Гостья из тьмы

Глава 1

Сидней плавился от зноя в прямых лучах полуденного солнца. Изящные белые крылья нового Оперного театра резко выделялись на фоне темных металлических опор моста Гавани. Круглая площадь перед театром превратилась в бурлящий разноцветный калейдоскоп, по набережной валила возбужденная нарядная толпа, а водная гладь залива была покрыта белоснежными парусами всех размеров и очертаний. Австралия праздновала так, как умела только она!

Дженни приехала посмотреть, как королева будет открывать Оперный театр, чтобы хоть чем-то заполнить томительные часы бесконечного дня. Но даже взволнованная, весело галдящая толпа на залитой солнцем набережной не смогла разрушить стену отчуждения в ее душе. Сразу по окончании церемонии Дженни с трудом выбралась из потока людей и поспешила домой в Палм-Бич – северный пригород Сиднея.

Сейчас она бездумно стояла на балконе, не замечая, что крепко вцепилась руками в перила. Это бессознательное состояние в последние полгода стало для нее привычным. Вся ее налаженная, счастливая жизнь в одно мгновение рухнула, превратилась в хаос. После похорон Дженни жила как в вакууме, почти не воспринимая реальность. Смерть мужа и ребенка обрушилась на нее с какой-то непристойной жадностью, подобно смерчу сметая все вокруг. Все произошло так внезапно, что у нее не было времени подготовиться к этому. Они не успели сказать друг другу прощальных слов. Теперь Дженни чувствовала себя как рыба, выброшенная на берег. Без Питера и Бена дом казался огромным и холодным, слишком пустым и тихим. В каждой комнате ее подстерегали воспоминания о том, что здесь когда-то происходило. Но воспоминания были не способны оживить ушедших. Прошлое ушло безвозвратно…

Тихий океан сверкал и переливался на солнце, отражаясь веселыми бликами в окнах богатых вилл на высоком берегу. Бугенвиллеи дружно кивали фиолетовыми головками на фоне чисто выбеленных стен дома. Питер посадил их потому, что они напоминали цвет ее глаз. Теперь она не могла смотреть на них без боли. А веселый гвалт загорелых, купающихся в полосе прибоя детей оглушал и приводил ее в оцепенение. Двухлетний Бен так любил там плескаться…

– Так и знала, что найду тебя здесь. Почему ты сбежала от меня? Я так волновалась, Джен!

Дженни повернула голову. Диана стояла в дверях, как всегда, в брюках и ярком цветастом топе. Темные вьющиеся волосы были перехвачены шелковой банданой, на красивом выразительном лице был густо наложен макияж.

– Прости, я не хотела тебя пугать. Но оказалось, что такой шум и суета мне просто не по силам. Я должна была уехать.

– Лучше признайся, что хотела сбежать от меня! Сказала бы, что устала, и мы бы поехали вместе.

Дженни покачала головой.

– Мне нужно было побыть одной, Ди. Я хотела убедиться, что…

Она не сумела закончить фразу, не осмелилась облечь в слова безумную надежду, что каким-то волшебным образом Питер с Беном окажутся дома. Такое происходило с ней каждый раз, стоило ей на время покинуть дом. Это было, конечно, безумием. Она знала страшную правду, ведь сама присутствовала на похоронах.

– Это было глупо, – пробормотала Дженни. – Теперь я понимаю.

– Вовсе не глупо! Людям трудно смириться и признать страшные вещи в жизни. Со временем тебе станет легче, обещаю, Джен!

Дженни посмотрела на подругу. Вызывающие манеры, экзотические наряды, дешевые украшения и кричащий макияж скрывали от всех чуткость, которую Диана яростно отрицала в себе. Но Дженни знала подругу слишком хорошо, и ее не могла обмануть внешняя бравада.

– Откуда ты знаешь?

В карих глазах Дианы промелькнула боль.

– Двадцать четыре года собственного опыта, – сказала она сухо. – Жизнь – сука, кому это знать, как не нам с тобой, Джен. Но мы вместе съели уже так много дерьма, что больше не смей прятаться от меня!

Подруги бросились друг к другу и крепко обнялись. В памяти Дженни замелькали картинки их общего прошлого. Сиротский приют в Даджарре и две испуганные малышки, цепляющиеся за надежду, что родители их скоро найдут… Когда эта мечта умерла, они придумывали себе множество других, чтобы выжить.

– Помнишь, как мы впервые приехали в Сидней? Сколько у нас было светлых надежд! Куда это все пропало?.. – вздохнула Дженни.

Диана мягко освободилась из объятий и нежно провела рукой по длинным золотисто-каштановым волосам подруги.

– В жизни нельзя ничего планировать заранее, Джен. Потому что нет ни малейшего шанса избежать того, что нам предназначено судьбой, – сказала она твердо.

– Но это несправедливо! – взорвалась Дженни, впервые почувствовав прилив гнева на обрушившееся несчастье.

Реакция Дианы была странной. Она вдруг крепко схватила Дженни за плечи и начала трясти.

– Ну же, Джен! Давай, детка! Дерись, царапайся, плачь, круши все вокруг, вопи на весь мир! Делай что хочешь, лишь бы тебе стало легче. Потому что ты никогда не станешь прежней и не сможешь жить дальше, если не позволишь этому выйти наружу.

От такого напора и откровенности Дженни вздрогнула и отшатнулась. Каким облегчением, наверное, было бы действительно взорваться, выгнать из себя эту боль, выплеснуть слезами и криками! Но что-то по-прежнему мешало ей так поступить. Каменное спокойствие – единственное, на что она была сейчас способна, чтобы как-то жить дальше.

Диана нервно закурила сигарету. Она с болью наблюдала за внутренней борьбой, отражавшейся на лице подруги. Господи, как ей хотелось встряхнуть Джен или сказать что-то такое, что разбило бы эту стену отчуждения, всегда появлявшуюся, как броня, когда с ней случалось плохое! Но, хорошо зная характер подруги, она понимала – придется ждать, пока та не справится с горем сама.

Так бывало всегда, сколько они друг друга знали. Диане ни раньше, ни сейчас ни разу не удавалось повлиять на подругу.

Странно, но из них двоих Дженни всегда была более сильной, хотя со стороны казалось, что все наоборот. Диана вспомнила приют и щупленькую фигурку маленькой девочки, которая почти никогда не плакала, сколько бы ее ни наказывали и ни обижали. Но Диана всегда знала, что за стальной броней Дженни скрывается отзывчивая душа. Этот ребенок, как никто другой, понимал, что такое страдание, и умел прийти на помощь. И такой Дженни осталась на всю жизнь. Именно Дженни в свое время спасла ее, вытащив из страшного ада, в который Диана кинулась с головой, узнав, что никогда не сможет иметь детей. И кто, как не Дженни, оказался рядом и утешал ее, когда этот распроклятый Дэвид польстился на секретаршу в офисе и сбежал с ней прямо накануне их свадьбы!

Диана с силой вдавила сигарету в пепельницу, подавляя вспышку душного, застарелого гнева, волной накатившего на нее. Два года напряженной работы в студии уже притупили остроту жала, сидящего в ней. Но сколько же литров слез на это ушло вместе с осколками скульптур, которые она в гневе разбивала об стены! Тогда это спасло ее, и, видит бог, только это сможет спасти Дженни. Иначе она просто не сможет жить дальше.

Диана пожалела, что несчастье, постигшее подругу, не способно отменить все дела. Ей нужно было спешить в галерею, чтобы помочь Энди расставить скульптуры к предстоящей выставке. Но ей не хотелось уходить, не убедившись, что с Дженни все в порядке.

Дженни как раз обернулась. Лишенные выражения огромные глаза резко выделялись на бледном лице. Эти глаза были странного цвета, Дженни еще в детстве, смеясь, называла их фиолетовыми.

– Ты, наверное, хотела узнать насчет тех картин? – прозвучал абсолютно спокойный голос. – Я уже придумала, как их развесить; до завтра это подождет.

«Как, черт возьми, ей удается быть такой спокойной? – спрашивала себя Диана. – Если бы у меня умер муж, да еще прихватил на тот свет ребенка, я бы билась сейчас головой об стены и послала бы к дьяволу все художественные выставки мира, вместе взятые!»

– Я упаковала все холсты и приготовила рамы. Они наверху, в студии. – Дженни опустила глаза на свои часы. – Прости, но мне пора ехать.

Диана удивленно уставилась на нее.

– Ехать? Куда? Сегодня же все закрыто по случаю праздника!

– В адвокатскую контору. Джон Уэйнрайт хочет обсудить со мной более подробно некоторые пункты завещания Пита.

– Но утверждение завещания состоялось почти полгода назад! Что, черт возьми, там можно еще обсуждать?

Дженни нахмурилась.

– Он отказался говорить об этом по телефону, но намекнул, что это как-то связано с моим вчерашним двадцатипятилетием.

– Я поеду с тобой, – отрезала Диана – ей не нравилось неестественное спокойствие подруги.

– Не стоит, дорогая. Только сделай одолжение, захвати с собой картины. Я сейчас не в состоянии видеть физиономию Энди.

Диана хорошо ее понимала: их юный менеджер кого угодно мог вывести из себя своим вечным нытьем. Зато он был совершенно незаменим, когда нужно было проявить стойкость в переговорах с покупателями, и к тому же тянул на себе всю ежедневную работу, давая девушкам возможность свободно заниматься творчеством.

– Он становится большим мальчиком, Джен, и вполне может справиться с этим сам, – попробовала схитрить Диана.

Но Дженни покачала головой, ее блестящие волосы тяжелой волной накрыли плечи.

– Я предпочитаю поехать к Уэйнрайту одна. Пожалуйста, пойми и не сердись на меня, Ди.

Она решительно взялась за свою сумочку. Бесполезно было спорить с ней, когда она становилась такой.

– Почему ты никогда не позволяешь помочь тебе? – проворчала Диана.

Дженни нежно положила на плечо Дианы свою маленькую руку с обкусанными ногтями и следами краски на пальцах.

– Ты очень помогаешь мне, Ди. Но я, как и Энди, расту, мне надо учиться стоять на своих ногах.

Несмотря на то, что Палм-Бич находился всего в часе езды от Гавани, здесь был совсем другой мир, резко отличавшийся по своей атмосфере от большого города с его суетой и яркими кричащими рекламами. Спокойная бухта стала прибежищем любителей рыбной ловли. На улочках, утопавших в зелени, прятались дорогие бутики и уютные маленькие ресторанчики. В садах царило буйство красок и спасительная тень, а дома, глядящие сквозь зелень окнами на залив, отличались той безукоризненной элегантностью, которую могут дать только деньги. Несмотря на свое настроение, Дженни не могла не чувствовать покой, разлитый здесь. Раньше она любила кипение большого города, но теперь для нее оказался целительным расслабляющий морской воздух северного пригорода. Дженни осторожно съехала по крутому склону к подножию холма, чтобы попасть на главное прибрежное шоссе.

Виндзор, небольшой городок в центре долины Хауксберри, расположенный в тридцати пяти милях к северу от Сиднея, показался ей сонным от жары. Дома в нем, построенные из дранки, с черепичными или шиферными крышами терракотового цвета, прятались в тени огромных красных камедных деревьев. Это был городок пионеров, его возраст подтверждался архитектурным стилем дворца и церкви Святого Матфея.

Дженни припарковала машину на окраине городка и долгое время сидела, невидящим взглядом уставившись в окно. Ей необходимо было собраться с мыслями перед встречей с Джоном Уэйнрайтом.

Официальное чтение завещания прошло как бы мимо ее сознания. Несчастье так неожиданно обрушилось на нее, что она долго жила, проводя день за днем в спасительном вакууме, сквозь который ничто не могло проникнуть. Да, она узнала тогда о своем умершем муже такие факты, которые не хотела бы знать, но просто выбросила их из головы, надеясь, что каким-то волшебным образом все встанет на свои места.

Однако сейчас пришло время, когда она должна будет, видимо, посмотреть этим фактам в лицо. Выяснить и понять, почему он так поступал, чтобы как-то пережить это.

Питер был краеугольным камнем, на котором она выстроила фундамент своей взрослой жизни. Дженни не встречала более умного и надежного человека. Кроме всего прочего, муж верил в ее талант художника и все время подстегивал в ней желание писать и выставлять свои картины. Он делал это даже в ущерб собственной мечте вернуться когда-нибудь на землю своих предков. К сожалению, Питер слишком много работал в своем банке, чтобы оставалось время мечтать о чем-то еще. Так, по крайней мере, Дженни думала раньше.

Но в его завещании обнаружилось нечто совсем другое. И это настолько не вязалось с образом человека, которого она знала и любила, что просто пугало…

Дженни тяжело вздохнула. Хотела бы она теперь, чтобы они не были так заняты оба, чтобы у них оставалось больше времени для общения. Может быть, тогда Питер рассказал бы ей все о том огромном количестве денег, которое он накопил на своем текущем счете в банке. Как бы ей хотелось, чтобы это было их совместным решением – копить деньги! Потому что зачем они ей, если она понятия не имеет, как и на что он их накопил, и они теперь не могут потратить их вместе?..

Дженни посмотрела на часы и заторопилась – пора было идти в контору.

Адвокатская контора «Уэйнрайт, Доббс и Стил» располагалась в викторианском особняке внушительных размеров с замшелыми от времени наружными стенами. Она помедлила немного и, набрав в легкие побольше воздуха, приоткрыла тяжелую дверь.

В холле было сумрачно и уныло. Массивные люстры еще не были включены, а яркое австралийское солнце с трудом пробивалось в окна через просветы между окружающими зданиями. Но мраморные полы и каменные колонны давали немного прохлады, которая была приятной после уличной жары.

– Дженнифер?

Джон Уэйнрайт был маленьким, круглым, лысым англичанином с очками без оправы, которые постоянно съезжали на середину неожиданно тонкого длинного носа. Рука, которую он протянул Дженни, была мягкой, как у женщины, с пухлыми пальцами без колец и с ухоженными ногтями. Он многие годы был адвокатом семьи Питера, но сама Дженни никогда с ним не сталкивалась до чтения завещания полгода назад.

Она прошла вслед за ним в унылую контору и села в высокое кожаное кресло с полироваными ручками. Сердце вдруг тревожно забилось. Дженни захотелось встать и убежать. Она не желала ничего слышать, ничего знать о тайнах Питера! Но было ясно: если она сейчас убежит, ей придется вернуться еще раз. Она просто не сможет жить, если не разберется, почему Пит так поступал.

– Простите, что я был так настойчив, дорогая. Все это, наверное, очень расстраивает… – Адвокат нервным жестом протер очки белоснежным платком, серые близорукие глаза с сочувствием смотрели на нее. – Но я должен удостовериться, что вы правильно понимаете содержание завещания Питера. К тому же прибавились новые пункты, вступившие в силу после того, как вам исполнилось двадцать пять лет.

Дженни уставилась на серый в полоску костюм и безукоризненный галстук. Только англичанин мог носить костюм в разгар австралийского лета!

Сама она чувствовала, что ее льняное платье уже прилипло к спине.

– Я вас внимательно слушаю. – Дженни выдавила из себя вежливую улыбку и судорожно сжала руки на коленях.

Водрузив очки на переносицу, адвокат достал папку с документами и развязал алую ленточку.

– Как я уже говорил вам до этого, ваш муж составил завещание два года назад, вскоре после рождения сына. Позднее к нему были добавлены несколько пунктов на случай непредвиденного несчастья, но основное содержание осталось прежним.

Перед Дженни вдруг отчетливо всплыло лицо полицейского в дверях их дома в то страшное утро. Она вспомнила заключение врачей. Закупорка сосудов… Это за одно мгновение уничтожило ее семью и все счастливое прошлое. От него остались только покореженные обломки машины возле бетонного ограждения набережной рядом с поворотом на шоссе.

Дженни до сих пор не понимала, как она могла ничего не почувствовать до приезда полиции? «Разве так бывает? – спрашивала она себя в тысячный раз. – Как могла мать не почувствовать смерть своего ребенка? Как могла жена интуитивно не чувствовать, что с мужем что-то случилось?»

– Как вы уже знаете, – продолжал между тем адвокат, – Питер провел ряд удачных операций, вложив деньги в надежные инвестиции и страховки…

– Как раз этого я никак не могу понять, – прервала его Дженни. – Питер работал в банке и владел несколькими акциями, но, кроме дома, который был заложен, и доли в галерее, у нас совсем не было средств. Мы даже покупали продукты на оптовых рынках, так как это дешевле! Откуда же он брал деньги на эти операции?

– Закладная на дом выкуплена, галерея полностью перешла к вам и Диане, – заявил адвокат с такой гордостью, как будто в этом была его заслуга. – Что касается капитала, с которым Питер вышел на биржу, он был накоплен путем выгодных операций с недвижимостью. Он скупал и продавал дома, получая хорошую прибыль.

Дженни вспомнила длинный список недвижимости, который вошел в ее наследство. Оказалось, что Питер был владельцем большого количества домов на северном побережье, цены на которые все время росли. Скупать их дешево и продавать, когда цены вырастут, наверное, действительно выгодно. Только она никак не могла понять:

– Но у него должны же были быть деньги на первую покупку?

– Разумеется. – Уэйнрайт заглянул в бумаги. – Питер сделал заем, взяв в качестве гаранта вашу закладную на дом в Палм-Бич. Затем, выгодно купив и продав несколько домов, он вернул его, а остальную прибыль пустил в дело.

Дженни вспомнила годы жестокой экономии, когда они считали каждую копейку, чтобы своевременно оплачивать счета, и тяжело вздохнула.

– Он никогда не рассказывал мне об этом, – прошептала она.

– Думаю, он просто не хотел обременять вас финансовой стороной жизни, – сказал адвокат с покровительственной улыбкой.

Дженни холодно посмотрела на него и решила сменить тему:

– А что за дело с моим днем рождения?

Джон Уэйнрайт покопался в папке и достал еще одну бумагу.

– Это специальная дарственная Питера на недвижимость лично для вас. Он хотел подарить ее вам на день рождения.

Дженни удивленно подняла брови, хотя, казалось, ее уже ничто не могло удивить.

– И что же это?

– Право на владение большой овцеводческой фермой вместе с домом, – торжественно произнес Уэйнрайт.

Его слова как громом поразили Дженни. Она выпрямилась и долго сидела молча.

– Ничего не понимаю, – прошептала она наконец. – Может быть, вы объясните мне?..

– Насколько мне было известно, Питера всегда тянуло к земле. Эта ферма была покинута владельцами несколько лет тому назад. Ваш муж видел в ней шанс воплотить свою мечту, которую вы с ним, надеюсь, разделяли, и купил ее на ваше имя. – Он улыбнулся. – Питер очень радовался и волновался по этому поводу. Это должно было стать сюрпризом для вас. Я помогал ему уладить формальности и подготовить бумаги, а также нанял управляющего, который должен был поддерживать там порядок, пока вы с Питером не переедете.

Дженни отчаянно пыталась привести мысли в порядок, и постепенно факты, как в головоломке, начинали занимать свои места. Питер говорил ей, что свой следующий день рождения она не забудет никогда. А в последнее Рождество подарил медальон, который она теперь никогда не снимала, таинственно добавив, что он связан с будущим сюрпризом, который ее ожидает. Но такое она не могла бы себе вообразить даже в самых невероятных снах. Как бы то ни было, все это опоздало на целую жизнь. Она не сможет претворить мечту Питера в жизнь – ей одной ничего не нужно и не о чем больше мечтать…

– Расскажите мне об этом месте, – попросила она скорее из вежливости. – Где оно находится?

– На северо-западе Нового Южного Уэльса. Это очень далеко, и, судя по всему, туда вообще трудно добраться. Название места – Чуринга. С языка аборигенов, как меня проинформировали, оно переводится как «Волшебное место» или «Талисман».

– Но откуда он узнал об этой ферме? Что надоумило его купить ее? Почему он решил, что именно она станет тем местом, в котором сбудется его мечта?

Джон Уэйнрайт долго изучающе смотрел на нее, и, когда наконец заговорил, Дженни показалось, что он что-то скрывает.

– Получилось так, что прежние владельцы Чуринги оставили ее на попечение нашей фирмы с просьбой найти покупателей. Питер просто оказался в нужный момент в нужном месте. – Уэйнрайт улыбнулся. – Он носом чуял прибыль, если она где-то была! А Чуринга – весьма лакомый кусочек.

В конторе воцарилось напряженное молчание. Дженни просто не знала, что сказать. В тишине тиканье часов казалось оглушительным.

– Понимаю, у вас шок, Дженнифер, слишком неожиданно это свалилось на вас. Приношу свои извинения, что не сообщил вам об этом раньше, но моя обязанность – точно выполнить волю Питера. Думаю, вам надо спокойно все обдумать и повидаться со мной недельки через три, когда вы твердо решите, что делать с вашим наследством. Мы в любом случае вам поможем. Я знаю некоторых клиентов, которые с удовольствием вложат в Чурингу свои деньги, если она будет выставлена на продажу. Цены на шерсть сейчас поднялись, а Чуринга – процветающая ферма.

Дженни испытывала сильное желание покончить со всем этим раз и навсегда. Но продать ферму, с которой Питер связывал столько надежд, даже не посмотрев на нее, она была не в состоянии. Уэйнрайт прав, ей надо все обдумать.

Адвокат достал из кармашка жилета часы, деликатно намекая, что встреча затянулась.

– Я бы посоветовал вам продать Чурингу, Дженнифер, – сказал он. – Такие отдаленные дикие места не для молодых женщин – во всяком случае, не для тех, кто привык к городу.

Он выразительно опустил глаза на ноги Дженни в изящных босоножках на шпильках, затем перевел взгляд на элегантное модное платье.

– Знаете, это был мир сильных мужчин, когда в Австралию только завезли овец и стали отвоевывать земли под пастбища. Думаю, вы об этом читали и без меня понимаете, какие там условия.

Дженни чуть не расхохоталась. Детство в Даджарре и Валуне метит людей на всю жизнь.

– Я подумаю об этом, – пробормотала она.

Дженни безропотно поставила свою подпись в тех местах, куда тыкал ухоженный ноготь. Она действовала автоматически, чувствуя, что близка к обмороку. Ей надо было срочно выбраться на воздух из этого кошмарного, душного места и увидеть солнечный свет.

– Я свяжусь с вами через три недели, чтобы договориться о дате нашей следующей встречи, – чопорно произнес адвокат. – К тому времени, возможно, вы примете решение, как поступить с Чурингой, и мы тут же уладим все формальности.

Дженни поспешно попрощалась и, оказавшись на улице, с наслаждением вдохнула раскаленный воздух. По дороге домой она пыталась представить себе эту загадочную Чурингу. Скорее всего, это обычная овцеводческая ферма, каких тысячи в Австралии, но для нее она уже стала особенным местом. Потому что его выбрал Питер. «Чуринга», – тихо произнесла она про себя. Таинственное слово! Что-то в нем есть первозданное, магическое. Смутное предчувствие шевельнулось в душе, заставив ее вздрогнуть, она машинально дотронулась до медальона на груди. «Волшебное место» – так, кажется, переводится это слово? К сожалению, в реальном мире волшебства не существует. Чуринга не сможет вернуть ей ни Питера, ни Бена, но, может быть, это место на краю земли поможет ей осознать потерю до конца и даст силы как-то жить дальше?..

Как только Дженни торопливо вошла в галерею, Диана поняла, что с ней что-то случилось. Она повернулась к Энди, который лениво смахивал метелкой пыль с одной из скульптур.

– Можешь быть свободным. На сегодня все. Работа закончена.

Хитрые глазки Энди задержались на лице Дженни, затем уставились на Диану.

– Все понятно, снова женские секреты. Не волнуйтесь, я всегда знаю, когда мешаю. Так что счастливо оставаться!

Дженни дождалась, пока он скроется в подсобке, и схватила Диану за руку.

Ее бил нервный озноб, но глаза на бледном лице возбужденно горели.

– Никогда не догадаешься, что сейчас произошло! – торопливо заговорила она, но Диана приложила палец к губам:

– Тише, стены тоже имеют уши.

В этот момент Энди вышел из подсобки с накинутым на плечи пиджаком. Розовая рубашка и модные брюки были как всегда безукоризненны, золотой медальон поблескивал на загорелой груди, в глазах пряталось любопытство.

– До свидания, Энди, – хором произнесли девушки.

Обиженно скривив губы, юноша пожал плечами и вышел из галереи, сильно хлопнув дверью. Слышно было, как он стремительно сбегает по лестнице вниз. Диана посмотрела на Дженни и прыснула.

– Господи, он невыносим! Хуже, чем старая нянька, которая везде сует свой нос.

– Поскольку у нас с тобой не было нянек, не знаю, – пробормотала Дженни. – Ох, Ди, мне так много всего надо решить…

Диана устало вздохнула, увидев, что подруга вытащила из сумки какие-то бумаги.

– Завещание Пита? Я думала, с этим покончено.

– Я тоже так думала, но сегодня кое-что изменилось.

Девушки прошли в подсобку и уселись на толстые марокканские циновки на полу. Диана налила по бокалу вина и, прикурив очередную сигарету, повернулась к подруге. Полгода назад Дженни ничего не рассказала ей о завещании, а она из деликатности не расспрашивала.

– Что тебя так расстроило, Джен? Он не оставил ничего, кроме долгов?

Зная Пита, предположить такое было трудно: Диана никогда не видела более организованного и предусмотрительного человека. Но никто не знает, что может случиться, когда за дело берутся юристы. От денег в два счета может ничего не остаться.

Дженни покачала головой и улыбнулась. Достав пару документов из папки, она протянула их подруге.

– Прочти это, потом поговорим.

Диана закатала рукава простой блузки и, взяв в руки бумаги, углубилась в юридическую абракадабру. Однако когда смысл прочитанного начал до нее доходить, рот ее непроизвольно приоткрылся от удивления.

– Черт возьми, Джен, если бы я знала, что Пит так в этом разбирается, я была бы сейчас намного богаче! Последние сделки просто великолепны!

– Я и не знала, что ты играешь на бирже. С каких это пор?

– С тех пор, как была продана моя первая скульптура. Ты помнишь, я жила тогда с маклером.

– Вот странно, правда? – Дженни вдруг истерически расхохоталась и покачала головой. – Живешь и думаешь, что знаешь человека, но вот что-то случается – и он вдруг оказывается совсем не таким, как ты думала.

Диана пожала плечами:

– Я не рассказываю тебе всех подробностей своей интимной жизни, но это не значит, что у меня ее нет или что я от тебя что-то скрываю. – У Дианы не было никаких причин чувствовать себя виноватой перед подругой, и тем не менее она именно так себя чувствовала, а это раздражало.

– Я не упрекаю тебя, Ди. Я просто констатирую факты. Я не знала, что вы с Питом играли на бирже. Я не знала, что у него есть счет в банке и мы с ним так богаты. И это сейчас больше всего меня убивает. Как он мог быть таким скрытным, когда я рассказывала ему абсолютно все? Почему мы считали каждую копейку, когда у него в банке было так много денег?

Диана молчала. Она любила Питера Сандерса за его отношение к Дженни и маленькому Бену. Он был верным мужем – не то что этот распроклятый Дэвид с его крысиной моралью. Но в Питере всегда чувствовалась некоторая отчужденность, какой-то барьер, который она никогда не могла переступить.

Впрочем, это делало его еще более интересным мужчиной.

Она уже приготовилась выдать пару успокаивающих банальностей, но Дженни достала еще один документ и протянула ей.

– А это что?

– Подарок Пита к моему дню рождения, – ответила Дженни. – И я не знаю, что мне с ним теперь делать.

Диана прочитала документ, и подруги долго сидели молча. Все это вместе было слишком неправдоподобно, и Диана понимала, почему Дженни так ошарашена. Наконец она кашлянула и закурила очередную сигарету.

– Не понимаю, с чего ты так паникуешь. Теперь у тебя есть куча денег, собственный дом со студией и овцеводческая ферма в придачу. В чем проблема? Вспомни, ведь именно об этом ты всегда мечтала!

– Просто у меня шок, и я никак не могу связать концы с концами. Я богата. Мы были богаты… Тогда почему, скажи на милость, я годами езжу на каком-то поддержанном драндулете? Почему Питер вкалывал все вечера и выходные сверхурочно? Почему мы никогда не ездили в отпуск, так и не купили новую мебель?.. – Дженни обернулась к подруге. Лицо ее было бледным, искаженным от боли, руки дрожали. – Я была замужем за незнакомцем, Ди! Он взял нашу закладную на дом, купил на нее акции, играл на бирже, покупал и продавал недвижимость, а я, как дура, ничего об этом не знала! Он купил мне ферму у черта на куличках! Какие еще его тайны выплывут наружу?

Голос Дженни срывался на истеричный крик. Она в ярости схватила папку с документами и затрясла ею перед носом подруги. «Это хорошо, – подумала Диана. – Наконец-то! Джен вылезает из своего каменного мешка, в который как в нору заползла полгода назад».

– Взгляни на этот чертов список последних покупок, Ди! – продолжала кричать Дженни. – Целый квартал домов с верандами на Сарри-Хилл, двухэтажный особняк в Кууги, еще один в Банди… Это же самые престижные районы Сиднея! Он покупал, придерживал, продавал, прибыль вкладывал в надежные акции, а я тем временем ломала себе голову, как оплатить последний счет за электричество!

Диана на всякий случай выхватила папку с документами из трясущихся рук Дженни и спрятала за спиной.

– Значит, твой муж был подпольным капиталистом. И умным мужчиной. Успокойся, Джен. Он поступал так, как считал нужным, пусть даже за твоей спиной. Но ведь о земле вы оба мечтали, разве нет?

Гнев Дженни вдруг сразу выдохся, как будто лопнул воздушный шарик. Она вяло опустилась на подушку и достала пилку для ногтей.

– Лучше закури. – Диана протянула ей пачку. – Твои ногти последние полгода просто в идеальном порядке.

Дженни покачала головой:

– Если я опять начну курить, я уже не брошу. Ногти безопасней сигарет. – Она попыталась улыбнуться и отпила глоток вина. – Прости, что накричала на тебя, но иногда мне кажется, Ди, что я потихоньку схожу с ума.

– Художники все сумасшедшие, сама знаешь, – улыбнулась Диана. – Не волнуйся, детка, когда окончательно свихнешься, я тебе скажу. Вместе отправимся в психушку и станем богатыми пациентками-психопатками.

Дженни засмеялась, и, хотя в этом смехе проскальзывали истеричные нотки, Диане было приятно его слышать после шести месяцев неестественного спокойствия подруги.

– Ладно, а что ты собираешься делать с этой овцеводческой фермой?

В ответ послышался усталый вздох, и Диана пожалела, что задала этот вопрос.

– Не знаю. Сейчас за ней присматривает нанятый фирмой управляющий. Но Джон Уэйнрайт предлагает мне продать ее. – Дженни опустила голову, разглядывая ногти, и упавшие на лицо волосы не дали Диане разглядеть выражение ее лица. – Без Пита и Бена мне ничего не нужно. К тому же я совсем ничего не смыслю в овцах, и еще меньше – в управлении большой фермой.

Диана заволновалась. Может, эта Чуринга – как раз то, что нужно Дженни, чтобы отвлечься от своего горя. Что-то, что сможет захватить ее целиком и вывести из затянувшегося шока.

– Но мы ведь ухаживали за овцами в Валуне, и тебе нравилось их пасти. Ты носилась по пастбищам не хуже собак динго. Оставишь этого управляющего, если он толковый, и будешь жить, как белоручка, припеваючи!

Дженни вздохнула:

– Не знаю, Ди. Я думала поехать туда и посмотреть, но…

– Никаких «но»! – решительно оборвала ее Диана: ей совсем не нравилась вялая нерешительность подруги. – Куда делось твое любопытство? Неужели тебе совсем не интересно посмотреть на то место, которое выбрал для вас Питер? Кроме того, тебе необходимо отвлечься от воспоминаний, встряхнуться немного. Воспринимай это как каникулы, как отпуск, наконец! Сколько лет ты не отдыхала и никуда не выезжала?

– А как же выставка и заказ, который я не закончила?

– Выставка прекрасно откроется без тебя. Всю подготовительную работу мы уже сделали, сама знаешь, и со всем остальным мы с Энди спокойно управимся вдвоем. А твой пейзаж почти закончен, не ври. – Диана глубоко затянулась сигаретой и добавила, увидев сомнение на лице подруги: – Ты должна поехать! Я уверена, Питер бы тоже этого хотел…

Диана уговорила Дженни поужинать вместе в их любимом ресторане, который находился недалеко от галереи, в центре богемного района Сиднея. Разноцветные неоновые рекламы стремительно вспыхивали и гасли над головами, когда они шли к нему по вечерней улице, музыка вырывалась из баров и стриптиз-клубов. Но Дженни была не в том настроении, чтобы, как раньше, наслаждаться и впитывать в себя эту возбуждающую атмосферу. Огни реклам казались слишком кричащими, музыка слишком резкой, пестрая толпа на тротуаре раздражала. Поужинав без всякого аппетита и с трудом отговорившись от приглашения Дианы переночевать у нее, Дженни еще с час добиралась до Палм-Бича. Наконец она подъехала к дому.

Как они были счастливы, когда смогли купить этот чудесный трехэтажный дом на крутом холме, над океаном! К тому времени, когда родился Бен, Палм-Бич неожиданно превратился в модный пригород, но даже толпы отдыхающих в выходные на пляже не могли заставить их переехать отсюда. Маленький Бен так любил играть на берегу и закатывал дикие истерики, когда подходило время возвращаться домой с пляжа.

– Я бы стерпела сейчас любую его истерику, – прошептала Дженни, вставляя ключ в замок. – Как бы я хотела, господи, как бы я хотела этого…

«Никакие силы не вернут его, – мрачно подумала она, захлопывая за собой дверь. – Диана права: каждое возвращение домой делает боль только острее. Может, действительно стоит уехать отсюда на время?»

Дженни прошла в студию, не зажигая света, разделась и опустилась на старую продавленную тахту. Она спала здесь уже полгода, потому что не могла без содрогания смотреть на кровать в их семейной спальне. Без Пита она казалась огромной и пугающе пустой.

Из открытого окна доносился шум прибоя, крики кукабурров, охраняющих по ночам свою территорию, раздавались в тишине, и Дженни наконец удалось немного расслабиться. Она позволила себе погрузиться в воспоминания о четырех счастливых годах семейной жизни. Мысленно она перебирала дорогие мгновения, навечно отпечатанные в памяти, как почтовые открытки с приветами из счастливых времен. Бен на песке, визжащий от восторга; прибой лижет его маленькие пальчики и пятки. Питер в смешных синих шортах в белый горох поправляет водосточную трубу после шторма, его загорелое тело, такое гладкое и желанное…

Они познакомились на танцах вскоре после того, как подруги переехали в Сидней. Питер в то время уже работал в банке, но очень скучал по прежней жизни на ранчо. Это ранчо унаследовали два его старших брата, но Питера сильно тянуло к земле. Он был таким красивым и веселым, что Дженни влюбилась в него с первого взгляда. Их смешили одни и те же шутки, у них были одни и те же вкусы и общие интересы. Когда Питер с воодушевлением рассказывал, как исполнит свою заветную мечту и построит ранчо на собственной земле, Дженни заражалась его энтузиазмом, ей начинало казаться, что она тоже всегда мечтала об этом…

Дженни свернулась калачиком на продавленной тахте. «Господи, как мне его не хватает!» – в который раз с тоской подумала она. Она скучала по его запаху, по теплому, сильному телу, по его улыбке, по тому, как он умел рассмешить ее. Скучала по его неожиданным поцелуям в шею, когда она стояла у плиты, по тем страстным ночам, которые они провели в большой постели. Но больше всего она скучала по разговорам с ним. Каждый вечер они делились друг с другом тем, что произошло за день. А как они восторгались тем, что Бен так быстро растет, как радовались всем его новым движениям и словечкам! Они оба так гордились своим замечательным сыном…

И вдруг, впервые с того ужасного дня, из глаз Дженни покатились крупные слезы.

За ними последовали громкие, разрывающие грудь рыдания, которые долго сотрясали хрупкую фигуру на тахте. Диана была права. Жизнь несправедлива. Дженни сознавала, что абсолютно ничего не может изменить в своей судьбе. Мечта о собственной семье умерла, как и все остальные детские мечты, которые они с Дианой напридумывали себе много лет назад в Даджарре. Но в глубине души Дженни помнила, что одну ее мечту Питер все же осуществил. Он не успел разделить ее с нею, но, возможно, подарил ей последний шанс начать новую жизнь и справиться с потерей. Она не имеет права не сделать попытки. Ради его памяти!

Когда утром Дженни открыла глаза, солнце давно уже встало. Пыль кружилась в его лучах, отражаемых гранями хрустальных светильников высоко на стене. Голова болела, глаза опухли, но Дженни чувствовала себя спокойной и собранной. Впервые за полгода. Казалось, ночные слезы смыли стену тумана, которой Дженни отгородилась от страшной действительности в надежде спрятаться от потери. Теперь все встало на свои места, и она точно знала, что делать дальше.

Она полежала немного, наслаждаясь новым ощущением, а потом взглядом нашла мольберт, на котором был натянут почти законченный пейзаж. Это был вид ранчо с фотографии, которую дал ей заказчик из Парраматты, – он хотел подарить жене в день рождения пейзаж того места, где она выросла.

Дженни придирчиво рассматривала картину, отмечая недостатки и следы небрежных мазков, которые предстояло исправить. В последнее время ей не работалось, но сейчас, в это солнечное утро, она вдруг почувствовала знакомое нетерпение, которое всегда охватывало ее перед началом работы.

Вскочив с тахты, Дженни решительно направилась к холсту. Сначала она закончит пейзаж, а затем будет планировать поездку в Чурингу.

Она смешивала краски, когда на нее вдруг накатила волна дрожи от неясного предчувствия. Чуринга! Казалось, она манит к себе, торопит поскорее сменить холодную голубизну океана на горячие, красновато-желтые краски земли.

Через три недели на тахте в студии сидела Диана, внимательно разглядывая почти готовую картину Дженни, и очень жалела, что ее нельзя забрать на выставку. Австралийцы сходят с ума от таких картин. В этом они настоящие патриоты. Им подавай настоящую Австралию – дикую и прекрасную! Хотя многие из них сами никогда не бывали дальше Голубых гор. А здесь, на картине Дженни, и дураку ясно, дышит зноем подлинная Австралия.

Диана наклонилась вперед, чтобы поближе рассмотреть работу подруги. В ней было нечто новое, чего никогда раньше не замечала Диана. Казалось, Дженни вложила в этот необъятный пылающий мир все свои чувства. Ярость, боль, любовь! Как будто это ранчо на краю земли было ее собственным, потерянным навсегда, домом.

– Думаю, это твоя лучшая работа за последнее время, – пробормотала Диана. – В ней видна твоя душа, детка.

Дженни отступила от мольберта и, прищурившись, посмотрела на холст. На ней были старые, испачканные красками шорты и топ от бикини. Хвост на голове подпрыгивал, повторяя резкие, уверенные движения кисти в руке. Она была босиком, что позволяла себе только в присутствии Дианы. На шее висел медальон, подаренный Питом на Рождество.

– Наверное, ты права, – ответила она. – Хотя я не очень люблю работать с фотографиями.

Диана со страхом наблюдала за последними мазками Дженни. По опыту она знала, что это очень ответственный момент, когда можно или по-настоящему завершить работу, или все безнадежно испортить. Единственный судья – инстинкт самого художника.

Наконец Дженни отошла от мольберта. Она долго изучала свою работу, а затем решительно сунула кисть в банку с растворителем и, распустив волосы, встряхнула головой.

– Конец! – весело объявила она. – Теперь можно начинать строить дальнейшие планы.

«Как здорово видеть ее такой воодушевленной!» – подумала Диана. Она была безумно рада, что Джен наконец вернулась к жизни.

– Ты уверена, что не хочешь пожить здесь, пока я съезжу на ферму? – спросила Дженни.

Диана покачала головой:

– Конечно, не хочу, детка. Это все равно что угодить одной ногой в капкан, когда надо быть в полной боевой готовности. Скоро откроется выставка, и Руфус дал мне слово, что обязательно придет. Вот что меня сейчас больше всего волнует, ты же знаешь.

– Но, надеюсь, он не тот человек, который тебе нужен? – фыркнула Дженни. – Все равно он скоро уедет в свою любимую Англию.

Диана по привычке вылепила в уме фигуру Руфуса – художественного критика средних лет, обожающего рубашки кричащих расцветок в сочетании с еще более немыслимыми галстуками. Вспомнила его вызывающие манеры и снисходительный тон.

– Надеюсь, что да, – скривилась Диана. – Он достал меня своими нравоучениями и рассуждениями о неотесанности австралийского искусства по сравнению с утонченным мастерством английской художественной школы.

– Просто он пытается произвести на тебя впечатление. Да он просто пижонит, Ди!

– Кто его знает? Но знаешь, я бы хотела, чтобы он поменьше давил на меня своей чертовой Англией. – Диана уставилась в окно; с пляжа доносилась веселая разноголосица на фоне последней песни «Битлз», звучащей из репродуктора. – Если честно, этот чертов англичанин мне очень нравится. Он умеет меня рассмешить, а это ведь много значит, правда?

Дженни встревожилась. Она подошла к Диане и внимательно посмотрела ей в глаза.

– Думаю, что да, – прошептала она. – Но дай мне слово, что ты не выскочишь за него замуж, пока меня не будет, Ди! Я не хочу, чтобы ты уехала, а он явно сходит по тебе с ума.

– Ты действительно так считаешь? – К собственному удивлению, Диана вдруг разволновалась.

– Конечно, – заверила ее Дженни. – Ну, хватит о нем. Пошли вниз, я приготовлю что-нибудь поесть, а потом ты поможешь мне продумать маршрут до Чуринги и заказать билеты. Я бы хотела быть во всеоружии для встречи с Джоном Уэйнрайтом.

Диана смотрела в любимые фиолетовые глаза и радовалась, что подруга стала наконец сама собой. Кто знает, может, это путешествие будет началом новой жизни для нее?

Джон Уэйнрайт был в том же костюме-тройке, а в его кабинете все так же не работал кондиционер. Единственной уступкой жаре был небольшой вентилятор на столе, который чуть колебал теплый спертый воздух.

Дженни наблюдала, как адвокат аккуратно подравнивает папки на столе. Ему очень шел этот кабинет – обшитые деревянными панелями стены, массивные тома в кожаных переплетах на полках от пола до потолка. Маленький оплот старой Англии, как будто специально перенесенный сюда по приказу Королевского суда для сохранения законности в условиях непереносимой жары. Дженни тепло улыбнулась Уэйнрайту, получив в ответ такую же улыбку. Адвокат был явно дружелюбно настроен. Во всяком случае, глаза были не такими испуганными, как в прошлый раз.

– Ну, дорогая, позвольте спросить – вы уже решили, что будете делать со своим подарком?

Дженни молча кивнула. Ей было немного не по себе: ведь она практически признавала, что отныне Чуринга переходит полностью в ее собственность и под ее ответственность.

– Да, – поспешила ответить она, чтобы больше не иметь лазеек для отступления. – Я решила принять Чурингу и уже готова выехать туда ненадолго.

Адвокат нервно потер двойной подбородок над тугим воротничком. Он был явно потрясен.

– Вы уверены, что хорошо все обдумали, Дженнифер? Это же очень далекий путь, а в такой глуши на дорогах встречаются весьма опасные типы. Я мог бы передвинуть свои дела и поехать с вами, дорогая, но на это уйдет не меньше недели, а то и двух…

Дженни вздохнула. Меньше всего она нуждалась в компании этого забавного толстяка с маникюром на руках. Она представила его с зонтиком под мышкой, с котелком на голове, с тростью и кейсом в руках на грязной, размытой дождями дороге в буше[2] и прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

– Спасибо, Джон, – сказала Дженни, улыбнувшись. – Вы очень добры, но я уже была в буше, и поверьте, вы сильно преувеличиваете опасности, которые поджидают там горожан. Люди там вполне цивилизованные, уверяю вас. Я уже купила билеты на поезд до Брокен-Хилла, оттуда рейсовым автобусом доберусь до Уэллаби-Флатс, а там найму машину, чтобы доехать до Чуринги.

Потрясенный Джон Уэйнрайт смотрел на нее сквозь стекла очков.

– Но, Дженнифер, Уэллаби-Флатс – не город. Это старый заброшенный рудник, где всего несколько развалюх, убогих лачуг и одна пивная при отеле, где собираются рудокопы, пастухи и стригали. Он находится у черта на куличках. Вы можете надолго там застрять, прежде чем вам удастся нанять кого-нибудь до Чуринги.

Дженни пожала плечами:

– Если бы вы связались с управляющим и договорились, чтобы меня кто-нибудь встретил в Уэллаби-Флатс, я была бы вам страшно признательна, Джон. Скажите ему, что я выезжаю завтра днем, в четыре часа.

Он может считать ее дурочкой и упрямой ослицей, но решение принято, и никакие доводы уже не могут подействовать на нее.

– Как вам будет угодно, – сухо сказал адвокат. Судя по тону, он явно был полон дурных предчувствий.

– Джон, я не боюсь путешествовать одна в глубь континента. Я выросла в сиротском приюте в Даджарре и всю жизнь сама заботилась о себе. Я уже сталкивалась в жизни с грубыми работягами, когда жила на овцеводческой ферме в Квинсленде. Да, они тяжело работали и много пили, но они не обижали меня. Они такие же люди, как мы с вами. Поверьте мне, Джон, жить в городе для женщины куда более опасно, чем в буше. – Она помолчала немного, чтобы дать ему переварить ее слова. – Питер оставил мне Чурингу, чтобы я могла осуществить нашу общую мечту и вернуться в места, похожие на те, где выросла. Это часть меня, Джон, и мне нечего там бояться.

Страстная речь Дженни, казалось, убедила Уэйнрайта.

– Тогда я свяжусь с Чурингой и постараюсь договориться с Бретом Уилсоном, чтобы вас встретили. Подождите немного, я попробую дозвониться прямо сейчас.

Адвокат кивнул Дженни и вышел, а вернулся только через три четверти часа. Он казался довольным собой и радостно потирал руки.

– Я дозвонился до мистера Уилсона. Он пошлет кого-нибудь встретить вас ровно через три дня. Автобус приедет в Уэллаби-Флатс поздно вечером, поэтому он предлагает вам переночевать в отеле до утра. Он убедил меня, что это вполне приличное место для молодой женщины.

– Большое вам спасибо за заботу, Джон. А также за помощь в организации моего путешествия.

Дженни тепло улыбнулась Уэйнрайту и протянула руку. Рукопожатие Уэйрайта было крепким, но коротким.

– Желаю вам самого наилучшего, Дженнифер. И позвольте сказать, что я восхищаюсь вашим мужеством. Помните, если вам что-нибудь понадобится, я всегда к вашим услугам. Где меня найти, вы знаете. Счастливого пути, дорогая.

Уверенной походкой Дженни спустилась по лестнице и вышла из унылого особняка на солнечный свет и торопливо зашагала через парк к машине. Наконец-то все позади, и она может смело двигаться вперед, к неизвестному будущему!