Хочу только тебя!

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Мишель отпила из хрустального бокала глоток великолепного «шардоне» и рассеянно окинула взглядом комнату.

Мужчины все как один были в черных костюмах, белых рубашках и при бабочках, женщины щеголяли в вечерних платьях явно не из магазина готовой одежды.

Антония и Эмерсон Бейтсон-Берроуз, прекрасный дом которых славился по всему Золотому берегу Квинсленда [1] изысканными приемами, собиравшими самое блестящее общество, давали обед для узкого круга гостей.

— Тебе налить еще, дорогая?

Подошедший сзади Джереми по-свойски положил руку ей на талию.

Моё, словно говорил его жест. Сияющие глаза его родителей, а также ее собственных стали еще одним свидетельством их в высшей степени благосклонного отношения к намерениям Джереми.

Неужели они думают, что она не заметила их ухищрений? За последние четыре недели, в какой бы компании она пи оказалась, почти всякий раз ей встречался Джереми. Вряд ли это случайное стечение обстоятельств.

Замужество не входило в ближайшие планы Мишель, как, впрочем, и короткая любовная связь. Благодаря ежегодной ренте, полученной от бабушки, жилось ей хорошо. В свои двадцать пять лет она имела собственную квартиру, на паях с другом владела художественной галереей и не собиралась менять образ жизни.

Рука Джереми шевельнулась, и Мишель обернулась к нему с мягкой улыбкой:

— Нет, спасибо, я подожду обеда.

А когда он начнется, кстати? Неужели кто-то еще не пришел?

Мишель с любопытством заметила, как мать Джереми взглянула исподтишка па свои наручные часы.

Кто осмелился опаздывать к обеду у Бейтсон-Берроузов?

— Мама немного беспокоится, — сказал негромко Джереми. — Никос предупредил, что может опоздать.

— Никос?

Джереми посмотрел на нее с удивлением.

— Ну, Алессандрос. Грек по происхождению, своего рода нувориш, но из честных. Электроника и всякое такое. У него офисы в Афинах, Риме, Париже, Лондоне, Ванкувере и Сиднее.

— Если его австралийский офис в Сиднее, то что он делает на Золотом берегу?

— У него пентхаус в Мейн-Бич. Великий стратег. Я слышал, он заключает какую-то потрясающую сделку. — Губы Джереми дернулись в саркастической усмешке. — Вместо того чтобы лететь прямо в Сидней, решил вести переговоры с Золотого берега.

— Впечатляет, — сказала Мишель, мысленно представив себе низенького лысеющего грека с брюшком и с молоденькой шикарной женой.

— Даже очень. Отец спит и видит, как бы войти с ним в деловые отношения.

— А его круг общения?

— Ну, на соответствующем уровне. Соответствующий должно было означать не слишком хороший, так что приглашение на обед к Бейтсон-Берроузам было явно лишь частью какого-то плана.

Все эти хитросплетения политики и деловых интересов, когда уже и вечеринка становилась не просто вечеринкой, а частью сложной стратегии, вызывали порой раздражение у прямодушной Мишель.

— Обед, потом болтовня за кофе — это часа два, а потом мы удерем и отправимся в ночной клуб, — сказал Джереми, и Мишель кольнуло, каким тоном это было произнесено — словно он был заранее уверен, что она согласится. Она уже открыла было рот, чтобы высказать ему это, когда какое-то шестое чувство ее остановило. Еще не понимая, в чем дело, она подняла голову — и у нее перехватило дыхание.

— Никос, — сообщил Джереми, но она его почти не слышала, уставившись на высокую мужскую фигуру, появившуюся в дверях.

У него были крупные черты лица, твердый подбородок и изящно очерченные губы.

Этот человек, прекрасно одетый и обладающий требуемыми здесь манерами, в душе — Мишель почувствовала это инстинктивно — безжалостный завоеватель.

Это было видно по его осанке, по тому, каким оценивающим взглядом его серо-голубые глаза обежали комнату и находящихся в ней людей.

Вот они заметили ее и остановили свое движение, оглядывая все с тем же оценивающим выражением ее светлые волосы, зеленые глаза и плавные линии фигуры в черном платье.

Мишель почувствовала, как по спине побежала волна озноба. Этот взгляд словно проникал сквозь одежду и белье, лаская ее кожу.

Темные, хорошо подстриженные волосы. Широкие плечи под прекрасно сшитым пиджаком, кожаные туфли ручной работы. Лет тридцать пять — тридцать шесть. Полная противоположность лысеющему коротышке средних лет, которого нарисовала себе Мишель.

Она, не отрываясь, наблюдала, как он идет за Антонией, представляющей его гостям. Да, в обаянии ему не откажешь, с лица не сходит улыбка, а легкие движения свидетельствуют о прекрасной физической форме.

— Мишель Жерар, — сказала, подходя к ней, Антония. — Девушка Джереми.

Никос Алессандрос сделал шаг вперед, взял ее руку и поднес к губам.

Глаза Мишель потрясенно округлились, когда он запечатлел на ее ладони чувственный поцелуй открытым ртом и тут же сжал ее пальцы.

— Мишель. — Он говорил с легким акцентом, скорее интернациональным, чем намекающим на его национальность.

Примитивнейшая уловка, имевшая тем не менее столь убийственный эффект, что кожа на ладони, там, где он ее поцеловал, горела огнем.

— Вот мы и встретились снова.

Снова? Да она его никогда в жизни не встречала! Иначе бы запомнила. Вряд ли найдется женщина, способная забыть такого, как Никос Алессандрос.

Мишель заметила удивленный взгляд Антонии и напряженное внимание на лице Джереми.

— Вы что, встречались раньше?

— Когда Мишель училась в Сорбонне, — непринужденным тоном ответил Никос.

Это что, догадка? Вряд ли. Но как он это узнал?

— Правда? — проговорила Антония после короткого замешательства.

Мишель, словно зачарованная, смотрела на Никоса, на лице которого сияла нескрываемо чувственная улыбка.

— Разве я мог такое забыть?

Сказать, что она никогда его и в глаза не видела и что он просто самец, уверенный в своем мужском превосходстве, — вот что надо было сделать. Но она сказала совершенно другое.

— У вас просто поразительная память. — Так ли уж умно поддерживать его игру? Это что, летнее помешательство? Попытка высвободиться из паутины, которую плетут две пары родителей, решивших сосватать ее за Джереми? Или просто бесовское наваждение?

Пристальный взгляд Никоса не отрывался от ее глаз, и ее охватило жуткое ощущение, будто он читает ее мысли.

Ей стало не по себе. Да и может ли быть иначе с таким человеком?

Антония, словно почувствовав что-то, решила вмешаться.

— Никос, Эмерсон ждет не дождется, хочет выпить с вами. — С этими словами она тронула его за рукав, и Мишель на миг затаила дыхание, представив, что вот он сейчас отодвинет руку Антонии и скажет, что останется здесь.

По его лицу словно пробежала тень, затем он улыбнулся, с шутливой покорностью склонил голову и последовал за хозяйкой.

— Ты знакома с ним.

Мишель открыла рот, чтобы возразить, но Джереми не дал ей ничего сказать.

— А я-то, подумать только, корчил из себя благовоспитанного мальчика, — проговорил он с усмешкой, шутовски приветственным жестом подняв свой бокал и окидывая ее взглядом с головы до ног.

В ее зеленых глазах вспыхнули гневные золотые искорки.

— Достаточно только посмотреть на Никоса, как сразу становится ясно, что за дружба может быть у него с женщиной. Это непременно постель.

— Правда? — Мишель растянула губы в язвительной улыбке. — И ты смеешь в чем-то обвинять меня?

Объявление Антонии Бейтсон-Берроуз, что обед подан, пришлось как нельзя кстати.

— Я просто ревную, разве не понятно? — проговорил Джереми извиняющимся тоном, когда они шли в столовую.

«Ну, погоди, Никос Алессандрос, — мстительно подумала Мишель, — ты мне за все ответишь».

Опытная хозяйка, Антония ловко рассадила гостей так, что по одну сторону оказалось шестеро, по другую — пятеро, а она сама с Эмерсоном поместились во главе стола.

О, черт! Тринадцать человек за столом в пятницу тринадцатого числа. Хуже некуда.

«Даже и не думай об этом, не искушай судьбу», — шепнул ей внутренний голос, и в тот же миг она увидела Никоса напротив себя, прямо за стоявшей на столе цветочной композицией.

Эмерсон начал разливать вино, пока Атония хлопотала с первым блюдом.

— Ваше здоровье! — Сейчас произношение Никоса было безупречно. Он приветственно поднял бокал, и хотя его улыбка была вроде бы обращена ко всем сидящим за столом, он не сводил глаз с Мишель.

Великолепный вишийский суп уже после первой ложки показался Мишель совершенно безвкусным.

На второе были поданы креветки в пикантном соусе на салатных листьях. Мишель выпила немного прекрасного белого вина и перешла на охлажденную воду. Ей хотелось сохранить трезвую голову.

Между тем за столом шел разговор на самые разнообразные темы, среди прочего — о положении с государственным бюджетом, о вероятности налоговой реформы и ее влиянии на экономику.

— А вы что об этом думаете, Мишель?

Слова эти, произнесенные с легким акцентом, заставили ее смешаться.

— Да как вам сказать… А потом, от моего мнения вряд ли что-то зависит.

Молчаливое предложение Джереми наполнить бокал Никоса было безмолвно отвергнуто, что отнюдь не помешало Джереми наполнить свой.

— И все-таки, мне бы хотелось его услышать.

«Ну, прямо кот среди голубей, — подумала Мишель. — А что будет, если он нарвется на голубя, который его не боится? Что ж, поиграем».

— Насколько мне помнится, вы никогда особо не интересовались тем, что я думаю.

Он впился в ее глаза гипнотизирующим взглядом. Его губы разжались, приоткрыв ровные белые зубы, складки у уголков рта стали резче.

— И кто стал бы меня за это осуждать, pedhimou[2]?

Ласковый тон, каким это было сказано, резанул по ее натянутым нервам словно ножом.

— А сейчас — главное блюдо, — услышала она голос Антонии. Нанятые официанты принялись убирать грязные тарелки и приборы, заменяя их чистыми.

— Немного вина, Никос?

Эмерсон, как всегда радушный хозяин, был удостоен не более чем мимолетного взгляда:

— Спасибо, не надо. — И Никос опять сосредоточил внимание на Мишель. — Разве мне тогда нужно было что-то еще?

Ну, это уже ни в какие ворота… Все сидевшие за столом примолкли, с интересом ожидая, что будет дальше.

Цыпленок под лимонным соусом с тушеными овощами не смог вернуть Мишель пропавший аппетит. Она потыкала вилкой цыпленка, попробовала овощи и отложила прибор.

«Господи, когда же все это кончится!» — думала она, изредка поднося ко рту бокал с водой.

Однако впереди были еще десерт, сыр и кофе. Пройдет еще целый час, прежде чем можно будет под каким-нибудь благовидным предлогом встать и уйти.

Джереми склонился к ней, положив руку на спинку ее стула.

— Скажи, дорогая, — произнес он заговорщицким тоном. — Он что, действительно так могуч в постели?

Мишель не удостоила его ответом и, старательно отводя взгляд от Никоса, завела разговор с сидевшим рядом мужчиной. Позже она не могла даже вспомнить, о чем они говорили.

На десерт было подано экзотическое блюдо, состоявшее из пахлавы, свежих фруктов и крема с коньяком.

Мишель съела лишь несколько виноградин.

— А не перейти ли нам в гостиную и там выпить кофе? — предложила Антония, увидев, что все с довольным видом отодвинулись от стола.

Это были самые прекрасные слова, произнесенные за последние несколько часов, и Мишель, вставая со стула и направляясь к родителям, с трудом заставила себя идти спокойно.

Шанталь Жерар устремила на дочь задумчивый взгляд.

— Я понятия не имела, что ты знакома с Никосом Алессандросом.

Деньги — важная вещь. Происхождение, конечно, тоже. У Бейтсон-Берроузов есть и то, и другое. Однако состояние Алессандроса так просто не сбросишь со счетов.

Мишель словно воочию видела, как крутятся шарики в голове у матери.

— Я хочу уйти пораньше.

— Едешь куда-нибудь с Джереми, дорогая?

— Нет.

— Попятно, — многозначительно сказала Шанталь. — Поговорим утром.

— Поверь, татап, мне совершенно нечего тебе сказать. — Мишель еле сдерживала раздражение, глядя па поднятую в немом укоре бровь матери. — Совершенно нечего, — повторила она спокойно.

— Если ты немножко подождешь, мы подбросим тебя до дома.

Надо было приехать на своей машине. Послушалась Джереми, которому непременно хотелось за ней заехать. Очень неразумно, усмехнулась Мишель про себя.

До дома было меньше километра, так что, будь это днем, она спокойно дошла бы пешком. Однако идти одной ночью — совсем другое дело.

— Я вызову такси.

Антония между тем угощала гостей кофе отменной марки, вместе с которым были поданы ликер, сливки, молоко, крохотное, на один укус, печенье и бельгийский шоколад разных сортов.

Мишель добавила в кофе сахара и молока и выпила его с быстротой, какую только позволяли приличия. Поставив чашку с блюдцем на ближайший столик, она повернулась, чтобы пойти попрощаться с хозяевами, и у нее екнуло под ложечкой — Антония и Эмерсон о чем-то увлеченно разговаривали с Никосом Алессандросом.

«Ничего, натяни на лицо улыбку, поблагодари хозяев за приятный вечер и быстренько к выходу. Это займет две, три, от силы пять минут».

Словно почувствовав ее замешательство, Никос поднял голову и уставился на нее.

Откуда-то сбоку появился Джереми и положил руку ей на плечо, чуть не коснувшись пальцами груди. Мишель передернуло от такой вольности, она отпрянула, но рука Джереми никуда не убралась, а крепко ухватилась за ее плечо.

— Покончила со своими обязанностями в отношении родителей?

— Я вовсе не считаю, что, разговаривая с родителями, выполняю какую-то обязанность! — вспылила Мишель.

— Как я посмотрю, ты не страдаешь от излишней родительской опеки, как это бывает с единственным ребенком в семье, — заключил он с циничной усмешкой.

— Нет, — сдержанно ответила Мишель.

— Собрались уходить? — мягко спросил Никос, когда она подошла к родителям Джереми. — Прошу прощения за нас обоих, — все тем же тоном проговорил он, обращаясь к хозяевам, — но у нас с Мишель срочное дело. — Схватив ее за руку, он потянул ее к себе, коротко кивнул ошеломленному Джереми и повел к выходу из гостиной.

— Что вы делаете?! — сердито проговорила Мишель, когда они оказались в фойе.

— Собираюсь отвезти вас домой.

— Мишель, — вмешался нагнавший их Джереми, — я отвезу тебя домой.

Она готова была растерзать их обоих. Одного за то, что ведет себя как собственник и по-детски ревнив, другого — за нахальство.

— Вам нет нужды покидать гостей своих родителей, — любезным тоном сказал Никос. — Дом Мишель почти напротив моего.

Откуда он это знает?

— Она моя девушка, — запальчиво проговорил Джереми, глядя на Мишель.

Час от часу не легче!

— Мишель? — в глазах Никоса стоял вопрос, в голосе звучал металл.

Рука Джереми по-хозяйски вцепилась ей в плечо.

— Скажи же ему, черт тебя подери!

— Мне нечего сказать, — проговорила она ровным тоном и поморщилась, потому что пальцы Джереми больно впились ей в руку.

— Я так не думаю, мой друг, — в мягком тоне Никоса слышалась угроза. Джереми повернулся к нему с нескрываемой враждебностью:

— Вас это вообще не касается! Чего вы вмешиваетесь? В чем дело?

— А в том, что Мишель со мной.

— Будь я проклят, если это так! — Лицо Джереми перекосилось от гнева.

— Хотите доказательство? — вкрадчиво произнес Никос.

Мишель не успела и пикнуть, как он сгреб ее в охапку и закрыл ей рот своими губами.

Она была настолько ошарашена, что даже не сопротивлялась, когда он, действуя так, словно имел на это полное право, еще теснее прижал ее к себе и впился в ее губы долгим, нескрываемо чувственным поцелуем.

Ее сердце подпрыгнуло и застучало часто-часто, а он, крепко прижимая ее лицо к своему одной рукой, лежащей у нее на затылке, другой скользнул вниз и прижал Мишель к возбужденной мужской плоти.

Страсть, могучая, неудержимая, не знающая стыда, сметая все условности, предстала в своем первозданном виде. Это было то самое, что изначально связывает мужчину и женщину.

Чувства Мишель были обострены до предела, она ощущала его каждой частичкой своего тела, и все это — терпкий запах его одеколона, прикосновение к его коже и одежде — лишь усиливало желание.

Следовать за ним до конца по этой дороге страсти, куда бы она ни вела, — этого ей хотелось, но в мозгу билась тревожная мысль: пора образумиться.

С коротким возмущенным восклицанием она прервала поцелуй и отвернула лицо. Ее дыхание сбилось, и несколько мгновений она не могла понять, где она и что с ней.

— Что это вы такое вытворяете? — Голос Джереми донесся словно откуда-то издалека, и Мишель с трудом вернулась к действительности.

— Ну, пока что я просто намерен отвезти Мишель домой, — делано миролюбивым тоном ответил Никос и вопросительно взглянул на нее: — Идем?

Проклятье! Он дышал ровно и спокойно, в то время как она просто задыхалась.

— Иди, иди с ним, — с угрожающим видом проговорил Джереми. — И ко мне не возвращайся, обратно не приму.

Она посмотрела на его исступленное лицо, и ей стало противно.

— Ну, во-первых, я никогда с тобой и не была. Послышались голоса, и в фойе появились двое гостей. Это разрядило обстановку. Гневное выражение на лице Джереми мгновенно сменилось спокойно-вежливым.

— Пошли к черту отсюда, — тихо сказал Никос, беря Мишель под руку.

Он свел ее по ступенькам на подъездную дорогу. Когда они остановились у большого «БМВ», Мишель сделала попытку вырваться.

— Не надо, — мягко сказал он. — Будет только хуже. В слабом свете фонаря было трудно определить выражение его лица. Достав из кармана связку ключей, он отпер дверцу и протянул ключи Мишель.

— Ведите сами, если вам будет так спокойнее. Послышались звуки шагов, подошли те двое.

Мишель замерла.

— До свидания, Мишель, Никос.

Никос вежливо кивнул, и подошедшие молча скользнули в машину, стоящую за ними. Мишель неожиданно для самой себя швырнула ключи Никосу и, открыв дверцу со стороны пассажирского сиденья, забралась в «БМВ».

Никос сел за руль, повернул ключ и тронул машину с места. Через считанные минуты мощный автомобиль выехал на шоссе и примерно через километр свернул на дорогу, ведущую к Мейн-Бич.

Мишель сидела неподвижно. На его руке всякий раз, как он поворачивал руль, поблескивал золотой браслет.

— Заедем в кафе, выпьем кофе, — предложил Никос, когда они остановились перед светофором. — Мне надо кое о чем с вами поговорить.

— «У тебя или у меня?» — уж не об этом ли? — с насмешкой спросила Мишель. — И не думайте. Одноразовые ночевки не для меня.

— Приятно слышать.

Зажегся зеленый свет, через несколько минут машина, замедлив ход, с урчанием съехала вниз и остановилась.

Мишель потянулась к дверной ручке, готовая произнести слова прощания, и застыла.

Подземная парковка была точно такой же, как и множество других. Да только она находилась не под ее домом.