Хитрость мисс Кэролайн

Глава семнадцатая

Прощание было грустным. Кэролайн собирала вещи и не позволяла себе думать о предстоящих длинных и одиноких днях. Она надеялась, что будет занята и у нее не останется времени скучать по Рут, и особенно по Дикону. Они будут часто видеться. Кэролайн была слишком многим им обязана и не знала, как отплатить.

Дикон отказался отпустить ее, не поговорив с глазу на глаз. Утром перед отъездом, он сказал ей об этом, пока Рут разговаривала с поварихой.

Кэролайн вошла в библиотеку, Дикон вошел следом. Он закрыл дверь и прислонился к ней.

— Идите сюда, — произнес он.

Кэролайн испуганно посмотрела на него. После его возвращения из Кента они не прикасались друг к другу. Они не обменивались ни тайными улыбками, ни тайными взглядами. Дикон был мрачен и занят. Она его понимала. Измена Уолтера и его смерть заслонили все остальное.

— Идите сюда, — повторил Дикон. Увидев, что она не решается, он подошел к ней и обнял. — Господи! Как долго я ждал этого, — прошептал он, целуя ее и гладя по щеке. — Дорогая мисс Кэролайн! — он целовал ее ухо, — моя обожаемая миссис Мейкпис! — теперь он целовал другое ухо, — моя любимая леди Кэрроуэй, — он поцеловал кончик ее носа. — Не кажется ли вам, что настало время еще раз поменять фамилию? На леди Райкот, например? — Следующий поцелуй в губы, лучший из всех.

Кэролайн казалось, что ее сердце сейчас разорвется. О, если бы она только могла! В объятиях Дикона она готова была согласиться на все, что угодно. Но это невозможно. Она должна соблюдать траур как положено, в течение года. Дикон должен это понять. Но понимает ли он, что она никогда не сможет родить ему наследника, которого он непременно захочет, возможно, так же страстно, как этого хотел Уолтер? Пусть выберет себе девушку, которая сможет родить ему сына, и не одного сына. Теперь у нее достаточно денег, чтобы прожить всю оставшуюся жизнь комфортно. Она может путешествовать, возможно, восстановит отношения с семьей, найдет интересное занятие.

Но неизвестно почему будущее казалось безрадостным.

— О Дикон, вы же знаете, что я не могу.

— Почему? — спросил он, убирая с ее лба упавший локон.

— Я должна соблюдать траур в течение года. Мне не нравится то, что обо мне уже говорят. Будьте уверены, что уже говорит весь город, если за это взялись леди Робстарт и миссис Хинкл. Я не хочу давать им лишнего повода, не соблюдая еще и траур.

— А что говорят? — спросил Дикон, целуя ее пальцы.

— Вы прекрасно знаете! Что я сбежала от мужа, жила под вымышленным именем — а на самом деле это девичья фамилия моей бабушки, я вам говорила? Что у меня близкие отношения с мужчиной, который не является моим мужем, и что это длится уже давно и началось еще до смерти моего мужа. Разве этого не достаточно? А скоро, наверное, заговорят о том, что я занималась контрабандой оружия вместе с Уолтером.

— А кто этот мужчина, с которым, как говорят, вы близки? — Дикон провел пальцем по ее руке.

— Как будто вы не знаете! Вы, конечно! А ведь мы так порядочно себя вели все это время. Но всегда есть люди, готовые поверить в самое худшее.

— Не вижу в этом ничего плохого, — сказал он, улыбаясь так, что у нее защемило сердце. — Для меня это звучит упоительно. Ничего лучшего я придумать не могу. Я хочу, чтобы мы были близки. Очень близки. — Он снова обнял ее. — Кэролайн, вы нужны мне, я хочу, чтобы мы были близки на всю оставшуюся жизнь. Я люблю вас, и я хочу, чтобы вы стали моей женой. Забудьте, что «они» говорят. Выходите за меня, и мы покажем им, что такое быть близкими.

Почти сдавшись от поцелуев и предложения, Кэролайн расплакалась.

— О! Если бы только… — воскликнула она, вырываясь из его объятий.

Если бы. Опять. Она же дала себе слово не произносить эти «если бы». Она расправила плечи и вытерла слезы.

— Я не могу, Дикон. Вы знаете, что я не могу. Пожалуйста, давайте больше не говорить об этом. Мне пора. Вы хотите отвезти меня или мне взять экипаж? У меня, оказывается, много вещей, да еще и Досси.

— Тогда я сделаю две поездки, — решил Дикон. Он поцеловал ее. — Мы не в последний раз видимся, — предупредил он.

— Нет, я надеюсь! Я хочу, чтобы вы с Рут пришли ко мне, как только я устроюсь.

— Мадам, ваше желание для меня закон, — Дикон поклонился ей, приняв невозмутимый вид. Он широко распахнул для нее дверь и, пропуская вперед, подмигнул.

Кэролайн не пришлось скучать на Ганновер-сквер. Прислуга раскололась на два лагеря: на тех, кто не любил виконта Кэрроуэйя, хотя раньше никогда этого и не показывал, и на тех, кто хранил ему верность даже теперь. Кэролайн очень хорошо знала, кто к какому лагерю принадлежит. Но настроения некоторых слуг, от которых она была далека, были для нее полной загадкой. Конюхи и грумы, например. Она знала лишь, как их зовут, и все. Ей не хотелось увольнять хороших работников, которым к тому же нужно было как-то кормить себя.

В конце концов, она уволила Джейнса и двух лакеев из его свиты. Через агентство она нашла нового дворецкого по фамилии Краббинз и одного лакея. Ей как вдове второй лакей был ни к чему.

Она жила в постоянном страхе, что ее в любой момент заставят освободить этот дом, но ничего не сделала для того, чтобы подыскать себе другой. Она не могла позволить себе купить дом, пока не вступит в права наследования. Мистер Лэмбертон советовал ей запастись терпением. Он добился отсрочки по поводу дома на том основании, что Уолтер не был осужден. Кэролайн это казалось чистой формальностью, но она приняла объяснения мистера Лэмбертона вместе со счетом, который он ей представил. Он не получит деньги за свои услуги, пока завещание не вступит в силу.

Она каждый день выезжала на прогулки. Наступило лето. Теперь, когда прекратили топить камины, воздух был чистый. Но главная причина, по которой она каждый день выходила из дому, состояла в том, чтобы доказать себе самой, что она свободна и может уходить и возвращаться, когда пожелает. Нужно только распорядиться, чтобы запрягли экипаж, и она могла ехать куда угодно.

К своему удивлению, Кэролайн быстро привыкла. К июлю она уже утратила интерес к прогулкам. Ей страшно было уезжать из дома, она боялась, что когда вернется, окажется, что дом у нее уже отобрали.

Кэролайн занимала себя тем, что выбирала, что заберет себе, а что оставит Короне. Она понимала, что Корона имеет право на все, но сомневалась, что Корона не обойдется без ее одежды и нескольких личных вещей. А что делать с новым маленьким письменным столом, который она купила, чтобы заменить испорченный письменный стол Уолтера? Кэролайн обнаружила, что все деньги в сейфе оказались нетронутыми, и поместила их в банк. Там было достаточно, чтобы оплатить новый письменный стол и прожить, пока она не получит наследство. В старом письменном столе она больше не нашла ничего интересного. Письма, которые она обнаружила, были в основном о новых заказах на коньяк. Кэролайн их сожгла.

Однажды к ней приехал с визитом лорд Эйвбери. Его проводили в кабинет, теперь ее кабинет. Она была потрясена, что к ней пришел начальник Дикона. Когда Краббинз объявил, что к ней пришел лорд Эйвбери, она внутренне содрогнулась. Он думает, что она что-то знает о занятиях Уолтера? Сколько еще она будет связана с тем, что заварил Уолтер? Кэролайн хотела покончить с этим раз и навсегда.

— Проводите, — сказала она Краббинзу.

После обычного обмена любезностями лорд Эйвбери сразу перешел к делу.

— Это вопрос штрафа. Дело может разбираться в казначейском суде, если вы захотите оспорить штраф. Вам, конечно, сообщат, но я счел необходимым предупредить вас.

— Означает ли это, что я должна буду расплачиваться всю жизнь за то, что сделал Уолтер? — спросила она. — Мне сказали, что у меня собираются отобрать этот дом. И всю недвижимость.

— О да. Его собственность будет конфискована. Это законно, уверяю вас. Вы еще не вступили в права наследования, не так ли?

— Нет. На это нужно время. Вы не знаете, каким будет штраф?

— Корона требует пятьдесят тысяч фунтов. Если вы не согласны, вы можете опротестовать это решение в суде.

Мечты Кэролайн о долгой безбедной жизни вдруг оборвались.

— Пятьдесят тысяч фунтов! — воскликнула сна. — Но это же слишком! Как они могут так со мной поступить? Почему такая огромная сумма, ваша светлость?

Эйвбери с сочувствием посмотрел на нее.

— Потому что они знают, что она у него есть, — сказал он. — Вам повезло, что у вас не забирают все, чем он владел, и не оставляют вас ни с чем. Я смог вступиться за вас, приняв во внимание серебряную закладку, которую вы разыскали и передали Райкоту. Не говоря уже об этой бухгалтерской книге. Наш эксперт-шифровальщик до сих пор над ней работает. Мы надеемся, что с ее помощью выйдем на тех, у кого Кэрроуэй покупал оружие. В это трудно поверить, но я смог убедить свое начальство, что вы ничего не знали о деятельности вашего мужа, что вы на самом деле оказали Короне услугу и что вас нельзя оставлять без средств к существованию. Вы собираетесь оспаривать штраф? Я вам не советую этого делать, потому что вы скорее всего проиграете, да и дело может застрять в суде казначейства на несколько лет, затем отправится в другой суд и, в конце концов, в Палату лордов. — Подумайте, миледи. Откуда у него деньги? Я никогда не слышал, чтобы Кэрроуэй был особенно богат. Возможно, этот дом он получил в наследство, но мало что еще. Вы знали что-нибудь о его состоянии, когда выходили за него замуж?

— Нет, — прошептала она. — Нет, ничего.

— Разве ваш отец не наводил о нем справки? Вам не приходило в голову попросить об этом своего отца? Из того, что я знаю о вас от нашего общего друга Райкота, я так понял, что вы на все обращаете внимание, что вы не легкомысленная дамочка. На самом деле, я должен вас поздравить. Почему мне это не пришло в голову раньше? Как вам удалось отыскать эту закладку? Ведь это же полное разоблачение Кэрроуэйя. Это такая удача, поверьте мне! С виконтом было бы покончено, даже если бы Райкот не смог арестовать его на месте преступления.

— Благодарю вас милорд. Благодарю за все, что вы для меня сделали. Вы так добры! Что касается Уолтера, сэр, то мне было шестнадцать лет, и я не очень задумывалась о таких вещах. Мой отец хотел этого брака. Уолтер был красив и очень внимателен…

— Конечно. Он вас очаровал, не так ли? — Лорд Эйвбери улыбнулся. — Мы все ошибаемся, миледи. Я надеюсь, вы не сделаете еще одной ошибки и не разобьете сердце бедному Райкоту.

Кэролайн покраснела.

— Я в трауре, — напомнила она.

— По этому предателю? О мадам, я знаю, вы хотите, чтобы все было пристойно, но кому нужно, чтобы вы скорбели по нему?

Эйвбери, очевидно, решил, что и так сказал слишком много.

— Прошу прощения, — пробормотал он. — Рад, что вы в добром здравии, мадам. Обращайтесь ко мне, если вам понадобится помощь.

Он вскоре ушел.

Кэролайн надолго задумалась после его ухода. Он заверил ее, что у нее останется достаточно денег, чтобы безбедно прожить до конца дней своих. Сумма, которую она и не надеялась получить, пока не побывала у Лэмбертона. Она прекрасно проживет на сто пятьдесят тысяч фунтов. Она сообщит поверенному, чтобы он уплатил штраф.

Ей хотелось обсудить свои проблемы с кем-нибудь. Но рядом никого, кроме слуг, не было. Как она могла прожить в этом доме столько лет и не иметь возможности с кем-нибудь поделиться своими мыслями? Не очень хорошо. Потом у нее была эта удивительная жизнь, всего несколько месяцев, с леди Райкот, Рут и Диконом, когда она могла обсудить все, что приходило в голову. И они слушали ее, а она слушала их. Единственными ее знакомыми в Лондоне были люди, с которыми она познакомилась благодаря Рут и Дикону. Она слишком зависит от этих двоих. Ей пора заводить свои собственные знакомства и связи. Ведь она абсолютно одинока.

Кэролайн попыталась представить себе, как обсуждает штраф в пятьдесят тысяч фунтов с кем-нибудь из новых знакомых. С леди Робстарт? Невероятно. Ее мысли, как всегда неотвратимо, вернулись к Дикону.

Она отправила к нему лакея с запиской, надеясь, что он не увидит в ней того, чего там не было.

Когда на следующий день после обеда он пришел, она поздоровалась с ним довольно официально и проводила в кабинет.

— Что я могу сделать для вас, миледи?

Как объяснить ему, что ей нужна дружеская беседа, как те многочисленные беседы, что они вели раньше? Как объяснить ему, что она соскучилась по нему, по его улыбке, его прикосновению, по взаимопониманию, когда они, казалось, без слов прекрасно понимали друг друга?

— Как продвигается ваша работа в Военном министерстве? — спросила она. — Вы все также готовите отчеты с фронта для лорда Эйвбери?

— Меня освободили от этой работы, — сказал он, смеясь. — Мой преемник, которого назначили на мое место, пока я был в Кенте, так старается произвести хорошее впечатление на лорда, проявляет такое усердие, которого у меня никогда не было. Эйвбери, похоже, верит, что у меня талант, который лучше использовать на другой работе. Он хочет, чтобы я работал с информаторами и разоблачал других предателей. Мне предстоит еще не одно путешествие. Но ведь вы не для этого пригласили меня сюда, — продолжал он. — В чем дело, Кэролайн? Вы же знаете, что можете мне все рассказать.

— Вчера ко мне приходил лорд Эйвбери.

— Правда? Зачем?

— Мы говорили с ним о наследстве и о штрафе, который наложили на Уолтера. — Она рассказала о том, что говорил ей лорд Эйвбери. — Представляете, Дикон! Он вступился за меня, поэтому у меня не отберут все деньги! У меня есть те деньги из сейфа Уолтера, но я и представить себе не могла, что у меня могут забрать все. Они хотят получить пятьдесят тысяч фунтов. Вы работаете на хорошего человека, Дикон.

Дикон усмехнулся.

— Он сейчас на подъеме, — сказал он. — Вы собираетесь остаться в Лондоне?

— Что? Конечно. Куда же мне деться? Я думала вернуться в Бедфордшир, но как-то…

— Дарем, — предложил он и, затаив дыхание, ждал ответа.

— Дарем? Да с какой стати? О Дикон, вы невыносимы. Я знаю, чего вы добиваетесь! Я же просила вас больше не говорить об этом. Пожалуйста!

— Вы счастливы, Кэролайн? — спросил он серьезно.

— Да, я счастлива. Хотите чаю? Я позвоню. — Она быстро подошла к звонку, не взглянув на него.

Дикон смотрел на любимую женщину. На ней было ужасное бесформенное черное платье, копия тех, которые он уже видел. Но оно ее не портило. В волосах черная лента. За те месяцы, что он ее знает, она расцвела, но теперь блеск в глазах исчез, здоровый румянец пропал. Он была не счастливее его.

— Кэролайн, вы живете во лжи, носите траур по этому чудовищу. — Он подошел к ней и заставил ее посмотреть ему в глаза. — Вы в трауре, но не по виконту Кэрроуэйю. Посмотрите на себя! Живете одна в этом доме, беспокоитесь о деньгах, о том, где жить, о том, что нужно платить штраф. И я уверен, вы никого не видите. Почему бы вам не перестать притворяться и не выйти за меня замуж? Ради Бога! Вы так ни разу и не смогли разумно объяснить мне ваше нежелание выйти за меня замуж. Вы не забыли, что теперь свободны? Вы ведь любите меня, не так ли? Или я просто тешу себя иллюзиями?

Он не станет обнимать ее и целовать, пока она не согласится на его предложения. Он не станет. Ему пришлось собрать все свое мужество, чтобы сдержать себя.

Появилась горничная, и ей велели принести чай. Дикон не двигался с места, не отпуская Кэролайн, пока горничная не вышла.

— Я люблю вас! Вы знаете! — сказала Кэролайн, глядя на него. В глазах у нее были слезы. — Поэтому я и не могу так с вами поступить.

— Как поступить?

— Дикон, я не могу родить здорового сына. Господи, я очень старалась. Я не могу снова через все это пройти! Вы не представляете себе, какой это ужасный удар — терять ребенка, одного за другим… Вы — граф Райкот, потомок уж не знаю скольких графов Райкотов, и вы заслуживаете того, чтобы у вас был сын, которому вы могли бы передать свое имя и титул. Я не могу родить вам сына. Вам нужна жена, которая сможет.

Дикон рассвирепел.

— Вы из-за этого мне отказываете? — закричал он. — Позвольте вам напомнить, миледи, что у моей сестры трое сыновей, и любой из них может стать графом Райкотом. Более того, у меня есть брат, и хотя он еще не женат, но женится, если вернется живым с войны. Так что наследников достаточно!

— Но это не ваши сыновья, — тихо проговорила она.

— Мадам, я не Уолтер Кэрроуэй. И наследник — не главная цель моей жизни. В данный момент главная цель состоит в том, чтобы убедить вас стать моей женой. Если у нас не будет сыновей, значит, так тому и быть.

На этом разговор был прерван появлением горничной с подносом. Кэролайн молча разлила чай. Дикону хотелось знать, о чем она думает.

Никогда еще у нее не было такого искушения. Ей казалось, что ему гораздо больше хочется иметь сына, чем он говорит об этом. А какому мужчине не хочется? О чем она не могла себя заставить говорить, так это о страхе перед исполнением супружеских обязанностей. Он, конечно, захочет использовать это свое право, и она неизбежно забеременеет. И потом потеряет ребенка, или он родится больным и потом умрет. Она больше этого не переживет. Даже ради Дикона она не может себя заставить на это пойти. Это будет так же ужасно для него, как и для нее.

— Нет, — сказала она. — Я не могу с вами так поступить. Мне очень жаль, Дикон. Вам надо найти кого-то другого.

— Разве я не имею права сам решать? — закричал он. — Если я не боюсь, что у меня не будет сына, почему вы изображаете из себя жертву? — Он нервно провел рукой по своим волосам. — Господи, мадам, с меня довольно. Всего доброго. — Он поставил на стол чашку с чаем, к которому так и не притронулся, и вышел из комнаты.

Кэролайн огляделась. Вот новый письменный стол, тяжелый маленький столик, за которым она пила чай, тяжелые голубые портьеры, стул с темно-красной обивкой, книжные полки, красивый аксминстерский ковер на полу. Все вещи. Вещи, а не люди. И эти вещи ей тоже не принадлежат.

И теперь ей даже не с кем будет поговорить. Она оттолкнула Дикона и сомневалась, что Рут захочет с ней общаться.

Кэролайн была слишком расстроена, чтобы плакать. Она вздохнула и выпила свой чай.

Кэролайн почти никого не видела в июле. Лондонский сезон подходил к концу: все уезжали за город. Ее никто не приглашал: она была вдовой изменника, поэтому на нее не следовало обращать внимание. Старые друзья могли бы заходить к ней, но у нее не было старых друзей. Она вспоминала приемы Рут и подумывала о том, чтобы самой устроить подобное, но знала, что ей станет еще хуже, если никто не придет.

Однажды вечером за ужином Кэролайн опомнилась. Вот она сидит, совершенно одна за длинным столом из полированного красного дерева, рядом стоит лакей в ливрее. Дюжина свечей горит в серебряном канделябре. Перед ней стоят хрустальные бокалы, рядом с тарелкой — серебряные приборы. За всем этим великолепием простирается бесконечная поверхность из красного дерева, а по бокам — пустые стулья.

Кэролайн посмотрела на декорации, на себя в обычном траурном наряде, и рассмеялась. Она смеялась, пока на глазах не выступили слезы. Она вытерла глаза салфеткой.

Обеспокоенный лакей спросил:

— Миледи? С вами все в порядке?

— Я не уверена, — ответила Кэролайн. — Что там еще должно быть? Я забыла.

— Вы только начали! — ответил он, ужаснувшись. — Вам не нравится суп? Что пожелаете, мэм?

— Велите заложить экипаж. Скажите Хэскеллу, что мне нужно уехать. Можете убирать со стола, Оливер. Я больше не хочу ужинать.

— Хорошо, мэм, — ответил испуганный Оливер, — сию минуту, мэм.

Кэролайн быстро прошла в свою комнату. Она велела Досси приготовить желто-зеленое платье, сшитое в Дареме.

«Ничего черного больше», — думала она, стиснув зубы.

— Это уродство — в корзину. Все остальные туда же, Досси. Траур закончился.

— Да, мэм, — улыбаясь, ответила Досси.

Через двадцать минут она ехала на Голден-сквер.

— Кэролайн! — воскликнула леди Стилтон. — Неужели это вы? Мы уже не надеялись вас увидеть. Заходите. Хокинс, — обратилась она к лакею, который впустил Кэролайн, — позовите графа.

Хокинс удалился, и Кэролайн нерешительно сказала:

— Я проезжала мимо… Я знаю, что уже поздно… Вы поужинали? Мне бы не хотелось вам мешать…

— Глупости, дитя мое, — улыбнулась Рут. — Двое моих сыновей сегодня с нами ужинают, но мы уже закончили, они сейчас просто разговаривают и пьют. Уилл надоедает Альфреду рассказами о своих победах в «Олмеке». Пойдемте в гостиную.

Кэролайн шла следом за Рут по знакомому холлу, знакомой лестнице, в знакомую гостиную. Этот уютный дом был для нее больше домом, чем тот, в котором она прожила пять лет и жила сейчас.

Рут сразу же заметила платье Кэролайн. Подняв брови, она спросила:

— С черным покончено?

— Да, — ответила Кэролайн, — все.

— Молодец. Как ваши дела?

— Очень хорошо, Рут. А у вас?

Рут рассмеялась.

— Со стороны может показаться, что мы только что познакомились. Мы скучаем без вас, Кэролайн. Мы ничего ни от вас, ни о вас не слышали. Даже леди Робстарт и миссис Хинкл обратили внимание на то, что вас нет. А уж если они не знают, что вы делаете, значит, никто не знает.

— Они могли бы и зайти ко мне, — сказала Кэролайн. — Мне кажется, я бы их приняла.

— Леди Робстарт обиделась, что вы не пришли смотреть ее портрет. Помните, несколько месяцев назад, сразу после того, как лорд Кэрроуэй… а… хм. Портрет занимает почти всю стену в ее желтой гостиной. Клянусь, высота — шестнадцать футов. Она изображена с черно-белым щенком на руках. Щенок очень похож, хотя сейчас это уже взрослый пес. Про леди Робстарт такого сказать не могу. Кэролайн рассмеялась.

— Где Дикон?

— Дикон в последнее время часто уезжает, — ответила Рут. — Занимается какими-то подозрительными людьми в Эссексе, по-моему. Он вернулся домой пару дней назад. Я рада, что вы приехали, пока он здесь. Да куда же он пропал? Он не стал сидеть с моими мальчиками, сказал, что ему нужно просмотреть какие-то бумаги.

— Ты хотела меня видеть? — спросил Дикон, внезапно появляясь в дверях. С непроницаемым лицом он посмотрел на Рут, прошел в гостиную, выбрал себе кресло, убрал с него подушку и сел. — О, мисс Кэролайн? — он обращался к ней, как к чужой.

Рут переводила взгляд с одного на другого. Двое упрямцев, которые не могут договорить. Теперь, когда Кэролайн была вдовой, у Рут не было никакого желания знакомить Дикона с юными барышнями. Эти двое были созданы друг для друга, и Рут лишь хотела помочь им понять друг друга. И вдруг, совершенно неожиданно, Дикон отказался даже упоминать имя Кэролайн. Он сказал Рут, не выбирая выражений, что Кэролайн решила прекратить с ними отношения. Он никогда больше не собирался разговаривать с Кэролайн и советовал Рут последовать его примеру. Рут думала, что это досадное недоразумение, и скоро пройдет. Но шли дни, недели, а Дикон отказывался это обсуждать.

Сейчас, глядя на них, она понимала, что ее присутствие здесь неуместно, и единственное, что она может сделать для этих двоих глупцов, так это исчезнуть.

— Мне нужно кое-что сказать Уиллу и Альфреду. Прошу простить меня. — Рут поспешно вышла из комнаты.

— Что вас сюда привело? — спросил Дикон.

Кэролайн не ответила на его приветствие, если это можно было назвать приветствием.

— Я думала… — начала она.

Сейчас, когда она была здесь, смелость ее исчезла. Кэролайн посмотрела на свои руки, лежащие на коленях, и поправила юбку. Ей понадобилось столько времени и сил, чтобы отказаться от траура, а Дикон даже не обратил на это внимания.

— Да?

— Боюсь, я была слишком эгоистична, Дикон. Если… если вы все еще этого хотите, я согласна стать вашей женой. — Она неуверенно посмотрела на него. Может, у него теперь другая женщина? Ведь они уже давно не виделись.

Дикон, казалось, совсем не обрадовался, как она надеялась. Сердце у нее упало.

— Интересное решение, мадам, — произнес он. — Могу я узнать, почему вы пришли к такому выводу? Что-то изменилось?

— Нет, — сказала она. — Я изменилась.

Теперь он более внимательно смотрел на нее. Она казалась ему прежней, такой же дорогой, доброй, чуткой женщиной, в которую он был влюблен, такое же красивое лицо, высокое, стройное тело. Он вдруг понял, что на ней нет ее ужасного черного платья.

— Вы больше не носите траур! — удивился он.

— Нет. Я больше не хочу жить во лжи.

— Поздравляю. Для этого нужно определенное мужество, но я знаю, что оно у вас есть. Пусть эти гарпии говорят все, что им вздумается.

— Хотите знать, что еще изменилось? — спросила Кэролайн. Естественно, она пришла сюда не затем, чтобы показать, что больше не носит траур.

— Еще что-то? Я должен угадать?

Она горько рассмеялась.

— Нет. Как я уже сказала, я думала все это время, Дикон.

Мне очень трудно это сказать. Я полагаю, что если мы поженимся, если вы все еще этого хотите, вы захотите, чтобы я исполняла свои супружеские обязанности.

Дикону стало любопытно. Он внимательно смотрел на нее.

— Конечно. Я люблю вас, Кэролайн. Вы пытаетесь мне сказать, что выйдете за меня замуж, если я дам слово не трогать вас? Господи, что же это тогда за брак?

Теперь она подошла к самому трудному. Она надеялась, что никогда в жизни не будет ни с кем обсуждать эту тему. Она заставила себя: сейчас или никогда.

— Дикон, я не хочу так с вами поступать. Но я тем не менее поняла, что если мне придется исполнять свои супружеские обязанности, и я буду — о, ради вас буду! — я неизбежно забеременею. Я знаю. Так всегда случается. И мы оба будем надеяться, и молиться, и принимать все меры предосторожности, и все равно я не смогу родить ребенка, или он родится мертвым, или больным и слабым, и мы его все равно потеряем. Дикон, я не могла представить, что снова смогу все это пережить, и для вас это будет трагедией. Вот почему я не принимала ваши предложения. Но сегодня вечером, когда я ужинала одна в этом чудовищно огромном доме, я вдруг поняла. Должна ли я страдать, и вы тоже, возможно, всю оставшуюся жизнь, долгие годы, из-за того, что боюсь, что не смогу родить вам наследника? Я была бы самой счастливой и гордой матерью на свете, если бы смогла родить вам сына. Этого не случится, я знаю, но я хочу рискнуть.

Она не успела закончить, как сильные руки Дикона подняли ее с кресла, и она оказалась в его объятиях.

— Моя ненаглядная! — воскликнул он, страстно ее целуя. — Почему вы раньше мне об этом не сказали? Я хотел вас, с наследником, без наследника. Я и сейчас вас хочу. Что будет, то будет. Мы не должны отказываться от этой возможности. Но Кэролайн! Почему вы думаете, что это ваша вина, что вы не могли родить нормального ребенка? А разве не мог ваше чудовище Уолтер быть этому причиной? Разве вы никогда не задумывались над этим?

В ее глазах стояли слезы, но ее улыбка не была печальной.

— Конечно, думала, но Уолтер убеждал меня, что такое предположение бессмысленно. Он был здоровым, нормальным мужчиной, Дикон. Действительно, так и было. Он постоянно говорил мне об этом и напоминал мне о моих недостатках. Меня постоянно тошнило, у меня были мигрени, я худела; я была измученной, ни на что не годной, когда вы меня в первый раз увидели, разве не так? Он жаловался, что его обманули. Он думал, что я смогу рожать ему детей, ведь он взял меня из здоровой семьи! Вы тоже здоровый, нормальный мужчина. Если я не смогу родить здорового ребенка, можно не сомневаться, что это моя вина.

Кэролайн спрятала лицо у Дикона на груди. Она была ужасно неуверенна в том, что права, решившись на такой шаг.

Но она вдруг вспомнила, что дала себе слово не думать о «если бы». Если она откажется стать женой Дикона и рожать ему детей, то на всю жизнь останется одна со своими «если бы».

— Мы примем все, что судьба уготовила нам, — прошептал Дикон, снова обнимая ее. — О Кэролайн! Моя дорогая Кэролайн! — он осыпал ее поцелуями. Наконец, он выпустил ее из своих объятий. — Мы должны сразу же рассказать Рут. Она уже из-за всего этого измучилась.

Он велел позвать сестру. Та сразу же обо всем догадалась, как только увидела их счастливые лица.

— Вы будете моей невесткой! — закричала она. — Добро пожаловать в нашу семью!

Поскольку Дикону через несколько дней снова нужно было уехать по делам Военного министерства, он получил специальное разрешение, и они с Кэролайн поженились в присутствии только Рут и лорда Эйвбери. Дикон переехал в дом на Ганновер-сквер. Ему нравился этот дом, но он там чувствовал себя не в своей тарелке. Пока он гонялся за человеком, который подозревался в том, что переправлял во Францию большие суммы денег, дом был конфискован. Кэролайн переехала на Голден-сквер. Ей удалось спасти лишь свою одежду и новый письменный стол. Вскоре она наконец получила наследство в сто пятьдесят тысяч фунтов минус довольно крупную сумму, которую потребовал за свои услуги Лэмбертон.

Фенланд с Данторпом были сосланы в Австралию.

Новая должность Дикона была сокращена вскоре после девятнадцатого октября, когда Наполеон был разбит под Лейпцигом, в сражении, ставшем известным как Битва наций. Хотя Бонапарт отрекся от престола лишь одиннадцатого апреля 1814 года, все верили, что худшее позади. Дикону разрешили уйти в отставку, и он торжественно отвез свою молодую жену в Дарем. Вдовствующая графиня Райкот встретила их с распростертыми объятиями и устроила в их честь бал, пригласив в качестве почетных гостей сэра Гарри Уэдсуорта и его молодую жену. Кэролайн и Медди, леди Уэдсуорт, вскоре стали неразлучными подругами.

Кэролайн даже мечтать не могла о том, что супружеские обязанности, которых она так боялась, могут быть такими приятными. Ее любимый Дикон был таким нежным и внимательным, что ее супружеская жизнь была совершенно не похожа на те мрачные отношения, которые были у нее с Уолтером.

Она была переполнена счастьем. Однажды ночью, когда они ложились спать после длинного и суматошного дня, она думала о том, что это новый брак так ее преобразил. Кэролайн была энергична, радовалась началу каждого дня и ни минуты не сидела без дела, чем заставляла старую графиню с удивлением качать головой.

— Мне кажется, я никогда так хорошо себя не чувствовала, — говорила она Дикону, снимавшему рубашку. Она лежала в постели, с восхищением глядя на мужчину, за которого вышла замуж. — Это все твоя заслуга. Я здорова, потому что счастлива. Иди ко мне. — Она протянула к нему руки.

— Хочешь поцелуй? — сказал он, послушно склоняясь над ней. — Я всегда к вашим услугам.

— Да, но знаешь, я хочу есть. У меня перед глазами тот виноград, что был на столе за ужином. Он меня так и манит. Дикон, я должна съесть виноград. Будь умницей, принеси. Я обещаю, никаких косточек в постели.

Удивляясь такой неожиданной страсти к винограду, Дикон выполнил ее просьбу. Появилось блюдо с виноградом, на котором вскоре не осталось ничего, кроме косточек. До него вдруг дошло.

— Дорогая, ты не беременна? — спросил он. — Почему ты мне не сказала? Мы должны быть очень осторожны, ты же знаешь. — Он озабоченно посмотрел на нее.

— Беременна? Почему ты так думаешь? Потому что я захотела винограду? — она рассмеялась.

— Разве с тобой раньше такого не бывало, чтобы хотелось съесть чего-нибудь? Я помню, Рут рассказывала, когда она носила Альфреда, и Чарльза, по-моему. Она не могла жить без горячих крестовых булочек. Их было очень трудно найти после Великого поста. Интересно, хватит ли нам винограда.

— Правда? Никогда о таком не слышала! Но я не могу быть беременной. Я слишком хорошо себя чувствую! — Она задумалась, делая в уме подсчеты. Может быть, и правда?

Это оказалось правдой. После спокойной беременности в июне 1814 года она без особых осложнений родила здорового мальчика, которого назвали Ричардом в честь отца Дикона. Если его родители, наблюдая за ним, бесконечно волновались, это было понятно, но его разумная бабушка, вдовствующая графиня, очень быстро положила этому решительный конец.

После битвы при Ватерлоо двадцать второго июня 1815 года в Райфилд вернулся Бенджамин Ричардсон с огромным шрамом через все плечо, но целым и здоровым.

Появление дочери Кэролайн и Дикона — Рут в 1816 году — добавило еще больше радости к тому счастливому настроению, в котором пребывала семья после возвращения Бенджамина. Теперь самой главной заботой Кэролайн была ревность, которую ее маленький сын испытывал к появлению другого ребенка в семье.

Затем родились Гарри и Питер, и последний — Джон — все здоровые дети. Кэролайн с гордостью смотрела на свою растущую семью.

— Ты хочешь, чтобы у нас была семейная команда для крикета? — спросила она однажды мужа, укладывая спать Джона.

Няня часто жаловалась, что леди Райкот слишком много времени проводит в детской. Кэролайн и Дикон были родителями, может быть чересчур заботливыми, но они никогда не уставали от своих растущих обязанностей. Мама всегда сама укладывала Джона спать.

Дикон рассмеялся.

— Слишком большая разница в возрасте. Представляешь себе Джона с битой в руках? Ему еще расти и расти. Ричард уже сейчас хочет быть капитаном. А как насчет Рутти?

— Может быть, нам нужна еще и женская команда, — ответила Кэролайн.