Я инстинктивно схватила мужчину за рукав куртки и крикнула:
— Дядя Аркаша! Помоги! Ему плохо, по-моему.
Аркадий Ильич появился, кажется, через долю секунды, и я поняла, что он контролировал ситуацию, стоя у прихожей.
— Спасибо, не стоит волноваться, со мной всё в порядке, — гость заговорил спокойно и вполне разумно.
Однако он продолжал смотреть на меня как-то странно, и это не давало мне покоя, выводило из себя. Поэтому я вцепилась в руку Аркадия Ильича. Так, на всякий случай.
— Что здесь происходит? Почему вы держите гостя у дверей?
В прихожей появилась бабушка, оценила ситуацию, и через секунду действие переместилось в квартиру, а входная дверь была закрыта.
— Скворцова Вероника Михайловна? — прочистив горло, обратился ко мне гость.
— Да, это я. Что случилось?
— Уже всё хорошо, благодаря вам. Меня зовут Михаил Васильевич…
"Ломоносов", — хотелось добавить мне.
Я почему-то нервничала и чувствовала себя крайне неуверенно. Почему он назвал меня Олей?! Мне же не показалось.
— …Ковалёв. Я отец Вениамина. Помните такого? Вы спасли ему жизнь неделю назад. Вот, это для вас, Вероника Михайловна, — он протянул мне розы и яркий пакет. — Это лишь микроскопическая часть моей благодарности. Примите, пожалуйста.
Я замешкалась и почувствовала, как бабушка легко толкнула меня в бок.
— Спасибо, но зачем?.. — забормотала я, неловко принимая цветы и подарок.
— Так, — учительским тоном заговорила бабушка. — Кажется, мы с Аркадием что-то упустили. Поэтому сейчас все дружно проходим к столу. Будем ужинать, а заодно узнаем все подробности. Ванная там.
Последняя фраза предназначалась для гостя, который не стал спорить. А мне так хотелось, чтобы он отказался ужинать с нами, сослался бы на занятость! Он тревожил меня, и я была уверена, что его появление внесёт сумятицу в нашу жизнь. Однако Михаил Васильевич послушно снял куртку, оставшись в светлом свитере и модных джинсах, и пошёл мыть руки.
Бабушка, которая привычно взяла на себя руководство процессом, приказала всем сначала поесть, а уже потом, за чаем, разговоры разговаривать. Пищу нужно принимать в спокойном состоянии, так всегда говорит бабушка.
— Меня зовут Михаил Васильевич Ковалёв, — повторил гость. — Я владелец фирмы "Лучший дом". Это небольшая организация, которая оказывает услуги по проектированию и дизайну жилья.
— То есть, вы архитектор? — уточнила бабушка. — Или дизайнер?
— Я архитектор, — улыбнулся Михаил Васильевич.
Мне понравилась его улыбка. Я всегда очень чувствительна к мимике собеседника, и меня редко обманывают мои впечатления. У Михаила Васильевича улыбка была открытая и очень добрая, несмотря на довольно резкие черты лица.
Небольшие голубые глаза смотрят изучающе и настороженно. Черты, в целом, правильные, хоть и резкие. Нос с небольшой горбинкой. Складки между бровей и в уголках плотно сжатых губ. А вот улыбка полностью преображает не слишком выразительное, на первый взгляд, лицо.
— А что вы говорили о каком-то спасении, Михаил Васильевич? — напомнил Аркадий Ильич.
— Да. Так вот, я постоянно занят работой, и, к сожалению, упустил из вида воспитание сына. Вениамин всегда казался мне спокойным, рассудительным парнем. Он сосредоточен на учёбе, отличник, посещает гимназию с углублённым изучением иностранных языков. Занимается баскетболом и вольной борьбой. Однако сложный возраст никто не отменял. Второго января мне уже пришлось лететь по делам в Питер, а сын согласился пойти к одному из одноклассников на праздничную вечеринку. Мне ничего об этом не сказал. Когда я звонил ему вечером, всё было нормально, мы поговорили. А утром мне позвонили с телефона сына и сообщили, что Веня в реанимации.
Михаил Васильевич говорил спокойно, но я почувствовала почему-то, что он тогда, третьего января, был в настоящем отчаянии. Бабушка прижала ладони к лицу и покачала головой.
— Мальчишки, что же вы делаете-то?! — глухо сказала она.
— А мама Вениамина? Почему она допустила подобное? — строго спросил Аркадий Ильич.
— Мы живём вдвоём с сыном. Маму Вениамина я лишил родительских прав, когда сыну было четыре года. Это очень непростая история. В любом случае, о его маме либо хорошо, либо никак. Её нет уже более пяти лет, асоциальный образ жизни дал себя знать.
— Извините, — кивнул Аркадий Ильич.
— Ничего страшного. Вы же не могли этого знать. Так вот. Бабушек и дедушек у нас тоже нет. Мои родители давно живут в дальнем зарубежье, мы с ними поддерживаем связь лишь символически. Матери Дины, моей бывшей жены, давно нет, а отец создал новую семью. К тому же, он так и не простил мне того, что я когда-то лишил родительских прав его дочь. А у меня не было другого выхода. Простите, что я рассказываю вам всё это. Очень давно ни с кем не делился личными проблемами.
— Говорите-говорите, — бабушка легко коснулась руки гостя. — Вам нужно снять этот стресс, проговорить всё. Вот увидите, станет легче. Вы, мужчины, имеете весьма глупую и опасную привычку копить всё в себе. Почему-то считаете, что озвучив свои проблемы, проявите слабость. Видимо, проявление мнимой слабости для вас хуже, чем проблемы со здоровьем. А вот муж мой, кардиолог, между прочим, много чего может возразить на такое мнение.
— Спасибо, — улыбнулся Михаил Васильевич и продолжил. — Тогда продолжу рассказ. Когда мы с Диной развелись, Вене было два года. Суд, как это часто случается, встал на сторону матери. Сначала она вообще мечтала запретить мне общаться сыном, но потом начала очень активно устраивать личную жизнь. После того, как у Вени появился третий по счёту отчим, я привлёк к делу юристов и частных детективов. Мне удалось выиграть суд и вытащить Веню из этой клоаки. Сначала у сына постоянно были няни. Но сейчас ему шестнадцать, и он всегда проявлял себя как человек самостоятельный, ответственный. Я доверял ему. Вот так… И если бы Сева, этот одноклассник, хозяин вечеринки, не вызвал утром клининг…
Гость замолчал. Видно было: он вновь переживает то, что испытал в тот день.
— Ты приехала на заказ в ту квартиру, Вероника? — догадался Аркадий Ильич.
— Да, — кивнула я. — Сева сказал нам, что Вениамин просто спит. Но мы с Надей сразу поняли, что необходимо вызвать скорую.
— Спасибо вам, Вероника Михайловна, — Михаил Васильевич серьезно посмотрел на меня. — Всё благодаря вам. Мне рассказали, что именно вы настояли, вызвали скорую. Благодаря вам, врачам удалось сохранить Вене не только жизнь, но и все функции организма. Даже мозг почти не пострадал. Вениамин пока в больнице, но чувствует себя уже хорошо. А главное, первое, что он мне сказал: понял, как сильно хочется жить.
— Ну это дорогого стоит, — кивнула бабушка. — То, что, побывав по ту сторону, сам сделал выводы. Будет жить. Умный мальчик. От глупостей, увы, никто не застрахован. Даже от роковых.
— Это точно, — согласился гость. — Пока на свете есть такие люди, как ваша внучка, жизнь имеет смысл. Спасибо вам всем.
— Вероника ничего не рассказала нам об этом инциденте, — Аркадий Ильич даже будто обиделся. — Видимо, не хотела волновать Галю и Олю.
Я наблюдала за гостем. Его взгляд странно вспыхнул, едва Аркадий Ильич произнёс имя мамы.
— Да, внучка! — покачала головой бабушка. — Мы с мамой ещё достаточно молоды и здоровы, в том числе, психически. Зачем нас так бескомпромиссно щадить? И отказывать нам в доверии?
— А где сейчас… мама? — осторожно спросил Михаил Васильевич. — Я бы и ей хотел сказать слова благодарности за такую дочь.
— Оля живёт в другом городе. Она прилетала на праздники, — сообщила бабушка, которая не замечала ничего подозрительного.
А я прямо почувствовала, как гость расстроился и сник. Но быстро взял себя в руки, надо отдать ему должное. Всё чуда́стее и чуда́стее.
— Вероника Михайловна, а сколько вам лет? Извините за нескромный вопрос.
— В конце декабря исполнилось девятнадцать, — ответила я.
Михаил Васильевич несколько секунд обдумывал что-то. Странно посмотрел на меня.
— А почему вы работаете в клининговой компании? Извините за ещё один нескромный вопрос. Я понимаю, что каждый труд достоин уважения. Но всё же?
— Это мой сознательный выбор. Летом я провалила вступительные экзамены во все театральные вузы, а теперь нахожусь в поиске себя.
— В театральные? — тихо спросил Михаил Васильевич.
— Да. А что?
— Нет, ничего. Очень жаль, что так получилось. Но, возможно, вы не откажетесь… искать себя в более комфортных условиях?
— В смысле? — нахмурилась я.
Что он себе позволяет?
— Простите, Вероника… Михайловна. Мне кажется, я могу помочь вам как-то. В ответ на вашу помощь. Подобрать для вас более спокойное рабочее место. Вижу, вы готовы отказаться. Но, прошу, просто подумайте.
Он встал из-за стола, скрылся в прихожей, но тут же вернулся с двумя визитками в руках. Одну отдал мне, а вторую (хитёр!) — бабушке.
— Позвоните мне, пожалуйста, завтра, Вероника Михайловна. Или сразу приезжайте. Завтра я весь день буду на месте, в офисе. Мы поговорим, подумаем вместе о том, чем вы могли бы заняться пока. Почему-то я уверен, что наше сотрудничество станет взаимовыгодным.
— Она позвонит и приедет, — кивнула бабушка, бросив на меня выразительный взгляд и не давая мне возразить.
"Чёрта с два", — подумала я.
* * * * * * * * * *
После того, как Михаил Васильевич уехал, мы с бабушкой долго спорили. Она пыталась убедить меня, чтобы я хоть попробовала сходить в офис фирмы "Лучший дом". В лоб ведь не ударят, — так она говорила. Зато появится возможность сделать выводы непредвзято.
А я пока делала выводы предвзято, настаивая на том, что нужно бояться данайцев, дары приносящих. И на том, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
Ну не верила я в такое обширное и всеобъемлющее проявление благодарности.
Аркадий Ильич молчал, не примыкая ни к одной из сторон спора. Кажется, он видел рациональное зерно в доводах каждой из двух спорщиц.
В конце концов, именно он заявил, что утро вечера мудренее, и развёл нас в стороны, как опытный рефери.
Я, как это часто со мной бывало, поняла его слова буквально и полночи думала. Хорошо, что следующий день — выходной, хотя бы отосплюсь.
Зато мои подробные и спокойные размышления привели меня к таким выводам… Чем дольше я думала и анализировала события прошедшего вечера, тем сильнее убеждалась в том, что на первый взгляд казалось нереальным, фантастическим.
Началась мыслительная цепочка с того, что гость назвал меня именем моей мамы. Выглядел он при этом так, словно встретился с призраком. Затем, когда Аркадий Ильич упомянул имя мамы, Михаил Васильевич знатно оживился, хотя и пытался это скрыть. Возможно, ему удалось ввести в заблуждение бабушку и дядю Аркашу, но только не меня: я за ним уже пристально наблюдала. Он напряжённо ловил каждое слово, касающееся мамы.
Что дальше? Он спросил меня о возрасте, после чего явно что-то высчитывал в уме, прикидывал. После совершения вычислений начал усиленно зазывать меня к себе на работу. Зачем? А чтобы иметь больше возможностей для подтверждения своих подозрений!
Что мы ещё имеем? Мама и слышать не хочет о переезде в Москву. Значит, с этим городом у неё связаны неприятные воспоминания, душевная боль.
Она никогда не рассказывала мне ничего подобного, но теперь я отчётливо понимала: мама была в Москве, причём, достаточно долго была, и не в гостях.
Бабушка, безусловно, знает о том, что мама провела в столице некоторое время. Не может не знать. И знает о том, что мама "привезла" меня из Москвы. Однако, похоже, остальные подробности моего появления на свет бабушке неизвестны. Иначе она не встречала бы вечером гостя так радушно.
От меня же скрывали вообще всё. Я не знала даже о том, что мама пыталась покорить Москву. Покорить по какой-то причине не получилось, зато получилась я. Правда, меня долгое время усиленно убеждали в том, что я появилась сама по себе. Однако отчество мне дали, как выяснилось, вполне реальное.
А теперь жизнь распорядилась по-своему. Не знаю, откуда появилась эта уверенность, но она не ослабевала, а лишь росла и крепла: накануне вечером я познакомилась с тем человеком, который имеет самое прямое отношение к моему появлению на свет. Проще говоря, с собственным отцом.
И он тоже понял, что я его дочь. Мы с мамой очень похожи, потому Михаил Васильевич и назвал меня её именем. Видимо, почувствовал, как очутился в прошлом двадцатилетней давности, потому и побелел весь.
Что я испытала, сделав это открытие? Удивление, больше ничего. Жизнь кружила нас всех, как сорванные ветром осенние листья, а потом взяла и опустила в одну и ту же ржавую бочку с дождевой водой.
А что я ещё могла испытывать? Я впервые увидела своего биологического родителя, я знать его не знаю: как живёт, чем дышит. Да, впечатление производит хорошее, располагает к себе. Но если бы все негодяи сразу производили только плохое впечатление, как остальные люди поддавались бы под их обаянию?
Михаил Васильевич думает, что ему удалось скрыть от всех свои мысли и своё настроение, обвести нас вокруг пальца. Только не меня. Он хочет убедиться в том, что я его дочь. Молчком, втихушку, втайне от меня. А я буду вести свою игру.
Да, я приму его предложение по поводу работы. Понятно, что если для меня не найдется в фирме рабочего места, то Михаил Васильевич его придумает. А я соглашусь. И проведу собственное расследование. Хватит с меня семейных тайн, лжи и скрытничества окружающих.
Чем больше я думала об этом, тем сильнее меня охватывало желание найти истину. Я испытывала небывалый душевный подъём, возбуждение, драйв!
* * * * * * * * * *
На следующий день, тщательно собравшись, я поехала в офис фирмы "Лучший дом". Поехала без предварительного звонка. Не хотела давать господину Ковалёву возможность подготовиться к моему появлению.
Офис фирмы располагался в одном из современных бизнес-центров, почти в сердце города. Интересно. Со слов Михаила Васильевича я поняла, что фирма маленькая и достаточно скромная.
Появиться совсем уж сюрпризом по понятным причинам не удалось: мои документы проверили при входе, у турникета, и сообщили Михаилу Васильевичу о моём приезде.
Он встретил меня сам, лично. Сегодня Михаил Васильевич был в стильном деловом костюме и в очках. Мне ещё вчера показалось, что он немного близорук, но не критично. Казалось, он очень рад моему появлению.
— Здравствуйте, Вероника Михайловна! Проходите.
— Здравствуйте.
Я огляделась, не скрывая своего интереса. В офисе мне понравилось: современно, стильно, просто, без вычурности и излишеств. Михаил Васильевич сразу показал мне свои владения.
Помимо мест общего пользования, в офисе были четыре небольших кабинета и один большой. В одном кабинете за компьютерами сидели двое молодых мужчин. Третий стол пустовал, но понятно было, что хозяин на выезде и вот-вот вернётся. Это был кабинет, в котором работали архитекторы и программист. Егор и Евгений (программист) были на месте, Андрей — на выезде. Михаил Васильевич сразу со всеми познакомил меня.
Во втором кабинете работали достаточно молодые мужчина и женщина, муж с женой, Роман и Юлия, дизайнеры. Мне очень понравились эти супруги, а главное, их имена. Казалось, жизнь дала возможность Ромео и Джульетте быть вместе.
В третьем кабинете работали две женщины в возрасте, бухгалтер и экономист, обе со сложными именами, вот так, с ходу не уложившимися в моей голове. Эти женщины выполняли и функции отдела кадров.
Четвёртый кабинет принадлежал Михаилу Васильевичу. Довольно просторный кабинет, выполняющий также функции конференц-зала.
В пятом кабинете была небольшая приёмная. Она почему-то пустовала.
— Два месяца назад уволил секретаря, — сообщил Михаил Васильевич. — Нового так и не принял. Как будто чувствовал, что судьба пошлёт мне вас, Вероника Михайловна.
Он, хоть и улыбался, я почему-то была уверена, что говорит серьёзно. А ещё я сразу поняла, за что уволен секретарь. Точнее, уволена. Босс — мужчина свободный, симпатичный и довольно успешный. Золотоискательницы проходу ему не дают, тут к гадалке не ходи.
— Вы хотите, чтобы я работала секретарём? Но я не изучала делопроизводство, Михаил Васильевич.
— Пусть вас это не беспокоит, Вероника Михайловна. Документооборот я в данный момент полностью контролирую сам. Вы постепенно втянетесь. А пока у вас будут, скорее, обязанности офис-менеджера. Надеюсь, вам это не претит?
Он с беспокойством вглядывался в моё лицо.
— Совсем нет. Почему мне должно это претить?
— Вот и отлично. Тогда пойдём обратно в экономический отдел, будем оформлять вас на работу. Или трудовая книжка ещё в клининговой компании?
— У меня нет трудовой книжки, а в клининге я работаю по договору.
— Замечательно. Тем договором я займусь лично, можете не беспокоиться, вас отпустят без проблем, всё выплатят. У нас есть приходящий юрист, он поможет. А трудовую книжку оформим сейчас и здесь.
* * * * * * * * * *
Вот так у меня началась новая жизнь. И не только трудовая. Хотя в работу я втянулась очень быстро, к хорошему привыкаешь моментально.
Уже через неделю я полностью контролировала документооборот. Михаил Васильевич был в восхищении. Кроме того, в мои обязанности входило своевременное обеспечение сотрудников канцтоварами и прочими инструментами для труда, а также контроль за работой уборщиков помещения.
Босс вёл себя корректно, общался со мной только по рабочим вопросам. Однако я была уверена в том, что это ненадолго, ждала перехода Михаила Васильевича к действиям решительным. И дождалась.
…Началось всё с того, что Михаил Васильевич устроил грандиозный разнос архитектору Егору и программисту Жене, которые вдруг вздумали конкурировать за моё расположение. Цветы, конфеты и прочие знаки внимания появлялись в приёмной регулярно. К счастью, архитектор Андрей и дизайнер Рома были женаты, и им от босса не прилетело.
Кажется, с тех пор, как я начала жить и работать в Москве, у меня обнаружился и начал стремительно развиваться своего рода талант. Я бы даже сказала, нюх. Как это происходило — не знаю, но я всегда оказывалась в нужное время в нужном месте, при этом оставаясь незамеченной.
Я ничего специального для этого не делала, не устраивала засады, не подслушивала, не вынюхивала, не подглядывала, не затевала слежку.
Так вышло и с этим разговором, вовсе не предназначенным для моих ушей. Я шла по коридору, возвращаясь из специализированного магазина канцтоваров, когда услышала, как в закутке недалеко от дверей нашего офиса, в месте для курения, Михаил Васильевич беседует с Егором и Женей.
Парни пытались оправдываться, всерьёз недоумевая: что это нашло на их обычно демократичного начальника. С чего это он вдруг озаботился их облико морале? А мне стало смешно.
Я-то понимала, в чём дело: мой внезапно появившийся отец печётся о сохранении моей девичьей чести. Конечно, Жене и Егору он пытался внушить тот факт, что легкомысленное поведение неблагоприятно отражается на рабочем процессе и производительности труда.
Апеллировал к тому факту, что они — мужчины, и должны вести себя более ответственно и серьёзно, чем женщины. Однако, как я поняла позже, Егор и Женя решили, что босс сам положил на меня глаз и тупо отодвигал в сторону конкурентов. Однажды Женя прямо сказал мне об этом предположении, правда, сделал вид, что шутит.
Вторым звоночком стало то, что в одно (склонна думать, всё же прекрасное) утро в приёмной появился мой, так сказать, старый знакомый — ледяной Влад Андреич. Вот уж кого меньше всего ожидала встретить здесь!
— Привет, Вероника, — непринуждённо произнёс он, занимая примерно треть приёмной.
Интересно, давно мы с ним так накоротке, по-приятельски?
— Буэнос диас, сеньор, — буднично произнесла я, не отрывая взгляда от монитора.
— Неужели до сих пор сердишься? Между прочим, совершенно зря.
Игнорируя стулья, кресло и небольшой диван, Влад Андреич прислонился к углу моего рабочего стола. Я почувствовала себя "Титаником", перед которым внезапно воздвигся гигантский айсберг.
Даже парфюм у Андреича оказался тонкий, лёгкий, с нотками ледяной свежести. В руках — короткая тёплая куртка. Кажется, такие куртки называют "Пилот".
— Как работается на новом месте, Вероника?
— Замечательно, — лаконично ответила я.
Он смущал и бесил меня одновременно. Я едва не спросила о том, как ему самому работается на новом месте, но вовремя прикусила язык: по идее, я ведь не слышала их с адвокатом разговор.
— Если вы к Михаилу Васильевичу, то он у себя. Доложить?
— Доложи.
Он продолжал пристально смотреть на меня. Странно, но сегодня его взгляд уже не казался мне таким уж холодным. Когда я шла к кабинету босса, чувствовала, как Влад Андреич рассматривает меня.
Конечно, строгая белая блузка, юбка-карандаш и туфли на каблуке украшали меня много больше, чем рабочий комбинезон, но это же не повод так беззастенчиво пялить на меня глаза!
Уже у кабинета шефа я, к своему ужасу, поняла, что не знаю фамилию Влада Андреича. Застыла в нерешительности.
— Макаров Владислав Андреевич, — донеслось в мою напряжённую спину.
— Спасибо, — тихо ответила я и, предварительно постучав, толкнула двери.
Михаил Васильевич попросил приготовить для них с посетителем кофе, и когда я подошла с подносом к чуть приоткрытой двери, вновь услышала нечто занимательное.
— Ты должен понимать, Михаил, что не сможешь тайно взять у неё ни анализ крови, ни волосы, например. Может, просто рассказать ей правду? Всё равно же придётся, если твоя догадка подтвердится.
— Нет, Влад. Я, конечно, уверен, но никогда нельзя стопроцентно полагаться на судьбу. А вдруг всё же нет? Напугаю девочку, введу в заблуждение.
— Тогда только слюна, Михаил. Раздобудь ложку или кружку, которыми она только-только воспользовалась.
Я осторожно отошла от двери, а потом начала возвращаться, нарочно грохоча и топая, как слон.
— Ваш кофе, — громко пропела я, ещё не полностью открыв двери в кабинет босса.
— Спасибо, Вероника Михайловна, — тепло улыбнулся начальник.
А Влад Андреич подмигнул мне. Подмигивай-подмигивай, умник. Я мысленно хохотала над ними, предвкушая их безуспешную охоту за моими столовыми приборами и посудой.
Меня удивил тот факт, что Михаил Васильевич настолько доверяет Андреичу. Раскрыл перед ним все карты! Значит, полностью уверен в его порядочности и умении держать язык за зубами.
Это, безусловно, скорее, плюс, чем минус, но мне придётся очень разочаровать двоих этих… красивых, умных и самоуверенных представителей сильной половины человечества.
Ну что, парни? Хотите потягаться с несмышлёной провинциальной дурёхой? А давайте!
* * * * * * * * *
Михаил Васильевич особо париться не стал, пошёл самым простым и проверенным путём. На следующий день в офисе появился Вениамин. С цветами и с тортом, разумеется.
Если честно, Веня вызывал во мне намного больше чувств, чем Михаил Васильевич. Тайну своего появления на свет я пока не узнала, а нежелание мамы даже вспоминать о некогда любимом (судя по всему) человеке говорит о многом. В любим случае, судить рано, но и особенной, родственной теплоты к боссу я не испытывала.
Совсем другое дело Вениамин. Тут зов крови во мне просто зашкаливал, неистовствовал. Пока мы пили чай, я жадно вглядывалась в лицо предполагаемого брата, вслушивалась в его голос. Если я родилась копией своей мамы, то Вениамин, безусловно, был копией Михаила Васильевича.
Парень мне очень понравился: спокойный, рассудительный, умный. Запираться не стал, рассказал, как всё произошло в тот злосчастный вечер, второго января. Веня был очень скован, потому что девушки у него никогда ещё не было, и Сева предложил верное средство для раскрепощения.
Севу Вениамин не винил, только себя, но общение с бывшим приятелем прекратил.
Я поняла по поведению Вени, что о нашем возможном родстве он ничего не знает. То есть, его тоже используют вслепую. Пока мы с Веней болтали, Михаил Васильевич вышел ненадолго, а вскоре после того, как он вернулся, зазвонил общий офисный телефон.
На звонок была обязана ответить я. Понимая, что кружку с недопитым чаем у меня никто не уведёт нагло, прямо из-под носа, я, словно задумавшись, сжала в руке ложку, которой ела торт.
…Такая канитель продолжалась потом ещё в течение нескольких дней: каждый раз в то время, когда я пила чай, в приёмной появлялся Михаил Васильевич, а потом уходил ни с чем.
Дождавшись того момента, когда он уже начал что-то подозревать, я, выпив чай и демонстративно облизав ложку (знала, что за мной наблюдают из соседнего кабинета), упаковала кружку и ложку в чистый прозрачный пакет, вошла в кабинет босса и положила пакет на стол, прямо перед носом Михаила Васильевича.
Я уже видела однажды, как Михаил Васильевич бледнеет, и сейчас наблюдала это вновь. Да, признаю, я поступила жестоко, но и Михаил Васильевич вёл себя не лучше, пытаясь втайне от меня сделать тест ДНК.
— Прости, — тихо заговорил босс. — Давно ты знаешь?
— Догадалась, размышляя полночи после вашего визита к нам домой. Всё началось с того, что вы назвали меня именем моей мамы, а мы с ней очень похожи. Потому я и пришла сюда работать. Хотела узнать правду.
— Сядь, Вероника.
Пожав плечами, я опустилась на один из стульев. Михаил Васильевич вышел и запер приёмную на ключ изнутри. Вернувшись, закрыл ещё и дверь своего кабинета. Видимо, для особой секретности. Потом достал из сейфа начатую бутылку коньяка и широкий стакан.
— Придётся добираться домой на такси, — немного растерянно улыбнулся он. — Будешь?
— Нет, спасибо.
— Ну и правильно, — Михаил Васильевич налил примерно треть стакана, залпом выпил, отдышался.
— Вероника, я не хочу здесь разговаривать. Давай поедем сейчас в какой-нибудь небольшой ресторан, посидим спокойно?
— А работа?
— Вернёмся через пару часов. Я предупрежу других сотрудников, что уехал на обед раньше.
— Ладно. Но только при условии, что вы не будете больше пить.
— Не буду, — с готовностью согласился он. — Выпивать в рабочее время вообще не в моих правилах, просто сегодня случай экстраординарный.
* * * * * * * * * *
… - Это случилось летом, больше двадцати лет назад. Двадцать с половиной лет назад, если говорить точнее. Мне тогда был двадцать один, я перешёл на пятый курс архитектурного. Однажды, гуляя с друзьями в одном из парков, я увидел на скамейке одинокую и очень грустную девушку. Она была такой несчастной, потерянной… и прекрасной. Вот как ты, только ещё более юной. Оля пошла в школу с шести лет, соответственно, и окончила её в шестнадцать. В шестнадцать с половиной.
— Да, так и есть, мама рассказывала, что пошла в школу в шесть. Говорила, было тяжело. Потому меня отдала почти в семь с половиной.
Михаил Васильевич кивнул и мечтательно улыбнулся.
— Я влюбился сразу. Никогда до этого дня не верил в любовь с первого взгляда. Да и вообще, мне всегда нравились девушки постарше. А тут… Когда на нас обрушивается настоящее чувство, мы беззащитны перед ним, очень чувствительны. Настолько, будто кожи вообще нет, только нервные окончания. Сказав друзьям, чтобы продолжали прогулку без меня, я сел на скамейку рядом с девушкой. Мы познакомились. Я чувствовал, что тоже понравился ей. Знаешь, хоть и банально прозвучит, но между нами будто разряд прошёл. Оля рассказала мне о том, что провалила экзамены во все театральные и сегодня ночью уезжает домой.
— В театральные?! — наступила моя очередь удивляться.
— Да. Вижу, мама скрыла от тебя этот факт своей биографии?
— Мама очень много фактов скрыла, — вздохнула я. — А что дальше? Очень интересно!
— Я бросил все силы на то, чтобы убедить Олю остаться. Уговаривал, убеждал, умолял. Настаивал на том, что через год Оля снова может попытаться поступить в театральный. В конце концов, поклялся, что мы поженимся, как только ей исполнится восемнадцать. Оля согласилась, она полностью доверилась мне. Мы сдали её билет. Оля позвонила своим родителям и сказала, что поступила на подготовительные курсы. Отец Оли тогда серьёзно болел, потому родители и не смогли сопровождать дочку в Москву. Пытались отговорить, но Оля так мечтала стать актрисой, что не боялась никаких препон. А мои родители тогда уже уехали за границу. Я жил с дедом. В тот же день я привёл свою невесту домой и познакомил с дедом. Мы с Олей стали жить вместе, с нетерпением ожидая того момента, когда можно будет официально оформить наши отношения. Я учился, Оля работала продавцом- консультантом в магазине женской одежды, готовилась к новым вступительным испытаниям. Жили мы очень хорошо и дружно, никогда не ссорились. Не знаю, как Оля, а я был безумно счастлив. Мне тогда казалось, что и она тоже. Оля прекрасно ладила с моим дедом. К своим родителям она съездила, правда, без меня, потому что я выходил на диплом. Мама Оли мечтала приехать, познакомиться, однако отец Оли был тогда уже совсем плох. Зато моя мама выбралась, прилетела, чтобы познакомиться с Олей. Это было в мае. Потом мама улетела. Я готовился к защите, очень много времени проводил в библиотеке и на кафедре. Защитился блестяще, пришёл домой, а Оли нет. Исчезла, оставив письмо. Это письмо… Как я мечтал исчезнуть, испариться, чтобы не дочитывать его. Оля сообщила, что встретила старого знакомого, свою первую любовь, чувства вновь вспыхнули, и… Что уже устала лгать мне, я этого не заслужил. Что уехала с любимым. Просила прощения и настаивала, чтобы я не искал её. Дед ничего вразумительного рассказать не смог. Говорил, что к Оле приходила какая-то её подруга, с которой они вместе работают, а потом Оля быстро собралась и уехала на такси. Только прощения попросила у деда. Всю ночь я пил и рвал письмо в мелкие клочки. Больше всего на свете мне хотелось стереть из памяти содержание этого письма.
— Ты поверил?
Я сама не заметила, как перешла на "ты" с Михаилом Васильевичем.
— Поверил. Я не видел другой причины, по которой Оля могла так резко всё оборвать, безжалостно ударить меня в самое больное место.
— И ты сразу женился?
— Не сразу. Сначала я пустился во все тяжкие. Результатом моей разгульной жизни и стала женитьба на весёлой девушке Дине. Мне было всё равно: Дина, Лина или Карина. После женитьбы мы жили с Диной всё так же весело. И лишь когда родился Веня, с ним вместе, кажется, заново родился и я. Я снова хотел жить, видел смысл в своём существовании. Резко вернулся в нормальное жизненное русло, начал своё дело. Дальше ты знаешь, я рассказывал.
— А с мамой вы так больше и не виделись?
— Нет, — Михаил Васильевич печально покачал головой. — Мне и в голову не приходило, что Оля украла у меня дочь. Срок был слишком небольшой, когда она уехала. Возможно, и сама ещё не знала о беременности.
— Должна быть какая-то причина поведения мамы, очень веская причина! Мама не могла совершить такой поступок ни с того ни с сего.
Я чувствовала потребность вступиться за маму.
— А первая любовь?
— Какая первая любовь, если мама ждала ребёнка от тебя? Да и вообще… Если мама была с тобой с шестнадцати лет, то когда была первая любовь? В первом классе?
— То есть… Оля не замужем?
— Нет, конечно! И никогда не была. Вообще, если у неё и есть личная жизнь, то это всегда тайна за семью печатями.
— А обо мне Оля говорила что-нибудь?
— Нет. Никогда и ничего, ни слова. Мне даже запрещено было расспрашивать об отце, хотя я пыталась.
Михаил Васильевич опустил голову. Я видела, что мои слова причинили ему настоящую боль.
— Не время страдать! Надо выяснить всё, — я даже подпрыгивала на месте от нетерпения. — У поступка мамы есть объяснение. И я его узнаю.
— Нет, — Михаил Васильевич выпрямился и покачал головой. — Мы узнаем его вместе.
* * * * * * * * * *
… Тест мы сделали, хотя оба были уверены в том, что являемся родственниками. Как и ожидалось, результат полностью подтвердил тот факт, что Михаил Васильевич — мой отец. Результаты теста нам нужны были для двух разговоров: с мамой и с Веней.
Сыну Михаил Васильевич рассказал обо всём в моём присутствии, у них дома. Они жили в небольшом, но современном и уютном доме в одном из коттеджных посёлков. Вениамин, естественно, очень удивился. Как это часто бывает, дети, даже достаточно большие, с трудом принимают информацию о том, что у родителей существует собственная жизнь, не связанная с ними.
Однако Вениамин быстро всё обдумал и вскоре, вернувшись из своей комнаты, в которой сначала скрылся, попросил прощения. Он сказал, что всегда мечтал о такой сестре, как я. Предвкушал, как все парни будут завидовать ему. Так нам с Веней удалось подружиться.
Бабушке и Аркадию Ильичу было решено рассказать всё только после разговора с мамой. Пока я просто сказала им, что мне дали небольшой отпуск, и я хочу слетать в родной город, к маме.
Несмотря на то, что Влад Андреич теперь работал в строительном концерне "Мегаполис", он сотрудничал и с фирмой "Лучший дом". Как объяснил отец, фирма небольшая, и собственной службы безопасности нет, однако Макаров согласился помогать время от времени. Вот и теперь, когда мы с отцом и братом улетели, за руководителя остался почему-то Влад Андреич, а не кто-либо из сотрудников фирмы.