Гробница Фараона

ПРАЗДНИК НИЛА

Тибальт нервничал. Теперь он был уверен, что находится на верном пути: за стеной, где они вели раскопки, наверняка есть еще одна гробница.

Мы прожили в Египте уже несколько месяцев, и нас пора вознаградить за наши труды.

— Какое будет горькое разочарование, если во второй гробнице тоже кто-то побывал, — сказал Тибальт.

— Но если та гробница спрятана за первой, как туда можно проникнуть?

— Может, есть другой вход. А у нас будет еще одна задержка из-за праздника Нила. Беда с этими праздниками, у них нет определенной даты. Этот праздник зависит от уровня воды в реке.

— Почему?

— Эта церемония посвящается умиротворению реки, возникла она тысячи лет назад, когда египтяне обожествляли реку и считали, что ее надо задабривать, иначе будут наводнения, которые затопят целые деревни.

— Неужели они думают, что если исполнят эту церемонию, то река не выйдет из берегов?

— Теперь это стало традицией, праздником реки. Но в прошлом в дар реке приносили человеческие жертвы. Теперь они бросают в Нил куклу, сделанную в рост человека, прекрасно одетую. Она олицетворяет собой девственницу, которых прежде бросали в реку.

— Бедные девственницы! Тяжелые были для них времена. Их либо отдавали на съедение драконам, либо цепями приковывали к скалам или делали что-то не менее ужасное. Совсем не весело быть девственницей в древнем мире.

— Я уверен, тебе понравится эта церемония, но мы опять задержим работу.

— Я не могу дождаться, Тибальт, когда ты ступишь в найденную гробницу. Я буду так счастлива. Все исполнится, как мы мечтали. Ты увидишь в пыли след последнего человека, который вышел из гробницы перед тем, как замуровали вход. Ты заслужил это, дорогой мой.

Он засмеялся надо мной.

От всего сердца я желала ему успеха.

Мы узнали, что на следующий день состоится праздник Нила. Уровень воды в реке быстро поднимался, значит, в Центральной Африке шли сильные дожди.

С раннего утра на берегах Нила собрались толпы людей. Повсюду стояли повозки, верблюды тренькали своими колокольчиками. Они гордо направлялись к реке, словно знали, что они самые важные животные в Египте. Их копыта устроены так, что могут с одинаковой легкостью идти по песку и по камням. Из верблюжьей шерсти ткали ковры, делали бурнусы — это любимый вид одежды многих арабов, навоз использовали как топливо.

В тот день всех волновала одна мысль: как поведет себя река? Если она выйдет из берегов, праздник будет испорчен. Если дождей выпадет не слишком много, то уровень воды в реке поднимется и ожидаемое красивое зрелище состоится.

Наступил день праздника, а праздники любят все люди. Большинство магазинов и лавок закрылись, отовсюду доносился запах приготовляемой пищи, на улицах продавали сладкие пирожки, на открытом огне жарили баранину и продавали на палочках, как шашлык, торговцы лимонадом в красных полосатых халатах носили кувшины и стаканы, на улицах продавали также мятный чай. Со всех мест собрались нищие: слепые, калеки без рук или ног, они расселись и поставили перед собой миски, прося у прохожих бакшиш, и благодарили Аллаха, если им подавали монеты.

Улицы представляли собой живописное зрелище, мы наблюдали за происходящим с верхней террасы дворца. Оттуда мы могли все хорошо видеть, оставаясь в стороне.

Я сидела между Тибальтом и Теренсом, рядом с ним Табита, Эван и Теодосия.

Тибальт сказал, что река не выйдет из берегов. Все надеялись на это, ведь если случится наводнение, то его рабочие уйдут помогать в районы бедствия, и раскопки снова остановятся.

К нам присоединился Хадриан, он был не в лучшем расположении духа, видимо, сказывалась жара или переживания из-за работы, с которой пока ничего не ясно. Тибальт тоже нервничал. Каждое утро он просыпался и говорил, что сегодня они найдут вход в гробницу, но ничего не происходило, и вечером он возвращался огорченный.

Вода в реке казалась красной, потому что дожди смыли часть плодородной земли. Люди указывали на красный цвет Нила и содрогались, ведь это цвет крови. Неужели река хочет отомстить?

С минарета раздался голос муэдзина.

— Велик Аллах и Мохаммед — пророк его.

Мгновенно установилась тишина, люди склонили головы в молитве.

Мы тоже замолчали на террасе. Люди молились Аллаху и многие верили, что богов нужно ублажить и бросить куклу в реку, сердитый бог успокоится, и река не разольется.

Процессия направилась к Нилу. На знаменах что-то написано, видимо, выдержки из Корана.

В центре процессии ехал экипаж, в нем сидела кукла, ростом с девушку. У самого берега ее поднимут и бросят в воду.

Я смотрела на куклу. Она похожа на живую девушку, ткань закрывает нижнюю часть лица, на руках блестят серебряные браслеты, одета она в чудесное белое платье.

Процессия проходила как раз под нами, и я хорошо рассмотрела лицо куклы. Мне не верилось, что это не живая девушка, и она мне почему-то показалась знакомой.

Она сидела, откинувшись, с закрытыми глазами. Процессия миновала дворец.

— Кукла как живая, — сказал Хадриан.

— Почему они сделали куклу с закрытыми глазами? — спросил Эван.

— Ведь она знает, что с ней произойдет, — вставила я. — Разве ей хочется смотреть на толпу?

— Но это же кукла, — возразил Хадриан.

— Она должна выглядеть, как живая. Знаете, она мне напоминает Ясмин, девушку, которая продает кожаные изделия, — вспомнила я.

— Правильно! Я тоже ее узнала, — согласилась Теодосия.

— Ваша знакомая? — поинтересовался Хадриан.

— Мы покупали у нее тапочки. Она очень милая и говорит по-английски.

— Нам здешние жители кажутся на одно лицо. А мы — им, — сказал Хадриан.

— Но ты совсем не похож на Тибальта, а Эван на Теренса, — возразила я.

— Не спорь в такой ответственный момент. Смотри!

Куклу высоко подняли на руках и бросили в реку. Мы видели, как она несколько раз перевернулась в быстром течении и затонула. Раздался всеобщий вздох: сердитый бог принял девственницу. Теперь река не выйдет из берегов и не затопит землю. Странно, но в тот год не было наводнений.

Паша прислал во дворец подарки — знак его хорошего к нам отношения. Я получила орнамент, его легко превратить в брошь: раскрывшийся цветок лотоса, очень красивый, из жемчуга и лазурита. Теодосия и Табита тоже получили по украшению, но мой подарок — самый красивый.

Тибальт смеялся, разглядывая подарки паши:

— Джудит, он выбрал тебя. Лотос — священный цветок Египта и знаменует пробуждение души.

— Я должна поблагодарить его письмом, — сказала я.

У Теодосии тоже цветок из полевого шпата и халцедона.

— Лучше бы он не присылал его мне. В нем заключено какое-то зло, — прошептала она.

Бедная Теодосия страдала. Каждое утро ее тошнило и она все больше тосковала по дому. Эван переживал за нее. Он признался мне, что больше они не будут принимать участия в экспедициях. Спокойная жизнь в университете больше подойдет для Теодосии. Она часто пребывала в меланхолии и даже обычный сувенир казался ей воплощением зла.

По дороге в магазин она рассказала мне, что Мустафа ужаснулся, увидев ее подарок.

— Боже, надеюсь он опять не завел свою песню: «Леди, уезжайте домой».

— Он побоялся дотронуться до украшения и сказал, что оно означает пробуждение души после смерти.

— Ерунда! Эти двое слуг хотят вернуться в Гизу. Поэтому они запугивают нас, чтобы мы уговорили Тибальта уехать. Они просто недоумки, если считают, что это возможно.

— Твой Тибальт скорее увидит нас всех мертвыми, чем бросит поиски входа в гробницу.

— Твои слова несправедливы и нелепы.

— Неужели? Он жестокий руководитель. Ненавидит любые праздники и выходные. Только и думает о работе… копать, дальше копать… он продал душу дьяволу.

— Ты говоришь глупости!

— Все говорят: нет там никакой гробницы. Эти дальнейшие раскопки — пустая трата денег. Но Тибальт никого не слушает. Он будет продолжать. Сэр Эдвард умер, так? Перед смертью он понял, что ничего не найдет. А Тибальт ни за что не признается в поражении.

— Не знаю, откуда ты черпаешь эти сведения?

— Если бы ты не была так слепо в него влюблена, ты бы тоже так думала.

— Послушай. Они нашли доказательства, что там есть вторая гробница. Может, их ждет величайшее открытие.

— Как я хочу домой, — она обернулась ко мне и, видя ее бледное лицо, я сразу перестала на нее сердиться из-за несправедливого отношения к Тибальту.

— Уже недолго осталось, — успокаивала я ее. — Скоро вы с Эваном вернетесь в университет. Ты родишь хорошенького ребеночка, и вы будете жить спокойно. Пока постарайся не жаловаться, Теодосия. Эван беспокоится о тебе. Ведь ты можешь вернуться в Англию хоть завтра. Твоя мама с радостью примет тебя.

Она вздрогнула:

— Я вовсе не хочу ехать к ней. Представь, она сразу начнет командовать. Нет, я спаслась от мамы, выйдя замуж. Я не хочу возвращаться к своей прежней жизни.

— Тогда потерпи. Прекрати жаловаться и повсюду видеть зло. Наслаждайся местной экзотикой.

— Мне не понравилась эта церемония на Ниле. Мне все казалось, что они утопили Ясмин.

— Как это возможно? Это была кукла.

— В рост человека.

— Ну и что? Они сделали ее похожей на девушку. Сейчас зайдем в лавку, и ты скажешь Ясмин, что кукла была похожа на нее.

Мы подошли к лавке кожаных изделий. На стуле вместо Ясмин сидел мужчина. Мы остановились, и он встал, увидев в нас покупателей.

Я догадалась, это отец Ясмин.

— Да будет с вами Аллах.

— И с вами, — ответила я. — Мы пришли к Ясмин.

На его лице промелькнул ужас.

— Извините.

— Ясмин ваша дочь?

— Не понимаю английский.

— Мы давно не видели Ясмин.

Он качал головой и старался выглядеть растерянным, но было ясно, он прекрасно понимает каждое наше слово.

— Где Ясмин?

В ответ он лишь качал головой.

Я взяла Теодосию под руку, и мы ушли. Я не замечала людей на улице, не слышала голосов, не чувствовала запахов еды. Я думала о кукле, которую бросили в воды Нила и которая напоминала нам Ясмин. И настоящая Ясмин исчезла.

Вернувшись во дворец, мы увидели письма из дома. Это всегда радостное событие. Я взяла свои письма и пошла в спальню, чтобы спокойно их прочитать.

Сначала от Доркас и Элисон. Как я любила их письма! Они писали несколько дней, и их письма напоминал дневники.

Доркас писала:

Следующее письмо сообщало:

Я так ярко все представляла, и мне захотелось быть рядом с ними. Дом есть дом.

Сабина прислала письмо без начала и конца, как и вся ее болтовня; в основном описывала, как ей помогают мои тетушки, что она с нетерпением ждет ребенка, да и я тоже не должна отставать от нее и Теодосии. Я должна сразу же сообщить ей, когда это случится. Тетушки хотели бы ухаживать за ребенком.

Я читала, когда в дверь комнаты постучали. Вошла Табита с письмом в руке. Она смотрела на меня невидящим взглядом:

— Тибальт… — начала она.

— Он на раскопках.

— Я думала…

— Что случилось?

Она не отвечала, руки ее дрожали.

— Плохие новости?

— Плохие? Вряд ли. Скорее, хорошие.

— Ты хочешь мне рассказать?

— Я надеялась, Тибальт…

— Ты можешь пойти на раскопки, если это так важно.

— Джудит, это наконец случилось.

— Что?

— Он умер.

— Кто?.. О, твой муж. Садись, ты перенесла большое потрясение.

— Это письмо из санатория, где он жил. Он умер.

— Думаю, это называется «счастливым избавлением»?

— Он был неизлечим. О, Джудит, ты не понимаешь, наконец-то я свободна.

— Понимаю. Может, ты выпьешь немного бренди?

— Нет, спасибо.

— Тогда я пошлю за мятным чаем.

Я позвонила в колокольчик. Вошел Мустафа, я попросила принести нам чай. Мы пили освежающий напиток, и она рассказывала мне о годах, когда была замужем и не имела мужа.

— Более десяти лет назад его поместили в дом для умалишенных. Наконец-то я свободна, Джудит.

Ей хотелось поговорить с Тибальтом, но в тот день все поздно вернулись с раскопок, поужинали, и Тибальт сразу же собрался вернуться на работу. Я наблюдала за Табитой, она хотела сообщить ему новости наедине.

Ночью она ждала его возвращения. Я слышала, как он вернулся, но не пришел в нашу комнату, его задержала Табита.

Я ждала. Прошел час. Тибальт не приходил.

Я спрашивала себя, неужели надо так долго сообщать о случившемся? Меня грызли сомнения. Я вспомнила страшные слова няни Тестер, вспомнила, как они смотрели друг на друга за роялем, их вполне можно было принять за любовников. Нет, это просто мое воображение. Если Тибальт любит Табиту, зачем он женился на мне? Потому что Табита была несвободна?

Теперь она свободна.

Письмо оживило мои воспоминания о доме. Я представила, что сказала бы Элисон: «Не говори, не подумав, Джудит. Если хочешь выпалить что-то, неплохо сначала посчитать до десяти».

Я посчитала до десяти, но мне не помогло. Мне надо следить за своим языком. Нельзя сказать ничего такого, о чем я потом пожалею. Интересно, как Тибальт отнесется к ревнивой жене? Почему они так долго вдвоем? Отмечают ее освобождение?

Во мне закипела ярость. Он женился на мне, потому что знал, я — дочь сэра Ральфа. Но откуда он мог узнать? Он женился на мне, потому что знал — я унаследую много денег. Он женился на мне, потому что Табита была несвободна. Это он точно знал.

Я ничего не могла доказать, но эти мысли не оставляли меня. Его предложение прозвучало неожиданно. Я всегда знала, что у него с Табитой особые отношения. Ему нужны были деньги для проведения этой экспедиции.

Я безоговорочно любила Тибальта. Без него моя жизнь не имела смысла, но я так не уверена в нем, я подозревала, что он любит другую женщину, связанную жестокими узами брака. А теперь она свободна.

За дверью послышались шаги. Тибальт возвращался. Я закрыла глаза, потому что не знала, сумею ли сдержаться, если заговорю с ним. Я боялась выяснять отношения, вдруг мои страхи и подозрения подтвердятся.

Я лежала и сделала вид, что сплю.

Он сел на стул и задумался. Сидел так долго, может, целый час, а я притворялась спящей.

Почему все воспринимается по-другому с восходом солнца? Здесь это обжигающий белый свет, на который невозможно смотреть, а дома — редкая радость и появляется на небе далеко не каждый день. Но стоит только солнцу выглянуть, и все ночные страхи исчезают.

Какая же я глупая! Тибальт любит меня. Это ясно. Но ему нравятся и другие люди, в том числе и Табита. Она появилась у них в доме раньше меня, она друг семьи и ее проблемы тревожат Тибальта. Няня Тестер глупа, это очевидно. Она беспричинно возненавидела Табиту, а я выстроила свои подозрения на ее ненависти.

Днем я все понимала. Смеялась над собой. Я ничуть не лучше Теодосии.

Я поняла, беспокойство поселилось во мне со дня праздника Нила. Если б я увидела Ясмин и поговорила с ней, мне стало бы спокойно. Не нравятся мне тайны.

Теодосия плохо себя чувствовала, и мы пошли в магазин с Табитой.

— Нехорошо, что я так рада, но ничего не могу с собой поделать. Все равно мой муж не жил, а существовал. Большую часть времени он даже не осознавал, кто он.

— Тебе не стоит оправдываться, — успокоила я ее.

— Я порой думаю, а все ли было сделано для него.

— А что ты могла сделать?

— Не знаю. Но я была счастлива, лишь забывая о его существовании, а это нехорошо.

Я посмотрела на нее. Она действительно выглядит теперь по-другому: моложе, красивее, глаза блестят.

В лавке на месте Ясмин сидел старик. Он поднял глаза и взглянул на нас. Узнав меня, он продолжил работу. Мы пошли дальше.

Предсказатель судьбы заговорил с нами. Табита села погадать.

— Большое бремя упало с твоих плеч. Недавно. Ты теперь счастлива. Тебя любят, тебе нужно уезжать в страну дождей. Уезжай… Будешь жить в радости… Тебя крепко любят… Нет больше бремени.

Табита покраснела.

У меня возникла мысль: он говорит о Тибальте. Тибальт ее любит, и она свободна… Хотя теперь он не свободен. Почему они не подождали? Не стоило ему жениться ради…

Предсказатель устремил взгляд на меня.

— Уезжай, леди, летучая мышь машет крыльями над твоей головой. Она, как ястреб, выжидает…

— Спасибо, — поблагодарила я. — Мое будущее всегда одинаково. Может, когда-нибудь вы мне предскажете жизнь без летучих мышей.

Он не понял меня. Мы положили ему деньги и ушли.

— Конечно, они все похожи. Гадают, как у нас цыгане. Они говорят слова, чтобы только произвести впечатление.

— Я равнодушна к его предсказаниям, а вот Теодосия расстроилась.

— Эти люди отличаются от нас. Они фаталисты и любят воображать опасность, чтобы суметь избежать ее с помощью мудрости. Он тебя тоже готовит к этому.

— Как негостеприимно! Он всегда мне говорит, чтобы я уезжала. Интересно, почему. Ведь я его постоянная клиентка. Он же перестанет получать от меня деньги, если я испугаюсь его слов и уеду.

— Да, это странно.

— Но он угадал относительно твоего бремени. Скорей всего, все слухи о нас быстро расходятся, и он пользуется ими в своих предсказаниях.

— Это неудивительно, — согласилась Табита.

Я сидела на террасе, когда ко мне подошел Эван. Я любила наблюдать за заходом солнца. Меня завораживало происходящее: вот на небе светит солнце и почти внезапно наступает ночь. Я вспомнила, как в Англии сумерки длятся долгое время, темнота постепенно сгущается и нехотя приходит вечер.

— Хорошо, что ты одна, Джудит. Хочу поговорить с тобой о Теодосии.

— Как она себя чувствует?

— Она в депрессии.

— Думаешь, ей надо поехать домой?

— Мне не хочется отправлять ее, но я начинаю склоняться к этой мысли.

— Она не захочет уехать без тебя. А разве ты не можешь поехать с ней?

— Не уверен, что Тибальт готов отпустить меня.

— О… понятно.

— Климат ей не подходит, а теперь, когда она ждет ребенка…

— Я знаю, но мы вернемся в Англию задолго до ее родов.

— Да, но ей становится все хуже. Это место оказывает на нее какой-то странный эффект.

— Может, ей стоит вернуться домой и ждать тебя там?

— Она не захочет вернуться в нашу квартиру в университете. Она могла бы поехать к матери, но ты ведь знаешь леди Бодреан, она не одобряет наш брак. Боюсь, Теодосия не будет счастлива в Кеверал Корте.

— А может, ей поехать в коттедж «Радуга»? Мои тетушки с радостью примут ее. Или к Сабине, в дом священника.

— Это идея, но, боюсь, она не захочет расстаться со мной… а я с ней.

— Все равно, спроси ее.

— Обязательно, — Эван немного повеселел.

На следующий день я находилась во дворе, когда раздался шепот:

— Леди…

Сначала я никого не увидела, потом из кустов вышел молодой араб. Я видела его впервые.

— Леди, у вас есть чудесное снадобье в баночке.

Он протянул мне руку, на ней слегка кровоточила ранка.

— Конечно, я перевяжу вам руку. Но сначала надо промыть. Идите за мной.

Я провела его в комнату, где Табита составляла букеты. Здесь стояла спиртовка, можно вскипятить воду. Я промыла ему рану, и юноша сказал:

— Леди, я пришел поговорить.

В его темных глазах затаился страх.

— Я пришел сказать о Ясмин. Вы очень добрая леди.

— Где она?

— Она умерла. Я молюсь Аллаху, чтобы он благословил ее душу.

— Как она умерла? Почему?

— Ее забрали.

— Кто?

Он с трудом подбирал английские слова.

— Я любил Ясмин.

— Вы работаете на раскопках у сэра Трэверса?

Он утвердительно кивнул.

— Хороший хозяин и хорошая леди… Большой секрет.

— Ты можешь доверить мне свой секрет. Как тебя зовут?

— Хусейн.

— Расскажи, Хусейн, что ты знаешь об исчезновении Ясмин. Я никому ничего не скажу.

— Леди, мы любили друг друга, но ее отец сказал «нет». Она для старика, у которого много коз, он продает много кожи.

— Понятно.

— Но любовь сильна. Мы встречались. Мы оскорбили фараонов.

— Нет, Хусейн. Двое влюбленных не могли оскорбить мертвых фараонов. Они тоже любили в свое время.

— Нам негде было встречаться. Но я работаю в гробнице, хорошо работаю. Хозяин предупреждает, когда будут работать, когда не будут работать. Когда нет работы, мы встречались… в гробнице.

— Ты смелый, Хусейн. Мало людей пожелали бы встречаться в таком месте.

— Это единственное место, а сильная любовь не ждет. Где еще мы в безопасности? Отец узнает и отдаст ее старику с козами.

— Я поняла, но где Ясмин?

— Ночью, когда приехал паша, у нас свидание. Но сэр Трэверс говорит: «Хусейн, отнеси записку Али-мусса. Он делает инструменты. Принеси мне, что я напишу по списку». Я подчиняюсь… Ясмин идет в гробницу одна. Больше я ее не видел.

— Но ты говоришь, словно она умерла.

— Она умерла. Ее бросила в реку в праздник Нила.

Я с трудом перевела дыхание.

— Я боялась этого. Но почему, Хусейн?

Он посмотрел мне в глаза:

— Леди мудрая. Скажи мне, почему Ясмин бросили крокодилам?

— Крокодилам?

— Священным крокодилам. Я видел священных крокодилов. У них в ушах бриллианты, а на лапах драгоценные камни, — внезапно он обернулся, словно испугался, что его ударят сзади.

— Кто это сделал? Кто бросил Ясмин в реку?

— Большие люди, у них власть. Она оскорбила их, потому что была в священном месте, в гробнице. Это проклятые фараоны.

— Хусейн, фараоны не могли это сделать. Кто-то другой убил ее, и должна быть причина.

— Она пошла одна в гробницу, леди.

— Она смелая.

— От любви смелеешь.

— Ты считаешь, что ее обнаружили в гробнице?

— Не знаю.

— Когда ее бросили в реку, она не подавала признаков жизни. Она казалась куклой.

— Может, Ясмин была уже мертва или одурманена зельем, не знаю. Я только знаю, что она мертва.

— Но почему ее убрали таким диким образом?

— Леди, видишь картинки на стенах. Здесь нарисовано то, что случается с теми, кто оскорбляет фараонов. Иногда отрубают руку или ногу и оставляют в живых. Иногда бросают на съедение крокодилам.

— Не понимаю, как Ясмин могла оскорбить фараонов.

— Она ходила в гробницу, в запретное место.

— А как же все мы, остальные?

Он вздрогнул.

— Хусейн, а ты уверен, что в реку бросили Ясмин?

— Разве влюбленный не знает свою возлюбленную? Это была Ясмин. А я тоже ходил в гробницу…

— Ты боишься, что они и тебя убьют?

Он кивнул.

— Я так не думаю, Хусейн. Они уже давно убили бы тебя. Видимо, кто-то встретил ее в гробнице и убил. Ты никому не рассказывай о ваших отношениях.

— Наша любовь — наш секрет. Поэтому мы выбрали такое место для свиданий.

— Никому не говори о Ясмин, Хусейн. Не показывай своего горя.

Он кивнул. Меня тронула его доверчивость. Он показал мне на свою рану:

— Это пустяки. Я пришел повидать мудрую леди.

— Я рада, что ты пришел. Если что-нибудь узнаешь, приходи опять.

Он кивнул:

— Я знаю, ты мудрая леди. У тебя волшебное снадобье.

Я с нетерпением ждала Тибальта, мне хотелось рассказать ему о несчастной девушке.

Но моего мужа просто невозможно застать одного! Лишь вечером он вернулся во дворец в удрученном состоянии и сразу поднялся в нашу комнату. Я поспешила за ним. Он сидел на стуле, разглядывая свои ботинки.

— Тибальт, мне надо тебе кое-что рассказать.

Он поднял голову, я поняла, что он меня не слышит.

— Ясмин умерла, — выпалила я.

— Ясмин? — переспросил он.

— Ты ее не знаешь. Она работала в лавке кожаных изделий. Ее бросили в реку в день праздника Нила.

— О?

— Это убийство.

Он странно смотрел на меня и явно не слышал.

— Девушка умерла… ее убили, а тебе безразлично. Она находилась в гробнице в ту ночь, когда туда ходил Хаким-паша, — сердито сказала я.

— Что?

Я в отчаянии подумала, стоит только заговорить о гробнице и он начинает слушать. Для него важнее, что девушка спускалась в гробницу, а не то, что ее убили.

— Один из твоих рабочих приходил сегодня ко мне. Он напуган, поэтому не ругай его. Они назначали свидания в гробнице, и вот девушку убили.

— Свидания в гробнице? Они не осмелились бы.

— Я уверена, что он говорил правду. Но дело в том, что девушку бросили в реку в праздник Нила.

— Теперь они бросают кукол.

— На этот раз бросили Ясмин. Мы с Теодосией сразу узнали ее. А теперь я знаю наверняка. Тибальт, что ты собираешься делать?

— Моя дорогая Джудит, ты волнуешься о том, что тебя совершенно не должно касаться.

— Мы будем спокойно наблюдать, когда убивают людей?

— Тебе рассказали сказку. Кто к тебе приходил?

— Один из твоих рабочих. Он страдает, он любил Ясмин и потерял ее.

— Ты стала жертвой мистификации, Джудит. Этот народ обожает трагедии. Они сами сочиняют истории с трагическим финалом, рассказывают и выдают за правду.

— На этот раз он сказал правду. Что нам делать?

— Ничего… даже если это правда.

— Мы должны покрывать убийц?

Он устало посмотрел на меня:

— Мы не можем судить этих людей. Главное правило — не вмешиваться. Их обычаи кажутся нам странными… порой варварскими… но мы пришли сюда в качестве археологов и должны быть благодарны, что нам позволили находиться здесь. Главное правило: не вмешиваться.

— Но это не обычное дело.

— Это абсурд. Даже в Древнем Египте в реку бросали девственниц. А твоя Ясмин вряд ли подходит под эту категорию, если она встречалась с любовником в гробнице.

— Кто-то хотел от нее избавиться.

— Есть много простых методов, чтобы избавиться от тела. К чему прибегать к такому изощренному способу, да к тому же на глазах у тысячи людей?

— Я думаю, это было предупреждение.

Он устало провел ладонью по лбу.

— Тибальт, ты не обращаешь внимания на мои слова.

Он посмотрел на меня и сказал:

— Мы закончили раскапывать у той стены, там нашли ход и он привел нас в тупик. Дальше пути нет. Видимо, этот туннель прорыли, чтобы ввести в заблуждение грабителей. Мы окончательно одурачены.

— Тибальт!

— Вся работа последнего месяца концентрировалась вокруг этого хода. Можно сказать, что все наши усилия и деньги выброшены на ветер.

Мне хотелось его успокоить, обнять и прижать к себе, как огорченного ребенка. И в тот момент я поняла, что в действительности мы с ним не так близки, как я думала в минуты страсти.

Он держался от меня в стороне. Что бы я ни сказала сейчас, все покажется банальным. Я поняла, что для него нет ничего важнее работы.

— Итак, это конец, — сказала я без эмоций в голосе.

— Это окончательный провал.

Я молчала, было бы глупо говорить, как мне жаль. Он пожал плечами, и ужасная тишина сгустилась.

Я видела, он забыл о Ясмин, он даже и не думал о ней. Тибальт почти не чувствовал, что я рядом. Он думал только о провале экспедиции.