Гувернантка

Глава 9

Мистер Хенвелл, можно мне отнять у вас минуту времени?

— Разумеется, мадемуазель Альберт. — Эдвард повернулся к француженке.

При свете яркого утреннего солнца кожа мадемуазель казалась совсем желтой, черная полоска усиков над верхней губой еще заметней. Она плотно сжала губы, словно пыталась подобрать нужное слово. Больше всего на свете ей хотелось избавиться от мисс Джонсон. И то, что англичаночка до сих пор находилась в Кравском вместе с князем, тревожило мадемуазель. Князь любит поговорить с женщинами, которых мадемуазель Альберт, с презрением вынуждена была признать умными, и она страшилась, как бы приезжая выскочка не заняла еще более прочное положение в доме: вроде компаньонки, когда девочки подрастут, или даже домашнего секретаря. Такое вполне возможно.

— Простите меня, мистер Хенвелл, но вы, как англичанин, поймете, о чем я собираюсь говорить. Вы живете в России, когда она находится на… на перепутье. Крепостным скоро дадут вольную, и ничто не останется прежним. Вспомните Францию! Мы все тоже можем поплатиться своими головами! — Мадемуазель непроизвольно схватилась руками за тугой ворот платья. — Быть на перепутье всегда опасно. Я была бы счастлива, если бы мисс Джонсон покинула Россию в конце лета. — Последние слова мадемуазель обронила как бы невзначай.

— Но боюсь, у мисс Джонсон нет таких намерений. Почему она должна уехать? Ведь ей-то не предлагали должность в Регби.

— Да вы просто смеетесь надо мной! Как вы смеете!

— Дорогая мадемуазель, я всего лишь не воспринял ваши слова всерьез. Простите меня, пожалуйста. Не волнуйтесь за мисс Джонсон. Ваша доброта делает вам честь, но я уверен, что мисс Джонсон способна позаботиться о себе сама.

— Но может, вы все же задумаетесь над моими словами и повлияете на мисс Джонсон? Поверьте, я говорю это от чистого сердца.

— Боюсь, я вряд ли могу оказать влияние на мисс Джонсон.

— Хорошо, — буркнула мадемуазель Альберт. — Вы правы. Людям должно быть позволено, совершать ошибки.

— Тогда мы предоставим мисс Джонсон это право.

Вернувшись, Софи поняла, что ей нет необходимости что-либо объяснять. Алексис встретил ее с извинениями.

— Надеюсь, вы не очень испугались, — с тревогой спросил он.

— Разумеется, я очень испугалась, за себя и за князя. Но он еще будет говорить с вами, Алексис. А что касается меня, то вы можете забыть об этом происшествии.

— Этим утром вы увидели обратную сторону медали, — весело заметил Эдвард.

— Я всегда знала, что она есть, — ответила Софи. — Я всегда чувствовала, что под красотой и покоем может скрываться жестокость. Как гром… за ясным небом.

Но гроза разразилась внутри ее самой, после чего наступило затишье. Счастье переполняло ее через край, глубокое и бездонное. Проницательно взглянув на нее, Эдвард сразу заметил, что она словно светится изнутри.

— Опасность привела вас в… восторг?

— А разве такого не бывает?

— Бывает. Мужчины зачастую испытывают восторг от опасности. Во время битвы, например.

— А женщины?

— Женщины приходят в восторг от любви. Софи улыбнулась:

— Дорогой Эдвард…

— Вы назвали меня «дорогой». Это больше, чем я мог бы ожидать.

— Дорогой Эдвард. Я должна идти. Мадемуазель была столь добра, что предложила мне отдохнуть. Но я сказала, что вполне могу выполнять свои обязанности.

— Бедная мадемуазель! Она обнаружила, что англичанки несокрушимы.

— Бедная мадемуазель, — эхом отозвалась Софи.

«Если бы я только могла защитить ее от постоянной боли, — подумала Софи, — разуверить, что все ее страхи беспочвенны. Но это нелегко. Только время и ласковое отношение помогут мадемуазель Альберт, справиться с этим. Пожалуй, самой трудной задачей в моей новой жизни будет завоевать любовь и доверие этой женщины».

Глядя на Софи, Эдвард испытал необъяснимую грусть. Он хотел, чтобы восторг этих глаз был обращен на него, и чтобы она согласилась уехать с ним в Англию.

«Ах, если бы только я могла рассказать ему обо всем! — с сожалением думала Софи. — Эдвард здесь единственный человек, с которым мне хотелось поделиться своим счастьем».

Князь не поехал к Анне Егоровне. Он написал ей письмо. Поступая подобным образом, Петр Разимов, не то чтобы проявлял трусость, а скорее щадил гордость Анны. Письмо было коротким, она должна все сразу понять и принять их разрыв с честью. Князь выражал намерение сдержать свои финансовые обязательства перед ней, так что это не обсуждалось. Но в конце письма, он все же добавил одну строчку: «Бирюзовые глаза поблекли».

Однако князя беспокоило, как воспримет новость, кузина Елена.

Разумеется, Елена все еще находилась в Петергофе. Он приготовился провести у нее вечер и немного развлечься, поскольку Елена устраивала званый ужин. Анна уже получила его письмо, и он знал, что ему не придется выслушивать ее упреки. Она прекрасно понимала, несмотря на свои ожидания, чего ей не следовало делать. Это была та цена, которую должны платить такого рода женщины, подумал князь, и Анна в глубине души всегда была готова заплатить ее.

Но теперь он любил. Любил впервые в жизни. Чувство, которое князь испытывал к Софи Джонсон, заполняло его целиком. Он был благодарен судьбе за этот подарок. Не многим мужчинам выпадает в жизни такое счастье.

Наконец ужин закончился. Ночь выдалась теплой. В прозрачном, словно призрачном свете он сидел рядом с кузиной на скамейке под вишневым деревом, каждая веточка которого, каждый лист были отчетливо видны. Елена, откинувшись на спинку садовой скамейки, казалось, светилась от радости. Ужин удался. Роскошная бриллиантовая брошь мерцала на ее груди. Князь прислонился к дереву и глянул на нее.

— Вы превосходная хозяйка, Елена, — похвалил он.

— Нетрудно делать то, что любишь.

— Но вам привили это с самого детства. Интересно… — Князь замолчал. — Ладно, не важно. Софи превосходно справится с этой ролью.

— Софи? — удивилась Елена. — Вы говорите о моей гостье, Софье Федотовне? Но с чего это она пришла вам на ум?

— Я говорю о Софи Джонсон.

— Софи Джонсон? — Елена окаменела.

— Вы удивлены. Вам это может показаться странным, но для меня все совершенно естественно. Я люблю ее, и просил ее руки и сердца.

Долгое время никто из них не нарушал повисшего молчания. Когда Елена, наконец, заговорила, князя встревожили не ее слова, а гневный блеск темных глаз Елены.

— Вы попросили ее руки?

— Да, моя дорогая. Вижу, я вас несказанно удивил. Меня так глубоко захватило это чувство, что я не отдавал себе отчета, насколько странным это может показаться другим.

— Но когда. Как? — Елена с трудом выдыхала слова.

— Все случилось само собой. На этот вопрос трудно ответить. Мы любим друг друга. Вот и все.

— Уж она бы ответила, я уверена! — желчно воскликнула Елена.

Князь посмотрел на нее таким пристальным взглядом, что Елена прикусила язык. Ни при каких обстоятельствах он не должен догадываться об ее истинных чувствах.

— Она бы ответила, дорогой Петр. — Женщина улыбнулась. — О, как слепы мужчины, когда влюблены! Разумеется, Софи Джонсон любит вас — могло ли быть иначе? Половина дам Петербурга, влюблены в вас. Но что вы об этом знаете? Я уверена, Софи, поскольку теперь мне следует называть ее Софи, сразу разобралась в своих чувствах. Любовь для юной особы имеет огромное значение, мой дорогой Петр. Неужели вы думаете, что найдется женщина, которая не сумеет распознать ее признаки?

Елена глубоко вздохнула, наблюдая, какой эффект вызвали у князя ее слова. Она не осмелилась бы противоречить князю, от которого полностью зависела. Но она была матерью, борющейся за своего детеныша. Женитьба князя на гувернантке будет означать крушение всех ее надежд. Гнев, слепой и бессильный, переполнял ее. На мгновение Елена и в самом деле ничего не видела перед собой, и ей пришлось сделать огромное усилие, чтобы взять себя в руки.

Князь улыбался.

Еще бы, эта маленькая негодяйка, не влюбилась в него, со злостью подумала Елена. Ведь князь один из самых завидных кавалеров Петербурга. Она вновь откинулась на спинку скамьи, изображая спокойствие, хотя в душе вскипела от возмущения.

Для нее это настоящий удар, подумал князь и почувствовал, как его наполняет гнев. Неужели кузина и в самом деле надеялась, что он никогда не женится?

— Алексис ни в коей мере не пострадает, — заверил он.

— Ну да! Пока у вас не появится собственный сын!

— Разумеется, Алексис не унаследует мой титул. Но я достаточно богат, чтобы обеспечить не только своего сына. Софи щедра. Она не станет возражать.

— Возражать? Мой дорогой Петр, но ведь она всего лишь гувернантка! Этот брак не мог привидеться ей даже в самых немыслимых снах!

— Я нахожу ваше замечание недостойным.

— О, Петр, будьте хоть капельку благоразумны! Что скажет на это петербургское общество?

— Не имеет значения!

Под горящим взором князя Елена зажмурилась. Если есть способ избавиться, от этой дрянной гувернантки, его нужно найти. У кого ей искать поддержки? У мадемуазель Альберт? У Анны Егоровны?

— Так вы не хотите пожелать мне счастья, дорогая кузина?

— Ну что вы! Простите меня. Огромного вам счастья, мой милый Петр. — Она сладко улыбнулась, стараясь казаться искренней. — Но ваша новость застала меня врасплох. Я до сих пор не могу в это поверить. Не спорю, девушка благородного происхождения и хорошо воспитана, но… она гувернантка ваших детей!

— Они уже полюбили ее.

— Что верно, то верно. Она знает к ним подход. — «И не только к ним!» — злорадно подумала Елена. — Но, Петр… ради блага детей пока не стоит объявлять им о вашем намерении. О, они очень привязаны к мисс Джонсон, но пусть они придут к этому постепенно. Дайте им время привыкнуть к этой мысли.

«И дайте время мне, — про себя усмехнулась кузина князя, — чтобы предпринять хоть что-нибудь».

— Софи тоже так считает. Я сказал, что полностью доверяю женской интуиции, и теперь вижу, что был прав. Раз две такие разные женщины… — он помолчал, — придерживаются одного мнения.

— Как мило с вашей стороны сравнить меня с мисс Джонсон. Она так молода, в то время как я… нам придется идти разными путями в будущем… — В голосе Елены прозвучала печаль, и на какое-то мгновение князь почувствовал к ней жалость. Но неужели она не может понять всю бесплодность своих надежд?..

— Ничто не длится вечно, разве я не прав?

— А я надеялась, дорогой Петр, что такое бывает. Ведь вы говорили, будто не женитесь второй раз.

— Разве можно верить мужчине, когда он говорит подобные вещи? Или женщине? Вы тоже можете снова выйти замуж. Почему нет?

— Никогда. Я предпочитаю вдовство ненадежному счастью.

— Оно и в самом деле будет ненадежным, если вы позволите себе обидные мысли в отношении мисс Джонсон — женщины, на которой я намерен жениться. В вашей воле продолжать жить с ней под одной крышей. Вы могли бы во многом помочь в ее новых обязанностях. И, я уверен, она была бы вам крайне благодарна. Но если вы…

Князь замолчал, так как Елена поднесла платок к глазам. Когда она немного успокоилась, князь, как ни в чем не бывало продолжил:

— Но если вы не захотите мириться с переменами, то я по-прежнему останусь вашим другом, и моя ответственность за судьбу Алексиса останется неизменной. У меня достаточно домов, так что моей будущей жене и вам необязательно переходить друг другу дорогу.

Это был ультиматум, и Елена Петровна это поняла. Ей еще больше захотелось любыми средствами помешать браку. Если Софи Джонсон окажется умной, в том смысле, как это понимала Елена, то сделает все, чтобы Алексис и его мать остались ни с чем. Князь безумно влюблен, в этом не могло быть сомнения. Он любил эту маленькую гувернантку любовью, которая, возможно, случается лишь раз в жизни.

Мадемуазель Альберт распечатывала письма Елены Петровны с неизменным предвкушением приятного. В них ее ждали новости, светские сплетни или даже описание скандала, что служило ей истинным развлечением.

На этот раз письмо было кратким:

«Князь Петр побывал в Петербурге и теперь намерен посетить Москву, дабы уладить там крестьянский вопрос. Я хочу, чтобы вы приехали ко мне в Петергоф. Есть одно дело, которое я желаю обсудить с вами, и касается оно нас обеих. Вы вполне можете ненадолго оставить дом на фрейлейн Браун и мисс Джонсон. Фрейлейн Браун всегда готова взять на себя ответственность, а мисс Джонсон получит инструкции. Несмотря на то, что англичанка, как оказалось, не упускает случая наслаждаться жизнью, она пока еще гувернантка. К тому же есть мистер Хенвелл. Так что не тешьте себя надеждой, будто вам нет замены. Нас всегда поражает, когда мы узнаем, что не столь незаменимы, как нам это казалось. Итак, жду вас.

Елена Петровна».

Мадемуазель Альберт ничего не имела против поездки. Велев мистеру Хенвеллу держать Алексиса в руках и дав исчерпывающие инструкции гувернанткам, она двинулась в путь, снедаемая любопытством и в предвкушении удовольствия. Должно быть, Елена Петровна решила повторно выйти замуж. В таком случае, несомненно, грядут большие перемены.

Мадемуазель Альберт представила себя в роли полноправной хозяйки дома. Она так долго этого ждала, и ее ожидание оказалось ненапрасным.

Когда мадемуазель узнала от Елены настоящую причину, по которой была вызвана, то не поверила своим ушам.

— Это неправда. Этого не может быть! — Ее лицо стало похоже на пожелтевший пергамент, губы задрожали.

— Однако это правда, уверяю вас. Князь сам сказал мне. Вопрос в том, что нам теперь делать? Поскольку, разумеется, мы не должны допустить этот брак. Я знаю, дорогая мадемуазель, что у вас есть личные причины противиться этому. Как, впрочем, и у меня.

Только после этих слов мадемуазель Альберт поняла, что Елена не шутит.

— Вы всегда опасались этого, Елена Петровна. Вы опасались Анны Егоровны. Но это… это еще ужаснее! Софи — женщина, на которой князь действительно может жениться, хотя она и гувернантка. Вы сами как-то сказали, что она могла бы занять достойное место в обществе. И теперь мисс Джонсон собирается это сделать. И не только в обществе, но и в семье.

— Зачем об этом говорить! Разве мне не известно, что она собирается сделать?

— У нее может родиться сын, который заменит князю, вашего Алексиса.

Женщины стояли друг против друга в залитой солнцем, изящно обставленной комнате. В темных глазах Елены Петровны мадемуазель Альберт увидела страх.

— Теперь вы тоже знаете, то значит бояться и что такое страдание, — медленно произнесла мадемуазель.

— А вам… — холодно парировала Елена Петровна, — вам тоже есть чего опасаться. Самые беззаботные годы княжон пройдут не под вашим руководством. Все, чего вы добивались, будет потеряно. Ведь вы добивались их любви. Но мисс Джонсон не нужно ничего добиваться. Любовь девочек она получила просто так, без всяких усилий. Это одна из самых жестоких несправедливостей жизни, не так ли?

Мадемуазель Альберт, не дожидаясь приглашения, тяжело опустилась в кресло. Она подняла на Елену Петровну усталый взгляд:

— Не стоит терять время, причиняя боль друг другу. Полагаю, у нас с вами одна цель.

— Избавиться от мисс Джонсон. Любым способом!

— Боюсь, такое невозможно. Князь не допустит этого. Если он нас заподозрит в чем-либо, то уйти придется нам.

Теперь между женщинами не осталось ни капли притворства, они говорили на равных.

— Кто бы мог подумать! — Мадемуазель всплеснула руками.

— Ну конечно! Англичанка использовала каждый удобный случай, чтобы быть рядом с князем. Теперь я это вижу. Петр искал ее, и она — тут как тут. Какое коварство! А я-то думала, что она из тех умниц, вроде меня, которые так мало интересуют мужчин.

— Однако она сумела очаровать и мистера Хенвелла. По крайней мере, вы мне говорили. А я, — прошипела Елена, — смеялась над этим.

— Боюсь, он оказался ее жертвой, — театрально вздохнула мадемуазель. — Ах, если бы заставить князя поверить в это…

— Он никогда бы не простил флирта с мистером Хенвеллом, — заметила Елена.

— Он никогда бы в это не поверил. Нет, так не пойдет, — с горечью возразила мадемуазель.

— Почему?

— Потому что я сама не верю в это. Я никогда не доверяла мисс Джонсон и хотела избавиться от нее любым способом. Теперь-то понятно, что она с самого начала задумала окрутить князя. А я достаточно повидала мужчин, чтобы знать — их тщеславие может быть непомерным. Князь ни за что не поверит, что она имела виды на мистера Хенвелла. Елена Петровна с восхищением глянула на мадемуазель, которая показала неожиданно глубокие познания мужской психологии.

— Вы так хорошо разбираетесь в мужчинах! Просто удивительно, что вы никогда не были замужем. Ведь им как раз и нужно понимание.

— Им, прежде всего, нужно хорошенькое личико и стройное тело, — усмехнулась мадемуазель. — А у меня никогда не было ни того, ни другого. — В ее голосе прозвучала горечь.

— Простите меня.

— Ничего, мне не привыкать.

— Мы должны придумать что-то другое, — вздохнула Елена Петровна.

— Мы должны привлечь Анну Егоровну. Англичанка строгого воспитания, она не простит князю любовницу.

— Но он, судя по всему, разорвал эту связь. С присущей ему деликатностью и щедростью.

— Связь, которая продолжалась семь лет? Не забывайте, все это время у него не было другой женщины. Такой девице, как мисс Джонсон, трудно принять подобную преданность. Она особа высоконравственная. Это могло бы внести… разлад, — задумчиво произнесла мадемуазель Альберт.

— Мне кажется, — медленно протянула Елена Петровна, — вы правы. Нашим оружием должна стать Анна Егоровна. Но как им воспользоваться?

Заговорщицы походили на двух волчиц, грызущихся из-за добычи, но неожиданно объединившихся против третьей хищницы.

— Думаю, мне следует ее навестить, — улыбнулась Елена Петровна. — Да, нужно нанести визит Анне Егоровне.

— С какой целью?

— Возбудить ее ревность. Ревнивая женщина бывает очень опасной.

— Для кого? Для князя? Но он охвачен глубокой страстью, — возразила мадемуазель Альберт, — к тому же уже порвал с Анной. А что касается мисс Джонсон, то она в Обухове, а Анна Егоровна никогда не покидает пределы Петербурга. Не вижу, как мы можем воспользоваться, выражаясь вашими словами, этим оружием.

— С помощью письма! Которое для мисс Джонсон будет настоящим ударом.

— Вам, естественно, придется хорошо заплатить…

— Естественно.

— И вы думаете, Анна Егоровна согласится взять деньги?

— Она сделает глупость, если откажется от них, коли, остальное потеряно.

— Боюсь, ее не так просто будет убедить, как вам кажется. Как и я, эта женщина существует в тени. А такие, как она… и как я… ценят в жизни нечто гораздо более важное, чем сама жизнь. — Мадемуазель быстро взглянула на Елену Петровну. — Свою гордость, — мрачно закончила она.

Елена Петровна пожала плечами:

— Так вы со мной или против меня?

— Разумеется, с вами. В любом случае съездите к Анне Егоровне. Кто знает, как она примет вас? — с сарказмом отозвалась мадемуазель. — Нас обоих застали врасплох. Но, с вашего позволения, я вернусь в Обухово. Мне, кажется, я смогу быть более полезной там. — Мадемуазель Альберт поднялась. Никогда раньше она не выглядела такой решительной. На ее губах играла едва заметная горькая усмешка. Она повторила: — Да, думаю, что смогу быть более полезной там. Волею судьбы мне приходится наблюдать за чужой жизнью. Но и то правда, что это заставляет видеть глубже и лучше понимать происходящее. У меня под рукой есть оружие, и я им воспользуюсь.

Елена пристально всмотрелась в лицо мадемуазель. Она явно недооценила эту сдержанную даму с неприятным, словно восковым лицом. Глядя на ее губы, вытянутые в тонкую линию, в самоуничижительном выражении, которое она так долго принимала за должное, Елена вдруг поняла, что боится этой особы.