Грешный ангел

Глава 25

Похандрив несколько дней и выплакав все слезы, Лорен решила заняться более приятными вещами и, пустив в ход всю свою изобретательность, подумала, что самый лучший способ приободриться — это отвезти в больницу ящик варенья.

Последние дни она жила словно в аду. Даже не с кем было поговорить, если, конечно, не считать Дэвиса, но до этого она еще не дошла. Пол почти не бывал дома, поскольку до закрытия парламентской сессии оставались считанные дни.

Роберт Пиль, секретарь министерства внутренних дел, который провел через палату общин законопроект о правах католиков, вскружил Полу голову. За завтраком Пол взволнованно рассказывал, что в один из дней ходил за Пилем буквально по пятам.

У Пола нашлась причина для возвращения в Лондон, зато Лорен здесь потерпела полное фиаско. Вот уже несколько дней, начиная с бала у Харрисов в честь закрытия сезона, она никак не могла найти возможность поговорить с Алексом. Она никогда не забудет, как он изменился в лице, когда увидел ее в переполненной зале. Он взглянул на нее с отвращением, прежде чем повернуться и выйти из залы. Это задело ее за живое, и весь остаток вечера она страдала от того, что он прилюдно унизил ее, не говоря уже о том, что она почувствовала себя парией.

Ее избегали все.

Леди Притчит, чье презрение к Лорен приобрело ужасающие размеры, оказавшись на одном из приемов неподалеку от Лорен, принялась громко объяснять какой-то приятельнице, что леди Уитком возлагает на Лорен вину за то, что леди Марлен не стала герцогиней. Иностранная распутница — вот как назвала ее леди Притчит. Приятельница густо покраснела, когда эта старая перечница добавила, что подобное поведение если и допустимо, то лишь на континенте, но никак не в Лондоне. Вечерний чай у миссис Кларк оказался не меньшим кошмаром, размышляла Лорен, набивая ящик банками с вареньем. Веселая вдовушка приехала к ней сама и пригласила в гости, очевидно, из благородных побуждений, пытаясь хоть как-то смягчить слухи, ходившие о Лорен. Лорен не хотелось идти к миссис Кларк, но Пол решил, что та, возможно, чем-то поможет сестре.

И Лорен поехала, несмотря на самые дурные предчувствия. Она стояла в вестибюле, нервно возилась со своим ридикюлем, пытаясь собраться с духом и войти в гостиную, битком набитую дамами. К ее великому удивлению, он приехал в качестве сопровождающего леди Пэддингтон. Он посмотрел мимо Лорен, как если бы ее вообще не существовало. Пока она в отчаянии пыталась обрести дар речи, он простился с теткой, повернулся и вышел. Она все еще смотрела ему вслед, когда леди Пэддингтон обратилась к ней с приветствием, хоть и не очень радушно, но без явного презрения, написанного на лицах остальных дам.

Лорен мысленно перенеслась на прием у Харрисов — Пол настоял, чтобы она поехала туда с ним. Господи, это было полное крушение! За исключением довольно резкого замечания в адрес лорда Брекенриджа, который схватил ее за руку и пьяным голосом заявил, что теперь ее считают обольстительницей, Лорен за весь вечер не проронила ни слова. Все избегали ее словно прокаженную, она остро чувствовала, что о ней шепчутся и ее присутствие нежелательно.

Особенно для Алекса. Ее попытка заговорить с ним кончилась для нее изгнанием из общества. К несчастью, она застала его врасплох, подойдя сзади и прикоснувшись к его руке. Он подскочил чуть ли не на два фута, прежде чем обернуться; и когда увидел ее, побледнел. Это заметили все в радиусе десяти футов и устремили на них взгляды, напрягая слух, чтобы услышать беседу герцога Сазерленда и женщины, из-за которой, по слухам, он разорвал помолвку.

— Добрый вечер, ваша милость, — пробормотала она, внезапно утратив способность трезво мыслить. В его изумрудных глазах полыхнул гнев, он стиснул зубы и огляделся. Но она не могла упустить представившуюся возможность. — Я надеялась… Мне нужно поговорить с вами, Алекс, — прошептала она; сердце ее гулко стучало.

— Вы разве не видите? Я занят, — холодно отозвался он и, повернувшись к ней спиной, очаровательно улыбнулся своей белокурой спутнице.

Это был сокрушительный удар. Вплоть до этого момента Лорен полагала, что самое трудное из всего, что ей пришлось пережить, был разрыв с Магнусом. Но как она ошибалась! Оказалось, самое трудное в жизни — это высоко держать голову, когда идешь сквозь толпу изумленных зрителей.

После этого она умоляла Пола вернуться в Роузвуд, но он отказался, и они горячо спорили, а потом заключили сделку. Отличную сделку! Пол уговорил ее попытаться в последний раз, но не в переполненном салоне или бальной зале, где, как объяснил Пол, на карту поставлена гордость Алекса. Единственным подходящим местом, по его мнению, был особняк герцога на Одли-стрит, поскольку совершенно очевидно, что в обозримом будущем герцог к ней не придет.

Скрепя сердце Лорен согласилась, хотя план брата казался ей неосуществимым. Просто ей отчаянно хотелось покончить с этим безумием раз и навсегда. Она отправилась на Одли-стрит и убедилась, что ее решимость вмиг испарилась, стоило ей увидеть его в окне. Последующие попытки тоже не удались. Каждый день ровно в три часа она проходила мимо его дома. И каждый день ее выводила из равновесия его голова, виднеющаяся в окне.

С этим запутанным делом пора кончать. Накануне вечером она плакала чуть ли не в сотый раз с тех пор, как вернулась в Лондон. Просто нелепо изо дня в день ходить взад-вперед по Одли-стрит, собираясь с духом, чтобы постучать в эту проклятую дверь! Как будто и без того она мало дала пищи для разговоров! Она злилась на себя за малодушие и устала от слез. Она просто обязана сделать все, чтобы увидеть его, и после этого немедля вернуться в Роузвуд. На ее извинения он ответит ненавистью.

Отправляться на Одли-стрит было еще слишком рано, и она решила отвезти пока в больницу варенье. Они будут ей рады — они рады всем, кто находит время их навестить. По крайней мере это отвлечет ее от собственных горестных мыслей.

Ханна Кристиан, щедрая патронесса больницы на Хэддингтон-роуд, посещала это заведение каждую третью пятницу месяца. И всегда действовала по одному и тому же плану: выслушивала сетования миссис Пибоди, читала еженедельную газету мистеру Кройхиллу и навещала вновь поступивших. Сейчас, закончив свой очередной обход, Ханна уже направлялась к выходу, слушая доктора Меткафа, красноречиво распространявшегося о своих намерениях оперировать одно легкое страдающим от чахотки. Она натягивала перчатки, когда внимание ее привлекла какая-то суета на улице. Ханна посмотрела туда через толстые резные стекла входных дверей и, хотя зрение у нее было слабое, могла поклясться, что видит графиню Берген. Ханна шагнула к дверям и вынула лорнет.

Действительно, графиня Берген! Она умоляла кучера не уронить ящик, который тот снял с крыши экипажа и держал высоко над головой. Кучер покачнулся, но тут же обрел равновесие, присел на корточки и, медленно опустив ящик, осторожно поставил его на тротуар, Ханна с любопытством наблюдала, как графиня Берген достала из ящика нечто похожее на банку варенья и вручила ее кучеру.

Они обменялись парой слов, и графиня достала еще одну банку. Лицо его просияло от восторга, и он не менее трех раз снимал шляпу, пока возвращался к экипажу, прижимая банки к груди.

Ханна улыбнулась, а доктор Меткаф подошел к ней и выглянул наружу.

— Кто это? О Боже, графиня Берген! — воскликнул он несколько обескураженно.

— Она уже бывала здесь раньше? — спросила Ханна, глядя, как графиня опустилась на колени, чтобы переставить банки.

— Она заходила сюда время от времени, — пробормотал врач. — Но тогда мы еще ничего не знали, — добавил он, берясь за медную ручку.

Ханна взглянула на него.

— О чем не знали? Врач покраснел.

— Не знали о ее… репутации, — с трудом выговорил он. — Я позабочусь об этом.

Он выскользнул за дверь, прежде чем Ханна успела остановить его, и спустился вниз по ступеням туда, где стояла Лорен, счастливо улыбаясь.

Неудивительно, что Алекс так любит эту женщину.

Но улыбка тут же сбежала с ее лица. Указывая на ящик, графиня Берген о чем-то говорила с врачом. Тот, подбоченясь, стоял спиной к двери, глядя на ящики и с непреклонным видом качая головой. Графиня замолчала, осторожно убрала с лица выбившуюся прядь волос. Сжимая ридикюль, она растерянно огляделась. Доктор Меткаф снова заговорил, тряся головой. Кивнув, графиня Берген собралась уходить, оставив ящик у входа в больницу. Врач подозвал работавшего поблизости человека, велел ему взять ящик, после чего повернулся к двери и легко взлетел по ступеням. Войдя в вестибюль, он улыбнулся Ханне.

— Все в порядке, ваша милость, — с важным видом сообщил он, — я прогнал эту особу.

— Вот как? — вскипела Ханна. — Скажите мне, сэр, ради Господа Бога, с какой это стати вы прогоняете благотворительницу из вашего заведения?

Молодой врач покраснел.

— Но… она не бережет свою добродетель, миледи! Я считаю, что ее благодеяния нам не нужны! — не очень уверенно заявил он.

Ханна прищурилась и сердито поправила шляпу.

— Ее добродетель, любезный, состоит в щедрости духа, с которой она жертвует на ваше весьма достойное дело! Как смеете вы вести себя столь самонадеянно и отвергать ее дар! — холодно сказала она, распахнула дверь и направилась к экипажу.

— Ваша милость! — воскликнул доктор, бросаясь за герцогиней. — Прощу вас, ваша милость! Я принимаю варенье!

Это было последнее, что слышала Ханна, которую кучер подсадил в легкую двухместную коляску.

— Поверните назад, Джофф, и найдите молодую даму в темно-синем платье! — бросила она.

Лорен, удрученная и оцепеневшая, шла по улице. Весь Лондон от нее отвернулся. Только сейчас, когда доктор Меткаф попросил ее покинуть его респектабельное заведение, Лорен поняла, как сильно пострадала ее репутация. Господи, он отказался от ее варенья! У нее не осталось ни малейшей надежды. Ни малейшей! Нечего было уезжать из Роузвуда, там ее место. Нечего было…

— Графиня Берген, добрый день!

Она резко обернулась, когда к ней подкатила черная коляска с герцогским крестом Сазерлендов. Из окна выглянула герцогиня, она весело улыбалась и махала Лорен платком. Лорен ужаснулась. Господи, что же она делает? Неужели не понимает, какое впечатление это может произвести на окружающих?

— Могу я подвезти вас? — спросила герцогиня, жестом велев кучеру открыть дверцу.

Лорен с опаской огляделась. Кто-то остановился поглазеть на герцогиню, кто-то восхищался роскошной коляской.

— Спасибо, ваша милость, не стоит.

Лицо герцогини затуманилось; она что-то пробормотала. Голова ее исчезла в окне, но тут же появилась в дверце. Держась за плечо кучера, леди Сазерленд вылезла из коляски и подошла к Лорен.

— Прошу вас, дорогая, мне так хочется подвезти вас, — сказала она.

Лорен ничего не оставалось, как согласиться. Зная, что на них смотрят, она едва заметно кивнула и пошла следом за герцогиней к коляске. Усевшись, та с хмурым видом спросила:

— Бога ради, почему вы отказывались?

— Я… Ах, у меня были на то веские причины, — со смиренным видом ответила Лорен, запинаясь. — Все дело в моей репутации, ваша милость.

Герцогиня широко раскрыла глаза.

— И вы думаете, это имеет значение? Мне совершенно безразлично, что скажут о вас или обо мне! Ладно. Куда же вы направляетесь в такой прекрасный день?

Знала бы она, что Лорен направляется умолять ее сына о прощении! Но об этом не может быть и речи, он даже видеть ее не желает. Господи, добряк доктор и тот не захотел ее видеть!

— Я… э-э-э… я шла домой… Улыбка озарила лицо герцогини.

— Превосходно! Теперь я знаю, куда вас везти!

Лорен явно не пришла в восторг от слов герцогини и совсем приуныла, когда коляска вкатилась во двор особняка на Одли-стрит. Леди Сазерленд протянула ей руку, но Лорен вцепилась в подушки и наотрез отказалась выйти. Герцогиня нахмурилась:

— Графиня Берген, вам не кажется, что эта история затянулась? Пора уже вам и моему сыну-упрямцу договориться!

— Леди Сазерленд, мне понятны ваши намерения, но, поверьте, это невозможно!

— Тогда объясните мне почему! — потребовала герцогиня. — Изложите, если вам угодно, графиня Берген, почему это невозможно?

— Это довольно долгая история…

— В моем распоряжении весь день.

Господи, зачем только она села в эту коляску?

— Он не желает со мной разговаривать. Я… я была с ним в опере как-то раз, когда его… когда леди Марлен… находилась в отъезде. Вскоре после этого он разорвал помолвку…

— Это она ее разорвала, — перебила Лорен леди Сазерленд, — так по крайней мере мы говорим. Лорен опустила глаза.

— Некоторые считают, что я имею к этому какое-то отношение…

— Конечно, имеете, и слава Богу, но это никого не касается.

Лорен вскинула голову.

— Ну хорошо. Он приехал в Роузвуд… я там живу… но я… я… уже подписала брачный договор и подумала, что не могу его нарушить…

— Однако вы его нарушили, насколько я понимаю, — сказала герцогиня не без удовольствия.

Лорен судорожно сглотнула и стиснула руки, лежащие на коленях.

— Ну да, нарушила, но уже после того, как он уехал. Видите ли… я… я причинила ему боль, и он больше не желает меня видеть. А все считают, что я… — она уставилась на свои колени и прикусила губу, — что я дурная женщина, — пробормотала Лорен.

Леди Сазерленд фыркнула.

Лорен в отчаянии посмотрела на герцогиню.

— Я совершила нечто ужасное, и если бы даже он простил меня и поверил мне, к чему он вовсе не склонен, тут уж ничего не поделаешь. Даже в больнице отказались принять от меня пожертвование в виде варенья…

Широко улыбнувшись, герцогиня замахала рукой. — Если кто-то и может повлиять на общественное мнение, так это мой сын. Он весьма популярен в Лондоне и может быть очень убедителен, когда не ведет себя как упрямый и тупой грубиян. Надеюсь, вы слышали о решении палаты лордов предоставить католикам места в парламенте? Я знаю, что Алекс страдает, но так бывает всегда, когда человек раскрывает свое сердце. Он, разумеется, этого не понимает, потому что он так… — Она вовремя замолчала, не желая обсуждать недостатки своего сына, и очаровательно улыбнулась. — Он очень любит вас, это очевидно.

Лорен, вздрогнув, опустила глаза.

— Любил. Но это все в прошлом. Думаю, он никогда меня не простит.

— Но, сидя в экипаже, мы ничего не узнаем, не так ли? Пойдемте же! — И герцогиня схватила Лорен за руку. — Я не допущу, чтобы женщина, которую он по-настоящему любит, снова от него ускользнула, — заявила она и буквально вытащила Лорен из экипажа.

— Войдите, — отозвался Алекс, услышав легкий стук в дверь. Он поднял глаза. В комнату вплыла Ханна, ее глаза орехового цвета блестели. — Добрый день, матушка. Вы что-то задумали? — спросил он.

— Честно говоря, да, — ответила та и подошла к его письменному столу. — Знаешь, что я видела сегодня? Я видела, как неизменно милосердный врач отказался принять пожертвование в виде варенья для своей больницы. Не банку варенья, заметь, а целый ящик, набитый банками! И как ты думаешь, что заставило его так поступить? — спросила она, подбоченясь.

Алекс откинулся на стуле.

— Я совершенно уверен, что сейчас вы мне об этом сообщите.

Она прищурилась.

— Он отказался от пожертвования потому, что у женщины, которая его принесла, по мнению света, дурная репутация. Можешь себе представить? Отказаться от пожертвования из-за слухов!

Нет, он не мог себе этого представить и покачал головой.

— Это как-то глупо.

— Глупо? Да это самый низкий поступок, который я когда-либо видела! — сердито бросила герцогиня.

Алекс улыбнулся; его забавляло ее возмущение.

— Хотите, я засуну это варенье ему в глотку?

— Эта женщина — графиня Берген! И прежде чем ты потребуешь, чтобы ее имя не упоминалось в твоем присутствии, я напомню тебе, что для незабываемого вальса необходимы как минимум два человека!

Добродушное настроение Алекса как рукой сняло. Он сердито взглянул на мать и снова углубился в работу, демонстративно не обращая внимания на герцогиню.

— Благодарю за напоминание, матушка. Если у вас все., .

— Нет, не все, — тихо сказала она. — Графиня Берген страдает от презрения всего Лондона, но ведь проступок совершила не она одна! И нужно быть очень жестоким, чтобы не положить этому конец! Бог мой, ты любил ее достаточно сильно для того, чтобы разорвать помолвку, но не хочешь ударить палец о палец, чтобы спасти ее от гибели!

Алекс с силой хлопнул ладонью но столу, так что несколько бумаг взлетели вверх.

— Хватит! — крикнул он. Ханна лукаво улыбнулась.

— Да, кажется, хватит, — сказала она и, резко повернувшись, вышла, хлопнув дверью.

Алекс сердито посмотрел ей вслед. Глупая, назойливая женщина; его дела совершенно ее не касаются. Неужели мать действительно думает, будто он не понимает, что испорченная репутация Лорен — результат его необузданного желания? И что ему теперь с этим делать? Ведь это Лорен повернулась к нему спиной, а не он к ней! Она сделала из него дурака, а он должен мчаться ей на помощь?

Он вздрогнул, потому что в дверь снова постучали. Опять матушка. Надо запереть дверь, мелькнуло у него в голове.

— Войдите! — отрывисто бросил он и занялся просматриванием счетов.

Она вошла; он услышал шелест юбок и молил Бога о том, чтобы она сказала, что ей нужно, и удалилась. Слабый запах гардений раздражал его; надо же было из всех духов у нее на туалетном столике выбрать именно гардению! Он опустил перо в чернильницу.

— Прошу прощения!

Это Лорен! Он вскинул голову и нечаянно сбросил со стола бумаги. Уронив перо, он неловко встал и схватился за край стола, не произнося ни слова. Матери придется ответить за это!

— Мне очень жаль, Алекс. Я не хотела причинять вам боль, Богом клянусь, не хотела.

Ей жаль, вот как! Ничего не значащие слова, а ведь она извлекла из его души такую глубокую любовь, на которую он считал себя неспособным, и швырнула ему в лицо!

Она подошла к нему нетвердым шагом, ее сапфировые глаза блестели.

— Магнус уехал в Баварию, — сказала она. При одном лишь упоминании этого имени он стиснул зубы от негодования.

— Я не могу не думать о вас. Я… О Боже, я вспоминала ваши слова снова и снова, мне казалось, я сойду с ума!

А он уже сошел. Он вспоминал то утро во всех подробностях, тысячу раз, снова и снова. Их соединение. Ее отказ. Он вспомнил, как она лежала обнаженная в том домике, готовая выйти за этого немца, и сердце болезненно сжалось.

— Мне нечего вам сказать, — произнес он. — Уходите и больше не возвращайтесь.

Он отвернулся от нее и, словно окаменев, невидящими глазами уставился в окно. У Лорен подогнулись колени; она схватилась за край стола и устремила взгляд на его широкую спину. Все кончено! Господи, все кончено. Она его потеряла. Она отошла к двери, ничего не видя, униженная. Глупо было сюда приходить. Еще глупее — полюбить этого человека! И о чем только она думала, вернувшись в Лондон? Почему не похоронила свою любовь?

Она схватила бронзовую дверную ручку и медленно потянула дверь на себя.

«Ваше место — подле меня». Эти слова он прошептал ей тогда, и в глубине души она знала, что они искренни. Гнев охватил Лорен при воспоминании об этом. Все, что сейчас происходит, заставляет страдать их обоих, но он почему-то считает, что только его одного.

Она оглянулась. Он по-прежнему стоял у окна, стиснув за спиной руки и расставив ноги. Как он смеет? Ее боль, ее гнев, ее отчаяние — все это всплыло на поверхность, она захлопнула дверь и резко повернулась к Алексу. Он вздрогнул и тоже обернулся; глаза его сверкали.

— Вы лицемер, Алекс! Вы сказали, что мое место подле вас, и я вам поверила! — возмущенно воскликнула она.

— Проклятие! — Он снова отвернулся. — Вам вообще нет места, Лорен! Вы эгоистка…

— Эгоистка? — изумилась она, не веря своим ушам, и истерически рассмеялась. — Конечно! Я ужасная эгоистка! И вероятно, поэтому я унизила себя перед всем вашим проклятым светом ради одной только возможности сказать вам, Алекс, что люблю вас! Я люблю вас с того мгновения, как вы появились в Роузвуде, и сойду в могилу, любя вас, да поможет мне Бог!

Он стоял вполоборота к ней, лицо у него было злое.

— Прошу вас, мадам, избавьте меня от этой сцены. Она слишком… патетична, — едко произнес он и скрестил руки на груди, словно ограждая себя.

Будь он проклят! Будь он проклят! Она вышла на середину комнаты и смахнула слезы.

— Вам так больно, что вы хотите убить меня, Алекс? Он презрительно фыркнул:

— Не обольщайтесь. Я не испытываю к вам никаких чувств!

— Вы лжец! Я знаю, как вы страдаете, потому что сама так страдаю. Хотите верьте, хотите нет! Но я по крайней мере не лгу себе!

Ноздри его трепетали, он крепко прижал руки к груди.

— Я не лгу ни вам, ни себе, мадам. То, что я испытывал к вам, или мне просто казалось, что испытывал, слава Богу, прошло! Разбилось! Я полностью опустошен, и теперь уже ничего нельзя изменить, понимаете? Не глупите, не тешьте себя иллюзиями! — крикнул он.

Воткни он ей в сердце нож, не было бы так больно, как от этих его слов, но она поняла, что он лжет. И вздернула подбородок.

— Вы тоже не обольщайтесь! Или вы до того надменны, что считаете себя единственным, кто способен выполнить свой долг и сдержать данное слово?

Он угрожающе прищурился, но ничего не ответил.

— Будьте уверены, я-то знаю, что значит любить без надежды, — упрямо продолжала она. — Бояться… бояться ночей, потому что сны о вас измучили мою душу.

Впервые она заметила яркий блеск в его изумрудных глазах. Он тоже знает об этом. И сердце ее рванулось к нему.

— Я знаю, Алекс! Я знаю, каково это — любить с такой силой, что за одно лишь прикосновение жизнь не жалко отдать! За ваш поцелуй я душу готова продать. Вы держите в руках мое сердце, разве вам это неизвестно?

Эти звучавшие в тишине слова падали в его опустошенную душу.

— Ваше сердце вовсе не принадлежит мне, черт побери! — бросил он в гневе, не желая признаваться, как мучительно сжалась грудь от этой лжи. — Будь это так, вы ни за что не отпустили бы меня в то утро! Как вы могли, Лорен, как позволили мне уйти? — крикнул он.

Он весь дрожал от переполнявших его чувств. Глаза защипало, и он поспешно отвернулся, услышав сдавленное рыдание Лорен.

— Из-за вашего дела, Алекс! Все твердили, что, кроме вас, никто этого не сделает. Только вы могли изменить жизнь многих людей! И жизнь Роузвуда! Вы нужны всей стране, а не только мне! Я не хотела вам мешать. Я и так причинила вам много вреда, из-за меня вы оказались в центре скандала. И… и я дала слово другому. Мое честное слово! — горестно вздохнула она.

На лице его появилось страдание. Боль оттого, что она его отвергла, еще недавно острая и сильная, ушла из сердца, из глаз хлынули слезы.

— Господи, как мне жаль! Чего бы я не отдала, чтобы вы мне поверили! — всхлипывала она. Он медленно повернулся и растерянно посмотрел на нее. — Но мое место — подле вас, и в глубине души вы знаете, что это так! Если вы этому не верите, если не можете простить мне того, в чем сами виноваты, отдайте мое сердце! Отдайте, Алекс! Верните его!

Молчание длилось всего мгновение. Любовь одержала верх, вытеснив из его сердца остатки гнева.

— Нет! — Он вздрогнул, потому что она закрыла лицо руками, словно испугавшись. — Вы отдали мне свое сердце. Одному Богу известно, заслуживаю ли я такой бесценный дар, но я его не выпущу из рук, ни теперь, ни когда-либо. Ваше сердце принадлежит мне.

Лорен затаила дыхание и, медленно подняв голову, изумленно взглянула на него.

— Мне очень жаль, ангел, — тихо сказал он, смахнув слезы. — Я причинил вам боль, простите меня, пожалуйста. — На лице ее на миг отразилось сомнение, и сердце его гулко забилось. — Если не можете простить, то по крайней мере обещайте проходить мимо моего дома каждый день в три часа. — Он посмотрел на окно. — Обещайте, что будете проходить мимо этого окна и напоминать мне — каждый Божий день, — что, не будь я ослеплен гордыней, вы были бы моей.

Она тихо ахнула, а он с улыбкой повернулся к ней.

— Значит… значит, мое место — подле вас? — прошептала она.

— Так должно быть, ангел, потому что ваше сердце у меня вот здесь. — Он хлопнул себя по груди. — И видит Бог, все эти мучительные дни я прожил без своего сердца.

Вскрикнув, она бросилась в его объятия. Он же молча пообещал себе, что больше не проведет ни одного дня, не заглянув в эти глаза, и запечатлел на ее губах пылкий поцелуй.

— Простите меня, Лорен, — прошептал он, — простите!

По меньшей мере полчаса Ханна нервно прохаживалась взад-вперед перед кабинетом Алекса. Вначале оттуда доносились громкие голоса, но потом все стихло.

Ее размышления прервал звук поворота дверной ручки, и Ханна быстро спряталась за консолью. Первым появился Алекс. Обняв графиню за талию, он увлекал ее за собой, и ей приходилось бежать, чтобы не отстать от него. Он хочет вышвырнуть ее из дома!

Растерянная Ханна поникла у стены, а они быстро пошли по коридору. Ах, что за непутевый у нее сын! Неужели он не понимает, как они любят друг друга? Глупец!

Она уже была готова вмешаться, когда графиня, схватив Алекса за руку, остановилась. К удивлению Ханны, молодая женщина привстала на цыпочки и что-то прошептала Алексу на ухо. Тот весело рассмеялся:

— Ей-богу, вы злой ангелочек!

Он крепко поцеловал ее в губы, потом взял на руки и, осыпаемый ее поцелуями, стал подниматься по лестнице.

Когда они исчезли на верхнем этаже, Ханна выбралась из-за консоли и весело рассмеялась:

— Ну и ну! Что за неприличие!

И, круто повернувшись, она направилась в противоположную сторону, широко улыбаясь.