Глава 12

«Сейчас»

Я медленно подхожу к больничной койке, на которой лежит мой муж, опутанный многочисленными проводами, подсоединенными к его телу и аппарату справа. Моя рука сжимает поручень кровати, потому что ноги предательски дрожат, и я почти падаю на ближайший стул. Большая часть его головы туго замотана бинтами, и, должно быть, ему сбрили волосы. Я с силой зажимаю рот рукой, чтобы сдержать рвущиеся изнутри рыдания.

Я не знаю, почему эта деталь так сильно поражает меня. Мне удавалось держать себя в руках, пока он был в операционной и в течение тех часов, которые провел в послеоперационной палате. Я надела маску стоика и притворилась, что не разваливаюсь на части, пока его жизнь висела на волоске. Каким-то образом мне удалось пройти через это, не проронив ни слезинки.

Я беру его за руку, переплетаю наши пальцы и, уткнувшись лбом в матрас, плачу. Проходят минуты. Может быть, часы, я не уверена. В моей голове проносятся разные сценарии, один хуже другого, и рыдания терзают меня, пока все тело не начинает трястись.

Я почти не замечаю этого — едва ощутимого подергивания его пальцев в моих собственных. Резко поднимаю голову и обнаруживаю, что два темно-карих глаза наблюдают за мной.

— О, Лука… — выдыхаю я, затем наклоняюсь над ним и оставляю легкий, быстрый поцелуй на его губах.

Он ничего не говорит, просто продолжает смотреть на меня. Когда наконец заговаривает, слова, слетающие с его губ, заставляют меня похолодеть.

— Кто ты такая?

Я пристально гляжу на него.

Лука склоняет голову набок, рассматривая меня напряженным, расчетливым взглядом.

— Я Изабелла, — шепчу я. — Твоя… жена.

Он моргает, затем отводит взгляд к окну на другой стороне комнаты и делает глубокий вдох.

— Итак, Изабелла, — говорит он и поворачивается ко мне. — Не хочешь рассказать мне, кто я такой?

Я делаю глубокий медленный вдох, пытаясь подавить панику, ураганом поднимающуюся с самого дна. Трудно сказать, как долго он пролежал без сознания в машине, к тому же потом перенес длительную операцию. Для него совершенно нормально быть слегка дезориентированным.

Я кладу руку поверх его, замечая, как дрожат мои пальцы.

— Я пойду поищу доктора. Он просил позвать его, как только ты проснешься. Хорошо?

Дождавшись его кивка, я иду к двери, изо всех сил стараясь казаться спокойной. На самом деле я едва сдерживаю желание пуститься на поиски доктора с дикими мольбами о том, чтобы он немедленно пришел. Как только нахожу доктора Джейкобса, он тут же бросается в палату Луки, прося меня остаться снаружи. Я сажусь в кресло и жду. Бесконечно жду. Я не могу сказать, как долго доктор находится в палате, когда появляется Дамиан и садится рядом.

Когда врач наконец выходит из палаты, мы оба вскакиваем со своих кресел, уставившись на него.

— Физическое состояние мистера Росси не вызывает опасений, — говорит доктор Джейкобс. — Принимая во внимание тяжесть его состояния при поступлении, я бы сказал, что у него просто исключительное здоровье. Я провел базовый осмотр, и все его двигательные функции в удовлетворительном состоянии. Конечно, мы проведем более тщательное обследование и еще одну компьютерную томографию, чтобы убедиться, что отек продолжает спадать, но, если не считать нескольких ссадин и ожогов, с ним все в порядке. За исключением амнезии.

Я застываю рядом с Дамианом.

— Это… навсегда?

— Сложно сказать. Он может проснуться завтра и стать самим собой. Или не завтра, а через шесть месяцев. Или его память вообще может вернуться частично.

— Он что-нибудь помнит? — спрашивает Дамиан.

— Он знает, где находится, знает, какой сейчас месяц и год. Он может перечислить основные города, решить математические задачи, а также умеет читать и писать. Когда я спросил его о достопримечательностях здесь, в Чикаго, или где-либо еще, он очень подробно описал, как до них добраться. Но он не помнит ничего личного. Он не знает своего имени и не помнит никого из членов семьи. Он не может назвать мне ни одного из друзей детства и не знает, где они живут и чем занимаются.

Боже милостивый.

— У нас здесь хорошие психологи, — продолжает доктор Джейкобс. — Как только мы переведем его из отделения интенсивной терапии, они смогут помочь ему справиться с этой проблемой, а также дать вам рекомендации о том, как поддержать его.

— Значит, это может помочь ему вспомнить? — спрашиваю я.

— Нет. Это поможет ему справиться с ситуацией. Только время покажет, вернутся ли к нему воспоминания.

— Ладно, — говорю я, поворачиваясь к Дамиану, и хватаю его за предплечье.

— Отведи доктора в сторону, — говорю я по-итальянски. — Объясни ему доходчиво, что ни при каких обстоятельствах он не должен делиться информацией об амнезии Луки с кем бы то ни было. Ему нужно исключить это из всех документов. Пригрози ему, если надо. Убедись, что он осознает последствия и если вдруг кому-то проболтается, то не проживет достаточно долго, чтобы пожалеть об этом.

— А если он откажется? — спрашивает Дамиан тоже по-итальянски.

— Если он откажется, с ним нужно будет разобраться немедленно.

Дамиан смотрит на меня так, словно видит впервые.

— Я никогда никого не убивал, Иза. Я занимаюсь бабками. Это Лука отвечает за… все остальное.

Я делаю шаг вперед и смотрю ему прямо в глаза.

— Ты хоть представляешь, что произойдет, если это всплывет наружу? Если кто-нибудь заподозрит, что Лука непригоден для своей… должности, он все равно что покойник. Никто, кроме нас с тобой, не должен знать.

Дамиан просто таращится на меня. Он очень хорошо знает, как обстоят дела в «Коза Ностре». Если дон не способен выполнять свой долг, он должен уйти в отставку. Если он этого не сделает, кто-нибудь убьет его в считанные дни.

— Мы должны рассказать Розе, — говорит он.

Я делаю глубокий вдох, ненавидя себя за это решение, затем качаю головой.

— Нет. Она может проболтаться друзьям. Это слишком серьезно. Мы не можем так рисковать

— Как, черт возьми, ты планируешь скрывать это, Иза? Лука не помнит, кто он такой. Как он будет руководить? У нас без конца проводятся деловые встречи. Каждую неделю к нему приходит Лоренцо с отчетом. Есть…

— Мы разберемся с этим, — говорю я и сжимаю его предплечье. — Память к Луке вернется через пару дней. Иди поговори с доктором.

Дамиан отводит доктора в сторону, разговаривая с ним вполголоса. Доктор смотрит на него с мрачным выражением лица. Я молю Бога, чтобы Дамиан смог убедить его держать рот на замке. В противном случае хорошему врачу придется умереть. Я сделаю все возможное, чтобы защитить своего мужа, а это значит, что если Дамиан не сможет убить его, это придется сделать мне. Мысль об убийстве другого человека никогда не приходила мне в голову, и у меня кружится голова только от вида крови. Но если спасение жизни Луки означает, что мне нужно забрать жизнь другого, я сделаю это.

Я смотрю на женщину, сидящую на краю моей койки с планшетом на коленях. На экране появляется фотография с какого-то события, которое я не помню. Она поворачивает его ко мне, указывая на людей, называя мне их имена, роли, а иногда даже клички их домашних животных.

Изабелла. Моя удивительно красивая и очень коварная молодая жена, которая часами вбивала мне в голову разную информацию, чтобы убедиться, что никто не догадается, что я ни хрена не помню.

Каждое утро она приходит навестить меня, пытаясь заполнить пустые места в моем мозгу кусочками моей жизни. Мой брат Дамиан всегда приезжает около полудня и забирает у нее бразды правления, извергая на меня деловую информацию. Он описывает, как я обычно действую в определенных ситуациях, и объясняет, кто и что делает в нашем легальном бизнесе, и в отношениях с «Коза Нострой». Он уходит около трех, вероятно, чтобы разобраться с тем, что должен делать я, а Изабелла снова продолжает учить меня тому, что я уже должен знать.

Она сама деловитость, когда речь заходит о моем обучении. Сначала я подумал, что она делает это ради собственной выгоды, потому что, возможно, боится потерять свой статус жены дона, если кто-нибудь узнает и решит отстранить меня от должности. Но когда правильно улавливаю какую-нибудь крошечную деталь, она улыбается так, что в ее глазах все искрится, и я уже не так уверен.

— Ладно, давай еще раз пройдемся по домашнему персоналу, — говорит она и пытается скрыть зевок.

Я протягиваю руку, чтобы убрать прядь волос, упавшую ей на лицо, заправляю ее за ухо, и она замирает. Изабелла медленно поднимает голову и смотрит на меня с удивлением в глазах. Одна вещь, которую я заметил, и это сбивало меня с толку с самого начала, — это тот факт, что за все шесть дней, которые провела здесь, она ни разу не попыталась прикоснуться ко мне. Это потому что между нами так не принято? Она сказала мне, что наш брак заключен по договоренности. Или это что-то другое? Какова бы ни была причина, мне это не нравится.

— На сегодня достаточно, — говорю я. — Иди домой и отдохни.

— Тебя выпишут утром. Нам нужно еще раз повторить список сотрудников.

— Охрана, первая смена: Марко, Сандро, Джио, Антонио, Эмилио, Луиджи, Ренато. Сержио и Тони у ворот. Домашний персонал: Грейс и Анна на кухне. Горничные: Марта, Виола.

Я продолжаю перечислять имена, пока не охватываю обе смены, все тридцать два человека.

— У нас все получается, Изабелла.

Она встает, на лице улыбка, которая не совсем достигает ее глаз.

— Ладно. Тогда я пойду.

Когда жена поворачивается, чтобы уйти, я обхватываю ее запястье и жду, когда она повернется ко мне лицом.

— Все в порядке?

Она смотрит вниз на мою руку, держащую ее за предплечье, затем вверх, пока наши взгляды не встречаются, и кивает. Ее взор скользит по моей голове. Этим утром доктор снял с меня повязки, обнажив длинный, частично заживший разрез, который начинается у меня за ухом и спускается к шее. Изабелла замечает, что я наблюдаю за ней, и быстро отводит взгляд.

— Неужели это так ужасно? — спрашиваю я. Мне показалось, что все не так уж плохо, когда осмотрел себя в зеркале после ухода врача. Всего шесть швов.

— Что?

— Этот шрам.

— Нет, просто… — Она поднимает на меня глаза и слегка проводит пальцами по моим волосам, собранным в пучок на макушке. — Я боялась, что они сбрили тебе все волосы, — говорит она сдавленным голосом.

— Только снизу. — Врачи избавились от всего, что было ниже макушки, оставив остальное.

— Мне нравится. Очень стильно. — Она играет с одной из прядей, выбившейся из пучка.

Я был изрядно удивлен, когда осознал, что у меня длинные волосы. По какой-то причине я этого не ожидал и подумывал о том, чтобы обрезать их. Но увидев, что это делает жену счастливой, решил оставить волосы при себе.

Изабелла наклоняется вперед, чтобы осмотреть мой затылок, и меня окутывает слабый аромат ванили. Я поворачиваю голову, утыкаясь носом в изгиб ее шеи, и вдыхаю. Она напрягается, но не отстраняется, немного выпрямляясь, и вздыхает.

— Твоя семья заставила тебя выйти за меня замуж, Изабелла? — спрашиваю я и накрываю ее щеку ладонью. — Ты слишком молода.

— Нет.

— Тогда почему ты вышла за меня?

Она отвечает не сразу, просто несколько мгновений прижимается носом к моей шее.

— Потому что я люблю тебя, Лука, — шепчет она и застывает, как будто не хотела произносить эти слова.

— А я? Я тебя люблю?

Изабелла отступает в сторону и улыбается.

— Конечно, любишь, — отвечает она и проводит по моей щеке тыльной стороной ладони. — Мне нужно идти. Не забудь позвонить Розе.

— Не забуду, — говорю я.

Я звоню Розе дважды в день, утром и вечером. Обычно она говорит, а я в основном слушаю. О ее подруге Кларе, у которой есть кот. О том, как строители пришли чинить фасад, и один из них оказался в розовом кусте. О фильмах, которые она смотрела. До сих пор это было самое трудное — разговаривать со своим ребенком, не имея о нем никаких воспоминаний. Это почти так же тяжело, как покачать головой, когда Изабелла показала мне фотографию темноволосой девочки с волосами до плеч и спросила, узнаю ли я ее.

Я не помню свою дочь.

— Мы с Дамианом утром первым делом приедем сюда, — предупреждает Изабелла и выходит из комнаты, не оглядываясь.

Загрузка...