Грех и тайны

Глава 10 Вселенная

Эмили

Перед глазами словно мелькают звезды. Огромные, вращающиеся в одной Галактике и готовые взорваться в любую секунду.

Когда он целует меня, Вселенная вокруг приходит в движение, и я чувствую головокружение. В момент соприкосновения наших губ пол уходит из-под ног, и мы бросаем вызов гравитации. Он так гипнотизирует, словно закручивающийся центр Млечного пути, и ошеломляет, словно Вселенная… в хорошем смысле.

Я прислоняюсь к стене, сдаваясь под натиском ощущений. Электрические разряды, которые начали проскакивать между нами мгновением раньше, сейчас уже потрескивают и искрят по всему тоннелю, возбуждая меня, словно ребенка, получившего шипучие конфеты.

В наш прошлый раз я была слишком пьяной, чтобы что-то запомнить, но в этот раз каждое ощущение, каждое прикосновение и каждая эмоция навсегда отпечатаются в моей голове.

А сейчас его рот и руки погружают меня в состояние долбаного безумства. Но он не делает никаких попыток сорвать c меня одежду, словно обложку с книги, и оказаться между моих ног. В один момент он решителен, а в следующий — равнодушен. Словно его разум борется с телом. Я знаю, он хочет этого, но сдерживается. Не представляю, как долго он сможет сопротивляться этим магнитным волнам, притягивающим нас друг к другу.

Я задыхаюсь, а он целует меня жестче, его бедро напрягается напротив моей невероятно влажной и набухшей киски, прерывая мои размышления. Толстый твердый член прижимается к моему животу, а крепкие руки скользят к моей попке. Джай снова напрягает бедро, и интенсивная дрожь проносится по моему телу, отчего ноги становятся практически ватными.

— Так нравится, да? — спрашивает он, разрывая поцелуй.

Его голос чертовски низкий и похотливый, и я киваю.

— Тебе это нужно? Тебе нужен я?

О, черт возьми.

— Да... пожалуйста. Пожалуйста.

Я кажусь жалкой. Мой голос едва слышен из-за рваного дыхания.

— Ты не сможешь получить меня, Котенок. Не сегодня.

Я открываю рот, чтобы запротестовать, но он быстро оставляет влажный поцелуй на моих губах, заставляя замолчать.

— Но я могу дать то, в чем ты нуждаешься, — шепчет он мне в рот перед тем, как отстраниться.

Кончики наших носов соприкасаются, когда он медленно и умело скользит рукой по моему животу, потом немного отодвигается и проникает пальцами под резинку моих шортиков. Кровь гудит в ушах, грудь вздымается в предвкушении, а я не могу отвести взгляда от его глаз. Я хочу видеть, как они потемнеют, когда он погрузит пальцы в мою киску и почувствует, насколько я мокрая для него.

А я мокрая.

Чертовски мокрая.

В нетерпении я толкаюсь бедрами навстречу кончикам его пальцев, двигающихся вдоль края моих трусиков. У меня есть лишь одна пара нижнего белья, так что в большинстве случаев я разгуливаю без трусиков. Бесит, что сегодня один из тех дней, когда мои трусики чистые и сухие. Почему я не могла надеть их завтра? Почему сегодня?

Когда кончик его указательного пальца подцепляет кромку трусиков, я напрягаюсь.

Заросли.

Как неловко. Я не люблю щеголять такими зарослями, но в последний раз у меня не было возможности побриться. А что, если ему это не понравится? В последний раз, когда он дотрагивался до меня там, я была начисто выбрита.

Он скользит чуть дальше, не дрогнув двигаясь сквозь лобковые волосы. Достигнув складочек, он стонет и откидывает голову назад.

— Иисус Христос. Ты убиваешь меня, Эм.

Кадык дергается, когда Джай с трудом сглатывает, и моя уверенность начинает возрождаться. Думаю, ему плевать, что у меня там волосы.

Мозолистым пальцем он мягко подразнивает мои закрытые складочки, малейшего прикосновения его грубой кожи достаточно, чтобы мой чувствительный клитор «взорвался». К первому пальцу Джай добавляет второй и раскрывает меня, после чего двумя пальцами проделывает свой путь по самому центру. Я трепещу и дрожу, а он скользит пальцами вверх и вниз по моей набухшей киске. Его тяжелое дыхание обжигает мое лицо. Горячие волны возбуждения прокатываются по моему животу, и я сжимаю бедра каждый раз, когда кончики его пальцев касаются моего входа.

— Ты не хочешь трахнуть меня, Стоун? — спрашиваю я, мои веки тяжелеют, угрожая закрыться полностью.

Господи, я хочу, чтобы он трахнул меня.

Голой.

Хочу взять его член в рот и вылизать языком вены. Потом хочу, чтобы он трахнул меня между сисек. Хочу наблюдать, как его ствол будет скользить по моей груди. А потом он проведет пульсирующей головкой по моему животу прямо к киске и, наконец, трахнет меня.

С ухмылкой на губах он прижимает толстый палец к моему входу и позволяет ему скользнуть внутрь на одну фалангу. Это чертовски сладкая пытка. Я пытаюсь опуститься ниже на его руку, но ему удается удерживать меня на дразнящем расстоянии.

— Возьми мой член, Котенок.

Удерживая зрительный контакт, я делаю, как он сказал. Я опускаю руку вниз и беру его член. Он тверд.

Невероятно тверд.

Горячее возбуждение затопляет мой центр, и Джай ухмыляется, пока оно течет по его пальцу. Он кружит им, после чего нажимает на клитор, и мои колени подгибаются.

— Ты чувствуешь, какой я твердый?

Я киваю.

— Да.

— Я хочу трахнуть тебя. Хочу трахать тебя так сильно, как могу, весь день и всю чертову ночь, но не могу. Не здесь.

Мое дыхание сбивается, когда оба его толстых мозолистых пальца начинают скользить во мне.

— Весь день и всю ночь, да? — я задыхаюсь и хнычу, когда его пальцы задевают нужное местечко. — Так лучше сделай это.

Джай сгибает пальцы, и я хватаюсь за его плечи с такой силой, что костяшки белеют.

— Я сделаю. Как только вытащу нас отсюда.

Я закусываю нижнюю губу и дрожу. Погодите-ка. Что? Вытащит нас отсюда? У меня нет времени, чтобы проследить за ходом мыслей, так как живот начинает скручивать в стремлении к кульминации.

— Кончишь для меня?

Его хриплый голос, словно верхушка айсберга моего оргазма, и, столкнувшись с ним, как Титаник, я раскалываюсь на две части. Джай прижимается ртом к моим губам, жадно вбирая стоны моего удовольствия. Я вцепляюсь пальцами в его темные колючие волосы, пока оргазм яростно разрывает меня. Невыносимый жар беспощадно пульсирует в моем центре, влажность течет по пальцам Джая, наши языки переплетены.

Достаточно скоро внутренний огонь начинает угасать, и движения моего языка замедляются до ленивых и расслабленных. Джай ловит зубами мою нижнюю губу, и я вздрагиваю, когда он покусывает и оттягивает ее, после чего дарит нежный поцелуй и отстраняется. Он вынимает из меня пальцы и убирает руки из моих шортиков. Кипящая кровь начинает остывать.

— Понравилось?

Я улыбаюсь и киваю, лениво прислоняясь к стене. Мое тело расслаблено и истощено. Я вздыхаю, закрывая глаза. Погодите-ка! Я резко распахиваю глаза.

— Вытащишь нас отсюда! — выпаливаю я приглушенным шепотом.

Джай выгибает бровь, поправляя свои треники и глядя на меня так, словно я сошла с ума. Это так. Но это было временно. Сейчас мой ум ясен, как белый день.

— Ты сказал: «Как только вытащу нас отсюда».

Он кивает, проводя рукой по волосам.

— Сказал.

Беспорядочно лежащие волосы придают ему разрушительную сексуальную привлекательность: отдельные пряди гордо торчат, а другие прилипли ко влажному лбу.

— Ну?

Он упирается руками в стену по обе стороны от моей головы.

— Ну, что?

— Ну, ты точно не собираешься рассказать мне о своих планах? — я медленно придвигаюсь ближе, мой голос тише, чем шепот. — У тебя есть пушка, и я имею право знать, что ты собираешься делать с ней, особенно, если я включена в этот твой план «побега».

— Чем меньше знаешь, тем лучше, — просто заявляет он.

— Ты не можешь быть серьезным?

— Как только мы переживем второй раунд, я вытащу нас отсюда. Кое-кто может помочь.

Тихое звучание гонга разносится по тоннелям, сигнализируя о начале боя. Мы смотрим друг на друга, карие глаза против синих, ни один из нас не отступает.

Я не планировала говорить Джаю, что Череп предложил мне выход из второго раунда, но не могу скрывать это. Не сейчас.

Я сглатываю и отвожу свой взгляд. Признак вины. Его челюсть сжимается. Он тоже это понимает.

— Что, если у меня появился способ избежать всего этого и провести все раунды в безопасности, — говорю я.

Джай хмурится.

— О чем ты говоришь?

— Череп.

Джай ощетинивается от упоминания его имени.

— Если я выложу ему информацию о тебе, то он предоставит мне пропуск в каждом раунде… и билет на самолет в один конец, когда все закончится.

Его темные голубые глаза находят мои.

— Если поверишь ему, то ты глупее, чем я думал.

— Джай…

Я вздрагиваю, когда он бьет ладонью по бетону над моей головой.

— Нет! — рычит он, заставляя мое сердце биться о ребра. — Ты должна понимать! Думаешь, что сбежишь отсюда невредимой? Пока он жив, мы — трупы. Смекаешь?

Он прав. Я знаю это. Знаю, что мне не жить независимо от того, на кого я сделаю ставку. С другой стороны, мне не придется биться, если буду в команде Черепа... но тогда я попадаю к плохим парням, поэтому лучше умереть с чистой совестью, чем прожить грустную тяжелую жизнь, мучаясь чувством вины. Я киваю и ныряю под руку Джая. Череп, без сомнения, ожидает увидеть мое лицо в толпе. Я поворачиваюсь ко входу в наш укромный уголок. Снаружи приветствие становится громче, потому что к толпе присоединяется все больше людей. Успеваю сделать один шаг, прежде чем Джай хватает меня за локоть, вынуждая остановиться.

— Ты упоминала про билет на самолет. Куда ты планируешь двинуться?

Я оборачиваюсь, пожав плечами. Он такой красивый, когда волнуется.

— Италия.

Он тащит меня назад, и я, развернувшись, натыкаюсь на него. Его большие руки пробегаются от моих предплечий к локтям и вдоль бицепса. Сильные пальцы слегка касаются моей шеи, он берет мое лицо в свои большие теплые ладони. Каждая клеточка моего тела подпрыгивает от такого внимания.

— После моего боя будь готова. Тебе не придется скреплять сделку с Черепом. Я вытащу тебя отсюда... И увезу в Италию.

— Я не хочу твоих денег, Джай. Это неправильно.

Он обижается, его лицо напрягается, взгляд прекрасен и сердит одновременно.

— Но ты возьмешь его деньги?

Разве Робин Гуд не отбирал у богатых, чтобы отдавать бедным? Это то же самое. Череп богат, а я бедная. К тому же, Череп плохой парень. Все, что у него есть, он заработал грабежом и убийствами. У меня не возникнет никаких проблем с тем, чтобы взять у него деньги.

— Он не заслуживает этих денег, и я без всяких возражений приму их от него.

Руки Джая напрягаются на моем лице.

— Думаешь, все это за просто так? Скоро ты будешь стучать ему на меня ради новой пары обуви. Подарки, деньги… они поглотят тебя. Не давай овладеть собой так чертовски легко, Котенок.

Так вот, что он думает? Будто ради несколько блестящих подарков я готова предать его? Я не нуждаюсь в деньгах. Украшениями и одеждой не купить мою преданность. Мою преданность зарабатывают, а не покупают.

Я высвобождаю лицо из его ладоней и легко касаюсь татуировки на своей ключице.

— Я уже принадлежу ему, Джай. У меня нет иного выбора, кроме как делать ту херню, которую он захочет.

Обжигающий пристальный взгляд Джая проникает под кожу. Он жутко сексуален, когда злится. Его лицо не отражает разочарования. Оно остается спокойным, но с оттенком агрессии. «Синдром стервозного лица», как говорят медсестры в больнице. (Примеч. Синдром стервозного лица — выражение лица, не соответствующее душевному состоянию: нахмуренные брови, сжатые губы и общее впечатление агрессивности, мрачности или печали, хотя человек при этом спокоен или даже радостен).

Я отворачиваюсь от Джая снова и ухожу. Мне удается это сделать, но на выходе он окликает меня. Я оборачиваюсь через плечо.

— Когда после боя увидишься с Черепом, скажи ему, что я здесь ради брата, и не уйду без него.

Я хмурюсь.

— А что потом?

Закинув руки за голову, он стягивает футболку. Его гладкий мускулистый пресс открывается моему взору. Ручейки пота стекают по телу, спортивные штаны низко сидят на бедрах.

— Не волнуйся. У меня есть план.

Слова беспокойства оседают на моих губах. Не волнуйся? Почему от этих слов я автоматически начинаю волноваться? Тугие щупальца страха расползаются в моем животе.

— Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Стоун, — бормочу я сама себе и направляюсь в главный тоннель.

Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Мои губы подрагивают, а сердце колотится в груди, стуча, как копыта у лошади на ипподроме. Запах крови, доносящийся из клетки, проникает в нос.

Ад. Вот, где я. Я нахожусь в его самых глубоких, самых темных недрах, окруженная гноящимися душами закоренелых преступников.

Все болеют за худощавого парня, покрытого татуировками в виде колючей проволоки и широкими злыми шрамами — Тень, вот как они зовут его. Я борюсь с желанием прикрыть глаза и заткнуть уши.

Демоны. Вот, что это за люди.

Я вздрагиваю, когда противник Тени впечатывается в сетку и сползает по ней на задницу с протянутой в знак капитуляции окровавленной ладонью.

— Пожалуйста! — просит он, кровь бежит из опухшего глаза, сломанного носа и разбитого рта. — Не убивай меня.

Тень играл с ним весь бой, причиняя парню огромную боль и отказываясь завершить все одним простым ударом. Толпа любит это.

Череп любит это.

Я ненавижу это. Это отвратительно.

Беру руку Джая и тяну к себе. Он приближает свое ухо к моему рту. Пока он так близок, я вдыхаю его аромат, ласкающий мой нос... и успокаивающий.

— Как его зовут? — мне удается выдавить из себя. — Того, кто на полу.

Он прижимается губами к моему уху.

— Стефан.

Тень бьет по протянутой руке Стефана и стремительно направляет большой кулак ему в нос. Звук хруста ломающихся костей пробегает вдоль моего позвоночника, и я начинаю дрожать.

Еще больше крови.

Тело Стефана содрогается от рыданий, а мое сердце болезненно сжимается в груди. Меня всю трясет, и я засовываю кончик большого пальца в рот, обкусывая кожу по краям, так как мои опрятные, подстриженные ногти давно в прошлом. Толпа приветствует Тень, не принимая во внимание тот факт, что одному из них предстоит бороться с ним в следующем раунде. Мне жаль того, кто поднимется против монстра, абсолютно лишенного сострадания. Играть с парнем так, как делает он... Я проглатываю рыдание и сжимаю челюсть, прижав язык к нёбу. Не буду плакать.

Кровь впитывается в бороду Стефана и капает с кончиков растрепанных волос. Он больше не молит о пощаде. Его тело смирилось с поражением. Стефан опускает голову и рыдает.

Реально. Блядь. Рыдает.

Истерично. Моля Тень о смерти.

Я смотрю вверх на выступ и вижу склонившегося Черепа, гордо смотрящего на Тень. Череп и Тень — пара, созданная на небесах. Взгляд Черепа резко перемещается от Тени ко мне, и я почти вздрагиваю от этого взгляда. Череп... я никогда не привыкну к этому.

Слеза скатывается вниз по моей щеке. Как он может наблюдать за этим? Как он может гордиться таким маньяком? Тень, вероятно, ест птенцов на завтрак и умывается слезами младенцев. Как ты можешь доверять человеку, который может забрать жизнь за деньги? Его преданность построена на деньгах, а не на уважении.

Череп проводит розовым влажным языком по нижней губе и улыбается широкой улыбкой.

Я отвожу взгляд. Ненавижу его.

— Что это с ней? — слышу я удивленный хриплый женский голос.

Ава. Чудненько.

Я смахиваю слезу, сбежавшую по щеке. Джай поворачивается боком, чтобы поговорить с Авой, и вот тогда-то я начинаю двигаться. Неожиданный, долго сдерживаемый гнев закипает в моей крови и просачивается наружу. Подвесная конструкция передо мной качается — внутри Тень совершает круг почета в ожидании оваций, прославляющих его имя. Пока бегу, слышу, что говорят люди. Они относятся к Тени, словно к Богу. Он не Бог. Он — тварь с проблемами в управлении гневом. Поймите меня правильно. Я боюсь его, но еще больше боюсь за Стефана. Если он умрет сегодня, то он должен умереть, зная, что кто-то волновался... кто-то пытался помочь и оплакивал его последние мгновения.

Я расталкиваю толпу со своего пути, избегая рук и ловя удары чужих локтей. Никто не замечает меня, все слишком увлечены моментом, и я в мгновение ока добираюсь до перил, отделяющих меня от клетки и дороги к смерти.

— Эмили! — кричит Джай где-то позади меня.

Я едва слышу его за овациями и скандированиями.

— Стефан! — кричу я, крепче цепляясь за перила. Они становятся теплым под моими потными ладонями. — Стефан, посмотри на меня!

Пока он поворачивает голову в моем направлении, я очень стараюсь не блевануть. Один закрытый глаз распух, а другой... моя грудь сжимается. Его склера уже больше не белая. Она красная, настолько темная, что сливается с черным зрачком. Он изо всех сил пытается дышать, изо всех сил пытается шевельнуться... но, должно быть, парализован.

— Все хорошо, — говорю я ему, искренне улыбаясь. — С тобой все будет просто замечательно.

— Просто замечательно? — выкрикивает Тень. Он откидывает голову и обнажает зубы, заливаясь злобным смехом.

Я игнорирую его, не спуская глаз со Стефана. Он наблюдает за мной, пытаясь сосредоточиться на дыхании. Слезы из его глаз смешиваются с кровью, рисуя бледно-красные полоски на щеках. Естественно, его жизненно важные органы наполняются кровью... Еще десять минут, и у его организма наступит шок.

Тень приседает около Стефана, и я, наконец, поднимаю свой взгляд к его лицу. Стефан хнычет и закрывает глаз, когда Тень хватает его каштановые вьющиеся волосы в кулак и дергает голову назад. Я медленно поднимаю взгляд на Черепа, не осознавая до сих пор, что зал молчит.

— Ты называешь это боем? Здесь нет никакой справедливости, — кричу я Черепу.

Вздохи и шепот раздаются за моей спиной, и в этот момент я понимаю, что облажалась. Страх своими тяжелыми щупальцами охватывает мою грудь, но я не позволяю этому отразиться на моем лице. В любом случае, я — труп, и мои дни сочтены.

На хер их всех, пусть и дальше боятся, как бараны. Когда же я стала чувствовать себя такой сильной в комнате, полной опытных бойцов? Не физически, конечно. Моя сила исходит не из развитого бицепса или твердого квадрицепса. Она прибывает изнутри. В отличие от их тел, моя сила нерушима.

Неприкосновенна.

Череп смотрит на меня сверху вниз. Его челюсть дергается под чернилами. Я же смотрю на Тень. Он ухмыляется мне, а его черные глаза посылают дрожь по моему позвоночнику.

Я расправляю плечи и вздергиваю подбородок.

— А ты — слабак.

За спиной слышу еще больше вздохов.

Больше шепота.

— Слабак? — повторяет он.

Я киваю.

Тень откидывает голову и разражается смехом. Некоторые его зубы испорчены кариесом, другие — в серебряных фиксах. Неожиданно он с рычанием бросается к клетке. Я взвизгиваю и натыкаюсь сзади на две сильные подхватившие меня руки.

— Что за херню ты творишь? — спрашивает Джай резким шепотом.

Он крепко прижимает меня к своему телу и оттаскивает на несколько метров. Я не свожу глаз с Тени, все сильней смеющегося над моим испугом. Впиваюсь в него взглядом, пока он вскакивает на ноги и встает за спиной Стефана. С жуткой улыбкой во весь рот он кладет одну руку с длинными пальцами под подбородок Стефана, а другую на его макушку.

Замешкавшись, я моргаю на секунду дольше, чем должна, и когда открываю глаза, Тень смотрит на Черепа, кивающего головой.

Мое сердце разрывается от боли.

Слезы льются потоком.

Стефан изо всех сил пытается установить со мной зрительный контакт, и когда это ему удается, он дарит мне крошечную улыбку.

Затем, с громким, чудовищным хрустом шейных позвонков, он уходит.

Умирает.

И все… Стефана больше не существует.

Перед глазами все плывет, я задерживаю дыхание, опуская взгляд на землю. Слезы скапливаются на кончиках ресниц и капают на землю, словно в замедленной съемке. Комната остается тихой — или, по крайней мере, мне так кажется. Шок сковал мое тело и мозг. Уверена, что даже не почувствую, если кто-то прямо сейчас заорет мне в ухо. Но все же чувствую Джая. Его тело источает тепло, укутывая меня в защитное одеяло. Его сухие губы покрывают сочувственными поцелуями мое лицо — щеки, подбородок, губы и лоб. Эхо его голоса доносится до меня, словно звук поезда, медленно тянущегося к пустынной станции, но его слова неясны, они приглушены трагедией, которую я только что наблюдала.

Затем меня обхватывают его руки, и все чувства возвращаются, накрывая новой волной. На переднем плане шум, хриплые приветствия и крик. Все это, словно электрошок, приводит меня в сознание. Я поднимаю голову, и за доли секунды все возвращается… и все резко обостряется в мгновение ока.

Едва только крупные шершавые пальцы слегка касаются воротника моей бледно-розовой футболки, как Джай срывается вперед, и его кулак встречается с челюстью головореза. Страшного удара и крошечной капли слюны на моей руке оказывается достаточно, чтобы меня снова затрясло. Джай твердо стоит между парнем и мной, и когда тот, все еще шатаясь от шока, вправляет истекающую кровью челюсть, я узнаю его. Джим. Один из главных подручных Черепа и тот самый парень, который практически ударил меня по лицу.

Джай стоит напротив, и сомневаюсь, что Джим попрет против кого-то столь огромного, как Джай. Его широкие плечи расправлены, а кулаки сжимаются и разжимаются, сжимаются и разжимаются.

— Кончайте играть со Стоуном и схватите уже девчонку, — кричит Череп со своего выступа.

Я вовремя смотрю вверх и вижу, как он поворачивается и входит в небольшой дверной проем, и именно тогда чувствую резкую, агрессивную хватку руки, твердо сжавшейся на моем бицепсе. Джай оборачивается через плечо, и его яростные голубые глаза останавливаются на руках, хватающих меня. Он сжимает и расслабляет челюсть, а они ждут от него первого движения. Его свирепый взгляд перемещается с моих рук на лицо, и я легонько качаю головой. Не рискуй всем ради меня. Оно этого не стоит.

И Джай как будто читает мои мысли. Его взгляд смягчается, и уголки губ немного приподнимаются. Когда парни Черепа толкают меня вперед, Джай опускает голову и дает им пройти. Проходя мимо Джима, замечаю, что он проводит большой, волосатой рукой по рту, вытирая капли крови. И, будто всего этого недостаточно, чтобы мой живот скрутило от страха, впереди показывается вход в небольшую темницу Черепа. Второй раз за сегодняшний вечер мое сердце колотится, врезаясь в ребра, и разливает ядовитый страх по органам. Ноги практически подгибаются, а легкие едва справляются с учащенным дыханием.

— Ты в мире боли, сучка.

— Ауч! — ворчу я.

Жар, быстрый и острый, обжигает мою скулу, когда грязный бетонный пол несется мне навстречу. Мне лишь удается вовремя выставить руки, чтобы помешать своему лицу встретиться с цементом. Слезы стоят в глазах. Обломки и крошки камня и стекла врезаются в мои ладони и царапают обнаженные колени. Я сжимаю челюсть, отчаянно стараясь не заплакать. Череп хочет этого, но я не доставлю ему такого удовольствия.

Он низко приседает, накручивает на сильную руку мои волосы и гневно сжимает их в кулаке. Боль обжигает кожу головы, и я шиплю сквозь сжатые зубы. Череп тянет меня за волосы, откидывая голову назад и вынуждая смотреть ему в лицо. Его татуировка отвратительна.

Он сам отвратителен.

Из кармана своих темно-серых слаксов он достает и подносит к моему лицу маленький серебряный кинжал, в лезвии которого я вижу свое жалкое отражение.

— Ты заставила меня выглядеть слабаком, Котенок, а мне это не нравится.

Я провожу зубами по нижней губе, пытаясь сделать хоть что-нибудь, чтобы отвлечь себя от пульсирующей ритмичной боли в щеке.

— Стефан не должен был умереть.

Он хмурит лоб, и «кости» на его тату смещаются.

— Кто?

Пока я открываю рот, от удара чьей-то ноги дверь распахивается и ударяется об стену. Слышу тяжелые шаги и безошибочно определяю звук чего-то безжизненного и тяжелого, волочащегося по бетону. Мое сердце практически разбивается о ребра и обливается кровью. Его тело появляется в поле моего зрения: сначала ноги, и затем уже он сам, оказавшись меньше чем в десяти метрах от меня. Остекленевшие глаза пусты, кожа кажется искусственной. Я с трудом сглатываю и перевожу взгляд обратно на Черепа. Это пугает меня меньше.

Череп ухмыляется и указывает на убитого парня на полу.

— Оу, он? Он — дилер метамфетамина. Забудь об этом.

Забудь об этом. Он говорит так, словно в этом нет ничего страшного. Стефан — человек. Он, вероятно, чей-то брат, чей-то отец. Когда-то давно он был маленьким мальчишкой, который прижимался к маме, держась за ее грудь.

— Дилер или нет, но он все еще человек. Ты не имел никакого права убивать его. Если он был таким плохим парнем, то ты должен был доверить это правосудию.

Широкая ухмылка Черепа превращается в оскал, он убирает свой блестящий нож от моего лица и приставляет к своей нижней губе.

— Правосудию?— он коротко хмыкает, накручивая мои волосы себе на пальцы и снова дергая мою голову. — Ты все еще не знаешь?

Я хмурюсь. Не знаю чего?

— Система правосудия — уловка, Китти-Кэт. Шутка, прикол, которая пугает людишек, вроде тебя.

— Я не согласна.

— Ох, правда? — он встает, потирая подбородок своей причудливо татуированной рукой, и улыбается своим головорезам. — Она — золото.

Он возвращается ко мне.

— Факт: даже люди, придерживающиеся этой так называемой системы «правосудия» — скажем, копы — не верят в нее. Требуется только один крошечный инцидент, чтобы они взяли дело в свои руки, становясь, своего рода, линчевателями, — он снова низко приседает, склоняясь к моему лицу. — Спросишь, почему? Потому что она. Не. Честная. Система правосудия. Я могу убить каждого отдельно взятого человека здесь, и любому местному руководителю, политическому деятелю, гребаному копу, судье или даже президенту Соединенных гребаных Штатов будет насрать. Хочешь знать почему?

Я сглатываю.

— Потому что каждый здесь внизу — преступник. Ну, все, кроме тебя, но меня это не парит. Никто не знает, что ты даже существуешь.

Мое горло сжимается, превратив следующие пару слов, вырвавшихся изо рта, в глухой и слабый звук.

— Почему ты встал на этот путь?

Его улыбка исчезает, закрывая настоящие зубы.

— Где ты была, когда решалось, что жизнь не драгоценна?

Все следы юмора исчезают, его черные глаза смотрят на меня. Не знаю, сколько времени мы удерживаем зрительный контакт, но, в конечном счете, он разрывает его, чтобы взглянуть через плечо.

— Выйдите, — говорит он своим подручным.

Мои мускулы напрягаются: спокойствие в его голосе обостряет все защитные механизмы в моем теле.

— Босс…

— Пошли вон! — требует он, чеканя каждое слово, чтобы они поняли. Я поднимаюсь с пола и сажусь на пятки. Пока сборище его парней удаляется из небольшой комнаты, я прикасаюсь к щеке тыльной стороной ладони. Крови нет, но, держу пари, там будет синяк.

Когда дверной замок щелкает, запирая меня наедине с дьяволом, в голове зарождается тревожное понимание.

— Есть история, которую мне нравится рассказывать... — говорит он, поднимая глаза. — О молодом парне и его красивой беременной жене, гуляющих по пустынной эспланаде. (Примеч. Эспланада – площадка для прогулок). Я помню тот тихий поздний вечер, словно это было вчера...

Я внимательно слушаю. Не зная, куда ведет его история и где она закончится.

— Навстречу им идет парень в капюшоне, его руки в карманах джинсов. Приблизившись, он кажется паре подозрительным, и они начинают наблюдать за ним, не прекращая своего пути. Оказавшись на расстоянии вытянутой руки, странный незнакомец останавливает их быстро вскинутой ладонью...

Заслушавшись, я склоняюсь к Черепу, попадая в ловушку каждого произносимого им слова. Его речь эмоциональна, наполнена гневом и печалью, каждая фраза словно окутывает. Не думала, что он способен на такие чувства.

— Не произнося ни слова, парень достает нож из своего кармана и ударяет женщину в живот, отчего она, задохнувшись от боли, падает в обморок...

Я отшатываюсь, мою грудь сдавливает от боли.

— «Зачем? Зачем ты сделал это?» — кричит парень, укачивая свою драгоценную всхлипывающую жену у своей груди, покрываясь ее кровью. Нападавший в капюшоне улыбается, вытирая лезвие, и говорит: «Чтобы увидеть, как мужик будет рыдать от дела моих рук...».

— Иисус Христос, — я зажмуриваю, задыхаясь. — Это был ты? У тебя была жена?

Он качает головой и ухмыляется.

— Я был парнем с ножом. Видишь ли, некоторые люди становятся злыми, потому что жизнь неоднократно трахает их: день за днем, год за годом. В то время как другие становятся злыми от отчаяния и страха. Но еще существуют такие люди, как я — люди, рожденные злыми, и они либо живут, либо умирают.

Все эмоции покидают меня. Быть в компании такого бессердечного, мертвого человека... это слишком. В общем, я отключаюсь, уходя туда, где он не сможет причинить мне боль. Я работала в больнице. Ежедневно видела младенцев. Их полные щечки, маленькие пальчики на ножках и сжатые кулачки... Причинить малышу боль — это такое зло, какого даже сам дьявол не сможет совершить.

— Не верю, что люди рождаются злыми. Что бы ни случилось, ты можешь быть плохим, но та женщина и ее малыш не заслужили твоего гнева. Я назвала бы тебя отвратительным куском дерьма, но это будет оскорблением для всего остального дерьма.

Мне хочется спросить его, как долго продержалась женщина, но это уже не имеет значения. Это лишь подтверждает тот факт, что ни на Земле, ни в Аду нет места, которого он заслуживает. Он наблюдает за мной, и от его пристального взгляда, скользящего по моей коже, я с каждой секундой чувствую себя все более грязной.

— Ты мне нравишься, Китти-Кэт.

Я гримасничаю от отвращения.

— А я презираю тебя.

— Это, наверное, самое сладкое из всего, что мне когда-либо говорили женщины, — он усмехается. — Какие-либо новости о Джае Стоуне?

Я повторяю то, что Джай сказал мне.

— Он здесь из-за своего брата и не уйдет без него.

Череп чешет голову острием ножа.

— Я знал про это. К сожалению, Джай Стоун зря тратит свое время.

Я складываю руки на груди.

— Зря тратит время? Джай знает, что Джоэл был здесь.

Череп кивает.

— Он был здесь. Сейчас его здесь нет.

Моя закипающая кровь бурлит, угрожая в любую секунду лишить меня самоконтроля.

— Где он теперь?

Он глупо ухмыляется, разгибая ноги и убирая нож.

— Думаю, пока я жду, когда же Джай покажет свое истинное лицо, можно сделать признание. Возможно, это подтолкнет его к «со-коп-трудничеству», так сказать.

Я хмурюсь. Не догоняю. Что-нибудь из разговора этого психопата имеет какой-либо смысл? Он сгибается пополам, приближаясь прямо к моему лицу. Тяжелый запах отличного кофе проникает мне в нос.

— Джоэл Стоун мертв, — шипит Череп сквозь стиснутые зубы. — Я сам его убил.

Нет. О, нет. Мои внутренности сплетаются в узел, завязываясь в замысловатые бантики. Ощущение удушья возникает в горле, мои плечи и голова поникают. Я не смогу сказать это Джаю. Он сорвется от одной только мысли, что его брат мертв. Эта правда… она разрушит его.

— Джай прикончит тебя, — вскипаю я.

— Посмотрим. Мне прям любопытно узнать, к чьей команде он действительно примкнет. Он был бы прекрасным дополнением к моим ребятам. Если же нет... — он постукивает по татуированному носу, и я вынуждена взглянуть на обведенный чернилами хрящик.

— Помни, что я сказал. Линчеватель.