Хорошая девочка (ЛП)

Габриэль раздвинул мои ноги и пальцами провел вверх по бедрам, его рот оказался в нескольких дюймах от моей влажной промежности. Чувствуя на коже его дыхание, я едва сдерживалась, чтобы не схватить его за волосы и не притянуть лицо к своим половым губам. Только вот к нему нельзя было притрагиваться. Да я и не смогла бы. Даже желая этого всем нутром, я больше не допустила бы подобную ошибку.

С моих губ сорвался стон, пока горячий язык ласкал мое жаждущее лоно.

Габриэль не спрашивал разрешения, да ему и не нуждался в нем. Я осознавала собственную беспомощность и боялась боли, которая могла последовать за его яростью. Я уже боролась, и оказалась в оковах. Поэтому сейчас молчала. Тем более мужчина все равно получил желаемое, но на этот раз без насилия. Осознание пришло внезапно, и мне стало интересно, спасет ли это меня?

Мои ноги вздрагивали от каждого его движения, приносящего еще больше удовольствия, чем прежде. Габриэль сосал мой клитор, после чего прижимался языком к киске. Я растворилась в невероятно приятных ощущениях, что он мне дарил. Удовольствие мешалось с опьянением, и я задержала дыхание, позволяя эйфории растечься по нервным окончаниям, чтобы унести меня туда, где окажусь в безопасности. Зарычав, мужчина оторвался от моей промежности, оставляя меня разочарованной и жаждущей оргазма.

Потом снова навис надо мной и, распахнув глаза, я увидела его с уже твердым членом в руке. Габриэль смотрел на меня, ублажая себя, изучал мое тело взглядом так, будто оно стало ценным приобретением, направленным на исполнение его желаний.

Очень медленно его член вошел в меня. И тут я осознала: несмотря на все, что между нами успело произойти, оставалось кое-что, чего он никогда не делал. Он никогда меня не целовал, и не думаю, что когда-то поцелует.

Глава 28

Габриэль

На эту ночь я оставил ее в гостевой комнате. Пока она спала, я стоял над ней охраняющей сон тенью. Я наконец обнаружил способ изгнать своих демонов. С закрытыми глазами слушая ее глубокое дыхание, я мысленно разрабатывал новый план побега из собственной тюрьмы, решетки которой были выкованы из боли и мучений.

С той первой ночи, когда я овладел разумом и телом Элени, прошла неделя. Я творил с ней чудовищные вещи. Заставил ее... почти не чувствовать.

Я смастерил клетку, которая заняла четверть подвала задолго до того, как похитил девушку. Не сказал бы, что не рассматривал такую вероятность и не готовился. Просто никогда не принимал решения воплотить свои идеи в жизнь. Перед появлением Элени это оставалось на уровне фантазий.

А теперь мечта стала реальностью.

Я искренне радовался, что благодаря собственной дальновидности предусмотрел различные мелочи. Но никогда так не гордился собой, как в тот момент.

Схватив девушку и приведя домой, где имелась возможность спрятать ее подальше от чужих глаз, я поначалу паниковал. Ощущал аморальность и жестокость этого поступка, выдумывая оправдания вроде того, что помогу ей «излечиться», когда на самом деле хотел лишь причинить боль. Все оказалось уловками, и эта конкретная вводила в заблуждение не только мою пленницу, но и меня самого.

Именно внутренняя борьба вызывала временное помешательство, я расслабился, и демоны взяли надо мной верх. Этому больше не бывать. Я обрел свободу, решил плыть по течению и больше не возвращаться к мучительному самоконтролю. Я больше не нуждался в этом, ведь теперь мог контролировать ее.

***

— Поднимайся, Элени. Я пришел повидаться.

Ее голубые глаза широко распахнулись, при этом изгиб темных ресниц напомнил мне крылья бабочки. Девушка хотела улыбнуться, но увидев меня, быстро стерла улыбку. Заспанное выражение лица сменилось испуганным. Она отбросила одеяло в сторону, раскрыв обнаженное тело, и встала на матрасе, устилающим пол в ее клетке.

— Не знаю, почему ты так на меня смотришь. Я не причинял тебе боль с тех пор, как ты научилась себя вести.

Она ожидаемо промолчала. Стоило поделиться настоятельными рекомендациями, и девушка заговаривала лишь когда я задавал вопросы. Она очень быстро уяснила свое место. Я был шокирован и разочарован тем, как легко она прекратила сопротивляться.

— Ты боишься меня, Элени?

— Да.

Ее слабый голос походил на шепот. Я кивнул, не желая даже намекать на тот факт, что удовлетворен ее ответом.

Я позволил тишине окутать нас подобно плотному одеялу. Наблюдал за тем, девушка покрывается испариной и начинает дрожать, выказывая охвативший ее страх. Меня это заводило, кровь мчалась по венам, пробуждая ту часть тела, что вскоре окажется в ней.

— Идем со мной. Я позволю тебе выбрать, как ты будешь связана. Так и не понял, что тебе нравится больше: стоять, быть подвешенной... или лежать на скамье. — Я схватил подбородок Элени указательным и большим пальцами и приподнял его, вынудив ее посмотреть на меня своими широко распахнутыми глазами. — Вообще, это не так уж и важно, ведь все будет так, как я захочу, но сегодня я... щедр.

Я улыбнулся, а она устремила взгляд мне через плечо. Опустила веки, а когда подняла их, ее пухлые губы растянулись в улыбке.

— На скамье.

Я улыбнулся шире.

— Почему?

— Тогда ты трахаешь меня глубже. Тебе так больше нравится.

От подобного заявления мои глаза расширились, но я понимал, что она играет со мной. Я не возражал: ее мятежный дух неизменно распалял огонь, который могла потушить лишь жестокость.

Элени стала для меня идеальным наркотиком. Когда она оказывалась подо мной, я мог творить все те безумства, которые в течение дня нашептывали мне голоса. На ней я мог выместить свой гнев. Мог прояснить голову хотя бы на несколько гребаных часов. Ощущал, что снова могу функционировать. И все это происходило благодаря моей пленнице.

— Значит, скамейка.

Я развернулся и направился к черной кожаной скамье, к которой часто ее привязывал. Отступив в сторону, позволил ей опуститься на колени, встать на подставку и растянуться на прямоугольной поверхности. Девушка ухватилась за деревянные ручки внизу скамьи, и я начал ее привязывать.

— Рот или киска, Элени?

Тело задрожало, как если бы она ударилась в слезы. Но я прекрасно понимал, что это не из-за расстройства. Девушка рыдала, потому что разум призывал ее бороться, когда она понимала, что бессильна против меня. Однако ее тело... это совсем другое дело.

Оно оказалось отзывчивым, охренительно отзывчивым. И не важно, что я делал: касался кожи руками, входил в нее членом, лизал рот. Элени давила на меня, просила прикоснуться, даже молила о большем. Все это казалось нереальным. Эта девушка стала идеальным вместилищем для моей жестокости: чем жестче я поступал, тем сильнее она заводилась.

Я провел рукой по ее позвоночнику, наблюдая, как под моими пальцами по коже пробежали мурашки. Добравшись до места, где смыкались ягодицы, я замедлился и слегка надавил на маленькую дырочку, прежде чем скользнуть вниз к ее влажной промежности, готовой для моего члена и даже жаждущей его.

— Какая же ты мокрая, моя прекрасная девочка. — Я медленно ввел в нее палец. — Ты скучала по мне?

Элени застонала в ответ и бедрами подалась назад, ближе к моей руке, я же резко втянул воздух, любуясь этой красотой. Водя одной рукой туда-сюда, другой я потянулся вперед, чтобы проскользнуть между ее грудью и скамейкой. Пальцами сжал сосок и губами прижался к пояснице, оставляя легкий поцелуй.

— Киска. Я хочу, чтобы ты вошел в киску.

Я усмехнулся. Как бы мне хотелось видеть ее выражение лица в этот момент.

— В таком случае ты возьмешь меня в рот. Именно этого ты хочешь, и мне надоело быть щедрым.

Убрав руку, я выпрямился и шлепнул ее изо всех сил. Девушка вскрикнула от боли, но взяла себя в руки и отчаянно задвигала задницей, выражая непроизвольный восторг от происходящего. Я потер красный след на ягодице и улыбнулся, разглядывая потрясающий цвет ее кожи.

Обойдя скамью, встал перед ее лицом и наклонился так, чтобы посмотреть ей в глаза. По щекам струились слезы, и Элени отвернулась, но я схватил ее за подбородок, ловя ее взгляд.

— Почему ты плачешь?

— Потому что ненавижу тебя.

Я рассмеялся.

— Но не когда я тебя трахаю.

Моя пленница отвела взгляд, и я простил ей это небольшое неподчинение. Спустя несколько напряженных секунд тишины она тихонько добавила:

— Потому что в этот момент я ненавижу себя.

Глава 29

Элени

Я ненавидела его. Ненавидела себя. Ненавидела свою жизнь.

Голоса звучали громче обычного, и я ничего не могла с этим поделать, потому что, наконец, сообразила, как нужно поступать, чтобы выжить. Я слушала, повиновалась и позволяла ему творить со мной все, что пожелает; позволяла мужчине сражаться со своими демонами, день ото дня разрушая меня.

Однако больше всего я ненавидела, что моему телу нравилось каждое прикосновение Габриэля. Оно реагировало самостоятельно, а голоса его поддерживали, твердя без устали, что это правильно, и именно в этом я и нуждалась.

К губам прижался член, и я с готовностью их приоткрыла. Знала: не прими я его, наказание будет строгим. Еще один фингал под глазом, еще одно треснутое ребро или что похуже. Поэтому мой язык закружил вокруг головки, и Габриэль застонал.

— Вот это моя Хорошая Девочка, Элени. Обожаю твой рот на своем члене.

Я быстро моргнула, пытаясь сдержать вновь выступившие слезы. Независимо от того, насколько сильно пыталась отрешиться от воспоминаний обо всех творимых со мной безумствах, я жаждала подчиниться ему. Я хотела, чтобы Габриэлю понравилось, и желала, в конце концов, награды; чтобы он покинул мое горло и заставил меня проглотить каждую каплю. И, возможно, просто… он бы вернул мне услугу. Моя киска пульсировала от одной мысли о том, как его губы слизывают мои сладкие соки.

Тем временем член толкнулся в заднюю часть гортани, и я приняла каждый его дюйм без жалоб и рвотных позывов, ведь иначе мужчина просто сходил с ума. Я стала экспертом глубокого минета просто потому, что не имела другого выбора. Но сексуальная тренировка заводила, так было всегда, еще задолго до того, как мой пленитель обратил на меня свое внимание.

Каждый день происходило одно и то же. Габриэль давил на меня по поводу моей жизни, прошлого, находя способ заставить меня плакать и рассказывать о болезненных событиях, просто чтобы сломать меня. В итоге он добивался своего. Как только я распадалась на осколки, он старался утешить меня единственным способом. Для него речь шла о власти, для меня о том, что кто-то любил меня достаточно, чтобы коснуться в сексуальном плане. И пусть понимала, что секс — это не любовь, но хотя бы таким образом я становилась к ней ближе. Я заблуждалась, считая это чем-то большим, нежели просто сексуальное удовлетворение. Но самый тихий из множества голосов просил меня верить, что из всего этого выйдет нечто хорошее. И я старалась верить.

— Элени, твой рот… — Габриэль замолчал, пытаясь выдавить из себя комплимент, но я знала, что для него это невозможно.

Получись у него, и я смогла бы ухватиться за доброе слово и продержаться следующие несколько дней. Что-то красивое, приятное, дарующее надежду и веру в то, что меня не убьют этой ночью.

Я застонала, все еще плотно обхватывая губами его член. А потом начала извиваться, привязанная к скамейке и нуждающаяся хоть в небольшом облегчении. Когда яйца Габриэля начали медленно подниматься, я поняла, что экзекуция долго не продлится. Скоро мой рот закончит работу и освободится. Наградой для меня станет наполнение глотки. Я в последний раз глубоко втянула член, мужчина схватил меня за волосы, резко насадил на себя и разрядился мне в горло. Низкое рычание заполнило окружающее пространство, и я поняла, что на этот раз смогла угодить Габриэлю.

Потому что в тот момент я была его Хорошей Девочкой.

Мужчина медленно вынул член из моего рта, взял его в руку и начал не спеша поглаживать, снова возвращая к жизни. Я знала, что за этим последует. Настала моя очередь. Меня наградят за выполненную просьбу.

Я никогда не испытывала желания укусить его за член, но голоса упорно уговаривали меня это сделать. Они желали, чтобы я бросила вызов своему похитителю. Поставила свою жизнь под угрозу. Ублюдки.

— Теперь твоя очередь, Элени.

Габриэль обошел мое жаждущее тело, все еще скованное именно так, как ему нравилось. Без страха перед моими прикосновениями. Без волнения хоть о малейшем контроле в моих руках. Когда бы он меня ни трахал, это всегда происходило так. Я мечтала о времени, когда у меня будут свободны руки. Спуститься ими по спине и схватить за мускулистую задницу, пока он скользит в меня. Пробежаться пальцами по темным волосам и целовать, посасывать шею сверху до низу, пока буду жестко кончать на пульсирующем члене.

Я покачала головой, отбрасывая несбыточные фантазии. Это неправильно. Он этого не хотел.

— О чем думаешь, красавица?

Я бы никогда не смогла признаться. Габриэль бы этого не допустил. Он наказал бы меня только за то, что я посмела допустить подобные мысли. Я покачала головой и попыталась оставить свои мечты при себе, надеясь, что мужчина примет это за ответ. Однако, как обычно, просчиталась. Стоило подумать как следует, прежде чем попасться за собственные заблуждения.

— Я представляла, как прикасаюсь к тебе, — тихо проговорила я.

Хватка на моем лице стала болезненной, но я хотела большего. Я больше не боялась причиняемой им боли; ну или пыталась себя убедить в этом.

— Как бы ты прикоснулась ко мне, Элени? — поинтересовался он.

Габриэль дразнил меня и сбивал с толку: то горячий, то холодный. Всегда невероятно горячий и чертовски холодный. Примерно неделю назад я поняла, что прочитать его невозможно, поэтому прекратила попытки.

— Я задал тебе вопрос, маленькая девочка, и узнаю, если ты, нахрен, соврешь мне. Будь Хорошей Девочкой и расскажи, как бы ты меня касалась, — медленно проговорил он, схватив меня за подбородок и глядя мне в глаза.

— Я думала о том, чтобы целовать тебя, лизать, пока ты заставляешь меня кончать. Схватить тебя за задницу, пока ты врезаешься в мою киску. Я просто хочу чувствовать тебя, Габриэль.

Увидев на его лице злую улыбку, которую теперь боялась до дрожи, я осознала, что облажалась.

— О, моя красавица, ты меня почувствуешь.

Мужчина обошел меня и без каких-либо прелюдий буквально врезался в меня. В большинстве случаев он не торопился и вылизывал мою киску, прежде чем войти. Мне казалось, что он одержим этим. Однако на этом этапе игры я абсолютно не представляла, зачем он так поступает.

Снова ворвался и резко вышел. Он повторял это, а я кричала от боли, смешанной с удовольствием. Мой мучитель не нежничал, когда брал меня. Продолжая болезненные толчки, он сильно сжимал руками мою задницу.

— Чувствуешь это, Элени? Этого ощущения тебе достаточно?

Я скривилась в ответ. Не следовало сообщать о своих фантазиях, но Габриэль моментально распознал бы ложь.

И хоть пыталась отрешиться от ощущений, но чем быстрее он толкался в меня, тем сильнее я приближалась к оргазму. Тело меня предавало. Пусть этот мужчина был абсолютно неподходящим объектом желания, я все равно его хотела. Жаждала каждую гребаную секунду насилия с его стороны. Хотела, чтобы он трахал меня до состояния, когда уже не смогу ходить.

Тем временем Габриэль замедлился, член дернулся, и мое влагалище впервые заполнило его горячее семя.

— Ну как, красавица? Почувствовала то, что хотела? — усмехнулся он, высвобождаясь. — Даю гарантию, ты будешь чувствовать это весь гребаный день.

Глава 30

Габриэль

Я отвязал Элени от скамьи и рассмеялся, глядя, как девушка сползает с нее, едва в состоянии двигаться от боли между ног. Она столько раз меня удивляла — моя игрушка, с которой можно творить что хочешь, загадка, которую нужно разгадать.

Я не желал причинять ей боль и в большинстве случаев старался не оставлять следов на теле. Хотя бы потому что хотел сохранить ее красоту для себя, чтобы было чем любоваться. Украшение или трофей — женщина, которую я забрал с улицы, после того, как узнал о ней все, что мог. Она ходила у меня в должниках, потому что сама являлась частью того, что разрушило мою жизнь.

— Вставай. У меня нет времени на спектакли. Ты же гораздо сильнее этого, красавица.

Элени бросила на меня взгляд из-под ресниц, но заставила себя подняться, скорчившись, когда сдвинула ноги вместе.

— Осторожнее со своими желаниями; можешь получить то, на что нарываешься.

Я улыбнулся, а она с трудом проглотила комок в горле и слабо улыбнулась в ответ.

— Ты что-то сказала, Элени?

— Спасибо. — Голос ее сорвался.

Я подошел ближе, взял ее за подбородок, заставил поднять голову и посмотреть на себя.

— Спасибо за что?

— За то, что доставил мне удовольствие. Что наградил за хорошее поведение.

Мои губы растянулись в язвительной усмешке, и я позволил себе пройтись кончиком языка по мягкой нежной коже.

— Готова сегодня узнать о себе еще больше? — спросил я.

Взгляд девушки затуманился от слез, и я понял: то, что делаю ради собственного развлечения, жестоко по отношению к ней. Вот только с моей помощью она остается трезвой, а я с ее помощью — все еще в своем уме.

— Да, — неуверенно ответила она.

— Тогда иди за мной. У меня есть для тебя специальный сюрприз. Думаю, он тебе понравится. На самом деле я рад признанию, что ты хочешь почувствовать меня. Я тоже хочу, чтобы ты меня почувствовала.

Мы покинули комнату и зашагали по коридору, направляясь вверх по лестнице, ведущей на второй и третий этажи. Элени, будучи недавно оттраханной, двигалась медленно, и я снизил скорость, подстраиваясь. И пусть я планировал привязать ее к себе, заставить ощущать себя беспомощной, но не преследовал цели сломать девушку окончательно. Поступи я таким образом, сделал бы эту часть игры чудовищно скучной. Моя пленница превратилась бы в живой предмет, запрограммированный отвечать и чувствовать то, что я хочу. Время от времени мне нравилось, что в ней еще не угасло стремление к борьбе. Меня заводила скрытая в ней сила, проглядывавшая, когда я заходил слишком далеко.

— Скажи мне, зачем ты ходила в колледж, Элени.

Она помолчала несколько секунд, и я оглянулся посмотреть, почему не отвечает. Когда же заметила, что я обернулся, глаза у нее расширились, и девушка быстро заговорила, стараясь удовлетворить мое любопытство.

— Я... я ходила в колледж ради арт-терапии.

— Ты любишь искусство?

— Да.

— Почему?

— Потому что оно способно исцелять. Не в прямом смысле, но помогает людям, которым трудно выражать свои чувства из-за каких-то несчастий: физических недостатков или психических болезней. Творчество помогает открывать в людях качества, о которых они, возможно, и не подозревали. Иногда просто смотришь на предмет искусства и чувствуешь, что видишь сквозь него душу художника, как будто в окне.

— Приведи пример. Не уверен, что понимаю, что ты имеешь в виду.

Я, конечно же, лукавил, но мне стало жутко интересно, какого художника она выберет в качестве примера.

Элени задумалась, и я дал ей несколько минут вспомнить чье имя можно использовать для обоснования своего мнения.

— Ладно... возьмем Джексона Поллока, например. Я говорю то, чему нас учили на занятиях, так что не воспринимай это как непреложную истину... в любом случае, это по большей мере предположения. Ну, то есть, кто на самом деле может точно сказать, что значит творчество, если рассматривать его с субъективной точки зрения...

— Ты тараторишь, Элени. Сосредоточься на том, что хочешь сказать и покажи мне, какой можешь быть эрудированной. — Я резко обернулся, обвил рукой ее шею и сжал немного, достаточно, чтобы не напугать и в то же время предостеречь. — Знаешь же, мне нравится, когда отвечают прямо и по существу. У меня нет времени на твои размышления.

Кивнув, девушка судорожно сглотнула, а я ощутил движение ее горла у себя под ладонью. Потом отпустил ее, развернулся и продолжил идти вперед, ожидая ее слов.

— Поллок был алкоголиком...

Я усмехнулся над иронией, но махнул ей, чтобы продолжала.

Элени глубоко вздохнула и заговорила.

— Он был абстракционистом, его стиль можно назвать как угодно, но точно не заурядным. Поллок иногда укладывал холст на пол и швырял в него краской, но тем не менее каким-то образом умудрялся делать это так, что хаос получался похожим на математические фракталы. Его работы, по меньшей мере, экстраординарны, но именно то, что он рассказывал о способе творить, привлекло мое внимание. — Я молчал. Она же продолжила, поскольку в большем поощрении и не нуждалась. — Поллок не помнил, как рисовал свои картины, поэтому мне кажется, что в такие моменты он изливал душу, получал возможность выпустить наружу тот хаос, что жил внутри него. Это его не спасло, конечно, ведь алкоголизм в итоге привел к аварии, в которой он погиб...

От упоминания автокатастрофы я поморщился. Да, творчество Поллока, как и его история были мне знакомы. Обстоятельства его кончины удивительно походили на смерть людей, убивавших семьи. Однако сумев абстрагироваться от этих мыслей, я осознал, что даже небольшого напоминания оказалось достаточно, чтобы вывести меня из равновесия.

«Она знает. Она издевается над тобой. Она просто смеется...»

Обеспокоенный тем, что тишина, которой наслаждался уже много дней, внезапно нарушена, я попытался успокоиться и сделал глубокий вдох.

— Прекрати говорить, Элени.

— Но я еще не закончила...

Вопль, который она издала, когда полетела вниз по лестнице, застал меня врасплох. Я смотрел на собственную вытянутую руку, не помня, насколько сильно ударил ее.

— Твою мать, Элени. Какого черта тебе потребовалось продолжать?

Мое заявление прозвучало больше как рык, и от этого каждый мускул в теле напрягся. Я ощутил себя настоящим чудовищем: бил девчонку, а затем наслаждался ее телом.

Заострять внимание на этих эмоциях не следовало, ведь за собой они сразу же притащили бы тот полный шепотов и криков ужас, которого я старался избежать. Обвинив девушку, я пожал плечами и осознал, что ее боль стоила того, поскольку в моей голове снова наступила тишина.

— Поднимайся, Элени, и в твоих же интересах запомнить, что когда я приказываю замолчать, лучше немедленно заткнуть свой милый маленький ротик.

Она приподнялась с пола, и я заметил на ее лбу глубокую рану. Капельки крови струились вниз и медленно стекали к ее щекам и груди. Элени подняла руку, ощупала ссадину, затем опустив ее, посмотрела на розовое пятно на пальцах. А после поднялась на ноги и снова зашагала вверх по лестнице.

Я тоже осмотрел повреждения, убедился, что они не глубокие и не станут причиной серьезного урона для здоровья.

— Ладно, это даже удобно, твою мать, если учесть, чем мы собираемся заняться.

В ее глазах мелькнул вопрос, но девушка не решилась озвучить его.

Проводив до студии в дальнем конце коридора, я отступил в сторону, пропуская ее внутрь. Не хотелось загораживать вид и смазать тем самым оглушительный эффект, который производила комната. Увидев многочисленные картины, развешанные на стенах, Элени широко распахнула глаза и приоткрыла рот. Она внимательно разглядывала помещение и заполнявшие его изображения человеческого тела. Рука, нога, контуры мужской спины, профиль лица... все было здесь.

— Это ты.

Я кивнул. Мне стало приятно, что она угадала: перед ней висят изображения моего тела. Каждый еще ничем не прикрытый глубокий шрам, каждое еще не виденное ей напоминание о моей боли.

— Стой там.

Девушка послушно осталась на месте, а я медленно подошел к стене. Остановившись напротив одного из своих любимых изображений, я повернулся и посмотрел на нее. Буравил взглядом до тех пор, пока не заметил, как она слегка дрожит. Предвкушение — классная вещь. Само действо может стать гораздо приятнее, если его приходится ждать.

Я потянулся, ухватился за верхнюю пуговицу своей рубашки и, медленно продвигаясь вниз, начал расстегивать ее. Закончив, стянул со своего тела и наблюдал, как Элени с раскрытым ртом пялится на мою кожу.

И пусть не каждый сантиметр, но большая часть меня была покрыта чернилами. Для каждого шрама, каждой отметины на коже, имелся свой рисунок. Черные линии, обрываясь, образовывали где-то острые углы, где-то размашистые арки. Рисунки можно было рассматривать часами, и этого времени все равно не хватило бы, чтобы охватить все сложные детали. Я знал это, потому что часто сам зависал у зеркала, разглядывая, во что превратился. Каждый раз, когда линия пресекалась, она образовывала новый узор, иную форму. В каждой черточке, что охватывали мое тело вдоль и поперек, в небольших акцентах из окружностей или звезд, мне виделись ветви бесплодного дерева, тянущегося вверх, к небу.

— Вот мое искусство, Элени. Каждая картинка, которую ты видишь — это моя рвущаяся наружу душа, изранившие мою кожу шрамы, кошмары прошлого, которые никогда меня не покидают. Все, что я держу внутри, и что держит меня самого вдали от окружающего мира!

Мой раскатистый голос волнами расходился по комнате, и злость, которой оказались пропитаны мои слова, испугала мою пленницу.

— Ты говорила, что хочешь почувствовать меня, и я решил, наконец, дать тебе такую возможность. Я установил одно правило, прекрасное правило, призванное оберегать тебя и, как всегда, ты решила не подчиниться. В первый раз это привело к тому, что тебя швырнули с кровати на пол. Во второй раз я поддался, наконец, собственным желаниям и сделал с тобой, что хотел. А в третий... — я хмыкнул и покачал головой, показывая степень своего разочарования, — в третий раз наказание будет хуже. Жестокость наказаний с каждым твоим проступком будет только усиливаться, потому что не приемлема даже сама мысль о непослушании. Я устанавливаю правила, чтобы защитить тебя. Тебе и решать, станешь ли ты им следовать.

Девушка несколько раз моргнула и сложила руки, прежде прижатые к бокам, перед собой. Она больше не пыталась прикрыть наготу, но мельчайшие изменения в языке тела моментально выдавали ее страх. И сейчас Элени старалась спрятать от меня именно его, а не обнаженную кожу. Однако это не та эмоция, которую возможно было утаить от меня.

— Справа от тебя письменный стол, будь добра, открой ящик, — мертвенно спокойным голосом велел я.

Широко распахнув глаза, она явно гадала, не злость ли сейчас овладела мной. И ей было невдомек, что моими действиями руководило кое-что страшнее, опаснее простой ярости.

— Внутри ящика лежит скальпель. Я хочу, чтобы ты достала его, — продолжил я, когда девушка выполнила приказ.

Она заколебалась, протянула руку и тут же слегка отдернула ее, не успев прикоснуться к холодному металлическому инструменту.

— Бери его, Элени. Поверь, будет хуже, если я сам достану его вместо тебя.

Она, наконец, запустила пальцы в ящик и сжала в кулаке рукоятку скальпеля. Медленно вытащив его, вернулась на место, где стояла раньше.

— Умница. Теперь позволь мне объяснить.

Прежде чем продолжить, я посмотрел Элени прямо в глаза, убеждаясь, что ее внимание приковано ко мне. Она прекратила ерзать, замерла, и я начал говорить:

— Если бы ты прикоснулась ко мне, Элени, то обнаружила бы шрамы. Шрамы, которые оставили на моем теле очень плохие люди. Эти люди были наркоманами, алкоголиками. В один прекрасный день они решили сесть в машину, пересекли разделительную полосу и разрушили все, что я любил, всю мою последующую жизнь. Я ненавидел их, Элени, также как я ненавижу тебя. Когда я следил за тобой онлайн, смотрел пьяные фото, которые ты постила из каждого бара в городе, мне было интересно, как долго это продлится, прежде чем ты тоже заберешь чью-то жизнь. Так всегда бывает с пагубными привычками: тебе все равно, кого ты ранишь, лишь бы только насытить демонов внутри. — Ее глаза расширились, и проблески осознания наконец-таки появились в их голубой глубине. — Да, красавица. Отчасти из-за этого ты привлекла меня в самом начале. Это не единственная причина, уверяю тебя, но это тема для совсем другого разговора. Прямо сейчас мы обсуждаем, почему тебе нельзя прикасаться ко мне или даже просто думать о том, что тебе хотелось бы прикоснуться.

Вытянув руку, я показал большой след от раны, которую прорезали в моей коже куски стекла от заднего пассажирского окна. Я кивнул в сторону шрамов, посмотрел на нее и улыбнулся.

— Хочешь знать, каково это — иметь такой шрам? Потому что скоро ты как раз это узнаешь. — Элени слегка покачала головой, наконец-таки осознав, что я собирался заставить ее делать. — Я хочу, чтобы у тебя был такой же шрам, красавица. Воспользуйся скальпелем. Будь осторожна, чтобы не порезать слишком глубоко. Тогда ты получишь то, что хотела. Ты хотела почувствовать меня — прикоснуться ко мне — узнать меня... прекрасно. Теперь у тебя есть такая возможность.

Глава 31

Элени

Даже сама идея приказать мне взять в руки скальпель — глупость с его стороны. Я могла зарезать Габриэля. Одним простым движением перерезать ему горло. Эта мысль продолжала вертеться у меня в голове, пока я не поняла, что и он способен свернуть мне шею так же просто, как, твою мать, переломить тоненькую веточку. Это было бы полнейшей глупостью с моей стороны и точно обеспечило бы мне скорую кончину. Я еще какое-то время размышляла над планом нападения и решила, что это не умно.

Мне не удалось удержаться от того, чтобы рассмотреть его во всех мельчайших подробностях; особенно мышцы. Покрытую шрамами кожу прятали татуировки, но именно тело представляло собой настоящее произведение искусства. Изваяние греческого бога. Как раз то, что мечтают заполучить и оставить себе навсегда женщины. Однако неуверенность в себе проявлялась в каждом его действии. Даже если бы я смогла рассказать этому мужчине, насколько он прекрасен на самом деле, сомневаюсь, что он поверил бы. Просто не дал бы мне возможность подарить ему нежность, которую заслуживал.

Возможно, Габриэль и являлся монстром, но его демоны были оправданы. После того, как я узнала, что с ним случилось, все обрело смысл.

Чувство вины охватило меня, пока я слушала его слова, потому что они попали прямо в цель. Он оказался во всем прав. Именно такой я была до похищения. Не появись Габриэль, я бы повторила историю и разрушила бы жизнь какой-нибудь ни в чем не повинной семьи. Меня ждала именно такая судьба, но он ее изменил.

По-своему, таким странным способом, этот мужчина спасал меня и между делом тех, кому я могла бы причинить боль.

— О чем ты думаешь, Элени? Скажи мне.

Габриэль прервал поток моих мыслей, но сделав мне тем самым одолжение. Мне следовало отпустить тяжкие думы, а иначе они бы сожрали меня заживо.

— Ты прав. Я бы покалечила кого-нибудь. Я вела себя эгоистично. Просто хотела, чтобы гребаные голоса стихли. Они преследовали меня много лет, не давали ни спать, ни учиться спокойно, без непрерывного гула. Алкоголь помогал их заткнуть. С его помощью они затихали, пусть даже речь шла о несчастном часе или двух тишины. Только алкоголь и помогал.

Я крепче сжала в руке скальпель. Отполированный металл блеснул, отражая лучик солнца, проникший в комнату через небольшую щель в дальнем конце комнаты.

Я прижала инструмент к своей руке и медленно начала резать. Именно этого хотел Габриэль. Кровь начала сочиться из моей руки, а голоса в голове перешли на визг; только вот боль освобождала. Лицо моего похитителя выражало удовлетворение, и я поняла, что, наконец, смогла доставить ему наслаждение такого сорта, о котором он никогда не сможет забыть.

— Я хочу лишь угодить тебе, Габриэль. Ты спас меня, и я могу только надеяться, спасти тебя мучений. — И пусть мужчина не осознавал этого, но я понимала, насколько у него в долгу. Чувствовала себя обязанной ему. — Я буду Хорошей Девочкой, как ты хочешь, но Габриэль... — я сделала паузу и дождалась, когда он оторвет взгляд от вытекающей из моей раны крови и посмотрит мне в глаза, — кем будешь для меня ты?

Мужчина стоял на другом конце комнаты, и легкая улыбка кривила уголки его рта. Я больше не совершила бы такой ошибки — пытаться оценить его настроение по одному лишь выражению лица. Слишком он для этого был непредсказуем. Габриэль сделал несколько шагов по комнате, сокращая расстояние между нами. Прикоснулся пальцами к струйке крови, вытекающей из моей раны, а затем слизнул ее с пальца.

— Элени, любовь моя, ты, похоже, забыла, кто здесь главный. Я буду тем, кем захочу быть, а ты все время будешь моей Хорошей Девочкой. Такие правила. Поняла?

Я кивнула, принимая его заявление.

Он глубоко вздохнул, еще раз взглянул на рану, обошел вокруг меня и направился к двери.

— Следуй за мной, тебе нужна перевязка. И знай: ты порадовала меня своим поведением, Элени.

Несмотря на уверения в том, что мужчина доволен мной, я заметила на его лице досаду и даже грусть. От улыбки, украшавшей его всего несколько мгновений назад, не осталось и следа. Он хмурился, снова принимая пугающий вид. Не задавая лишних вопросов, пошла за ним, потому что другого выбора мне не предоставили. Я вручила себя ему, пообещала быть его Хорошей Девочкой. И теперь мне следовало сдержать данное обещание.

Держа за локоть, Габриэль повел меня вниз, шаг за шагом, словно хотел увериться, что я в безопасности. Этот жест показался мне смешным, но смеяться я не стала. Злобные голоса дразнили меня, убеждая, что на лестнице меня снова столкнут.

«СТОЛКНИ ЕГО! Спасайся Элени, он только навредит тебе...»

Однако с тех пор, как оказалась в его власти, я научилась игнорировать голоса.

Я молилась о возвращении мирного голоса хотя бы ненадолго, чтобы он провел меня к добру, спас от себя самой, стал для меня совестью. Я не сомневалась, что не будь этого голоса, меня уже давно не было бы в живых.

— Сядь, — велел Габриэль, и я подчинилась.

Спустя мгновение он вернулся с аптечкой для оказания первой помощи и стал перевязывать рану, которую я сама себе нанесла. И пусть раньше себя не резала, но сделать это оказалось гораздо легче, чем топить демонов в алкоголе, как я поступала много лет. Татуировки, за которыми я прятала свое тело, замаскировали бы нанесенные самой себе увечья. По крайней мере, до тех пор, пока я не стала бы резать те части, что уже были искусственно украшены. Думаю, как ни поступи, из-за них я все равно навсегда осталась бы искалеченной.

Руки Габриэля двигались быстро, но нежно, к подобному обращению с его стороны я совсем не привыкла. Он всегда прикасался грубо, и на этот раз я ожидала подобного. Наслаждаясь внезапной добротой, я размышляла об его рассказе. Над словами, которые он использовал. О том ужасе, через который прошел из-за автокатастрофы. О потере, которую пережил в столь юном возрасте. О демонах, с которыми он, очевидно, все еще боролся. Мы с ним оказались похожи и не похожи одновременно. Хотелось бы мне иметь возможность защитить мужчину от всех бед, которые сделали из него жертву. Никто не заслуживает настолько ужасной травмы. Произошедшее объясняло, почему он превратился в монстра.

Прочно закрепив повязку и собираясь отправить меня обратно в тюрьму, он сказал кое-что напоследок. Голос его был тих, а глаза избегали моего взгляда.

— Я не хочу быть таким чудовищем, Элени, но у меня нет выбора.

Глава 32

Габриэль

Металлическая дверь клетки захлопнулась, и я запер замок, прежде чем развернуться и покинуть комнату. Сил задержаться и смотреть на Элени, выясняя, насколько сильно надавил, не осталось.

Я вовсе не намеревался заставлять ее резать себя, собирался лишь припугнуть. Вид того, как скальпель скользит по телу, поразил меня. С ее стороны я ожидал возражений, плача, крика или каких-нибудь гребаных действий! Но вместо этого одним быстрым движением девушка прошлась по руке, а я потерялся в багровом следе, выступившем на ее разрисованной коже.

Поэтому я не остановил ее. Потому что хотел большего.

Из этой раны струился яд — мой и ее. Она не возражала против шрама. Ей было все равно, ведь Элени постоянно помечала себя таким образом, из-за которого я скрывался годами. Порез, оставленный ею на собственном теле, совпадал с моим. Ее боль соответствовала моей. Она просто этого не знала.

Только вот этот порез оказался недостаточно глубоким. Он не сделал девушку израненной до такой степени, чтобы она не смогла вынести прикосновения солнца. Он не сделал ее одинокой и изолированной, изгнанной и заключенной в тюрьму, разрушенной и не подлежащей восстановлению.

Я хотел, чтобы она была разрушена так же, как и я. Хотел, чтобы она страдала так, как заставила страдать меня. Элени была символом моей боли, непосредственным указателем на мои мучения и примером того, кем никогда мне не стать.

Я хотел ее сломленной, потому что сам был таким.

К черту ее исправление, к черту поддержание в ней света. Она не хотела спасаться, а я не хотел спасать. Я затягивал ее в свой ад, управлял ее гребаным телом и мыслями и собирался держать здесь, в ловушке стен, в которые сам оставался заключен со дня, когда пострадал от действий таких же, как Элени людей.

Посмотрев вниз, я заметил, что не застегнул рубашку после показа в студии. Линии татуировок стали казаться агрессивнее, закручиваясь и разрезая мою покрытую шрамами кожу — физическое напоминание об уродстве, которое они скрывали под собой. Руки сжались в кулаки, а голова запульсировала от бегущей по венам крови. Я не знал, откуда взялся гнев. Я унизил ее, причинил боль, ударил и заставил истекать кровью, но этого все равно оказалось недостаточно.

Несмотря на иссякшую потребность, неустанные шепоты и размышления демонов внутри меня, я все еще не мог обрести покой. Словно тиски захватили каждый дюйм моей кожи, повредили мышцы под ней и раздробили кости. Внезапно понял, что боль, которую я лелеял, замкнутость и ненависть оставались со мной независимо от того, умолкали ли демоны.

И, думаю, именно тогда я стал злее.

Вот когда я стал злопамятным.

И вот тогда я, наконец, нахрен, осознал.

Каждая капля остававшегося во мне благородства, вытекала из порезов, оставленных на моей коже аварией. Я украл Элени, чтобы научить. Я издевался над ней, чтобы успокоить собственный разум. Но достиг лишь того, что только усугубил свои проблемы, терял здравость рассудка, а желание наказать росло в геометрической прогрессии.

В итоге потеря сочувствия или раскаяния походила на сбрасывание одежды, состарившейся настолько, что от нее осталась только куча нитей. Раздражение и запрет.

Я хотел причинить ей боль. Жаждал поведать девушке о причинах своего желания обидеть ее. Мечтал, чтобы она носила покров позора, с которым я жил большую часть жизни. Чтобы она ощущала такую же потерю, какую понес я, и чтобы она увидела, какой уродливой стала для меня.

На моем лице растянулась улыбка, когда вместо оскорблений и требований я услышал от мучивших меня голосов слова согласия и поощрения. Моя голова молчала недолго, но впервые я соглашался со сказанным. Внутри меня расцвела странная гордость, и я почувствовал себя сильнее.

В тот момент моя связь с реальностью оказалась потеряна. Я тупо смотрел на стену. Сидел неподвижно и молча. Позволил разуму превратиться в контролируемый хаос, тихий шторм, дающий возможность мыслить более четко, замышляя не только разрушение Элени, но и свое собственное. Я опустился до точки, где осознал, что после наказания своей пленницы у меня больше не осталось причины оставаться узником в своем теле. В конечном счете, это могли бы быть мы оба, но она — первая. Мне хотелось присутствовать там, чтобы посмеяться над ее последним вдохом, напомнить ей перед смертью, что она всего лишь шлюха. Я желал убедиться, что для нее не останется ни минуты надежды или радости. Элени пока не умерла, но однозначно уже отправилась в ад.

Глава 33

Элени

Дверь моей клетки с грохотом закрылась, и Габриэль исчез в доме на ночь. Я могла на время расслабиться, зная, что сегодня он уже не вернется. Я наслаждалась этими моментами. И пусть голоса никогда по-настоящему не оставляли меня в покое, я могла передохнуть, пока сон не заберет меня, и не вернутся ночные кошмары.

Они преследовали меня и днем, и ночью. Я не могла их избежать. Начинала и заканчивала день в том ужасе, который творил мой похититель. А ночи наполнял кошмар, который я называла жизнью до того, как меня украли. Все это постепенно превратилось в двустороннюю игру. Для Габриэля она заключалась в том, чтобы выяснить, насколько сильно можно меня сломить; и он достиг действительно больших высот в причинении боли. Однако еще это была игра на выживание. Я лишь позволила ему понять, что пережила много дерьма в жизни. И если мужчина думал, что я позволю ему стать своей погибелью, он, блядь, сильно бредил. Я усмехнулась собственным мыслям, потому что определение «бредил» — слишком здравый термином для описания глубочайшего психоза, которым он страдал.

Чем больше времени я проводила с Габриэлем, тем больше проявлялась его болезнь. Но я бы ни за что не позволила ему это понять. Я собиралась играть роль Хорошей Девочки и брать все, что он мне даст. При этом не стоило забывать, да и он не позволил бы, что секс с ним был чертовски идеальный. Как бонус к этому испытанию. Мужчина выглядел неплохо, просто в его голове не хватало пары болтов. Только вот у кого из нас хватало?

Я снова рассмеялась, понимая, что конкретно облажалась. Любой другой в моей ситуации продолжил бы съеживаться от страха или бороться; но вместо того, чтобы становиться жертвой — звание, которое носила всю жизнь — я решила, в конце концов, дать отпор. Оставалось только придумать, как.

Шаги послышались громче, он явно возвращался ко мне. Я слегка растерялась, в этот раз действительно не представляя, чего от него ожидать. Рука под повязкой пульсировала, продолжая напоминать о полном безумии, к которому вел меня этот мужчина.

«Элени, ты заслужила все, что он с тобой делает. Ты шлюха. Ты никогда ничего не будешь стоить...».

Голоса продолжали терзать меня изнутри, когда открылась дверь клетки, и передо мной предстал Габриэль.

От его спокойствия стало жутко. Я никогда не видела его в настолько расслабленном состоянии, и поэтому насторожилась еще больше.

— Габриэль?

Не отвечая, он пересек комнату быстрыми шагами и сгреб в кулак мои волосы. Ни слов, ни эмоций, только действия. Я упала, готовясь проковылять в путешествие, в которое, без сомнения, мы собирались отправиться. Если уж брался за волосы, он всегда тащил меня. Мне не должно было нравиться жесткое потягивание, но что-то в этом заводило. Я истошно завопила, поддерживая игру. Чем меньшей реакции добивался мой мучитель, тем более жестоким становился. Так было всегда. Пока он продолжал волочь меня, я брыкалась ногами, боролась за свободу, пыталась избежать сильной хватки.

Мы быстро миновали ту часть дома, которую я никогда не видела, будучи сильно ограниченной в передвижении. Я прекрасно понимала, что стоит бояться будущего. Только вот после того, что он заставил меня делать в мастерской, насколько хуже это могло быть? Габриэль резко остановился и вытащил одну руку из моих волос, чтобы открыть дверь. Потом швырнул меня, словно тряпичную куклу, на пол. Я ударилась о большой дубовый стол так, что даже голова откинулась в сторону. Боль пронзила все тело, но чтобы меня добить требовалось больше.

— Блядь, — пробормотала я и ахнула, поняв, что за слово у меня вылетело. Слава богу, Габриэль не услышал.

Он поднял меня с пола и усадил в странное кожаное кресло, чем-то напоминающее то, что стояло в офисе моего дерьмового терапевта. Тупой старой суки. Воспоминания заставили желудок скрутиться, и я попыталась сдержать подступившую к горлу желчь.

ШЛЕП! Его ладонь встретилась с моим лицом, ударом вырывая из мыслей. К черту боль. В первое мгновение мне захотелось плюнуть в него. Однако я не сомневалась, что не переживу подобного нарушения. Я почувствовала сочащуюся из нижней губы кровь. А он сел в кресло напротив, расслабленный и ни капельки не взволнованный.

Именно в этот момент я поняла, насколько безумным стал Габриэль. Словно раньше он держался за выступ, но, наконец, отпустил руки, позволяя себе свободно падать в темную бездну. Здравый смысл из его взгляда практически исчез. Ранее я замечала напряжение или раскаяние в содеянном, но теперь ничего этого не осталось. Наступил тот самый момент. Он, наконец, решил убить меня, покончить со мной раз и навсегда, потому что не осталось ни грамма морали.

Кровь стучала в висках, а мысли проносились в голове со скоростью света. Мой взгляд метался по комнате, отчаянно придумывая план побега. Сейчас или никогда. Сомнений не осталось: если сейчас он совершит задуманное, то я уже никогда не обрету свободу.

Внимание привлек блик света всего в нескольких футах от меня. Сверкающий металл словно насмехался надо мной, находясь вне зоны досягаемости. На столе лежал нож для писем, буквально умоляя схватить себя и вонзить Габриэлю в шею. Покончить с ним прежде, чем у него появится шанс покончить со мной. Я уже представляла его безжизненно лежащее на полу тело, а голоса кричали, побуждали меня действовать.

«Сделай это, Элени. Он собирается убить тебя...»

Они смеялись и издевались надо мной.

Я встряхнула головой, избавляясь от навязчивых мыслей, и снова переключила внимание на Габриэля. Он неподвижно сидел в кресле, сосредоточив взгляд на чем-то в углу комнаты. Я не могла понять, на чем он сфокусировал внимание, но сейчас мне выпал единственный шанс. Он потерялся в космосе, а мне пришло время действовать.

Свобода оказалась так чертовски близка, что я уже ощущала ее сладкий вкус.

Бросилась за ножом для бумаги, но прежде чем успела дотянуться, меня накрыла его туша, прижимая к столу, а рука обвила мою шею. С улыбкой на губах мужчина медленно душил меня, и даже рассмеялся, когда я попыталась глотнуть воздуха.

«Думай, Элени, блядь, думай!»

У меня вскипали мозги, выискивая любой выход из этой гребаной ситуации. За сделанный шаг мне некого было винить, кроме себя самой. Единственное, что могло успокоить Габриэля — это секс, поэтому как только комната начала расплываться и темнеть перед глазами, я из последних сил толкнулась задницей к его уже затвердевшему члену.

Заметив мгновенную реакцию, стала без остановки тереться об него. И продолжала попытки соблазнения, пока под тонкими слаксами нарастала его эрекция.

— Ты настоящая шлюха, Элени. Хочешь в последний раз трахнуться перед тем, как я убью тебя? — зарычал он мне на ухо, а я постаралась придумать правильный ответ на его вопрос.

— Хочу тебя внутри, Габриэль, — тихо и хрипло выдохнула я.

Не солгав, я в то же время забрасывала наживку. И хоть поступала как шлюха, но это был единственный шанс сохранить жизнь. Если он не откажется от идеи покончить со мной, то, по крайней мере, я собиралась уйти с гребаным взрывом.

Все еще прижимая меня к огромному деревянному столу, он освободил член из штанов и яростно ворвался в меня сзади. От резкого вторжения я закричала. Все как мне нравилось: смесь удовольствия и боли. Я, как и он, была больной. Не меньше него нуждалась в помощи. По мере того, как он трахал меня, мои крики сменились стонами, я откинула голову назад в ожидании удовольствия.

Считанные минуты спустя я достигла кульминации, сжав внутренние мышцы вокруг его пульсирующего члена и ощущая, как сперма наполняет мое влагалище. А потом я резко вздохнула и помолилась, чтобы мой поступок не стоил мне жизни.

Глава 34

Габриэль

Мне больше всего нравилось в Элени то, что она всегда была готова для меня. Независимо от моих действий, от оказываемого давления, независимо от яда ненависти или стыда, страха или боли, ее тело отвечало ни одно другое. В разы лучше пьяных грязных шлюх в темных переулках — тех, что я трахал в темноте, чтобы они не увидели моих шрамов. Быстрый перепих напротив стены никогда не сравнится с ощущением Элени подо мной. Ее киска идеально принимала мой член. Словно предназначенный специально для меня чехол, настолько горячий и так сжимающий меня, что об этом можно было только мечтать. Чем сильнее становилась боль, тем больше она сужалась, и я мысленно сетовал на то, что наслаждаюсь ею в последний раз. Мы стремительно неслись к концу — точке невозврата, когда наша кровь смешается, в то время как мы испустим последний вздох.

Только вот Элени следовало быть первой, чтобы я смог напомнить, почему она должна умереть.

Сожалел ли я о принятом решении? Нет. Судя по всему, я собирался поступить так с самого начала. Убить ее, убить себя, избавить мир от двух потерянных душ, которые на своем пути оставили бы только боль, хаос и разруху.

Возможно, нам предстояло снова встретиться в аду и насладиться пытками наших душ, навеки обреченных повторять ошибки и боль, которые мы оставили позади.

Элени вырвала меня из размышлений криком, который был частично вызван удовольствием, частично болью. От этого звука мою плоть начало покалывать, рот приоткрылся в восхищении, и я стал двигаться резче, приветствуя волнообразный захват ее мышц. Прижав корпус плотнее к ее спине, я приблизил губы к уху, скользя горячим дыханием по коже, взял мягкую плоть в зубы и стал покусывать ее с такой силой, что девушка дернулась в моих объятиях. Смех заклокотал в моей груди, а она довольно выдохнула, выпуская из пальцев нож для бумаг, которым, несомненно, намеревалась убить меня.

— Люблю быть внутри тебя. Люблю брать тебя и знать, что ты никогда не захочешь, чтобы я остановился.

Ее бедра двигались так, словно умоляли меня о большем. Требовали не дать успокоиться на достигнутом, чтобы я оставался твердым и продолжал вдалбливаться в податливое тело. Я рассмеялся. Умная девочка, этого у нее не отнять.

Мои слова звучали тихим рычанием, голос надломился от прилива крови в венах. Я мог бы трахать эту девушку несколько часов, и ни капли не насытиться. Ее брать — это словно принимать первую дозу смертельно опасного наркотика: разум туманился, тело цепенело, сердцебиение ускорялось настолько, что каждый вдох давался с огромным трудом. Я просунул руки, нащупал мягкую тяжесть груди и сжал ее, ощущая, как снова начинаю твердеть внутри влажной тесноты. Она часто задышала и выгнулась, предоставляя моим пальцам больше доступа.

— Прекрати дразнить меня, Элени. На этот раз тебя это не спасет.

Она затихла, немного повернув голову, чтобы слышать меня.

— Я хочу рассказать тебе один секрет. Последний гвоздь в твой гроб, просто чтобы ты знала, что ты за мусор.

Она вскрикнула, когда я сильнее сжал на ее груди руки, ногтями задевая чувствительную кожу, а член внутри нее дернулся, уже полностью готовый к бою.

— Хочешь узнать мои секреты, Элени? Обещаю, они порежут глубже, чем скальпель, которым я заставлял тебя изранить себя сегодня.

Ответное молчание меня порадовало. Не хотелось, чтобы она открывала рот, прерывая пытки, которым я собирался подвергать ее и без того слабое сознание. Я унижал ее и раньше, раздевал догола, пока девушка не начала видеть в себе шлюху — ту зависимость, которая контролировала ее. Я показал Элени, что она не лучше людей, которые дали ей жизнь. Я заставил ее ненавидеть себя так же сильно, как она ненавидела их.

Я покинул ее киску, улыбаясь при мысли, что буду трахать девушку, разрывая ее мир на части. Уже предвкушал, как она начнет кричать под моим членом. Одновременно я поведаю правду, которая обрушится осознанием того, что Элени не заслуживает оставаться в живых. Не после того, как узнает, что стала результатом идеального союза жалких людишек, которые разрушили мою жизнь.

— Скажи мне, Элени. — Я толкнулся внутрь, и она застонала, приоткрыв рот от удовольствия. Мне нравилось обладать такой властью над ее телом. — Расскажи, как умерли твои родители.

Снова выйдя, я придвинулся к ее входу, желая, чтобы она заговорила, прежде чем снова войду в нее.

— Я... я не хочу говорить о них.

Убрав руку от груди, я провел ею по нежной спине, вниз по заднице, пока мой палец не остановился чуть выше ануса. Она ахнула, затаив дыхание и ожидая очередного вторжения моего члена.

— Расскажи мне, как они умерли.

Сунул палец в сладкую попку и сразу же ощутил сокращение мышц влагалища возле члена.

Девушка пыталась заговорить, тяжело дыша и постепенно заваливаясь на стол.

Опустив голову вниз, я провел зубами по шее. Элени задрожала подо мной, и я начал медленные поступательные движения рукой, пока она не расслабилась, а потом и стала сама насаживаться на мой палец.

— Скажи мне... — прорычал я.

Наконец она открыла рот и заговорила тихо, едва способная озвучить то, что собиралась.

— О... они умерли от передозировки...

Я с силой вошел в нее, и она закричала от ощущений. Насколько мне было видно лицо Элени, по нему заструились слезы, и я стал толкаться в нее резче и быстрее, пока не услышал, как ее тело бьется о деревянный стол.

Замедлившись, я хохотнул, а потом приблизился губами к ее уху и прошептал:

— Ты уверена?

Девушка замерла подо мной, очевидно, находясь в полном замешательстве. Я же вздохнул с улыбкой, радуясь, что сейчас она впервые узнает о том, как тесно связаны наши жизни.

— Когда я впервые увидел тебя возле тату-салона, ты меня отшила. Я был для тебя ничем. Ты не хотела меня знать. Только вот я сразу же почувствовал нашу связь, догадался, что не без причины нас свела судьба. Таким образом мне открылся факт твоего существования.

Замедлившись настолько, что просто находился внутри нее, я охнул, когда вокруг меня сжалась тугая киска, словно моля о продолжении. Сама же Элени ничего не хотела сильнее, чем сбежать от меня. Она знала, что я что-то скрываю. Знала, что я уничтожу ее своими словами.

— Я узнавал о тебе. Это оказалось совсем не трудно, ведь ты светилась в интернете. Выкладывала фотографии с каждой пьянки, интимные снимки, которым следовало стать доказательством твоего позора, тем не менее, ты смеялась и улыбалась, и вела себя так, будто жила по другим правилам, чем все остальные приличные люди. Я преследовал тебя, Элени, а ты предоставляла мне для этого возможности.

Мой член обмяк, пока я рассказывал, а девушка так ни разу и не шевельнулась, поверхностно и медленно дыша, но очень внимательно слушая. Оторвавшись от нее, я облокотился о стол, схватил свою пленницу за руку и развернул ее так, чтобы смотреть ей в глаза.

— У меня нет жизни. Я сижу тут, в этом гребаном доме, у меня масса времени, чтобы играть в онлайн игры, выслеживать тебя и узнавать о тебе. Я прячусь в тени, выхожу поесть, беру все необходимое и, твою мать, все оставшееся время, долгие ЧАСЫ, провожу в одиночестве в этом доме, наблюдая за тобой.

От моего признания ее глаза расширились, но в голубых глазах я не заметил удивления и прекрасно понял, почему она не шокирована. Эта девочка была умной. Когда привел ее в это место, я знал ее имя, привычки, все о ней. Ей следовало догадаться, что я преследовал ее, что она не случайная женщина из случайного бара. Она видела меня на тату-фестивале и узнала, стоило мне вмешаться, когда на нее напали. Однако мои следующие слова должны были вызвать шок, который я желал видеть все это время.

— Было в тебе что-то знакомое, мелькающее на задворках сознания, вертящееся на кончике языка. Мое подсознание знало это до того, как я достаточно сфокусировался, чтобы разобраться, что именно видел. Но потом... ПОТОМ... когда я просматривал твой недавно выложенный в сеть позор, взглянул на твое имя, меня осенило.

Я поднес пальцы так близко к ее уху, что она подпрыгнула от щелчка.

Элени ни на секунду не отрывала от меня взгляда, а приоткрытый рот ясно давал понять, что она внимает моему рассказу. Она словно цеплялась за каждое слово, каждый слог и интонацию моего голоса. Такую реакцию вызывала смесь любопытства, страха и медленного понимания, что в ее похищении крылось нечто большее, чем я показывал изначально.

— Я не какой-то извращенный козел, Элени. Я не похищаю женщин, не трахаю, не мучаю и не заставляю поверить в то, что это некий подготовленный план, цель которого избавить от разрушающих привычек. Если честно, мне плевать, чем биомусор и шлюхи занимаются ежедневно. Они сами причина своего отчаяния и боли, и я с радостью отойду в сторону и позволю им продолжать саморазрушение. Глупость порождает страдания, но большинство из них слишком невежественны, чтобы понять это.

— Тогда... тогда почему я? — едва шевеля губами, спросила она и посмотрела мне в глаза.

Я на секунду замолк, проникаясь тем, что она не только слушает, но и хочет понять. Улыбнулся. Она не боялась меня, не сломалась до степени полного порабощения, вопреки всему, через что я заставил ее пройти, не утратила голос. Несмотря на произошедшее, она оставалась сильной, в ней не погас внутренний свет, которому я страшно завидовал те месяцы, что вел слежку.

— Твое имя показалось мне знакомым. — Я провел пальцем вдоль ее щеки, вниз по челюсти и по шее, пока не остановился в том месте, где ощущалось неровное биение пульса — физическое проявление страха. — А именно, ФАМИЛИЯ. Сначала я не обратил на нее внимания, но потом вспомнил, где слышал ее раньше.

Я снова помолчал, давая девушке еще несколько секунд побыть в неведении относительно нашей связи.

— Твои родители умерли из-за наркотиков, Элени. Это часть правдива. Однако не передозировка стала конкретной причиной их смерти. Скажи, видела ли ты их тела после смерти? Возможно, в гробах?

Она слегка покачала головой, начиная понимать, что ей лгали с детства.

— Они погибли в автомобильной аварии. Сгорели до такой степени, что их невозможно было опознать. Они умерли, крича от боли, даже если их нервы были притуплены действием алкоголя и наркотиков. Они умерли, Элени, когда в теплый воскресный день их автомобиль пересек разделительную полосу и лоб в лоб врезался в авто другой семьи. МОЕЙ семьи.

Я мог поклясться, что в этот момент у нее в голове раздался щелчок. И пусть во взгляде читалось замешательство, но свет уже погас. Без сомнений, необходимость рассказывать остальное отпала, ведь девушка и сама догадалась.

— Моих родителей убили. Они погибли в том же пламени, что убило и твоих родителей. Я пылал вместе с ними. И если бы проходящий мимо мужчина не оказался достаточно храбр, чтобы открыть дверь и сгореть самому ради спасения ребенка, я бы тоже погиб на той дороге. Однако вместо этого я выжил. Большая часть моего тела обгорела и была изрезана стеклом. Я почти год провел в больнице, проходя один курс лечения за другим, одну пересадку кожи за другой. Пока рос, мне раз за разом приходилось возвращаться в больницу, срезать кожу и пересаживать ее, чтобы она растягивалась вместе с растущими костями. Ты хоть представляешь, насколько БОЛЬНО расти вот так? И физически, и психологически. Меня все время прятали. Ребенок, который не мог играть с другими детьми, жизнь, разрушенная выбором демонов, которые породили ТЕБЯ.

— Н…нет... — Элени неверяще покачала головой, а я лишь улыбнулся.

— После больниц, которые чинили мою кожу, следовали больницы, которые пытались починить мой разум. Твои родители все еще издеваются надо мной, говорят со мной, давая указания причинить боль окружающим, как они причинили ее мне. Они смеются надо мной, насмехаются, даже мертвые они не отпускают меня из своей хватки!

Я отстранился и начал ходить взад-вперед перед столом, девушка же оставалась неподвижной, зависнув от шока, не в силах прийти в себя.

— Ты, твою мать, хоть представляешь, каково это, когда не можешь выйти наружу? Стоять в центре переполненной комнаты, не желая выбить все дерьмо из каждого окружающего человека?!

Снова придвинулся к Элени, рукой сжимая ее волосы, не позволяя отодвинуться, пока опускал к ней свое лицо. Однако не успел я и слова сказать, как она открыла рот и буквально выплюнула извинение, видимо, надеясь, что оно все исправит.

— Я... я не знала, Габриэль. Поверь мне. Они испортили и мою жизнь тоже!

Слезы брызнули у нее из глаз, но этого было недостаточно. Ее боль никогда не сравнится с моей. Ее жизнь не стала такой черной как моя.

— Нет, Элени. Они не испортили тебе жизнь. Это случилось бы, не стань ты абсолютно, мать твою, такой же, как они. Это символично, что демоны порождают еще больше демонов. Я часто гадал, зачем остался в живых. Почему ребенку терпеть боль и страдания от ВСЕГО, что у него отняли. Но после встречи с тобой я понял.

Мгновение тишины между нами легло камнем мне на плечи. Балластом, от которого я, наконец, освобожусь, теперь, когда понял замысел судьбы.

— В тебе все еще есть свет. Вопреки прошлому, вопреки ТВОЕЙ вере, что они разрушили твою жизнь, ты продолжаешь жить, будто бы НИЧЕГО не происходило. Ты обречена на повторение тех же самых ошибок, а я остался в живых, потому что должен уничтожить тебя, Элени. Меня оставили, чтобы, наконец, избавить мир от ОДНОГО ГРЕБАНОГО ЧЕЛОВЕКА, через которого эти ублюдки продолжают жить!

Глава 35

Элени

Мой пульс участился, когда душу пронзили его слова. Секреты, которые он раскрывал, подобно ножу вырезали свет внутри меня. Свет, которому Габриэль явно завидовал, свет, который он только что уничтожил. Независимо от мучительных раздумий и попыток предпринять хоть что-то, в этот момент ко мне пришло осознание: во-первых, мой похититель больше не находится в здравом уме, а во-вторых, не осталось никакой надежды, что мне удастся выжить. И чтобы понять это, не нужно было быть человеком с моим прошлым. Теперь ничем, включая секс, его не убедишь.

В общем, мне конец.

Я пыталась сосредоточиться на поступке своих дерьмовых родителей. И хоть знала, что они представляли собой лишь жалкие куски дерьма, но оказалось, я даже не представляла насколько. Меня взбесило, что бабушка не рассказала мне правды. А я после долгих лет издевательств не желала выяснять подробности их кончины. Меня это просто не интересовало. Ну а кто бы думал иначе?

Я наблюдала, как Габриэль мечется назад и вперед по небольшому кабинету, и меня снедало чувство вины. Повсюду валялась разбросанная бумага, создавая ощущение царящего вокруг хаоса. Наверное, примерно то же самое творилось у моего похитителя на душе. Испуганный, потерянный, обозленный на весь мир за условия, в которых ему пришлось расти, пока я упивалась тем, что избавилась от жестокого обращения. Испытывала бы я такое же счастье, зная, что где-то там маленький мальчик тонет в боли, с которой он вынужден жить из-за моих родителей?

Мне хотелось бы спасти его. Перемотать время назад и лучше справиться с насилием, предотвратить то, что мои родные сделали с Габриэлем и его семьей. Я радовалась потере своих родителей, а его потеря разрушила ему жизнь.

— Габриэль? Можно мне сказать? — тихо произнесла я, молясь, чтобы он не убил меня здесь и сейчас. Надеясь, что смогу подобрать слова, которые он станет вспоминать всю оставшуюся жизнь, испытывая реальные угрызения совести.

— Что, Элени? — коротко и резко проговорил он.

Мужчина явно был раздражен, и я понимала, что не составит труда подтолкнуть его к новому срыву. Однако на этот раз я не боялась. Представляла, что произойдет и, наконец, поняла почему. Я не винила его, просто хотела помочь.

— Я сожалею о том, что они сделали. Понимаю, мои извинения не имеют значения, но хочу, чтобы ты знал, насколько сильно я сожалею о том, как прожила жизнь. Наслаждаясь потерей, радуясь, что они никогда не вернутся ко мне, а ты в это время был вынужден жить в агонии. — Я глубоко вздохнула и встала прямо, всего в нескольких футах от продолжающего шагать по комнате Габриэля. Когда я говорила, он никогда не смотрел мне в глаза. — Я эгоистка, ты прав. Знай я о твоем существовании, знай правду о произошедшем, всегда бы находилась рядом с тобой. Помогала бы тебе по жизни. Все было бы иначе, Габриэль. Я была бы рядом, как сейчас. Положись на меня, будь со мной. Позволь помочь тебе. Позволь показать, насколько я сожалею о случившемся с тобой.

Это была не моя вина. Я пыталась убедить себя в этом. Но те два человека, которые напились настолько, что создали меня, своими руками разрушили его будущее. Все, что от них осталось — это я. Только на меня Габриэль мог свалить их вину. И без сомнения, если бы оказалась в подобной ситуации, я поступила бы так же.

Шагнув в его сторону, я просто смотрела на него. Не произнося больше ни слова, наблюдала за мужчиной. Его рассудок ускользнул. Передо мной стоял отчаявшийся человек, изо всех сил желающий, чтобы голоса прекратились, чтобы боль ушла, чтобы раз и навсегда перестали преследовать воспоминания. Нас разрушали одни и те же люди, одна и та же потеря, связанная с его пристрастием и мной. Именно здесь мы превратились в одного человека. Но я стала такой раньше из-за людей, которые сделали с ним то же самое.

Взгляд Габриэля упал на меня, все еще голую, как в день рождения. Потухший взгляд его красивых зеленых глаз проследовал от моей голой киски к лицу, где по щекам продолжали струиться слезы. Я протянула руку, но на этот раз он не пошевелился. Я шагнула ближе и прижала ладонь к его груди, снова совершая смертный грех. Однако этим прикосновением я лишь стремилась утешить его, как мать утешает ребенка.

— Все в порядке, Габриэль. Все будет хорошо. Мне очень жаль.

Когда последние слова слетели с моих губ, он руками ударил меня в грудь, толкая через всю комнату. Мое тело ударилось о твердую кирпичную стену. Перед глазами вдруг потемнело, и это было последнее, что я запомнила.

***

Я ненавидела просыпаться в клетке, скучая по прекрасной спальне, которую предоставил Габриэль, когда впервые взял меня. Вспомнилось, как сильно я, блядь, ненавидела его в те дни, как сильно желала ему смерти. Но сейчас не смогла заставить себя вновь воскресить глубокую ненависть, что я испытывала к нему тогда. Она исчезла, как будто время, которое я провела здесь, поглотило ее.

Желудок скрутило, и я опустошила его содержимое на пол. Прошло достаточно много времени с тех пор, когда я в последний раз ощущала себя такой больной. Я задавалась вопросом, связано ли это с постоянным чувством тревоги; беспокойством о том, что похититель собирается сотворить со мной, когда, наконец, потеряет рассудок настолько, что осуществит задуманное и убьет меня.

Голоса ожили, стоило мне усесться на пол и начать плакать. Я делала это каждый день с тех пор, как застряла в клетке. В моей жизни имелись вещи, о которых я слишком сильно сожалела, чтобы отказаться от них. Упущенные возможности, все, что я испортила, люди, которых использовала. Габриэль заставил меня открыть глаза и понять, что я неправильно поступала. Он заставил меня захотеть измениться, и из-за этого я никогда не смогу ненавидеть его.

Следовало желать ему гореть в аду. Следовало ненавидеть его всем существом. Однако я не обманывалась: в глубине души сама была в таком же дерьме, как и он. Я хотела любить его, хотела исправить его. Только вот это оказалось невозможно.

Глава 36

Габриэль

Тридцать один день. Прошел тридцать один день, как я вытаскивал ее из клетки. Тридцать один день с тех пор, как я пытался покончить с Элени, уничтожить всю ту грязь, что продолжала существовать внутри нее. Она постоянно напоминала о демонах, которые украли мой рассудок и заменили его иллюзиями.

Выпуская девушку из заточения, я в первую очередь заботился о ней. Как будто купание, кормление или переодевание облегчили бы боль, которую она, в конце концов, перенесет. Она ежедневно извинялась, следуя за мной и желая умереть, готовая погибнуть от моей руки. Я, наконец, убедил Элени, что это должно произойти. Единственный способ компенсировать гибель моих родных и жизнь тети. Дело было даже не в ее родителях, а в пагубном пристрастии. Если бы она умерла, то вместе с ней умерла бы и ее зависимость, а я бы выполнил свою миссию. Ведь именно для этого я выжил. Я не сомневался в этом. С тех пор как понял, зачем пришел в этот мир, демоны больше не преследовали меня.

А затем случалась странная штука. Когда она приводила себя в порядок, смотрела на меня светлыми глазами или произносила извинения своими красивыми полными губами, я знал, что это будет происходить каждый день. Элени шептала свои чертовы слова, а я слышал их даже ночью, когда спал. Они утешали меня, хотя мне следовало их ненавидеть. Я засыпал под звук ее голоса.

«Прости, Габриэль, ты не заслуживаешь этой боли. Ты прав, я такая же, как они, и если бы не ты, я бы никогда этого не узнала».

Интересно, догадывалась ли она, что именно произнесенные слова изо дня в день спасали ее. Вместо того чтобы засунуть голову Элени в заранее подготовленную петлю или провести лезвием по ее запястьям, я находил губами ее губы. Губы, которые произносили все эти красивые слова, и мое тело оживало, желая ее прикосновений, возбуждаясь от ощущения ее рук на моей коже. Никогда и никому я не позволял прикасаться к себе кроме многочисленных медработников. И даже тогда мне приходилось терпеть это сквозь зубы. Мне не нравилось видеть печальные взгляды на их лицах, когда они понимали, что я никогда не стану нормальным, таким, как все.

Раньше я жалел себя, а потом понял, что шрамы являлись напоминанием, болезненным знаком, который в конечном итоге приведет меня к моей судьбе. До Элени я не существовал и не буду существовать после нее. Однако когда мы были вместе, я узнал, каково любить другого человека, позволять кому-то прикасаться к себе, не испытывая ненависти. Она не выглядела грустной, когда смотрела на меня. Она призналась, что я красив и что она желает меня. И я оказался слишком эгоистичен, чтобы отказаться от этого. Я не смог бы смотреть, как она умирает, и продолжить жить. Не смог бы существовать в мире без этой девушки.

Поэтому на тридцать первый день я решил, что мы умрем вместе. Придумал выбрать ее любимый яд и добавить его и себе. Я не стал бы менять схему. Вытащил бы Элени из клетки, искупал бы и одел только для того, чтобы снова раздеть и трахнуть так, чтобы мы с трудом могли бы шевелиться. На ужин я подал бы ей любимые блюда, о которых читал в ее многочисленных постах в интернете. А потом, когда она насытится, привел бы ее в гостиную, где играла бы красивая музыка, а в камине горел огонь. Я бы попрощался с ней в последний раз.

Элени жила ради алкоголя, и именно он бы убил ее. Я тоже решил выпить, несмотря на ненависть к этому веществу. Я бы выпил, чтобы умереть рядом с ней. Для нас это стало бы достойным завершением. Для всех, кого мы знали, любили или обидели, мир вернулся бы в нормальное русло.

В конце концов, я не желал насилия, я хотел мира.

Я бы не стал ей лгать. Элени бы знала, что в стакане. А я знал, что она выпьет, потому что, говоря мне о сожалении, девушка не лукавила.

Глава 37

Элени

Дни словно слились в один. Габриэль держал меня здесь уже почти шесть недель. Однако я знала, сколько это продолжается, лишь потому, что он сам постоянно напоминал мне об этом. Изо дня в день твердил об этом. Когда просыпался, он давал мне немного свободы. Словно будильник. Не знай я его лучше, решила бы, что он хочет сделать меня частью своей жизни, и именно поэтому еще не убил.

Но сегодня все происходило по-другому. Утром я осознала то, о чем никогда не могла даже помыслить. Поняла то, что должно было стать кошмаром для меня. Но возможно, это мой единственный шанс на свободу.

Головокружение. Тошнота. Усталость. Все это, блядь, было неспроста, потому что в положенное время не пришли месячные. Пока меня держали в плену, случилось две дерьмовые вещи... я перестала принимать противозачаточные и забеременела от шизофренического социопата. Словно выиграла в гребаную лотерею.

Каждый раз, когда он кончал в меня, я получала удовольствие от нашей страсти. Я и подумать не могла, что такое возможно, потому что раньше мне не приходилось беспокоиться об этом. Между алкоголем, которым я накачивала свое тело, и моей осторожностью в отношении секса, мысль о беременности никогда даже не мелькала в моей голове.

Но сейчас я точно знала, что беременна. И тут не требовался ни один из гребаных тестов, чтобы подтвердить то, о чем я и так уже догадалась.

Меня напугал звук шагов. Габриэль сейчас придет за мной, спустится по ступенькам, чтобы выпустить из клетки и нежно заботиться обо мне. Изо дня в день ничего не менялось: купание, кормление, а затем единственное, что сохраняло его спокойствие, усыпляя внутреннего зверя. Занятие любовью.

Именно так лучше всего можно было описать то, чем мы занимались. В его действиях сквозила невиданная раньше нежность. Что-то изменилось, но я не осмеливалась упоминать об этом, боясь за свою безопасность. А теперь я стану опасаться и за маленькую жизнь, растущую внутри меня. Жизнь, о которой мне следовало заботиться, чего мои родители никогда не делали. И я решила защитить ее любой ценой.

Клетка открылась, у входа стоял Габриэль в гораздо более радостном настроении, чем обычно.

— Доброе утро, красавица, — сказал он и поцеловал меня в лоб. — Пора принимать ванну.

Я заставила себя расслабиться. Не хотелось показать мужчине, что после его ухода прошлой ночью что-то изменилось. Сейчас нас спасти могло только мое поведение. Я надеялась, что смогу стать достаточно хорошей актрисой. Ведь предстояло заставить его поверить, что меня ничего не беспокоит, в то время как вся тяжесть мира лежала на моих плечах.

Как и каждое утро, он искупал меня без всяких происшествий, обращался со мной, словно я фарфоровая кукла. За завтраком мы болтали о ерунде, в основном об искусстве, потому что, как оказалось, это была наша общая любовь. У меня не выходило смотреть на него без жалости и сожаления, зная в глубине души, что запланировала. Не хотелось оставлять Габриэля. Как бы глупо это ни звучало, я полюбила его как никогда и никого ранее. Только вот эти отношения оказались токсичными. Все, что нас окружало, наши чувства были обречены. О счастье здесь не шла речь, мы бы обманулись, поверив в это.

— Пойдем со мной, Элени.

Он потянулся ко мне, и я без раздумий протянула руку. Габриэль быстро отвел меня обратно в спальню, которую я называла своей после похищения. Комнату, которую я звала домом лишь некоторое время. Из-за моего поведения в самом начале он решил, что я просто животное, которое заслуживает клетки.

— Сегодня особенный для нас день, Элени. — Габриэль сделал паузу и приподнял мой подбородок, наши глаза встретились, и я увидела в его легкую печаль. — Сегодня наш последний день вместе. Это конец. — Он обнял меня и посадил на кровать. — Мы разделим постель в последний раз. Я покажу тебе, насколько хорошо научился заботиться о тебе, как ты никогда не заботилась о другом человеке. За ужином мы выпьем твой любимый яд и вместе погрузимся в вечность.

Я сделала вид, что не ошеломлена его заявлением. Притворилась, что не боюсь до смерти. Этот человек намеревался убить нас за ужином, как будто это просто прогулка в парке или романтическое свидание для двоих.

Габриэль потерял рассудок, и его уже не вернуть. Об этом свидетельствовало жуткое спокойствие, которое чувствовалось в нем. Мужчина потянул одежду, в которую сам же одел меня после ванны. Он начал сверху, по одной кнопке. Я приложила массу усилий, чтобы не вздрогнуть, когда его рука коснулась моего живота.

Люди говорят, что мать может поднять машину, когда ее ребенок придавлен тяжестью. Это пресловутая «материнская сила», которой она воспользуется, чтобы защитить свое дитя. Сила словно новое лекарство текла по моим венам, когда Габриэль прикасался ко мне. Мне предстояло любой ценой защитить ребенка, освободиться от этого кошмара и вырваться на свободу.

Другого выбора у меня не осталось. Нашей мучительной дороге пришел конец.

Я решила сопротивляться до последнего, а если ничего не выйдет, он убьет не только меня, но и дитя, которое мы создали в этих токсичных отношениях.

Глава 38

Габриэль

Я снял с Элени красное платье, что выбрал сегодня, ощущая дикую потребность своего тела. Подобного я не испытывал к другим женщинам. Сдвинув простыни и стеганое одеяло, я наблюдал, как она заползает на матрас, садится на колени и смотрит на меня. Никогда не видел такого в женщинах, которых прижимал к грязной стене на узкой улочке, скрывая в окружающих тенях свою ненависть и шрамы. Ни одну из них не желал, но мой член все равно вставал. Казалось те минуты, что требовались для достижения кульминации, облегчали груз одиночества, позволяя функционировать еще один день.

Они были доступными, собственно, как и Элени. Только ее сила духа оказалась просто волшебной. Она словно обволакивала меня, проникая глубоко в тело, мозг, даже кровь, превращаясь в наркотик, без которого я больше не смог бы жить.

Когда опустился на кровать, девушка потянулась ко мне, и впервые в своей проклятой жизни я не вздрогнул, стоило ее ладоням пробежаться по моей груди и плечам. Я думал, что никогда не испытаю потребности в прикосновении другого человека, но исходящее от нее тепло заставляло желать большего. Она занимала все мои мысли, даже снилась мне каждую ночь. В голове не укладывалось, почему судьба настолько жестока, что заставляет уничтожить то единственное, перед чем я мог бы преклонить колени.

Но такова жизнь, и я не хотел покидать мир, не выполнив своего предназначения.

Нежные губы пробежали по моей скуле, язычок время от времени щекотал кожу, воспламеняя внутри каждый нерв. Член поднялся, и я быстро избавился от штанов, что мешали погрузиться во влажную глубину. Мы двигались так, словно созданы друг для друга, как две части единого существа.

Я не спешил, проникая в ее киску, глядя, как приоткрываются нижние губы, а стеночки растягиваются, чтобы идеально меня вместить. Обосновавшись глубоко внутри, я остановился, наслаждаясь моментом, нашим последним разом вместе. Поначалу Элени что-то шептала, задыхаясь, слова терялись на фоне ощущения воссоединения двух половинок. Мне тоже не хватало дыхания и вместо того, чтобы ответить, я выскользнул, а затем снова рванулся вперед. Руками пробежался по ее телу, задержавшись на бедрах. А потом приподнял девушку, ведь потребность обогнала желание действовать медленно.

Казалось, она не возражала. Чем сильнее я вонзался в нее, тем громче Элени кричала. Кончиками пальцев нажал на чувствительную кожу, подарив ей крупицу боли и зная, что это поможет ей меня догнать. Она послушно изогнулась, и я губами нашел вершинки грудей, покружил языком вокруг затвердевшей плоти, прежде чем слегка прикусить.

Ее руки вцепились мне в волосы, а тело подо мной сотрясала дрожь. Я тоже достиг вершины, и мы застыли в состоянии эйфории, затерявшиеся друг в друге, пока снова не нахлынет тоска.

Вот и настал конец, мой последний момент счастья.

Мы молча лежали на кровати, наши сердца замедлились, а легкие наконец-то снова обрели способность свободно дышать. Ее желудок заурчал, и я тихо рассмеялся.

― Проголодалась?

Элени лениво улыбнулась и кивнула. Я кивнул в ответ. Поднявшись с матраса, подобрал и натянул штаны, потом проделал то же самое с ней. В выражении ее глаз ясно читалось: она в курсе, что подобное больше не повторится. Я предложил ей руку, и моя пленница, не сопротивляясь, приняла ее и последовала за мной на последнюю трапезу.

Приведя ее в кухню, усадил к столу. В центре его красовались черные свечи и красные розы, купленные специально для Элени. Они подходили к ее платью. Я не мог не восхищаться сидящей передо мной красавицей. Теперь, когда действие алкоголя прошло, она сияла еще ярче. Практически светилась, ослепительная, сильная, готовая привести жизнь в порядок и уничтожить демонов, что охотились за нами обоими.

Наши смерти спасут других, Элени знала это и верила так же твердо, как я.

― Я купил стейк, надеюсь, тебе нравится мясо с кровью. Ненавижу, когда оно пережарено и теряет вкус.

Я бессвязно бормотал, не зная, что еще сказать. Какие существуют слова, когда ты смотришь на человека, в которого влюбился, зная, что скоро настанет время прощаться. Я надеялся, что вселенная будет милосердной и позволит нам оказаться вместе в следующей жизни. Пусть мы попадем туда, где сможем отдохнуть, ощутить солнечное тепло и понять, что совершили все, для чего были созданы.

Мы ели молча, тишину нарушал лишь звон приборов. Когда же закончили, я не стал убирать со стола и повел ее в гостиную, где заранее зажег огонь. Рядом с камином я поставил столик с бутылкой красного вина и двумя бокалами.

Ее взгляд скользнул по алкоголю, и Элени едва уловимо качнула головой. На секунду я усомнился, что правильно понял ее реакцию. Однако тут же подключились и губы, озвучив жалкий протест против того, чему суждено было произойти.

― Я… я не хочу пить, Габриэль. Не хочу покидать этот мир такой же пьяной, как во время всех впустую потраченных лет.

Сердце болезненно забилось в груди. Я потянулся к Элени, сжал в объятиях и уселся на диван, устроив ее на коленях. Я поддерживал ее, пытаясь дать утешение в наш последний момент, рукой поглаживал красновато-коричневый шелк ее волос.

― Это самый простой способ, Элени. ― Голос надломился от эмоций. Не знал, что могу испытывать подобное. Я поблагодарил бога за возможность почувствовать это прежде, чем положить свою жизнь на алтарь высшей цели.

― Я не могу, ― слабо запротестовала моя пленница, но следующая фраза прозвучала уже решительнее. ― И не буду.

Меня накрыла странная смесь злости и сострадания. Я поморщился от мысли, что несмотря на все мои попытки в наш последний момент достичь гармонии, насилия не избежать. Для иного решения не осталось ни времени, ни мыслей, ни возможности. Я и так тянул, сколько мог. Если не покончить с этим сейчас, демоны вернутся, чтобы на нас охотиться, заставляя причинять боль не только себе, но и окружающим.

Мы были словно яд ― она и я. Поэтому не стоило еще больше пятнать наши руки кровью. Наши души оказались уже повреждены, прокляты, обречены погрязнуть в мучении и бесконечных кошмарах. Только смерть могла бы очистить нас и освободить.

Стараясь, чтобы голос звучал спокойно, я произнес:

― Ты это выпьешь, Элени. Оно не ранит. Мы выпьем и уснем. Не будет боли, не будет слез. Мы можем сделать это вместе, или я помогу тебе, а как только ты уйдешь, присоединюсь к тебе. Но наше время вышло. Пути назад уже нет, никогда не было.

― Нет, Габриэль. Не обязательно должно быть так.

Ее нижняя губа задрожала, а из глаз заструились слезы. Ее протест вызвал во мне огонь ярости, задушив всякое сочувствие. Спокойствие покинуло мою душу, а мышцы напряглись, когда я понял, что даже такая крупица счастья для нас недостижима.

На секунду я прикрыл глаза и снова распахнул их, почувствовав на щеке тепло ладони. Элени умоляла, молила о жизни, своей и моей. Я лишь покачал головой. Жестокость клокотала во мне, и тишина, которой я не так давно наслаждался, разбилась, когда снова рассмеялись демоны в моей голове.

«Она никогда не последует за тобой. С чего ты решил, что все будет так просто? Бей ее, насилуй, причиняй боль. Лишь боль очищает душу. Для другого ты никогда не годился».

Я столкнул девушку с коленей и отшвырнул от себя, она застонала, ударившись. Наклонившись, я вцепился пальцами ей в волосы, поднял вверх, чтобы ноги больше не касались пола. Она закричала, и этот звук превратил тлеющие внутри меня угли в неконтролируемый пожар ненависти и злобы. Из глаз моих бежали слезы, я ведь не хотел, чтобы так получилось. Она просто не оставила мне выбора.

«Покончи с ней».

Качнув рукой, я выпустил ее волосы, и Элени полетела через комнату, врезавшись в стол. Пылающий позади огонь окружил ее красным ореолом. Когда я направился к ней, моя пленница широко распахнула глаза и закричала, умоляя остановиться.

Я ожидал, что моя красавица будет беспомощно лежать, придавленная моим весом, а руки мои сожмутся вокруг ее шеи. Представлял, как увижу угасающий свет в ее глазах до того, как уйдет мой собственный.

Но, конечно, жизнь любит ломать планы. Стоило потянуться к Элени, она откатилась, едва избежав захвата, вскочила на ноги и бросилась в направлении кухни.

Я последовал за ней, и хоть ноги двигались размеренно, сердце буквально выпрыгивало из груди. Завернув за угол, я резко остановился, а когда опустил взгляд, увидел у себя в животе нож.

От изумления я открыл рот. Взглянув ей в лицо, заметил струящиеся по щекам слезы. Снова опустил глаза, наблюдая, как Элени отдернула руки от рукоятки ножа. Кровь покрывала бледную кожу, ладони ее дрожали.

Схватившись за нож, я закричал, резко дернул и услышал металлический лязг, когда он упал на кафельный пол у моих ног.

Мной овладел инстинкт. Убей или будешь убит. Хотя я понимал, что уже мертв. Истекая кровью, я поскользнулся в темно-красной луже, что разрасталась подо мной, тело рухнуло в столовую, где мы только что ели. Элени убегала, хватая все, до чего могла дотянуться и бросая в меня, чтобы замедлить.

Она не остановила бы меня. Просто не смогла бы. Должно было случиться то, чему суждено.

Заставив себя подняться с пола, я погнался за своей пленницей вокруг барной стойки, снова поскользнулся и, взглянув вверх, увидел ее в последний раз.

Железная сковорода в ее руке ударила меня по голове, раз, другой, третий, пока я не провалился в темноту, вызванную последней схваткой и потерей ее верности.

Глава 39

Элени

― Помогите! Кто-нибудь, черт возьми, помогите мне! ― кричала я, выбегая из своей тюрьмы, дома, где последний месяц меня держали в плену.

Стоял прохладный вечер, сумерки уже укрывали небо, и солнце едва освещало дорогу, когда я стремглав неслась к соседнему дому. Красное платье, что надел на меня Габриэль, порвалось от борьбы, а руки были перепачканы его кровью.

Слезы струились по лицу при мысли, что я могла его убить. Погубить единственного мужчину, которого любила, но выбора у меня не оставалось. Сегодня вечером он решил убить меня, нас, а я не могла позволить этому случиться. Он потерял рассудок. Его здравомыслие испарилось, и я лишь молилась о его спокойствии.

Я споткнулась, взбегая вверх по ступенькам огромного кирпичного дома. Колено окрасилось кровью, но это даже на мгновение меня не остановило. Руки яростно колотили в дверь, и я продолжала взывать о помощи. Палец безостановочно давил на дверной звонок, умоляя ответить и побыстрее. Ужас сковывал меня при мысли, что Габриэль мог погнаться следом, но я была слишком испугана, чтобы оглядываться.

Дверь медленно распахнулась, и на пороге возникла пожилая женщина, на лице ее застыло потрясение. При виде меня она поднесла руки ко рту и резко выдохнула.

― Пожалуйста, помогите! Мой парень на меня напал! ― умоляла я.

Она быстро провела меня в безопасность дома, заперев за нами дверь. Истерически крича, я рухнула на колени на деревянный пол ее прихожей, пока она набирала службу спасения и вызывала помощь почти таким же полным отчаяния голосом, как у меня.

― Он болен. С ним что-то не так, он схватил меня и сказал, что должен убить. Я не знаю, жив он или мертв, но ему нужна помощь!

Женщина передала сообщение дежурному.

― Он живет в соседнем доме. Пожалуйста, пришлите неотложку.

Я умоляла его спасти, полностью наплевав на собственную безопасность или благополучие. Я не планировала его ранить. Никогда не желала причинить ему вред, хотя только это и делала.

Вдали послышался пронзительный рев сирен. Женщина укачивала меня как ребенка, обещая, что все будет хорошо. Ее поддержка помогла мне расслабиться, совсем немного, потому что беспокойство о Габриэле оказалось слишком сильно.

― Как тебя зовут? ― тихо спросила она.

― Элени, ― прошептала я, и снова полились слезы.

Я словно наяву слышала его голос, Габриэль говорил со мной, нежно называл по имени в наши последние минуты. Он обрел покой, любовь и нежность. Хотелось бы мне, чтобы он был в объятиях своей семьи. Он и хотел там оказаться, но его демоны не могли подобного позволить. Случившееся этим вечером разбило мне сердце.

Габриэль сказал, что я светилась. Заметил изменения в моем теле, но демоны затуманили его разум, и он решил, причина в том, что я готова умереть. Я же, напротив, была полна сил и готовилась привести в этот мир новую душу, жизнь, что сотворили мы вместе, жизнь, которая могла бы спасти мою собственную. Мне оставалось только молиться, чтобы он выжил, потому что глубоко внутри я понимала, что иначе не смогу жить в мире с собой.

Стук в дверь испугал меня. Милая леди встала с дивана, чтобы открыть. Я заставила себя подняться и последовать за ней. Знала, что мне придется говорить с полицией. Прежде чем я смогу поведать свою историю, следовало удостовериться, что кто-то пойдет в соседний дом и спасет Габриэля. Спасут от ран, что я ему нанесла, и от его демонов, пока он сам не покончил со своей жизнью.

― Мадам, мне нужно задать вам несколько вопросов, ― заявил одетый в униформу полицейский, пока его взгляд скользил по моему прикрытому лохмотьями телу.

― Сначала убедитесь, что Габриэль в порядке. Он болен, и ему нужна помощь. Пожалуйста, просто удостоверьтесь, что медики его заберут. Я вас умоляю! Я не хотела его ранить, но он собирался меня убить. ― Я выпалила это так быстро, что потребовалось время, чтобы восстановить дыхание.

― Неотложка уже здесь, мисс. Вам нужна медицинская помощь?

Я почувствовала облегчение, но вопрос вернул меня в реальность. Да, мне требовалась медицинская помощь, следовало убедиться, что случившееся не навредило самому драгоценному в моей жизни.

― Да, ― выдавила я, и коп повел меня к остановившейся у обочины неотложке.

Мой взгляд упал на дом Габриэля, как раз когда медики вывозили из двери носилки. Его окровавленное безжизненное тело было стянуто ремнями. Он не двигался, и слезы из моих глаз полились еще сильнее. Носилки подвезли к задней части ожидающей машины, пряча с тихой пригородной дороги, ведь огни и сирены и так разрушили мирный вечер. Если бы только все эти люди знали, что за кошмар случился в аккуратном доме в центре улицы.

Люди семьями стояли у обочины, словно смотрели шоу. Мне хотелось прогнать всех, но народ просто проявлял любопытство к происшествию на своей улице. Родители прижимали к себе детей, заслоняя от их глаз наши пропитанные кровью одежды.

Женщина все еще стояла рядом, пока бригада экстренной медицинской помощи помогала мне, задавая вопросы, на которые я бесстрастно отвечала.

― Вас изнасиловали, мисс?

― Нет, но у нас была близость, ― сообщила я, как робот.

― Принимаете какие-нибудь лекарства?

― Нет.

― Какие-нибудь заболевания?

― Возможно, я беременна.

Мои ответы слушали и записывали. «Скорая» стояла неподвижно, и офицер сообщил, что меня встретят в больнице, чтобы взять заявление. Шрамы и кровоподтеки на моем теле должны были стать достаточным доказательством правдивости истории о самозащите.

― Хочешь, я поеду с тобой, Элени? ― поинтересовалась женщина.

В ее глазах стояли слезы. Я хотела сказать «да», потому что нуждалась в ней на самом деле. Хоть в ком-то. Потому что я была чертовски одинока и ненавидела это. А еще кожа покрывалась липким ужасом, стоило представить, что может случиться. Я боялась за здоровье и будущее Габриэля.

― А вы можете?

Она кивнула и побежала запирать дом, прежде чем присоединиться ко мне в задней части неотложки. Когда мы тронулись с места, женщина держала меня за руку.

― Как вас зовут? ― полюбопытствовала я.

― Меня зовут Адель, ― тихо прошептала она, целуя мою бледную руку.

― Адель, святая покровительница семьи, ― пробормотала я.

Глаза начали закрываться, я оказалась не в силах бороться с сонливостью. Адреналин бежал по венам, но это, казалось, не имело значения, со мной творилось нечто странное. Желудок внезапно скрутило, мышцы пронзила боль, и я быстро догадалось, что натворил Габриэль.

― Думаю, он меня отравил, ― прошептала я, и мир вокруг погрузился в темноту.

Глава 40

Габриэль

Рядом со мной раздался сигнал тревоги. Навязчивый звук вывел меня из дремоты. Он настолько отвлекал, что я не смог снова погрузиться в безболезненное забвение, которое, казалось, мне удалось обрести. Я хотел продолжать плавать в темноте, утонуть в крови, которую Элени выпустила из моего тела. Смерть встретила меня с распростертыми объятиями, шепча, что наконец-то я освободился из ада, в котором пришлось мучиться всю жизнь.

Но, как обычно, все оказалось обманом. Прекрасная картинка о том, что могло бы быть, но чего никогда не будет. Потому что для меня это было недосягаемо. Я мог тянуться к ней сколько угодно и все равно не доставал.

Мечта, которая так и не осуществилась.

Все не должно было произойти так, как произошло. Планировалось, что мы ускользнем, обретем счастье вдали от кошмаров и душевной боли, преследовавших меня с того дня, когда по дороге из парка погибли мои родители.

Я плакал. Хотел мороженого, а они сообщили, что я получу его только после прогулки.

Я был ребенком. И сказал родителям, что ненавижу их.

Возможно, именно поэтому оказался обречен на то, чтобы покончить с жизнью, в которой приходилось терпеть мир, не понимающий, что меня там уже нет.

Нечто чужеродное настигло меня, сжимаясь в груди. Боль, вызванная чем-то другим, помимо ран на теле и махинаций стоящих у моей кровати людей. Я открыл глаза и увидел их над собой. Они торопливо разговаривали, водили руками по моему туловищу, а в горло запихивали трубку. Яркий свет осветил мою кожу, и я вздрогнул, заметив шрамы, которые всегда ненавидел. Они проступали из-под чернил, которыми я пытался их замаскировать.

Я всего лишь хотел быть нормальным.

Нормальным ребенком.

С нормальной семьей.

С нормальной жизнью.

Я наблюдал за движением людей вокруг меня. Будто в слаженном танце они обходили друг друга, передавая инструменты. Раздался лязг металла о металл, и в свете ламп отразилась окровавленная сталь. Я знал, что меня пытаются спасти и молил Вселенную, которая до сих пор только подводила, чтобы она, наконец, выполнила хоть одну просьбу и отпустила меня. Помогла один лишь раз, и я от всей души умолял ее об этом.

Каждый раз, когда сердце билось ровно, я откидывал голову назад. Облегчение медленно заглушало боль, которую Элени оставила в моей груди. Но оно было недолгим, боль возвращалась, становясь горячее, тяжелее, сокрушая меня волнами, напоминая, что девушка оставила меня. Она не желала меня. Наша любовь оказалась ложью, как и все остальное.

На этот раз демоны не смеялись. Они не могли. Жестокая шутка судьбы оказалась и без того достаточно мучительной.

С тех пор, как потерял родителей и тетю, я и не мечтал узнать, каково это — быть любимым. Элени стала для меня пленницей, но я не был уверен, что именно, клетка или собственное сердце удерживали ее в моем доме. Несмотря на все, что я творил, она продолжала нежно прикасаться ко мне, ее не отталкивали грубые шрамы на моей коже, пятна, которые заставляли меня чувствовать себя скорее рептилией, чем человеком.

На мониторе появилась еще одна прямая линия, а потом меня пронзил новый всплеск боли. Мое тело не сдавалось, не выпускало давным-давно раздавленную и убитую душу.

Я знал, что мне не видать свободы. Понимал, что стоящий надо мной доктор не перестанет работать, пока кровотечение не остановится.

А я хотел лишь уплыть.

Но фортуна никогда не была ко мне благосклонна.

***

Я ощутил тепло ее ладони на груди и улыбнулся. Почувствовал, как Элени смотрит на меня, тайно улыбаясь, показывая истинную невинность. Без яда ее глаза светились синим, и я взглянул вниз, чтобы увидеть выглядывающую из-под изумрудно-зеленого сарафана кожу. Я потянулся, чтобы прикоснуться к ней, но она игриво оттолкнула мои руки. Потом что-то сказала, но я едва ее понял. Слова звучали приглушенно, как будто она стояла на другом конце туннеля.

Элени была счастлива, не сердилась и не боялась меня. Я улыбнулся, думая, что, возможно, все получилось.

Несмотря на то, что моя пленница вела себя так, будто готова умереть со мной — следовала за мной, занималась со мной любовью и не возражала против того, что должно было произойти — я все еще подозревал, что буду обманут. В питье я подлил яд, но он только ускорил бы действие того, который добавил в пищу. Именно это вещество, в конечном итоге, должно было убить ее. А то, что оказалось в вине, всего лишь заставило бы нас заснуть. Спокойно потерять сознание, в то время как наши тела содрогались бы, а изо рта шла бы пена. Смерть не бывает красивой, но если не находиться в сознании, чтобы прочувствовать все ее прелести, в конце концов, она приносит покой.

Элени не пила вино, и я не сомневался, что ее смерть стала такой же болезненной, как и моя.

Поняв, через что девушка, должно быть, прошла, я оглянулся. Меня удивило, почему она улыбалась, ведь я не только солгал ей, но и заставил мучительно умирать. В ее глазах светились любовь и радость, а волосы, словно шелк, блестели на летнем солнце. Я попытался осмотреться, чтобы понять, где мы сидим, но пейзаж казался размытым, постоянно сменяющимся.

Она выглядела абсолютно умиротворенной, и я отмахнулся от размышлений, не обращая внимания на это чертово место, пока мы вместе.

— С тобой все в порядке, Габриэль?

Элени нахмурила брови, и кожа на лбу сморщилась от беспокойства. Я усмехнулся, увидев выражение ее лица. Мне нравилось видеть ее такой, не испытывающей страха, от которого на коже выступал пот.

Я снова потянулся к девушке, но она оттолкнула меня. Когда я попробовал еще раз, она попятилась. Я протянул руку, ощущая, как что-то мешает мне двигаться. Элени отдалилась от меня, и закричал ей. Подался вперед, но что-то сдерживало меня в районе груди.

Мои глаза открылись.

Надо мной склонилась сиделка. Я понял, что это ее пальцы касались моей кожи.

Схватив ее за руки, я попытался закричать, но в горле словно что-то застряло. Я впился ногтями в ее ладони, пытаясь раздавить тонкие косточки между ладонями.

Она открыла рот и тоже закричала:

— Габриэль! ОТПУСТИТЕ МЕНЯ!

Глава 41

Элени

Когда я очнулась, вокруг суетилась медсестра, а в изножье кровати стоял мужчина в медицинском халате. Я сделала вывод, что это врач. Несколько раз глубоко вдохнув, я подавила тошноту.

― Элени, рад видеть, что ты проснулась. Большая удача, что ты вовремя попала в больницу. Еще чуть-чуть и яд нанес бы серьезный вред организму, — проговорил он глубоким голосом, держа в руках планшет и делая пометки. ― Ты должна полностью оправиться. Другой врач скоро придет, чтобы серьезно с тобой поговорить. Теперь, когда мы знаем, что ты в полном сознании.

Доктор улыбнулся и вышел. Врачи всегда слишком заняты, чтобы побыть с пациентами, которые действительно нуждаются во внимании. Я посмотрела налево и увидела сидящую рядом Адель. Она тепло улыбнулась и убрала волосы с моего лица.

― Ты нас немного напугала, но теперь все будет хорошо.

Ее нежные и заботливые прикосновения расслабили меня. Я закрыла глаза и вслушалась в звуки палаты реанимации, писк окружающих аппаратов. Кровати одну от другой отделяли лишь тонкие занавески, и болтовня других посетителей не располагала к уединению. Мысли крутились вокруг ребенка и того факта, что Габриэль почти добился поставленной цели, почти избавился от меня. Из глаз покатились слезы, ведь я не сомневалась: его опрометчивый поступок убил жизнь, которую я, возможно, носила под сердцем. Меня накрыло сожаление, и я постаралась отгородиться от мыслей. Не стоит ни о чем жалеть. Я должна чувствовать облегчение.

― ГАБРИЭЛЬ, ОТПУСТИ МЕНЯ! ― раздался женский крик из-за стенки.

По комнате эхом разнесся грохот, и медицинский персонал со всех сторон бросился на звук. Габриэль. Его касались. Он и так уже потерян, а медики лишь загонят его еще дальше в темноту. И там он окажется в западне. Если я сейчас не помогу, то хорошим это не кончится.

Пренебрегая подсоединенными ко мне аппаратами и системой искусственной вентиляции, я сорвала с себя все трубки и вскочила с кровати. Габриэль нуждался во мне. Он нуждался во мне прямо сейчас. Я раздвинула занавеску, и инстинкт взял свое.

Покинув свою палату, завернула за угол и остановилась, когда, наконец, добралась до его кровати. Протиснувшись между ним и медперсоналом, я закричала:

― Не трогайте его! Он не любит, когда к нему прикасаются! Прошу, остановитесь!

Медсестры пытались удержать его на шаткой больничной каталке. Я шагнула в сторону, прижала ладони к его щекам и начала шептать на ушко:

― Габриэль, я здесь, любимый. Все хорошо, они просто пытаются помочь.

Когда он услышал мой голос, его мышцы начали постепенно расслабляться. Он попытался что-то сказать, но ему мешала трубка во рту.

― Да, любимый. Я здесь. Мне жаль, но это для твоего же блага. Мы поможем тебе поправиться. Мы все здесь, чтобы помочь. Я люблю тебя, Габриэль. Все будет хорошо. Обещаю.

От моего поцелуя в щеку он немного успокоился, позволяя персоналу закрепить себя и ввести лекарства. По моему лицу катились слезы, пока я наблюдала, как обрабатывают раны, причиной которых стала я.

― Он шизофреник, ― сообщила я, ― и не принимал препараты.

Я подождала, пока Габриэль не отключится под действием транквилизаторов, а потом вернулась к своей койке и рыдала, пока не уснула. Но долго сон не продлился. Посещение меня стояло на повестке дня у длинного списка врачей.

― Мисс Ричардс? ― разбудил меня новый доктор.

Я кивнула, приветствуя и едва сдерживая раздражение, чтобы не показаться совсем уж грубой.

― Я доктор Вильямс из отделения гинекологии. ― При этих словах я дернулась и села в кровати. Врач полностью завладела моим вниманием. ― Мы сделали несколько анализов, и они показали, что яд не нанес вреда вашему ребенку. Вы на очень раннем сроке беременности. Пять недель или около того. Когда вы поступили, мы засекли слабое сердцебиение, но хотелось бы тщательнее обследовать вас следующие несколько дней. Если вы готовы, то мы сделаем еще одно УЗИ.

Я смогла лишь кивнуть, потому что по щекам вновь потекли слезы.

Я сохранила ребенка. Спасла нашего малыша.

Наше с Габриэлем дитя.

Эпилог

Элени

Пять маленьких пальчиков, крошечная ручка, державшая мою ладонь, пока мы шли по парковке к зданию, которое навсегда изменит его жизнь. Его шаги еще неуверенные, но он гордится ими, такими маленькими, которые через время превратятся в большие четкие движения взрослого мужчины. Он стал новым началом, ангелом, значившим для меня больше, нежели ангел на моей ноге. Он моя защита, развитие и напоминание, что из пепла может возродиться нечто прекрасное. Мой Феникс — живое доказательство, что жизнь не должна заканчиваться так же, как началась. Доказательство того, что сочетание двух ошибок временами может привести к чему-то правильному, что в глубокой темноте маленькие искры могут породить яркий луч света.

После трех дней лечения от яда, я вышла из больницы другим человеком. Три долгих дня я провела, гадая, переживет ли мой ребенок жестокость Габриэля, заблуждение, которое привело его к мысли, что нам обоим суждено умереть. Несмотря ни на что малыш продолжал жить, его сердечко билось. Каждый раз во время УЗИ мне давали послушать тихие удары. Поспешные трепыхания, которые однажды превратились в медленные, но сильные.

За эти три дня произошло нечто экстраординарное. У меня оставалось много времени для размышлений, но на этот раз мысли не касались прошлого. Пережив навязанный Габриэлем кошмар и осознав, что я покинула его не только став сильнее, но и став матерью, мои мысли переключились на будущее. На то, какой станет моя жизнь, на радость и гордость привнести в этот мир новое существо и, наконец, стать счастливой с тем, с кем жила все это время.

И пусть это покажется странным, но я научилась прощению. Лежа в одиночестве, опутанная множеством трубок и датчиков, я думала о родителях и о том, что они сделали. Думала о семье Габриэля, об их отнятых жизнях и жизни мальчика, который ехал на заднем сидении. Призналась себе, что открытие обстоятельств смерти родителей ранило сильнее, чем боль, которую они мне успели причинить за в общем-то короткий срок. Поняла, что их зависимость оставила сиротой не только меня, но и Габриэля. Как бы то ни было, я простила им их слабость. Ведь это означало, что я могу простить за нее и себя.

Габриэль оказался прав в том, что показывал. Невзирая на жестокий метод узнать правду о себе, я испытывала благодарность. Оглядываясь назад, я осознала, что позволила себе опуститься, уподобиться людям, которые уничтожили свет внутри меня. Мне нравилось считать, что они просто не знали лучшего, так же, как и я.

Я понимала, что Габриэль поступал неправильно. Но он пробудил во мне самое лучшее, буквально возродил меня. Следовало пережить боль, чтобы стать сильнее. Поэтому винить его в содеянном не получалось. Хотелось бы его ненавидеть, видеть в нем монстра, только вот в долгие часы, проведенные в одиночестве в темной комнате, я вспоминала моменты, когда видела и другую его сторону, нежную и добрую.

Он оказался не монстром, а лишь жертвой тех же кошмаров, от которых я бежала всю жизнь. Я глушила реальность алкоголем и сбегала в выдуманную реальность, созданную, чтобы спрятаться от эмоциональных ран. А Габриэль не мог спрятаться от физических шрамов, каждый день напоминавших о его потерях. В эти тихие часы я начала понимать, что с ним произошло и, сколько бы ни пыталась, не выходило использовать это против него.

И теперь, подстраиваясь под шажки сына, я ценила подарившего мне его мужчину. Мужчину, который забрал меня из привычной жизни и через боль, страдания и мучения выпустил совершенно другим человеком.

Похищенная Элени уже никогда не вернется в старый мир. Я больше не выпью очередную порцию алкоголя, не свяжусь с людьми, которые не удосужились даже проведать меня и не заметили моего исчезновения. Собрав вещи, я бросила старую квартиру и переехала в лучшую часть города, оставила в прошлом нежеланную работу и образ жизни.

Уверена, вам интересно, как у меня получилось все это сделать, исчезнуть без средств к существованию, особенно с растущей внутри меня новой жизнью.

Стоит честно признаться, что за это нужно благодарить Габриэля.

Наши палаты в больнице находились рядом. Каждый из тех трех дней я слышала, как он сражается с врачами и медсестрами. Пока медперсонал верил, что мы встречаемся, я уговорила их пускать меня к нему во время приступа. Я шептала ласковые слова, чтобы персонал мог лечить его раны и вводить лекарства.

К третьему дню его состояние улучшилось, и Габриэль вернулся в реальность. Я посетила его после выписки, беспокоясь, что мое отсутствие снова повергнет мужчину в кошмар, с которым он так тяжело боролся. Когда я вошла, он улыбнулся, искренняя улыбка озарила его омраченное болью и сожалением лицо. Знаю, переживать за него после всего, что он натворил, было безумием. Однако я не могла избавиться от симпатии к Габриэлю и забыть зародившуюся во мне искру любви в те несколько приятных моментов, которые он мне подарил. Он поступил неправильно, но при этом оказался единственным человеком, которому я не была безразлична, даже попытался изменить меня. За это ненавидеть его не получалось, и я начинала ощущать связь между нами, даже несмотря на страшное начало.

Мы проговорили несколько часов, прежде чем я покинула больницу. Габриэль умолял остаться в его доме и пользоваться всем, что понадобится. Он хотел искупить причиненную мне боль. Знаю, это не правильно, черт, даже где-то безумие, но я приняла его предложение, вернулась в дом и отмыла багровую лужу, оставшуюся после побега. Закрыла на замок дверь в подвал, пряча клетку.

Спустя почти два года, окончив учебу, найдя работу и накопив денег для нас с Фениксом, я переехала и оставила позади хорошие и плохие воспоминания о проведенном в этом доме времени.

Еще когда мы были вместе, Габриэль пообещал, что обо мне больше никогда не услышат. Он оказался прав. Я стала совсем другим человеком, гораздо лучшим, и оставленная мною жизнь превратилась лишь в далекое воспоминание. Старая Элени умерла в плену жестокого, психически нездорового человека с одержимостью, уходящей корнями в прошлое.

***

― Привет, Элени, как здорово тебя сегодня увидеть. А посмотрите на маленького Феникса! Он так вырос!

Андреа, пожилая медсестра, всегда находившаяся на стойке регистрации, обошла громоздкую деревянную конструкцию, чтобы лучше разглядеть моего сына. Женщина раскрыла рот от удивления и восторженно прижала ладони к щекам, когда малыш сделал несколько шагов.

― Взрослый мальчик. Посмотрите-ка, уже ходит. ― Она подмигнула мне и улыбнулась. ― Начнет бегать, ты и моргнуть не успеешь.

― Ты его видела на прошлой неделе, Андреа, не так уж он и вырос, — напомнила я со смехом.

Ее лицо озарилось, когда она наклонилась, чтобы обнять мальчика и погладить по шелковистым черным волосам.

― Ох, глупости. Когда они такие маленькие, то меняются постоянно, каждый день все больше. Скоро он станет таким же симпатичным, как папочка. ― Женщина поднялась и разгладила юбку. ― Если не симпатичнее.

Еще раз подмигнув, она снова зашла за стойку и уселась на свой стул, старые ноги уставали даже от настолько небольшой нагрузки. Андреа уже давно достигла пенсионного возраста, но оказалась слишком доброй, чтобы бросить пациентов в больнице, в которой столько лет проработала.

― Сегодня важный день для тебя, да? Думаешь, он готов? Я имею в виду, у него хороший прогресс. Не сомневаюсь, что ты будешь хорошо за ним присматривать, но временами он меня пугает, Элени. В нем столько печали. Иногда мне кажется, что он все выдумывает, чтобы чувствовать себя еще больше виноватым.

Кивнула и улыбнулась, несмотря на страх, который разделяла с Андреа. Я несколько месяцев проработала в больнице, обучая пациентов самовыражаться через любую выбранную форму творчества. Кому-то нравилось рисовать красками, а кто-то не признавал ничего кроме ручки или карандаша. С каждым рисунком им открывалась частичка их души.

― Думаю, с ним все будет хорошо. Он принимает лекарства, не думаю, что стоит опасаться рецидива.

Я усадила Феникса на стол, пока мы ждали Андреа с ключами от комнаты отдыха. Протянув мне их, женщина снова улыбнулась, ее взгляд светился участием.

― Уверена, что сейчас самое время, Элени. Он ждет тебя.

Взяв сына на руки, я повернулась и пошла по коридору. Я не торопилась, стук каблуков эхом отдавался от пустых стерильных стен. Пройдя, наверное, самый долгий путь, я, наконец, оказалась перед нужной дверью, вставила ключ в замок, повернула ручку и посмотрела на самого красивого мужчину в своей жизни.

Его голова была опущена, а пальцы ерошили темные волосы. Сначала он никак не отреагировал, а я не издала ни звука, входя внутрь. И только при звуке захлопнувшейся двери, я поймала его взор. Меня поразили его глаза, они напоминали ожившие от света лампы изумруды.

Одарив меня долгим, тяжелым взглядом, он, наконец, заметил маленького мальчика на моих руках. По его щеке скатилась слеза. Я шагнула ближе, не желая беспокоить Габриэля, пока он разглядывал нашего сына.

― Хочешь подержать его?