Хочу просто выжить! (СИ)

Пролог

На улице брызгал дождь, летний, теплый, какой всегда бывает в последние августовские деньки. Именно брызгал, так как время от времени переставал идти, и тогда выглядывало солнце. И тучи были белыми, но большими и замысловатыми по конфигурациям: то виделся домик, то медведь, а то и тарелка НЛО. Ветерок подгонял их и менял очертания, как веселый скульптор мнет сильными пальцами мягкую глину. Деревья едва начали набирать золото на своих кронах, птицы пели свои летние песни, а люди шли по своим делам, не замечая прелести этого уходящего летнего дня. Они спешили. Спешили жить. Бежали даже. Возможно от забот или к ним, кто знает, но чувствовалось в них безразличие к окружающему и к самой природе и к людям, которые также бежали или прохаживались рядом. Им было всё равно, им нужно было решать свои проблемы.

Куда уж тут до проблем других…

А некоторые «другие», сидели за пивным ларьком, что на перекрестке улиц на окраине города и потягивали из полторашки пиво. Это были местные бомжи; трое мужчин и женщина лет сорока или пятидесяти, кто их разберет. Отекшее лицо и синяк под глазом, говорило, что она уже давно употребляет спиртное и даже может нарваться на неприятности. Схватив грязными руками, с обломанными ногтями за горлышко бутылки, она опрокинула шею и, подхватив под дно, жадно пила большими глотками. На нее пристально смотрели остальные и через мгновение, выхватили посуду из рук.

— Будя, — выговорил сурово один и тут же передал бутыль другому.

Женщина сглотнула и ударила мужчину по плечу.

— Чё рвешь! — вскрикнула она, — Видишь же, что мало мне. Дай ещё глотнуть, падла!

— Я те дам, чувырла! — оттолкнул её мужик и двинул в лицо кулаком, — Будешь гавкать, получишь ещё!

Она взвыла и шарахнулась в сторону. Вскочив на ноги, плюнула на него.

— Да подавись ты, шакал! — вскричала она и тут же метнулась за ларек.

— Сука! — закричал ей в след мужик, утираясь, — Попадись мне ещё! Изуродую, падла!

Бомжиха резко закуталась в свою теплую, не по сезону, куртку и пошла, сердито сплевывая и матерясь. Ей было плохо и она, пройдя немного в сторону высотки, что торчала одиноко в конце улицы, возвышаясь над старыми пятиэтажками, завернула за угол и спустилась по ступенькам вниз. Там был подвал, и там было ее логово. Сняв с петель замок, она оглянулась и толкнула железные двери. Со скрипом створка отошла, и женщина втиснулась в них и тут же прикрыла за собой. Оставшись в темноте, она решительным шагом пошла вперед, как будто зная куда идет. И она знала здесь каждую щербинку, каждый камешек на пути. Её ничто не могло остановить или задержать вот уже пять лет, как она перестала, чему бы то ни было удивляться или же поражаться. Теперь ее жизнь делилась на дО и пОсле: до печального поражения в жизни и после него.

Спустившись еще на три ступеньки вниз, она также наощупь, завернула за угол и, при свете узкого окошка под потолком, прошла в свой обжитой угол, где на топчан были навалены продавленные грязные матрасы с подушками и засаленное тонкое одеяло. Рядом стоял колченогий журнальный столик с облупившимся лаком и такой же табурет. У стенки возвышался вычурный буфет с выбитыми стеклами и с полками, заставленными разной посудой: бокалами, тарелками, чашками. У топчана даже лежал потертый коврик. Всё было чистым и ухоженным, не смотря ни на что. Чувствовалось, что хозяйка этого жилища старалась соблюсти хоть какое-то маломальское напоминание квартиры или прошлого жилища.

Кто знает!

Бомжиха подошла к ведру и наклонившись, проверила наличие воды. Тяжело вздохнув, взяла его за дужку и пошла назад, по тому же проходу. Вышла из двери и, зайдя за другой угол дома, наклонилась под лоджию первого этажа и, найдя головку крана, повернула винт, подставив ведро под тугую струю воды. С шумом наполнив до краев, она закрутила кран.

Сверху свесилась голова.

— Петровна, ты это? — спросила старая женщина, опершись о край и заглянув вниз.

— Ага, — вскинула голову бомжиха, — Воды вот набрать.

— Ух ты! — ахнула старушка, показывая на лицо, — Кто это тебя так разукрасил?

— Ааа, — махнула та рукой, — есть такие сволочи.

— Смотри, так и убить могут, — покачала соседка головой.

— Да и пусть, — поставила бомжиха ведро между ног, — Устала уже, — вздохнула она и поправила платок-бандану на голове, — Ни к чему моя жизнь. Да вот Господь не приберет никак.

— Не гневи Бога, Петровна, грех это, — вскинулась старуха и перекрестилась, — всё в руках божьих и твоя судьба тоже. Я вот собрала тебе кое-что. Вчера пекла на помин души мужа свово. Помяни.

И она протянула ей пакет с едой. Та подхватила его.

— Ну, спаси Бог, Матрена Филиповна, — сказала она, заглядывая в мешок, — Дай Господь тебе здоровья и долгих лет жизни.

— Уж куда еще жить-то, — вздохнула старуха и вновь перекрестилась, — пора и честь знать. Годы. А тебе бы подумать о себе. Ведь не старая же ещё.

Бомжиха ничего ей не ответила, так как ее рот уже был занят пирожком, и она блаженно улыбалась. Запихнув остатки в рот, подняла ведро и пошла к себе быстрым шагом. Ведро слегка плескало на ее потертые джинсы и растоптанные кроссовки. Из-под пояса вылезла грязная майка и голое тощее тело. Спустившись, она тщательно прикрыла дверь и вскоре поставила ведро с водой на лавку около буфета. Зачерпнув кружкой воду, она выпила до дна и резко выдохнула, почти со стоном. Заглянув вновь в пакет, вынула еще пирожок, и с удовольствием надкусив его, повалилась на топчан. Там дожевала молча и закрыла глаза. Она думала о том, как несовершенен мир и она в нём, как странно складывается жизнь и как страшно жить здесь и сейчас без возможности исправить прошлое и без планов на будущее, потому что ни того ни другого у неё не осталось.

— Мне бы туда, где нет никого, и где я смогла бы начать всё сначала, — тяжело вздохнула она и прикрыла вдруг намокшие от слез глаза.

Тело странно уплывало и казалось невесомым. Она даже улыбнулась:

— Хорошо-то как!

— Тебе нравится? — услышала она ласковый Голос.

— Ага, — прошептала она, — еще как.

— И ты хочешь туда, где никого нет и начать сначала? — спросил Голос.

— Хочу, — почти кивнула она.

Голос умолк. Потом спросил:

— Могу отправить в самое начало жизни. А что возьмешь с собой для выживания?

— А что можно? — улыбнулась она.

— Только три вещи, — помолчав, сказал всё тот же Голос.

— Ну, тогда, — она замолчала и тут же быстро вымолвила, — Одеяло, котелок, и швейный набор.

— Ладно, — хмыкнул Голос, — Пусть так и будет.

Довольная своим выбором, она вытянулась на своей постели и захрипела. Это был предсмертный хрип.

Через три часа её тело остыло и затвердело.