь сюда. Мы поженимся, как только я вернусь.

– Это добрые новости. Я мечтал увидеть эту девочку счастливой. И, похоже, вы смогли принести ей счастье. Присядьте, отдохните, а заодно расскажите мне о себе, мистер Уокер.

За несколько минут Ремингтон рассказал шотландцу все, что мог сообщить о себе, и закончил словами:

– Я с радостью выслушаю предложения, что я могу сделать, чтобы помочь Либби. Как мне сделать так, чтобы ранчо «Блю Спрингс» стало лучшим овцеводческим ранчо в здешних местах?

– Для начала вы могли бы покончить с этим трусливым воришкой, что таскает наших овец, – нахмурившись, сказал Мак-Грегор. – В этом году у нас идет какая-то полоса невезения. Придется потратить немало времени, чтобы все изменить и придать новые силы «Блю Спрингс».

Мак-Грегору не было необходимости объяснять, кто такой «трусливый воришка». Ремингтон знал это.

Мак-Грегор улыбнулся и повернулся к Либби.

– Но сейчас не время для таких разговоров. Рональд будет рад выслушать твою новость, девочка. Он не простит нам промедления.

Хозяйка магазина в Пайн Стейшн лишь мельком взглянула на фотографию и вернула ее Гилу О’Рейли.

– Да, я его видела. Он был у меня в магазине не больше недели назад. Стоял как раз на том месте, где стоите сейчас вы. – Она вскинула подбородок, ее лицо выражало полнейшее неодобрение. – Я не удивлюсь, если узнаю, что у мистера Уокера неприятности с законом. Вы поэтому здесь?

– Нет, мадам, вовсе нет. Мистер Уокер – мой друг. – О’Рейли дружелюбно улыбнулся. – Вас не затруднит сказать, где я могу его отыскать?

– Он живет на ранчо «Блю Спрингс». И одному Богу известно, что он там делает. – Женщина прищелкнула языком. – И она, и мальчик живут с ним под одной крышей! Это отвратительно. Совершенно отвратительно! Вот в чем дело.

О’Рейли ничего не предпринял, чтобы остановить этот поток выплеснувшейся на него информации. Пока у миссис Джонас есть настроение поговорить, он не станет мешать ей это сделать.

– Какой стыд! – Женщина покачала головой. – Либби Блю следовало продать ранчо после смерти тетки. Не дело молодой незамужней женщине жить одной, без другой женщины в доме, тем более что на нее работает столько мужчин! Не то чтобы в последнее время у нее было слишком уж много работников, конечно, ну так ведь она переживает тяжелые времена. – Хозяйка магазина сжала вдруг губы, словно надкусила лимон. – И уж ей меня не провести: ни за что не поверю, что мистер Уокер на нее работает. Мне говорили, он живет прямо в ее доме. Не во времянке, видите ли, а прямо в одном доме с ней! И Бог весть, чем они там занимаются!

О’Рейли покачал головой и что-то промычал в знак согласия.

– Вот так, – женщина напряженно выпрямилась за прилавком, – понимаете теперь, почему я невысокого мнения о вашем приятеле.

– Понимаю, мадам, я посмотрю, что смогу сделать, чтобы вырвать его из объятий этой кокотки. – Он снова улыбнулся хозяйке магазина. – А сейчас, если вы будете так добры и расскажете мне, как найти это ранчо, я отправлюсь в путь.

Через несколько минут О’Рейли стремительной походкой вышел из магазина. Если предчувствие не обманывало его – а обычно нюх его не подводил, – он нашел не только Ремингтона Уокера, но и пропавшую дочь Нортропа Вандерхофа.

Однако Ремингтон нашел ее первым. Так почему же он отправил Вандерхофу такую телеграмму? Из того, что успел разузнать О’Рейли, следовало, что Ремингтон находится в этих местах уже месяца два, не меньше. Не вчера же он обнаружил Оливию Вандерхоф! Но, может быть, эта женщина, Либби Блю, вовсе не дочь Вандерхофа? А если это все-таки она, почему Уокер хранит молчание?

О’Рейли сел в маленькую черную коляску с откидным верхом, которую нанял в Бойз-Сити. Устроившись на маленьком диванчике, О’Рейли поднял вожжи и, цокнув языком, пустился в путь вниз по дороге в направлении ранчо «Блю Спрингс», сгорая от любопытства.

Ремингтон задумчиво наморщил лоб, слушая пояснения Мак-Грегора по поводу разведения овец на местных ранчо. Сейчас он не мог с уверенностью сказать, хватит ли ему денег от продажи дома и остального имущества, чтобы рассчитаться с Вандерхофом и в то же время получить необходимые средства для восстановления ранчо «Блю Спрингс». Он обещал Либби, что позаботится о ней, и был полон решимости сдержать слово.

– Тедди! – Крик Либби привлек внимание Ремингтона.

Она стояла на противоположном конце поляны, там, где паслись овцы. Шляпа соскочила с головы и болталась за спиной на кожаном шнурке.

Девушка свистнула и вытянула руку. Собака бросилась в направлении, указанном Либби. Ремингтон проследил взглядом за черным колли, мчащимся в сторону горы вслед за несколькими непослушными овечками. Тедди носился туда-сюда, собирая их в кучу, подталкивая так, чтобы они спускались со склона холма, но не разбегались в разные стороны. Движения пса были точными и очень быстрыми.

Когда отбившиеся овцы присоединились к отаре, Ремингтон снова посмотрел на Либби. Она хвалила пса, но Ремингтон молча восхищался самой девушкой.

Какими нелегкими должны были быть для нее прошедшие годы. Она выросла в достатке и роскоши. Каждое ее бальное платье стоило столько, что этих денег хватило бы, пожалуй, чтобы целый год, а то и два платить пастуху. Как много трудностей и неприятностей, должно быть, встретилось ей на пути! И вот после стольких лет она превратилась в женщину, которую видел сейчас перед собой Ремингтон, – умную, независимую, решительную.

Ее отец пришел бы в ужас, если бы увидел сейчас свою дочь!

Эта мысль заставила его улыбнуться. Ремингтон уже привык видеть Либби в брюках и сапогах, с волосами, заплетенным в простую тяжелую косу, с болтающейся за спиной широкополой шляпой. Будь проклят Нортроп Вандерхоф и все нью-йоркские жители вместе с ним! Она была очаровательной сама по себе! Видит Бог, он сделает все, чтобы уберечь и защитить ее. Он будет любить ее до самой смерти и даже после смерти. Это не вызывало у Ремингтона ни малейшего сомнения.

Словно прочитав его мысли, Либби посмотрела вперед, и их взгляды встретились. Она улыбнулась, поняв, что Ремингтон наблюдает за ней. Даже через поляну, несмотря на разделяющее их расстояние, Ремингтон видел доверие и любовь, сияющую в ее глазах.

Страх пронзил его душу. Если Либби когда-нибудь узнает, что привело его в эти края…

Он отогнал неприятные мысли и улыбнулся в ответ на ее улыбку. В тот момент, когда он полюбил Либби, он стал другим человеком. Ей не нужно знать, почему он приехал в «Блю Спрингс». Это не имело значения. Важно только будущее. Его будущее с Либби.

Пит Фишер уселся верхом на ломовую лошадь. Она плелась тяжелым шагом, и мысли Пита бесцельно переходили с одного на другое, словно в такт движениям лошади.

После длинного дня в поле Пит чувствовал ужасную усталость. Осталось только подоить корову и покормить собаку и щенков. А потом он сможет отправиться домой, сесть поужинать и сказать, что еще один день остался позади. Конечно, завтра утром еще до восхода солнца он вернется в «Блю Спрингс» и снова сделает все то же самое, но это не угнетало Фишера. Он слишком многим обязан Либби Блю, многим обязан ее тетушке. Без воды, которая идет из родников на земле ранчо «Блю Спрингс», у Фишера вообще не было бы фермы. Он знал, что, если ранчо Либби завладеет Бэвенс, ручей пересохнет раньше, чем опустеет бочонок сидра.

После знакомства с Ремингтоном Уокером Фишер решил, что можно больше не беспокоиться из-за Бэвенса. Ремингтон, похоже, такой человек, который редко терпит неудачу в том, что задумывает сделать. После того, как Ремингтон и Либби поженятся, Бэвенс больше не сможет причинять зло ранчо «Блю Спрингс». Пит готов был спорить на свою ферму, что так и будет.

– Посмотри-ка, до чего я додумался, – пробормотал он себе под нос. – Готов ферму на кон поставить!

Фишер перевалил за горный хребет и увидел перед собой крыши главного дома и хозяйственных построек ранчо «Блю Спрингс». Одновременно до слуха Пита долетел тревожный лай собаки – что-то, видимо, случилось.

Пит пришпорил лошадь, заставляя ее перейти на тряскую рысь. Спустившись с горы, Фишер въехал в заросли деревьев. Именно в этот момент он различил в просвете фигуру мужчины, покидающего дом.

– Эй! – закричал Пит.

Незнакомец оглянулся через плечо, прыгнул в повозку и, стегнув кнутом лошадь, пустил ее в галоп, почти мгновенно исчезнув за углом дома. Пит пришпорил лошадку, хотя прекрасно понимал, что это бесполезно: повозка непрошеного гостя уже скрылась из виду.

Фишер вернулся во двор. Мисти, закрытая в сарае, продолжала надрываться от лая. Спрыгнув с седла, Пит распахнул дверь сарая.

– Спокойно, Мисти! – приказал он, надеясь, что собака узнает его голос, и она действительно подчинилась. Пит наклонился и потрепал ее по голове. – Пойдем. Давай посмотрим, что он здесь искал.

Пит обошел весь дом, но обнаружил, что все в полном порядке, только сломан замок задней двери. Он, конечно, не знал, украдено что-нибудь или нет. Но Фишер ни секунды не сомневался, что в деле замешан Бэвенс.

Он не мог даже представить, насколько ошибался.

Костер почти догорел и Ремингтон уже задремал, когда вдруг раздался громкий собачий лай. Уокер и Либби мгновенно вскочили. Обменявшись быстрыми взглядами, они схватились за винтовки.

Луна медленно выкатывалась из-за горного хребта на востоке, пастбище озарилось бледным серебристым светом, но Ремингтон, двигаясь вперед, не видел ничего, кроме овец и деревьев. Вдруг одновременно со звонким лаем и блеянием раздался незнакомый звук, от которого, как показалось Ремингтону, у него волоски на коже встали дыбом.

Либби неожиданно бросилась вперед мимо Ремингтона.

– Подожди! – закричал он, но она даже не замедлила бег. Уокер бросился вслед за девушкой.

Овцы расступились перед ними, словно вода перед носом корабля. С другого края поляны бежал Мак-Грегор.

Ночную тьму разорвал еще один душераздирающий крик, и Либби, резко остановившись, вскинула винтовку и прицелилась. Ремингтон взглянул по направлению ствола ружья девушки.

Хотя ему никогда не приходилось прежде видеть кугуара, он сразу узнал животное, склонившееся над мертвой овцой. Ремингтон слышал рассказы о страшном царе гор американского Запада. Теперь он убедился, что эти истории были чистой правдой.

Собаки бросились на хищника, который отбивался мощными лапами, нанося точные удары. Одновременно раздался еще один грозный протестующий рык.

– Тедди, назад! – закричала Либби, обращаясь к самому настойчивому псу. Но Тедди не слушался. Снова и снова колли бросался вперед и каждый раз едва уворачивался от смертоносных когтей гигантской кошки. – Тедди, назад! Ты мешаешь мне!

Почувствовав, что Либби боится за собаку, Ремингтон сам вскинул винтовку, закрыл один глаз и прицелился. Подождав, пока Тедди бросится вперед, а потом вновь отскочит, Ремингтон выстрелил. Выстрел оказался абсолютно точен. Горный лев с ревом свалился на бок.

Тедди перестал лаять и подобрался вперед, с подозрением принюхиваясь. Ремингтон прекрасно понимал поведение пса: не расслабляться до тех пор, пока не убедишься, что враг мертв. Уокер медленно двинулся вперед, пока не приблизился к горному льву. Он ткнул его стволом винтовки, потом, схватив, за холку, приподнял голову зверя и снова уронил ее на землю. Убедившись, что опасность миновала, Ремингтон обернулся.

Либби уже опустилась на колени, обхватив за шею Тедди и еще одного пса. Взгляд девушки был прикован к овце, лежащей у левой ноги Ремингтона. Из ее разодранного горла ярко-красной струйкой текла кровь.

Либби посмотрела на Ремингтона, и он заметил лунный свет, отражающийся в ее глазах.

– Жизнь в этих местах – такая хрупкая вещь, – тихо сказала она.

– Жизнь везде хрупкая вещь. Либби. – Он опустился рядом с ней на колени.

Девушка прижалась головой к плечу Ремингтона.

– Иногда мне кажется, у меня не хватит сил, чтобы справиться со всем этим.

Он пальцем приподнял ее подбородок и заставил взглянуть на себя.

– Ты самая сильная из женщин, каких я когда-либо встречал, Либби. – Ремингтон поцеловал ее в лоб. – Никогда не сомневайся в себе.

Она помолчала несколько мгновений и только потом сказала:

– Я не буду сомневаться, Ремингтон. До тех пор, пока ты со мной.

– Я с тобой. Я всегда буду с тобой.

Либби смотрела на Ремингтона и невольно думала о том, что он вовсе не какой-то слабак с Востока, как она решила в тот день, когда подстрелила его. Этот человек одним выстрелом мог уложить горного льва. Этот человек не проявлял страха даже в самых опасных ситуациях.

«Кто же ты на самом деле, Ремингтон Уокер?»

Мысль оказалась неожиданной, внезапной, но очень важной.

Он может быть любящим, страстным, упрямым, вызывающим раздражение, нежным. У него удивительный смех и улыбка, от которой замирает сердце. Он, без сомнения, джентльмен и деловой человек, со своим стилем и шармом, и все-таки запросто может взяться доить корову, готовить завтрак на простой кухне и помогать строить курятник.

Кто же он на самом деле?

Как мало они говорили о прошлом! Она знала, почему хранит молчание, но что за причины заставляли молчать его? Были ли у него какие-то собственные секреты?

Либби отбросила все вопросы и сомнения, как только они возникли. Ей нужно было знать только одно: он ее любит.

А она любит его.

Все остальное сейчас неважно. И никогда ничего не будет значить.

Так сказала себе Либби.