Гвиневера. Осенняя легенда

14 ДАЛЬНИЕ КОРОЛИ

– Как ты и говорила, у него волосы до пят, – Артур помолчал и бросил на меня один из своих хитрых взглядов.

– Не может быть… – пораженная, я покачала головой, а он разразился хохотом.

– Ну, может быть, и не такие длинные. Но ты была права, когда сказала, что Кловис проходимец. Тиран, убийца, предатель и проныра. К тому же любит пошутить!

Артур довольно потянулся. Судно едва успело пересечь Канал, как подули свирепые осенние ветра, заставляя мужчин во весь опор скакать из Дувра в Камелот, в то время как погода все больше портилась. Они появились в зале как раз перед ужином, и теперь после ночного отдыха мы, не вылезая из постели, обменивались новостями.

Я взглянула на Артура, радуясь, что его поездка оказалась такой успешной. Он вернулся счастливый, как мальчишка, с полной корзиной рыбы и с кучей всяческих фактов, суждений и идей.

– Эти франки начинали как кучка кочевников – одно из варварских племен, превратившихся в союзников Рима и нашедших убежище на границе империи. Взамен они отбивали набеги готов. Но когда враг был изгнан за Пиренеи, Кловис тем или иным способом избавился от вождей-союзников и теперь объявил себя королем довольно приличной территории.

– И император его не остановил?

– К тому времени Теодорик завладел Италией, и ближе Константинополя не оказалось никого, кто бы мог его обуздать. А когда Кловис принял католичество, византийский император сделал его почетным консулом. – Артур грустно пожал плечами. – Паломид говорил, что старый Анастасий был очень разборчив и хотел иметь лишь «истинных» христианских союзников.

– М-м-м, – я сморщила лицо, стараясь разобраться в борьбе ветвей внутри христианства. Но это мне было не под силу, как не под силу определить различие между одним вином и другим: многие такое занятие находят интересным, но у меня к нему нет ни таланта, ни склонности.

– На самом деле он принял очень хитроумное решение, – мой муж все еще рассуждал о Кловисе. – С тех пор как рухнул Рим, его место, когда заходит речь о власти, заняли католические епископы – предлагают защиту, разрешают споры, организуют помощь в случае голода или чумы. Население в Галлии в течение многих поколений было римско-христианским, и вполне естественно, что в поисках защиты люди оглядываются на церковь. Для Кловиса, на которого смотрели как на завоевателя, обращение в католичество было мудрым шагом – он сразу оказался на стороне своих подданных и заручился поддержкой единственной общественной организации.

– Но это же лицемерие, если он искренне не верит.

– Ну… – Артур пригладил кончики усов. – Зато безусловно помогло объединить страну.

Объединение Британии было мечтой Артура еще до того, как мы с ним познакомились. Я резко приподнялась и посмотрела на него.

– Ты ведь не предполагаешь из тех же соображений поменять веру?

– Не сам… Но все больше и больше людей, Гвен, обращаются к Христу, а если этого хочет мой народ, в какой-то мере я обязан поддержать его желание.

Бессознательно я сотворила знак против зла, пораженная мыслью, что ради политической выгоды муж может сменить богов. Артур заметил мой жест и ухмыльнулся:

– Ну, ну, не взъерошивай свои языческие перья. Я по-прежнему считаю, что мы поступаем мудро, не объявляя ни одну из религий главной. Но так же, как мы уважаем почитателей старых богов, мы должны уважать и христиан.

Успокоенная, я улеглась снова, а Артур, повернувшись ко мне спиной, свесил ноги с кровати.

– Славное времечко провел я в Бретани, – заметил он как-то слишком небрежно. – Встретился там с сыном Уриена.

– Увейном? – Без сомнения, путешествие оказалось просто замечательным.

– Его самого, девочка. – Внезапно потеряв дар речи, верховный король рассматривал свои ладони. Чувствовалось, что в нем происходит какая-то внутренняя борьба. Потом он признался: – Не только встретился, но даже извинился за то, что его прогнал – наверное, незаслуженно – после того, как Моргана покушалась на мою жизнь. Парень возмужал и… великодушно меня простил.

– Ах, любимый, я так рада… – Порывистым движением я обвила его сзади за шею. – Это был честный поступок… Я горжусь тобой.

– Еще бы тебе не гордиться, – проворчал он и, разомкнув мне руки, поднялся с кровати. В его голосе явно сквозило облегчение от того, что испытание оказалось позади. – И им тоже можешь гордиться. Мальчик, которого ты приучала работать в конюшне и ухаживать за лошадьми, стал знаменитым ветеринаром. Чего только о нем не рассказывают! Говорят, что однажды он вынул колючку из лапы льва, и тот теперь ходит за ним, как собачонка.

– У льва! – Путешествие мужа оказалось таким интересным, что я уже жалела, что не поехала с ним. – А ты сам-то его видел?

– М-м-м, – Артур потянулся за штанами. – Единственный лев, который попался мне на глаза, это тот, что нарисован у него на щите. Но ты же знаешь, как распространяются истории вроде этой.

Я вздохнула и выбралась из постели, втайне сожалея, что лев оказался не настоящим. За то, что мы так несправедливо с ним обошлись, Увейн заслужил чего-то особенного, и ручной лев ему очень бы подошел.

Во время ужина в тот вечер зал просто бурлил – ото всюду неслись восклицания и приветствия друзей. Артур рассказывал о своей остановке в Париже – городке из мешанины кирпича и камня, приютившемся на двух островках на реке по имени Сена. Говорил о хрупком равновесии власти франка Кловиса и короля Теодорика в Италии. Предводитель франков постоянно грозил захватом соседних территорий, а гот сидел в своей замечательной столице Равенне и следил за каждым его шагом. И их обоих признавал Анастасий, а нас нет.

– Я полагаю, – подытожил Артур, – что константинопольский император использует каждого из них, чтобы держать в узде другого. Пока нам это на руку: Кловис слишком занят Теодориком, чтобы разорять Бретань.

– Слава Богу, – вступил в разговор Борс. Яркий блондин, бретонец подкрутил усы и потянулся за очередным куском оленины. – Если бы не это, мне бы пришлось отправляться домой и защищать границы отца, а не наслаждаться своим положением за Круглым Столом. Кстати, пока нас здесь не было, никто не слышал новостей о Ланселоте?

Вопрос провалился, как камень в воду, и я почувствовала, как со старой раны слетает корка забвения. За два года о Ланселоте по-прежнему не было никаких вестей, и надежда отыскать моего защитника живым совершенно померкла.

Послышался общий гомон. Брат Борса Лионель проговорил в своей неторопливой рассудительной манере:

– Думаю, мне стоит отправиться на юг и поискать его там. Эту область еще никто не исследовал.

Хотя Лансу совершенно нечего было делать на юге, я готова была восхититься здравомыслием логики воина, но, сделав это заявление, Лионель впал в свое обычное молчание, и пелена тишины нависла над залом.

– Очень важно понять, что нельзя недооценивать этих сукиных детей с континента, – быстро произнес Гавейн, снова переводя разговор на путешествие в Европу. – Они сколько угодно могут заявлять, что являются наследниками Рима, но в вопросах чести – просто ничтожества.

– Ха! – любовно пожурил племянника Артур. – Из-за их чести и твоей опрометчивости мы чуть было не заработали войну.

Далее последовал отчет о том, как Гавейн встречался с римским посланником и выщипал бороду дипломату-выскочке. По мере того как развивался сюжет рассказа, воины громко выражали свое одобрение, гордясь тем, что один из них показал изнеженному осколку умирающей империи, что такое настоящий британец.

– Потребовалось все мое умение, чтобы замять эту историю, – шепнул мне на ухо Артур. – Храни нас небо, если оркнейцы вырвутся из узды, в которой я их держу.

Я внимательно посмотрела на мужа, прикидывая, как он воспримет вести об Агравейне и владычице озера. До сих пор я хранила свое путешествие к Стоунхенджу в секрете. И теперь раздумывала, когда и как сообщить Артуру о том, что случилось.

Но первым тем вечером об этом заговорил Гарет, который с радостью и гордостью рассказал, как его брат был прощен не только семьей, но и Богиней.

– Весь остаток жизни поклялся служить Великой Матери, – поведал нам сын Моргаузы. – И хотел бы, ваше величество, знать свое место среди рыцарей Братства Круглого Стола, если вы его примите. А я в качестве его брата нижайше прошу рассмотреть его просьбу.

Лицо Артура сделалось задумчивым и отражало внутреннюю борьбу: в нем поднималась ярость из-за того, что Моргана нарушила его запрет и вступила в пределы Логриса, но в то же время он понимал, что соратники будут рады, если вернется Агравейн. Наконец он кивнул Гарету, давая понять, что стоит только виноватому попросить о прощении, и мир будет восстановлен. Но на следующий день, когда мы с мужем занялись делами королевства, я заговорила о причастности Агравейна к смерти Пеллинора.

– Доказать это так же трудно, как подтвердить рассказы о Зеленом Человеке. – Муж поднял голову от длинного стола, заваленного картами и донесениями. – Агравейн утверждает, что потерял память, а с убийством его связывают лишь случайные свидетельства. Если он оказался поблизости, этого еще недостаточно, чтобы его осудить. Но даю тебе слово, в будущем за ним станут внимательно приглядывать.

Я фыркнула, поняв, что принцип правосудия Артура может оказаться обоюдоострым мечом, если во имя справедливости придется отпускать на свободу преступника. Но по крайней мере, успокоила я себя, по необоснованному обвинению не окажется наказанным невиновный.

Из Бретани Артур привез с собой еще несколько воинов, и в спальнях стало тесно, как никогда. Я возблагодарила небо за то, что подготовила новые матрасы, превратила несколько гостевых комнат в женские спальни и даже приняла предложение Грифлета и Фриды занять часть апартаментов псаря. С ними поселились Борс с братом, которые как нельзя лучше подошли к уютной атмосфере маленького домика. Фрида была снова беременна и, хотя с каждым месяцем все заметнее полнела, по-прежнему гонялась за своими бойкими близнецами. Когда-то и я отчаянно хотела того же, но теперь скорее с удовольствием, чем с ревностью наблюдала за своей любимицей. Время, казалось, сделало печаль не такой пронзительной.

Ближе к концу апреля, когда меж развешенных в небе облаков закувыркались грачи, мы с Мордредом прогуливались по настилу, положенному по верху большой стены. С тех пор как он стал оруженосцем, наши утренние занятия прекратились. Вместо них он теперь упражнялся с мечом, совершенствовался в верховой езде и изучал тактику. Немногое свободное время мальчик обычно проводил с другими оруженосцами или со светлоголовым заложником Синриком. Мы прислонились к парапету, я взглянула на приемного сына и поняла, что он вытянулся с меня ростом и стал превращаться в мужчину.

– Он будто сердится на меня за что-то, но за что, я не могу припомнить, – тихо проговорил сын Артура. – О, я знаю, он признает меня родственником – мама всегда говорила, что он обязан это делать, – но из всех племянников со мной он желает общаться меньше всего. – Юноша повернул ко мне лицо, и в его глазах мелькнуло сомнение и смятение, а у меня перехватило дыхание перед вопросом, который должен был вот-вот сорваться с его губ. – Вы не знаете, от чего это происходит, миледи? И как я могу это исправить?

Я посмотрела ему в глаза, и сердце заныло от его невинности. Черт тебя подери, Артур. Если тебя мучает совесть, зачем же постоянно наказывать мальчика? Мука при виде его обнаженной боли и понимание того, что придется сохранить секрет отца, пожертвовав правом сына на ответ, заставили слезы навернуться на глаза, и я отвернулась.

– Проклятый ветер! Даже в такой ясный день запорошил глаза.

Моментально Мордред превратился в саму заботливость: достал платок, захотел вынуть мешающую соринку. Я приложила платок к глазам, пыталась сказать, что ничего серьезного не случилось, а сама думала, что ему ответить.

– Может быть, тебе спросить самого короля?

– М-м-м-м, – в его восклицании чувствовалось понимание, что ничего хорошего из этого не выйдет. Юноша отвернулся к парапету, и на его лице вновь появилось выражение безразличия, а я продолжала гадать, не заметил ли он моей уловки. Одно было ясно: он не имел понятия о кровной связи с королем. Внезапно юноша нахмурился и, вглядываясь в даль, перегнулся через парапет.

– Там всадники… – Он указал на ответвление от римской дороги, ведущее к Камелоту. – Смотрите, миледи, скачут во весь опор. Для королевских гонцов их слишком много, а для обычных путников слишком быстро несутся.

Я проследила за его рукой и увидела вдалеке группу крошечных всадников, скачущих галопом в нашу сторону. Вымпела с ними не оказалось, и невозможно было узнать, откуда они явились, по, когда они выехали из тени у подножия холма, я различила на их щитах герб Лионеля.

– Беги быстрее и скажи королю, что Кэй и Лионель возвращаются с юга, – приказала я приемному сыну. Оба они меньше двух недель назад отправились в Корнуолл, чтобы расспросить короля Марка, не знает ли он чего-нибудь о Ланселоте. Принимая во внимание скорость, с какой они возвращались домой, можно было предположить, что у них есть важные новости.

Воины ворвались в зал, даже не смахнув с себя дорожную грязь, прежде чем докладывать королю. Лукан подскочил, чтобы освободить их от мечей, но они прошли мимо, ведя между собой третьего человека. Длинная черная вуаль прикрывала хрупкую фигуру. Все трое встали перед королем на колени. Женская рука откинула в сторону материю, и я увидела заплаканное лицо.

– Инид! – мое восклицание разнеслось под сводами зала. – В чем дело?..

– Герайнт, ваше величество, – обычно едкий тон Кэя был смягчен важностью известия. – Король Девона пал в битве против саксов.

Артур окаменел, и я увидела, как пошатнулась Инид, когда сенешаль произнес эти слова. Но, оперевшись на руку Лионеля, она заговорила ровным голосом, твердо намереваясь с должным уважением сообщить о смерти мужа.

– Он восемь долгих лет хранил мир и верой и правдой служил вашему величеству. Не важно, что северяне упрекали его в том, что он ослабел, стал точно женщина. Он понимал, что это пустые слова, и, слыша их, лишь пожимал плечами. Но когда, милорд, наши разведчики донесли, что баркасы саксов пристали к берегу, что вооруженные люди в кольчугах вытащили их на сушу и суда не поднимаются вверх по реке, а ждут, пока приплывшие в них не разграбят небольшое укрепление, – вот тогда Герайнт взялся за щит и кликнул стражу. В его голосе прозвучал такой огонь, что никто не усомнился бы в его мужестве.

Инид не могла продолжать и повисла на руке Лионеля. За нее заговорил Кэй, и его слова заглушили тихие всхлипывания женщины.

– Мы прибыли накануне. Когда пришло известие о саксах, я пытался уговорить его подождать подкрепления от Багдемагуса и людей из Дорсета. Но Герайнт хотел напасть на противника прежде, чем тот закрепится на берегу, и надеялся, что если застанет его врасплох, то все обойдется обыкновенной стычкой, а не большим сражением.

И вот Герайнт со своими воинами устремился вниз на врага, и схватка кипела всю вторую половину дня: то на берегу, то у самой кромки воды. Снова и снова могучий король наседал на врага, пока океанская пена не обагрилась и кровь варваров не заструилась под копытами британских коней. Но ни та, ни другая сторона не могла взять верх, и, когда наступили сумерки, противники разошлись каждый в свой лагерь в противоположных концах береговой полосы. Кэй тогда почувствовал облегчение, потому что знал, что утром из Дорсета подоспеют свежие силы.

Стал расползаться призрачный туман, словно саваном, сырой плотной массой укутывая берег. Люди нервничали и вглядывались в него, гадая, что он может скрывать. В это время ужасный голос загрохотал из самого сердца мглы.

– Говорят, король Девона только и способен на то, чтобы сидеть дома, положив голову на колени жены.

Герайнт как раз снимал вооружение и в ярости обернулся на насмешливые слова. Он накинул боевую куртку, схватил щит и меч и попросил свежего коня. На его челе мерцал отсвет сражения, как будто на него снизошла сама Морриган, великая богиня битвы и смерти. Король прыгнул в седло и с ужасающим криком повел людей в дьявольскую темноту.

Несколько воинов последовали за ним, но, оказавшись в адском месиве, не могли отличить своего от чужого и пытались побыстрее выбраться наверх.

Но из непроглядной темноты продолжали нестись страшные звуки схватки – лязг металла и хриплые крики, – и многие утверждали, что бой продолжался за полночь. Сражались, словно сами души саксонских захватчиков и британских защитников, за будущее Альбиона.

Кэй прервал рассказ и с трудом перевел дыхание.

– Когда наступил рассвет и туман рассеялся, весь берег оказался усеян мертвыми. Прилив омывал их тела, пустые глаза смотрели в небо, маленькие крабы покусывали края ран, а над головами кричали чайки-стервятники. Даже варвары прослезились, увидев, какую цену пришлось заплатить за доблесть, и прежде, чем остатки отряда Герайнта смогли потребовать тело своего короля, враги схватили его и положили на самый величавый из своих кораблей.

«Слава смелому врагу, самому достойному из воинов», – пели они, оказывая Герайнту самую высшую в своем понимании дань уважения. Торжественно гребцы опустили весла и погнали судно через пролив к соседнему мысу.

Там, как у них это принято, они сложили погребальный костер и предали огню тело короля Девона, обеспечив ему бессмертие в своих и наших легендах. – Кэй медленно обвел глазами воинов и домашних, собравшихся в зале. Слезы струились и по его лицу, и по лицам слушавших, но когда сенешаль повернулся к Артуру, его голос обрел трагическую торжественность: – Тот, кто решается выступить против завесы неизвестного – человек редкого мужества, ваше величество. Своей смертью он возвысил честь и славу Круглого Стола, и мы счастливы, что имеем возможность называть его своим товарищем.

Артур в скорби склонил голову, и траурные причитания наполнили зал. Сквозь слезы, застилавшие глаза, я видела вдову и думала, как жестока мойра, принесшая такую бессмысленную смерть.

Подожди Герайнт до утра, и все сложилось бы по-другому. Меня поразило, что, по иронии судьбы, рассудительный, воспитанный в римском духе король Девона попался в глупейшую ловушку и принялся защищать самую кельтскую из всех добродетелей – личную гордость.

Потом мы организовали собственный обряд, оплакав убиенного короля, и, поскольку Инид не хотела возвращаться в Эксетер, я подыскала ей место в Камелоте.

Артур и Бедивер собрали Совет, чтобы определить, кто заменит Герайнта, и Багдемагус из Дорсета предложил Гвинллива – хитрого старого военачальника, командовавшего одним из дорсетских укреплений. Выбор показался удачным, и Артур остался доволен, когда Гвинллив согласился взять на себя оборону Девона.

– Но только после того, как я буду уверен, что там не осталось ни одного захватчика, – горько объявил Артур. И вот в начале лета он отправился наводить порядок на южных берегах, оставив со мной в Камелоте Бедивера и Гавейна.

Потеря Герайнта набросила на двор тень печали, и никто так остро не переживал утраты, как Инид. Я беспомощно наблюдала, как она изо всех сил старалась увидеть смысл в бессмысленности его потери.

– Он был таким хорошим королем, – говорила женщина, словно продолжая спор с неведомыми силами. – Гораздо лучше Марка из Корнуолла или этого, из новых, Вортипора, который завладел троном Агриколы. Заботился о своем народе, любил жизнь и красоту и одинаково делился этой любовью и со знатными, и с крестьянами. И почему? Почему такой король должен идти на смерть, когда всякая мразь и тираны самодовольно восседают на бархатных подушках? Где же справедливость, миледи? Где она?

Я прислушивалась к ее ропоту, утешала, как могла, и пришла в восторг, когда она предложила занять место Винни и заняться моими фрейлинами. Девушки приезжали в Камелот, выходили замуж и исчезали, чтобы устраивать собственный очаг, с поразительной регулярностью, а я едва запоминала их имена, прежде чем они начинали новую жизнь. Теперь я могла поручить фрейлин Инид и больше о них не думать.

Лето продолжало наливаться, и Инид стала находить утешение в ежедневных разговорах с отцом Болдуином. Священник был мягок и добр и позволял ей выплескивать ярость на судьбу, унесшую ее мужа в расцвете лет. Он уверял, что любовь Христа не оставит его душу и после смерти. Поэтому я не удивилась, когда Инид попросила ее окрестить, но забеспокоилась, как бы вновь обретенная религия не высушила ей мозги и не притупила острый язычок, который не щадил ни людей, ни богов. Хотя об этом волноваться и не стоило: Инид, хоть язычница, хоть христианка, за словом в карман не полезет.

С юга сообщали, что захватчики растворились, как туман, из которого они возникли, но никто не мог сказать, куда они делись – то ли уплыли обратно по Северному морю, то ли их спрятали и приютили фермеры. Поэтому Артур решил планомерно исследовать все укрепления от Винчестера до побережья, настаивая на том, чтобы каждый землевладелец поклялся ему в верности, и убедиться, что мы делаем все, чтобы держать союзников под контролем. А в результате еще несколько месяцев его не будет дома.

Скучные вести, которые можно было предсказать заранее, если знать, какое недоверие испытывал к саксам Артур. Гораздо интереснее были новости, доходившие с севера, где снова видели Зеленого Человека.

– Подумать только, все убегают и бросают бедное создание одно, – заметила Инид. – А если это какой-нибудь свихнувшийся негодник, лишившийся ума из-за безумств нашего мира?

– Свихнувшийся, уж точно, – согласился Бедивер. – Но совсем не обязательно негодник. Не один человек вот так удалился в леса и живет там на ягодах, укрываясь звериными шкурами.

– Что есть, то есть, – рассудительно проговорил Гавейн, размеренно натачивая кинжал о кожаный ремень. – Кто знает, может, эти видения означают, что вновь появился Господин Полей?..

Я бросила на оркнейца быстрый взгляд. Всегда осторожный, когда дело касалось богов, он, прежде чем продолжать, сотворил знак от зла.

– А что, если взять отряд и решить эту загадку раз и навсегда?

– И оставить Камелот беззащитным? – Бедивер удивленно поднял бровь. – Пока Артур на юге, ты отвечаешь здесь за всех воинов.

Гавейн вспыхнул, устыдясь, что забыл о своем первейшем долге.

– Но кто-нибудь должен этим заняться, – пробормотал он.

Борс подкрутил свои изящные усы и с готовностью вступил в разговор.

– Я здесь ни чем не связан. Могу добраться до границы с Шотландией, посмотреть, в чем там дело, и быть дома еще до возвращения Артура. И если это существо – то, что о нем говорят, у меня окажется возможность доказать превосходство Христа над языческими духами.

Послышался одобрительный шепоток, а Лионель предложил сопровождать брата.

– Сколько лет мы не путешествовали вместе, – сказал он.

Мужчинам явно требовалось что-то еще, кроме праздного шатания при дворе, и, снабдив их сухарями, вяленым мясом и кожаной палаткой, мы с Бедивером помахали им вслед с того места, откуда мощеная дорога устремлялась вниз к подножию холма.

Было нечто по-детски трогательное в том, как они устремились в погоню за сверхъестественным, как мальчишки охотятся за жаворонком. Я посмотрела на однорукого воина и рассмеялась.

Это было, конечно, до того, как мы услышали о Зеленом Человеке из первых рук, и мне было невероятно интересно, с чем они приедут домой.