Горец-изгнанник

Глава 10

По мнению Патрика, причины радоваться не было, но по случаю праздника зал был полон звуками волынок. Горцы рады любому поводу повеселиться, и Кэмпбеллы — горцы, когда им это выгодно, — не составляли исключения.

Он не сводил взгляда с горы жаркого и овощей перед собой, стараясь не смотреть на смеющуюся пару, которая сидела на возвышении, но каждая клеточка его тела бушевала от едва сдерживаемого гнева. Целую неделю, которая показалась ему бесконечной, ему приходилось держаться в тени, видеть, как его враг ухаживает за женщиной, которая стала для него дорога, — и не иметь возможности сделать хоть что-нибудь. Он чувствовал, что опасно близок к тому, чтобы потерять контроль над собой.

Его так и подмывало кинуться туда и кулаком сбить проклятую улыбку с лица его дальнего родственника Роберта Кэмпбелла, хотя это и привело бы к ужасным последствиям. Патрик не отваживался привлекать внимание к себе и своим людям. Опасность была слишком велика.

Он был обескуражен, когда, войдя в большой зал, увидел лэрда Охинбрека и Роберта Кэмпбелла. Патрик понимал, как ему повезло, что никто его не узнал. Его и брата Элизабет пути пересекались несколько раз, а с Робертом Кэмпбеллом они случайно сталкивались один-два раза, хоть и недостаточно близко, чтобы разглядеть друг друга как следует. Но даже понимание того, что он на волосок от разоблачения, не могло утихомирить опасные страсти, клубящиеся в нем, — злость, негодование и что-то еще, очень похожее на ревность.

Разоблачение не единственная опасность, с которой он столкнулся в замке. Он стал слишком привязываться к женщине, чего старался избегать прежде. Неужели он влюблен?

Он снова взглянул на нее, но картина не изменилась.

Величественная, как принцесса на троне, она никогда еще не выглядела такой красивой — и такой недоступной для него. Она сверкала, как бриллиант на солнце, ее небесно-синие глаза искрились, а нежная кожа порозовела в свете свечей. На ней было что-то из синего атласа и из какой-то прозрачной белой ткани, похожей на ангельские крылья. Волосы собраны на макушке на греческий манер и закреплены венком из бриллиантов и жемчуга. Длинные шелковистые пряди светлых кудрей ниспадают на сливочную кожу шеи и плеч.

Она выглядит именно так, как и должна: истинная хозяйка замка. Женщина, которой полагается восхищаться издали.

Она снова сотворила чудо, наполнив жизнью мрачный старинный зал. Он теперь сверкал от света и цвета. Вероятно, она может превратить в теплый уютный дом любую лачугу. Патрик никогда еще не видел столько свечей — и столько серебряных подсвечников. Все вокруг свидетельствовало о богатстве Кэмпбеллов — от разноцветных атласных скатертей на столах до драгоценных металлов и камней, которыми была инкрустированы столовые приборы, и огромных блюд, на которых высились горы еды, до бочонков, полных до краев прекрасным вином.

А его люди мрут с голоду, скитаясь по лесам. Он не предполагал, что это так сильно затронет его душу: сидеть и молча смотреть, как она смеется и улыбается Роберту Кэмпбеллу.

Если бы она только не выглядела такой чертовски счастливой.

Нет сомнения, она расцвела от внимания двух соперничающих мужчин. Появившаяся в ней женская уверенность в своей красоте как-то гармонично уживалась в ней с милой беззащитностью, что придавало ей особое очарование. И как бы ему этого ни хотелось, он не мог винить Роберта Кэмпбелла за то, что тот попал под ее чары. Как мужчина мужчину он его понимал. Но смириться с тем, что происходило у него на глазах, все равно не мог.

Вот Кэмпбелл склонился и что-то шепнул ей на ухо, отчего она откинула голову назад и рассмеялась. От этого милого воркующего звука у него в груди кошки заскребли. Внезапно к Патрику кто-то обратился.

— Немножко жаль столового прибора, капитан.

— Что? — резко отозвался он, обращая свой гнев со смеющейся пары на человека, прервавшего его добровольные муки. Это был Робби.

Соответственно «табели о рангах» их посадили достаточно далеко от возвышения для почетных гостей, а при том что играла музыка и все громко разговаривали, было маловероятно быть подслушанными. И все-таки они разговаривали вполголоса — скорее по привычке.

— Ваш нож, — сказал Робби, показывая жестом. Патрик посмотрел на изогнутый кусок металла в своей руке, который он бессознательно перекрутил, наблюдая за парой на возвышении. Он с отвращением отшвырнув нож он схватил кубок и осушил его одним глотком.

Ему нужно расслабиться, но он сомневался, хватит ли в подвалах замка вина, чтобы заглушить его боль. Но не только чувственные муки терзали его. Осуществлению его планов мешало прибытие Охинбрека и Роберта Кэмпбелла. Возможности остаться наедине с Лиззи — не говоря уж о ее соблазнении — не стало. Грозила реальная возможность разоблачения.

Он снова посмотрел на возвышение, понимая, что злится, но не в состоянии ничего с этим поделать.

— Поосторожнее, капитан. Сын Гленорхи заметил твой интерес к девушке.

Патрик тихо выругался и отвел взгляд. Робби прав. Они с Кэмпбеллом уже несколько дней присматривались друг к другу. Но преимуществом Роберта Кэмпбелла было его высокое положение в обществе, чем Патрик не мог похвастаться.

— Как ты думаешь, долго они еще здесь пробудут? — спросил Робби.

Патрик покачал головой.

— Кто знает? Они собирались побыть тут всего пару дней, а задержались на целую неделю. Но, ради наших людей, чем дольше, тем лучше.

— Ты отправил сообщение? — Робби имел в виду предупреждение Грегору об опасности.

— Да. — Его брат позаботится о том, чтобы женщин и детей отвели в надежное место, получше укрыли в лесу.

Они некоторое время ели в полном молчании, потом Робби сказал:

— Она за него не пойдет. Патрик криво усмехнулся:

— Хотелось бы мне разделять твою уверенность. Может, Роберт Кэмпбелл и нравится Лиззи, но она не слишком-то податлива. Ее еще надо завоевать. Глубоко укоренившееся чувство долга, которым он восхищался в ней, не позволит ей принять необдуманное решение.

Лицо у него помрачнело, когда он снова обратил взгляд на возвышение.

— Она определенно выглядит довольной.

— Да, — согласился Робби. — Она хорошенькая, как колокольчик по весне. Но смотрит не только на Кэмпбелла.

Челюсть у Патрика напряглась.

— Но он ей нравится. Робби задумался.

— Он не похож на своего отца.

— Нет, совсем не похож, — признал Патрик с облегчением. Темноволосый Дункан Кэмпбелл был одним из самых жестоких, самых безжалостных людей. И как бы ни хотелось Патрику сказать то же о его сыне, сделать это он не мог. Роберт Кэмпбелл — остроумный, добросердечный и, судя по всему, искренне увлечен Лиззи. А понаблюдав за его упражнениями в течение недели, Патрик не обнаружил недостатков в его воинском искусстве. Роберт Кэмпбелл был достойным соперником — как в мирной жизни, так и в бою.

Для Лиззи все могло сложиться и хуже.

Например, выйти замуж за человека вне закона — за мужчину, у которого нет ничего, кроме гордости. Да еще справедливость на его стороне. Брак с ним был бы совсем не похож на брак с Робертом Кэмпбеллом, и эта мысль не давала ему покоя.

Становилось все труднее и труднее не обращать внимания на истинную цену, которую пришлось бы заплатить Лиззи, если бы она ему отдалась.

Все должно было бы быть не так. По праву, ему бы сейчас сидеть на месте Роберта Кэмпбелла. Никогда еще он столь горячо не хотел той нормальной жизни, в которой ему было отказано. Мысль обо всем, что у него украли, жестоко ранила, но Лиззи у него не отнимут. Будь он проклят, если потеряет эту девушку. Зачем тогда жить?

Лиззи смеялась до слез. Комната вертелась вокруг нее, когда она танцевала и кружилась чуть не до обморока.

— Нет, больше не могу! — закричала она, вырываясь из рук своего партнера. Щеки у нее, горели, грудь тяжело вздымалась, она обмахивалась рукой, пытаясь отдышаться.

Роберт усмехнулся, сверкая белыми зубами и темно-синими глазами. Прядь светлых волос упала на лоб. Невозможно отрицать его обаяние. Он весьма привлекательный мужчина.

— Вы не можете остановиться прямо сейчас, — умолял он. — Танец еще не кончился.

Он протянул руку, желая вернуть ее в танцевальный круг, но она шутливо уклонилась. А потом подняла глаза, встретилась с ним взглядом и улыбнулась, сознавая, как ей хорошо. Вся последняя неделя была… веселой. Для Лиззи ухаживание одного мужчины и так было в диковинку, а сразу двух — это уж совсем необычно.

Даже Колин выглядел веселее, чем обычно. Она попыталась расспросить его о размолвке с Джейми, который выгнал его отсюда пару месяцев назад, но он отмахнулся, назвав это простым «недоразумением».

Роберт Кэмпбелл обладает всеми качествами, которые она надеялась увидеть в своем женихе: красив, умен и обаятелен. Истинный джентльмен во всех отношениях.

Настолько же правильный, насколько неправильный Патрик Мюррей.

— Очень хорошо; если не хотите танцевать, тогда погуляйте со мной. Походим по парку — и вы быстро придете в себя.

— Я не могу, — подумав, сказала Лиззи. — Ведь праздник, гости обидятся.

Он возразил:

— Ну что вы! Мы скоро вернемся, так что никто и не заметит.

Она инстинктивно поискала взглядом Патрика, сама не зная почему. Он избегал ее всю неделю… С прибытием Колина и Роберта их распорядок дня изменился; ей не хватало их разговоров наедине.

Ей не хватало его.

Она понимала: что-то не так. Всю неделю он был мрачен как медведь, но сегодня все обстояло гораздо хуже. Она танцевала со всеми, кроме него. Но, даже избегая ее, он наблюдал за ней с загадочным выражением на лице, отчего ей становилось неловко. Она чувствовала в нем растущее волнение и едва скрываемый гнев. По мере того как веселье продолжалось и количество выпитого им вина увеличивалось, он становился все мрачнее.

Роберт заметил, куда она смотрит.

— Это всего лишь небольшая прогулка, — улыбнулся он. — Вам не нужна ваша сторожевая собака. Я хотел бы поговорить с вами кое о чем — наедине.

— Ну что ж… Пусть будет по-вашему.

Последний раз окинув взглядом зал, она оперлась о руку Роберта и последовала за ним к дверям, чувствуя, как глаза Патрика буравят ее спину.

Легкий ветерок приятно охладил ее пылающие щеки. Лиззи глубоко вдохнула свежего воздуха. Волшебное время между днем и ночью, когда тьма смыкается вокруг опускающегося солнца. Последние оранжевые угли дня слабо светились на горизонте, образуя приятное сочетание розового и серого в вечернем небе.

— Как красиво! — восхитилась она, когда они шли по тропе.

— Да, — согласился Роберт. — Чудесно.

Лиззи почувствовала, как щеки у нее вспыхнули. По его внезапно охрипшему голосу она поняла, что он говорит не о закате. О чем-то другом думать не хотелось. Она наслаждалась вечером, красивой природой, закатом.

Они шли молча, пока не приблизились к железной калитке, ведущей в парк. Его окружала низкая каменная стена, скорее для украшения, чем для защиты. Он открыл перед ней калитку, и она вошла. Он последовал за ней, увлекая ее к каменной скамье у живой изгороди, откуда открывался прекрасный вид на холмы и деревню внизу. Он сел рядом с ней и взял ее руку в свою.

— Эту неделю я не забуду, — сказал Роберт.

— Я тоже.

Он улыбнулся, мелкие морщинки показались в углах глаз.

— Счастлив слышать это. — Он задумался, как бы подыскивая слова. Где-то вдалеке тихо пела птица. — Мы с Колином скоро уедем.

— О… — Ее разочарование было искренним. — Мне очень жаль.

— Мне тоже. Но преступников нужно задержать. Король не намерен на этот раз проявлять снисхождение. — Он откашлялся. — Но не об этом я хотел с вами поговорить. Вы, без сомнения, знаете о решении, принятом моим отцом и Аргайллом.

Она закусила губу и кивнула, смущенная. Впервые с тех пор, как они приехали, тема ее замужества поднималась так открыто.

— Честно говоря, — продолжал Роберт, — мне не нравилась мысль о браке по договоренности. Я сначала не знал, что и думать, но теперь, после дней, проведенных с вами, у меня сомнений нет.

Она посмотрела на него, глядя в глубину голубых озер, и услышала:

— Я почел бы за честь, если бы вы согласились стать моей женой.

Все шло к этому, но Лиззи все-таки растерялась.

— Я… — Она не знала, что ответить. То есть она догадывалась, что должна была бы сказать, но слова, казалось, застряли у нее в горле. Она не заикалась, она просто была не уверена.

Странно. Вот она сидит рядом с красивым мужчиной в свете луны, он предлагает ей руку и сердце, а думать она может только о ком-то другом.

Кажется, он прочитал ее мысли.

— Я не жду от вас немедленного ответа. Не спешите. Вас никто не торопит.

Что с ней происходит? Тут и думать не о чем. Она знает свой долг.

Он смотрел на ее лицо, слабая улыбка играла на его губах, и она подумала, неужели ее мысли так очевидны.

Роберт встал и притянул ее к себе. Откинув назад ее голову, он заставил ее посмотреть ему в глаза.

— Я сделаю все, чтобы вы были счастливы, Элизабет. Она верила ему. У нее будет красивый дом, прекрасный муж, появятся дети, ее согласие полностью одобрит семья. Все, чего она всегда хотела. О чем же еще мечтать?

Тогда почему, почему она не может согласиться? Почему ее сердце требует большего? Жаждет такого влечения, когда все остальное перестает существовать, страсти, поглощающей ее душу, — всего, чего, как она думала, никогда не будет в ее жизни.

Любви.

Он склонил голову, и его губы легко коснулись ее губ в нежном поцелуе. Это было приятно, но… не более того. Ни одна клеточка ее тела не воспылала ответным чувством.

Ей хотелось заплакать от разочарования.

Она ведь старалась, старалась изо всех сил, но ее тело не слушалось доводов разума.

Он отпустил руку, державшую ее за подбородок.

— Обещайте подумать.

Она кивнула, не зная, что еще сказать. Сколько бы она ни думала, это ничего не изменит.

— Хорошо. — Он отступил и предложил ей руку. — Вернемся?

— Идите вперед. — Когда Роберт сделал попытку возразить, она прибавила:

— Я хочу немного побыть одна.

— Как скажете, — согласился он с понимающей улыбкой. — Только не задерживайтесь надолго, а то я буду волноваться. Уже прохладно, и вы простудитесь.

От его заботливости она почувствовала себя еще хуже. Что же с ней не так?

Роберт Кэмпбелл внезапно остановился, уже собираясь войти в замок. Стоя совершенно тихо, он всматривался в тень от стены. И сразу почуял опасность.

Патрик стоял в тени, охваченный гневом настолько, что ему пришлось собрать все свое самообладание, чтобы не наброситься на Роберта.

Он целовал его женщину. Касался ее. Обнимал ее.

Патрик стиснул кулаки. От негодования кровь кипела в его жилах. Оно все росло, все мышцы напряглись и горели от усилия сдержать его.

Патрику даже хотелось, чтобы его узнали, дабы получить повод выплеснуть свой гнев. И черт с ними, с последствиями. После того, чему он стал сейчас свидетелем, у него, вероятно, не осталось ни малейшего шанса.

Но, посмотрев последний раз в его сторону, Роберт Кэмпбелл вошел в замок, так и не узнав, как близко был от своей смерти.

Взгляд Патрика вернулся к одинокой фигуре, вырисовывавшейся в лунном свете на скамейке в саду. Он был полон жгучего желания, грозящего поглотить его. Ему было не до приличий, не до осторожности.

Эта маленькая женщина разбила его оборону, открыв в нем чувства, на которые он сам считал себя неспособным. Его заблудшая душа, как оказалось, умерла не совсем.

При виде ее в объятиях другого мужчины в нем пробудилось что-то первобытное. Что-то дикое и неподвластное ему. Что-то такое, чему невозможно противостоять.

Он оглядел стену, убеждаясь, что охрана замка находится на своих обычных постах. Он изучил их распорядок, их передвижения, зная, что ему и его людям в один прекрасный день придется срочно бежать.

«Я могу похитить ее прямо сейчас. Она станет моей. Никакой мужчина больше не коснется ее».

Искушение взять то, чего он так желает, было очень сильным, оно спорило с остатками его чести.

«Сделай это».

Черт, он и так уже преступник. Они определили ему такой удел, и он только подтвердит это. После того как они украли у него все, разве не заслуживает он немного счастья?

Он и раньше воровал: еду, одежду — все, что помогало выжить.

Но это — другое. Речь не идет о выживании. Он готов обладать ею… но какой ценой?

Со смерти родителей никто не смотрел на него так, как Лиззи. В ее глазах он видел себя человеком, каким мог бы стать при других, более счастливых обстоятельствах. Если он сейчас похитит ее, то станет ничем не лучше того бандита, в которого они пытались его превратить. Она будет смотреть на него, как он того заслуживает: как на вора, преступника, человека без чести.

Сможет ли он вынести горькую насмешку в ее глазах?

Нет, только не это. Никогда.

Как бы ни стремился он завладеть землей, он не сможет так низко поступить. Он хочет, чтобы она сама выбрала его.

Он не отдаст ее Роберту Кэмпбеллу без борьбы.

Не оглянувшись, он вернулся в замок, намереваясь утопить терзавшую его обиду в стакане доброго вина.

Лиззи могла раздумывать сколько угодно; решения своей проблемы она так и не находила.

Кто бы мог предположить всего несколько месяцев назад, что ее будут добиваться сразу двое мужчин?

Она поморщилась. Чего именно хочет от нее Патрик Мюррей? Понятно, он хочет ею овладеть, а что дальше? О своих намерениях он никогда не говорил. По правде говоря, он вообще мало о чем говорил. А что она вообще понимает в мужчинах. Она в свое время считала, что Джон хочет ее. Он и хотел, только по вполне понятным причинам. А Патрик смотрел на нее сегодня вечером так, что она уже ни в чем не была уверена.

Но в чем же ее вина?

В груди у нее все сжалось. Или, может быть, он передумал? Охладел к ней? Дело в этом?

Ей нужно знать. Ей нужно увидеть, что кроется за этой загадочной оболочкой. Почему он такой скрытный? Какая мрачная тайна висит над ним как грозовая туча, готовая обрушиться в любой момент.

Если она хочет принять правильное решение, ей нужно знать все. Настало время объясниться.

Она поспешила по дорожке и через внутренний двор вернулась в замок. Что-то изменилось в ней за прошедшие несколько недель, и она подозревала, что благодарить за это нужно Патрика Мюррея. Он прав; она как бы «закрылась» от жизни — во многих отношениях. Из-за заикания и боязни насмешек стала сдержанной и серьезной. После неудачи с Джоном она замкнулась еще сильнее и, чтобы отвлечься, с головой ушла в хозяйственные дела. Если ее семья этим воспользовалась, то она виновата в этом также, как и они.

Мелодичные звуки волынок встретили ее в зале, заполненном танцующими. Она заметила юную служанку, беспечно устроившуюся на коленях у молодого охранника, и внезапно ей мучительно захотелось не осложненного чувством долга простого человеческого счастья. С привилегиями и положением в обществе, как известно, приходят и обязанности, которые не дают в полной мере насладиться жизнью. Даже служанкам иногда можно позавидовать.

Она встретилась взглядом с Робертом и улыбнулась ему. Он был увлечен разговором с ее братом и лэрдом — их соседом, приехавшим повеселиться на празднике.

А вот Патрика нигде не было видно. Его люди все еще сидели за столами и выпивали, но он исчез. Она хотела было спросить о нем, но не смогла придумать повода. Расстроенная тем, что он, похоже, опять избегает ее, Лиззи намеревалась уже присоединиться к компании брата, когда увидела Робби, который украдкой вышел из кабинета лэрда — маленькой комнаты, вход в которую находился в дальнем конце большого зала.

Незаметно, насколько возможно, Лиззи пробралась через переполненный зал и проскользнула в кабинет, плотно закрыв за собой дверь.

Патрик развалился в кресле у камина, вытянув перед собой длинные сильные ноги, держа в руке большой кувшин с вином. Он выглядел вроде бы расслабленным, но Лиззи кожей чувствовала исходящее от него напряжение.

— Черт возьми, Робби, я же просил оставить меня в покое.

— Что вы тут делаете?

Он вздрогнул от звука ее голоса и сделал большой глоток из кувшина, прежде чем обернулся. Глаза у него опасно блестели, лицо было мрачное, недовольное. Он походил на готового к броску льва, которого удерживает лишь шелковая ленточка.

— Пытался найти покой, — ответил он и, помолчав, добавил: — Но безуспешно.

Его грубость поразила ее. Как и его гнев. Казалось, он свернулся в нем как змея и только ждет случая, чтобы ужалить.

Он сделал еще один большой глоток.

— Если вы не хотите принести мне еще вина, то уходите. Решив, что не позволит себя запугать, она шагнула в логово льва.

— Думаю, вам уже хватит.

Она еще не видела его таким. Он всегда казался слишком выдержанным, благоразумным, чтобы напиваться как простолюдин.

— Что случилось, Патрик? Что вас мучает?

Он отвернулся от нее, уставившись в огонь, сжав челюсти.

— Возвращайтесь к своим гостям, миледи. Я сейчас не гожусь для приличного общества.

За его словами крылось что-то, но она не могла угадать, что именно. Инстинкт велел ей уйти, но вместо этого она подошла ближе. Достаточно близко, чтобы протянуть руку и положить ему на плечо. Под ее рукой оно было твердое как камень.

— Болит рана? — осторожно спросила она. Он дернулся как ошпаренный.

— С моей раной все в порядке.

— Вы вспомнили жену? Вам, должно быть, ее ужасно не хватает. Я могу что-нибудь для вас сделать?

Патрик пробормотал грубое ругательство и швырнул кувшин в огонь. Тот разлетелся на куски, а брызги кларета ярко вспыхнули. Он вскочил с кресла и накинулся на нее, прежде чем она смогла отреагировать. Схватил ее за руки и стал гневно трясти.

— Черт побери, Элизабет! Ты всегда такая бескорыстная! Вечно заботишься о других. Стараешься во все вникнуть. Но, боюсь, меня ты не поймешь.

Она инстинктивно отпрянула назад от его резких слов; никогда он с ней так не разговаривал. Без маски она увидела теперь его таким, какой он на самом деле: человек, терзаемый демонами, которых она и представить себе не могла.

Но это не объясняло, почему его гнев направлен на нее. Он смотрел на нее так, будто ненавидит. Что она ему сделала?

— Я только пыталась помочь. Хотела знать, что случилось.

Взгляд его помрачнел, он шагнул к ней.

Она инстинктивно отступила назад, но он схватил ее, мускулистые руки сомкнулись у нее за спиной как тиски. Она задохнулась от удивления. Впервые она ощутила его силу по-настоящему.

— Так ты хочешь знать, что случилось? — Он взял ее за подбородок и заглянул в глаза. Она чувствовала, как колотится его сердце. — Я скажу тебе. Я хочу тебя так, что не могу уже нормально жить. Мое тело в огне. Когда я смотрю на тебя, мне хочется схватить тебя в объятия. — Она вытаращила глаза. Грубое желание в его взгляде поразило ее. Она и представить себе не могла, что способна вызвать у мужчины такую страсть. — Но это еще не все. — Он прищурился. Темная щетина резко оттенила твердый подбородок. Ничего хорошего ей это не предвещало. Лиззи попыталась вырваться, впервые напуганная по-настоящему, но он не отпускал ее. Руки у него были как стальные.

— Хочешь знать, что на самом деле не так, Элизабет? — Его лицо было совсем близко. — Я видел, как ты целовала его. — Он очень отчетливо произнес каждое слово.

Она задохнулась, «Он видел нас». Он злится на нее, потому что ревнует. Но ее поразила сила его чувства. Один невинный поцелуй довел его до крайности.

— Это ничего не значило, — тихо сказала она, пытаясь усмирить его гнев.

— Ничего? — Казалось, он сейчас встряхнет ее. — Он просил тебя выйти за него замуж, да?

Она ничего не сказала. В этом не было необходимости. Он выругался и наконец отпустил ее.

— Господи, ты в самом деле готова согласиться, да?

— А почему бы и нет?

Его горячий взгляд приковал ее к месту.

— Потому что ты хочешь меня.

Сердце заколотилось у нее в груди от его полного чувства голова. Но Лиззи не успела ничего сказать, его губы оказались на ее губах, захватывая ее, овладевая ею, подтверждая его слова.

Плотина рухнула. Подавляемый гнев, подавляемое чувство, подавляемое желание хлынули как волны прилива, затопили ее и увлекли в темный водоворот страсти. И единственной ее мыслью было: целовать его и утонуть в неизведанных ощущениях.

Его изголодавшийся рот поглотил ее губы так, что противостоять этому было невозможно. Как будто она — единственная для него, а он — для нее. Как будто он мог удержать ее навсегда одним этим поцелуем.

Это был поцелуй, который не убеждал, а принуждал.

Она приоткрыла рот, и он застонал, запуская руку ей в волосы, прижимая ее голову ближе к себе. И вот уже его язык в ней, извиваясь, требуя, проникая в нее все глубже и глубже. Тверже и быстрее. Пока их дыхания не стали единым.

Его вкус заполнил ее. Вино. Пряность. Его пьянящая мужская сущность проникала в нее до костей.

Она таяла, желая быть еще ближе к нему, мощь его тела увеличивала влечение. Он такой высокий и сильный — сплошь могучие мускулы. Воин. Защитник. В его объятиях, знала она, ей ничто не грозит.

Она доверяет ему. Полностью.

Сильное биение его сердца у ее сердца разжигало ее. Грубая щетина на его подбородке царапала ее нежную кожу вокруг рта, но ей было все равно. Ее соски отвердели у его груди. Он обнял ее ягодицы, приподняв ее.

Она прерывисто задышала, чувствуя, как твердая плоть упирается в нее, и застонала. Тело жарко вспыхнуло от желания.

Она вкладывала в свой поцелуй все чувства, которые не могла бы выразить словами. Отдавалась этому поцелую полностью, желая, чтобы он никогда не кончался.

Патрик с трудом сдерживал себя от переполнявшего его желания. Все, о чем он мог сейчас думать, — это касаться ее, погрузиться в нее, сделать ее своей.

И она хочет того же. Он понимал это по тому, как ее тело ослабело в его объятиях, сдаваясь. Она растворилась в нем, теплая и сладкая.

Он поднял ее и понес к длинному деревянному столу, положил так, что ее бедра пришлись на край стола. Он тяжело задышал, сердце заколотилось в груди при виде пылающих щек, приоткрытых розовых губ, доверчивых синих глаз, затуманенных желанием. Ее юбки были в беспорядке, открывая взору стройные девичьи ноги.

Такая желанная! Такая созревшая для любви. Никогда в жизни он не был столь возбужден. Ему хотелось видеть ее обнаженной, распростершейся перед ним. Единственное, что удерживало его от того, чтобы сорвать с нее корсаж и увидеть наготу, — присутствие толпы людей в соседнем зале.

Возможность быть застигнутыми лишь сильнее воспламеняла страсть.

Он медленно поднял ее юбки и затаил дыхание. Резко дернулся, в паху потянуло почти невыносимо.

Она была голая от талии и ниже, оставались тонкие чулки цвета слоновой кости, которые заканчивались выше колена, да бледно-голубые атласные туфельки на крошечных ножках. Ноги у нее необыкновенные — изысканной формы, с гладкой бархатной сливочной кожей, которую ему до боли хотелось касаться. А между ног — самая сладкая нежная розовая плоть, средоточие всего самого желанного. Ему не терпелось попробовать ее на вкус. Провести языком по ее медовой складке, почувствовать своим голодным ртом ее дрожь от охватившего наслаждения.

Он помедлил, и это дало ей время смутиться и одернуть юбки.

Он схватил ее за запястье и пристально посмотрел на нее.

— Нет. Я хочу видеть тебя всю, во всей девичьей прелести. Разве ты не знаешь, как ты прекрасна?

Щеки у нее вспыхнули, и он заметил неуверенность, но прежде чем она смогла возразить, он положил руку между ее бедер.

— Господи, какая нежная у тебя кожа. — Он нежно гладил ее самые сокровенные места, и она задрожала. — Как шелк, — хрипло прошептал он.

Она откинула назад голову, и тихий стон, вырвавшийся из ее горла, сказал ему, что она уже забыла о смущении. Его пальцы поднялись выше, ближе, дразня ее, пока она не застонала уже сильнее. Пока ее тело не задрожало.

В страсти, если ни в чем другом, они были равны.

Он глубоко вздохнул, нежный женский запах ее желания взывал к нему самым темным примитивным способом.

— Посмотри на меня, Лиззи, — нежно попросил он, — я хочу видеть твое лицо, когда касаюсь тебя.

Глаза у нее расширились, но она не отвела взгляда.

Он закрыл глаза, едва не закричав от наслаждения, когда наконец его палец погрузился в нее. Облегчение было слишком сильным. Она была такая гладкая и нежная. Такая горячая. Он погружался в нее снова и снова, прижимая ладонь к ее холмику.

Слабые короткие звуки, которые она издавала, заставили его открыть глаза, и выражение крайнего восторга на ее лице едва не остановило его. Он был тверд как камень и готов взорваться. Но он не остановился.

Он хотел, чтобы она достигла высшего наслаждения.

Он наблюдал, как учащается ее дыхание, как на лице появляется выражение смущенного нетерпения, видел, как изогнулась ее спина, а бедра прижимаются к его ладони. Ему не терпелось войти в нее, ощутить этот счастливый миг, о котором так долго мечтал.

Этого момента он ждал. Он немного сильнее нажал на ее холмик, увеличивая трение, чтобы она получила больше удовольствия, и нежно нажал на скрытое потаенное местечко. Ее глаза расширились от удивления, она задрожала и вскрикнула, и этот слабый звук наслаждения взволновал его.

Он едва сдержался, чтобы не присоединиться к ней. Не сейчас… Надо потерпеть.

Он снова поцеловал ее, скользнув языком в ее рот длинными требовательными толчками, развязывая пояс своих штанов и вставая между ее раздвинутых нежных бедер.

Толстая головка его члена втиснулась в ее теплую влажность, от соприкосновения он чуть не лишился сознания, настолько сильным было ощущение.

Все, что ему нужно сделать, — это закрыть глаза, откинуть назад голову и проникнуть глубоко в нее. Она была готова, он ее соблазнил. Если он овладеет ею, то она выйдет за него замуж. Он это знал.

Он не понял, что остановило его — возможно, глубоко погребенные остатки чести, которые Лиззи пробудила к жизни, — но с болезненным рычанием он прервал помилуй. Он смотрел ей в лицо.

— Скажи мне, чтобы я не останавливался, Лиззи, — настаивал он. — Скажи, что хочешь меня.

Смущение появилось в ее глазах.

— Ты же знаешь…

Он посмотрел ей прямо в глаза, преодолевая туман страсти и заставляя себя думать.

— Так ты выйдешь за меня?

— Я…

Колебание было единственным ответом, который он истолковал по-своему.

Она не хочет его. Недостаточно, по крайней мере. Что, черт возьми, заставило его подумать, будто он может соперничать с кем-нибудь вроде Роберта Кэмпбелла? Момент прошел, превращаясь в неловкое молчание.

Огонь в его жилах превратился в лед. Он тихо выругался и отстранился от нее. Боль в чреслах — ничто по сравнению со жжением в груди.

Она села, недоуменно глядя на него.

— Разве ты не понимаешь? Я стараюсь поступить правильно, — попыталась оправдаться Лиззи.

Он повернулся к ней спиной, чтобы на лице не отразилось, какой удар она ему нанесла.

— Я тоже.

Какой же он дурак! Чести нет места в его жизни — больше нет. Его дело — вернуть землю своего клана. Исправить глубокую несправедливость. Он, прищурившись, посмотрел на нее.

— Тебе лучше поскорее сделать выбор, потому что в следующий раз я не остановлюсь. — Он направился к двери. — Надеюсь, ваша семья оценит жертву, которую ты намерена принести ради них.

Она ничего не сказала, только смотрела на него с выражением беспомощности на лице. До боли ранимая. Она выглядела именно такой, какой и была — женщина, которая только что готова была отдаться ему. Он не мог отвести глаз от ее набухших губ, спутанных кудрей и платья, пришедшего в очаровательный беспорядок.

— Вы, наверное, захотите освежиться, прежде чем вернуться к Кэмпбеллу, — холодно сказал он. — Поторопитесь.