Город Пламени

Глава 4

Я роняю кубок, и он с грохотом падает на булыжную мостовую. Звук не влияет на дракона, который подползает ближе. Я наклоняю голову, разглядывая замысловатую чешую и два черных рога, которые все еще мерцают, даже когда широкие плечи закрывают любой источник света от солнца. Неестественное желание проникает в меня, когда я медленно поднимаю руку к опущенной морде.

Мои пальцы деликатно приостанавливаются, настороженные тем, что я делаю, хотя я не нахожу это чуждым. Он хочет, чтобы его коснулись, успокоили, но как раз в тот момент, когда я собираюсь дотянуться, раздается хлесткий звук цепей, обвивающих рыло дракона — оружие бола.

Дракон бьется и рычит, но на ноги, лапы и крылья надвигаются еще тяжелые цепи, сбивая его на землю. Я отпрыгиваю назад, когда вверх взлетает еще больше пыли, и безмолвно наблюдаю, как венаторы крепко держат его на месте, отдавая друг другу приказы подгонять повозку с клеткой.

Они не убивают его?

Почему они не…

Женщина-венатор внезапно хватается за мою руку, трясет меня, словно пытаясь заставить меня сосредоточиться на ней: "Ты с ума сошла? Тебя могли убить…"

"Сана." Тот же грубый голос.

Венатор, которая, как я предполагаю, и есть Сана, отпускает мою руку и смотрит вверх. Ее резкие черты смягчаются в восхищении, прежде чем я поворачиваюсь лицом к лицу с темной пластинчатой броней на мускулистой груди. Сильный аромат кедра и сладких специй доносится до меня, когда я поднимаю глаза вверх. Несомненно, это вчерашний венатор, который несколько минут назад накричал на меня.

Он смотрит на меня с такой силой и властностью, что его губы — не что иное, как прямая линия. Я не отстраняюсь от него, глядя в его лесные глаза, на то, как веснушки темнеют на его коже цвета слоновой кости. Для венатора я представляла себе шрамы на его лице, возможно, даже кривой нос, но этот человек, кажется, бросил вызов всем шансам — его лицо украшает идеально узкий нос.

Он жестом головы указывает на Сану, и ее шаги звучат, когда она уходит. Когда он убирает меч в ножны, за спину, на другой клинок, я смотрю на обе рукояти, обтянутые тонкой кожей, а на верхушке витиевато сияет красный бриллиант. Совсем другое дело, чем мои поношенные кинжалы: "Как тебя зовут?" В его голосе звучит интерес.

Но я игнорирую вопрос, спрашивая: "Что вы собираетесь с ним делать?". Мое сердце колотится с бешеной скоростью, пока венаторы затаскивают дракона в большую тюремную повозку, а вдалеке все еще раздаются детские крики. Я не могу понять, как я не только стала свидетелем появления другого дракона девять лет спустя, но и не чувствую гнева от желания покончить с его жизнью, когда я должна была это сделать?

"Ну, мы не всегда убиваем их", — говорит он с интригой в глазах, изучая меня: "Некоторых драконов мы ловим; мы используем их для испытаний венаторов или для боев на арене".

Я ничего не отвечаю на это. Мой отец никогда не рассказывал мне о своей жизни венатора, он также не хотел, чтобы мы переезжали в город, даже если бы у него были на это деньги. Но когда бы он ни навещал нас — иногда через несколько месяцев — нам всегда сообщали о том, какие испытания проходят венаторы, прежде чем принять присягу воина. Если они их проходили, то есть.

"Сейчас." Венатор качает головой, глаза буравят меня, а пряди медных волос падают ему на лицо: "Твое имя?"

Я поднимаю подбородок, не показывая ничего, кроме суровости: "Если я назову свое имя, меня бросят в подземелья за помощь вам, венаторам?"

Он усмехается глубоко и хрипло, хотя я не нахожу ничего забавного: "Не бросят… но теоретически я должен спросить, как тебе это удалось?"

"Я-" Я оглядываюсь назад, туда, где я стояла в нескольких футах от дракона, которого больше не было видно: "Я не знаю", — говорю я, нахмурившись, когда мои глаза снова переходят на Венатора. Он смотрит на меня в задумчивости, словно дальнейшие расспросы ни к чему не приведут, особенно когда у меня самого нет ответов.

"Лоркан", — говорит он через минуту или две, протягивая мне руку: "Хален".

Поднимая брови, я замечаю, что, несмотря на то, что на его лице нет шрамов, его рука изуродована ими. Он не прячет их так, как я свои, он, кажется, даже не обращает на них внимания.

Нерешительно я беру его руку в перчатке и пожимаю — немного слишком агрессивно с его стороны. Расширенные глаза отводятся, но я не говорю ничего, кроме: "Наралиа Амброуз".

"Амброз?" Он морщит лоб в знак узнавания и отпускает меня: " Твой отец… случайно не Натаниэль Амброуз, венатор?"

Это вызывает у меня интерес, и я киваю: "Вы знали его?"

Лоркану на вид не меньше двадцати лет, но красная полоса на его руке напоминает мне о его высоком статусе венатора.

"Я тренировался в юном возрасте, так что мне повезло, что я его встретил. Он был известной легендой. Теперь я понимаю, откуда у тебя эти венаторские инстинкты".

Я недоверчиво усмехаюсь. Мой отец, возможно, был феноменален в своем деле, но он ни разу не научил меня делать что-либо. Тем не менее, эти инстинкты всегда приходили ко мне естественным образом.

Он не обращает внимания на мое недоверие, его глаза сосредоточены на мне, как будто все остальное не имеет значения: " Ты когда-нибудь думала о том, чтобы стать им?"

Эти слова повергают меня в шок, и я свожу брови вместе. Как только тебе исполнилось шестнадцать, письма о наборе приходили через зимний сезон, и каждый раз, когда они приходили, Идрис выбрасывал их.

Я уже собираюсь ответить, когда сзади раздается голос, в котором я узнаю голос своего брата: "Нара!"

Я оборачиваюсь: Идрис, Иллиас и Икер спешат ко мне. Все три их туники покрыты сажей, а руки Идриса вцепились в мои руки, его глаза изучают все мое лицо.

"Ты ранена?" широко раскрыв глаза, говорит Иллиас, прижимаясь к Идрису.

Я пытаюсь открыть рот, чтобы задать более важный вопрос, ранены ли они, учитывая, что я вышла искать их, но Идрис качает головой, и в его тоне проскальзывает гнев: "Мы искали тебя в магазине госпожи Килигры, почему ты не осталась…"

"Она помогла нам поймать дракона", — перебивает Лоркан, и я оглядываюсь, чтобы увидеть его взгляд, устремленный исключительно на меня: "Я просто спросил, не думала ли она когда-нибудь присоединиться к нам. Ее храбрость — то, что нам нужно как венаторам".

Иллиас и Икер, наконец, обращают внимание на Лоркана, как и Идрис. Он напрягается, отпуская меня, и я отшатываюсь в сторону, так как его непоколебимый взгляд — неважно, смотрит он на венатора или нет — сосредоточивается на Лоркане: "Моя сестра не заинтересована в том, чтобы стать им".

"Я думаю, она может ответить на этот вопрос сама". Взгляд Лоркана по-прежнему не отрывается от меня.

Идрис переместил свое тело, как будто ожидая моего ответа. Множество пар глаз на мне ничего не облегчают. Тем не менее, я надуваю грудь, резко выдыхая через нос, и говорю Лоркану: "Вообще-то, это была одна из моих мечт с ранних лет".

Мои братья молчат. Я не смотрю на них и не хочу видеть реакцию на лице Идриса. Он уже знает, что я думаю о венаторах. Я не собираюсь менять свое мнение в угоду ему.

Другой венатор обращается к Лоркану, маня его к толпе раненых. Он смотрит на меня, в его зеленых глазах сияет яркий свет, ярче любого весеннего поля в нашей деревне: "Остальные уходят отсюда на рассвете", — говорит он: "Если ты хочешь присоединиться…" Его взгляд переходит на Идриса, прежде чем снова остановиться на мне, "ты более чем способна сделать это".

Я хмурюсь и делаю шаг вперед, когда он начинает уходить: "Но сейчас не сезон вербовки?" Я могу только представить, насколько я буду отставать в обучении, если присоединюсь сейчас.

Он наполовину поворачивается: "Я знаю". На его губах пляшет шутливая улыбка, и я не даю ей появиться на моих, пока мои глаза следят за тем, как он уходит от меня.

"Нет", — говорит Идрис, ставя на стол кувшин с водой. Я беру его и передаю Иллиасу, а он наливает воду в деревянную чашку и передает ее Икеру.

Вскоре после того, как мы вернулись в дом, я, не теряя времени, стала приставать к Идрису с просьбой разрешить мне присоединиться к венаторам. Его ответы, как обычно, не вызвали ни малейшего одобрения.

"Почему бы и нет?"

"Ты уже знаешь почему". Он вздыхает, подходит к кролику Икера и отодвигает его в сторону, прежде чем тот успеет погрызть сапоги, разложенные у камина. Я следую за ним в отчаянной попытке заставить его согласиться, пока он падает на стул и потирает лоб.

"Нет, Идрис, я не знаю, почему. Ты всегда отвечаешь, что это слишком опасно". Я скрещиваю руки на груди: "Мне удалось усмирить дракона. Ты хоть представляешь, как это тяжело?".

"Хотел бы я увидеть, как моя сестра убивает дракона", — говорит Икер, и я оглядываюсь через плечо, когда Иллиас бьет его по затылку.

"Ты даже не знал о нападении, пока Идрис не вытащил тебя из таверны полусонным".

"Что я должен делать, когда буфетчица влюблена в меня и подносит мне напитки…"

"Могу я напомнить тебе об Иварроне?" Идрис обрывает их обоих, а я смотрю на него, наблюдая, как изгиб его брови поднимается вверх. Иваррон — последнее, о чем я думаю, хотя он должен быть первым после всего, что произошло.

"Я скажу ему, что меня временно не будет". Я поморщилась от собственной лжи, как и трое моих братьев.

"Пожалуйста, Идрис", — я опускаюсь на колени, упираясь предплечьями в его руки, обдумывая, что я могу сказать, чтобы он согласился. Я ненавижу умолять, но здесь я готова сказать ему, что он мой любимый, в то время как Иллиас, скорее всего, устроит из-за этого скандал: "Это могло бы помочь вам всем переехать в город. Мы могли бы начать новую жизнь вдали от этой деревни… этого нашего крошечного домика. Как только я присягну, я смогу накопить достаточно денег, чтобы выплатить долг Иваррону…"

"Откуда ты знаешь, что станешь им, Нара?" Он огрызнулся: "То, что тебе сегодня повезло с одним драконом, не означает, что тебе повезет стать венатором".

"В отличие от тебя, я верю в себя", — говорю я, опустив брови и сдерживая холодность в голосе. И все же это не удается, когда я продолжаю: "Отец бы поверил в меня, мать тоже, почему же мой родной брат не хочет даже подбодрить меня в этом? Почему мой брат решил отказаться от меня, когда я хочу только этого? Ты можешь думать, что мог спасти отца все эти годы назад, а теперь ты боишься, что то же самое может случиться со мной, с Иллиасом, с Икером, но разница в том, что ты не можешь изменить прошлое, а я, по крайней мере, верю в тебя во всем. Где это для меня?"

И снова в доме воцаряется тишина. В глазах Идриса мелькает обида, и я понимаю, что сделала еще хуже.

Он медленно поднимается со стула, не произнося ни слова, и тихими шагами идет в комнату, которую делит с Икером и Иллиасом. Дерево скрипит, когда он закрывает дверь, оставляя меня там только с разочарованием и печалью — печалью, потому что это все, что когда-либо было.

Я встаю и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на обоих братьев. Я смотрю, как Икер делает долгий глоток из своей чашки, а Иллиас ковыряется в ногтях.

"Я…" тихо начинает он: "Я поговорю с ним…"

"Нет." Я качаю головой: "Зачем беспокоиться, Иллиас? Все время одно и то же. Я только хочу, чтобы хоть раз он поступил как наш брат, а не как отец". Моя нижняя губа подрагивает, и когда Иллиас делает шаг, чтобы утешить меня, я проталкиваюсь мимо него к своей комнате и закрываю ее. Я сдерживаю каждую слезу, которая хочет вырваться наружу, которая грозит скатиться вниз каждый раз, когда мы с Идрисом спорим.

Я откидываю голову назад, закрывая глаза, и глубоко вдыхаю, подходя к своему деревянному комоду. Звезды, солнце и луна украшают боковые стороны, а вихри из дерева, которые я вырезала, заполняют другие, но верхняя часть не тронута. Достав один из своих охотничьих ножей, я начинаю вырезать, желая забыть о том, что произошло сегодня. Но мои руки не в силах этого сделать, пока лезвие формирует крылья дракона, чешую и длинный раскачивающийся хвост, пока не наступает ночь.

Пока не останется ни единой деревяшки для резьбы.

Пока солнце не зайдет за горизонт и не наступит рассвет.