Королевские советы, на которые созывают жителей из самых отдаленных частей королевства, случаются нечасто, потому что обычно на них собирают местных вождей и проводят их там, где приходится останавливаться королю. Особое приглашение по просьбе специально приехавшего короля было делом совершенно необычным, и толпа была полна веселого любопытства. По тому, как люди приветствовали старых друзей, обменивались семейными новостями и предположениями о причине сбора, было ясно, что они рады перерыву в обычной летней работе.
Вскоре поселение оказалось переполненным людьми, и многие расположились лагерем вне его стен, потому что уехали так далеко от дома, что не надеялись вернуться до наступления темноты. Появился даже бродячий торговец, разложивший свои товары на коврике у колодца.
Светлые волосы и голубые глаза этого человека говорили о том, что он чужеземец, и я с любопытством наблюдала, как он предлагает свои товары то одной, то другой женщине.
При более пристальном рассмотрении некоторые товары на его коврике оказались разнообразными и дорогими: среди обычных бронзовых и медных вещиц, какие можно встретить на любом рынке, была серебряная брошь в форме массивного диска — ничего подобного я никогда раньше не видела.
— Саксонская работа, девочка, — сообщил торговец. Очень распространенная в окрестностях Йорка. Но это дорогая вещь, слишком дорогая для любого человека, кроме принцессы.
Меня подмывало сказать, что я и есть принцесса, но, поскольку у меня все равно нечем было заплатить за брошь, я решила промолчать.
Он протянул мне маленький кошелек, пестро раскрашенный и разрисованный замысловатыми узорами.
— Египетский, насколько мне известно. Скорее всего, соткан в Каире. А может быть, в Дамаске.
Мне стало интересно, где находится Дамаск и кто сделал кошелек. Я всегда восхищалась торговцами, по всему миру разносящими творения человеческих рук. Мне хотелось расспросить его о бивачных кострах, у которых он сиживал, послушать истории, услышанные им во время странствий. Но Гледис позвала меня помочь перелить вино, поэтому я улыбнулась мужчине и быстро убежала в кладовую.
Полдень был жарким и душным, но когда пришло время открывать совет, люди столпились на главном дворе. Их было столько, что некоторые заняли дверные проемы домов, сидя или стоя очень тесно друг к другу; каждый пытался найти себе место. Слугам пришлось пустить фляги с вином по кругу, поскольку кубков на всех не хватало. Ощущение праздника постепенно исчезло, и к тому времени, когда в центр площадки вынесли резной стул короля, веселье сошло на нет, уступив место серьезному настроению.
Ввиду важности происходящего отец открыл совет торжественным обращением к богам и после того, как им плеснули вина, немедленно представил собравшимся короля Лота и устало опустился на свой стул.
Энергия, исходящая от неугомонного северного владыки, заполнила пространство в центре площадки и приковала к себе все взоры. Он был огромным мужчиной с замечательными усами, их концы были смазаны воском и щегольски свисали вниз к подбородку. Отличный цвет его лица и крепкое телосложение говорили об избытке здоровья и энергии, и я не отрываясь смотрела на него с благоговейным ужасом и восхищением. Он был похож на легендарного героя, гордый и величественный, облаченный в льняную тупику, едва доходившую до колен, с переброшенным через плечо зеленым шотландским пледом, заколотым гигантской брошью с драгоценными камнями.
Легко было понять, от кого Гавейн унаследовал резкость, иногда даже близкую к грубости. Но если действия сына были торопливыми и дерзкими, отец обладал уравновешенностью воина, научившегося, кроме всего прочего, всегда сохранять спокойствие.
Он начал с обязательных для гостя слов, поблагодарив короля за гостеприимство, а людей за согласие выслушать его. Голос Лота был не особенно глубок, но он ловко пользовался им, как это делал бы бард, и сначала мне было интереснее слушать музыку его слов, чем вникать в их содержание. Будь во дворе попросторнее, он расхаживал бы по кругу, но ему пришлось примириться с тем, что нужно стоять на одном месте и поворачиваться, стремительно жестикулируя, чтобы видеть всех поочередно. Зрители, конечно, были заворожены такой демонстрацией уверенности и силы.
Незаметно любезности и лесть уступили место сообщению о смерти короля Утера и о цели приезда Лота.
— Сейчас они начинают рассказывать сказки о том, что Артур и вправду сын Утера, зачатый с помощью магии и спрятанный до тех пор, пока Мерлин неожиданно не представил его в качестве наследника верховного короля, — объявил Лот, не скрывая возмущения. — Что за чушь! Знайте, что на самом деле ведется политическая игра, чтобы удовлетворить раболепствующий перед римлянами юг, где сыновья наследуют трон независимо от их способностей! Он выплюнул слово «раболепствующий» с невыразимым презрением, и я стала тут же гадать, что об этом думает Кети, но ее не было видно в толпе.
Лот наклонился к кому-то на противоположной от меня части круга и взял предложенную ему флягу.
— Конечно, придумано умно — убедить всех в том, что он по матери наполовину кельт, в надежде, что мы, северяне, удовлетворимся этим и будем считать, что его родословная чиста. Но нас не одурачить! — Он сделал большой глоток, отдал флягу и вытер усы тыльной стороной ладони. Мне были видны шрамы былых сражений, проступившие бледной паутиной на более темной коже по всей длине руки. — С притязаниями этого мальчишки Артура на Логрис еще можно смириться. Это было владение Утера, и если люди хотят признать королевского «сына», как его называет Мерлин, их дело. Но мы, северяне, никогда не были прислужниками Рима и гордимся тем, что мы, кельты, выбираем верховных королей по их заслугам и умению управлять. Так было всегда, и мы не изменим этому сейчас. Мы не примем не испытанного в сражениях мальчишку, появившегося перед нами через пятнадцать лет после пребывания в неизвестности. Неважно, какая у него родословная, но кельты не пойдут за вождем, не доказавшим своих достоинств. Да, он всего на год старше моего сына, присутствующего здесь, но Гавейн уже побывал, в полудюжине сражений, а этот молокосос участвовал всего в одном, и всем нам известно: этого мало, чтобы проявить мужество воина! — Он оглядел воинов, стоявших в задних рядах, и некоторые из них захлопали в ладоши и затопали ногами. — И еще одно: парень возник непонятно откуда, внезапно вызванный заклинаниями мага. Он не обучен воинскому искусству на поле боя и не участвовал в борьбе за право сражаться рядом с другими королями. Ни происхождения, ни опыта, ни доказательства пригодности… нет, говорю я вам, нет, нет и нет!
Теперь он уже с трудом сдерживался, всем своим видом выражая негодование. Я подумала, что гнев его сына — ничто по сравнению с той яростью, на которую способен отец.
— Если этот мальчишка будет домогаться трона верховного короля, пусть он заслужит такое право в сражении, на телах убитых врагов… на моем, если нужно!
Рука Лота, быстрая, как молния, оказалась у пояса, и сверкнувший кинжал, описав дугу, вонзился в плотно утрамбованную землю у его ног. С полминуты его рукоятка дрожала там, и эхо безмолвного вызова дрожью отозвалось в толпе.
— К оружию, к оружию! — крикнул кто-то, и за этим возгласом немедленно последовал рев одобрения. Люди Лота приободрились, и немало наших храбрецов присоединилось к ним, радуясь возможности сбросить напряжение. Я быстро взглянула на отца, сгорбившегося над кубком с вином: задумчиво хмурясь, он наблюдал за происходящим. По сравнению с великолепной фигурой короля Оркнеев отец выглядел старым и изможденным, и мое сердце заныло от жалости.
Когда приветствия стихли, король Регеда поднял руку, требуя тишины.
— Король Лот, ты говоришь убедительно. И подробности изложены верно. Но, по-моему, все мы забыли о более серьезном враге. Получено известие, что саксы готовят еще одно вторжение с континента. Разве не благоразумнее объединиться против них, наших старинных врагов, чем тратить силы на внутренние раздоры? В конце концов, саксы угрожают любому британскому королевству, и они окажутся безжалостными хозяевами, если покорят нас потому, что мы будем слишком заняты, убивая друг друга.
— Не напоминай мне про саксов, дружище. — Тон Лота смягчился, и он заговорил так, будто два короля были давнишними приятелями. — И про пиктов и ирландцев, если уж на то пошло. Кому как не мне, королю двух стран, разделенных землями враждебных пиктов, знать об этом? Не простое занятие — править в двух местах одновременно, особенно если между ними находится враг. — Он гордо засмеялся и, выдернув из земли кинжал, уверенно оглядел собравшихся. — Если бы не умение моих оркнейских моряков, не сноровистые корабельные плотники и не отличные леса лотианского народа, я никогда не смог бы разъезжать между двумя своими столицами.
Разделенное королевство всегда в опасности. Поэтому возвращаюсь к тому, с чего начал: мы должны иметь вождя, который объединит нас, которому можно доверить нужды кельтов и который будет сражаться вместе с нашими людьми ради общего дела.
— А ты случайно не знаешь такого человека? — Голос отца был кротким, но в нем сквозила едва заметная ирония. — Может быть, это ты?
С минуту Лот колебался, и я надеялась, что он все же удержится от причудливого хвастовства и бравады, столь милых сердцу воина. Но сейчас он играл в более важную игру и проворно повернулся к совету:
— Не скажу, что я не был бы польщен, если бы титул верховного короля предложили мне. Но, говоря по правде, я считаю, что есть другой человек, не менее опытный, чем я, и, кроме того, он командует одной из самых больших армий во всей Британии. Ко всему прочему он кельт по крови и по воспитанию и женат на кельтской принцессе с юга. На нем не лежит позор незаконного рождения, у него нет римского честолюбия, и ни у кого не возникает сомнений относительно его воинской подготовки. Из всех британских вождей он самый подходящий для того, чтобы стать верховным королем, и его королевство находится в наиболее стратегически выгодном месте, чтобы противостоять саксонской угрозе. Я предлагаю назвать нашим новым верховным королем Уриена из Нортумбрии и ищу у вас поддержки.
Я затаила дыхание от удивления и разочарования и быстро оглядела собравшихся, пытаясь понять их отношение. Если Лот ожидал всеобщего восторга, то его постигло сильное разочарование. Он был лучшим оратором из всех, кого мне когда-либо доводилось слышать, и доходчиво преподнес слушателям свои доводы, но среди воинов моего отца мало кто не был ранен в стычках с нашим соседом, и они были не готовы так внезапно признать Уриена в качестве будущего правителя.
Люди неловко мялись на своих местах, скребя подбородки или поправляя поясные пряжки, отводя глаза и угрюмо сжимая рты. Свита Лота уловила перемену в настроении и предоставила вождям возможность самим выходить из неловкого положения.
— Но, насколько мне помнится, — ровно сказал отец, передвинувшись на стуле и опершись на другой подлокотник, — Уриен твой свояк.
Лот метнул него быстрый взгляд и широко улыбнулся.
— Да, верно. Мы с Уриеном счастливчики — оба женаты на дочерях Горлойса, герцога Корнуолла. Они являются законными детьми королевы Игрейны от первого брака. — Он только слегка подчеркнул слово «законными», потому что Игрейна была к тому же и матерью Артура, рожденного от брака с Утером. — Через наших жен мы связаны с югом так же, как и с севером, и можно утверждать, что это еще один довод в пользу объединения под эгидой Уриена.
— А эти сестры, Моргана и Моргауза, разве они не приходятся кровными родственницами Кадору, настоящему герцогу Корнуолла? — спросил мой отец.
— Они только сводные, — последовал быстрый ответ. — Кадор значительно старше, он рожден от первого брака Горлойса. Никто не оспаривает его права на Корнуолл.
Лота начинал раздражать подобный разбор генеалогии, потому что он, как и большинство воинов, интересовался только полезными ему родословными линиями и находил перечисление других родственников обременительным и ненужным.
— Но, — словоохотливо продолжил отец, — разве это не наводит на мысль, что самым разумным было бы укрепить союз твоей жены с ее сводным братом из Корнуолла. А поскольку Кадор поддержал притязания молодого Артура, может быть, стоит предположить, что сестры также отнесутся к ним с уважением.
— Никогда! — Голос Лота зазвучал в полную силу, и он обратился к совету, почувствовав, что Может добиться своего. — Это дело прошлое, но Утер, наш недавно умерший верховный король, взял в жены Игрейну хитростью, ценой жизни ее законного мужа. И первое, что он сделал, женившись на Игрейне, — отослал прочь ее дочерей. Разве теперь они обязаны доказывать свою верность сыну человека, столь быстро избавившегося от них, когда они были всего лишь детьми? Утер разорвал на части законную королевскую семью, заменив любящего отца своей похотливой особой, и избавился от дочерей человека, убитого им.
Люди, умеющие ценить кровные узы и семейную гордость, ответили негромким одобрительным ворчанием. Они хорошо знали, что оскорбление, полученное одним поколением, переходит к следующему до тех пор, пока справедливость не будет восстановлена.
— Я не уверен, что для описания твоего брака с Моргаузой, устроенного Утером, слово «избавился» является самым подходящим, — вмешался отец с веселой ноткой в голосе. — Кажется, этот брак неплох для вас обоих. Она получила в мужья величавого короля, который заботится о ней и защищает ее, а ты стал отцом… скольких же… трех крепких молодых принцев? — Он одобрительно кивнул в сторону Гавейна. — Сейчас уже четырех. Да, четырех сыновей, замечательно храбрых и гордых духом.
Я никогда не видела, чтобы мой отец разыгрывал кого-либо так, как сейчас разыгрывал Лота, и испытывала восхищение, подобное тому, которое возникает, когда наблюдаешь за ужом, крадущимся за жабой.
Праведное негодование короля Оркнеев из-за утраченного наследия своей жены сменилось пылкой гордостью мужчины, видящего в детях собственное отражение и потому полностью удовлетворенного жизнью. Лот перечислял имена и достоинства каждого сына: Гавейн — храбрый, Гахерис — хитрый, Агравейн — гордый, а про Гарета просто сказал, что он самый младший. Сыновья явно были радостью его жизни, и он хвастался каждым по очереди, пока собравшимся не стало скучно и не вмешался мой отец.
— Тебе действительно можно позавидовать, — сказал он любезно. — И мы ценим рассказанные тобой новости и твои предложения. Но дело к вечеру, и многим моим людям хотелось бы вернуться в свои усадьбы до темноты, поэтому нам, возможно, стоит перенести совет.
— А что же с Уриеном? — спросил совершенно сбитый с толку Лот. Сейчас был неподходящий момент спрашивать людей Регеда, согласны ли они присоединиться к нему и оспаривать притязания Артура на трон, но ему была ненавистна мысль о том, что решение откладывается.
Итак, началось обсуждение: свободные люди задавали вопросы или приводили собственные доводы. Никто не выразил желания, чтобы власть нашего соседа была усилена, а результаты голосования показали, что люди решительно высказались в пользу Артура.
— Надеюсь, — серьезно сказал отец, готовясь закрыть совет, — что этот вопрос будет вскоре окончательно решен, потому что внутренние разногласия играют на руку только саксам, и я слышал, что будущей весной Артуру доверят государственный меч.
— Никогда, — прорычал Лот, — если это будет зависеть от меня. — Однако он плюхнулся на свое место и достаточно спокойно принял участие в обязательных церемониях завершения совета.
Только значительно позже вечером, отнеся отцу снотворный настой, приготовленный Кети, я смогла спросить его о совете и узнать, порадовал он его или нет.
— Порадовал… нет. Лучше бы в таких советах не возникало нужды. Но, учитывая характер короля Лота, возможно, все получилось неплохо.
Он пожал плечами и отвернулся от маленького окна, из которого через залитый лунным светом лес смотрел на долину внизу. Люди на склоне холма устроились на ночь, и отряд Лота уже расположился на ночлег, потому что на следующий день предстояло рано уезжать. Воздух был недвижим, но казалось, что жара ушла вверх, и в тишине ночи картина, лежащая перед нами, выглядела спокойной и мирной.
— Помни, моя дорогая, — сказал отец, подходя к своему любимому стулу и делая мне знак сесть, — в каждом мужчине и в каждой женщине есть некий гибельный изъян. Хорошо это или плохо, но он существует в каждом человеке.
Он вздохнул и потер пальцами висок, словно отгоняя какую-то болезненную мысль.
— Порок Лота — высокомерие. Он обладает мужеством героя и свято хранит славу и честь, что мы, кельты, всегда ценили. Но времена и обстоятельства меняются, а он слишком заносчив, чтобы заметить это. Боюсь, он ни перед чем не остановится, чтобы помешать сыну Утера стать верховным королем.
— А ты, — спросила я, — ты считаешь притязание Артура справедливым?
— Столь же справедливым, я думаю, как и любое другое. В наше время справедливость не так важна по сравнению с возможностью найти вождя, способного объединить людей. Почти шестьдесят лет длятся беспорядки и междоусобицы только из-за того, что Вортигерн принимал лишь кельтские обычаи, а Амброзий, вернувшись, попытался вновь установить римский образ мышления. Утер был в какой-то степени благом для нашего времени, хотя бы потому, что внутренние дела не очень волновали его, и он все силы отдавал защите от саксонской угрозы. Он, конечно, создал причины для дальнейшего раскола, взяв в жены Игрейну, и сейчас положение становится опасным из-за противостояния между севером и югом. Тем не менее, несмотря на это, Артуру, кажется, удалось приобрести поддержку многих последователей Утера. И с ним чародей, что является добрым знаком. Мерлин определял события истории Британии в течение жизни целого поколения, и, хотя я не могу до конца поверить во все, что о нем слышал, он, кажется, видит какую-то большую цель, чем многие из нас. — Отец устало вздохнул и потянулся к принесенному мной кубку. — Мне не нравятся сборы, подобные сегодняшнему. Они утомляют меня, и я чувствую себя очень старым. Но я провел с Лотом три дня, выискивая его слабые места, поскольку было важно, чтобы люди ясно видели их. Всегда нужно повнимательней присмотреться к человеку, с которым имеешь дело, и, если уделить ему побольше времени и внимания, он, как правило, становится откровеннее. — Он сделал глоток и прикрыл глаза. — Я надеялся, что люди поймут, какова во всем этом роль его жены Моргаузы, но, пока он намекал на неприятности своей супруги из-за женитьбы Утера на ее матери, реально ухватиться было не за что. Однако, поговорив с ним наедине, я понял, что она — настоящая дикая кошка, способная на злые поступки и ужасную ярость. Представляю, какую прекрасную парочку они собой являют. И Моргауза не испытывает никакой любви к своему младшему брату Артуру, в этом я уверен. — Он снова вздохнул и поднял веки. — Всегда нужно быть осторожным, когда так упорно оказываешь давление на человека, как я на Лота, особенно в таком тонком деле, как его жена. А если имеешь дело с оркнейцем, даже не сомневайся, что все будет осложнено его высокомерием! — Ты видела, — спросил он неожиданно, — как быстр его кинжал! В мгновение ока клинок воткнулся в землю на добрую четверть! Этот человек заслуживает уважения, и его надо опасаться. Даже Нидан в молодости не мог бы сделать это лучше, а он лучше всех из моих людей владеет кинжалом. — Отец покачал головой в искреннем восхищении; потом заглянул в кубок, допил содержимое и вернул мне. — Скучное дело политика, — медленно произнес он. — Всегда делается в тесных помещениях, требуя больших умственных ухищрений. По мне, проводить бы все советы верхом на лошадях около озера или там, где сверкающая река бежит по скалам. Только небо в качестве крыши и слово человека, прямое и честное, каким его задумали боги.
— Послушай, кто сейчас говорит, как настоящий кельт? — засмеялась я, и глаза его заискрились улыбкой.
Мы еще немного поболтали, потом я распрощалась с отцом и медленно вернулась в дом, где жила с другими женщинами, окончательно решив, что политика не для меня.
Воспоминание о подобной наивности вызвало у меня улыбку. Что я тогда знала о политике или о том, что человек иногда не властен над ходом событий?
Что ж, свирепо подумала я, пусть другие женщины королевского происхождения думают, будто их жизнь должна определятся политическими течениями. Среди них не будет меня, кумбрийской девушки. По крайней мере, без принуждения из этого ничего не получится.