Грешники

ГЛАВА 2

– Что ты здесь делаешь?

Вопрос был обращен не к Маккусу Найту Броули, но, тем нe менее, он опустил газету, которую держал перед собой, и удивленно приподнял бровь, глядя на юную леди. Именно ей были адресованы слова, которые в гневе прошептала сидевшая за соседним столиком женщина.

По правде говоря, Маккус потерял всякий интерес к чтению, как только эта девушка перешагнула порог ресторана. На ней была темно-голубая накидка из плотной ткани, надетая поверх платья, которое украшали изысканные кружева. На ее открытом лице проступил румянец, столь очаровательный в молодых девушках. Маккус подумал, что ей наверняка нет еще и двадцати лег. Ему уже исполнилось двадцать семь. Когда юная леди вошла и ресторан, луч света выхватил из полумрака ее изящную фигуру, и он увидел, как она обвела взглядом зал в поисках своей компаньонки. Маккус не считал себя поэтом. Но если бы в это мгновение его попросили описать девушку, он бы сравнил ее с весной.

Казалось, она вся лучилась. И, хотя таинственная незнакомка находилась слишком далеко от него, чтобы он мог сказать, какого цвета у нее глаза, ему удалось рассмотреть ее совершенно необычные по цвету волосы. Благодаря оттенку, напоминающему корицу, в них, казалось, тонкими прядями вплеталось пламя. Девушка спрятала свои роскошные волосы под небольшой шляпкой, как диктовала мода, и он отдал бы все на свете только за то, чтобы леди освободила себя от головного убора, давая ему возможность насладиться ее красотой.

Неожиданно для себя Маккус ощутил горячее желание обладать прекрасной незнакомкой. Пораженный силой возникшей страсти, он невольно сжал в руке газету и краем глаза продолжал наблюдать за юной леди. В этот момент глаза девушки загорелись от восторга и она, улыбнувшись женщине, сидевшей за соседним столиком, прошла мимо, оставляя в воздухе шлейф своих духов. Маккус очень надеялся, что она не принадлежит другому мужчине. Он страстно возжелал эту миниатюрную, как статуэтка, красавицу.

Закрыв глаза, он представил цветущие луга. Если бы его друзья или деловые партнеры узнали, что с ним творится, они бы подняли его на смех. Но Маккус, вознамерившийся узнать имя загадочной леди, посчитал добрым знаком судьбы тот факт, что их столики располагались рядом.

– Как можно расхаживать по городу так, словно...

– Словно что, мама? – приятным, хотя и несколько резким от волнения голосом отозвалась девушка.

Маккус немного отклонился и, скосив глаза, украдкой взглянул на женщин. При близком рассмотрении между матерью и дочерью можно было обнаружить очевидное сходство. У них был одинаковый профиль, и они очень похоже вздергивали подбородок, что подчеркивало их несколько высокомерную манеру держаться. Когда к дамам приблизился официант, они прекратили спор. Леди в голубом вежливо отказалась от меню, и официант пошел прочь, глупо улыбаясь. Маккус посочувствовал бедняге. Если бы ему выпало счастье поговорить с зеленоглазой незнакомкой, возможно, на его лице отразилось бы такое же смятение.

Девушка протестующе подняла руку, желая остановить мать.

– Прошу тебя, не торопись с ответом, – сказала она, возобновляя разговор. – Иначе мы рискуем услышать подробности нашей ссоры уже сегодня вечером на балу.

Женщина обреченно вздохнула, признавая свое поражение.

– О, Файер, моя дорогая девочка, ты права. Я просто не знаю, что на меня нашло. С тех самых пор, как...

– Не сейчас, мама, – прерывая ее, тихо произнесла Файер.

Как будто чувствуя чужое внимание, она оглянулась по сторонам и столкнулась взглядом с Маккусом. Заметив, какие у нее умные и проницательные глаза, тот на секунду лишился дара речи. Девушка снова переключилась на свою мать.

– Папа вернулся. Он желает переговорить с нами, поэтому и решила, что будет лучше, если я найду тебя первой и предупрежу об этом.

– Твой отец поступает иногда так опрометчиво. Ему надо было запереть тебя в доме, а ко мне прислать твоего брата.

– Когда я уезжала, Тэм еще не вернулся. Кроме того, у меня нe было уверенности, найду ли я тебя одну или в компании... – Девушка пожала плечами, не потрудившись закончить мысль.

Женщина коснулась рукой, затянутой в перчатку, своей щеки и невольно охнула. В ее глазах вдруг загорелся озорной огонек, и она сказала:

– О, теперь я понимаю.

А вот Маккус, который старался не пропустить мимо ушей ни одного слова, ничего не понимал. Леди вели разговор, попятный только им обеим.

– Вот именно, – отозвалась дочь. Ее голос звучал довольно жестко. – Радуйся тому, мама, что я хоть изредка демонстрирую здравый смысл. Пойдем же. Мы можем встретить отца на месте.

Маккус продолжал следить за женщинами. Он был весьма заинтригован. Оказывается, у юной леди есть собственные секреты. Но еще больше его поразило то, что он был не единственным свидетелем странного разговора матери и дочери. Как только дамы покинули зал ресторана, многие посетители принялись болтать с особенным оживлением.

Тайны.

Маккус и сам мог бы поделиться несколькими секретами. Он отличался редким любопытством и обладал настоящим талантом откапывать сведения, которые другие предпочли бы навсегда похоронить. Отложив газету, Маккус задумался. Итак, ее зовут Файер. С помощью щедрых чаевых он узнает ее полное имя еще до того, как покинет ресторан. Выяснить, что пыталась скрыть леди, тоже не составит труда, однако на это уйдет немного больше времени. Поскольку он был терпеливым человеком, время в данном случае не имело значения.

Он снова представил красивое лицо девушки. Ему было любопытно, позволяла ли она мужским рукам касаться ее волос, вытаскивая из них шпильки, и наслаждаться неповторимым ощущением, когда шелк роскошных кудрей гладил разгоряченную плоть любовника. Маккус ощутил, как его охватывает возбуждение.

Он застонал, чувствуя, что теряет над собой контроль. В прошлом его желания всегда подчинялись обоснованным целям и он шел к их достижению только после тщательной разработки плана, в котором учитывались все преимущества и недостатки создавшейся ситуации.

* * *

Файер не стала задерживаться в гостях у лорда и леди Мив. Одна лишь мысль о том, что ей придется встретиться за завтраком с лордом Стэндишем и леди Хипгрейв, заставляла ее дрожать от негодования. Спустя два часа после столь памятного столкновения в галерее она уже покинула поместье.

По дороге в Арианрод Файер позволила грусти овладеть на некоторое время ее сердцем. Девушка смутно помнила, как добралась домой, но к тому времени когда она переступила порог родового замка Карлайлов, ее слезы высохли, а боль сменилась спасительным равнодушием. К великому облегчению Файер, все члены ее семьи уже отправились в Лондон. Понимая, что поступает трусливо, она тем не менее оставалась за городом в течение десяти дней.

Одиночество оказало на нее целительное воздействие. Время, проведенное в тишине и покое, Файер использовала для того, чтобы подробно проанализировать свои отношения с лордом Стэндишем.

Когда юная леди Файер Карлайл все же решилась вернуться в Лондон, она внутренне была готова к неизбежным сплетням. Ее дух не был сломлен, так как она знала, что при любых обстоятельствах может рассчитывать на поддержку своей семьи. Девушка надеялась, что родители и брат с пониманием отнесутся к тому, что она оказалась жертвой несчастных обстоятельств.

Однако надежды Файер не оправдались: семья не поняла ее.

И тогда она решила, что домашние просто воспользовались иозможностью отыграться на ней за свои похождения. Столкнувшись с отцом, который метал громы и молнии, Файер все же благоразумно воздержалась, чтобы высказать свое мнение.

– Черт побери! – в сотый раз проревел отец. Он не хотел слушать никаких доводов с того самого момента, как узнал, что его дочь отдалась младшему сыну маркиза Пенневезера. – Стэндиш! Как можно было выбрать его? Такого болвана! На что он годится?!

«Он выбрал меня, а не я его», – с тоской подумала Файер. Находясь в Арианроде, она решила, что не станет открывать все детали своего разговора с лордом Стэндишем и графиней Хипгрейв, которой удалось задеть ее за живое. Файер не могла повернуть время вспять. Ей оставалось лишь признать, что она стала жертвой двух авантюристов. Однако она могла защитить своего отца от жестокой и ненужной правды. Да, именно его разрыв с графиней привел к столь неожиданному повороту событий. Но Файер слишком любила своего отца, чтобы причинить ему такую боль. Пока она будет хранить молчание, заговор леди Хипгрейв не достигнет цели. Файер находила слабое утешение в том, что эта мстительная женщина так и не смогла нанести открытый удар ее отцу.

– Отвечай мне!

Файер сидела на уголке софы, закрыв осунувшееся лицо ладонями. Она подняла голову и часто заморгала.

– Вы втроем только и делали, что сыпали проклятиями н угрозами несколько часов подряд, – устало произнесла она. – И я сомневаюсь, что вы услышали хотя бы одно слово из того, что я вам говорила.

– Я буду весь внимание, когда ты прекратишь нести чушь, – ответил герцог, едва сдерживая ярость, которая бушевала в нем, как в море бушует шторм. – Скажи, что Стэндиш овладел тобой против твоей воли, и я обещаю, что этот подлец не увидит следующего восхода солнца.

Это предложение звучало весьма заманчиво, особенно сейчас, когда любовь к лорду Стэндишу, которую еще недавно испытывала Файер, словно опалило жаром и она увяла так же быстро, как и расцвела. Измена и месть не самые лучшие спутники мужчины, который желает завоевать сердце дамы.

– Ради твоего блага мне хотелось бы, чтобы это оказалось правдой, но, к моему великому сожалению, я отдалась ему по доброй воле.

– Я вызову его на дуэль! – воскликнул брат Файер, который провел последний час в полном молчании, неподвижно застыв со скрещенными на груди руками.

Файер раздражал взгляд брата. При рождении его назвали Фейном, но так как мальчик носил титул маркиза Тэммеса, то для семьи и близких друзей он всегда был просто Тэмом. Файер была похожа на брата. Их отличала красота, присущая всем Карлайлам. Они оба унаследовали каштаново-рыжий цвет волос, но на этом их сходство заканчивалось. Уже в детстве Файер старалась не привязываться к своему брату, поскольку всегда помнила о проклятии Карлайлов. Если ему суждено было сбыться, это означало, что Тэму, как и всем мужчинам их рода, грозила ранняя и трагическая смерть.

– Нет, Тэм, ты не можешь вызвать его на дуэль, – возразила Файер, обращаясь к брату. – Я отдалась ему по собственному желанию. Знаю, что оказалась дурочкой, но тебе придется оставить Стэндиша в покое.

Тэм оттолкнулся от стены и приблизился к герцогу. В двадцать три года он уже догнал своего вельможного отца по росту, но отличался от него изяществом, которое свойственно молодости. Он унаследовал страсть Карлайлов к спорту, и его тело было крепким и стройным. Файер взглянула на брата, заметив, что тот хмурится так же, как их отец. В паре они производили просто-таки устрашающее впечатление.

– Ты любишь его, – ровным тоном произнес Тэм.

По выражению его лица Файер поняла, что ее привязанность к такому негодяю, каким был лорд Стэндиш, не укладывается и голове Тэма.

– Ты слышала, какие слухи он распускает о тебе по всему Лондону?

Файер горько рассмеялась. Конечно, до нее уже дошли сплетни. Письма от многочисленных знакомых начали прибывать за несколько дней до ее появления в столице. От сочувственных до самодовольных – они различались лишь по тону. Было даже несколько особенно рьяных любителей посмаковать сальные подробности, которыми щедро делился виконт.

– Нет, дорогой брат, я не люблю лорда Стэндиша. И мне, откровенно говоря, наплевать, какие слухи он распускает в свете.

– И совершенно напрасно, – вмешался отец. Его лицо стало пунцовым от возмущения и гнева. – Он посмеялся над святым, над именем Карлайлов, дочь моя. Уже за одно это я готов вытащить из ножен меч твоего прадедушки и пронзить им сердце этого мерзавца. – Он склонил голову и бросил на Файер жалостный взгляд. – Я думал, что ты другой породы, моя девочка. Лучше нас. Однако все вышло иначе. Когда Стэндиш окончательно смешает твое имя с грязью, ты превратишься в еще один назидательный пример для подрастающих дочерей, которых будут пугать твоей историей заботливые мамаши.

Девушка прикусила губу, ужаленная грубой откровенностью отца.

– А я думала, что ты будешь доволен тем, что я повела себя м традициях Карлайлов, – ядовито вставила Файер.

Тэм закрыл глаза. Он явно был подавлен историей, в которой сестра выставила себя на посмешище. Герцог издал какой-то гранный звук, так что Файер привстала с софы, забыв на мгновение о своем положении мученицы и всерьез обеспокоившись состоянием отца.

Мать, решив прийти ей на помощь и предупредить новый приступ ярости у супруга, перестала наконец плакать. К разочарованию Файер, во время семейного допроса мать только и делала, что рыдала.

– Мы должны смириться, что наша дочь погубила себя в глазах приличного общества, – сказала герцогиня, промокая платком заплаканные глаза. – Сейчас не время для выяснения отношений. Нам надо подумать о ее будущем.

Файер нахмурилась. Мать произнесла слово «будущее» так, словно Файер уже вынесли смертный приговор.

– О каком будущем можно говорить? – возмущенно воскликнул взбешенный герцог. – Я могу назвать добрую дюжину приличных джентльменов, которые теперь даже не посмотрят в ее сторону.

– Зато я могу назвать дюжину не очень приличных джентльменов, которые теперь, когда ею овладел Стэндиш, только и будут делать, что смотреть в ее сторону, – угрюмо заявил Тэм.

Герцогиня ахнула. Ее шокировало не само замечание сына, а тон, которым оно было сказано. В конце концов Файер осознала, что эти лицемеры не намерены были скрывать, насколько она их разочаровала. Девушка бросила в сторону брата красноречивый взгляд, показывая тем самым, что ей гораздо больше нравится, когда он молчит.

– Ты только усложняешь ситуацию, Фейн, – делая ударение на имени, которое всегда раздражало его, сказала Файер.

Если бы он позволил себе хотя бы еще одно подобное замечание, она бы сама схватила меч своего прадедушки – в этом Файер готова была поклясться.

– Дорогой мой, – обратилась к супругу герцогиня. – Неужели нам ничего не удастся сделать, чтобы исправить положение? – Она смахнула со щеки слезу и, всхлипнув, закрыла рот платком.

– Мы могли бы выдать ее за этого мерзавца. – Файер вонзила ногти в обивку софы.

– Нет, я ни за что не стану женой этого подлеца! И я хочу сразу предупредить, мама, что не собираюсь хоронить себя в Арианроде, – сказала Файер, предугадывая реакцию матери.

– Я слышала, что Италия в это время года просто чудесна, – ответила герцогиня, не желая отказываться от плана, который предполагал отъезд дочери из Лондона.

Файер потерла виски. Она чувствовала, как в ней нарастает отчаяние, а самообладание, которое ей удавалось сохранять невероятной ценой, наоборот, покидает ее.

– И как долго я там должна пробыть? Сезон? Год? Или, быть может, ближайшие пятьдесят лет?

Сверкнув глазами, отец несколько раз ударил кулаком по столу так, что безделушки, стоявшие на нем, высоко подпрыгнули над столешницей и вмиг оказались на полу.

– Я убью его! Я никогда не прощу его за то, что он ее соблазнил, – простонал герцог, вновь обретая дар речи.

Как жаль, что его фантазии хватило лишь на одну идею, которая, впрочем, не отличалась оригинальностью.

Мать, деликатно высморкавшись, сказала дрожащим голосом:

– У меня были такие планы относительно тебя, доченька. Однако твое упрямство, Файер, будет дорого стоить не только ним. У нас остается единственный выход: мы должны как можно быстрее выдать тебя замуж. Может, за какого-нибудь джентльмена постарше, желательно с севера. За того, кто не особенно следит за городскими новостями. – Она посмотрела на мужа и сына. – Как вы полагаете?

Файер недовольно поморщилась, услышав предложение матери. Тэм, будь он проклят, лишь громко расхохотался.

– Мама, ты упустила из виду, что у меня остается еще одна иозможность, – с ледяным спокойствием произнесла Файер. – Я могу остаться в Лондоне и насладиться сезоном балов, который с нетерпением ждала.